Оглавление

ПРОЛОГ

Удушающая вонь наполняла комнату. Завешенные плотными шторами окна не давали едкому смраду покинуть темную обитель, и он разлагал роскошное убранство изнутри, примешиваясь к спертому воздуху. Запах исходил от неприглядного юноши, стоящего у двери с подносом в руках. Он старательно отводил глаза, точно стыдясь своего унизительного положения, но изредка все же поднимал взор на господина, чтобы не пропустить очередной приказ. Выглядел слуга плохо: тощий, чрезмерно высокий для своих четырнадцати лет и болезненно-бледный, как чистое полотно художника. Его кисти, все в шрамах от укусов, дрожали так, словно мальчик держал не поднос, а железный молот. Райнера раздражал болезненный вид слуги, но страх в его маленьких черных глазках возбуждал охотничий аппетит. Мо́йсон — глава разбойничьего отряда — приволок этого и других рабов в поместье год назад, рассчитывая получить награду. Райнер щедро платил за молодую кровь и тем самым вынуждал наемников соперничать друг с другом за право подороже продать ему пленных ребятишек. Глядя на слугу, вампир вспоминал, каким его привезли в поместье: крепким и сильным, с живым блеском в глазах и со здоровым румянцем на лице. Все то время, пока Советник осматривал и оценивал привезенных пленников, юноша выкрикивал оскорбления хозяевам дома, а затем, когда очередь дошла до него, укусил старика за палец. Заносчивый сопляк угрожал сравнять поместье с землей, обещал убить всех и каждого, если его не отпустят. Но Райнеру удалось найти на него управу, и вскоре слуга замолк: не каждому под силу открывать рот, полный крови и выбитых зубов. Став покладистым, как и все прочие до него, малец научился помалкивать. Это искренне обрадовало старшего Ричи, не выносившего неподчинение.

Многих слуг в доме он использовал для утоления голода, поэтому покупал только здоровых, розовощеких и полнотелых рабов. Со временем они худели и бледнели, приобретая сходство с кровожадными хозяевами поместья. Юноша по имени Ви́нсент также отдаленно напоминал вампира. Белое, будто раскрашенное мелом лицо с высокими, резко очерченными скулами и острым подбородком, и тонкие конечности превращали его в живого мертвеца. Если убрать из комнаты все свечи и посмотреть на него в полной темноте, то можно ошибочно принять его за вампира. Эта мысль заставила Райнера усмехнуться — столь нелепой она была.

— Что скажешь? — Хейки, занявший кресло напротив, ждал ответа. Терпеливостью брат похвастаться не мог, а потому намеренно постукивал острыми ногтями по хрустальной чаше, выводя Райнера из себя. Глаза его зловеще горели — старший Ричи хорошо знал этот блеск. Хейки задумал очередную гадость. Не для него ли, Райнера, он ее готовит?

Старший Ричи лениво махнул слуге, и тот бросился к нему через всю комнату, почти роняя на ходу свои ботинки на размер больше, чем следовало бы носить. Когда он приблизился к столу, поднос в его руках дрожал, как желе на тарелке, но вино из графина чудом не пролилось. Райнер с интересом наблюдал, как слуга медленно наливает вино в хозяйскую чашу, изо всех сил стараясь не пролить ни капли. Нервная испарина покрывала лоб мальчишки. Старший Ричи ждал, что он сделает ошибку, и предвкушал предстоящее наказание. Чужой страх доставлял вампиру ни с чем не сравнимое удовольствие: испытывать превосходство над смертными он любил сильнее, чем разглядывать собственное отражение в зеркале. Страх превращает людей в животных и дурно пахнет для всякого вампира. Обостренные инстинкты позволяли Райнеру улавливать не только аромат крови жертв, но и некоторые их чувства, вызываемые присутствием беспощадного хищника. Вонь усиливалась по мере приближения Винсента к господскому столу, только то был в меньшей степени страх, а в большей — немытое тело.

— Винс, как давно ты мылся? — напрямую спросил Райнер у слуги, окончательно решив оставить вопрос брата без ответа.

— Три дня назад, господин, — проблеял испуганный юноша. Трясущимися руками он поставил на поднос наполовину опустевший графин.

— Сегодня же смой с себя этот смрад, а то мне надоело вдыхать твою вонь.

Рабу ничего другого не оставалось, кроме как покорно кивнуть в ответ на брезгливое замечание хозяина. Райнер уже думал над тем, чтобы немедленно отправить Винсента в купальню и позвать для обслуживания стола кого-нибудь другого, но вампира остановили мысли о пустой трате времени. Какая разница, кто наливает ему вино, если все рабы одинаковые? «Потерплю», — решил вампир, натурально скривившись от смрада слуги.

Порой Райнер и сам был не рад, что стал вампиром. Бессмертная жизнь, прекрасная в своей неприкосновенности перед болезнями и старостью, все же имела существенные недостатки, с которыми приходилось мириться против воли. В частности, чутье у вампиров оказалось обострено настолько, что после превращения Райнер еще долго избегал встреч со слугами: он не переносил резких запахов их тел. И даже спустя много лет старший Ричи так и не смог до конца привыкнуть ко всем особенностям своего бессмертного воплощения.

Несмотря на неприятный запах, Райнер остался доволен аккуратностью слуги. Наказание отменяется. Он даже пообещал себе подумать над тем, чтобы наградить Винсента отдыхом… если, конечно, драгоценный братец не испортит ему настроение, ведь именно из-за него Райнер обычно и терял самообладание.

— Ты сегодня какой-то молчаливый, — насмешливо бросил Хейки, в очередной раз напомнив о своем присутствии. — Если ты и дальше собираешься молчать, тогда я пойду. Не хочу тратить свое время на молчуна — от рыбы и то толку больше будет.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал? — благодушное настроение Райнера мгновенно сменилось раздражением. — Мы сидим тут с вечера. Сколько можно обсуждать одно и то же? У меня разболелась голова от твоего назойливого общества! Ты же знаешь, что я не могу выносить тебя так долго.

— У тебя не может болеть голова, — любезно напомнил Хейки. — Как будто мне нравится сидеть тут и смотреть на твое вечно недовольное лицо. Твое общество мне так же неприятно, как и тебе — мое. Все, чего я хочу, сводится к твоему согласию с моими доводами. — Слуга с подносом подошел к Хейки, и тот кивнул. Юноша плеснул вина в его чашу. Если Хейки и ощущал зловоние, которое источало немытое тело раба, то никак этого не показывал. — Мы должны убить его, пока он не начал разнюхивать детали.

— И как же он это сделает из темницы? — Райнера не пугала возможность ослабленного, лишенного свободы рунолога сбежать из охраняемого подвала. Еще никому из пленников не удалось уйти из-под носа у старшего Ричи. Сломленный болезнью, Зартос едва ли мог стоять на ногах, не говоря уже о чем-то большем. Вампир сделал глоток. Крепкое вино не обжигало горло, как при человеческой жизни, и пить его было приятнее в разы. Вдобавок к другим преимуществам бессмертного существования, вампиры не хмелеют. Хоть в чем-то Райнеру повезло. Его голова останется ясной, сколько бы он ни выпил.

— Как-нибудь да сделает, — хмуро проговорил Хейки. — Для магов нет ничего невозможного. Ты не осознаешь, чем грозит его появление в нашем доме? Забыл, что он собирался сделать до того, как оказался у нас в руках? Позволь я тебе напомню. Элисон освободила Зартоса не по велению своего доброго сердца, а для того, чтобы он рассказал ей о твари, что сидит в ней. Об этой темной сущности, которая всем нам не дает покоя. Что, если рунолог вот-вот догадается обо всем?

— Ничего, — Райнер покачал вино в чаше. — Даже если он обо всем догадается, нам с тобой бояться нечего. Пока мы здесь, рунолог не представляет угрозы, и устранять его нет нужды.

— Он тебе для чего-то нужен, да? — недоверчиво сощурился Хейки. — Ты никогда не берешь пленников, если только они не нужны тебе для какого-то дела. — Брат вгляделся в его лицо и, вероятно, прочитал все, что на нем было написано. — Нет, он точно тебе нужен…

Его подозрения развеселили старшего Ричи:

— Ты поэтому так стремишься избавиться от него — потому что он мне для чего-то понадобился?

— Нет, — Хейки сразу попытался уйти от ответа, — но я не хочу, чтобы наша сестра водилась со всяким отребьем. Ты что, собрался выпустить его из клетки? Надо скорее покончить с ним, пока он не начал совать свой ученый нос в наши дела. Так уж и быть: раз ты боишься запачкать свои ручонки, этой проблемой займусь я.

Хейки не так просто было убедить. Райнер знал своего брата не хуже самых верных его подданных и понимал, что от своего он не отступит. Это пронырливое чудовище не успокоится, пока рунолог не умрет, а следом за ним и сам Райнер. Хейки жадно поглощал вино, стремясь запить свое негодование. Старший Ричи испытывал к нему неприязнь, которая усиливалась изо дня в день. Хейки только и делал, что выводил его из равновесия. Райнер полагал, что ему это доставляет радость.

— Ты хочешь втянуть меня в очередное гиблое дело, — сказал старший Ричи, не скрывая звучащего в голосе пренебрежения. — Напомнить, чем закончилась твоя прошлая задумка?

— Зачем же? Взгляни на себя и увидишь последствия. И не говори, что ты не рад той жизни, которой живешь. — Хейки указал на него полупустой чашей. — Благодаря мне все сложилось как нельзя лучше. Если бы не мой грандиозный план, где бы мы сейчас были? — Брат залпом выпил остатки вина и вытянул руку, чтобы раб вновь наполнил чашу. — Ты должен валяться у меня в ногах, братец, и благодарить за возможность жить и радоваться жизни. Слюнтяй вроде тебя никогда бы не смог проделать то же, что и я. Без меня нам обоим давно пришел бы конец.

Райнер больше не мог сдерживаться.

— Это уже слишком! — он перешел на крик, от которого слуга вжал голову в плечи. Хейки, к его недовольству, даже не шелохнулся. — Я не собираюсь выслушивать в своем доме оскорбления! Да, ты очень помог нам обоим, и я признаю, что тебе удалось совершить невообразимое. Древние жрецы до сих пор бьются над разгадкой того, что было раскрыто тобой. Но поклоны и восхищения оставь своим подхалимам! Истинный наследник рода не станет ни перед кем кланяться, запомни это! — Чтобы закрепить уверенность в своей правоте, Райнер громыхнул кулаком по столу и расплескал вино из чаши. Обратив гневное лицо к Винсенту, словно это он был повинен в случившемся, вампир гаркнул: — Убери это! Живо!

Пока трепещущий от страха юноша вытирал полотенцем капли пролитого вина, старший Ричи смотрел на них, чтобы успокоиться. В полутьме они выглядели как зернышки граната или… как кровь — вкусная и горячая. Вампира одолевал сильный голод. Мысли о предстоящем ужине уносили его в приятные дали, но Хейки, намеренно или нет, решил подпортить картину, вновь подав свой противный голос:

— Не перестаю удивляться изменениям, которые произошли в тебе. Чем ты снова недоволен? Жизнь прекрасна, а бессмертная жизнь прекрасна вдвойне. У нас впереди столько приятных событий, а ты растрачиваешь силы на сквернословие и злость. Быть может, выпьем за твое спокойствие?

Но Райнер не поддержал его тост, и Хейки выпил в одиночестве.

Вопрос брата навел старшего Ричи на еще более приятные мысли, чем предстоящий ужин, и сгладил кратковременную вспышку ярости. Райнер давно овладел особым приемом, который держал в строжайшем секрете. Он возвращал вампиру здравомыслие даже в самой безнадежной ситуации. Злость сходила на нет всякий раз, когда Райнер предавался воспоминаниям о внутренних изменениях, настигших его после перерождения. Он сравнивал себя из настоящего с собой из прошлого и наблюдал перемены к лучшему. Слабость, робость, неуверенность — лишь эти качества составляли характер молодого господина, пока его человеческая жизнь не оборвалась. Бессмертие же даровало силу, о которой Райнер и мечтать не смел.

Хейки связал их ядовитой кровью ради общей цели и назвался его Создателем. Вынужденная связь новообращенного вампира с Создателем — настоящее проклятие, и многие небезосновательно сравнивают ее с узами матери и младенца: пока обращенный не обуздает свою жажду крови, он всецело зависит от Создателя. Путь к свободе лежит через избавление от него, что удается далеко не каждому. Райнер не стал даже пытаться — Хейки был опытнее и сильнее, — а потому старшему Ричи пришлось приложить немало усилий, чтобы разорвать нить, насильно связавшую его с Хейки в момент перерождения, не прибегая к убийству брата.

Превращение в бессмертное существо изменило Райнера до неузнаваемости, словно в ту роковую ночь в нем умер не только человек, но и все то, что он испытывал ранее. Прежний характер стерся — на место робости и слабости пришли неконтролируемая жажда крови и необъяснимая злость на весь мир. Вместе с прошлой жизнью Райнер навсегда утратил человеческий облик. Сам Хейки признавал, что изменения произошли чудовищные, и гордился своим новым творением. Он наполнил новорожденного вампира своей силой, что потекла по его венам ледяной рекой и подтолкнула Райнера к величию.

Небьющееся сердце старшего Ричи продолжало черстветь и ожесточаться. Воспитанная с детства скромность сдерживала его от получения желаемого, давила и сковывала, а необыкновенная кровь вампира позволяла все. Он упивался полученной властью над временем, смертными и, конечно, над братом. Хейки, гордость которого не могла стерпеть возвышение Райнера, вскоре пожалел о своем решении, но изменить уже ничего было нельзя. А их сестра… Старшего Ричи не покидала уверенность, что если бы Элисон помнила, каким он был раньше, то неприятно удивилась бы произошедшим изменениям. В далеком прошлом девчонка бессовестно пользовалась своим положением, задевала Райнера всякого рода колкостями и торжествовала, пока он прятал свои настоящие чувства под замок.

Первые месяцы после превращения выдались самыми трудными. Голод не оставлял его ни на миг. Сколько бы людей Райнер ни выпил, ему все было мало. Однажды жажда крови полностью лишила его рассудка. Он не помнил, куда шел и зачем, но спустя часы скитаний набрел на маленькую деревушку во владениях своей семьи.

Стояла прекрасная осенняя ночь, юный месяц проплывал над головой новорожденного кровопийцы и не причинял вреда ледяной коже так, как это делало солнце.

У колодца деревенского дома Райнер заприметил мужчину средних лет. Он не сумел разглядеть его лицо: крестьянин стоял к вампиру спиной и вытягивал из колодца ведро с водой. Соломенная шляпа покрывала голову мужчины и ночью смотрелась несуразно, как лишняя деталь, которая навсегда врезалась в память Райнера. Вампир вихрем пронесся за спиной человека, подняв сухие листья у дороги. Деревья в округе беспокойно зашевелились, раскачивая ветвями на ветру. Селянин обернулся, но никого позади себя не увидел. Он возвратился к своему занятию, не ожидая, что монстр каменной горой возникнет рядом с ним и схватит его за горло. Ведро с глухим стуком упало на землю, и вода широкой струей выплеснулась под ноги жертве и хищнику, забрызгав их обоих. Человек сопротивлялся: он раскачивался в хватке вампира, хрипел и синел прямо на глазах.

Мысленно переносясь в эту или последующие ночи, Райнер не мог вспомнить ни одного лица своих жертв: в них его интересовало лишь то, что ниже головы. Он рассматривал их шеи с вожделением и ощущал под пальцами тепло человеческих тел — тепло, которое покинуло его самого в тот самый момент, когда он обрел бессмертие, стал порождением ужаса и ночи. Райнер слышал зов крови, что бурлила в венах человека и затуманивала разум сладким пьянящим ароматом. Легкая доступность и беспомощность добычи кружила голову, ведь он мог испить любого: мужчину, женщину или ребенка.

Когда крестьянин перестал дергаться, вампир передвинул пальцы на его плечо и припал к оголенной шее. Горячая кровь перетекала в ледяное горло, согревая и принося наслаждение. Зуд мучительной жажды отступал. Райнер пил и пил, иссушая несчастного, который уже после трех его глотков полностью обмяк в ледяной хватке. Багровый нектар стекал по подбородку, и вампир на миг отстранился от жертвы, чтобы поймать языком бесценные капли крови.

Вдоволь насладившись приятной сладостью, он отбросил бездыханное тело и уже собирался уходить, как вдруг услышал крик. На пороге крестьянского дома замерла женщина с ребенком — белокурой малышкой, напомнившей Райнеру его собственную сестру. Женщина встретилась с горящим жаждой взором вампира и попятилась, надеясь укрыться в доме с маленькой дочерью. Но стены их жилища оказались не так крепки, как она рассчитывала. Вампир рывком распахнул деревянную дверь, сняв ее вместе с замком, и зашел внутрь.

Той ночью смерть забрала многих жителей деревни. Одного лишь кровавого жнеца она обошла стороной. Умерев намного раньше своих жертв, он переродился от крови вампира и сам стал посланником смерти на этой земле. Гибельным поцелуем Райнер вершил судьбы людей, обрывая их жизни ради продления собственной. Кровавый след его деяний тянулся за ним, куда бы он ни направился: вампир оставлял позади бездыханные, иссушенные тела с едва заметными отметинами от клыков. Во всех он вселял праведный ужас, а бессмертный, полный всемогущества образ приближал его к богам в глазах людей.

Но даже бесчисленные жертвы не усмирили его голод надолго. Райнер не озвучивал свои опасения, однако внутри него сидела страшная мысль, что он никогда не насытится. Хейки пообещал, что через год все изменится, и оказался прав: после одиннадцатого полнолуния Райнер впервые испытал долгожданное насыщение. Доверие старшего Ричи к Хейки укрепилось, ведь младший брат посвящал его во все тонкости становления вампиром. Разногласия между ними начались значительно позже. Как только Элисон стала подрастать, ссоры между братьями участились. А когда сестра достигла одиннадцати лет, их отношения испортились окончательно. Терпение у обоих подошло к концу, и если раньше Райнер уважал своего брата, то теперь действовал ему назло, желая уязвить его гордость. Хейки стал для него все равно что занозой в одном месте, и всему виной была Элисон.

— Лучше за собой следи, — проворчал Райнер, пригубив новую порцию вина. Воспоминания о первых месяцах после обращения уже оставили его, но он немного приободрился благодаря им. — И хватит копаться в нашем прошлом. Я пригласил тебя не для того, чтобы препираться, кто кому и чем обязан. Нам надо серьезно поговорить об Элисон.

— Прошлое для нас имеет куда большее значение, чем настоящее, но как скажешь, — Хейки удовлетворила перемена темы: он улыбнулся и отставил чашу с вином в сторону. — Я об Элисон и так постоянно думаю.

Райнер не сомневался. Брат спорил с ним по любому поводу, хитрил и строил козни у него за спиной, но, как только речь заходила об их сестре, тут же становился сговорчивее.

— Она должна заплатить за свой побег, — продолжал Райнер, с каждым новым словом хмурясь все сильнее. — Как ты уже знаешь, я придумал ей наказание…

— Мы придумали, — поправил его Хейки с довольной рожей. Хвастливый и самовлюбленный брат никогда не упускал шанса перетянуть одеяло на себя.

Райнер скрипнул зубами.

— Да, не стану с этим спорить, — процедил он с неохотой. — И все же основную часть наказания придумал я. Но это все не имеет значения. Меня тревожит другое. Ты помнишь, какой она была в том замке?

— Бесстрашной, самонадеянной и дерзкой. А еще невоспитанной и язвительной.

— Она нас не боялась, — согласился старший Ричи. — Я наблюдал за ней. Ты видел, как она изменилась? Ее волосы побелели, а глаза стали как две льдины. Страха в ней не осталось, когда она… вернулась к жизни. К слову, как ей это удалось? Такое случалось с ней в прошлом?

— Ни разу.

— Боюсь, нам с ней не сладить, — Райнер потер переносицу. Если бы у него могла болеть голова, то только от тяжелых мыслей об Элисон, а не от вина или занозы-Хейки. — Мы должны найти способ запечатать ее силу, пока она не начала интересоваться своим даром. Сколько ей было лет в прошлый раз, когда магия впервые пробудилась в ней?

— Пятнадцать.

— Значит, круг замкнулся, — признал вампир, — и мы вернулись к началу. Нам следует быть осторожнее, пока не придумаем, как подавить в ней зачатки этих способностей. Нужно заставить ее снова нас бояться. Страх не позволит ей использовать магию втайне, и она не осмелится изучать ее на стороне.

— Страх вернется, когда она узнает, что мы для нее приготовили, — пообещал Хейки с кривой улыбкой. Он водил пальцем по хрустальной ножке своей чаши. — Она за все ответит.

Терзаясь сомнениями, Райнер подумал и спросил:

— А ты уверен, что это не убьет ее?

— Будь спокоен, — заверил брат. — Не убьет, а только ослабит и лишит желания раздумывать над новым побегом. Вот увидишь, наказание пойдет ей на пользу. После него она вновь станет покорной и тихой. — Хейки подался вперед. — Ты мне лучше ответь: вот зачем тебе сдался этот рунолог?

Райнер не счел нужным делиться с братом планами и ушел от прямого ответа. Винсент по его жесту подлил им вина, однако следующую порцию вкуснейшего напитка Райнер так и не выпил. Тревога упрямо не покидала вампира. Сила, пробудившаяся в Элисон, сделала его положение в поместье шатким и могла лишить власти в любой момент. Хитроумные и запутанные манипуляции были по части Хейки, но просить его о содействии Райнер не стал бы даже при угрозе конца мира. Вампир привык действовать с решительной быстротой, и случай с их сестрой как раз требовал незамедлительного принятия мер. Пока он перебирал различные способы, как подавить волю Элисон, она становилась только сильнее. Но у старшего Ричи все же имелся запасной вариант, который наверняка усмирит сестру, если та начнет заявлять о своих правах…

Оставалось надеяться, что до этого не дойдет.

Часом позже, убедившись, что Хейки ушел к себе, Райнер спустился в подвал. Пленник сидел в изготовленной для него клетке из переплетения толстых железных прутьев. Факелы здесь не горели, но вампир и не нуждался в источнике света: его зрение во много раз превосходило человеческие возможности, позволяя видеть все даже в кромешной темноте.

— Вы пришли убить меня? — голос рунолога за пару недель заточения сделался хриплым и тихим. Пленник зашевелился в углу клетки, подползая поближе к прутьям, чтобы взглянуть на того, кто пришел.

— Убить? — Райнеру нравилось производить на людей жуткое впечатление, но это был не тот случай. Для полноценного соглашения ему придется вести себя вежливо. — Нет, что ты. Убить тебя я не могу при всем моем желании. Догадываешься, зачем я взял тебя с собой?

Из темноты на него смотрело лицо. Измученное, серое. С их последней встречи рунолог постарел на добрую сотню лет и выглядел как дряхлый дед с этой своей отросшей бородой и чересчур умными глазами. Мужчина не отвечал, и Райнер в нетерпении пнул сапогом клетку. От оглушительного звона металла рунолог взвыл и зажал уши руками.

— Ну же, Зартос. Твои друзья говорили, что ты ученый. А что отличает ученых от других людей? Острый ум и смекалка, а также умение находить ответы на любые вопросы. Не заставляй меня разочаровываться в тебе.

— Друзья, — горестно вздохнул рунолог и провел рукой по толстым прутьям, еще вибрирующим от удара вампира. — Они не могут называться моими друзьями после того, что сделали.

— О чем ты? — Прежде чем Зартос ответил, Райнер вспомнил сам. — Ах, точно. Элисон. — Вампир улыбнулся при воспоминании о ее глазах со слезами горя и ужаса. — Но от того, что демоны предали ее, быть твоими друзьями они не перестали. Они ведь не тебя предали, а девчонку, которую едва знали.

— Они обещали ей помочь и нарушили слово, — возразил рунолог. — Отправили ее в опасное место — в мир со своими правилами и законами. Она могла там погибнуть! Эта девушка… — Зартос покачал головой. — Элисон отчаянно нуждалась в помощи. Да я бы и сам ей помог, если бы демоны не предали нас!

Райнер пожал плечами. Переживания несчастного ученого волновали его в последнюю очередь.

— Даю тебе еще одну попытку — последнюю. Зачем ты здесь?

Зартос замолчал, скрипя своими древними извилинами. Райнер прислонился плечом к холодной стене. Люди все делают медленно, подумал он с нарастающим нетерпением. Как же это раздражает!

Наконец маг ответил, но очень тихо, словно не хотел, чтобы Райнер его услышал:

— Вы хотите знать, кто она такая?

— Слишком просто. Я и сам знаю, кто она. И получше тебя знаю.

— Тогда чего вы хотите, если сами все знаете?

— Я знаю, а вот она — нет. В этом все дело. Элисон и дальше должна оставаться в неведении. Она не должна узнать правду о себе. Ни от тебя, ни от кого-либо еще.

— Кажется, теперь я начинаю понимать… — Зартос обеими руками вцепился в прутья клетки и просунул свой любопытный нос в пространство между ними. — Вы боитесь, что она узнает правду, ведь тогда все потеряете. Стало быть, вся ваша власть — пустышка.

Прямота, с которой он высказался, обескуражила Райнера, не привыкшего слышать подобные слова от людей низкого происхождения. Он опустился на колени рядом с клеткой и обнажил скрытый клинок прежде, чем рунолог успел моргнуть. Одно быстрое движение — и лезвие у горла наглеца.

— Я хотел видеть твой ум, — прошептал вампир, ощущая пульсацию артерии под лезвием клинка, — но ты слишком увлекся. Вскоре я пожалею, что оставил тебя в живых, если ты продолжишь дерзить мне. Мне ничего не стоит перерезать тебе глотку и покончить с тобой навсегда.

— И все же ты этого не сделал, — прохрипел Зартос. — И не сделаешь, потому что я тебе нужен. Ты сам только что это сказал.

— Верно. — Спрятав клинок в рукав, Райнер встал. — Пока ты мне нужен. Мне доложили, что ты знаток древних языков. Я освобожу тебя. Ты будешь переводить для меня книги из библиотеки.

Зартос воспринял эту новость так, как будто давно ждал этого — без удивления. Он только спросил:

— Мне вернут мои свитки, чтобы я мог продолжить работу над рунами?

— Магия тебе не понадобится. — «Не хватало еще, чтобы он ею пользовался!» — подумал вампир. — Для перевода книг волшебство не требуется — лишь знания и хорошее зрение. Как видишь, все, что нужно для работы, у тебя уже есть. Жить будешь на чердаке, но если я увижу примерное поведение, то пожалую тебе одну из гостевых комнат. Они просторнее, теплее и намного уютнее подвального крысиного логова.

— Хорошее зрение… — пробормотал рунолог. — Чудо, если оно у меня осталось. Темнота вредит глазам. Сначала Долина, потом этот ваш подвал… я уже начал забывать, что такое настоящий яркий свет.

Райнер хлопнул в ладоши, подзывая двух слуг. Они стояли у лестницы наготове и все это время терпеливо ждали сигнала господина. Один из них зажег лампу, другой открыл замок клетки, а потом они вместе вывели оттуда отощавшего пленника. Он чрезмерно ослаб, чтобы идти самостоятельно.

— Отведите его на чердак, умойте, переоденьте и накормите, — распорядился вампир и направился к выходу.

— Подожди, — слабо окликнул его Зартос.

Райнер обернулся, недовольный фамильярностью, с которой тот обратился к нему.

— Нам ударить его, господин? — поспешно спросил один из рабов.

— Нет. Пусть говорит.

— Какие книги мне переводить?

— Те, что содержат ответы, как вытащить из моей сестры опасную дрянь, — сказал вампир. Слуги старательно избегали его взгляда, чего нельзя было сказать о Зартосе: он смотрел вампиру прямо в глаза. Смелый ход, но неразумный. — Мне нужен способ лишить ее силы, потому что моя невеста и в будущем супруга не должна обладать чем-то… подобным. Вспомни, Зартос. Элисон освободила тебя взамен на ценные сведения. Она хотела узнать больше о темной сущности внутри себя. Я подарил тебе свободу по той же причине. Ты все выяснишь и найдешь способ направить Элисон по верному пути. По моему пути.

— Но что, если она не захочет следовать по нему?

На последний вопрос Райнер отвечать не стал.

ГЛАВА 1. В ПЛЕНУ КОШМАРОВ

Каждую ночь ей снилась Киото. Эльфийка приходила в платье, сплетенном из цветов и трав, пахнущих медом, чайными листьями и лесными ягодами. Она являлась радостная и счастливая, без намека на гнев или осуждение, и пыталась утешить юную госпожу. Во снах Элисон видела ее живой, трогала за теплые руки и смеялась вместе с ней над всякими нелепицами. Эти сны причиняли младшей Ричи куда более сильную боль, чем шрам, временами напоминающий о себе жжением и зудом.

Эфемерный образ Киото не поддерживал чувство вины, которое не давало Элисон покоя, но делал ее пробуждение тяжелым из-за незаслуженной доброты бывшей служанки. Эльфийка представала перед госпожой нетронутой, без синяков на руках и укусов на шее. Но Элисон запомнила ее совсем другой: избитой, с кровоподтеками на светлой коже и обреченностью в больших серых глазах. Сухие губы шептали: «Солнечная госпожа». Солнечная Элисон. При жизни Киото не уставала напоминать, что сердце ее госпожи преисполнено светом и бесконечной любовью к ближним. Она говорила это, не зная и не видя, что на самом деле стало с Элисон.

После смертельного удара Хейки все изменилось. Младшая Ричи умерла той ночью вместе с Киото, и не только от меча своего брата. Со смертью подруги девушка потеряла важную часть себя — ту, за которую ее уважали и любили простые люди. Элисон жалела, что Киото так и не увидела самого главного: как темные силы вернули ее к жизни и как древняя магия пробудилась в ней после смерти. Собственная кровь и жажда мести помогли Элисон возродиться, но свет внутри нее окончательно и бесповоротно угас. Что Киото сказала бы о ней теперь?

Элисон представляла разочарование и боль в глазах подруги. Такой госпоже, как она, больше никто не захочет служить по доброй воле, из любви. Потухший, лишенный жизни взгляд эльфийки стоял у нее перед глазами, стоило ей закрыть их. Утром или ночью. Во время купания или чтения. Всегда.

Элисон часто снилось, будто вампиры обступили Киото. Они вонзали клыки в ее шею, плечи, запястья… Эльфийка не вырывалась, а только беззвучно плакала. А младшая Ричи, будучи во всей своей силе, никак не могла ей помочь. Она призывала магию крови, но руки не слушались ее либо сила выходила из-под контроля и наносила вред ей самой. Как и в жестокой реальности, во сне вампиры одерживали победу. Чернота неизменно забирала Киото, а после поглощала и саму Элисон.

Тогда она просыпалась. Одинаково в одно и то же время — перед рассветом. Солнце в ее холодных краях вставало поздно, и девушка постепенно приучила себя подниматься раньше, чтобы насладиться рассветным утром до прихода служанок.

Сев на постели, Элисон потрогала свои влажные щеки и вздохнула. Она снова плакала во сне. В последнее время ей вовсе не хотелось просыпаться. Ради кого и чего ей жить? Киото, Дарвин, Тата — всех, кого она любила, не стало. Сколько еще дорогих ее сердцу людей должны убить вампиры, чтобы наконец пресытиться в своей жестокости?

Девушка нащупала под мокрой подушкой золотое перо — памятное украшение, подаренное сестрой. Перед сном младшая Ричи прятала его под подушку, а утром доставала и подолгу разглядывала драгоценность, вспоминая Татиану, ее добрые глаза и заливистый смех. Райнер выполнил обещание и в самом деле отдал брошь Элисон, но перед этим ей пришлось пообещать, что она никогда больше не сбежит. Вампир запросил очень высокую цену для такой маленькой вещицы — свободу, — но девушка заплатила ее, не раздумывая. Старое золотое перо — это все, что у нее осталось.

Она поднялась, подошла к окну и раскрыла занавески. Свечи давно догорели — в комнате царствовал мрак. Небо облачалось в розовый наряд, снимая черное скорбное платье. Облака перенимали нежные оттенки рассвета и плыли по небу разноцветные: розовато-красные, оранжево-белые, пурпурно-серые. В некоторых проглядывалась желтизна солнца, которое еще не взошло, как намек на солнечный спокойный день. За ночь воздух в комнате сильно остыл: стены поместья, даже напитанные магией, и оконное стекло источали утренний холод, поэтому стоять вот так, в одной ночной сорочке, младшей Ричи было неуютно. Но она продолжала смотреть на небо. Ей нравилось рассматривать облака, особенно предрассветные. Порой она видела в них фигуры животных или образы людей, а в иные дни совсем ничего не могла разглядеть. Одно из розово-алых облаков напомнило девушке замок, в котором состоялась кровавая бойня. Демоны сражались с вампирами, а Элисон — сама с собой. Она вела внутреннюю борьбу с Тьмой и проиграла. Поддалась ей.

Потерпела поражение младшая Ричи и среди вампиров. Вспоминая те события, она поражалась самой себе: как у нее хватило смелости бросить братьям вызов? Той силы, которая проснулась в ней, все равно бы не хватило, чтобы противостоять вампирам. О чем она думала, когда решила выступить против них? «Глупая, глупая девчонка», — ругала Элисон себя, а потом вспоминала испуганные лица братьев, когда она легким взмахом руки подняла в воздух смертоносные иглы, созданные из ее крови. Старшие Ричи твердили ей, что она ничего из себя не представляет и не сможет ступить без их помощи ни шагу. Если она и правда такая никчемная, почему же они испугались и отступили, пусть и ненадолго?

Этот и другие вопросы беспокоили ее целыми днями.

Тьма не навещала ее с тех пор, как семейство Ричи вернулось домой. Безупречный лик Темной и раньше нечасто маячил перед глазами Элисон, но она с упорством продолжала обращаться к ней в мыслях, чувствуя, что злая сила слышит ее. Девушка умоляла о помощи; она просила о мудром наставлении и поддержке, но Темная не являлась. Элисон перепробовала все: звала ее во снах, углублялась в себя с целью отыскать темную обитель — все без толку. Тьма не шла на зов, словно ее интерес угас после их совместного поражения. Все это сильно подрывало веру Элисон в себя, но она продолжала надеяться, что Тьма вернется и поможет отомстить за смерть потерянных любимых. Без надежды на это она не смогла бы жить дальше.

В дверь постучали, оповестив о начале утренних процедур. На пороге показались три девицы: одна, самая старшая на вид, стояла впереди, а из-за ее правого и левого плеча выглядывали две помладше. Младшая Ричи видела их впервые: после возвращения домой Хейки и Райнер позаботились о том, чтобы ни одна из служанок не сблизилась с их сестрой. Каждую неделю братья присылали к ней новых девушек, видно, беспокоясь, как бы Элисон не привязалась к кому-то вместо Киото. Вампиры ожидали, что она совершит новый побег, и делали все, чтобы исключить возможность заговора. Но они и не догадывались, что их решение оградить Элисон от общения с прислугой принесло ей облегчение. Младшая Ричи не горела желанием разговаривать с теми, кого едва знала, и заменить для нее Киото не мог никто.

— Юная госпожа уже проснулась? — растерянно спросила старшая служанка, увидев бодрствующую Элисон.

Младшая Ричи кивнула и отвернулась к окну, давая понять, что не настроена на вежливую беседу.

Пока одна служанка раздевала ее, две другие наполняли ванну за ширмой в дальней части комнаты. Они опустошили принесенные ведра с теплой водой и побросали в ванну травы и лепестки цветов: белые, синие и красные. Элисон забралась в воду, пахнущую летним лугом, под рассуждения девушек о том, как же ей повезло родиться в знатной семье, среди любящих родственников. Она подавила в себе истеричный смех и сделала вид, что не слышит болтовни приставучих служанок. Их общество было ей неприятно, и тем не менее младшая Ричи терпела его. Если она прогонит девушек, не дав им закончить, те побегут к Райнеру и нажалуются на грубость госпожи. Элисон не пугала необходимость долго объясняться перед братом, но после воспитательной беседы он наверняка захочет закончить водные процедуры сам. Она покрылась гусиной кожей от одной только мысли об этом. Волей-неволей Элисон стала слушать разговоры девушек, чтобы отвлечься, но все их темы сводились к ее скорому замужеству.

— У других нет и половины того, что есть у вас, госпожа! — тараторила коренастая служанка с голубыми глазами и русыми густыми волосами. На щеках девушки играл яркий румянец — свидетельство того, что Райнер не использует ее для утоления жажды. — Вам так повезло!

«Нет, милая, — подумала Элисон с усмешкой на губах, — это тебе повезло. Радуйся, что не являешься едой для своего господина».

Служанка продолжала натирать ее кожу мягким лоскутом ткани, смоченным в ароматном травяном отваре.

— Скоро день вашей свадьбы, — восхищенно говорила другая, занимаясь мытьем волос Элисон. — Не могу вообразить ваше счастье! Ваш жених, господин Райнер, такой грозный все время, но это даже хорошо для брака! Он никому не даст вас в обиду!

Младшая Ричи чуть не взвыла от этих радостных слов. «Я так счастлива, что хочу открыть окно и прыгнуть, вот только прыжок со второго этажа не убьет меня, как бы сильно я этого не хотела. Я очень, очень счастлива! Жаль только, что я не могу поделиться своей радостью с близкими людьми, ведь их всех убил мой жених!»

Можно подумать, ей самой так уж хочется быть Ричи. Элисон не желала для себя подобной судьбы. Кто в здравом уме мечтает оказаться на ее месте? Она украдкой взглянула на девушек. Разве что они. Вот эти-то не отказались бы поменяться с ней местами. Пустоголовые девицы! Они не имеют ни малейшего понятия о том, что могло бы ждать каждую из них после свадьбы с безумцем Райнером — главой самого большого и влиятельного клана вампиров. А вот Элисон представляла свое будущее с ним, и внутри у нее все переворачивалось.

Служанки продолжали болтать, наперебой споря о том, какого цвета должно быть настоящее свадебное платье, пока Элисон думала, чего бы ей хотелось на самом деле. Она уже давно знала ответ, и от этого ей становилось невообразимо грустно. Райнер подарит страдания или завалит подарками попроще — платьями или украшениями, — но наделить Элисон силой, способной сокрушить проклятых вампиров, он не в силах.

— Мне представляется на вас платье розового цвета, с белым кружевным воротником и серебристыми рукавами, — мечтательно вздыхала одна из служанок, ополаскивая волосы младшей Ричи. Ее собственные — короткие, тонкие и темные — производили отталкивающее впечатление.

— Дура! Все знают, что невесту вампиров наряжают в алое платье, в цвет крови, которую они так любят, — похвасталась познаниями старшая служанка с длинной черной косой до пояса. — Госпожа непременно будет самой красивой невестой!

Они хвалили ее, но в их голосах звучала плохо скрываемая зависть. Элисон хотела крикнуть им: «Займите мое место и забирайте все, что у меня есть! Я с радостью отдам вам все свои наряды, драгоценности и любовь старших братьев. Забирайте все, а меня оставьте в покое!» Жаль, это невозможно. Она найдет покой лишь в двух случаях: если умрет сама и если отомстит врагам. А до тех пор ходить ей по земле невестой жестокого вампира и наблюдать смерть от его рук.

После купания ее одели в платье из голубого шелка, украшенное белой вышивкой. Снежинки из тончайших нитей блестели на длинных рукавах, достающих до пола, а подол украсили холодные серебряные розы. Восторженная болтовня служанок разбередила раны на душе у Элисон, и теперь она с преувеличенным вниманием разглядывала свой наряд, пытаясь сдержать подступающие слезы.

Ей не терпелось отослать служанок прочь. Она надеялась, что после купания девушки оставят ее одну, но даже расчесав и уложив ее волосы, они почему-то никуда не торопились.

— Разве вам не пора? — как можно более вежливо спросила младшая Ричи, желая поскорее избавиться от их общества. — Вы сделали свою работу и можете быть свободны.

Девушки озадаченно переглянулись.