автордың кітабын онлайн тегін оқу Конференция
Светлана Данилина
Конференция
Москва
Издательство
Российского союза писателей
2016
Предисловие
...И таких маленьких, но поразительных мелочей я мог бы привести сотню... Все мы проходим мимо этих характерных мелочей равнодушно, как слепые, точно не видя, что они валяются у нас под ногами. А придёт художник, и разглядит, и подберёт. И вдруг так умело повернёт на солнце крошечный кусочек жизни, что все мы ахнем. «Ах, боже мой! Да ведь это я сам – сам! – лично видел. Только мне просто не пришло в голову обратить на это пристального внимания»...
А. И. Куприн
Случалось ли вам видеть воплощение мечты?
Мечты – вашей собственной, но претворённой в жизнь кем-то другим, причём лучше, – полнее и совершеннее, – чем это могли бы сделать вы сами?
Мечты, воплощённой мастерски.
Для меня таким воплощением задумки о некой галерее образов, персонажей, стало неожиданное и чрезвычайно обогащающее знакомство с прозой Светланы Данилиной, выпустившей к моменту нашей встречи уже два сборника рассказов и повестей: «Коллекция характеров» и «Коллекция характеров. Sequel». Немногим позже мне посчастливилось стать одним из первых читателей других её книг – «Всё та же коллекция», «Портреты, прелести, причуды», «Конференция».
Филолог, журналист и редактор, прозаик, лауреат сетевой премии «Народный писатель» 2013 и 2015 годов в номинации «Выбор экспертов», знаток и тонкий ценитель мировой и русской литературы, как современной, так и классической, Светлана Данилина является продолжателем лучших традиций последней. Все её произведения написаны в классической манере, великолепным русским языком.
Автор предстаёт перед нами как истинный художник слова, на полотнах которого нет ни одной лишней детали, и чьи работы не перегружены и не тяжелы для восприятия: все краски в них свежие и яркие, все тона и оттенки светлые, лёгкие, тёплые. Всё необычайно живо, по-настоящему. Все произведения глубоко психологичны – все герои в них узнаваемы.
В прозе Светланы мы не найдём каких-либо конкретных, срисованных с действительности персонажей, – все образы собирательные. Однако, погружаясь в атмосферу любого из произведений, читатель начинает припоминать: да-да, так и было!.. Каким-то чудом автору удаётся извлечь воспоминания о людях и событиях не только из своей творческой копилки, но и из копилки памяти читающего. Всё это делает прозу Светланы Данилиной необыкновенно близкой широкому кругу читателей.
Нет в её работах и откровенных шаржей или карикатур. Автор не ставит перед собой целей «обличать» и «бичевать». Автор – художник, мастер, который просто делает своё дело: пишет. Описывает, выписывает – тщательно, правдиво, но в то же время незлобливо, что в наш век уже само по себе редкость.
Лаконичность повествования и неожиданная развязка, узнаваемость персонажей, добродушный юмор и сочувствие героям сближает работы Светланы с короткими рассказами А. П. Чехова раннего периода творчества. Таковы её рассказы «Кошелёк», «Чудодейственное средство», «Ода бетономешалке», «Умытое утро», а также вошедшие в настоящий сборник «Призма, вписанная в сферу» и «Пар из-под крышки».
Любование людьми и природой, наличие «жанровых сценок», глубокая и искренняя народность произведений делает их близкими творчеству Н. В. Гоголя в ранний его период. Это и «Фольклорная практика», и «Первый закон Ньютона», и «Морской пейзаж» (вторая и третья книги).
Некоторые рассказы Светланы напрямую отсылают к тому или иному шедевру мировой литературы, ведут с ним своеобразный диалог, тем самым приближая и заново открывая нам классику с новой, подчас неожиданной стороны, а также приглашая нас по-новому взглянуть на современность. Таковы её «Привет Диккенсу» и «Аллюзии, или Воспоминания о миргородском гусаке» (первый и четвёртый сборники соответственно).
Проза Светланы Данилиной – это богатство живописных приёмов и великолепное ими владение, это ясность мысли и безукоризненная чистота языка. Знакомство с очередной книгой этого талантливого автора подобно глотку свежего воздуха, а погружение в чтение дарит отдых душе. Все работы Светланы способны порадовать слух и глаз самого искушённого и взыскательного читателя, критика; а собрата по перу ещё и вдохновить на дальнейшее творчество.
«Конференция» – так называется этот, уже пятый по счёту, сборник, который мне выпала честь здесь представить. Всего в книгу вошло девятнадцать произведений. Это рассказы, повесть и миниатюры.
Окунитесь в чтение, погрузитесь в него – и, быть может, вы узнаете себя или кого-то из близких... Ну, или не очень близких знакомых.
Поверьте, и в этом тоже есть своя, особая прелесть! Ведь всё выписано автором-живописцем не просто искусно, а с большой любовью, – и не только к русскому языку и литературе, но – и это прежде всего! – к человеку.
Нина Русанова,
филолог, переводчик,
преподаватель русского языка и литературы,
финалист конкурса «Поэт года – 2012»
Призма, вписанная в сферу
Дмитрию Воронину
с благодарностью за сюжет
Небольшая залитая солнцем уютная деревенька посреди России.
Разгар июльского дня.
По протоптанной вдоль домов тропинке, иногда забегающей в спасительную тень растущих в палисадниках деревьев, а иногда выпрыгивающей на жгучий солнцепёк, идёт полный молодой мужчина в светлых шортах и белой смешной дачной панаме. Рубашки на нём нет, и его загорелые живот и плечи лоснятся от пота – жарко.
Следом за ним, трогательно ступая след в след, топают два совершенно одинаковых мальчика-близнеца лет семи в таких же нежно-белых панамках и коротеньких штанишках.
У каждого из белопанамной троицы в руках по светло-зеленоватому яблоку, от которого они время от времени откусывают по кусочку. Пространство вокруг них наполняет сочный аромат белого налива.
Ковёр густого ярко-изумрудного спорыша (он же мурыжник, муружник, гусятник, гречиха птичья, горец птичий etc.) сверкает на солнце каждым тянущимся вверх к теплу и свету листочком.
Издалека с выгона пахнет свежескошенной травой, а из садов – яблоками.
– Папа-а-а, ну когда будет ре-е-ечка? – слышится иногда тянуще-канючащий тонкий голосок.
– Скоро уже! – бодро и уверенно отвечает папа, отбрасывает подальше в сторону огрызок и, как ледокол, уверенно двигается вперёд, с видимым удовольствием дожёвывая большой яблочный кусок.
Мальчики семенят в фарватере и осторожно грызут почти прозрачные солнечно-нежные яблоки.
Навстречу им по тропинке идёт пожилая женщина в синем в мелкий горошек платье и белом ситцевом платочке.
– Марья Петровна! – вдруг резко останавливается и замирает мужчина, поравнявшись с ней. – Издалека и не узнал! Здравствуйте!
– Павлик?! – смеётся в ответ женщина. – И я тебя сразу не узнала! Здравствуй, дорогой! Приехал?
Павлик укоризненно смотрит на детей, и те почти хором тянут:
– Здра-а-авствуйте.
– Здравствуйте, – улыбается им Марья Петровна и спрашивает Павлика, – твои?
– А то чьи же! – восклицает мужчина и, кладя руку на голову каждому мальчику, с гордостью представляет. – Тихон и Родион.
– А-а-а, – понимающе говорит Марья Петровна, – в честь дедушек назвали. На тебя похожи. Ты такой же был в первом классе.
– Точно! – смеётся Павлик.
Он широко улыбается и кажется раскрепощённым, но в душе остаётся испуганным школьником, трепещущим и стоящим навытяжку перед строгой всезнающей учительницей математики.
Дальше следует разговор о жизни – обычная беседа с докладами и отчётами, которые дают друг другу при встрече давно не видевшиеся люди, когда-то тесно связанные и не один год прожившие, что называется, бок о бок.
Павлик, отвечая на вопросы, сообщает о семье, занятиях, месте жительства и родственниках.
Впрочем, часть информации Марье Петровне известна – в деревне всё обо всех знают.
Мужчина душит в себе неизвестно откуда взявшийся детский страх и нарочито раскрепощённо переходит к лирическим воспоминаниям:
– Вы строгая были, Марья Петровна! Всё видели! Помню, в десятом классе: стоите у доски к классу спиной, какой-то куб в сферу вписываете и говорите: «Павлик! Не отвлекайся! Смотри на доску!» А откуда Вы знали, что я на неё не смотрю?
– Ты молодец был! – хвалит его Марья Петровна. – Хоть и непоседа. Говорят, в Думе сейчас. Депутат?
– Да какой я депутат! – смеётся мужчина и добавляет. – Референт у депутата.
И чтобы сбавить пафос, пускается в воспоминания:
– И никогда не умел этот Ваш квадрат в призму вписывать. Не работает у меня пространственное воображение!
– Зато как старался! Исполнительный был, хоть и отвлекался иногда, – хвалит его Марья Петровна. – И всё равно с медалью школу окончил!
Павлик краснеет от удовольствия, потом смущается, но поучительно и назидательно смотрит на мальчиков.
– Ну а Вы как? – вопрошает её Павлик.
– Хорошо, Паша, – отвечает она, – вот только что из Питера вернулась. Правнучка у меня родилась, так я ездила на неё посмотреть.
– А-а-а! – радуется Павлик. – Правнучка – это хорошо! Я в Питере часто бываю. На чём же ездили?
– На поезде.
– Сейчас в Питер хорошо ездить! Сел на «Сапсан» – и через четыре часа уже на месте, – улыбается бывший ученик.
– Нет, Паш, я простым поездом ездила, – не разделяет его восторга Марья Петровна.
– А что же не «Сапсаном»-то? Удобно! Я часто мотаюсь. Сел, не успел газетки просмотреть, коньячку выпить и уже на месте!
– Не поехала я на нём, Павлик! – говорит с лёгкой печалью учительница.
– Это почему же? – недоумевает тот.
– Не по карману, – разводит руками Марья Петровна.
– Да там билет-то недорогой! Четыре тысячи – и все дела! А в эконом-классе – и того меньше, тысячи полторы, – приводит весомые доводы референт.
– А ты знаешь, какая у меня пенсия? – теряет терпение Марья Петровна.
– Ну-у-у, тысяч сорок? – озабоченно прикидывает Павлик, собирая складки на лбу.
– Пятнадцать, – поправляет его учительница математики, – тут ни на какие «Сапсаны» не хватит, каждую копейку экономишь.
Павлик ахает и пристыженно переминается с ноги на ногу.
Беседа продолжается, но он никак не может избавиться от неожиданной неловкости, словно опять не смог вписать куб в сферу и произвести расчёты.
– Ты бы ко мне за яблоками зашёл, – говорит ему на прощанье учительница, – полный сад, девать некуда.
– Зайду, – смущённо и виновато говорит Павлик, – мои тоже не знают, куда их деть. А поговорить зайду.
Собеседники расходятся.
Марья Петровна идёт искать наседку с цыплятами, а Павлик ведёт детей купаться.
«Вот тебе и ромб в шаре!» – с досадой и стыдом думает он.
Человек-ЧП
Лечу это я, лечу!
М/ф по сказке В. М. Гаршина
«Лягушка-путешественница»
История, которую поведал автору товарищ N, произошла довольно давно – четверть века назад точно, не менее.
Она была рассказана как анекдот и называлась повествователем конкретно и чётко: «Человек-ЧП».
Автор, прослушав её, рассмеялся, потом призадумался, потом погрустнел. Потом решил, что не годится она для написания, ибо выдержана не в его стиле и духе.
Но, поразмыслив ещё, понял, что характер героя стоит того, чтобы отступить от традиций.
Тот ещё характерец – вспыхнувшая лампочка! Свету от неё! Блеску! А уж треску – когда перегорит!
В момент, когда произошло событие, пилот Коля работал в малой авиации на Дальнем Востоке. Он летал на Ан-2 в низовьях Амура – опылял поля, раскинувшиеся между многочисленными притоками великой реки.
Был в те счастливые годы Коля молод и весел, спортивен, строен и холост.
Жил в общежитии на третьем этаже гостиницы, находившейся невдалеке от аэропорта.
И любой его приход в комнату коллег сопровождался очередным бурлескным рассказом.
Так произошло и в тот раз.
«По жизни» Коля со Стасиком занимались тем, что распыляли удобрения над полями.
Работа эта, надо заметить, тяжёлая и неблагодарная.
Хорошо говорить: «Человек летает! Человек живёт и дышит небом! Он любит небо!»
Со стороны вроде даже романтика.
На самом же деле разбрасывание удобрений c воздуха – дело грязное, скучное и даже вредное, потому что и дышать там особенно нечем.
Как-то Коля заглянул в соседнюю комнату коллег-авиаторов на третьем этаже, попросил «пригоршню» крутого одеколона, поскольку собирался на свидание «с та-а-акой дамой» и поведал о приключившемся с ним когда-то инциденте.
С его слов, тот достопамятный июльский день был жарким и душным.
Под крылом расстилался привычный пейзаж: жёлтые поля, зеленоватые поля, коричневые поля, серые дороги между полями. Вот над этими разноцветными четырёхугольниками, словно методично заштриховывая их карандашными линиями, и мотался кукурузник, в котором сидели Коля и Стасик.
В бункере у них лежало чуть больше тонны сухих гранулированных удобрений.
Процесс казался однообразным, малосодержательным и нудным.
Внизу на конкретном объекте опыления всё выглядело жёлто-однотонным – пшеница отколосилась и жадно наливалась спелостью.
Вдали просматривались синие красивые рукава Амура, а в стороне виднелся военный аэродром, где происходили учебные полёты.
И вот, глядя на примелькавшийся и поднадоевший пейзаж под крылом, Коля заметил на поле прогалину.
Среди ярко-жёлтых, блестевших под солнцем пшеничных колосьев ясно выделялась хорошо вытоптанная или примятая небольшая полянка, а на ней лежали две загорелые нагие женские фигуры – в центре золотого великолепия.
Стройные фигурки сразу привлекли к себе внимание убаюканных надоевшим агрономическим процессом, но вмиг встрепенувшихся младых авиаторов.
Коля прекратил сбрасывать удобрения – то ли нитраты, то ли фосфаты (автор, да простит его взыскательный читатель, не силён в подробностях агрономической науки), снял респиратор, снизился метров до семи и прошёл над оазисом.
Неудачно уединившиеся девушки подняли головы и долго смотрели вверх на начавший кружить над ними Ан-2.
Воодушевлённый Коля призывно помахал им крыльями.
Соблазнительные обнажённые нимфы прикрылись сарафанами и засмеялись – это было видно.
Коля, как ему казалось, почти явственно услышал этот хрустальный, похожий на звон колокольчиков, смех.
Девушки быстренько надели сарафаны – красный и синий (хороша палитра, а?) – и, задрав прелестные головки, смотрели на две смутно, но всё же различимые молодые счастливые и довольные мужские физиономии, уставившиеся на них из окошек аэроплана.
– Чур, моя та – блондинка в красном сарафане! – перекрывая шум мотора, крикнул Коля Стасику.
– Ладно, командир! – отозвался тот.
Стасику и на самом деле больше понравилась темноволосая девушка. По общим очертаниям, конечно, но это неважно.
Сверху они казались ослепительными красавицами. Да и много ли надо молодым людям, соскучившимся от монотонной работы, полным сил, здоровья и жизнерадостных желаний?
– Что делать будем? – спросил Стасик.
– Ты давай – пиши записку, прикрепи её к вымпелу, и сбросим им, – сразу решил-придумал Коля.
Под вымпелом подразумевался любой тяжёлый попавшийся под руку предмет.
– Что писать-то? – Стасик уже вырывал из блокнота лист бумаги и держал наготове карандаш.
– Пиши, что мы работу закончим и в шесть часов к ним приедем. Пусть ждут!
– На чём приедем, Коль? – любознательно поинтересовался тугодум-Стасик.
– На велосипедах! – уверенно ответил Коля.
– А где возьмём? – опять притормозил второй пилот.
– Да, найдём у наших! – отмахнулся от его занудной педантичности находчивый авиатор.
– Хорошо, командир, готово! – Стасик быстренько настрочил текст.
– Припиши там, слышь? Что если согласны, пусть руками помашут!
Стасик добавил необходимое в послание, приклеил изолентой записку к пассатижам и сбросил получившийся вымпел вниз.
Пассатижи упали недалеко от девушек.
Те подбежали, подняли импровизированный вымпел, прочитали записку и дружно помахали руками развернувшемуся и ещё раз пролетевшему над ними самолёту, из которого на них восторженно смотрели две расплывшиеся в широченных белозубых улыбках авиаторские физиономии.
Коля для вящего «эффекту» ещё раз махнул красавицам «серебряным крылом» и полетел делать дело – но подальше от полянки, чтобы не портить девушкам, да и себе тоже, экологическую обстановку.
Через энное количество времени работа была закончена.
Коля со Стасиком предвкушали, как сейчас прилетят в аэропорт, быстренько примут душ, переоденутся, возьмут велосипеды и махнут в поле. Время они рассчитали точно. И даже от нетерпения шли с опережением графика.
Напоследок, возвращаясь на аэродром, Коля решил пролететь ещё разок над прелестницами, махнуть крылом и рукой. Полюбоваться и удостовериться, что Дульсинеи на месте и ждут своих Дон-Кихотов. Если кому-то не нравятся такие наименования (всё-таки рыцарь был в годах и взаимностью своей дамы похвастаться не мог), назовём их иначе: две Пенелопы и два Одиссея. Ну, или там два Пера Гюнта и парочка пребывающих ещё в цветущем юном возрасте прекрасных Сольвейг.
Впрочем, знакомством с Пером Гюнтом Коля похвастаться не мог. Он хотел только получить удовольствие от созерцания сверху двух стройных соблазнительных тел. Прелестницы, надо напомнить, изначально загорали нагишом – не зря же они уединились и скрылись подальше от глаз людских.
Уже издали Коля со Стасиком заметили заветную полянку и летели прямо на неё.
Подойдя поближе, они увидели два лежавших невдалеке от «делянки» велосипеда.
В сердце у Коли сразу появился и зашевелился неприятный холодок.
Встревоженный пилот подозрительно и с нехорошим предчувствием взглянул вниз и увидел в «своём» оазисе, в «своём» «парадизе», мечты о котором лелеял последние часы, четыре фигуры.
Две были в красном и синем сарафанах – нимфы или полевые русалки (кому как угодно), а две нагло облачены в военную форму цвета хаки. Красок в палитре прибавилось.
– …! Ты глянь! – только и смог растерянно сказать Стасик.
– …! Вояки! – воскликнул оскорблённый в лучших чувствах Коля. – С аэродрома своего, гады, прикатили!
Он с досады демонстративно низко и угрожающе-мстительно, метрах на пяти, пролетел над оазисом.
Четыре фигуры, подняв головы, посмотрели на него вверх.
Ревнивый Коля в сердцах погрозил блондинке кулаком.
Он был взбешён.
Да к тому же недавно он расстался со своей Настей, потому что увидел её на улице с другим молодым человеком. А Коля к Насте относился трепетно, можно сказать, даже любил. Ну, насколько сильно, серьёзно и глубоко, остаётся только предполагать и догадываться. Но удар по самолюбию и самооценке он схлопотал тогда хороший, увесистый и ощутимый.
Очередная «измена» на сей раз незнакомой светловолосой Дульсинеи в красном сарафане повергла его в шок и ярость.
Снаряд, словно специально, плюхнулся в ту же воронку.
Картина, увиденная под крылом, разбередила ещё незажившую и свербящую Колину рану. И жестоко напомнила о потере, а точнее, об уязвлённом чувстве попранного собственного, Колиного, достоинства.
Сильно обиженный авиатор пролетел над «местом преступления» ещё раз.
– А чё? – рассказывал он «в ходе своего визита» заворожённым слушателям на третьем этаже аэропортовской гостиницы. – Несколько килограммов у меня на борту ещё было. Я развернулся, пошёл назад – на них, открыл бункер и высыпал остатки.
И улетел, и скрылся из глаз в бескрайнем ясном голубом небе, отомстил то есть – всему неверному, непостоянному и коварному женскому роду.
Вот прямо почти бабелевская «конармейская» «Соль»: «И сняв со стенки верного винта, я смыл этот позор с лица трудовой земли и республики».
Не так трагично, конечно, поступил прямолинейный Коля, но ощутимо – опылил, так сказать. Хорошо, что только гранулами.
– Так, Коль! – возражали ему слушатели на третьем этаже. – Откуда ж они знали-то, КТО к ним приехал? Вы ж написали, что на велосипедах! И те – на велосипедах!
– А мы написали, во сколько приедем? – грозно вопрошал оскорблённый Коля.
– В шесть! – отвечали внимательные слушатели-авиаторы.
– А было пять! – обвинительно кричал Коля. – Мы ж – ради них! Спешили! Торопились! Рассчитывали!
– Ну, мало ли! Что, они вас в лицо, что ли, разглядели и запомнили? – защищали бедных Сольвейжек сострадательные зрители-соседи.
– А пусть знают! – с жаждой справедливого возмездия в голосе строчил Коля. – Нечего! Они что? Не видели, что мы гражданские, а те военные? По самолёту что – не видно?
– Так девушки ж, Коль! Они ж не различают! Им – по барабану!
– Должны различать! Что, в школе не учились? С луны свалились?
– Так вояки ж, может, тоже что-нибудь им сбросили, пока над ними летали? И тоже договорились – встречу назначили. Как и вы! Может, они, вообще, первыми её застолбили?
– Тем более! – рычал и рокотал, как камчатский вулкан, Коля. – Ишь, какие нашлись! Тогда не надо было руками нам махать! Обнадёживать!
– Так они ж их за вас, наверное, приняли! – пытались вразумить разбушевавшегося «мавра» трезвомыслящие друзья-авиаторы.
Но Отелло был непробиваем.
– Думать надо! – упёрто твердил он и потрясал воздух своим пудовым кулаком.
О настроении Стасика повествователь не сказал ни слова. Или просто ничего о нём не знал.
Автор же додумать сей нюанс не в состоянии.
А Коля закончил прения, получил свою порцию одеколона, вытер мокрыми ладонями свежевыбритые щёки, вздрогнул всем телом, потряс головой, сказал «бр-р-р!» и убежал на свидание.
О моральном и физическом состоянии пострадавших история умалчивает. Но, надо полагать, своё неудовольствие они выразили, потому что авианачальство за тот злополучный инцидент Колю поругало и даже как-то наказало, хоть и «небольно».
Со временем Коля вырос и стал командиром Ан-24.
Но это уже другая его феерическая история.
Сюрприз
Я дам Вам парабеллум!
И. Ильф, Е. Петров
«Двенадцать стульев»
Как сделать человеку приятное и оставить о себе память?
Если у него день рождения? И не простой, а настоящий юбилей.
Событие отмечалось в головном отделе огромной организации с большим числом филиалов.
Представители каждого подразделения стремились переплюнуть друг друга в оригинальности, бескорыстии, практичности и толковости, но и не оказаться смешными, нелепыми и неуклюжими при выборе подарка.
В большом зале был накрыт стол, приглашённые сотрудники съехались из разных городов и весей.
Посреди помещения в окружении гостей стояла виновница торжества Ольга Сергеевна и принимала поздравления, подарки и цветы.
Ольгу Сергеевну любили и знали все, она много лет работала с коллегами из филиалов в разных регионах.
И вообще, отношения в большом коллективе были приятными и доброжелательными.
В зале звучали поздравительные речи, шутки и смех. Атмосфера царила располагающая, радужная и прекрасная.
На столе в вазах благоухали цветы, а рядом лежали коробки с подарками – кухонным комбайном, кофеваркой, чайным сервизом. Наверное, посланники от коллективов каким-то образом согласовывали список, потому что предметы были разными, не повторялись.
И вот к Ольге Сергеевне подошёл коллега с большим букетом и мешком. Рогожным картофельным мешком светло-коричневого цвета, перевязанным алой атласной лентой. На фоне парадного костюма, белой рубашки и галстука он смотрелся очень контрастно, даже как-то вызывающе. Подошедший держал его в вытянутой вперёд руке.
Сияющий от важности момента Василий Евгеньевич вдохновенно произнёс довольно длинный поздравительный спич, а затем под общие аплодисменты вручил юбилярше букет.
Ольга Сергеевна поставила цветы в одну из заранее заготовленных ваз.
И потом приняла из рук Василия Евгеньевича мешок.
– Вот! – торжественно и важно провозгласил он, передавая дар. – Примите от всего нашего филиала этот сюрприз. С большим уважением! Такого Вам никто не подарит, это точно!
Его краснощёкое лоснящееся широкое лицо сияло загадочностью и мальчишеским озорством.
Ольга Сергеевна взяла мешок в руки, не зная, что с ним делать, но намереваясь положить его в общую кучу, чтобы посмотреть потом – сейчас надо было думать о гостях.
– Не-е-ет! – почувствовал её порыв нетерпеливый даритель. – Вы посмотри-и-ите!
Сотрудники с разбуженным интересом разглядывали странный мешок в руках Ольги Сергеевны.
Она положила подарок на стол.
– Развяжи-и-ите! – предвкушая эффект, радостно и с интригой в голосе на высоких захлёбывающихся нотах пропел поздравлянт.
От ожидания бурной реакции присутствующих его щёки и уши отливали насыщенным густым малиновым цветом.
Ольга Сергеевна, улыбаясь, послушно развязала бант.
Но даритель не выдержал и, опередив её, быстро распахнул мешок сам.
Ольга Сергеевна с любопытством потянулась к подарку.
– А-а-а-а! – с нарастающими громкостью и мощью в голосе возопил Василий Евгеньевич.
Ольга Сергеевна заглянула внутрь и ахнула.
Ахнули и счастливцы, стоявшие рядом с ней и тоже посмотревшие в мешок.
– Ха-ха-ха! – заразительно захохотал даритель. – Это Вам от нашего подсобного хозяйства!
В мешке сидел петух.
Находившийся рядом народ засмеялся.
Такого никто не ожидал увидеть. Всё-таки люди собрались городские, ни к чему подобному не привыкшие.
И Ольга Сергеевна тоже рассмеялась. На автомате. Она ещё не знала, что её ожидает. Ей просто надо было как-то отреагировать – поблагодарить и выразить удовольствие. А осмысление переносилось на вечер.
Василий Евгеньевич вытащил птицу из мешка и, держа её обеими руками, вдохновенно поднял над головой, чтобы все увидели.
– Краса-а-авец! – с гордостью сказал он.
– Ого! – прошелестело по залу восхищённое междометие.
– Вот так подарок! – выразил кто-то главную мысль.
– Такого у нас ещё никто никому не дарил! – с энтузиазмом задорно завопил Василий Евгеньевич. – Это Вам, Ольга Сергеевна! С любовью от всего нашего филиала!
Ольга Сергеевна, до конца не осознавшая своего счастья, смеялась вместе с развеселившимся коллективом.
Обалдевшие от неожиданности сотрудники потрясённо разглядывали экстравагантный подарок.
Петух был красив: яркая рыжая сияющая пламенем грива, лоснящиеся чёрные крылья с изумрудно-зелёным отливом, длинные чёрные дугой загибающиеся перья на хвосте, жёлтый грозный клюв, высокий фигурно вырезанный ярко-красный гребень, лежащий нижним основанием на клюве и гордо устремлённый вверх всеми острыми уголками, красные миндалевидные полукружья подбородка, жёлтые высокие ноги, светло-соломенные серёжки, умные чёрные, правда, перепуганные глаза.
– Ой! Как бы он Вас не… того! – воскликнул кто-то из гостей.
– А мы его обратно! – находчиво сказал Василий Евгеньевич и сунул петуха обратно в мешок.
И даже завязал концы. И сам лично положил подарок на стол рядом с коробками, на которых были изображены кофеварка и всё остальное. Мешок он аккуратно пристроил в самом углу.
Дальше опять пошли поздравления, речи и подарки.
Потом гости уселись за стол.
Мероприятие прошло очень славно и весело.
Люди много смеялись и разговаривали.
О работе, о жизни – обо всём.
Сначала Василий Евгеньевич поведал сотрудникам, откуда взялось «такое богатство». А потом о диковинном даре никто уже и не вспоминал. На стол с подарками не смотрели.
И мешок с петухом сиротливо и «смирно» лежал в самом углу. Неприметно. Словно никого в нём не было.
Когда застолье закончилось и гости разошлись, коллеги помогли Ольге Сергеевне убрать со стола, перемыть посуду и привести помещение в порядок.
После чего отпустили юбиляршу домой пораньше.
Ольга Сергеевна оставила коробки на работе до лучших времён, оделась, взяла только цветы, мешок с петухом и пошла домой.
А куда его было деть?
Ведь он же живой!
За ним надо ухаживать!
Кормить, поить!
Мысли о том, что его можно съесть, Ольге Сергеевне в голову даже не приходили.
Хотя она понимала, что именно это и подразумевали бескорыстные и доброжелательные дарители.
Но как это можно сделать!
Он же живой!
И такой красивый!
Пока Ольга Сергеевна шла к остановке, пока ждала трамвай, пока полчаса ехала по городу, мешок «вёл себя» очень спокойно.
Петух сидел в нём смирно, как будто уснул. Даже не шевелился.
В этот день Ольга Сергеевна вернулась с работы домой первой из всего семейства.
Петуха она сразу выпустила из мешка в ванной комнате.
И постаралась создать ему самые благоприятные условия для жизни.
Положила на ванну деревянную палку от старой швабры, остававшуюся где-то на лоджии после ремонта. Получилось что-то вроде насеста.
«Хорошо, что не выбросили, – пригодилась!» – мысленно похвалила она себя и домашних.
Ещё она принесла птице воды в мисочке, пшена на блюдечке, покрошила на другое блюдечко хлеб.
Все полотенца, мыло, расчёски и прочую мелочь, стоявшую на полочке, из ванной комнаты пришлось вынести.
Петух, выпущенный из заточения, сразу принялся разминаться. Для начала он пружинисто вытянул назад правую ногу, потом левую. Затем захлопал крыльями, натужно вытянул вперёд шею, широко распахнул клюв и громко заорал:
– Кукареку!
– Ты мой хороший! – похвалила его Ольга Сергеевна. – Засиделся, бедняжка! Целый день в мешке! Погуляй! Попей! Поклюй!
Петух посмотрел на Ольгу Сергеевну, склонил голову набок и медленно, как будто о чём-то вслух размышляя, вопросительно проскрипел голосом нечто вроде «ко-о-о?», после чего принялся ходить по полу между ванной и стиральной машиной. Обнаружив еду и питьё, петух стал по-джентльменски звать на трапезу невидимых подружек.
– Ко-ко-ко! – радостно, завлекательно и отрывисто говорил он и разгребал лапами корм.
В стороны со звоном полетели оказавшиеся ненужными блюдца.
Затем он попил воды и принялся клевать угощение.
Насытившись, петух взлетел на свой импровизированный насест и уселся над ванной.
– Умница! – сказала птице доброе слово Ольга Сергеевна. – Сиди тут!
С этими словами, подняв уцелевшие блюдца, она вышла из ванной комнаты. Свет выключать не стала – не оставлять же беднягу в темноте, да ещё в незнакомой обстановке.
Ей было очень жаль живое существо, выдернутое из привычной среды обитания и целый день просидевшее в заточении.
Ольга Сергеевна не представляла себе, что с ним делать.
Она расставила цветы в вазы, переоделась и отправилась на кухню готовить ужин.
К вечеру с работы один вслед за другим вернулись муж, дочь и зять.
Ольга Сергеевна, загадочно улыбаясь, со словами «посмотри, кто у нас есть!» предлагала каждому вновь прибывшему заглянуть в ванную.
Муж, дочь и зять поочерёдно засовывали головы в дверной проём и, увидев зооуголок, спешили поскорее ретироваться.
Известие о прибавлении в семействе радости никому не доставило.
Все констатировали несомненную красоту птицы, яркую рыжину гривы, изумрудно-зелёный отлив и блеск чёрных величественных перьев, великолепную пышность хвоста, оригинальность и неординарность идеи, но восторга от присутствия в доме представителя фауны не выражали.
На полу ванной комнаты уже присутствовали продукты жизнедеятельности, которые требовалось время от времени убирать. Запах курятника не радовал придирчивые носы. А мыть руки и умываться пришлось на кухне, что было совсем неудобно.
Вообще-то, день рождения Ольга Сергеевна отпраздновала с родными ещё накануне. Просто на работе по объективным причинам его перенесли.
За ужином на семейном совете царила озабоченность – решалась судьба петуха.
– Что с ним делать-то будем? – беспомощно вопрошала дочка.
О том, чтобы съесть птицу, как подразумевали дарители
...
