автордың кітабын онлайн тегін оқу Забери меня отсюда
Софья Ролдугина
Забери меня отсюда
Лисы Графства Рэндалл
Иллюстрации на переплете и в макете Anne Svart
Иллюстрации в блоке Илона Шавлохова
© Ролдугина С., текст, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Пролог
«Забери меня отсюда».
Тина услышала эти слова почти три недели назад, на вокзале. Их произнесла молодая чернокожая женщина, месяце на седьмом. Она была одета в джинсовый комбинезон поверх просторной клетчатой рубахи, чтобы не стеснять живот; на скуле чернел синяк. Женщина коленом удерживала на узкой лавке спортивную сумку и говорила в трубку задыхающимся голосом, как после спринта:
– Я передумала. Забери меня отсюда.
Её длинные ногти с пластмассово-розовым облупившимся лаком мерно шкрябали по столбу: шварк-шварк, шварк-шварк, шва-а-арк… Вроде бы ничего особенного, звук как звук, но руки у Тины тогда покрылись гусиной кожей, а на лбу выступила испарина. А слова въелись в подкорку, застряли, как песенка на повторе. Они леденили нёбо; они желали прозвучать.
Пока Тина молчала.
Глава 1
Река
У дома номер одиннадцать по улице Генерала Хьюстона была репутация. Не дурная и не хорошая – о нём просто знали. Здоровенная махина из красного кирпича, две симметричные башенки, оплетённые до самой крыши вьюнком, глянцевым, синевато-зелёным сейчас, в начале лета, и алеющим по осени. С дороги, впрочем, дом едва просматривался в глубине сада. Груши, искорёженные временем вишни, одичавшая ежевика – настоящее раздолье для мечтательного ребёнка, кошмар для перфекциониста. От соседей участок с двух сторон отделялся чугунной оградой; чёрные пики, завитки и шишки хмеля, такие реалистичные, словно кто-то давным-давно окунул в расплав настоящую плеть и примостил на решётку. С третьей стороны – глухая стена из желтоватого камня, кажется, древнее не только дома, но и самого города. Вдоль дороги – шиповник вперемешку с тёрном. У истока тропинки к дому – дырявый почтовый ящик без номера: одна циферка потерялась ещё до рождения Тины, а другую она лично открутила в младших классах и преподнесла в дар своей первой любви, рыжему похитителю сердец девяти лет от роду. Через год он переехал в другой город, прислал два коротеньких корявых письма, явно под диктовку кого-то из взрослых, и пропал с горизонта. Судьба бронзовой единицы с тех пор была окутана мраком.
Мальчика Тина, впрочем, почти не помнила: слишком давно всё случилось, больше семнадцати лет назад, ещё до развода родителей, маминого отъезда в Америку и отцовского второго – неудачного – брака. До того, как Тина осталась сперва с дедом, а затем одна, теперь привязанная к дому-с-репутацией навсегда. Забери меня…
Тина проснулась прежде, чем темнокожая женщина во сне пробубнила свою отчаянную мантру. В комнате царил зеленоватый аквариумный полумрак; за окном захлёбывались щебетом птицы. Часы показывали без четверти шесть – до звонка будильника оставалось ещё минут сорок, но сон отступил окончательно. Тина сделала глубокий вдох – книги, книги, книги, сырая землистая зелень сада и засахаренный миндаль, привычные запахи, которыми она сама уже пропиталась насквозь, – и свесила ноги с кровати, на ощупь отыскивая старомодные домашние туфли. От холода пальцы поджимались; дедов дом не прогревался даже самым жарким летом, но, надо признать, и зимой никогда не вымерзал.
Четырнадцать комнат на трёх этажах; когда-то ей такой простор казался невиданным счастьем, но теперь только острее заставлял ощущать одиночество.
Кухня располагалась далековато, на первом этаже. Тина двигалась по маршруту, не приходя в сознание. Привычно сделала зарядку-растяжку на лестнице, опираясь на перила, выпустила кошек в осыпанный росой сад, вхолостую пощёлкала клавишами кофемашины, в очередной раз убеждаясь: нет, не заработала, надо купить новую к Самайну, если налоги на недвижимость не сожрут опять все сбережения. Залила мюсли холодным молоком – как раз будут готовы к возвращению, – влезла в растоптанные кроссовки, сдёрнула серую толстовку и выскользнула на пробежку.
Кошки в саду провожали её медовыми, ленивыми взглядами.
Улица Генерала Хьюстона, виляя, спускалась с холма – самая лёгкая часть, когда ноги сами несут вниз. Домики здесь были маленькие, зефирные, аккуратные; они проплывали неясными видениями в утренней прохладе. Песчаные дорожки, гравийные подъездные аллеи, коротко стриженные лужайки – кое-где разбрызгиватели, запрограммированные с вечера, уже крутились, орошая водой и без того сырую траву. Цвели гортензии, розовые и голубые, селекционные, дорогие; из клумб выглядывали пластиковые гномы, зайцы, овечки – на что хватало хозяйского вкуса и кошелька. Царство благородной обыденности, гимн приглаженной аккуратности, где нет места ничему дикому и неправильному… И лишь у самого подножия холма шмыгнул в заросли сирени живой лис – клочковатый, худой, но абсолютно бесстрашный: он подпустил Тину близко-близко, прежде чем насмешливо повёл влажным носом и улизнул по своим лисьим делам.
Здесь Тина свернула направо, на узкую аллею в тени замшелых коренастых лип.
Мимо ухоженного парка Ривер-Флойд; мимо городской школы, в этот час ещё пустой и тихой. Сонная хмарь отступила; каждое движение доставляло радость, и хотелось бежать быстрее, быстрее, пока кроссовки вовсе не перестанут касаться земли. На углу, у пекарни, лёгкость начала исчезать, и навалилась усталость. Тина пожалела, что не захватила из дома плеер – под музыку отвлечься от утомления было проще, но тут из переулка вырулила Уиллоу на разбитом велосипеде – взъерошенная, с готической синевой под глазами, в растянутой майке и в джинсовых шортах. Ей было семнадцать лет, выглядела она на тринадцать и вела себя зачастую соответственно. Из корзины велосипеда торчала связка газет.
– Ты сегодня рано, – заулыбалась Уиллоу и, вздёрнув руль на себя, переехала через бордюр и покатила рядом с Тиной по тротуару. – Не спалось? Мне тоже. Река снилась, жуть какая-то. Не ходи туда сегодня, ладно?
Тина только махнула рукой в знак приветствия; дыхания на разговоры не хватало. Но Уиллоу и не нуждалась в ответах. Некоторое время она ехала рядом, облокотившись на руль, и болтала – о бессоннице, о вещих кошмарах, о благотворительной ярмарке на следующей неделе и о том, что миссис Кирк увидела крысу в пекарне и собралась покупать ультразвуковую ловушку. Потом девчонка замолчала, неожиданно вильнула в сторону, съехала на велосипедную дорожку и прибавила скорости, даже не попрощавшись.
– Я зайду сегодня в библиотеку! – крикнула вдруг Уиллоу через плечо, притормозив перед перекрёстком. – Верну Томаса Уайетта! Приготовь мне Суррея, а? Заберу домой! – и, мотнув косматой головой, свернула налево, на улицу Грин-Энд.
Тине нравилась Уиллоу, колючая, непохожая на остальных и действительно заглядывающая в библиотеку, чтобы почитать, – большая редкость на самом деле. Если бы таких было побольше, этот город лучше бы подходил для жизни…
«Нельзя так думать. – Тина прикусила губу. – У меня всё хорошо. Всё хорошо».
Злость на себя придала сил. Открылось второе дыхание. На мост через Кёнвальд Тина буквально взлетела; больше половины дистанции осталось уже позади. Только обогнуть стадион, вернуться по мосту, пробежать немного вдоль реки – и можно подниматься наверх, уже шагом, постепенно остывая.
Издали потянуло свежим картофельным хлебом – похоже, пекарня Кирков открылась.
Город просыпался. Вода в душе текла чуть тёплая; зимой это раздражало, но сейчас пришлось кстати. Пока волосы подсыхали, Тина накормила кошек, позавтракала сама и даже успела полистать «Легенду» Ленгленда, машинально отмечая перекличку с Беньяном. Затем затрезвонил телефон.
– Я сегодня опоздаю, дорогая, маленький что-то капризничает, – сообщила Аманда с ходу усталым голосом. – Откроешь за меня там всё?
– Ну, конечно. Собирайся спокойно.
В трубке послышались гудки.
На памяти Тины Аманда ни разу не приходила вовремя: ни до свадьбы, ни после. Но теперь к тому же и отговорки не отличались особым разнообразием: «маленький» или капризничал, или болел.
По голой ноге мазануло что-то тёплое, лёгкое. Тина вздрогнула, с запозданием осознавая, что это всего лишь кошачий хвост.
– Прости, Королева, – повинилась она, наклоняясь и почёсывая под челюстью матёрую серую зверюгу с рваным ухом, увенчанную белым пятном на лбу, как серебряной диадемой. – Я бы с вами ещё посидела, но мне пора.
Королева – из всей кошачьей банды единственная нахалка, что сама набилась в питомцы, а не была милостиво подобрана на помойке, – неопределённо мяукнула и развалилась на полу в квадрате солнечного света. И не поймёшь, то ли обиделась, то ли просто решила подремать.
– Если ты думаешь, что мне хочется идти на работу, ты заблуждаешься, – вздохнула Тина. – Но нам же нужно на что-то покупать корм, как считаешь?
Кошка глянула искоса и мявкнула ещё раз более тонким голосом, перекатываясь на спину.
– Ну, раз вы меня отпускаете, ваше величество, я, пожалуй, пойду. Присматривайте за нашим родовым замком и не пускайте врагов.
Не то чтобы Тина действительно верила в чудесную силу кошачьей сигнализации, но в дом действительно ни разу не забирались воры. И даже агенты, продающие косметику, заходили, кажется, только однажды, в прошлом году, – две смешные, сильно надушенные женщины с ярко подведёнными глазами, ужасно похожие на Аманду. По пути на работу Тина храбро устояла перед умопомрачительными ароматами, долетающими из пекарни Кирков, уверенно проигнорировала соблазн посидеть в парке на качелях со стаканчиком кофе и задержалась только в одном месте – на мосту через Кёнвальд.
Река была неширокой, всего метров двенадцать, но очень-очень глубокой и холодной. В тени ив-плакальщиц и разлапистых дубов она казалась почти что чёрной и гладкой, как зеркало.
– Нравится глядеть на воду?
Вопрос прозвучал как гром с ясного неба. Тина обернулась – и увидела рядом, под фонарём у моста, благообразного высокого старика в безупречно белой рубашке, в серых брюках и в жилетке точно в тон. Из кармана свисала цепочка от часов, явно золотая, довольно тонкой работы.
– Да, что-то в этом духе… Тут спокойно.
Слова вырвались сами, хотя отвечать Тина не планировала. Но старик отчего-то вызывал безотчётное доверие – то ли в силу своего возраста, то ли из-за неясного сходства со священнослужителем на средневековом портрете.
– Обманчивое спокойствие, – улыбнулся незнакомец и обласкал взглядом реку, от берега до берега; глаза у него были ясные, голубые. – Ледяные родники на дне и сила течения не оставляют шансов никому. Попадёте в водяной плен, соблазнившись прохладой, – и можете прощаться с жизнью.
Тина пожала плечами.
– Купаться в Кёнвальде запрещено, это все знают.
– И всё равно каждый год река забирает несколько жизней, – качнул головой старик, и выражение лица у него сделалось странно злым, вплоть до того, что рассматривать его стало неприятно. – Не горьких пьяниц, заметьте, и не маргиналов, затерявшихся в дурманных грёзах. Чаще всего – молодых женщин. Или девочек. – Он усмехнулся язвительно, словно в его словах было скрыто оскорбление для кого-то неизвестного. – Иногда мальчиков даже.
В Тине взыграло чувство противоречия.
– В таком случае у реки хороший вкус, – ответила она с вызовом.
Старик моргнул, удивлённо и как-то беспомощно, как будто никак не ожидал такого ответа. Он улыбнулся снова, на сей раз примирительно и глядя уже только на Тину; пошарил по карманам.
– Ну-ну, не сердитесь, милая леди, – произнёс он и протянул руку. – Может, угоститесь?
На ладони лежал голубой леденец в прозрачной обёртке. Тина уже было потянулась к нему, но потом в голове что-то щёлкнуло; она отдёрнула руку.
– Нет, спасибо. Мне нельзя сладкое, – зачем-то соврала она.
– Что ж, бывает, – мирно ответил старик и поднёс пальцы к виску, точно хотел приподнять шляпу, да вовремя спохватился, что никакой шляпы нет. – Хорошего дня.
Так и не ступив на мост, он развернулся и пошёл по дороге в обратную от парка сторону. Тина осталась одна. Она постояла ещё немного, затем огладила на прощание широкие каменные перила моста, прохладные и шершавые.
– Не хочу на работу, – пробормотала она с тоской и обернулась, щурясь на солнце.
Когда-то давно ей казалось, что место младшего библиотекаря – мечта, особенно для замкнутой книжной девочки, которой не на что рассчитывать с одним школьным образованием и парой лет в колледже. Может, если бы это была большая старинная библиотека со множеством редких изданий, что-то изменилось бы…
– Не хочу, – упрямо повторила Тина – и всё-таки спустилась с моста.
В конце концов, кошек правда надо было кормить. А дом – содержать и платить налоги на недвижимость. Вот если бы только перешагнуть через себя и решиться сдать часть помещений, например один этаж… Но это бы означало, что она поставила крест на том, чтобы заполнить все четырнадцать комнат своей собственной семьёй. А ведь дед помнил те времена, когда Мэйнардам даже такой огромный дом был тесен.
В реке что-то плеснуло.
Тина обернулась – и подавила нервную дрожь. Вспомнилась отчего-то дурацкая болтовня Уиллоу, потом темнокожая женщина на вокзале – кого она ждала, кому звонила?
«Забери меня отсюда…»
По спине пробежали ледяные мурашки, точно кто-то брызнул на блузку водой из реки. Тина рефлекторно ускорила шаг, втягивая голову в плечи и стискивая обеими руками ремень «почтальонской» сумки. Встреча с чудаковатым стариком, странный разговор, пугающее движение в тёмной и будто бы мёртвой воде – всё это казалось дурным знаком.
Впрочем, в знаки Тина не верила – как и в судьбоносные встречи, и в поворотные моменты жизни, и в прочую романтическую чушь.
Разумеется, в библиотеке никого не было.
Аманда традиционно опаздывала «на полчасика» – значит, минимум часа на два. Пирс, судя по приоткрытой двери в реставраторскую, успел наведаться на работу, но затем куда-то смылся, и теперь не стоило ждать его раньше полудня. В солнечных лучах, пробивающихся сквозь жалюзи, парила пыль. Поначалу, года четыре назад, в горле от неё постоянно першило, теперь Тина свыклась, только начала покашливать немного, как и остальные.
– Наверное, это даже вреднее курения, – вздохнула она.
Чайник в подсобке успел вскипеть дважды, когда появились первые посетители. Корнуолл и Фогг, ровесники Тининого деда, ныне покойного, – одни из многих, кто приходил в библиотеку вовсе не за литературой. Они уселись за дальним столом. Фогг достал шахматы из рюкзака и начал расставлять фигуры на доске; раздутые от артрита пальцы слегка дрожали. Корнуолл развернул газету.
Никто из них даже для вида не собирался брать книги.
В десять заявилась знакомая компания прогульщиков – трое мальчишек, взъерошенных и смуглых. Каждый из них мог оказаться младшим братом Уиллоу… если б только Тина не знала наверняка, что у Уиллоу нет братьев. Мальчишки выбирали стол за стеллажом с научными журналами, неприлично громко шушукались, ржали, пили недозволенную в храме литературы колу, оставляя липкие пятна на столешнице, крошили чипсы, поливали колой кактус на окне – и иногда, очень редко, всё же брали с полки пару старых выпусков «Неизведанной планеты» или «Чудес космоса».
Заглянул высокий горбоносый мужчина, Тина никак не могла запомнить его имени. Он отвесил пару дежурных комплиментов и завязал долгий бессмысленный разговор, перевирая фамилии писателей и поэтов… Когда появилась Аманда, Тина готова была броситься ей на шею.
– Ещё немного, и я бы уронила на него стеллаж, – призналась она шёпотом, когда навязчивый посетитель наконец ушёл. – Хотя бы за Мэлори, который у него превратился в «Уморли».
Аманда прыснула в кулачок, оставляя на руке отпечаток морковной помады:
– А по-моему, подходящая фамилия для автора «Смерти Артура». Не кисни, Тин-Тин. И я бы на твоём месте не была такой переборчивой. Всё же мужчина ухаживает!
По скромному мнению Тины, под «ухаживаниями» обычно понималось нечто иное, а не визиты раз в несколько месяцев и дурацкие разговоры, однако она благоразумно промолчала. На тему семьи и любви Аманда могла рассуждать часами – особенно теперь, когда в свои тридцать девять наконец обзавелась и вожделенным мужем, и ребёнком.
«У меня всё правильно», – любила она повторять.
Эта фраза подразумевала продолжение: «А у тебя – нет». Но Аманда позволяла себе его только во время грандиозных ссор, то есть не чаще раза в квартал, за что Тина была ей весьма благодарна. Начало обеденного перерыва ознаменовал писк микроволновки и густой запах варёной капусты. Когда Пирс проскользнул в реставраторскую, никто не увидел – чудо на самом деле, потому что в любой толпе импозантный высокий мужчина с тонкими чёрными усиками и благородными кудрями до плеч неизменно оказывался под перекрестьем любопытных взглядов. Но в библиотеке Пирс точно обращался в призрака, беззвучного и прозрачного… Впрочем, учитывая его кулинарные пристрастия, долго оставаться незамеченным он не мог.
– Развонялся, – сморщила нос Аманда и сделала страдальческое лицо: – Слушай, я прогуляюсь до кафе? Здесь сидеть невозможно. А потом вернусь и сразу тебя подменю.
На мгновение у Тины в душе всколыхнулась душная волна: несправедливо, она же только что на работу явилась, так почему уходит первой? Но спорить было бессмысленно; распорядок дня никогда не менялся, и всё, что можно было получить, возражая, – хорошую порцию скандала.
Не нужного никому.
– Хорошо, – покорно улыбнулась Тина, механически перебирая регистрационные карточки, давным-давно рассортированные. – Не задерживайся только, я на печенье долго не протяну.
Аманда хихикнула, подхватила сумочку со стойки, накинула на одно плечо пиджак в пайетках – и выпорхнула навстречу солнечному свету, лёгкая, как бабочка, несмотря на десяток лишних килограммов и неустойчивые каблуки розовых туфель.
Это вызывало чувство… зависти?
– Ушла? – тут же высунулся Пирс из реставраторской и подмигнул. – Заползай ко мне, Тин-Тин, никто не украдёт твою стойку. Мистер Фогг бдит, если что.
– Как Соколиный глаз! – донеслось хриплое с дальнего стола, и шахматисты рассмеялись.
Тина невольно улыбнулась.
Мистер Пирс, старший и единственный реставратор муниципальной библиотеки Лоундейла, ей нравился – ну, насколько может нравиться мужчина на тридцать лет старше. Во-первых, он действительно обожал литературу и рассуждал о том, что Скелтон вырос из Чосера и народной поэзии, с той же горячностью, с которой его приятели спорили о футболе и крокете. Во-вторых, он дарил книгам новую жизнь.
Не только редким и ценным – любым, которые попадали в его волшебные руки.
Потрёпанные школьные учебники; семейные молитвенники в бархатных обложках с шёлковыми закладками; иллюстрированные сказки-раскладушки с объёмными картинками; скучные самопальные мемуары, распечатанные полвека назад в дешёвой типографии и почти выцветшие… Он скреплял, подклеивал, подшивал, бережно ставил заплатки на корешки, латал надорванные страницы, по кусочкам собирал раскрошенную фотографию владельца на фронтисписе – и вот книга возрождалась и готова была провести ещё не один десяток лет в хозяйских руках, не всегда аккуратных, но благодарных.
Пожалуй, кроме неувядающей страсти к варёной капусте всех видов и сортов Пирс имел только один недостаток: неувядающую же любвеобильность, которая распространялась на любых женщин в возрасте от восемнадцати до шестидесяти трёх. На школьниц, слава великому разуму, он не заглядывался, а прекрасные дамы старше его самого не вызывали у него энтузиазма.
– Сюда, сюда… Сейчас, стул расчищу.
Даже за суетливыми попытками прибраться Пирс не упустил возможность мимоходом положить руку Тине на талию и провести пальцами вдоль пояса джинсов. Потом улыбнулся виновато и заговорщически, словно говоря: «Ты ведь сто лет меня знаешь, ничего нового, так?» – и сам сел в глубокое, низкое кресло напротив, забавно складываясь пополам. Ткань на коленках натянулась и заблестела; брюки явно не мешало постирать и отгладить, но после третьего развода некому этим было заниматься.
Тина сама заварила себе чай – непривычно крепкий, чёрный, с бергамотом – и взяла сахарное печенье из банки. На рабочем столе царил идеальный порядок. Книга большого формата, довольно старая на вид, лежала закрытая, корешком от двери.
– Легенды и сказки Лоундейла, – кивнул Пирс на красную матерчатую обложку, заметив любопытный взгляд. – Довольно редкая штука, раньше таких не видел.
– Вот бы нам копию в библиотеку…
– Вряд ли владелец согласится. Весьма, гм, вздорный старикашка, – добавил Пирс и подмигнул: мол, я-то ещё не таков, я-то ого-го!
Тина спрятала улыбку в чашке с чаем.
Затем пришлось ненадолго отлучиться к стойке: пришла молодая женщина и попросила подыскать что-нибудь красочное ребёнку. Она жила на окраине города и заходила регулярно, раз в неделю, – сдавала прочитанную книгу и брала новую. Телевизора у них дома не водилось, не то по бедности, не то из принципиальных соображений.
«Ну, хоть кто-то в этом городе вырастет на волшебных мирах, а не на сводках криминальных новостей», – пронеслось в голове.
Проглядев карточку, Тина с некоторым сожалением поставила обратно на полку увесистый томик Мервина Пика с авторскими рисунками – такое семилетней девочке, пожалуй, читать было рановато – и достала красочно иллюстрированное издание Джилл Мёрфи. На обложке ведьмочка старательно пыталась не свалиться с метлы окончательно, а за ногу её цеплялся полосатый кот.
– Интересно? – спросила женщина коротко. Её карие глаза словно вспыхнули, а на скулах появился румянец, как если бы она выбирала книгу не дочери, а себе.
– Мне в своё время очень нравилось, – честно ответила Тина и поймала себя на мысли, что не против перечитать.
«А что, хорошая будет альтернатива Ленгленду».
Но ни выписать книгу, ни вернуться в реставраторскую она не успела. Аманда влетела в библиотеку, чудом не свернув стенд с рекламками при входе, и с размаху шваркнула крокодиловую сумку на стойку.
– У меня пропал кошелёк! – выпалила она, задыхаясь. Зрачки расширились так, что голубого цвета радужки почти не было видно. – Ужасно неловко было! Я не могла расплатиться!
Тина моргнула, невольно отодвигаясь. Когда Аманда вспотела от быстрого шага, запах её цветочных духов стал неприятно-кисловатым, как пиво.
– Тебе одолжить? Или хочешь, я возьму тебе что-то навынос, когда сама пойду обедать? Не расстраивайся так, со всеми бывает…
Но Аманда ответила неожиданно тихим голосом:
– Он был в сумке. И к стойке никто не подходил, кроме тебя и меня.
Фогг отставил ферзя, которого вертел в руках, и обернулся, спуская очки на кончик носа. Женщина, которая пришла за книжкой для дочери, рефлекторно потеребила застёжку своего рюкзака. Мальчишки-прогульщики с дальнего стола безыскусно пялились – и, без сомнения, они всё слышали.
«Только не возражать. Только не злиться, о господи, если мы сейчас начнём орать друг на друга…»
Тина с трудом сглотнула и заставила себя улыбнуться:
– Ну да, разве что тот мужчина, который обозвал Мэлори Уморлом. Но ты же не думаешь, что он у тебя кошелёк вытащил? – хмыкнула она и сделала вид, что задумалась. – Слушай, а ты свекрови не звонила? У вас маленький ведь с утра капризничал, в такой суматохе что угодно забыть можно.
Глаза у Аманды сделались стеклянными. Она выудила из сумки телефон и, набирая номер, ушла за стеллажи. Послышался тонкий голос с капризными интонациями: «Мина, это я, привет. А ты не можешь взглянуть на трюмо? Лежит? Красненький такой…»
Почти сразу она вернулась, щеголяя неровными розовыми пятнами на щеках, и сообщила, что кошелёк нашёлся. Женщина-посетительница сразу поскучнела; мистер Фогг вернулся к прерванной партии.
Вся эта отвратительная сцена заняла не больше двух минут.
До конца дня в горле у Тины стоял комок.
Из-за стойки она наблюдала за тем, как медленно тускнеет и ржавеет солнечный свет, сочащийся через жалюзи. Сбежали на улицу мальчишки-прогульщики – шататься по парку, пинать мяч где-нибудь на полузаброшенной спортивной площадке или есть мороженое, сидя на тёплых бетонных блоках около недостроенного кинотеатра. Затем Фогг ссыпал шахматы в рюкзак, сложил переносную доску и, обменявшись рукопожатиями с Корнуоллом, ушёл.
«Иногда меняются лица и люди, – отстранённо думала Тина, глядя на кружащуюся пыль. – Появляются новые книги. Но вообще-то по большому счёту не меняется ничего».
За полчаса до закрытия Аманда засобиралась домой – «маленький скучает».
– Ты тоже иди, – высунулся Пирс из подсобки. Кудри были скручены на затылке в фигу, на кончике носа еле-еле держались очки. – Мне тут всё равно кое-что надо закончить, а посетителей вроде нет.
Тина молча кивнула, глотая дурацкий всхлип, с силой потёрла глаза и выскочила на улицу.
Домой идти не хотелось.
Она долго плутала по боковым улочкам, пока не стемнело окончательно. Заскочила в супермаркет, докупила кошачьего корма, обезжиренных йогуртов и хлеба. Зачем-то схватила банку оливок, пусть и знала, что вряд ли откроет её; взяла кофе навынос и выпила его, сидя на низенькой оградке чьего-то садика. Гортензии, серые в ночном сумраке, колыхались на ветру, словно клубы пены, – точно так же, как прошлым летом.
И позапрошлым.
«Ничего не меняется».
Намотав на запястье шуршащие ручки целлофанового пакета, Тина медленно брела по дороге – мимо закрытых магазинов, мимо стадиона, освещённого тусклым прожектором на длинной, шаткой с виду мачте. Мост через Кёнвальд выглядел как сувенирная открытка: широкая каменная дуга, грубоватая и древняя, два жёлтых фонаря – по одному на каждом берегу, согбенные ивы, полощущие ветви в реке. И вода – чёрная, глянцевая, непроглядная.
Оказавшись на мосту, Тина поставила пакет у ног и перегнулась через перила. Камень ещё не успел остыть; прикасаться к шершавой, рельефной поверхности было приятно. Собственное отражение внизу напоминало то ли утопленника, то ли удавленника; замшевый пиджак цвета топлёного молока скорее походил на саван, а свесившаяся через плечо коса – на висельную верёвку. Луна плавала рядом, большое сияющее пятно, единственное по-настоящему яркое, словно свет от фонарей увязал в воде, как мошкара – в мазуте.
Тоска, смутная после ночного кошмара, стала теперь невыносимой.
– Кто-нибудь, – выдохнула Тина шёпотом с такой страстью, какой сама от себя не ожидала. – Кто-нибудь, пожалуйста… Забери меня отсюда.
Пальцы точно примёрзли к перилам.
Мигнул и погас правый фонарь, затем левый, с тихим хлопком. Луна в реке покачнулась и поплыла против течения, размазываясь по глади реки призрачным человеческим силуэтом. Ветер всколыхнул ивовые ветви, вывернул до противного, стонущего скрипа, ударил в спину – холодно, холодно, слишком холодно для лета. Река выгнулась навстречу мосту, и в мертвенном лунном свете, расплёсканном по воде, из глубины проступил бледный лик…
– Х-ха!
Тина с усилием выпрямила спину, точно судорогой сведённую, отодрала ладони от перил, кажется оставляя ошмётки кожи, – и побежала, сперва вниз, с моста, потом по дороге, вдоль парка, и вверх, по холму, всё быстрее, сильными размашистыми шагами, иногда вовсе не чувствуя под ногами земли. Кое-как добралась до дома, отомкнула дверь с третьей попытки, задвинула щеколду.
Колени ослабели.
До спальни она добиралась ползком и залезла под одеяло, как была – в пиджаке и джинсах. Тряслась почти до самого утра, едва чувствуя, как кошки сбегаются и укладываются вокруг тёплым мурчащим кольцом.
«Я сказала не те слова, – проносилась по кругу одна и та же мысль. – Неправильные слова в неправильном месте. И меня услышали. Услышали…»
Но в дверь так никто и не вломился. Будильник прозвенел ровно в половине седьмого, приглашая на пробежку.
У порога обнаружился забытый на мосту целлофановый пакет – мокрый насквозь, с кошачьим кормом, хлебом, йогуртом, но почему-то без банки оливок.
Глава 2
Назойливое внимание
Первым порывом было избавиться от пакета, как избавляется от улик серийный убийца: вырыть яму в саду, залить бензином и поджечь. Но вместо этого Тина разрезала намокший хлеб на ломти и подсушила в микроволновке в режиме гриля, корм одинаковыми горками рассыпала по шести мискам – и обессиленно уселась на холодный пол, поджав под себя ноги. Кошки, изголодавшиеся накануне, набросились на угощение с хищным урчанием. Королева, наполовину опустошив свою миску, принялась тягать сухарики по одному – цепляла когтистой лапой, долго гоняла по плитам и только потом лениво, нехотя разгрызала.
«Охотится, – отстранённо подумала Тина. – Или играет. Интересно, а со мной?..»
Доводить эту мысль до логического конца – река, призрак в воде, погасшие фонари, невесомые шаги за спиной, цепочка холодных капель на пороге – не было никакого желания.
Пиджак давил на плечи; футболка пропахла по́том. Когда Королева потёрлась хребтом о колено, а потом вдруг чихнула, Тина словно очнулась. Вскочила на ноги, поставила наконец чайник, грохнула во френч-пресс целые две с половиной ложки кофе и поплескала в лицо водой, в три погибели согнувшись над маленькой раковиной. Глаза горели; веки у отражения в стеклянной дверце были гротескно распухшими, глаза – по-кроличьи красными, а не серо-голубыми.
– И как я на работу пойду, Аманда меня сожрёт вопросами, – пробормотала Тина.
В последний раз она так же выглядела́ наутро после похорон деда, но тогда хотя бы причина была уважительной… Сейчас всё произошедшее ночью казалось просто кошмарным сном.
Внезапно загрохотало требовательно дверное кольцо – массивное, отполированное множеством прикосновений. Лет сто назад его частенько использовали по назначению, конечно, но теперь этот анахронизм предпочитала нормальному электрическому звонку только одна гостья.
– Привет, Уиллоу, – болезненно улыбнулась Тина, приоткрыв дверь. Заставить себя снять страховочную цепочку до конца она так и не смогла, но гордилась уже тем, что не слишком долго пялилась в глазок, прежде чем отодвинуть щеколду. – Уже закончила с газетами?
Девчонка таращилась на неё снизу вверх, сунув руки в карманы: вырвиглазно розовая рубашка, шорты из обрезанных джинсов и кеды; сорок пять килограммов настороженной наглости, обеспокоенного нахальства. Велосипед валялся под кустом пионов.
Вопрос, разумеется, она проигнорировала.
– Ты сегодня не вышла на пробежку.
– Проспала…
Жалкая попытка, воистину.
– Врёшь. Мне снилась река. А кола у тебя есть? Холодная? А поесть что-нибудь? Отец с похмелья, не хочу пока возвращаться, он придирается, ну.
Уиллоу просочилась в дом-с-репутацией напористо и непринуждённо, почти как Королева. До её хвостатого величества не добрала от силы пару баллов, но кошек в этом плане вообще трудно обставить.
– Хлебом пахнет. Печёшь, что ли?
– Сушу. Он… намок.
– А-а, – протянула девчонка понимающе, словно каждый день перед завтраком сушила отсыревший хлеб. – Тогда лучше его нарезать, натереть чесноком – и на противень. Ну, или с перцем, сырным порошком и петрушкой… А ты вообще уже ела?
Тина неопределённо пожала плечами. Уиллоу просияла:
– Ну, я тогда сделаю что-нибудь! А ты пока голову помой.
– Зачем?
Вместо ответа Уиллоу провела рукой от виска к затылку. Тина рефлекторно повторила жест – и нащупала что-то жёсткое. В волосах запуталась плеть высохших речных водорослей, да так сильно, точно ночью её кто-то нарочно вплёл в косу.
– Да, действительно. – Голос прозвучал металлически и тихо, словно принадлежал другому человеку. – Гадость какая. Холодильник в твоём распоряжении, а я сейчас вернусь.
Ванная была занята: в раковине дрыхла пёстрая кошка, судя по настороженно торчащему уху – Альвильда собственной персоной. Её подобрал ещё дед, уже взрослой, с целым выводком котят-хулиганов. Малявок потихоньку пристроили по соседям и знакомым, а Альвильда поселилась у Мэйнардов и положила начало кошачьему разбойничьему отряду. Воды она не боялась совершенно и даже пару раз падала в ванну, когда Тина засыпала с книжкой и не успевала вовремя отгонять питомицу.
– Сгинь, – вздохнула Тина, махнув на неё полотенцем.
Альвильда фыркнула и стекла на пол одной большой пёстрой каплей, подтверждая постулат о жидких кошках.
Ванная была не такой уж большой, особенно если помнить о размерах дома. Однако здесь вполне помещалась не только душевая кабина, но и небольшая ванна, в которой не слишком высокая девушка вполне могла уместиться, согнув колени, и даже старомодный металлический шкафчик со стеклянными дверцами. Окно выходило в сад – хаотичная мозаика из цветного стекла, фиолетового, голубого, зелёного и жёлтого. Оно закрывалось на щеколду, как и дверь, – снаружи не откроешь при всём желании.
Руки у Тины немного тряслись.
«Надо успокоиться. Дома нет никого, кроме Уиллоу и кошек… Всё в порядке».
Она уже почти убедила себя в том, что просто увидела странный сон, когда влезла в кабину и открыла кран. Отрегулировала температуру, встала под душ – и только тогда осознала, что не так.
Вода, которая за все двадцать шесть лет в этом доме ни разу не прогрелась хотя бы до состояния парного молока, стала горячей.
В горле мгновенно пересохло. Сквозь матовый пластик ванная комната была видна смутно – разноцветное окошко, стул со сменной одеждой, полотенца и халат на крючке у двери, зеркало, раковина, домашние туфли… Никого. Даже Альвильда не царапалась снаружи – наверное, обиделась на бесцеремонное обращение.
«Даже если всё не в порядке, делай вид. Делай вид».
Заклинание, которое помогало уживаться в одном помещении с Амандой уже шесть лет, сработало и сейчас. Тина распустила косу, встала под струи воды – какое же блаженство, горячая в кои-то веки – и почти вслепую нашарила на полке флакон с шампунем. Дозатор нехотя выплюнул солидную порцию; пар в кабинке мгновенно пропитался густым сладким ароматом лесных фиалок и горьковато-свежим – ивовой коры.
Тина прекрасно помнила, что её шампунь пах карамельными яблоками.
«Делай вид».
Крепко-крепко зажмурившись – если ты не видишь, то и тебя не видят тоже, наивная детская магия, всегда работает, гарантия сто процентов, – она медленно взбила пену на волосах. Ванная заполнилась шелестом ивовых ветвей, скрипом замшелых дубовых сучьев, мелодичным говором реки, который нельзя перепутать ни с чем. Шорох ткани – полотенце упало или халат?
Тина не открывала глаза.
«Мертвецы могут идти рядом по той же дороге, – вертелось в голове старое, давно позабытое, кажется, вычитанное в книге, конечно, откуда же ещё? – Запугивать, угрожать, льстить… Но пока ты не заговоришь с ними сама – нет у них над тобой власти».
Босые пятки прошлёпали от двери к окну – нарочито громко, издевательски.
«Делай вид. Ты не слышишь. Ничего не происходит».
Она массировала голову так остервенело, что чуть не вырвала клок волос на затылке. Пальцы немели; дыхание перехватывало от фиалковой сладости и ивовой горечи…
Наверное, Тина ожидала чего-то подобного – кульминации кошмара, высшей точки невозможного – и только потому не вскрикнула, когда на спину ей легла холодная жёсткая ладонь.
Во рту появился привкус крови.
…а через мгновение в дверь забарабанила Уиллоу, и наваждение исчезло. Шампунь снова пах синтетическим яблоком. Вода, правда, лилась горячая – но может, это сама Тина просто слишком замёрзла?
– Эй, ты скоро? Еда остынет!
– Выхожу!
Она закрутила кран и выскочила из кабинки. Вода капала с мокрых волос на плитку, прочерчивая пунктирную линию вдоль цепочки следов – только её, маленьких и аккуратных, что бы ни нашёптывало разыгравшееся воображение. Кожу между лопаток саднило от ледяного прикосновения, но запотевшее зеркало отразило чистую спину – никаких инфернальных ожогов и отпечатков.
«Опухоль мозга иногда провоцирует галлюцинации, – подумала Тина и беззвучно рассмеялась, уткнувшись в зеркало лбом. – Наверно, дело совсем плохо, если мысль о смертельной болезни успокаивает».
– А ну, кыш! – заорала Уиллоу где-то вдалеке, судя по приглушённому звуку – на кухне. – Вот дуры!
«Кошки!»
Мгновенно позабыв о дурной мистике, Тина влезла в халат, в туфли, замотала голову полотенцем и выскочила из ванной. Опыт подсказывал, что ничего хорошего на кухне она не увидит…
В общем-то, верно. Мэйнардский прайд имени её хвостатого величества устроил целое представление.
Уиллоу приготовила простой, но исключительно ароматный завтрак – бросила на раскалённую сковородку ломтики бекона, обжарила, сверху на каждый положила по куску хлеба с выломанной серединой, внутрь залила яйца, запекла, выключила и оставила остывать, присыпав сыром и зеленью. А кошки, которые накануне вообще остались без ужина, не удовлетворились порцией сухого корма и решили пополнить запасы провизии самостоятельно – вдруг и сегодня хозяйка вернётся чёрт знает когда? И пока рыжая красавица Мата Хари томно мяукала в коридоре, отвлекая Уиллоу, банда во главе с Альвильдой общими усилиями спихнула в сторону тяжёлую крышку и попыталась добраться до источника райских ароматов, но в дерзкий план вкрались некоторые просчёты.
Во-первых, сковорода ещё не остыла.
Во-вторых, не остыла сама плита.
В-третьих, крышка не удержалась на краю стола и с артиллерийским грохотом рухнула на пол, вымощенный непробиваемой гранитной плиткой, сея ужас и панику в мохнатых рядах.
Итог – осколки закалённого стекла по всей кухне, опрокинутые во время отступательных манёвров перечница и солонка, а вдобавок – истошный кошачий ор, который, скорее всего, слышали даже в Форесте, если не в Сейнт-Джеймсе.
Самое интересное, что завтрак не пострадал – за исключением одного маленького корявого бутерброда, который стащила Королева. Её хвостатое величество благоразумно наблюдала за суматохой с подоконника, устроившись между кривыми геранями, и триумфально явилась лишь в самом финале.
– А когда ты стекло выносила, тут зазвонил телефон, – доверительным голосом сообщила Уиллоу. Она сидела на стуле задом наперёд, опираясь локтями на спинку, и догрызала второй бутерброд вприхлёбку с энергетиком – элитный кенийский кофе её совершенно не впечатлил. – Тебя женщина искала, с тоненьким таким голосом, говорила в нос: «Аллоу, а могу я услышать Ти-ину Мэйнард?»
«Аманда, кто же ещё».
Бутерброд сразу показался каким-то резиновым.
– А ты что?
Уиллоу состроила непроницаемо серьёзную физиономию и ответила низким хрипатым голосом:
– Сеструха избавляется от кое-чьих бренных останков в саду. А что, тебе тоже надо с этим помочь, детка?
Тина поперхнулась глотком кофе и согнулась пополам. Смеяться было стыдно, да и Аманда вряд ли спустила бы на тормозах настолько вульгарную шуточку, но после всего пережитого стресс требовал выхода.
– Больше так не делай, – попросила она, стараясь говорить строго. Получалось так себе, если честно. – А вдруг она вызовет копов?
Уиллоу ничуть не смутилась и цапнула со стола шоколадный батончик – между прочим, единственный.
– А ты им покажешь меня. И стекло разбитое. Посмотрят, плюнут и уйдут… Слушай, это ведь та блондинка была, ну, ваша? Миссис Биггл?
– Да, Аманда, – вздохнула Тина. – Наверняка хотела, чтобы я пришла пораньше и открыла библиотеку. Если один человек опаздывает – это ничего, но двое – это уже катастрофа. Хоть кто-то обязательно должен прийти вовремя.
– Перетопчется, – фыркнула Уиллоу. – И вообще, раз ты проспала пробежку, то на работу надо идти длинной дорогой. Самой длинной! И знаешь что? Мы пойдём вместе.
– Нет, – очень решительно и твёрдо сказала Тина.
А через пятнадцать минут она уже запирала входную дверь – в коротком вельветовом зелёном платье, коричневых легинсах и с рюкзаком за спиной вместо опостылевшей сумки. При каждом движении в термосе призывно булькал кофе; запахи из пекарни Кирков у подножия холма обещали неизъяснимое блаженство каждому, кто зайдёт и купит свежую слоёную «улитку» с корицей и грецким орехом.
– Быстрей, быстрей! – торопила Уиллоу. Она катила велосипед рядом, но время от времени вставала на педаль и проезжала на нём с десяток метров, как на самокате, отталкиваясь одной ногой. – В парке есть стол для пинг-понга. Можно сыграть немного, хочешь?
Губы сами сложились в улыбку.
– Я бы с удовольствием. Но вообще-то мне всё-таки надо попасть на работу, и желательно вовремя.
– Не занудствуй, а? – хмыкнула девчонка. – Надо иногда позволять себе всякие хулиганства. А то рутина может свести с ума, честное слово.
Лента реки вдали ярко блеснула на солнце – маленький отрезок, где не было ни ив, ни чёрных дубов; между лопаток опять засвербело, как в предвкушении удара.
– Есть вещи похуже опостылевшего быта.
– Ну да, – легко согласилась Уиллоу, но тут же добавила: – Только вот куда выше вероятность порезаться тупой бритвой, чем острой, как говорил один поэт в пятнадцатом веке. Или в шестнадцатом.
– А ты это не в рекламе по телевизору подцепила? – недоверчиво переспросила Тина, силясь вспомнить, где уже слышала нечто подобное.
Девчонка пожала плечами:
– Даже если и в рекламе, это не значит, что ничего подобного не мог сказать какой-нибудь древний поэт. Или вообще Шекспир: «Клинок опасен острый – для врага. Для фехтовальщика – тупой вдвойне опасней… Точить иль не точить?»
Ветер колыхал сирень и гортензии – лиловая ароматная пена, белая, голубая, малиновая. Таращились из травы облезлые гномы и зайцы. Из открытых окон доносились звуки утренних телепередач, обрывки радиоэфира и запахи, запахи: тосты, омлет, чай с бергамотом, какао, апельсины, гречневые оладьи… Безмятежный мир, сладостная обыденность.
Грубый каменный мост над чёрной рекой казался фрагментом иного мира – фантасмагорического, сюрреалистического, опасного.
Тина замерла, не в силах сделать ни шагу больше.
– Как ты думаешь… Только не смейся, пожалуйста… Я не могла случайно рассердить какую-нибудь злопамятную утопленницу?
Уиллоу уже вкатила на мост переднее колесо велосипеда. Она наклонилась вперёд, почти укладываясь на расхлябанный руль, и негромко сказала:
– Мне кажется, что утопленницам обычно нет дела до живых. Они ведь прыгают в воду именно затем, чтобы оборвать все связи с этим дурацким миром. Не могу больше терпеть, да пошло оно к чёрту и всё такое… Хотя если бы меня спихнули с моста против воли, я бы постаралась утянуть кого-нибудь с собой, – закончила она парадоксально и, не глядя, протянула руку.
Облизнув пересохшие до трещин губы, Тина молча вложила пальцы в её ладонь – холодную, жёсткую и влажную.
«Дежавю».
По спине прокатилась волна мурашек. На какую-то долю секунды промелькнула абсурдная мысль, что Уиллоу – невзрослеющая, вечно с синяками под глазами, рассекающая по городу на стареньком велосипеде с самого рассвета – и есть одна из утопленниц Кёнвальда.
Мост они так и перешли вместе. Велосипед дребезжал, подпрыгивая на колдобинах. Река внизу катила свои воды беззвучно – ни шелеста, ни плеска. На другой стороне Уиллоу разжала хватку и машинально обтёрла ладонь о рубашку.
– Вообще я почти не сплю. И уже привыкла к этому, если честно, – лежишь себе, читаешь, сколько влезет, пока весь город дрыхнет. Но сегодня мне приснилась какая-то муть: будто ты стоишь в реке по колено, такая белая-белая. Я испугалась жутко, особенно когда утром тебя не увидела. Но ведь человек не может утонуть, если зайдёт в реку на пару шагов, да? Даже если это Кёнвальд?
От сердца отлегло.
– Разумеется, нет. Всё будет хорошо.
– Тогда мне колу за беспокойство. И пончик от Кирков, – скорчила рожу Уиллоу и, вскочив на велосипед, погнала вперёд.
Термос с кофе опустел ещё на полпути к библиотеке – на трибунах стадиона, где мальчишки в красных и чёрных футболках пинали мяч, в парке под огромной липой с расколотым стволом, на качелях у заброшенной игровой площадки? В памяти это не отложилось. Потом было мороженое перед детским театром и ещё одно – у неработающей карусели. Отключённый мобильник болтался где-то на дне рюкзака, и кто звонил, когда и звонил ли вообще, разыскивая потерю, знали только всесильные духи сотовой сети и операторы связи.
Сейчас безмятежно-бездумный город казался благословением.
Библиотека не рухнула без бдительного ока Мэйнардов – ни в девять часов, ни в десять. Пирс благополучно открыл двери и запустил несколько озадаченных Фогга и Корнуолла, а затем так же невозмутимо набрал номер Аманды и попросил её разок явиться вовремя. Она не обрадовалась, но прилетела на работу через двадцать минут, ненакрашенная и с куцым хвостиком вместо романтического начёса.
– Не похоже на тебя, Тин-Тин, – заявила Аманда с порога, подозрительно сощурившись. И добавила, явно оценив платье и легинсы: – На свидании была, что ли?
Тина не выдержала и расхохоталась.
«Ну да, и мой бравый кавалер только что оседлал железного коня и уехал в школу».
– В восемь утра? Проспала, – соврала она весело.
– А кто у тебя трубку снял?
– Уиллоу Саммерс.
Похоже, девчонка пользовалась успехом не только у копов, потому что Аманду полностью устроило это объяснение.
– А, та оторва… Так, погоди, а с глазами у тебя что? Ты что, плакала?
В груди появился мерзкий ледяной ком.
– Нет.
Тина наклонила голову и попыталась проскользнуть за стойку, в подсобку. Пыль, потревоженная движением, закрутилась в солнечных полосах; мистер Фогг сделал удачный ход, громко шлёпнув фигуркой по доске, и расхохотался. Из кабинета Пирса доносилась тихая музыка. Пахло чаем и бергамотом, и тикали у кого-то невыносимо громко наручные часы.
– Нет, ты постой, я же не слепая! – зашептала Аманда, делая шаг в сторону и преграждая путь. – Это не из-за вчерашнего?
– О господи, конечно, нет! – У Тины вырвался смешок; она и думать уже забыла о дурацком кошельке. – Всё в порядке.
– Ничего не в порядке, – почти беззвучно прошипела Аманда, уперев руки в бока. Она оглянулась на Фогга с Корнуоллом, но они слишком были увлечены шахматами. – Я знаю, как выглядят люди, когда у них всё в порядке, и ты на них не похожа. И красивое платье ничего не скроет, не думай – наоборот, чем выше каблуки, тем, значит, хуже внутри!
Тина невольно улыбнулась: Аманда говорила так страстно, с таким неподдельным беспокойством…
«Неужели она правда волнуется?»
– У меня каблуков, считай, нет, так что бояться нечего.
– Ну да, – кивнула Аманда покладисто. – А такую физиономию, как у тебя, я видела пятнадцать лет назад, когда Джером меня бросил сразу после выкидыша. В блондинку я перекрасилась, кстати, именно тогда. И знаешь что? Помогло.
Стало неловко; некоторые откровения ложатся тяжёлым грузом на сердце, потому что всё случилось слишком давно, и поздно уже рваться помогать и сочувствовать, но и просто сухо кивнуть, принимая к сведению, невозможно. И одновременно – тепло на душе.
– Я… – Тина запнулась. Слова не шли с языка – все какие-то либо слишком пафосные, либо формальные. – Спасибо. Не переживай, я справлюсь.
– Ну, смотри, – качнула головой Аманда неопределённо. Сейчас, без слоя туши и желтоватого тонального крема, она выглядела моложе обычного – точнее, ровно на свой возраст, честные тридцать девять, когда вокруг глаз уже есть морщинки, но россыпь бледных веснушек на щеках пока ещё наводит на мысли о беззаботном детстве, а не о старческих пигментных пятнах. – Но если что, обращайся. А то ты совсем одна, сидишь в своём замке, как Рапунцель, косу отращиваешь. У меня хоть Дон есть, да и маленький не даёт заскучать.
Скулы свело.
Аманда не была бы Амандой, если бы не ввернула пару слов о своём семейном положении и один высокомерный намёк, даже искренне беспокоясь о ком-то.
– Я, наверное, пойду осматривать фонды, – улыбнулась Тина, стараясь хотя бы выглядеть благодарно; в конце концов, Аманда правда переживала, да и злонамеренной никогда не была, пусть и доводила временами до нервного тика даже снисходительного к женским слабостям Пирса.
– Иди, иди, а я пока подежурю на стойке. Ой, только мне в обед надо уйти пораньше, а то я примчалась как ужаленная, толком не позавтракала даже!
Самое смешное, что сегодня она имела все основания так говорить.
– Конечно. Скажи, когда тебя подменить.
Забросив рюкзак в подсобку, Тина забралась в глубь хранилища, в секцию детской и подростковой литературы. Что бы ни творилось во внешнем мире, о чём бы ни вещали политики, какие безумные моды ни навязывало бы телевидение, но из года в год чаще всего в реставраторской Пирса оказывались именно эти книги. Майн Рид и Купер, Льюис и Монтгомери, Олкотт и Бёрнетт, Даль и Кэрролл, Баум и Грэм… Вырастая, вчерашние мальчишки и девчонки вспоминали истории, которые вызывали когда-то трепет у них, и советовали теперь уже своим детям. Постепенно обложки приходили в негодность, страницы рвались, а некоторые даже и пропадали, но неизменным оставалось одно – аура волшебства, которая окружала старые полки, хранящие многие и многие миры. Работать здесь было приятно; сидеть на высокой шаткой стремянке, чихать от пыли, перелистывать книги. От прикосновений к вытертым корешкам и растрепавшимся уголкам затягивались кислотные чёрные дыры в душе…
Время от времени детский фонд приходилось перебирать, чтобы выявить наиболее пострадавшие экземпляры и отправить их к Пирсу. Тина всегда откладывала это про запас, как некоторые приберегают самую вкусную конфету из вазы, съедая сначала все остальные.
Но сегодня удовольствие оказалось изрядно подпорчено.
Стоило ей оказаться одной – и появилось назойливое ощущение взгляда в спину. Это не мог быть Пирс – он с утра засел в реставраторской, пытаясь реанимировать один чудесный, но весьма запущенный альбом по искусству. И не Аманда – она всё время оставалась в зоне слышимости, то терзая электрочайник, то болтая по служебному телефону прямо за стойкой. Из постоянных посетителей сегодня заявились только Фогг с Корнуоллом да мисс Рошетт, пожилая леди, которая перечитала уже всю библиотеку и зашла на второй круг.
А потом из «Тайны Лунной Долины» вдруг выпала лесная фиалка. Не засушенная, что было бы вполне объяснимо, а живая, не помятая даже и благоухающая, как целая цветочная поляна.
В глазах потемнело.
Выронив книжку, Тина наугад схватилась за стеллаж, но промахнулась. Стремянка начала заваливаться – или это голову повело? – а потом качнулась обратно, со стуком вставая на место.
«Не надо, – подумала Тина, прикусив губу. – Хватит. Только не днём. Только не здесь».
Она собрала повреждённые книги в охапку и направилась в реставраторскую. Во-первых, Пирсу и так забот теперь хватило бы на пару недель, а во‑вторых, оставалась кроткая, забитая надежда, что в присутствии посторонних мстительная утопленница из Кёнвальда перестанет напоминать о своём существовании.
– Тин-Тин, как ты вовремя! – неподдельно обрадовалась Аманда. Она уже была на низком старте – с сумкой под мышкой, в тёмных очках, нетерпеливо постукивая по паркету мыском синей «крокодиловой» туфли. – Я уже изнываю. А подмени меня прямо сейчас? Я с Доном хотела пересечься, он мне кое-что отдать должен. Может, перехвачу его до отъезда.
– Без проблем.
Пирс, увлечённый альбомом, до бесед не снизошёл, проигнорировал даже короткое платье с легинсами. Махнул рукой неопределённо: «Поставь где-нибудь», – и не посмотрел, что за работа ему подвалила. Немного потоптавшись на пороге, Тина вернулась за стойку.
Библиотека выглядела безмятежной и спокойной, совершенно безопасной, почти как детская, где горит ночник, а дед сидит в кресле и читает вслух сказку. Сегодня в залах практически никого не было. Корнуолл и Фогг довели до логического финала очередную партию и вышли прогуляться, оставив шахматы и доску прямо на столе. Закуток с журналами, облюбованный школьниками-прогульщиками, пустовал – ещё бы, по такой-то великолепной погоде. Мисс Рошетт, в белом с ног до головы, как и всегда, устроилась у окна. На мгновение она подняла руку в королевском жесте приветствия и вернулась к роману; седые косы, уложенные вокруг головы, в ярком солнечном свете напоминали серебряную корону.
Тина прикрыла глаза, чувствуя, как наваливается сон.
– Мисс Мэйнард? Добрый день! А Аманда вышла, да?
– Она? А… да, полчаса назад примерно. – Веки были невыносимо тяжёлыми, как воском залитые, – сказывался катастрофический недосып. – Ох, а вы, наверное, Дон Биггл?
Она наконец-то проморгалась и разглядела нового посетителя. Он оказался смутно знакомым – по фотографиям свадьбы, которые Аманда показывала с планшета. Невысокий, смуглый, с обширным пивным брюшком, но очень хорошо одетый. Щетина была клинышком выбрита на подбородке, а бакенбарды выглядели немного темнее остальных волос. Чёрные на первый взгляд глаза на свету отливали зеленоватым – нечто среднее между маслинами и оливками. Улыбался он скромно, однако обаятельно, как адвокат или врач.
– Собственной персоной, – серьёзно подтвердил мужчина и обвёл библиотеку глазами. – А у вас тут симпатично. Аманда почему-то не хочет, чтобы я её навещал, хотя мой рабочий график позволяет заглядывать время от времени. О вас я наслышан, к слову.
Жилка на виске у Тины дёрнулась.
«Интересно, что Аманда могла обо мне рассказывать?»
– Это взаимно – можно сказать, что мы заочно знакомы. Вы хотели что-то передать?
– Ах, да, – спохватился он. – Мобильный телефон. Она забыла его дома и несколько раз звонила матери на домашний, а я как раз проезжал мимо, и до заседания у меня достаточно времени. Дай, думаю, заскочу, а она уже вышла на обед. Странно, я думал, перерыв у вас позже.
«О, так он действительно юрист», – подумала Тина и по-глупому обрадовалась своей догадливости. Аманда, при всей её болтливости, о супруге рассказывала немного, точнее, трепалась о нём постоянно, но до конкретики не снисходила. Поглазеть вживую на предмет её гордости было по меньшей мере любопытно.
– Если у вас есть время, вы можете подождать в подсобке. Аманда скоро вернётся, я думаю. Не удивлюсь, если она решила забежать за телефоном домой.
Дон Биггл обаятельно рассмеялся:
– О, с неё станется. Пожалуй, оставлю его здесь. – И он положил мобильник на стойку. – Передайте ей, пожалуйста, а я пойду. Очень рад, что у моей Аманды такие милые коллеги, – добавил он и протянул пальцы, вялые и немного пухлые, точно собираясь подкрепить свои слова рукопожатием. – Спасибо, мистер Биггл, – откликнулась Тина, протянула руку и тут же отдёрнула, в тот же самый момент увидев в дверях Аманду, покрасневшую, как от оплеухи. – А вот и ваша жена, кстати, как удачно. Отлучусь, с вашего позволения, – скороговоркой закончила она и позорно сбежала к Пирсу.
«Я вляпалась».
Разумом Тина прекрасно понимала, что ни в чём не виновата, но чувствовала себя так, словно попалась на горячем. Пирс препарировал альбом; пытаться привлечь к себе внимание было совершенно бесполезно. Возможно, сработал бы какой-нибудь экзотический способ – например, вскочить на стол и начать отплясывать канкан или повалиться на пол в безудержной детской истерике, но и это без гарантий.
Аманда наговорилась с мужем за три минуты – обняла его, помурлыкала, проводила до порога и звучно чмокнула в щёчку на прощание.
«Ладно, недоразумения надо разрешать сразу», – глубоко вздохнула Тина, сделала шаг из владений Пирса – и столкнулась с ней нос к носу.
– У тебя совесть есть? – прошипела Аманда. – У нас ребёнок! Найди себе кого-нибудь ещё и верти перед ним задницей, а Дона оставь в покое. И вообще, на работу надо одеваться прилично.
В лицо бросилась кровь.
Наверное, в другое время Тина бы промолчала и попыталась бы перевести всё в шутку, как обычно, но после бессонной ночи сил попросту не хватило.
– Я одета нормально. И, ради всего святого, Аманда, он просто пришёл занести твой телефон и вряд ли ещё появится в ближайшие полгода! Если тебе так хочется побеситься от ревности – перебери его коллег, что ли. Наверняка отыщется какая-нибудь симпатичная помощница судьи.
Речь, которая началась как яростная атака, закончилась жалким оправданием. Но Аманде и этого хватило. Пылая праведным гневом, она встала на цыпочки, шепча:
– Будешь выпендриваться – и вылетишь отсюда так же быстро, как и пришла. И посмотрим, как ты потом найдёшь работу со своим школьным образованием.
Она замерла ещё на насколько секунд, раздувая ноздри, как лошадь, а потом процокала каблуками в подсобку. Тина прижала пальцы к губам и низко наклонила голову, чтобы не разрыдаться. Да, Фогг с Корнуоллом уже ушли, но мисс Рошетт по-прежнему сидела за дальним столом, да и другие посетители могли появиться.
«Только не сейчас… не сейчас».
Пискнула микроволновка – Аманда поставила что-то разогревать, и почти сразу забурлил чайник. А потом что-то вдруг грохнуло, и раздался пронзительный женский крик, переходящий в стон.
Мисс Рошетт закрыла роман и встревоженно обернулась. Пирс выскочил из реставраторской, на ходу снимая очки.
– Что случилось, Тина?
Она сделала шаг, рефлекторно, потому что заговорить по-прежнему не могла – в горле стоял комок. Под ногами захлюпало.
Вода.
Слишком много воды.
Стоны Аманды переросли в плач. Тина заглянула в подсобку – и заледенела. Чайник был разворочен, словно взрывом, стены – сплошь в брызгах.
– Какого чёрта здесь случилось? – пробормотал Пирс, переступая порог. – Аманда, ты в порядке?
– Ч-чайник… плюнул…
– Ошпарилась? Снимай кофту, усугубишь ожоги. Вот так, хорошо… Тина, не стой столбом, принеси лёд. И вызови… Нет, врачей я сам вызову, у тебя и так руки трясутся. Откуда здесь столько воды?
Тина догадывалась откуда – из Кёнвальда. Дурнота медленно затягивала, как болото. Перед глазами всё плыло… С мыслью о том, что её преследует чудовище из реки, Тина уже свыклась. Но она и не предполагала, что пострадать может и кто-то ещё.
А что, если следующая очередь – Пирса? Или… Уиллоу?
Глава 3
Поклонник
Через четверть часа Аманду, заплаканную и укутанную в оранжевый флисовый плед, забрал на машине Дон. Ожоги оказались нетяжёлые. Краснота на груди и плечах спа́ла почти сразу; горло и подбородок пострадали сильнее, но до волдырей не дошло. Босая, непривычно маленькая и уязвимая, она забралась с ногами в кресло у Пирса в реставраторской и всхлипывала практически беззвучно, пока Тина прикладывала лёд к повреждённым местам; туфли остались в залитой кипятком подсобке – лежали на полу рядом с ошмётками чайника, похожие то ли на подводные сокровища, то ли на крошечные затонувшие кораблики.
– Ты-то сама как? – спросил Пирс, буквально падая на стул, когда новенький красный автомобиль Бигглов отчалил в сторону больницы. – Тебя не задело?
– Нет, – глухо ответила Тина, добавляя про себя: «А жаль».
Она забралась в то же самое кресло – и тоже с ногами. Чувство вины душило, как железное кольцо на горле. Сейчас она бы с радостью поменялась местами с Амандой, забрала себе весь её ужас и ожоги.
«Это из-за меня».
Знание, не подкреплённое ничем, кроме смутных предчувствий, ощущалось как нечто абсолютное. Надпись, огненными буквами высеченная на стене библиотеки: ну, признайся, хорошая девочка, ты ведь рада?
– Точно? У тебя кеды мокрые…
– Переживу, – хлюпнула носом Тина. И – вывалила на Пирса слова, которые жгли изнутри: – Я никогда, никогда не хотела, чтобы с ней что-нибудь случилось!
– Знаю, Тин-Тин.
– Даже когда мы ссорились. Я просто хотела, чтоб она заткнулась, а не… не так.
– Всё хорошо, – тихо произнёс Пирс и положил ей руку на поясницу – не нахально, как он всегда лапал женщин, а бережно, точно прикасаясь к книге. – Вы поругались перед тем, как это случилось? – Тина молча кивнула, так яростно, что стукнулась подбородком о колено. – Бедная овечка… Слушай, иди-ка ты домой. Мне надо дождаться клининговую службу, а ты ступай. Я попрошу, чтоб тебя кто-нибудь проводил.
– Кто? – мрачно поинтересовалась она, мысленно перебирая номера в записной книжке.
За шесть лет школьные друзья куда-то подевались, а новые так и не появились. Раньше это не особенно тяготило, но первый же серьёзный удар заставил её почувствовать себя изолированной. Не часть города, а какой-то старый дом, где никто не живёт, не то зачарованный, не то заброшенный – а может, и то и другое сразу.
– Увидишь, – лукаво улыбнулся Пирс – так, словно на самом деле хотел сказать: «Удивишься».
Выбор компаньона и правда оказался… неожиданным.
– Ты уверен, что это меня будут провожать, а не наоборот? – шепнула Тина украдкой, выглянув в зал.
Пирс легонько подтолкнул её в спину:
– Иди уж. Тебе в любом случае не повредит сейчас компания. И не стоит недооценивать мудрость, которая приходит с опытом.
Мисс Рошетт, увенчанная короной серебряных волос, невозмутимо поджидала у стойки – с пакетом книг, по обыкновению.
– А вот и вы, мисс Мэйнард, – расцвела она, завидев Тину. – Окажите любезность, запишите в мою карточку этих очаровательных леди. – И мисс Рошетт выложила на стойку стопку тяжёлых иллюстрированных изданий – Радклиф, Шелли, Остин. – Нынче меня влечёт к романтикам. И я буду вам весьма благодарна, если вы поможете мне добраться до дома с этой нелёгкой ношей.
Тина обернулась к Пирсу, беззвучно шепнув: «Я же говорила!», – и пролезла за стойку.
Пакет с книгами оказался не таким уж тяжёлым, но всё равно порвался почти сразу, стоило только за угол свернуть. Часть «ноши» перекочевала в рюкзак, но неформатное издание «Франкенштейна» не влезло, и его пришлось тащить на руках, как младенца. Тине показалось это символичным – и ироничным: сейчас она тоже ощущала себя таким монстром, сшитым из кусков. Вот хороший ломоть чувства вины, шесть килограммов страха, клочок адреналина, какой-то совершенно неподъёмный шматок усталости, а ещё…
«Странно, – подумала она, прислушавшись к себе. – А тоски нет. Что угодно, только не тоска».
– А вы, мисс Мэйнард, нынче так себе собеседница, – произнесла вдруг мисс Рошетт. – Неужто небольшая суматоха настолько вас напугала? Ни за что не поверю. Вы похожи на очень храбрую юную леди, никак не на трусишку-зайчонка.
– Овечку, – машинально поправила её Тина и невольно рассмеялась. – Простите. Дело не только в чайнике и фонтане кипятка, просто навалилось… Всякое.
– Ах, моя дорогая, – вздохнула мисс Рошетт, аккуратно взяв её под локоть. – Разве есть в вашем возрасте трудности, которые не может излечить чашка чая с мятой, печенье и немного времени?
– Вообще-то есть, – сдержанно ответила Тина.
– Вообще-то я не философствую по-старчески, а приглашаю вас в гости, – поддразнила её мисс Рошетт. – Не отказывайтесь.
Ещё одно открытие – жили они в одной части города, и какое-то время им действительно было по пути, почти до стадиона. Потом одна улица, извилистая и тенистая, убегала к холму и реке, а другая, раскалённое асфальтовое полотно, вонзалась в самое сердце города. Мисс Рошетт владела небольшим крепким домом, затёртым между двумя корпусами торгового центра, и сама жила на втором этаже, а первый сдавала в аренду под кофейню «Чёрная вода».
– Хозяин, Оливейра, тяготеет к готическому стилю, – улыбнулась мисс Рошетт и постучала пальцем по обложке «Франкенштейна». – Сначала ему вздумалось назвать своё детище «Кости», но я отговорила и предложила кое-что другое, в шутку, разумеется. Но вышло славно: и Кёнвальд почтили, а характер у этой леди – дай боже, и игра слов получилась недурная. Кофе – чёрная вода, горькая вода, желанная, но, увы, это непозволительная роскошь для слабых сердец вроде моего, разве что слабенький капучино раз в неделю… И, кстати, готические традиции соблюдены, что немаловажно.
При упоминании реки Тине сделалось дурно; она отвела глаза и буквально уткнулась взглядом в серию черно-белых плакатов – две школьницы, мальчишка, худая женщина лет сорока, а в довершение – размытый фоторобот брюнета с орлиным профилем. От изображений веяло холодком, хотя все, кроме мужчины, улыбались.
– На самом деле в том, чтобы жить напротив полицейского участка, есть свои преимущества, – деликатно заметила мисс Рошетт. – Во-первых, у Оливейры всегда хватает заказов на американо и пончики. Во-вторых, у меня завелось на удивление много друзей, и все – сплошь достойные молодые люди. А к сиренам посреди ночи и ориентировкам на стенде привыкаешь быстро.
Тина рассеянно кивнула, наконец разглядев за кустами шиповника и решёткой служебную стоянку и приземистое кирпичное здание участка. Вокруг него тоже цвели гортензии, белые и голубые; на крыльце курили и ржали, как кони на ипподроме, двое – долговязый коп и толстенький приземистый курьер.
– Не худшее соседство.
– И замечательный арендатор! – по-девичьи хихикнула мисс Рошетт, мимолётно прикоснувшись к серебристой короне из кос. – По крайней мере, у меня всегда есть лучший в городе чай и неплохая выпечка, вдобавок совершенно бесплатно. Вот мы и пришли, к слову.
Издали кофейня выглядела непрезентабельно – синий, слегка выгоревший навес, два пластиковых стола да несколько стульев. Вблизи стали видны длинные ящики с чёрно-фиолетовыми…
Сердце замерло.
…нет, конечно, никакими не фиалками, а всего лишь петуниями – рыхлыми обывательскими цветами, в которых нет ни капли чуда, доброго или злого. Внутри кофейни оказалось весьма уютно: отделка под тёмное дерево, белые двухместные диваны, красные кресла – в основном свободные, но кое-где сидели посетители, по большей части мужчины и женщины в форме. На стенах красовались зеркала в рамках, сильно смахивающих на траурные, и ретро-плакаты из старых фильмов ужасов – «Носферату», «Кабинет доктора Калигари», «Убийство на улице Морг». Кроме выпечки, кофе с сиропами и без, десятка разных сортов чая и всего трёх – мороженого, обширное меню, написанное мелом на грифельных досках над стойкой бариста, предлагало пиццу и один-единственный суп дня, сейчас – томатный.
Тина представила его себе – и рефлекторно принюхалась, пытаясь уловить среди ароматов корицы, мёда, слоёного теста и крепчайшего эспрессо кисловато-острый запах; в желудке заурчало. Это было отчётливо слышно даже за бодрой музыкой, фоновой болтовнёй и смехом.
– Не успела пообедать? – сочувственно поинтересовалась мисс Рошетт, аккуратно подталкивая её к столику у окна с табличкой «зарезервировано». – Не отказывай себе ни в чем. Я не так уж много беру с Оливейры, а он кормит меня и моих гостей. По-моему, довольно выгодное соглашение, учитывая, что готовить я никогда не любила.
Тина ожидала, что меню принесёт одна из двух проворных смуглых девчонок, которые шныряли по залу, но к столу неожиданно подошёл высокий мужчина с импозантной сединой на висках, чем-то ужасно напоминающий того, орлоносого, с фоторобота. По спине пробежал холодок, и скулы свело. Но мисс Рошетт ничего не заметила и обернулась к нему, сияя улыбкой.
– Я сегодня раньше обычного, но на то есть причины. Нужно срочно привести эту очаровательную леди в чувство и помочь ей забыть кое-что неприятное.
– Разбитое сердце? – подмигнул мужчина заговорщически.
– Взорвавшийся чайник, – резковато ответила Тина; ни шутить, ни флиртовать со случайными знакомыми совершенно не хотелось.
Мисс Рошетт примирительно улыбнулась, накрывая её ладонь своей:
– На самом деле у нас всех был тяжёлый день. Миссис Биггл, подругу этой милой девушки, ошпарило кипятком прямо у нас на глазах, – немного сгустила краски она.
Слух царапнуло фальшивое «подруга», и Тина поморщилась.
«Впрочем, кто знает – может, со стороны мы правда смахиваем на приятельниц?»
Лицо у мужчины вытянулось:
– В таком случае примите мои искренние соболезнования. Миссис Биггл, надеюсь, в порядке?
– Серьёзных ожогов нет, – уклончиво откликнулась Тина, умалчивая об истерике.
– Значит, взорвался чайник… Такое случается: пару лет назад здесь разорвало кофемашину. К счастью, никто не пострадал, кроме одного скандалиста с чересчур длинными руками, но вообще-то он бы и так вряд ли ушёл из «Чёрной воды» невредимым: либо я сам засветил бы ему в челюсть, либо кто-то из ребят в зале. У нас тут, знаете, нравы простые, женщин по лицу бить не принято, что б они ни говорили про охреневших блудливых кобелей, которым следует отвалить. – Он так правдоподобно изобразил слегка нетрезвый хриплый женский голос, что Тина представила себе произошедшее в лицах и хохотнула. – А вы, наверно, мисс Мэйнард из библиотеки, да? Я Оливейра, Алистер Оливейра, бариста и пиццайоло. Спасибо, что приглядываете иногда за моим младшим балбесом.
«За кем?» – хотела переспросить Тина, но потом вспомнила вихрастых мальчишек-прогульщиков. Попадались ли среди них смуглые и темноволосые, она не была уверена, но не сомневалась, что Оливейра-младший – из той компании; не так уж много мальчишек приходило именно за книгами, и каждого она знала по имени и в лицо.
– Он любит читать?
– Он не любит школу, – усмехнулся Оливейра. – А у вас ему нравится. Место, говорит, хорошее.
После короткого и вроде бы бессмысленного разговора бояться и терзаться уже не получалось. Утопленницы Кёнвальда при всей их бесцеремонности вряд ли отважились бы заявиться в кофейню, где проводили досуг, кажется, все копы Лоундейла одновременно. По крайней мере, в мистику здесь, на фоне плакатов с гротескным Носферату, верилось с трудом. Тина, поддавшись на уговоры не отказывать себе ни в чём, заказала и божественно острый томатный суп, и большой кусок пиццы с колбасками, свежим авокадо и маринованным перцем, а на десерт – чашку латте и штрудель с вишней; подавался он без мороженого, зато одной порцией могли утолить голод сразу две школьницы на диете… Ну, или побаловать себя – одна оголодавшая библиотечная мышь.
А публика между тем в «Чёрной воде» подобралась разношёрстная.
С первого взгляда в глаза, конечно, бросались полицейские рубашки и жилетки с кучей карманов. Но при более тщательном рассмотрении оказывалось, что копов здесь человек пять, не больше. Один из них, лысеющий, крепко сбитый мужчина средних лет, даже подошёл к мисс Рошетт и передал приглашение на ужин от своей тётки, другой – вполне симпатичный, если не считать слишком мускулистых рук, распирающих бледно-зелёную рубашечную ткань, – долго пялился на Тину, стараясь этого не показывать. Но боковое зрение у библиотекарей и учителей развито лучше, чем у шпионов, так что она засекла его почти сразу.
– А, это детектив Йорк, очень достойный молодой человек, – шепнула мисс Рошетт, слегка наклонившись вперёд, когда Тина незаметно указала ей на сталкера в форме. – Вдовец, правда, у него жена пропала два года назад. Нашли только её сумку на берегу реки – и всё, точно в воду канула. Тогда поисковый отряд прочесал русло Кёнвальда, но бедняжку Эмми так и не нашли.
«Снова эта чёртова река!»
Вместо страха вспыхнула злость – приятное разнообразие.
Среди других посетителей Тина узнала молодую мамашу, которая взяла для дочери пятитомник Мёрфи. Её подружка в библиотеку прежде точно не заглядывала. Школьники в углу были похожи на примелькавшуюся компанию прогульщиков, но только издали – и толстяка, и блондинку Тина видела впервые.
«Сколько же здесь жизни», – пронеслось в голове; накатила вдруг слабость и какое-то неправильное, неуместное счастье, как на качелях в высшей точке, за секунду до падения.
Худощавый парень за столиком у двери, заметив взгляд в свою сторону, приветственно махнул рукой и улыбнулся – кажется, улыбнулся, потому что лицо у него было скрыто в тени капюшона. На руках красовались перчатки с отрезанными пальцами. Потом он снова уткнулся в свою книгу, ужасы, судя по оскалившимся оборотням на обложке, и вслепую отхлебнул из чашки, практически пустой. Поморщился, заглянул в неё и с сожалением отставил в сторону, а затем окончательно утонул в чтении, отрешившись от внешнего мира.
– А это кто? – полюбопытствовала Тина.
Мисс Рошетт только плечами пожала; ответил за неё Оливейра, который как раз принёс ей крошечную коричную пышку к мятному чаю.
– О, это наш завсегдатай, – улыбнулся он со значением. – Ходит с самого открытия. Занятный молодой человек. Почти всегда берет одно и то же, частенько довольствуется «подвешенным» кофе.
Всё это так напоминало школьные и студенческие годы… Губы сами изогнулись в понимающей улыбке:
– Экономит?
– Я бы так не сказал, – смешно продвигал бровями Оливейра. – Когда он делает нормальный заказ, то сам оставляет «подвешенный» кофе, а иногда и парочку. Правда, в последние месяцы он явно на мели – появляется редко и только если есть бесплатный кофе.
Штрудель ударил Тине в голову; внезапно захотелось сеять добро – особенно для тех, кто даже в кафе с книжкой не расстаётся. Она порылась в рюкзаке, достала крупную банкноту и вручила её Оливейре – так, чтоб парень не заметил.
– А скажите ему, что у вас сегодня совершенно случайно есть «подвешенные» пицца и десерт? И капучино, конечно.
Если Оливейра и удивился, то никак этого не показал. Купюру он забрал и невозмутимо отчалил на кухню, а через десять минут черноглазая официантка сгрузила на стол перед парнем в толстовке здоровенную чашку кофе, чизкейк и кусок пиццы. Пальцы у осчастливленного незнакомца разжались, и книжка брякнулась на пол. Последовало короткое, но бурное объяснение; парень шептал что-то официантке на ухо – из-под глубокого капюшона виднелся только бледный острый подбородок, – а та вертела головой и отнекивалась. Потом она ушла, и Тина поспешно отвернулась, чтобы не обнаружить свой интерес.
– И что вы делаете, мисс Мэйнард, скажите на милость? – весело спросила мисс Рошетт.
– Флиртую с незнакомым красавчиком.
– Разве не стоило тогда попросить Оливейру, чтобы он приложил записку: «От прекрасной незнакомки с косой словно у леди Годивы»?
– Ещё чего, он же тогда поймёт, что флиртую именно я, а это пока немного слишком для моих бедных перетянутых нервов, – в тон откликнулась Тина и улыбнулась. – И вообще, разве Годива не была блондинкой?
Но взгляд мисс Рошетт вдруг сделался серьёзным.
– Вы так и не расскажете, что происходит с вами?
Память о чёрной реке шевельнулась где-то глубоко внутри, точно сама река – холодная, тёмная, глубокая до полной непроглядности.
– Спасибо за участие, я… Всё хорошо.
Тина вдруг осознала, что кофейная ложечка у неё в руках дрожит и звякает о край чашки, и отложила её, а потом сцепила пальцы в замок. Мисс Рошетт проследила за этим молча и лишь потом сказала, по-старчески пожевав губу:
– Не знаю, конечно, что случилось, но для начала попробуйте выспаться. Прямо сегодня. А завтра после работы не оставайтесь одна, приходите сюда. Я вас познакомлю со своими подругами.
– Спасибо. Обязательно.
Тина уткнулась взглядом в окно. Стекло отражало зал, но сейчас казалось, что он наполнен призраками. Некоторое время спустя ушёл Йорк, коп-вдовец; вскоре за ним поднялся и парень в толстовке – он вышел вместе с другим полицейским, одолжил ему на пороге зажигалку – прикурить, и убежал вниз по улице, зажимая книгу под мышкой.
Засиживаться до темноты даже в такой прекрасной кофейне не хотелось, да и мысль об оставленных без ужина кошках щекотала обострённую совесть. Мисс Рошетт ещё раз настоятельно попросила заглянуть в «Чёрную воду» завтра вечером; Оливейра, узнав, что Тина собирается по пути завернуть в супермаркет у стадиона, свистнул своего младшего сына – причём не метафорически, засвистел как птица.
– Он вас проводит, мисс Мэйнард. И нет, возражения не принимаются. Вы видели ориентировку на стенде полиции? В такие дни жаль даже, что Лоундейл – не моя родная деревушка, где любой чужак как на ладони… Люди пропадают, тут не до шуток, а вы ещё и ходите по собачьим местам, и не докричишься, если что.
Тина вспомнила орлоносого с фоторобота и только плечами пожала: в маньяков верилось как-то меньше, чем в утопленниц.
– А как же ваш сын пойдёт обратно один? Он просто ребёнок. Вы за него не волнуетесь? – осторожно уточнила она, стараясь не оскорбить отцовскую гордость, и подумала: «А вообще-то мысль дельная, стоит завтра захватить с собой шокер».
– Маркос-то? – усмехнулся Оливейра. – Ему уже четырнадцать. Первый нож я ему ещё года два назад подарил, и, поверьте, у нас, в Пуэблосе, каждая собака знала, что с Оливейрой шутки плохи, если он дорос хотя бы до дверной ручки и у него за голенищем кое-что заткнуто.
Наверное, Тина бы даже впечатлилась этой тирадой, если б на птичий пересвист не явился белокурый кудрявый агнец – в грубых джинсах и в чёрной футболке с красно-белым принтом.
– А ты знаешь, кто здесь изображён? – спросила она уже на улице. Оливейра остался за стойкой, но вполглаза поглядывал на сына через стекло.
Маркос оттянул футболку, разглядывая ухмыляющийся скелет во фраке, с цилиндром и тростью.
– Друг прабабки Костас, барон вроде бы, а что?
– О, – только и сумела выговорить Тина. – Ну, тогда нам и правда вряд ли что-то грозит на улицах Лоундейла.
Мальчишка оказался галантным – весь в отца, но немного стеснительным. Отчаянно краснея, он прямо за супермаркетом взвалил на себя сумки с покупками, не слушая возражений. Говорил мало, больше слушал, но на вопросы отвечал по-взрослому чётко. У стадиона он притормозил, жадно разглядывая сквозь трибуны футбольную команду – вечером играли другие ребята, постарше, и мяч они пинали куда как более ловко.
Покупки Маркос дотащил до кухни, там был обласкан кошками, награждён стаканом охлаждённого чая и отпущен восвояси. Тина закрыла дверь, накинула цепочку, задвинула щеколду и провернула ключи в обеих замочных скважинах, оставив торчать на пол-оборота. Затем обошла дом, проверяя, нет ли где-то распахнутых окон.
– И почему у меня нет телевизора? – пробормотала она, проходя мимо пустой гостиной, где напротив камина, который не разжигали уже лет шесть, растянулась на паркете рыжая Мата Хари, сощурив глаза. – Села бы, включила бы какое-нибудь шоу, что там смотрит Аманда – «Боб и Роб»? Сделала бы глинтвейн, забралась бы с кошками на диван…
А потом ей очень ярко представилось, как по телеэкрану идут помехи и комнату наполняет запах фиалок.
«Нет. Обойдёмся без телевизора».
Тина распотрошила аптечку и выпила три капсулы успокоительного, затем подумала – и захватила с полки эфирное масло лаванды. Три капли в аромалампе расслабляли, десять – убивали всё живое в радиусе двух комнат. Кроме, конечно, кошек; храбрых маленьких бестий не так-то просто было вытурить из давно облюбованной кровати.
«Посмотрим, как тебе это понравится, чёрт-знает-кто из Кёнвальда».
Дверь в спальню она закрывать не стала, подозревая, что тому, кто пожелает войти, любые замки будут нипочём. И уснула практически сразу – то ли благодаря лекарствам, то ли сказалась безумная, неподъёмная уже к вечеру усталость.
…Тине снились руки – бережные, но ледяные; они гладили её по голове, и тёмные пряди струились между бледными пальцами, как воды речные. Но когда прозвенел будильник и она очнулась, коса была в полном порядке – туго заплетённая с ночи, никаких водорослей и фиалок.
«Неужели закончилось?»
Никогда, даже самой себе, Тина не призналась бы, что ощутила лёгкое разочарование.
Пробежка прошла без эксцессов. Уиллоу дважды попалась на глаза: в первый раз издали махнула рукой и целеустремлённо прокатила в гору, сильно налегая на руль, а второй – неожиданно выскочила с боковой дорожки.
– Как спалось?
– Да вроде… ничего.
Заговаривать на обратном пути было ошибкой – дыхание сразу сбилось.
– А-а, – глубокомысленно протянула Уиллоу, запрокидывая лицо к небу. Солнце ласкало её веки, но не могло стереть вечную синеву, отметину хронической бессонницы. – А мне вот приснилось, что ты стоишь по пояс в реке. Ерунда какая-то, не бери в голову.
Возвращаясь по мосту, Тина нарочно перегнулась через перила, вглядываясь в обманчиво спокойное течение реки. Глаза заслезились; через какое-то время начало казаться, что там, вдали, у берега, виднеется белёсое лицо…
«Бутылка, – осознала она вдруг и ощутила невероятное облегчение. – Всего лишь пластиковая бутылка запуталась в корнях ивы».
Единственное напоминание о вчерашнем кошмаре настигло уже в библиотеке – Аманда на работу так и не вышла. Пирс был вежлив и предупредителен; посетители слетались к книжным полкам, как пчёлы на мёд, – правда, привлечённые не литературой, а всего лишь слухами о вчерашнем происшествии. Заглянул даже разговорчивый мужчина, которого Аманда в шутку назвала поклонником Тины.
– Я слышал, у вас вчера было тут горячо? – интимным тоном спросил он, облокотившись на стойку.
– Во многих смыслах, – вздохнула Тина. – Правда, я бы не стала шутить на эту тему, всё же миссис Биггл действительно пострадала.
– Ну, соболезную, – без малейшего намёка на сожаление фыркнул как-его-там поклонник. – Но хорошо, что тебя не задело. Как там писал Вордоворот…
– Вордсворт?
– Да к чёрту, я никогда не запомню эти фамилии! Слушай, а давай по-простому: не хочешь выпить со мной сегодня? Я пораньше закончу и заскочу за тобой, пока белобрысой болонки здесь нет.
От удивления Тина даже оторвалась от сортировки карточек и посмотрела на него – впервые за всё время, честно говоря. Глаза у поклонника оказались красивыми – светло-карими, кошачьими, прищур – хитрым, а пальцы, постукивающие по стойке, – нервными.
– Выпить можно, но только если кофе, – неожиданно для самой себя согласилась Тина. – В «Чёрной воде», например. Но сразу хочу предупредить: на большее не рассчитывайте.
– Ну, я человек терпеливый, – усмехнулся он. На улице посигналили. – А, это за мной. Увидимся вечерком!
«И я так и не запомнила, как его зовут», – пронеслось в голове.
Это показалось смешным.
А потом в глубине библиотеки без всяких видимых причин повалился стеллаж. Поставить его на место было не особенно сложно; Пирс сам проверил крепления – похоже, просто болты вылетели. Разбросанные книжки пришлось собирать почти до самого конца рабочего дня, так что на свидание Тина отправилась взмокшая и раскрасневшаяся. Поклонник уже терпеливо поджидал на углу улицы с жиденьким букетом нарциссов.
– Цветы из долины мёртвых?
– А? Не нравятся? – огорчился он всерьёз.
– Сойдёт.
К «Чёрной воде» они направились окольными путями – и конечно же, заплутали. Точнее, плутал поклонник, а Тина не мешала ему, наслаждаясь прогулкой и не особенно вслушиваясь в разговор. Ей думалось, что мисс Рошетт определённо была права: нет пока проблем, которые не лечатся чашкой чая и крепким сном, и шататься по городу, вместо того чтобы запираться дома наедине с кошками, – определённо хорошая идея. Солнце постепенно клонилось к закату; город окрашивался в ржаво-оранжевые тона, и некоторые крыши издали выглядели окровавленными. В откровенно заброшенном районе у недостроенного кинотеатра поклонник наконец сдался:
– Всё, не могу больше. Не знаю, как отсюда выйти к твоей клятой «Чёрной воде». Зато у меня служебная машина стоит чуток подальше, там, за развалинами, у «Перевозок Брайта», я работаю на них. Может, заглянем? Там и карта есть.
Наверное, всё могло бы сложиться иначе – если б Тина была чуть менее внимательной.
Если б она не заказывала книги с доставкой на дом.
Если б не знала наверняка, что курьерская служба «Перевозки Брайта» закрылась два года назад, а офис в буквальном смысле прогорел до закопчённых кирпичей.
– Обойдёмся без карты, – улыбнулась она онемевшими губами и указала на улицу, которая выводила мимо пустырей и необитаемых домов к оживлённым кварталам. – Надо… туда.
Мужчина упрямо наклонил голову:
– Да нет, пойдём к машине. Проедемся заодно, чего ноги-то сбивать? Ну, давай! – И он попытался схватить её за руку.
– Я люблю гулять пешком, – вежливо уклонилась Тина, продолжая улыбаться.
Уже не скрываясь, «поклонник» сделал выпад, метя кулаком по виску – молча, резко. Тина отшатнулась, ускользая в последний момент, и хлестнула его нарциссами по лицу, а потом развернулась – и побежала, всё быстрее и быстрее.
– Стой, мать твою! – заорал он – ближе, чем должен бы. – А, не уйдёшь, стерва!
Она прибавила ходу, отчётливо понимая, что при таком темпе её хватит минуты на две, на пять – самое большое. Пока выручали ежедневные тренировки, но лёгкие уже начинали гореть; а мужчина нёсся следом – длинными хищными прыжками, и от ужаса мерещилось, что его хриплое дыхание перерастает в мерзкое влажное клокотание.
Впереди погас фонарь; за ним следующий.
«Так не бывает, – стучало в висках. – Только не со мной».
Тина даже не поняла, где ошиблась, где свернула не туда; пустыри всё не кончались, зато показалась лента Кёнвальда, льдисто блестящая в лунном свете. Где-то вдали взвыла полицейская сирена, и промелькнула дурацкая мысль: «Это за мной».
Грудь разрывалась от боли. Нога попала в яму, и в щиколотке что-то хрупнуло, но Тина слишком отчётливо сознавала: остановка – смерть.
А потом вдруг воскрес в памяти дурацкий сон Уиллоу.
«По пояс в воде… по пояс…»
Не раздумывая, она свернула к реке.
Поверхность реки сияла – ртутная, живая, дышащая, такая невозможно близкая – и недостижимая за переплетением чёрных ивовых ветвей и корней. Тина уже не бежала – плелась, спиной чувствуя, как сокращается расстояние между ней и тем, жутким, позади. Страх отступил; его место заняла странная, иррациональная сосредоточенность – сделать шаг, и ещё, и ещё, и будь что будет.
Река на мгновение застыла зеркалом – а потом по ней разбежались круги и показалась человеческая рука. Она небрежно махнула – и поманила пальцем.
Тина ковыляла почти вслепую, полностью сосредоточившись на жутком видении, но всё равно ни разу не оступилась, точно изогнутые корни ив сами стелились под ноги, не давая даже подошв замочить в реке, а ветви поддерживали под локти, давая опору. Голову вело от ароматов – сладких, фиалковых; острых, как сок нарцисса; солоновато-металлических, как кровь.
А потом силы просто кончились.
Она сползла, опираясь спиной на ствол, и приготовилась нырнуть в воду. Оглянулась через плечо – в тот самый момент, когда мужчина с почерневшим лицом сделал первый шаг в реку.
И река взбунтовалась.
Воды вдруг стало очень, очень много; она воздвиглась стеной вокруг Тины – и ударила в того, уродливого, на илистой кромке берега. Захлестнула, протащила меж ивовых стволов, придавила ко дну – а затем брезгливо выплюнула.
Мужчина лежал недвижимо – мертвее мёртвого, к патологоанатому не ходи.
А полицейские сирены выли уже совсем близко, у пустыря над берегом. Бежали к реке два человека, размахивая фонарями, и один из них кричал что-то про имя закона и прочие глупости, которые ещё ни разу никого не спасли. Когда он съехал по склону прямо в запутанные корни ив, Тина узнала его – вдовец и любитель кофе детектив Йорк.
– Мисс Мэйнард, вы живы! – не по уставу выпалил он, ослепив её фонарём. – Вы не пострадали? Кивните, если понимаете вопрос!
– Пошёл в задницу, – ответила Тина, стуча зубами.
Теперь, когда адреналин схлынул, стало холодно – и очень мокро. Река умудрилась достать её – хотя бы брызгами.
– Роллинс, она в порядке, – крикнул Йорк напарнику, склонившемуся над трупом. – Простите меня, это я виноват. Но я могу всё объяснить!
У Тины затянуло под ложечкой; появилось пугающее ощущение, что эту фразу она слышит далеко не в последний раз.
Глава 4
Тварь из Лоундейла
Выбираться на берег Тине пришлось самостоятельно. Йорк дважды пытался продраться к ней через ивовые заросли, но река точно издевалась – сперва делала вид, что не прочь подпустить его поближе, а потом насмешливо разверзала очередную топкую дыру и накрепко стискивала щиколотку неосторожного спасателя корнями. Первый раз детектив всего лишь потерял ботинок, но не внял предупреждению – и во второй провалился по пояс в ледяную воду; ила в том месте было почти по колено, и Роллинсу пришлось использовать автомобильный трос, чтобы вытащить напарника из ловушки.
– Какой… белой обезьяны вы вообще там делаете? – в сердцах ругнулся Йорк, отжимая штаны; его не смущал ни труп в полушаге, ни свидетельница. – А, телефон теперь сдох, чтоб его!
– Жить очень хотелось, – буркнула Тина и, с трудом поднявшись, на негнущихся ногах ступила на соседний полузатопленный ствол, затем на корень, и ещё, и ещё, пока, к собственному немалому удивлению, не очутилась на твёрдой земле. – А как вы здесь оказались?
– Долго объяснять, – поморщился Йорк, влезая в мокрые штаны. – Как насчёт того, чтобы проехаться в участок? Поболтаем за чашкой кофе, расскажем друг другу пару волнительных историй: я вам – о серийном убийце, который орудовал больше пяти лет, вы мне – о том, как помер вон тот счастливчик. – И Йорк многозначительно дёрнул подбородком в сторону трупа.
Перспектива провести полночи в участке замаячила перед Тиной во всей своей ужасающей полноте.
– Нет! Мне, м-м-м… надо в больницу. Я сейчас потеряю сознание, кажется.
– Так мы тогда труп запишем на вас? – обрадовался Йорк.
«Чтоб ты правда утопился», – от души пожелала ему Тина и молча поковыляла наверх: её грела мысль, что в салоне полицейской колымаги сухо и, возможно, тепло, если печка не сдохла.
Роллинс остался у Кёнвальда: стеречь остывающее тело и меланхолично курить, сидя на толстой ивовой ветви; его слегка курносый профиль неплохо смотрелся напротив серебряной реки, внося абсурдистские мотивы в окружающий пейзаж. А Йорк, явно воодушевлённый, заскочил в машину, оглушительно хлопнул дверью и прямо через пустырь, по кочкам, рванул к дороге. Печку он врубил почти сразу – да так мощно, что стало душно, несмотря на приоткрытые окна.
Водил детектив в специфической манере.
Сирена оглашала истошным визгом Лоундейл – вечерний, уже наполовину дремлющий; светофоры, по мнению Йорка, работали исключительно для гражданских – благо улицы были уже полупустые, а редкие встречные машины, к счастью, успешно шарахались с перекрёстков; обочины мелькали за окнами с тошнотворной скоростью и то рывком подбирались вплотную, то отскакивали за разделительную полосу.
«Бедные кошки, – пронеслось у Тины в голове, когда автомобиль в очередной раз едва вписался в поворот и её впечатало в дверцу. – Кажется, они останутся без ужина навсегда».
Когда она наконец очутилась у ворот полицейского участка, её уже мутило по-настоящему и сознание уплывало.
– Вы ужасный человек, – простонала она, обвисая на заборе. Ноги не держали.
– Мне говорили, – отмахнулся Йорк, сосредоточенно пытаясь реанимировать свой мобильник. Судя по трагически заломленным бровям, пациент был непоправимо мёртв.
– И вы чудовище.
– А вот это – ещё нет, – польщённо улыбнулся он.
Обмен любезностями прервался на самом интересном месте. Звякнул дверной колокольчик, и на порог «Чёрной воды» выскочил Оливейра, а за ним, почти столь же проворно, – мисс Рошетт в элегантном белом платье и сером жаккардовом пиджаке.
– Мисс Мэйнард! – всплеснула она руками. – Что случилось? Вам плохо? Вас привёз этот изверг?
На лице Оливейры промелькнуло занятное выражение: нечто среднее между исполненным ужаса пониманием и тщательно замаскированным сочувствием.
– Присядьте на бордюр, – посоветовал он со вздохом. – Я сейчас принесу воды с лимоном и льдом. Как вас угораздило? Роллинс обычно не пускает детектива Йорка за руль, гм, из милосердия. А чтобы ещё и с пассажиром…
Тина тряпочкой сползла на асфальт и уткнулась лбом в колени.
– Меня позвал на свидание один тип, потом попытался убить, но сам утонул, – лаконично пояснила она, стараясь не обращать внимания на предостерегающее сопение детектива, а потом встрепенулась: – Кошки! У меня дома шесть голодных кошек, а я тут наверняка застряну до ночи!
– Давайте ключи, – быстро сориентировалась мисс Рошетт. – И скажите адрес. У меня всего два кота, но, видит бог, я вас прекрасно понимаю.
Пока Тина выискивала в рюкзаке связку ключей, отчаянно надеясь, что не утопила её в реке, Оливейра успел метнуться в кофейню и вернулся со стаканом ледяной подкислённой воды. Это пришлось весьма кстати. Йорк, правда, старательно портил удовольствие, нетерпеливо притопывая ногой, одетой в один только мокрый носок, но мнение детектива мало кого волновало. А уже оказавшись внутри приземистого здания, прослужившего полицейским участком не меньше полувека, Тина оценила степень преуспевания «Чёрной воды» – и осознала, что процветать это заведение будет во веки веков, ну, или по крайней мере до тех пор, пока не переведутся в Лоундейле копы.
Здание пропахло кофе от порога до самой крыши.
Урны распухли от использованных бумажных стаканчиков в коричневых подтёках, смятых пакетов из-под пончиков и коробок от пиццы; ополовиненные стаканы красовались на стойке, на подоконниках, на захламлённых столах – в каждом кабинете, куда ей довелось заглянуть по пути в святая святых Йорка. И, надо сказать, даже поздним вечером людей
