ЯН
Когда я вернулся домой, мама уже сидела за компьютером и печатала. Она всегда печатает так, как будто хочет пробить в клавиатуре дырки, или прибить слова к виртуальной бумаге, чтобы они не отскакивали.
Увидев меня, она улыбнулась и сказала, что завтрак на столе и давно остыл.
— Ладно, мам, я погрею.
Пошел на кухню и стал смотреть на холодную яичницу. Она скукожилась и выглядела зловещей. Я снял ее на айфон, чтобы показать Светке: два холодных растекшихся желтка напоминали глаза смотрящие из какой то склизкой мути. Все как она любит.
Я сел за стол и стал пить холодный кофе. Гадость.
— Охренеть! — ответила Светка.
Помолчала пять минут и решила меня пожалеть:
— Бедняжка.
Я промолчал. Меня так и подмывало рассказать Светке про незнакомку, но сначала я хотел сам насладиться своей тайной. Да и вообще — не стоит одной женщине говорить о другой.
Я смолол зерна и сварил новый кофе. Во всяком случае, он был горячий.
Я пил его и смотрел на единственную картину отца, которую мама повесила на деревянную стену кухни. Старая рыбацкая лодка у берега, мрачное море и ни одного человека вокруг. На меня она навевала тоску. Хотя, кого я обманываю — мне давно уже нет дела и до этой картины, и до отца, и до этого места, где я вынужден жить только потому, что когда-то отец ткнул пальцем в неприметную точку на карте.
Мама приехала сюда незадолго до моего рождения. Они приехали с отцом. Он был художник и хотел жить у моря, на отшибе, подальше от людей. Мама так любила его, что поехала бы куда угодно. Поэтому, когда он выбрал этот поселок, она просто собрала свои вещи, попрощалась с родителями и… оказалась тут.
На все деньги, которые у них были, мои родители купили дом. Отец выбрал его исключительно за то, что он находится вдалеке от всего остального поселка. Наш дом стоит у самых холмов, через которые можно пройти прямо к морю.
Мама говорит, что это была настоящая развалюха — маленькая с низкими потолками и странной деревянной пристройкой, которую называли верандой. Мама уверяет, что она влюбилась в дом сразу — всегда хотела завтракать на веранде.
Врет. Она просто влюбилась в отца и ничего, кроме него, не замечала.
Отец сам сделал весь ремонт. Я этого не помню, потому что был совсем маленький. Мама гуляла со мной у моря, а отец пилил, строгал и перестраивал. Не представляю его таким.
В моей памяти остался равнодушный нервный человек, который все время запирался в сарае или часами бродил вдоль моря с мольбертом, и морщился, когда видел меня рядом. Я его раздражал.
После отъезда отца, дом как-будто сморщился и стал очень быстро превращаться в ту хибару, которую впервые увидела мама. Мне плевать, я мечтаю уехать отсюда подальше и никогда не возвращаться. А маму жалко.
Отец писал картины. Картины никто не покупал. Он с утра запирался в сарае, там были высокие окна. Отец ловил солнечный свет. Солнечный свет для художников — это святое.
Пока он ловил свет, мама пыталась нас прокормить.
Все свое детство я видел, как мама вбивает слова в компьютер. Лучше всего я изучил ее спину. Тонкая шея, хрупкие позвонки и руки, взлетающие над клавиатурой. К вечеру мама уставала так, что у нее болели пальцы.
Иногда мама возила меня к бабушке с дедушкой в Москву. У них была трехкомнатная квартира и уютная комфортная жизнь. Я очень любил ездить к ним и даже просил маму оставить меня там. В такие моменты она смотрела на меня, как на чужого, и говорила, что нам пора домой.
Я всегда был предателем. Таким и остался. Наверное, эта черта досталась мне от отца.
Когда мне было семь, отец нас бросил. Он просто собрался в один день и уехал. Даже не попрощавшись со мной.
С тех пор мы с мамой остались вдвоем.
Об отце мы ничего не слышали. Ни одного письма, ни звонка, ни открытки. Ничего…
А потом он неожиданно прославился. Его работы заметил один галерист, выставил их у себя. Картины стали покупать, цены на них росли.
Отец стал знаменитым художником.
Когда это случилось, маме звонили многие старые друзья. Все хотели узнать, как же так? Бросил маму и прославился? Несправедливо.
Мама поддакивала и кивала. В то время, мне казалось, что она начинала кивать, едва заслышав звонок телефона.
Тогда я возненавидел отца, а заодно и мать. Я не мог видеть, как она кивает всем этим сытым, довольным, любопытным… Она мне казалась слабой и ничтожной. К тому же я-то точно знал, что она только делает вид, что простила отца, а сама ненавидела его так же, как и я.
А иначе зачем она сожгла все, что принадлежало отцу? Все, кроме этой картины с лодкой?
Я кричал на нее, топал ногами. Однажды рано утром собрал вещи и ушел из дома. Я хотел уехать к бабушке с дедушкой. Меня поймали, когда я пытался без билета пробраться на паром.
После этого я подружился со Светкой. Вернее, это она подружилась со мной. Ей нравились люди, способные на поступок. Мой побег она посчитала поступком и, после того, как меня вернули домой, подошла ко мне в школе и сказала: «Привет».
Светка была красивой и сумасшедшей. Опасное сочетание — говорит моя мама. Мне тоже так кажется. Иногда Светка делает такие вещи, которые меня пугают. Чаще всего, это происходит от скуки. Самое главное в нашей с ней дружбе — чтобы Светке не стало скучно. Но это сложно. И я устаю. Поэтому к Светке сегодня я не пойду. Буду лежать на кровати, слушать музыку и думать о незнакомке. И о кольце у нее на пальце.
