Оглавление

История Сицилии

Глава I. Описание Сицилии

Писать историю Сицилии — это еще не значит покидать Грецию; это значит пройтись по её самым блистательным колониям. Мы найдем здесь то же небо, тех же богов, схожие законы, такую же любовь к славе и свободе, жестоких тиранов, великодушных героев, храбрый и изменчивый народ, восторженный и неблагодарный.

Греки, постоянно подвергавшиеся нападениям со стороны македонян и римлян, сначала подчинились игу первых, а затем полностью пали под властью вторых. Точно так же мы увидим, как Сицилия, раздробленная, как и Греция, разделенная на несколько республик и тираний, некоторое время боролась против Карфагена и Рима, чтобы в конце концов навсегда слиться с этим обширным римским империей, сужденной покорить мир и самой стать добычей северных варваров.

Сицилия в древности называлась Тринакрией, потому что имеет форму треугольника. Мифы гласят, что изначально её населяли лестригоны и циклопы. Троянцы, бежавшие из своей родины, построили здесь города Эрикс и Эгесту. Первыми известными её жителями были сиканы, происхождение которых неизвестно. Наконец, народ, пришедший из Италии, названный сикулами, дал острову имя, которое сохранилось до наших дней.

Её протяженность составляет сто восемьдесят два лье или четыре тысячи триста стадий; она очень плодородна в плане зерна и вин; считается, что зерно здесь появилось естественным образом и распространилось отсюда по всей Европе; поэтому эта земля была посвящена Церере и её дочери. Поэты говорят, что именно в очаровательных лугах Энны Плутон увидел Прозерпину, воспылал к ней страстью и похитил её. Эти луга настолько усыпаны фиалками и другими цветами, что собаки на этой благоухающей земле теряют след животных, которых преследуют: они расположены в центре острова, недалеко от них находится подземная пещера, через которую, как говорят, Плутон вернулся в подземный мир, похитив богиню. Рассказывают, что Минерва, Диана и Прозерпина, желая сохранить свою девственность, жили уединенно в этих лугах и работали над покрывалом из цветов, которое они преподнесли в дар Юпитеру. Говорят, что, освящая брак Плутона, Церера подарила Сицилию Прозерпине в качестве приданого. Однако город Гимера был особенно посвящен Минерве, а Сиракузы — Диане. Его называли Ортигией, имя которое иногда приписывалось и всей этой земле.

Мифы рассказывают, что нимфы, чтобы угодить ей, заставили забить из земли источник Аретузу; а поэты говорят, что через отверстие другого источника, называемого Кианеей, Плутон спустился обратно в подземный мир.

Церера научила сицилийцев искусству земледелия, им она обязана своими первыми законами. Историк Филист, родственник царя Дионисия, пишет, что сиканы пришли из Испании; но поскольку в те древние времена мореплавание было мало развито, мнение тех, кто считает, что первые жители Сицилии пришли из Италии, кажется наиболее вероятным.

Сиканы изначально жили в горах, в небольших поселениях, управляемых разными князьями, они владели всем островом, но извержение Этны и её выбросы вынудили их переселиться на запад. Долгое время спустя итальянская колония, состоящая, как мы уже сказали, из сикулов, пришла и заняла оставленную часть острова: два народа вели долгие войны, события которых нам неизвестны. Греки, воспользовавшись их раздорами, захватили побережье и основали там колонии. Халкидяне построили Леонтины и Катанию; мегарцы — Мегару; мессенцы — Мессену; Архий из Коринфа основал Сиракузы в 3295 году от сотворения мира; другие колонии обосновались в Калабрии, что дало Сицилии и части Италии, которую они населяли, название Великой Греции. Жители Мегары основали Гибли; мессенцы — Гимеру; сиракузяне — Акру, Касмену, Камарину и Гелу; жители Гелы — Агригент и Селинунт.

Эта земля, богатая, обширная и плодородная, защищенная морем от внешних нападений и благодаря множеству портов способная стать морской и завоевательной державой, могла бы соперничать с могуществом величайших государств Европы, если бы её жители объединились под одним правительством; но Сицилия всегда оставалась разделенной на разные народы, управляемые то республиками, то монархиями, все стремились расширяться и постоянно воевали друг с другом. Таким образом, они подготовили богатую добычу для амбиций Рима и Карфагена; и Сицилия стала главной причиной их войн и ареной кровавых сражений.

Глава II. Гелон, Гиерон и Фрасибул, Дионисий Тиран, Дионисий Младший

До правления Ксеркса в Азии и Гелона в Сиракузах древние авторы не передали нам ничего достоверного об истории Сицилии; мы знаем только от них, что Клеандр, тиран Гелы, погибнув от кинжала убийцы, оставил корону своему брату Гиппократу, который доверил командование своими войсками гражданину по имени Гелон, происходившему из жреческой семьи и ещё более уважаемому за свои личные качества, чем за своё происхождение.

Гелон своей храбростью и умением завоевал расположение народа и армии. Он отнял Камарину у сиракузян и отличился многими другими подвигами. Гиппократ умер, оставив двух сыновей. Республиканская партия, достаточно сильная в Геле, отказала этим принцам в троне их отца: Гелон, казалось, взялся за оружие ради них; но, захватив город силой, он заставил народ провозгласить себя царём. В это время Сиракузы управлялись республикански и были раздираемы factions: одна из них, захватив власть, изгнала множество граждан. Эти граждане умоляли о защите Гелона: он вернул их в Сиракузы и разбил их врагов. Все граждане, уставшие от анархии и предубеждённые в пользу Гелона его высокой репутацией, подчинились ему и дали ему трон с абсолютной властью.

Карфагеняне напали на него: сначала отбитый ими, он послал просить помощи у Афин и Спарты; но, без их помощи, он сумел победить своих врагов; и так увеличил свои силы и мощь, что десять лет спустя, когда Ксеркс напал на Грецию, Гелон предложил афинянам и спартанцам двести галер, двадцать тысяч пехотинцев, две тысячи всадников, две тысячи лучников и две тысячи пращников; он даже предлагал оплатить военные расходы; но он хотел титула главнокомандующего Греции. Греки, желая союзника и боясь господина, ответили, что им нужны солдаты, а не генералы. Их недоверие не было безосновательным; ибо в то время как Гелон предлагал им помощь, он посылал в Грецию Кадма, нагруженного богатыми дарами с приказом предложить их Ксерксу в случае его победы.

В то же время царь Персии, столь же неискренний, добивался дружбы Гелона; а с другой стороны, подстрекал карфагенян напасть на него. Новые беспорядки решили их на это.

Террилл, тиран Гимеры, только что был свергнут с своего трона Тероном, царём Агригента. Последний происходил от Кадма, основателя Фив, и отдал свою дочь в жёны Гелону. Карфагеняне вооружились с видимой целью вернуть Террилла в Гимеру, но с настоящим намерением захватить Сицилию.

Гелон собрал армию в пятьдесят пять тысяч человек, чтобы поддержать своего тестя[1]. Самый искусный генерал Карфагена, Гамилькар, во главе трёхсот тысяч воинов, осадил Гимеру. Он устроил два лагеря: один содержал его корабли, вытащенные на берег и охраняемые морскими войсками; в другом он разместил свою сухопутную армию. Оба лагеря были укреплены.

Гелон, узнав, что враг ожидает из Селинунта отряд вспомогательной кавалерии, приказал отряду конных войск явиться в назначенное время к воротам вражеского лагеря: эта хитрость удалась; карфагеняне приняли этот отряд, думая, что это ожидаемый ими союзный отряд. Сиракузяне, войдя в лагерь, застали Гамилькара приносящим жертву, закололи его и подожгли его флот. В тот же момент Гелон во главе своей армии атаковал и взял силой другой лагерь.

Никогда победа не была более полной и не стоила стольких жертв; из трёхсот тысяч карфагенян половина погибла; другая половина попала в плен. Только двадцать кораблей вернулись в Африку. Все тираны Сицилии искали дружбы победителя. Карфаген, боясь увидеть его у своих ворот, запросил мира. Гелон согласился, и главным условием договора было то, что карфагеняне больше не будут приносить человеческих жертв Сатурну; трофей тем более славный для царя Сиракуз, что он знаменовал не триумф амбиции, но триумф человечности.

Закончив эту войну с таким блеском, Гелон хотел помочь грекам против персов; но он узнал в этот момент о победе при Саламине: тогда, подавая редкий пример умеренности в процветании, он перестал стремиться к славе оружия и искал только более сладкую и более прочную славу, которую даёт справедливое, мудрое и мирное управление. Он больше не подгонял активность арсеналов, но поощрял активность мастерских; он перестал появляться во главе армий, но его видели во главе земледельцев.

Вернувшись в Сиракузы, он созывает народ, приглашает его собраться с оружием: он появляется на площади, один, без охраны, безоружный, отчитывается перед гражданами о своих расходах, о своём гражданском и военном управлении, о положении государства, возвращает свободу нации и предлагает ей обсудить форму правления, которую она хочет выбрать.

Восхищение и признательность диктуют единодушные голоса; любовь свободного народа возвращает ему корону, укрепляет её и приказывает воздвигнуть статую, изображающую его в одежде гражданина.

Много лет спустя Тимолеон, желая уничтожить все символы тирании, возобновил древний обычай Египта и устроил суд над царями, чьи статуи должны были быть разбиты. Народ сверг все статуи, но защитил и сохранил статую Гелона.

Этот правитель прожил только два года после этого поступка, более знаменитого, чем все его триумфы. Его похороны прошли без пышности, как он и завещал; но общественная признательность воздвигла ему великолепную гробницу, окружённую девятью башнями, на месте, где была похоронена его жена Демарета. Позднее карфагеняне, из низкой мести, разрушили этот памятник; но пока чтили добродетель, память о Гелоне будет уважаема.

Отец Гелона был верховным жрецом; у него было четыре сына. Оракул предсказал, что трое из них достигнут тирании, и жрец в отчаянии воскликнул: «Пусть лучше мои сыновья будут поражены величайшими несчастьями, чем обретут такую судьбу ценой свободы!»

Оракул, вновь вопрошённый им, ответил, что он не должен желать иных наказаний для своих детей, кроме трона, и что они будут достаточно наказаны испытаниями и тревогами, неотделимыми от царской власти. Добродетель Гелона опровергла это предсказание; но судьба его двух братьев подтвердила его. Этот правитель, возможно, был единственным, кого судьба сделала лучше, а не развратила. Сначала он несправедливо захватил трон Гелы; но искупил это насилие своей мудростью и вернул свободу Сиракузам. Умелый администратор, он увеличил население этого города, переселив туда жителей Мегары и Камарины. По его приказу и примеру сиракузцы вышли из праздности; и их земли стали настолько плодородными, что они смогли отправить огромное количество зерна римлянам, страдавшим от ужасного голода. Пленные карфагеняне увеличили активность общественных работ. Гелон, чтобы вести войну с Карфагеном, ввёл значительный налог на своих подданных. Народ роптал; король, всегда доступный для жалоб, превратил налог в заём и вернул его честно.

Его упрекали в том, что он не любит искусства. Возможно, он пренебрёг музыкой и поэзией в то время, когда считал Сиракузы слишком склонными к изнеженности; но он поощрял архитектуру, использовал добычу от карфагенян для строительства двух храмов в честь Прозерпины и Цереры.

Жаждущий славы, он выиграл приз в гонках колесниц на Олимпийских играх. Его правление было мягким и справедливым; и республиканцы могли упрекнуть его лишь в том, что он слишком долго заставлял любить монархию.

ГИЕРОН И ФРАСИБУЛ

(3552 год от сотворения мира. — 452 год до Рождества Христова.)

Гиерон, занимавший трон Гелы, сменил своего брата Гелона. Его любовь к литературе давала надежду на мудрое и мягкое правление; но придворные, которые почти всегда противопоставляют свои личные интересы общественным и развращают королей, чтобы властвовать над ними, напоили его ядом лести, сделали его жадным, чтобы обогатить свой двор, несправедливым, заставляя предпочитать милость заслугам, и жестоким, потому что они заставили его видеть мятежниками тех, кто справедливо жаловался или смело говорил правду.

Наслаждения расстроили здоровье Гиерона: вынужденный отказаться от удовольствий, он обратился к размышлениям. Его беседы с Симонидом, Пиндаром, Бакхилидом и Эпихармом просветили его ум и смягчили нравы. Симонид главным образом удостоился славы вернуть его к добродетели; это достойное событие напоминает нам трактат Ксенофонта о способах управления. Этот труд носил название «Гиерон»; и это диалог между этим правителем и Симонидом. Король сетует на несчастье монарха, лишённого друзей; поэт излагает все обязанности королей. Там можно найти прекрасное изречение: «Слава правителя не в том, чтобы его боялись, а в том, чтобы боялись за него. Он должен соревноваться с другими королями не в том, кто быстрее побежит на Олимпийских играх, а в том, кто сделает свой народ счастливее».

Гиерон вёл войны успешно; он захватил Катану и Наксос; и умер, процарствовав одиннадцать лет. Фрасибул, его брат, сменил его и, казалось, унаследовал только его пороки: его недостатки заставили ещё острее сожалеть о добродетелях, которые проявили его два брата. Раб своих фаворитов и страстей, он стал палачом своих подданных, изгнал одних, ограбил других, наказывал правду изгнанием, а жалобы — пытками. Сиракузцы, измученные, призвали на помощь жителей соседних городов. Фрасибул оказался осаждённым в Сиракузах: почти все жестокие правители трусливы; он слабо сопротивлялся, капитулировал, покинул город, где правил всего год, и удалился в Локры. Ничего не известно о продолжительности или конце его жизни; Сиракузы забыли его, вернули себе свободу и процветали под народным правлением до тех пор, пока Дионисий не восстановил там тиранию. Этот промежуток длился шестьдесят лет.

Чтобы увековечить память об освобождении сиракузцев, народ воздвиг колоссальную статую Юпитеру Освободителю и постановил ежегодно праздновать торжественный праздник, на котором должны были приносить в жертву богам четыреста пятьдесят быков, которые затем служили пищей для бедных на общественном пиршестве. Некоторые сторонники тирании спровоцировали беспорядки; они были побеждены; и чтобы обуздать амбиции врагов демократии, был принят закон, подобный афинскому остракизму; его назвали петализмом, потому что граждане подавали свои голоса на оливковом листе.

Девкетий, вождь народов, которых называли собственно сицилийцами, объединил их в единую нацию и построил город Полисса близ храма богов, именуемых Паликами. Этот храм служил убежищем для рабов, подвергшихся жестокому обращению со стороны своих господ. Храм пользовался большой славой; считалось, что клятвы, данные здесь, были священнее, чем где-либо ещё, и что их нарушение неизбежно влекло за собой наказание. Девкетий подчинил несколько соседних городов и расширил свою власть благодаря нескольким победам; но в конце концов, в битве против сиракузян, он был покинут всей своей армией, которая обратилась в бегство. Не слушая никого, кроме своего отчаяния, он ночью в одиночку вошёл в Сиракузы. На следующее утро жители, придя на площадь, были поражены, увидев у подножия алтарей этого князя, своего врага, до сих пор столь грозного и столь часто побеждавшего, и услышав, как он объявляет, что отдаёт им свою жизнь и свои владения.

Магистраты созвали собрание; граждане толпами устремились на него; некоторые горячие ораторы разжигали страсти народа, вспоминали прошлые бедствия и требовали, чтобы в искупление стольких пролитых кровей был казнён публичный враг, которого само небо, казалось, предало в их руки. Это предложение повергло старых сенаторов в ужас: один из этих мудрых старцев сказал, что он видит в Девкетии уже не врага, но просителя, чья личность становится неприкосновенной; что так уничтожать несчастье было бы одновременно низостью и нечестием. Он добавил, что, думая угодить Немезиде, они навлекут на себя её справедливый гнев, и что, напротив, следует воспользоваться этим событием, чтобы доказать милосердие и великодушие сиракузян.

Весь народ согласился с этим мнением: Девкетию было назначено местом изгнания Коринф, метрополия Сиракуз; и в этом городе ему была обеспечена достойная жизнь.

С тех пор как Сиракузы вернули себе свободу и до момента, когда Дионисий лишил её их, история сохранила память только об одном великом событии — вторжении афинян под предводительством Никия с многочисленной армией, которая осадила Сиракузы. Жители, поддержанные несколькими союзными городами и возглавляемые храбрым Гермократом, мужественно сопротивлялись; но, несмотря на их храбрость, они в конце концов оказались вынуждены капитулировать, когда лакедемонская армия под командованием Гилиппа разгромила флот афинян; убила или захватила в плен всех их солдат и погубила их вождя. Эта губительная война, предложенная Алкивиадом, оправдала его изгнание и стала причиной гибели его родины.

ДИОНИСИЙ ТИРАН

(3598 год от сотворения мира. — 406 год до Рождества Христова.)

Неудачи замедляют, но не уничтожают амбиции: Карфаген восстановил свои потери и увеличил свою мощь; для государств, как и для людей, жажда богатства разгорается по мере её удовлетворения, и плодородие Сицилии постоянно искушало алчность богатых карфагенян; они снова послали на этот остров сильную армию. Храбрый Гермократ проявил против них ту же храбрость, которая позволила ему одержать победу над афинянами; он часто сражался успешно и в нескольких столкновениях разбил своих новых врагов.

Молодой человек, суждённый стать угнетателем своей родины, Дионисий Сиракузский, в то время служил ей с рвением; он выделялся в армии своим умом и бесстрашием; одни приписывали ему благородное происхождение, другие — низкое.

Слава подвигов Гермократа вызвала зависть его соотечественников: тень не более неотделима от тела, чем зависть от заслуг; одна фракция добилась его изгнания. Возмущённый этой несправедливостью, он хотел вернуться в Сиракузы с оружием в руках и наказать своих врагов, но погиб в бою: Дионисий, сопровождавший его, был ранен в этом сражении; и чтобы успокоить гнев народа, его родственники распустили слух о его смерти. Он появился в Сиракузах только тогда, когда время, которое всё успокаивает, усмирило страсти.

Карфагеняне, воспользовавшись раздорами в этой республике, напали на Агригент, один из самых богатых и красивых городов Сицилии. Там восхищались храмом, посвящённым Юпитеру, который имел триста сорок футов в длину, шестьдесят в ширину и сто двадцать в высоту. Чтобы судить о богатстве его жителей, достаточно знать, что они вырыли за городом озеро в четверть лье в окружности и тридцать футов глубиной. Один из его граждан, Эксенет, победитель на Олимпийских играх, вернулся в Агригент с тремястами колесницами, запряжёнными белыми лошадьми. Другой, по имени Гилиас, владел обширным дворцом, всегда открытым для путешественников. Пятьсот всадников, застигнутых бурей, однажды укрылись у него; он приютил их всех и раздал им оружие и одежду.

Карфагеняне захватили этот великий город, и падение Агригента посеяло ужас по всей Сицилии. Народ Сиракуз роптал против магистратов, которые не пришли ему на помощь; но так как их боялись, никто не осмеливался выступить с обвинениями. Дионисий, выйдя тогда из своего уединения, бросился к трибуне и упрекнул руководителей республики в их преступном бездействии. Сначала его приговорили к штрафу как бунтовщика; он мог продолжать говорить только после его уплаты; богатый гражданин, историк Филист, пришёл ему на помощь и сразу же одолжил необходимую сумму.

Дионисий, выполнив требование закона, снова взял слово. Воспитанный на изучении литературы, обученный красноречию, он с пафосом описал славу и несчастья Агригента; он приписал все беды Сицилии измене военачальников, гордости и алчности знати, наконец, продажности магистратов, подкупленных карфагенским золотом. Он предложил единственное средство — смещение виновных и назначение других руководителей, выбранных из народа и из рядов друзей свободы.

Эта речь, которая льстила страстям, выражала давно сформировавшиеся желания толпы, но подавляемые страхом. Её встретили единодушными аплодисментами: руководители республики были смещены; были назначены новые; и Дионисий был поставлен во главе их.

Генералов было труднее свергнуть. Он действовал скрытно и долго, чтобы вызвать к ним подозрения; но, устав от медлительности этого метода, он прибег к более быстрому и эффективному средству. Беспорядки в Сиракузах привели к изгнанию множества граждан, которые горько сожалели о своих имуществах и родине; и так как тогда нужно было набирать новые войска против карфагенян, Дионисий заявил, что было бы безумием платить иностранным солдатам, когда столько сиракузян горят желанием заслужить свою реабилитацию службой. Таким образом, он добился возвращения изгнанников, которые усилили и укрепили его партию.

В то же время город Гела потребовал увеличения своего гарнизона. В то время город был разделен на две фракции: народную и богачей. Дионисий прибыл туда с тремя тысячами человек. Первая маска тиранов почти всегда народная; он объявил себя против богачей, приговорил их к смерти, конфисковал их имущество, удвоил жалование своим войскам и оплатил гарнизон, которым командовал спартанец Дексипп.

Все ему удавалось в этом предприятии; но он потерпел неудачу из-за неподкупности Дексиппа, который отказался присоединиться к его планам.

Дионисий, вернувшись в Сиракузы, был встречен народом с триумфом; но, противопоставляя публичной радости мрачный и суровый вид, он сказал своим согражданам: «Пока вас развлекают пустыми зрелищами, чтобы скрыть опасности, которые вам угрожают, Карфаген готовится напасть на вас. Враг скоро будет у ваших ворот, и предательство уже в ваших стенах. Ваши генералы устраивают вам праздники, а ваши войска остаются без хлеба. Враг больше не скрывает своих коварных надежд; карфагенский генерал только что прислал ко мне офицера, чтобы уговорить меня последовать примеру моих коллег и предложить мне самые щедрые награды за предательство моей родины в пользу Карфагена. Неспособный на такую трусость, я предвижу, что ошибки тех, кто разделяет со мной командование, сделают меня видимым соучастником этого позора: я отказываюсь от званий, которые вы мне предоставили; я предпочитаю сложить командование, чем быть заподозренным в сговоре с предателями».

При этих словах народ, всегда склонный к недоверию, пришел в ярость и закричал, что нужно действовать, как во времена Гелона, чтобы спасти родину; и, не раздумывая, провозгласил Дионисия верховным главнокомандующим и дал ему абсолютную власть.

Дионисий почувствовал, что нужно спешить завершить свое предприятие, чтобы народ, удивленный его действиями, не понял, что он сам себе выбрал господина. Он призвал всех граждан моложе сорока лет явиться с провизией на тридцать дней в Леонтину, город, полный дезертиров и иностранцев, предполагая, что большинство сиракузцев, особенно богатые, не последуют за ним. Он действительно отправился с небольшим количеством людей и разбил лагерь near Леонтина. Внезапно ночью в лагере раздался сильный шум, вызванный эмиссарами Дионисия. Он притворился испуганным, поспешно встал, вышел из лагеря и побежал укрыться в цитадели Леонтина с самыми преданными ему солдатами.

На рассвете он собрал народ, пожаловался на ненависть, которую вызывает его верность, заявил, что на него было совершено покушение, и попросил разрешения взять шестьсот стражников для своей безопасности. Толпа редко устраивает заговоры, но легко в них верит: она предоставила ему шестьсот человек, которых он желал; он взял тысячу, вооружил их, щедро оплатил, пообещал большие награды иностранным солдатам, отправил в Спарту Дексиппа, которому не доверял, вызвал к себе гарнизон Гелы, в котором был уверен, привлек под свои знамена всех дезертиров, бродяг, изгнанников и преступников: с этой свитой, достойной тирана, он вернулся в Сиракузы. Народ, потрясенный, боясь одновременно Дионисия, его свиты и карфагенян, молча склонил голову под ярмом.

Чтобы укрепить свою власть, Дионисий женился на дочери Гермократа, память о котором чтили; выдал свою сестру за Поликсена, шурина этого генерала; добился утверждения всех своих действий на народном собрании; и отправил на казнь Дафну и Демарха, храбрых граждан, которые одни выступили против его узурпации. Так из простого писца он стал тираном Сиракуз.

Вскоре стало известно, что карфагеняне осаждают Гелу: Дионисий оказал слабую помощь; и, не вступая в бой, лишь способствовал бегству части жителей, которые покидали город; враг вырезал остальных. Это событие вызвало подозрения, что Дионисий сговорился с Гимильконом. Вскоре после этого жители Камарины покинули свой город, чтобы избежать участи жителей Гелы.

Вид этих жертв, разоренных врагом и так плохо защищенных тираном, вызвал бунт в его лагере. Часть его войск покинула его и вернулась в Сиракузы. Эти разъяренные солдаты разграбили дворец Дионисия, оскорбили его жену и довели ее до смерти своими жестокостями.

Богачи и знатные люди Сиракуз, воспользовавшись этим случаем, подняли восстание и послали всадников убить тирана. Его иностранные солдаты защитили его; он прибыл с пятьюстами человек, поджег ворота города, проник внутрь и устроил резню всего аристократического лагеря, который защищал вход.

Тем временем Гимилькон послал в Сиракузы глашатая для переговоров: был подписан договор, по которому Карфаген предоставлял мир при условии, что он сохранит часть Сицилии, а Сиракузы останутся под властью Дионисия. Это соглашение подтвердило прежние подозрения и заставило всех поверить, что ради власти Дионисий продал свою родину. Этот мир был заключен в 3600 году от сотворения мира, за 404 года до Рождества Христова, в год смерти Дария Нота.

Уверенный в том, что его ненавидят, Дионисий считал, что может править только через страх над большинством своих подданных, которых он считал своими врагами. Он принес одних в жертву, чтобы напугать других, укрепил район города, называемый Островом; окружил его башнями, построил цитадель, разместил там предпочтительно иностранцев, построил в этом районе множество лавок, поставил на все ключевые посты своих людей; раздал лучшие земли изгнанников своим фаворитам и разделил остальное между гражданами и наемниками.

Укрепив таким образом свою власть, он занялся тем, чтобы утешить сиракузцев, потерявших свою свободу, небольшой долей славы. Он встал во главе своей армии и подчинил несколько народов, которые в последней войне оказывали помощь карфагенянам. Пока он осаждал Герберину, сиракузские войска, бывшие с ним, взбунтовались, вооружили изгнанников и заставили его отступить в Сиракузы с оставшимися верными ему солдатами.

Восставшие последовали за ним, захватили Эпиполи, отрезали все пути сообщения с сельской местностью, назначили награду за его голову и пообещали право гражданства иностранцам, которые его покинут. Таким образом они переманили многих на свою сторону. С их помощью и поддержкой некоторых союзников они осадили цитадель. Дионисий, доведённый до крайности, настолько потерял надежду на спасение, что обсуждал с друзьями, какой вид смерти избрать, чтобы закончить свои дни. В этот момент Филист упрекнул его за отчаяние, поднял его дух и убедил попытаться использовать хитрость и силу. Дионисий начал переговоры; он попросил у восставших разрешения покинуть город со своими людьми: ему позволили это и выделили пять кораблей. Необходимость снарядить корабли дала ему время; сиракузяне, находясь в ложной безопасности, разоружили часть своих войск. Дионисий тайно вызвал кампанцев, находившихся в гарнизонах на территориях, принадлежавших карфагенянам. Они прибыли в количестве полутора тысяч человек, прорвались через ворота и проложили путь к цитадели. Сиракузяне пришли в уныние; Дионисий, воспользовавшись благоприятным моментом, совершил стремительную вылазку, сметая всё на своём пути, рассеял своих врагов и захватил город. Учёный опытом опасности чрезмерной жестокости, он остановил резню, пообещал забыть прошлое и отпустил кампанцев.

В это же время лакедемоняне, которые только что разрушили свободу Афин, отправили послов в Сиракузы, чтобы укрепить тиранию.

Дионисий, опасаясь нового восстания, воспользовался моментом, когда граждане были заняты жатвой, чтобы обыскать все дома и изъять оружие. Затем, вернувшись к плану прославить свою родину, которую он поработил, он захватил Наксос, Катану и Леонтины; обогатил Сиракузы своими трофеями и задумал овладеть Регием. Мятеж, вспыхнувший среди его войск, вынудил его отказаться от этого плана.

Узнав, что карфагенские гарнизоны сильно ослаблены из-за эпидемии, он счёл момент подходящим, чтобы изгнать этих опасных врагов из Сицилии, и начал готовиться. Внезапно Сиракузы изменили свой облик. Это был уже не город, занятый праздниками, церемониями и зрелищами; он превратился в огромный арсенал. Повсюду изготавливали оружие, строили машины, снаряжали галеры, тренировали солдат. За короткое время было собрано и вооружено сто пятьдесят тысяч человек. Дионисий, сам преобразившись, стал проявлять мудрость, мягкость и милосердие: казалось, что это другой человек.

Желая обрести союзников, он попросил руки дочери богатого гражданина Регия, который ответил, что ему могут предложить только дочь палача. Эта насмешка дорого обошлась жителям Регия впоследствии. Более благосклонно принятый в Локрах, он женился на Дориде, дочери влиятельного человека этого города. Он также женился на сиракузянке по имени Аристомаха, дочери Гиппарина и сестре Диона, гражданина, уважаемого за свои таланты и добродетели.

Этот двойной брак противоречил обычаям Запада, но Дионисий ставил себя выше законов. Он обращался с обеими жёнами мягко, казалось, любил их одинаково и приказал своим казначеям выдавать им, а также Диону, любые суммы денег, которые они попросят.

Дион обучался в школе Платона. Надеясь просветить Дионисия светом философии и заставить его понять очевидную необходимость сочетать мораль с властью ради его собственного счастья и общественного благополучия, он уговорил Платона приехать в Сиракузы и принёс мудрость во дворец тирании.

Дионисий благосклонно принял философа, но не принял его принципов. Однажды в присутствии Диона он позволил себе насмешки над правлением Гелона: Дион сказал ему: «Уважайте память этого великого правителя. Вам позволили царствовать, потому что Гелон сделал монархию любимой, а вы, вызывая к ней ненависть, возможно, лишите трона других правителей».

Дионисий, завершив приготовления, собрал народ и предложил объявить войну Карфагену, утверждая, что это скорее предупреждение, чем начало войны.

Народ единогласно одобрил его план. Сиракузы ненавидели Карфаген ещё больше, потому что считали, что обязаны ему своим тираном. Война началась с яростью ненависти; по сигналу толпа во всех городах грабила и убивала карфагенских купцов.

Дионисий оказался во главе восьмидесяти тысяч человек; его флот состоял из двухсот галер и пятисот барок. Его успехи были стремительными; он захватил большинство городов, подвластных Карфагену или его союзникам.

На следующий год Карфаген отправил на Сицилию армию из трёхсот тысяч человек под командованием Гимилькона; Магон командовал флотом из четырёхсот галер. Они овладели Эриксом и Мессеной; почти вся Сицилия покинула Дионисия. Этот правитель, решив атаковать врага, приказал своему адмиралу Лептину ждать его в Катане. Тот не подчинился, был разбит и обращён в бегство. Дионисий был вынужден вернуться в Сиракузы, которые Магон блокировал с моря. Гимилькон последовал за ним и разбил свой лагерь в храме Юпитера близ города.

Магон захватил два небольших порта; Гимилькон овладел предместьем Ахадина, разграбил храмы Цереры и Прозерпины, опустошил поля и разрушил все гробницы, не пощадив даже могилы Гелона и Демарата. Но вскоре Поликсен, шурин тирана, привёл ему подкрепления из Греции и Италии; сиракузский флот разгромил вражеский флот.

Дионисий в это время отсутствовал, собирая провизию; сиракузяне, гордые своей победой, начали волноваться, чтобы вернуть себе свободу. Когда они собрались, тиран прибыл и сначала хотел поздравить народ с победой.

Гражданин по имени Феодор прервал его. «Нам говорят пустые комплименты, чтобы польстить нашей гордости; нас убаюкивают надеждой на мир и избавление от врагов, но разве рабство — это мир? И знаем ли мы более жестоких врагов, чем наш тиран? Победивший Гимилькон наложил бы на нас лишь дань: Дионисий обогащается за счёт нашего имущества и питается нашей кровью. Его башни заключают нас в тюрьму; его иностранные наёмники оскорбляют нас, они раздражают богов, грабя их храмы. Докажем Спарте и нашим союзникам, что мы достойны имени греков и любим свободу, как и они. Если Дионисий хочет уйти в изгнание, откроем ему наши ворота; если он хочет править, покажем ему нашу независимость и нашу храбрость».

Народ, взволнованный, но неуверенный, молча устремил свои взгляды на посланцев Спарты. Ферекид, лакедемонянин, командующий флотом, поспешно поднялся на трибуну. Имя Спарты предвещало энергичную речь в защиту свободы; но каковы же были удивление и смятение публики, когда Ферекид заявил, что его республика послала его для помощи Сиракузам против Карфагена, а не для войны с Дионисием и уничтожения его власти.

Эта неожиданная речь вызвала уныние; и, как раз в этот момент, прибыла стража тирана, и собрание разошлось. Однако эта неудачная попытка имела важные последствия. Дионисий, испуганный ненавистью, которую он внушал, старался стать популярным, завоевать щедростью тех, кого не мог победить суровостью, и расположить к себе умы более искусной, чем искренней, доброжелательностью.

Редко можно победить свой характер; Дионисий, даже когда хотел править как хороший царь, часто проявлял себя как тиран. По простому подозрению он угрожал жизни своего шурина Поликсена: тот бежал. Дионисий, в ярости от того, что его жертва ускользнула, жестоко упрекал свою сестру Тесту за то, что она не предупредила его о бегстве Поликсена: «Вы думаете, — ответила она, — что я настолько труслива, чтобы не последовать за своим мужем, если бы знала о его опасностях и узнала о его отъезде? Я ничего не знала; будьте уверены, я бы предпочла быть названной в любой другой стране женой изгнанника Поликсена, чем здесь сестрой тирана».

Такая благородная гордость вызвала у Дионисия восхищение; и добродетель этой принцессы заслужила столько уважения, что сиракузцы, после падения тирании, сохранили за ней почести, ранг и содержание королевы. Когда она умерла, траур был всеобщим; и все граждане присутствовали на ее похоронах.

Пока тирания угнетала Сиракузы, бедствие, сравнимое с ней, но более быстрое, — чума, — опустошило карфагенскую армию. Дионисий воспользовался этим: он атаковал врагов на суше и на море, устроил великую резню и уничтожил почти весь их флот. Гимилькон предложил ему пятьсот талантов за возможность отступить. Дионисий предоставил эту свободу карфагенянам, но не их союзникам. Гимилькон поспешно отступил; варвары, которых он бросил, были все убиты или взяты в плен. Только иберийцы капитулировали; их включили в королевскую гвардию: так Карфаген увидел свое унижение в момент, когда считал себя властелином Сицилии.

Дионисий расширил свои завоевания по всей стране. Затем он угрожал Регию, и все греки Италии объединились против него. Галлы, чьи амбиции жаждали Италии, предложили свою поддержку тирану Сиракуз. Магон вернулся в Сицилию; был снова разбит и подписал мир. После окончания этой войны Дионисий направил свои войска в Италию, одержал там великую победу и взял десять тысяч пленных. Он отпустил их без выкупа и заключил договор со своими врагами. Только Регий был исключен; он яростно атаковал этот город и получил ранение во время осады. Жители, лишенные продовольствия и доведенные до крайности, сдались. Он дал свободу тем, кто мог выкупить себя, а остальных продал. Фитис, который убедил город защищаться, испытал на себе всю суровость тирана; он приказал привязать его к столбу и избить плетьми. Чтобы усугубить его мучения, он сообщил ему, что его сына только что бросили в море. «Мой сын, — ответил несчастный отец, — счастливее меня на один день».

Тщеславие Дионисия жаждало всех видов славы; он хотел завоевать лавры в литературе, как и в оружии. Это благородное чувство иногда смягчало его пороки и часто вызывало у него уважение к тем, кто смело ему сопротивлялся.

Он не любил добродетель, но восхищался и уважал добродетель своих двух жен. Промышленность и таланты получали от него поощрения и награды, и если он совершил столько же жестокостей, как и большинство тиранов, он также развил великие качества, которых им не хватало.

Его суровость как царя вызывала ненависть; его тщеславие как поэта делало его смешным. Он послал в Олимпию своего брата Теарида, чтобы тот от его имени состязался за награды в беге и поэзии. Великолепие его экипажей, звучные голоса чтецов, которых он выбрал, сначала вызвали всеобщее одобрение. Но когда услышали его стихи, они вызвали всеобщий смех. Его колесницы, плохо управляемые, разбились о камень; а галера, возвращавшая его посланников, попала в шторм и была повреждена.

Лесть его двора утешала его от суровости общественного мнения. Однако однажды, прочитав поэту Филоксену свои стихи, он услышал свободную критику. Разгневанный правитель отправил его в тюрьму, называемую каменоломнями. Некоторые вельможи заступились за него, и Дионисий освободил его и даже пригласил на обед. Во время трапезы царь снова читал стихи и спросил Филоксена его мнение. Тот ответил с улыбкой: «Отправьте меня обратно в каменоломни». Эта шутка осталась безнаказанной.

Он был более суров к Антифону. Правитель спросил, какой вид бронзы самый лучший; Антифон ответил, что это тот, из которого были сделаны статуи Гармодия и Аристогитона: эта реплика стоила ему жизни.

Второй литературный провал в Олимпии так разозлил Дионисия, что несколько его друзей пали жертвами его ярости. Чтобы отвлечься от своих печалей, он предпринял экспедицию в Эпир и восстановил на троне Алкеста, царя молоссов. Набег на Тоскану и разграбление города и храма принесли ему четыреста талантов. Начав другую войну против карфагенян, он проиграл битву, в которой погиб его брат Лептин, и был вынужден уступить несколько крепостей в Сицилии своим врагам.

Из всех триумфов Дионисия тот, которым он наслаждался с наибольшим восторгом, был приз, который он получил в Афинах на праздниках Вакха. Он отправил туда трагедию для состязания; его объявили победителем. Невозможно описать степень его восторга; он приказал воздать публичные благодарения богам; открыл тюрьмы, расточал свои сокровища; все дома праздновали, все храмы курились благовониями: в своей радости он предался таким излишествам за столом, что несварение поставило его на грань смерти.

У него было несколько детей от двух жен: Дион хотел, чтобы он предпочел детей Аристомахи, говоря, что эта принцесса, будучи сиракузянкой, должна иметь преимущество перед иностранкой. Другая партия, влиятельная при дворе, поддерживала молодого Дионисия, сына локрианки Дориски. Тиран уже назначил его своим преемником. Но так как советы Диона, казалось, влияли на его решение, врачи, опасаясь, что он передумает, дали ему наркотик, который перевел его от сна к смерти. Ему было пятьдесят восемь лет.

Этот князь уважал богов не больше, чем людей: возвращаясь в Сиракузы с попутным ветром после разграбления храма Прозерпины в Локрах, он сказал: «Видите, как боги благоволят святотатцам». Однажды он снял со статуи Юпитера плащ из чистого золота, утверждая, что эта одежда слишком тяжела летом и слишком холодна зимой. Он заменил его шерстяным плащом, подходящим для всех сезонов.

Он снял золотую бороду с Эскулапа в Эпидавре под предлогом, что сыну не подобает носить бороду, когда у его отца её нет. В большинстве храмов стояли серебряные таблички с надписью: «Добрым богам»; он захватил их, желая, как он сказал, воспользоваться их добротой. Эти боги были изображены с протянутой рукой, держащей в руках чаши и золотые венки: он забрал их, говоря, что безумие — постоянно просить богов о благах и отказывать им, когда они протягивают руку, чтобы их предложить.

Страх, неотделимый от тирании, внушал ему подозрительность, которая делала его более несчастным, чем его жертвы. Его брадобрей, похваставшийся, что может в любой момент поднести бритву к горлу тирана, был казнён. С тех пор его брили только его дочери. Когда они состарились, они сжигали ему бороду скорлупой ореха.

Он приказывал обыскивать покои своих жён перед тем, как войти в них. Его кровать была окружена глубоким рвом; подъёмный мост открывал к ней доступ. Его брат и дети могли войти к нему только после обыска и разоружения.

Хотя он не испытывал удовольствия от дружбы, он понимал её ценность. Однажды, приговорив к смерти гражданина по имени Дамон, тот попросил отсрочки и разрешения совершить перед смертью необходимую поездку. Фитий, его близкий друг, предложил себя в заложники и поручился за его возвращение. Установленное время почти истекло; роковой момент приближался; Дамон не возвращался. Все трепетали за жизнь Фития; тот, спокойный и безмятежный, не проявлял беспокойства и говорил, что его друг вернётся в назначенный час. Час пробил; Дамон появился и бросился в объятия Фития. Дионисий, проливая слёзы умиления, даровал жизнь Дамону и попросил как милость быть принятым в их дружбу третьим.

Царь не обманывался насчёт своего положения. Один из его придворных, Дамокл, постоянно восхвалял счастье князя, его богатство, власть, великолепие его дворца и разнообразие удовольствий, которыми он наслаждался. «Раз вы завидуете моему счастью, — сказал ему Дионисий, — я хочу, чтобы вы его испытали». Он усадил его на золотое ложе, устроил великолепный пир и окружил его рабами редкой красоты, готовыми выполнить любой его приказ.

Дамокл, вдыхая самые изысканные ароматы, видя перед собой самые изысканные блюда, казалось, был в упоении