Оглавление

4. 1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
   8. 8
   9. 9
   10. 10
   11. 11
   12. 12
5. 1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
6. 1. 1
   2. 2
   3. 3

Предисловие

Издательство Ridero предлагает читателю второе издание книги Светланы Данилиной «Всё та же коллекция».

Впервые книга «Всё та же коллекция» была издана в издательстве GVARDS (Рига, Латвия) в 2013 году.

Книга «Всё та же коллекция» вошла в длинный список литературного конкурса «Бунинская премия» в 2013 году.

Повесть «Рижская ностальгия» из книги «Всё та же коллекция» вошла в длинный список литературного конкурса «Повести Белкина» 2013 года.

Книга включает в себя несколько рассказов и повесть.

Действие в представленных в сборнике произведениях происходит во второй половине ХХ — начале ХХI века.

Основное внимание сосредоточено на создании психологических портретов главных героев, наших современников, действующих, как правило, в обычных жизненных ситуациях.

Рассказы и повесть написаны в реалистической манере, их отличают высокая духовность, занимательная манера изложения, оптимизм, тонкий юмор, ироничный взгляд на жизнь, богатство языка.

Обложка — Алдис Рускулис.

Книги Светланы Данилиной:

Коллекция характеров. — Рига: Gvards, 2008.

Коллекция характеров. Sequel. — Рига: Gvards, 2010.

Всё та же коллекция. — Рига, 2013.

Портреты, прелести, причуды. — Рига, 2014.

Конференция. — М.: Авторская книга, 2016.

Гуманитарная миссия. — Рига, 2017.

Арт-галерея. — Рига, 2020

Светлане Данилиной. Предугадать нам не дано…

Рижская ностальгия

Елене Садловской

My bonnie lies over the ocean…

Старинная английская песня

1

Самолёт начертил схему захода над Рижским заливом, миновал «главный» ориентир — Имантскую трубу, прошёл почти над Илгуциемсом и, в конце концов, приземлился в аэропорту.

«Браво советскому пилоту!» — громко процитировал кто-то в салоне фразу из старого фильма.

Марк не был в Риге целый год.

Сейчас в зале ожидания его встретит мама. Они поедут домой. В тепло и уют. В радость встречи.

Мама прилетала к нему за океан полгода назад.

«My bonnie lies over the ocean,

My bonnie lies over the sea.

My bonnie lies over the ocean,

Oh, bring back my bonnie to me», ¹ — будет напевать мама, ставя на стол парадный сервиз, бегая из кухни в комнату с тарелками, хрустальной вазой с оранжевой хурмой и сизовато-чёрным виноградом, столовым серебром и свежим полотенцем на плече. Как в детстве в праздник после демонстрации, когда накрывался стол для гостей. А лёгкий сквозняк будет чуть-чуть отдувать белую тюлевую штору от приоткрытой балконной двери.

Этой песенке мама, преподавательница английского языка, учила детей.

А с тех пор, как пятнадцать лет назад проводила сыночка в Чикаго, искренне полюбила её и пела, пела, пела — в радости, в печали и просто так, чтобы выплеснуть эмоции.

Рига, как всегда, была серой, хмурой и туманной. Конец ноября, бесснежье, межсезонье.

Серый рассвет, серый день в стиле «Как будто не рассветало», серый вечер, ночь. И всё это промозглое, мрачное, скучное.

При встрече рижские друзья спрашивали его:

— Ну, как там за океаном?

— Как? — отвечал вопросом на вопрос Марк. — Там все лыбятся, тут все смурные. Что погода, что лица, что настроение.

Что ещё он мог рассказать? О городе ветров, родине небоскрёбов, бизнесе, ценах и другой непонятной здесь жизни? Зачем?

Маме было уже…

Ехать на другую сторону земного шара она не хотела.

«Старые деревья не пересаживают», — категорично отвечала она на просьбы, уговоры, доводы и увещевания.

«Со мной Алик. У меня ученики, подруги, привычки», — говаривала она.

Сын Марка Алик жил со своей мамой Кариной и отчимом за Двиной, на другом конце города.

Ехать к отцу за океан он тоже не хотел. Но бабушку навещал. С удовольствием и регулярно.

Правда, был чрезвычайно активным подростком и иногда слишком утомлял Беллу Александровну, внося сумбур в привычный размеренный ритм жизни.

У Марка за океаном всё складывалось хорошо. Но в силу разного рода обстоятельств было решено, что он должен жить в Риге с мамой.

2

Даша вышла из дому в пять часов дня и быстро направилась к трамвайной остановке.

Всё было по правилам: чуть заметный макияж, яркий шарфик.

Но ехать на работу в новорусский посёлок в пригород на ночь глядя было тоскливо.

Особенно в конце ноября, в дождь и слякоть.

Однако её ждал маленький мальчик, которого она будет учить музыке, с которым будет тараторить скороговорки («От топота копыт пыль по полю летит»), которого будет учить правильно произносить звуки, с которым будет играть, которого будет развивать и потешать («За дорожкой — стожок, на стожке — снежок»).

Мальчик шести лет отроду, непоседа, не желающий ничему учиться. И его мама с папой, мечтающие о карьере Дениса Мацуева для своего чада.

Дарья Станиславовна прекрасно понимает, что рояля мощным и вдохновенным аккордом её подопечный никогда не сломает. Почему?

Он позанимается ещё год, два, три. Потом ему это вконец надоест и родители ничего не смогут сделать.

Но произношение она ему поставит. И он перестанет шепелявить.

А сейчас на уроках всё семейство сидит в креслах в торжественно ожидающих позах и слушает рассказы учительницы о Пете и волке. С восторгом внимает трогательному исполнению нетвёрдыми пальчиками незатейливых песенок, вроде «Василёк, василёк, мой любимый цветок».

Когда занятия с малышом заканчиваются, начинается ликбез для родителей. Они ждут этого. И Даша играет популярные классические мелодии и рассказывает, например, о бегстве Вагнера с женой от кредиторов на корабле из Риги в Англию, о том, как мэтра укачало в шторм и он с перепугу вскоре написал «Летучего голландца».

— Дарья Станиславовна, я тут почитал в Интернете… — нерешительно мямлит отец.

— Да-да, — Дарья Станиславовна — сама готовность.

— Можно приклеить на клавиши разноцветные яркие картинки — кружочки, зайчики, цветочки, домики — и ребёнку будет проще учиться играть.

— Хорошо, — со смехом и энтузиазмом охотно откликается Дарья Станиславовна на бредовое предложение. («Желание клиента — закон!»)

Она не собирается ни с кем обсуждать методику преподавания. Она просто делает своё дело, как научили, как умеет.

Ей нужны эти десять латов за занятие, двадцать — в неделю, восемьдесят — в месяц.

У неё кредит, оставленный ей мужем после развода. Бывший супруг, как тот Вагнер, бежал из Риги за границу от долгов, а заодно и от семьи. Но далеко не в Англию, а в страну, откуда не присылает даже алиментов, потому что зарплата у него в перерасчёте на местный денежный курс мизерная. И ещё молодая любовница, съёмная квартира, безответственность и что там ещё…

А у Дарьи Станиславовны двое детей-подростков на руках.

У неё закрывшаяся летом школа.

И ещё только один месяц получения пособия по безработице.

И частные уроки, уроки, уроки.

Транспорт, расписание движения автобусов, дети с разными характерами и темпераментами, желанием и нежеланием заниматься, уповающие на её преподавательские способности родители, яркие ромашки с жёлтыми серединками и белыми лепестками на клавишах.

3

Марк идёт в свой город. Центр — Старушка — Домчик.

Старушкой ласково называют Старую Ригу, Домчиком — Домскую площадь.

Многолюдная Аудею, по которой без конца ездят машины, ненужные в этом заповеднике; холодная Вальню с плетёными прилавками торговцев сувенирами; узкие камерные Театра и Калею; средневековый уютный дворик Яня сета с неровными выпуклыми булыжниками и остатками старой городской стены; узкий тёмный проход с гипотетической нишей и зловещей легендой о замурованном в стену церкви Иоанна монахе; готическая кладка красного кирпича величественного храма Святого Петра с высоким замшелым шпилем; относительно широкая Скарню с лотками, наполненными янтарём, керамикой и этнографическими шерстяными носками с вывязанными аусеклисами; беспорядочный перекрёсток с Калькю; проходная Шкюню с многочисленными претенциозными витринами магазинов и венец похода — Домская площадь, от которой, как от огромной звезды, во все стороны расходятся улицы-лучи.

Пётр над Ригой.

Илья был одержим этим в юности.

Как Клод Моне с Руанским собором, рисованным им пятьдесят раз, Илья носился со своим собором. Он всюду, где бы ни находился в центре, искал этот величественный шпиль. Где-то Марк вычитал, что это вовсе не собор, — церковь. Но продолжал называть Петра именно так.

Он снимал его с Барона, с Бривибас, с мостов, с набережной, с разных улиц, из парков и скверов, из окон квартир, офисов и учебных заведений. В солнце, в дождь, в снегопад.

Пётр возвышается над городом, величественный, мудрый, невозмутимый, каждый день из своих восьмисот лет разный, разбитый, отстроенный, всякий.

Серо-чёрный, иногда чуть зеленоватый шпиль с золотым петухом на кончике.

Самый высокий. Символ, однако.

Коллекция фотографий хранится в его письменном столе и частично в рамочках на стенах маминой квартиры.

Теперь он идёт к своему собору.

Рига эклектична. А уж Старушка — тем более. Марка не коробит новодел. Это участь города, от которой никуда не деться. Людям нужны выгода и удобство. И всё в соответствии со вкусами и модой своей эпохи.

Три атланта, поддерживающие своими спинами земной шар над крышей дома на углу Вальню и Театра.

Марк всегда физически чувствовал всю тяжесть, которую взвалили на плечи «трёх мужиков». Троица стоит здесь давно, видывала всякое, и ей на всё плевать — на смену эпох, строя, правительств — она держит земной шар. Над городом.

Чего только не видели эти мокрые отшлифованные булыжники, чего только не видел Пётр.

Марк заглядывает на Ратушную площадь и доходит до прянично-красивого Дома Черноголовых.

Когда-то здесь был сквер, в котором Марк в студенчестве сгребал листья на субботнике. А потом фотографировался, сидя на лафете пушки у Музея стрелков. Вафельная стенка цвета горького шоколада на тоненьких ножках семидесятых и затейливая красная с золотом новоделовская роскошь двадцать первого века.

Всё рядом, бок о бок. Под присмотром Петра.

Разоружённые в угоду временам гранитные Стрелки, манерный и галантный белый Роланд у мэрии, Бременские музыканты с затёртыми (наудачу!) блестящими медными носами.

Особо почитаемое в юности стильное кафе на Скарню, куда он любил водить Дашулю. Недалеко от Петра. Как оно называлось? Пыльные окна пустующего помещения.

«Небось, аренду заломили, никто не берёт», — грустно ностальгирует Марк, вспоминая уютные кабинки и вкус салата.

«Фи! — трогательно морщила носик Дашуля. — Терпеть не могу смеси!».

А он обожал этот Rasols — русский «Оливье». У мамы тоже был вкусный мясной салатик, но здесь подавали особенный.

Дашуля любила кофе с мороженым и булочки под названием «Вецрига».

Сегодня мама кормила его такими же булочками. Вкус детства, вкус юности, вкус Риги.

Интересно, какая сейчас Дашуля?

Переехала. По старому адресу её нет. Старый домашний телефон отвечает голосами чужих людей. Никаких следов в Интернете. Не любит социальных сетей? Сменила фамилию? Образ жизни?

Сколько ей лет? Сорок.

Зачем она ему нужна?

Кто-то давно говорил про замужество и двух детей.

Наверное, растолстела.

Вероятно, вся в заботах и хлопотах.

Работа, магазины, кухня, уборка.

Но нет.

Дашуля была яркой и фееричной. Она всегда хотела блистать и быть в центре внимания.

А почему бы и нет?

Ей было, чем хвастать.

А он? Два брака, два развода. У него залысины, потухший взгляд, пивной живот, отсутствие роста и стати. Он был невзрачен в юности. Теперь, наверное, это усугубилось.

Марк ностальгирует, разглядывая и вспоминая. Всё на месте. Всё такое же и не такое.

Но он счастлив быть в своём городе, где знает каждый булыжник мостовой, каждый барельеф на стенке, не говоря уж об атлантах, кариатидах и прочем декоре.

Марк специально идёт на Амату к Малой гильдии.

Вот здесь у дома напротив, на портале, у входа слева и справа — две лягушки. Когда-то серые и невзрачные. Теперь выкрашенные в белый цвет. Но… Так и есть! Традиции не меняются! С сигаретами.

Сколько лет этому дому? И каждый день из поколения в поколение чья-то рука заботливо засовывает окурки в пасти земноводных.

Марк улыбается лягушкам, как старым подругам, достаёт телефон и в который раз снимает своих любимиц.

Это его город.

Город, который он оставил пятнадцать лет назад.

Тогда после развала империи уезжали многие. Кто на восток, кто на запад. Он предпочёл последнее.

Говорят, сейчас поток отъезжающих ещё больше.

А Рига всё та же.

«My bonnie lies over the ocean».

Мама переживала.

Но Маргарита, вторая жена, была непреклонна в своей болезненной решимости. Её манила Америка.

«Что здесь делать? Полный бесперспективняк!» — она долго училась выговаривать это словечко и, научившись, напропалую пользовалась им, не замечая, что смешным это кажется только в первый раз.

У Маргариты были проблемы с чувством юмора.

Однако американская мечта прочно сидела в её упрямой рыжей голове. «Там все улыбаются! Здесь все хмурятся!» — любила повторять она. Это казалось ей неоспоримым аргументом в пользу отъезда.

Через пару месяцев деланные улыбки начали раздражать. «Чего лыбятся?»

Новая жизнь, новый мир. Физический труд.

Флейту, память о Даше, вместе с дипломом инженера он оставил в Риге у мамы.

Апартаменты — безликое просторное жильё со стандартной мебелью. Две машины — по одной на каждого члена семьи. Поначалу это забавляло. Потом просто привыкли.

Развернулся. Устроился.

Но счастья, ожидаемого Маргаритой, не было. Было неуютно и холодно — дома, друг с другом.

Со временем появилось своё дело.

Но Маргарите всего было мало, и она, движимая одержимостью, требовала ещё, ещё и ещё.

Хорошо, что не было детей.

Зато появился любовник-американец. Маргарита светилась от счастья, летала на крыльях. Было противно и обидно.

«Ах, Маркуша! Билл — такой красавчик! А ты? Ты мне даже до уха не достаёшь. Вот посмотри на себя!»

Зачем, вообще, как говорится, звала?

Разошлись.

В Риге остались мама и сын, который жил со своей мамой и отчимом.

Они встречались ежегодно. Но Алика к нему в Америку не пускала его maman Карина.

А к маме надо было ездить почаще, а ещё лучше — не оставлять в одиночестве и перебраться к ней.

Хоть она и привыкла жить одна, но по сыну тосковала.

Двойного гражданства нет. ² Американское терять не хотелось.

Марк был в отчаянии.

«Женитесь», — посоветовал ему сердобольный чиновник.

Женитьба снимала массу казуистических проблем.

Женитесь…

На ком?

Двух раз ему хватило.

Найти Дашулю?

Юношескую горькую любовь. Яркую девушку, выковыривавшую ложечкой крем из «Вецриги», — он казался ей слишком сладким.

Сорокалетнюю тётку с двумя детьми? Наверное, с мужем и житейскими проблемами.

А у кого их нет?

Впрочем, он не был ей нужен и в молодости.

4

Белла Александровна встретила Марка и тотчас окунулась в бездну забот.

Надо было накормить и приголубить, дать отдохнуть и сделать много дел.

Фиктивный брак оказался неотвратимым мероприятием.