Виктор Ааб

Крах

1991 год. Телефонный начальник

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Виктор Ааб, 2018

Книга из серии «Телефонный начальник» о работе связистов. Тревожный, непредсказуемый год. Трудовые успехи налицо, но они на фоне событий в стране не радуют. Весь мир, наблюдая, как саморазрушается мощнейшая держава, замер изумлённо в ожидании: чем всё это закончится? Легче просто жить и ни о чем не думать. И невольно в стране, загнавшей себя в тупик, у многих сам по себе возникает вопрос: что же будет со всеми нами? Что же будет…

Книга написана предельно честно и основана на реальных событиях.

12+

ISBN 978-5-4490-6292-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Крах
2. КРАХ
3. Часть первая. РЕФЕРЕНДУМ
   1. Глава 1. Всё — с чистого листа
   2. Глава 2. Отношения с руководством
   3. Глава 3. Очередной конфликт
   4. Глава 4. Бурлит Литва…
   5. Глава 5. Хандра
   6. Глава 6. А у нас — своя, обычная жизнь
   7. Глава 7. Референдум
   8. Глава 8. Посетители
4. Часть вторая. ПРОЩАНИЕ С КПСС
   1. Глава 9. Куда же мы идём…
   2. Глава 10. Синхронный перевод
   3. Глава 11. Цены и жизнь
   4. Глава12. Модернизация скучать не позволит
   5. Глава 13. «Жильё-91» приносит результаты
   6. Глава 14. Зам по хозяйству Журба
   7. Глава 15. Сход граждан
   8. Глава 16. Паводок с тухлым душком
   9. Глава 17. Риски и соблазны
   10. Глава 18. Братья Пульковы
   11. Глава 19. Прощание с КПСС
   12. Глава 20. Фанатики связи
   13. Глава 21. Этот конверсионный чудо — «Радан»
   14. Глава 22. «Кама» для Горбачёва
   15. Глава 23. Время Фенина
   16. Глава 24. Польза тотального учёта
   17. Глава 25. Визит, по случаю, к родителям
   18. Глава 26. Личный жилищный вопрос
   19. Глава 27. Курсы в Алма-Ате
   20. Глава 28. В рынок — через раздрай?!..
   21. Глава 29. Религия выходит из тени
   22. Глава 30. Справедливость и формализм
5. Часть третья. ГКЧП
   1. Глава 31. Гримаса национализма
   2. Глава 32. Соревнование — на равных?
   3. Глава 33. Валера Пульков и другие
   4. Глава 34. Спор оптимиста с пессимистом
   5. Глава 35. Начало строительства дома
   6. Глава 36. Заработная плата и рост цен
   7. Глава 37. ГКЧП
   8. Глава 38. Этот непонятный Горбачёв
   9. Глава 39. Пожар в гараже
   10. Глава 40. Старушка АТС-47
   11. Глава 41. Без помощи строителям — никак!
   12. Глава 42. Тряхнём стариной
   13. Глава 43. Впереди — командир на лихом коне
   14. Глава 44. Этот неисправимый Чурсин
   15. Глава 45. Незаменимых людей нет
   16. Глава 46. Куда мы катимся…
6. Часть четвертая. ПРОСТО НАДО ЖИТЬ
   1. Глава 47. Разживёмся колбасой
   2. Глава 48. Опять — нэзалэжный Киев
   3. Глава 49. Какой ты из себя есть на самом деле
   4. Глава 50. Люди приходят, люди — уходят
   5. Глава 51. Всё хорошо и даже — строится дом!
   6. Глава 52. Кто порождает этот раздрай?..
   7. Глава 53. Уходит подстрекательница…
   8. Глава 54. Текущие дела
   9. Глава 55. Неужели сглазили?!
   10. Глава 56. Лечение на фоне кончины страны
   11. Глава 57. Просто — надо жить!

КРАХ

Простым людям, сынам Отечества, бесследно растворившимся в пучине перестройки…

Совпадение имен, фамилий и названий местности носит случайный характер.

Часть первая. РЕФЕРЕНДУМ

Глава 1. Всё — с чистого листа

Наверное не найдёшь в стране маленького человечка, подростка, да и взрослого тоже, для которого встреча Нового года не являлась бы самым любимым праздником, более любимым даже чем день рождения. Всеобщая приподнятость, праздничная суета и волнующее, трепещущее, бьющееся под ложечкой ощущение приближающейся новизны. Это не только Новый год пришёл — это новая жизнь пришла, жизнь с чистого листа. Рубикон перейдён. Всё плохое, страшное и неприятное позади, а там — с каждым оторванным календарным листком — ближе и ближе — неизведанное, счастливые дни, исполнение желаний, полнота новой, задуманной в светлый праздник, гармоничной жизни.

И ерунда, что сегодня не произошло ничего необычного — завтра, непременно, случится, сбудется — завтра… завтра… — целый год впереди, и… — потекли дни…

Самое продолжительное время праздника — у детворы. Радость от наряжающегося к торжеству садика, школы, города, радость от приближающихся каникул, радость от вида одетой в прекрасный наряд и излучающей счастье ёлки, от новогоднего подарка, от наступивших каникул, от беззаботности и полной свободы действий. Гуляй — не хочу, и погода нипочём, что нам мороз и ветер, когда энергия рвётся наружу, когда поёт душа!

Есть где разгуляться. Огромный, на всю центральную площадь, снежный городок выстроен в усладу детворе. Сказочная крепость, отгородившаяся от мира выложенными из ледяных кирпичей стенами, сказочные герои, замки, башни и лабиринты — всё изо льда, сверкающего, притягательного, расцвеченного огнями. И главная примечательность — горки, маленькие, побольше, огромные…

Самая высокая расположилась прямо на центральной улице, выбрасывает отважившихся скатиться с неё на уличный простор смельчаков. И ещё десятки метров, скользя по инерции, по теперь уже ровной ледяной глади, и постепенно теряя скорость, приходят они в себя от захолонувшего в начале спуска душу страха, тут же изгнанного восторгом. Радуются от преодоления себя, от остроты ощущений, оттого, что всё обошлось, что страхи не оправдались и они сами невредимы, и кости целы. И вновь, неудержимо тянет повторить спуск опять, ещё и ещё…

Самый востребованный предмет — санки-ледянки, плоский лист пластмассы, подсунул под себя, и неудержимо понесли вниз, в бездну, только грохот и свист ветра в ушах. Смельчаков много, и мальчишек и девчат. Как на штурм, нетерпеливо подталкивая друг друга, по лестнице, устремляются дети к вершине искусственной горы. Взобравшись, мешая друг другу, толпятся у спуска, снова и снова устремляются вниз, вольно или невольно, кучей малой, увлекают вместе с собой оробевших, ввергают в ужас родителей, решившихся отпустить, одного, — своё чадо, на покорение горы.

Пешеходы отважившиеся пересечь накатанную ледяную улицу на, казалось бы, приличном от спуска расстоянии, то и дело шарахаются от потерявшего скорость, но всё равно, на излёте выскочившего, неумолимо надвигающегося, очередного завершающего спуск сорванца, угрожающего столкнуться, сбить с ног и увлечь за собой.

Детский азарт передаётся взрослым, навевает воспоминания, заражает желанием, плюнуть на всё и тоже, вместе с детворой — на гору, в детство, вниз! Но накопленная с годами солидность и чувство собственной важности удерживает от безрассудного порыва, маскирует маска равнодушия на лице будоражащее душу желание, и лишь загоревшиеся глаза выстреливают искорки восторга, вспыхивающие от созерцания бесшабашных и смелых поступков детворы.

…Потолок ледяной, дверь скрипучая… — несётся над городком, оглушая окрестности, разудалая песня. На казахском языке, на русском… С утра до позднего вечера, в будние дни, в субботу и воскресенье звучит призывная праздничная музыка.

Без участия связистов и тут не обошлось. Важную, ответственную задачу выполняет радиоузел, обеспечивая трансляцию, озвучивание мероприятия. Всё в рамках строго очерченных границ — по расписанию, сроками обозначенному в письменной заявке культурного ведомства. С магнитофонных кассет, им же предоставленных, и им же, ведомством, несущим ответственность за транслируемое в городское пространство содержимое.

Жёстко отвергнуто желание организаторов детского праздника всю полноту работы по озвучиванию переложить на плечи связистов. Сторожилова и сама строго проинструктирована и работников предупредила

— Идеология, не наш вопрос, мы только качественно усиливаем звук.

Впрочем, исполнять и организовывать эту работу, да и обязанности начальника цеха, на этот раз довелось инженеру Юмакулову. Для Натальи Ивановны новый год начался с болезни — с почками непорядок.

Фарух Тагирович — политически человек подкованный, и дело своё знает. Лично отслеживает расписание и ход трансляции, всё он понимает с полуслова, чувствует остроту и неопределённость идеологического фона в стране — знает: к примеру, песню Талькова — «Родина моя, ты сошла с ума…», и подобных ей, выпускать в эфир на площадь нельзя. И обязанности начальника цеха радиоузла давно уже ему по плечу.

Начать год с чистого листа! Присутствуют такие намерения и у кабельщиков в линейно-кабельном цехе. Похоже, летнее время прошедшее в колебаниях, шатаниях и брожении, в обстановке, когда взаимоотношения с руководством цеха, с администрацией предприятия балансировали на грани утраты доверия, когда сомневалось руководство в честности их труда, большинству из кабельщиков, тоже, не пришлось по душе.

Попытки некоторых из них, пользуясь аномально дождливым летом и осенью, внести и закрепить желанный хаос в работе сети, хаос, в общей неразберихе которого легко удавалось бы, в личных интересах, «таскать из огня каштаны» — вынуждать администрацию платить им всё больше и больше, не увенчались успехом. Пережито смутное время.

А ведь всё было в руках бригады. Совершенно непредсказуемые, неожиданные по интенсивности, продолжительности, и настырности атаки природы на сеть требовали адекватного и своевременного противодействия. Кому как не конкретным специалистам, однажды уже пережившим подобное виделось это воочию и гораздо раньше, чем начальству над ними стоящему? И последствия от несвоевременного принятия мер для сети, за состояние которой они непосредственно отвечают и это её состояние своим трудом, своими руками обеспечивают — ведь прорисовывалась опасность в их сознании, чутьём профессионалов, чётко.

Их глаза первыми видели, что творит, где исподтишка, а где явно, природа с их сетью. Их руки, их, и только их, первыми натыкались на разрушающую телефонные соединения влагу в местах негерметичности кабельных муфт. Они первые обнаруживали эти места и отмечали потенциальную вероятность роста их количества, угрожающего, в случае непринятия своевременных мер, в геометрической прогрессии, мелкими очагами, распространиться на всю сеть. И каждый из этих мелких очагов, в силу специфичности кабельной работы, потребует потом, на устранение, отвлечения практически такого же времени, как и на любое крупное повреждение. Сил и средств — поменьше, а времени — соизмеримо! Дефицитного времени…

Понятно было, — спокойного, размеренного, неторопливого труда кабельщиков уже не хватало. Требовалось напрячься, отбросить благодушие, мобилизоваться, быстрее думать и шевелиться, соображать, принимать нестандартные решения и работать, работать… Работать не просто, а с учётом остроты момента — более споро и качественно.

Надо было не посчитаться со временем, самим усилить предупредительно-профилактическую работу, — самоотверженность проявить. Самостоятельно, без подсказки — каждому члену бригады действовать.

Не собрались, вовремя не мобилизовались, не проявили самостоятельности и хозяйской хватки. Вместо того, чтобы усилить слаженную, скоординированную работу, — разменялись на мелочи, распылили силы, размежевались, и не единым кулаком, а растопыренными пальцами — всё лето и осень, без особой инициативы, через подталкивания, затыкали многочисленные бреши в прохудившейся сети.

Позволили, ими же выбранным бригадирам, склонным к пьянке, через неё, проклятую, дискредитировать себя самих и труд всей бригады. И Беккеру, и Крылову — позволили! Стали работать сами по себе, нельзя сказать, чтобы ни шатко, ни валко, но и без особой заинтересованности, без искорок и блеска в глазах, по прямым указаниям начальника цеха и его заместителя. Дали многочисленные поводы думать опять о себе, как о ненадёжных партнёрах по труду. Посчитали достаточным, в условиях природной аномалии выполнять свою работу в обычном режиме. Не перестроились!

На длительное время, на три с половиной месяца, позволили агрессивно напирающей природе свести на «нет», до незаметности, результаты своего, обычного труда, позволили ей, наступающей, пока сама не обессилела — поражать и поражать мелкими, но болезненными для абонентов, повреждениями всё большее количество точек на их сети. В результате, не смогли и перестали своевременно реагировать на новые очаги повреждений, а стали хронически всюду не успевать.

Вели кабельщики войну с природой, но отстаивали надёжность и прочность сети обычными силами и методами, а требовалось открыть «второй фронт» за счёт сил самомобилизации и самоотверженности. Не открыли! Мало того, как бы, между прочим, демонстрировали пораженческое бессилие перед превосходящими силами природы.

И в результате, вплывало и периодически проскальзывало, через их действия, подозрение у администрации: — какой там «второй фронт»? А не накапливаются ли, среди них намерения, совершенно противоположного свойства, которые постепенно исполнят они, горе-партнёры, нанося мелкие колотые раны, исподтишка, тыкая бездействием, как ножом, в спину сети, дождавшись удобного момента. Добавив разгильдяйства и пофигизма вступят в союз с природой и совместно нанесут сокрушительное поражение, в кои годы, казалось бы, прочно утвердившейся сети, с приемлемым для пользователей качеством и стабильностью.

Крамольные мысли, некрасивые, от проявившейся, собственной, неожиданной подозрительности, в стыд вгоняющие — но у меня они возникали.

Не созрели ли в кабельщиковых душах, каждая из которых в отдельности — потёмки, в предвкушении вожделенной денежной выгоды, опасные предательские намерения, которые дождались момента и могут быть приведены в действие?

Эту постыдную, а поэтому, хорошо маскируемую мысль, как я ни пытался изгнать из себя, — полностью изгнать не смог, пока не пошли на улучшение дела, навеянное, приходилось иметь в виду, учитывать и принимать упреждающие меры для недопущения подобного развития событий.

Высокий моральный дух — совсем не пустое понятие. Был опасный период, когда в кабельной бригаде он пошёл на убыль, но к счастью, до критического уровня так и не опустился. Руководство не позволило, твёрдо держало линию. Просчёты в работе допущены, угроза стабильности существует, но держаться надо, — это, безусловно, временное явление, временное…

Через новые решения, через встречи с людьми, через беседы и активное, личное неравнодушие, через совместный поиск путей из сложившегося, никто не отрицает — трудного положения, поддерживался в кабельном цехе бодрый дух. Укреплялся деловитый настрой людей, и постепенно, постепенно, но наступил момент, и вновь проклюнулись, и снова, заметными стали результаты труда.

Незримое противостояние в душах людей, делавших одно общее дело, состояние недосказанности, висевшее в воздухе, пошло на убыль. Три с половиной месяца продолжалась борьбы за живучесть сети в условиях подвешенной неопределённости и спало напряжение лишь после того, как сбавила природа напор. И вот, постепенно, чаша весов перевесила в сторону заметного заживления нанесённых телефонной сети ран и увечий.

Природа, больше чем хотелось бы, покуражилась своим всемогуществом, но и на этот раз отступила перед, пусть — через сомнения, но непрекращающимся сопротивлением связистов, перед их несгибаемостью, упорством и профессионализмом.

Не выступив единым кулаком, протранжирив время, допустив рассогласованность действий, отсутствие воли и равнодушие к адекватному и своевременному противодействию природе, — каждый, и я в том числе, внеся своё, ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ, поспособствовал тому, чтобы в конечном итоге проиграли все. На коротенькое, всего лишь в три с половиной месяца, время, и в то же время — ставшее в восприятии таким продолжительным, и изматывающее мучительным. В конечном итоге — добились связисты победы, а сами себе, персонально, проиграли!

Проиграли, каждый, — кто в чём, — расплатились за своё действие и бездействие, недополученными заработками, выговорами, испорченными и впустую затраченными нервами, взаимной подозрительностью, неверием и недоверием. Тревогой, неуверенностью, разочарованиями да мало ли ещё чем…

Всем было плохо, а особенно — кабельщикам.

И ещё, пострадали невинные абоненты, регулярно оплачивающие услуги связи. Через несостоявшиеся разговоры, через прерванное общение, через невозможность своевременно вызвать помощь, через несбывшиеся намерения. Их, в течение трёх с половиной месяцев, попадающих в списки сводок, заменяющихся, вызволенных из числа владельцев телефонных номеров, находящихся на повреждении, было — в среднем, до ста пятидесяти человек в день. Целых три месяца!

Много, конечно, — но это далеко не паралич связи в городе. Город не чувствовал борьбы связистов со стихией, город жил обычной жизнью. Персонально столкнувшись с проблемами на своей телефонной линии, понимая трудности связистов, переживая с ними капризы и сюрпризы природы, абоненты не роптали — они терпели.

Полностью восстановили сеть кабельщики! Всё те же, в тех же лицах, такие как есть.

— Крылов Евгений, Глущенко Василий, Беккер Андрей, Полкопин Юрий, Полудняк Саша, Цехменструк Александр и блудный сын, вернувшийся в сентябре, Виктор Чурсин — на неопределённое время опять завязавший с систематической пьянкой.

И ещё — водители, по совместительству научившиеся исполнять работу монтёра, так необходимые кабельщикам «на подхвате» — Пыж Леонид, Винтер Фёдор, Халафов Хафизулла. Вместе — 10 человек. Они, только они, и никто другой!

В их руках находится самый сложный, самый капризный, и самый неустойчивый к воздействиям окружающей среды, количеством в добрых семьдесят тысяч проводов, километрами протяжённый, в кабельные оболочки упрятанный, участок сети. И они, только они, несмотря ни на что — вновь привели его в надлежащее состояние.

Им помогали, на них «давили», ими управляли, их ругали и наказывали, их подбадривали и осторожно поощряли. Но допустили прорехи на сети своими непродуманными действиями — они! И привели в порядок сеть своими руками — только они!

Закончился летний кошмар. Третий месяц все процессы на сети своевременно и полностью контролируются. Повреждения, конечно, случаются, но сейчас их количество колеблется в пределах двух — пяти за сутки. Идиллия!

Впереди, точно, ещё целых три месяца спокойной жизни. До начала очередного весеннего паводка, — времени более чем достаточно, чтобы вновь подготовиться к нему, к очередному летнему сезону во всеоружии, встретить и провести неблагоприятный для кабелей период достойно, без досадных срывов.

А пока нужно всем честно и трезво осмыслить уроки ушедшего в историю сезона, сделать полезные выводы. Нужно своевременно «подстелить дорожки», прочертить маршруты, исключающие возможность кабельщикам с регулярной неизбежностью обязательно наступить на одни и те же грабли, которые всегда больно бьют — и по их же лбу, и по их же карману. Сделать так, чтобы как можно меньше неприятностей возникало у пользователей сети.

Новый год почти распавшаяся бригада кабельщиков самостоятельно, без подсказки со стороны, твёрдо решила начать с чистого листа. И есть что использовать для обновления — свой же опыт! Опыт бригадной работы — когда самими же, в бригаде, всё согласованно решалось во благо общего дела и во благо каждого члена бригады — честно, без дураков. Сравнили, сопоставили — единой бригадой работать — выгоднее.

Вот только, с претендентами на роль бригадира — дефицит. Почти все кабельщики попробовали себя в этом деле, и каждый, по-своему — опростоволосился. Подумали, почесали затылки — без бригадира, как ни крути, не получится бригадной работы.

И обнаружили, есть ещё резерв — последний, — есть среди них член бригады, не испытавший ещё на шкуре своей бригадирства. Правда, молчаливый, тихий, предпочитавший серединки держаться, замашки лидерские никак не проявляющий, но и в отстающих быть замеченным явно не желающий. Хороший, добрый работяга — сам себя за свой профессионализм, уважающий, и кабельную работу добротно делающий. Не шибко желает быть на виду, и даже наоборот, но всё равно, выделяется среди других. Сутью природной выделяется — огненно-рыжей, густой, кудрявящейся шевелюрой на голове, бесчисленными конопушками, усыпавшими и лицо, и руки, и всё тело. Вася Глущенко — рыжий, рыжий, конопатый, прямо из знаменитого мультфильма — это точь в точь, про него!

Я не очень верю, что бригадир из него хороший получится. По мне, он немного на рохлю смахивает. Решительности в нем маловато, хотя твёрдость суждений и мнение своё на бригадных собраниях, бывает, уверенно демонстрирует.

Но край — нужен кабельщикам бригадир! В конце концов, они выбирают, это их дело.

Да и какие, собственно, потери понесены будут от того, что очередной из них попробует возглавить бригаду? Пусть пробует, делом и проверится, лишь бы согласился. Ведь понимает же Вася Глущенко, не облегчает ему жизнь бригада — только усложняет.

Бригада уговаривать умеет. И помощь обещает и беспрекословное подчинение… Вася ошарашен вниманием и, похоже, вырос в собственных глазах. А чем он, собственно хуже других? — Не Боги горшки обжигают! Подумаешь — покомандовать придётся! В армии сержантом был — получалось! Он польщён доверием бригады, и уговоров особых ему не требуется, он соглашается. К тому же — прибавка бригадирская к зарплате для семьи лишней не будет.

С чистого листа практически без повреждений, осмысленно заново возродившаяся, вступает в новый трудовой год бригада. Начальник цеха Шмидт Александр Семёнович доволен, ему теперь полегче будет.

Я тоже доволен. Перед глазами стоит образ Водоватова Ивана Андреевича, одного из самых лучших прорабов ПМК-7, который много объектов внутрипроизводственной телефонной связи в совхозах и колхозах области построил. На совесть построил, с запасом прочности на десятки лет вперёд! Такой же огненно-рыжий и конопатый — очень похож на него Вася Глущенко.

Вспоминается Ивана Андреевича история. Был простым монтажником, неповоротливым и леноватым увальнем считался. И вот, случайно, временно за бригадира остался, и… проявил характер. Сноровку проявил, деловитость, и талант руководителя. Да так, что вскоре в прорабах оказался. А потом, и в лучших, — до самой пенсии. Требовательным был, но легко с ним работалось людям.

Получится из Васи Глущенко бригадир, не получится — жизнь покажет…

Глава 2. Отношения с руководством

Довольно сложно складываются у меня отношения с руководством областного Управления связи. Сухие и деловитые — только по производственным вопросам пересекаются и ничего лишнего, ничего личного.

Помощники свыше, хоть и коллеги-связисты, в управлении городской сетью, в том виде как они эту помощь представляют, мне не нужны. Все проблемы, недоработки вверенного мне коллектива, просчёты, пути устранения недостатков, достаточно очевидны — всё это живёт во мне и занимает подавляющую часть моей жизни. Висит тяжелейшей ответственностью, — перед людьми, перед собственной совестью. Душа генерирует искреннее желание успешно исполнять порученное и побуждает к действиям.

Из практики знаю, — покритиковать, поддеть, попытаться в дела сети вмешаться, особенно по части установки телефонов, дать указание ничем реальным не подкреплённое — на это всё управленческие горазды.

Но большей ответственности за реальное состояние сети, чем я, как начальник ГТС, никто из них не несёт и не желает нести. Давно понял, так почему-то сложилось — пользы от их вмешательства никакой. Помощи никакой — одни проблемы лишние и дополнительная головная боль.

В самое трудное для себя время — в 1986 году я пытался и у главного инженера Управления, и у заместителя начальника по капстроительству, и у главного экономиста, поддержку и помощь получить. Кроме пустой критики, ничего не значащих советов, неисполненных обещаний, властных и, как правило, совсем не логичных, идущих вразрез с действующими правилами требований, особенно по установке телефона, тому или иному лицу, — ничего не получил, а ведь как нуждался тогда.

Все, при обращении к ним, нейтральные лица делали, и относились ко мне как к утопающему в своих собственных проблемах, наверное, всё-таки, и с их помощью, в своё время возникших, и накопившихся на телефонной сети. Утопающему, который самостоятельно должен выловить и уцепиться за «свою соломинку», и удержаться на ней, и не утонуть. А если и утонет — не шибко переживать будут, «свято место» пусто не бывает — другой найдётся.

Прогибаться, льстить, угодливость проявлять — не в моих правилах, хотя трудно с такими установками жить. Ну что ж, — крепче буду!

А трудностей не боюсь, по жизни, никогда не прятался от них. Всё у меня есть, чтобы все их преодолеть, и знание, и ум и опыт, и энергия, и стремление что-то хорошее в жизни людям сделать — не за «сытную жизнь», а для души, по убеждению.

А значит, и сам справлюсь с делом, которое мне поручено. И пока силы имею, вмешиваться, на данном отрезке жизни в МОЕ дело, за которое несу персональную ответственность, никому не позволю, на чины не глядя. Они — замы управленческие, делают своё дело, — я в их дела не вмешиваюсь и на их должности не зарюсь. Сам тоже своё, мне порученное дело делаю, может быть даже более важное по значимости, чем их. Сам со своим коллективом и справляюсь.

Реально решить что-то в пользу ГТС может только начальник Управления — Фенин Андрей Алексеевич. Вот с ним и работаю.

А раз так — кроме него, желание вмешиваться в дела ГТС, может быть и излишне жёстко, но у всех его замов отбил. Помощи не жду, но и вмешиваться в дела ГТС не позволяю.

Поняли сложившееся положение дел замы — гибкость проявляют и подчёркнутый нейтралитет. Не помогают, но явно, в открытую и не мешают.

Планы, правда, накручивают — на всю катушку. Это — в их руках!

Единственный человек в руководящей команде Фенина, который относится ко мне с явной симпатией, — это главный бухгалтер Управления связи Коберштейн Ирина Зигфридовна. Может потому, что я принял по рекомендации Пильниковой Надежды Васильевны на работу механиком гаража её зятя — Гончарова Николая Сергеевича. Взял — и не пожалел.

На редкость старательным, трудолюбивым, профессионально подготовленным специалистом оказался Николай. Тактичный, с людьми прекрасные контакты наладил, с отнюдь непростыми характерами шофёрской братии, с их нравами, взаимопонимание нашёл — без понуканий и нытья важную для сети работу выполняет. Дисциплину в гараже без суеты и шума на уровне держит.

Заметил — на городской телефонной сети везёт мне на механиков, за транспорт отвечающих. Олишевский Иосиф — примечательный след и хорошую память о себе оставил. Нынешний, — Гончаров — не хуже ничуть! Везёт, тянет ношу свою.

Ирина Зигфридовна явно симпатизирует мне и сочувствует. Мимо её уха и ока не проходят мои, совсем не простые, взаимоотношения с замами Управления связи. Она видит как трудно и непросто отстаивать мне интерес ГТС перед вышестоящей структурой.

Изредка я забегаю, при случае, беседую с ней, — пар выпускаю. Казалось бы, вся логика возникшей проблемы, призванной быть разрешённой с помощью специалистов Управления, высвечена, убедительно разложена в мою пользу — а решению не поддаётся. Особенно это просматривается в части обоснованности плановых показателей, нормативов отчислений…

Бывает, в досаде изливаю ей недоумение и обиду. Вроде бы умею ладить с людьми — а в этом здании как на стену натыкаюсь.

Она не тот человек, чтобы вмешиваться во взаимоотношения других. Она настоящий скромный бухгалтер, полностью закопавшаяся в цифрах, дебетах, кредитах и балансах. Ирина Зигфридовна и разговаривает как-то коряво, не предложениями, а обрывками фраз, на языке с врождённым неизжитым немецким акцентом. Тихая женщина — выслушает меня, разведёт беспомощно руками, и явно опасаясь, как бы не подслушал кто наш разговор, наверное, это у неё со времён репрессий на немцев осталось, полушёпотом твердит

— Виктор Васильевич, а что вы удивляетесь, что вам трудно найти взаимопонимание в Управлении у замов? Ваши же подчинённые часто их и настраивают против вас!

Я отмахиваюсь, — не очень это похоже на правду. Разве что от экономиста Мурносовой подобное можно ожидать, — а больше и не от кого.

Ну ладно, Мурносова — она может повлиять на линию моих взаимоотношений с главным экономистом Управления Кислицыной Тамарой Борисовной, хотя хорошего и в этом мало, но почему чисто технические специалисты — главный инженер, к примеру — всё время скромно, как-то втихушную, уходит от поддержки моих предложений?

Ирина Зигфридовна, заговорчески — мне смешна всегда эта её манера, — подмигивает

— Э-э, не скажите! Кислицына — дружит с главным инженером, и имеет на него большое влияние, против любого настроить может…

Ну, вот. Там — Мурносова, тут — Кислицына, — прямо цепочка злодеев прорисовывается! То ли бред, то ли, правда… Я просто, вежливо проглатываю информацию. Но главному бухгалтеру — благодарен. Всё-таки выговорился, сочувствие получил, правда, с встречной порцией смутной, теперь уже ею внесённой сумятицы в мыслях, но выслушан был… — и полегчало.

А по прямой бухгалтерской работе помощи мне от Ирины Зигфридовны не требуется. Пильникова когда это надо, получает её в полном объёме без моего участия, работает с Ириной Зигфридовной в тесном взаимопонимании. Такая же педантичная, тщательная и обязательная в мелочах, ведь бухгалтерские цифры не терпят приблизительности, Пильникова в учёте — как рыба в воде. С дебетом и кредитом нашего предприятия — и в этом я неоднократно имел возможность убедиться — всё в полном порядке.

Ирине Зигфридовне в начале января исполнилось пятьдесят пять лет. Достигши пенсионного возраста, ни дня не согласилась работать она больше. Поговаривают — в Германию собирается с семьёй уезжать. Сейчас сделать это можно всё легче и легче. Её дело.

В церемонии проводов на пенсию, вручили мы ей от ГТС достойный подарок, пожелали благ. Пусть живёт в своё удовольствие, свободной пенсионной жизнью. А в бухгалтерской жизни ничего не изменится. Придёт на её место новый человек.

Пильникова — достойный и уверенный в своём профессионализме человек, коммуникабельный — найдёт общий язык с любым.

В один из дней Надежда Васильевна взволнованная и явно не в себе, с лицом раскрасневшимся пятнами, влетает в кабинет и делится, как гром с неба, свалившимся на неё предложением

— Виктор Васильевич, меня только что вызывал к себе Фенин. Он предложил мне занять должность главного бухгалтера Управления связи, — вместо Коберштейн…

Вот новость так новость! Меня охватывает растерянность, сковывает досада, злостью заведённое сердце бешено гоняет по телу кровь. Запылали жаром щеки, ощущение, как в лоб дубинкой получил, — интересно, как я сейчас выгляжу?

Ах, Фенин, Фенин — ну почему подобные вопросы он решает таким странным образом, почему ставит меня своими манерами в двусмысленное положение? Он со всеми руководителями так поступает, или только со мной?

Или он думает, что Надежда Васильевна со мной не поделится, и лучше будет если восприму я это, после того как она согласится с его предложением, просто как свершившийся факт — не имея возможности уже влиять ни на что.

Но ведь она же поделилась…

Знал бы я заранее — и вёл бы себя адекватно. А так — неудобно чувствовать себя растерявшимся перед подчинённым человеком.

Новость ошарашивающая, сногсшибательная и всё-таки я быстро с собой справляюсь, беру себя в руки. Мысли разные, от просто взбалмошных, до панических, отступают на второй план, сознание проясняется, возвращается способность трезво мыслить. Я с трудом подыскиваю слова, медленно, осторожно формирую то, что нужно сказать.

Он же прав, по существу прав этот Фенин, лучшего бухгалтера ему не найти. Пильникову, как достойную замену себе, ему же Ирина Зигфридовна явно и порекомендовала. Но мне-то без надёжного и верного помощника, что делать?..

Главного бухгалтера, здесь на ГТС, претенденты на его место в спину не подталкивают. Мне-то что делать, из кого замену искать? Фенину проще. У него поля для манёвра больше. Но он остановился на кандидатуре опытного и во всех отношениях, подготовленного бухгалтера — Пильниковой. И на Городскую телефонную сеть сам найдёт и назначит, в свойственной ему манере, и согласия моего не спросит. Тёмную лошадку. Назначит, и будь добр — срабатывайся!

Вот такая от него «помощь». Как будто мало у меня проблем по технической части, осталось! Для полноты их, на полную катушку, только главбуха умыкнуть и не хватало! Вроде и взял я себя в руки, а обида на Фенина и жалость к себе не отступает, всё равно захлёстывает.

Ну что услышать от меня хочет мой главный бухгалтер? Радости за её успех, бодрого оптимизма, широкого жеста? Мол, ты соглашайся, Надежда Васильевна — повышение по службе не каждый день предлагают, когда ещё такой шанс получить более ответственную и более интересную, да ещё и выше оплачиваемую работу представится? Да и мне от вашего повышения по службе польза будет — глядишь, и сподручнее станет в Управлении вопросы решать, активный союзник среди помощников Фенина появится. Ведь не понаслышке же, а через собственный опыт, познали вы очень непростую жизнь Городской телефонной сети. Все проблемы-заморочки её, годами не решаемые — знаете, в том числе и те, решение которых от воли Управления связи зависят. Глядишь, с вашим участием, в новой должности, — сдвинем с места, хотя бы некоторые из них. Ведь за предприятие, налаживанию работы которого многие годы и вы отдали, — волей-неволей переживать будете, весомая частичка жизни вашей, ведь тут останется. А мы, — что мы? Уж как-нибудь выкрутимся из очередной кадровой трудности…

А может услышать желает, что без неё мне совсем плохо будет? Надёжного, верного сотрудника лишаюсь — единомышленника в подлинном смысле этого слова, опереться на которого без сомнений могу в самом сложном деле. Компетентного специалиста, — умеющего соглашаться, когда совпадёт взгляд на положение вещей, и умеющего твёрдо отстаивать свою линию, если вразрез куда-то в замыслах повело, с сомнительными и не очень просчитываемыми последствиями. Особенно, если это соблюдения финансовой дисциплины касается. Педантична и честна. Тверда как кремень в собственной убеждённости. А если не согласится с доводами моими, то так, что обидеться и разозлиться на неё трудно. Ходячая счётная машина, в которой все составляющие расчёта, чётко состыкованы друг с другом и строго по полочкам разложены. Всё может просчитать, что касается деятельности ГТС — и доходы и расходы, и прибыль, с учётом всех, даже самых мелких нюансов — прямыми расчётами — и на близкую, и на дальнюю перспективу, с учётом всех эксплуатационных приобретений и потерь.

Это касается не только бухгалтерской, но и экономической стороны вопроса. Не будь у меня экономиста Мурносовой — всё, что требуется по экономической работе, Пильникова, в лучшем виде, и без неё представит. Наоборот же, у Мурносовой, аналогично — никак не получится, да и в расчётах экономист Мурносова полностью на цифры главного бухгалтера опирается.

Показатели и прогнозы экономиста через наработанную виртуальную динамику вырисовываются.

Показатели главного бухгалтера — через конкретную, жизнью проверенную, оценку процессов в цифрах, которые прощупать можно, и которые «не вырубишь топором».

По мне бы — так я, вообще, объединил бы бухгалтерскую службу с экономической, и приоритет возглавить её, — главному бухгалтеру бы отдал. Может быть, тогда и планы нам спускаемые вышестоящей организацией более к жизни приближенными были бы.

А сейчас, — сомневается, возможно, ждёт мой главбух, что уговаривать её остаться буду. Так ведь это тоже неправильно по отношению к ней будет.

Нет, пусть сама решает, её выбор!

— Надежда Васильевна, если честно, я рад за вас, у вас всё получится, и вы несомненно, с новой работой справитесь, да и трудностей особых, с учётом вашего трудолюбия и опыта, на новом месте вы не найдёте. Всё так…

Но честно и то, что Городской телефонной сети, и мне, конечно, без вас несладко придётся. Сами решайте… Время-то, подумать Андрей Алексеевич выделил?

— Да, выделил, но совсем мало — день!

— Ну, — дня хватит…

Она всё-таки ждала от меня определённости, и хоть все поняла, по моему выражению лица — этого ей оказалось недостаточно. Ждала чёткой, конкретной, в словах выраженной позиции по этому вопросу, она всё ещё продолжает ждать чего-то от меня, но зависший в глазах вопрос натыкается на повисшую в кабинете паузу и… всё!

— Думайте, Надежда Васильевна, думайте — вы всё сама можете просчитать. Плюсов в предложении очень много, но есть и минусы.

Взволнованность Пильниковой постепенно рассеивается. Краснота сходит с лица, розовеют и растворяются пятна на щеках и шее — пришёл в себя человек, принял обычный вид, но растерянность продолжает сквозить из неё и озабоченность. Из-за необходимости делать выбор самой — казалось бы, — такой очевидный, и, похоже, совсем не простой для неё.

— Хорошо, Виктор Васильевич, я подумаю…

Дня на размышления Пильниковой не понадобилось. Фенин рано приходит на работу, и тут же, следующим утром, она мне сообщает, что опять, только что, побывала у Фенина, и что отказалась от выдвижения на новую работу!

Мне почему-то казалось, что так и произойдёт.

— Надежда Васильевна, и какие же мотивы самыми весомыми для вас оказались при принятии решения?

— Ай, мне моей работы и на ГТС достаточно, а в Управлении — коллектив склочный…

Склочный, не склочный — не знаю, но ко многим из них, действительно, «просто на козе, не подъедешь!» — управленцы «высокого» ранга…

— Не передумаете, пока не поздно ещё?

— Не передумаю! Андрей Алексеевич не шибко расстроился, уговаривать не стал, только хмыкнул обескуражено. Уговаривать, не в его правилах. Понятно — и без меня обойдётся.

Я не скрываю своей радости. Мне сейчас поддержка Пильниковой очень нужна, очень…

По поводу, всё-таки, странного отказа Пильниковой от заманчивого предложения Андрей Алексеевич со мной так ни единым словом и не обмолвился…

Глава 3. Очередной конфликт

Опять драки не миновать. С упорством, достойным лучшего применения, разжигается на предприятии очередной конфликт, призванный обозначить недовольство коллектива действиями его руководителя. В который уж раз!

В конце концов, это уже не смешно и начинает надоедать. Они, все конфликты подобного рода, провалом и посрамлением для зачинщиков до сих пор оборачивались, но всё равно, подлые плоды взращивают. Поскольку, от случая к случаю, если коллектив выказывает недовольство своим руководителем — нет дыма без огня, — наверное, следует его всё-таки, заставить укротить управленческий пыл, к порядку призвать. Научить, не совать нос — куда не требуется.

Требуется, не требуется — кто определяет?

Цель подобных конфликтов очевидна. Не качеством, так количеством сформировать, у кого следует, сомнение — а достоин ли, быть руководителем тот человек, который провоцирует у подчинённых бунты против себя? Может, заменить его пора настала? Ведь дыма без огня не бывает…

Давно уже ясно, у кого вызываю я в коллективе своём, такое стойкое неприятие, кому мешаю развернуться в подлую, корыстную, полную мощь, кто вопреки разумной логике, всё старается ущипнуть и ущипнуть исподтишка, нервишки пощекотать начальнику, пусть мелко, но напакостить.

Неугомонная Мурносова — работаю с ней абсолютно также как со всеми, дистанцирован от неё также как от других, требовательность и контроль её работы также как за работой других, осуществляю. Правда, вникаю в суть её экономической работы, с учётом возможности её профессионального влияния на формирование материального положения практически любого работника, более пристально, чем ей хотелось бы, но это моё неотъемлемое, как первого руководителя, право. Я им пользуюсь. Вопросы неудобные задаю, своё видение по распределению фонда оплаты труда отстаиваю, бывает, с предложениями её не могу согласиться…

Не чувствует себя Мурносова полновластной хозяйкой в сфере распределения заработанных коллективом материальных благ, вот уже добрых пять лет, с моим вниманием к сфере её интересов, не чувствует всевластности своей. Казалось бы, привыкнуть должна, смириться, — ан нет, — не может, не может перешагнуть через свой авантюрный характер.

И гораздо худшее для неё зло — успешный руководитель, чем, если бы был на моем месте не совсем в себе уверенный и не такой профессиональный. И совсем не важно, что шли бы дела на предприятии совсем плохо. Ведь во времена руководства Телеграфно-телефонной станции другими руководителями, практически развалившими устойчивую работу телефонной связи в городе — она упивалась красноречием, была на виду, блистала экономическим профессионализмом и по существу, ни за что не овечала.

Ей то что? Экономист свою работу и на хороших, и на плохих предприятиях, как правило, выполняет без особых к нему претензий и спроса. Весь спрос, в случае плохой работы предприятия — с него, с первого руководителя. И лавры экономисту, в случае хорошей, — не очень светят. Можно пренебречь.

В другом, через прямое влияние на распределение средств, через формирование окладов, зарплат, подходов к стимулированию труда, объективных и не очень, в зависимости от отношения к конкретному человеку, — если плохой руководитель — преимущества у экономиста вырисовываются. У такого экономиста, в характере которого лидерство, авантюрность и моральная нечистоплотность, в одном теле уживаются. Все эти качества в полной мере у Мурносовой присутствуют.

Я всё стараюсь благородство проявлять — ну повздорили, разобрались, забыли и дальше пошли. Ну, повздорили, на пустом месте бурю в стакане воды разыграли — выпустили пар, моральным уроком на будущее ограничились и разошлись. Каждый на своём месте работать призван и должен свои, предписанные должностными инструкциями, обязанности исполнять. Схлестнулись, определили, откорректировали границы взаимоотношений в работе и разошлись. С кем не бывает…

Но сколько можно! И всё об одном же! Сколько можно — ведь на нервишки мои и без «чудачеств» Мурносовой колоссальные нагрузки каждодневно сваливаются, а ведь они, нервишки-то — не железные. Сколько можно! Мне — расстройство, а с неё — как с гуся вода…

В Комитет народного контроля на меня, как на недостойного руководителя, жалобы были. В прокуратуру — инспирировались. В областное Управление связи, мелкие и покрупнее — по словам Фенина — с избытком!

Теперь вот, жалоба в горком партии пошла. На грубое и несправедливое, с моей стороны, отношение к цеху радиоузла.

Понятно кто кукол за верёвочки дёргает, но видно, перестаёт в ногу со временем Валентина Васильевна идти. Не дошло до неё ещё, что городской комитет партии стремительно теряет власть, что отнято у него отменой шестой статьи Конституции право неограниченной власти, что не может Коммунистическая партия уже бесцеремонно вмешиваться в дела коллективов.

Хотя, — это где-то не может! В нашем городе инерционность мышления ещё долго преобладать будет, и хоть партия приспосабливается, новые методы нарабатывает — как с их помощью удержать власть, — на деле, власть эту вовсе и не теряла, и в полной мере ею пользуется.

В городском комитете партии, как руководитель, я на хорошем счету, но письмо пришло и на него надо реагировать.

Разобраться с жалобой на «узурпаторское» моё поведение очередному специалисту по идеологии поручено. В последнее время очень уж часто на постах горкомовских сменяются люди.

Специалист удивляется странности недовольства коллектива, наслышана обо мне, очень хорошо ко мне относится и не понимает — зачем буча затеивается.

— Виктор Васильевич, ну что вы со своим коллективом сами не разберетёсь? Коллектив радиоузла — он ведь достойно работу свою выполняет, не следует его обижать. Может, внимания к их проблемам больше уделить надо?..

— Разберусь, Роза Ахметкалиевна, конечно же разберусь, и с вниманием к ним, поверьте — всё в порядке. Гласно разберусь, не келейно. И тянуть не буду с этим. Завтра же соберу Совет трудового коллектива, приходите, поприсутствуйте, вникните в суть — выводы и сделаете. Разберусь…

— Хорошо, приду, непременно приду.

Ну что ж, у меня появилась хорошая возможность ещё раз расставить акценты. Пояснить людям, что же спровоцировало конфликт, насколько серьёзна почва для конфликта? Я уже научен опытом. Это, очередная попытка экономиста сотворить много шума из ничего. Вызвать головную боль у руководителя во взаимоотношениях с коллективом, переключить его внимание на дополнительные проблемы, непродуктивные, раздражающие и болезненные для его души. А то — слишком уж суёт нос свой любопытный в сугубо экономические дела. Всё ищет недостатки в экономической работе. А у кого их нет? Незамеченными оставить хочется их Мурносовой — свои ведь…

Я, действительно, всё глубже погружаюсь в экономические вопросы.

Набирает обороты хозрасчёт. Новые методы работы в условиях самофинансирования и самоокупаемости — это всё не пустые слова. За ними требование дня сегодняшнего — тщательно учитывать всякую копейку, заработанную и потраченную, искать и отрабатывать новые пути по увеличению доходности предприятия, анализировать упущенные возможности. Через полученную в итоге прибыль, конечную прибыль, после всевозможных отчислений в вышестоящую организацию и налоговые органы, остающуюся в полном распоряжении предприятия, оцениваются результаты труда. Прибыль эта и определяет материальные возможности коллектива, Очень важно оптимально использовать механизмы, формирующие в итоге фонд материального стимулирования (оплаты труда), фонд социального и экономического развития.

Значительна роль экономиста в безошибочном владении и применении новых экономичных методов работы на производстве. Некогда по сторонам посматривать, на частности отвлекаться и мух ловить.

Год прошедший очень тяжёлым и напряжённым оказался. Возросло количество перерасчётов по абонентской плате за неработающий телефон. Потери доходов, в том числе и по непредвиденным, из-за природных капризов, причинам, заставили искать дополнительные источники прибыли через более тщательный учёт расходов, через новые, ранее не достаточно изученные и не принятые к использованию, возможности её формирования.

По итогам года мы пролетели по двум позициям. Неправильно отразили в отчётах, а потому, потеряли возможность увеличить прибыль за счёт средств, дополнительно заработанных на коммунистических субботниках, и кроме того, допустили значительный рост сверхнормативных запасов собственных оборотных средств, в том числе и материалов, отрицательно отразившийся на конечной прибыли.

Не смертельно конечно, по отношению к общим итогам года, но обидно. Все подводные камни заранее были известны, было время для манёвров, согласований с Управлением связи — а упустили. Экономист прошляпил, особенно в части сверхнормативных запасов. Откуда их превышение — когда весь год по материалам, по кабельной продукции по элементарным трубкам к таксофонам острый недостаток ощущался? Трубки по-прежнему безбожно воруют, с мясом от телефонов-автоматов отрывают, а запасных — нет! Весь год от снабженцев предприятие на голодном пайке сидело, работать нечем было — а в итоге — резкое превышение норматива…

А норматив, насколько отражает реальность? Может быть, он и устарел вовсе, давным-давно, может перерасчёт настоятельный его требуется. За этим обязана была следить и разобраться с этим экономист, — должна была! И хоть рабочее место её не в кабельном колодце находится, под дождём, капающим за шиворот холодными каплями, — прошляпила!

Самому пришлось вникать, глубже копаться в экономических вопросах, убедился сам в просчётах, а мер и рвения на их исправление от экономиста не увидел. Объяснений потребовал — сначала устных — реакции должной не увидел.

Ну не захотела понять Мурносова, что она тоже — качеством своего труда, прямо может, или зарабатывать, или терять прибыль, и обязана отвечать за упущенное на своём рабочем месте, в том числе и в дисциплинарном порядке, как кабельщик, как монтёр. Хотя, где это видано, чтобы экономист на производстве за недостатки в работе выговора получал? Нонсенс! В любом деле, всегда вокруг все виноваты — кроме экономиста.

Но ведь всё идёт к тому, что прорехи в экономической работе заметны для производства. И это чувствует экономист. Но болото своё, в котором безраздельно хозяйничает, ворошить не хочет, и любопытных вглубь подпускать не желает.

Поводом достаточным для организации очередной кампании против своего руководителя, на сей раз, Мурносова посчитала некоторые оценки и мои открытые, прямые, критические высказывания по поводу работы цеха радиоузла, в которых акцентировался недостаточный вес его труда в общей структуре доходов и расходов Городской телефонной сети. Может быть, режущие слух радистов, но прагматичные и правдивые цифры были озвучены.

Как всё, от копейки до копейки, разложено и взаимоувязано в бухгалтерском балансе, и главное — понятно бухгалтеру, так, вес этих цифр, вклад каждого цеха, бригады, иного подразделения в реальное финансовое состояние предприятия — понятны должны быть начальнику цеха, бригадиру. И очень даже хорошо — если и рядовому работнику, его личный вклад в общее дело понятен будет, тоже.

Хозрасчёт, самофинансирование — не пустые слова. Они диктуют острую необходимость определить действительное место и роль каждого работника в формировании общей структуры конечной прибыли предприятия.

Понятно, фонд оплаты труда, — он формируется и зависит от объёма эксплуатируемых основных средств, в денежной оценке оборудования и сооружений, которые собственно, обеспечивают обработку и передачу информации. Но он, а также и другие социально значимые фонды, — от величины дохода, который приносят эти самые эффективно, или неэффективно используемые основные средства — тоже зависит. От всего, что формирует объем продукции. И как ни крути, — подавляющая доля доходов, на которые собственно, и живёт предприятие, привносится в общую копилку линейно-кабельным цехом и цехом АТС.

Доля доходов цеха Радиоузла составляет чуть более двадцати процентов.

Порядка семидесяти тысяч радиоточек проводного вещания разносят по квартирам горожан важную информацию о событиях в стране и в мире, дают возможность наслаждаться произведениями музыкального искусства, позволяют прослушивать литературные и театральные постановки. Доступно проводное вещание практически всем горожанам, и предоставляется по минимально возможной цене. 50 копеек в месяц — цена за работу радиоточки в квартире.

Хорошо людям, пользующимся радиовещаниям, но предприятию, — не очень. Важна роль проводного вещания в общественной и политической жизни, но не разживёшься на такие деньги. На голые оклады и мизерную премию работникам радиоузла, конечно, хватит…

Но ведь экономическая ситуация в стране, и город наш не исключение, продолжает ухудшаться. Дорожают на глазах продукты, товары первой необходимости, нехватка их начинает ощущаться. Чтобы как-то это нейтрализовать, чтобы не отразилось это в сторону ухудшения жизни работников — предприятию больше доходов требуется получить, чтобы потом, часть их, в виде дополнительных премий, пустить на заработную плату.

А коли возможностей получить эти дополнительные доходы гораздо больше, и весомее они, на поприще расширения услуг телефонной сети — то было бы правильно, если бы коллектив радиоузла, находил возможность помогать иногда линейно-кабельному цеху, заработать дополнительные доходы, не ухудшая, конечно, качества работы радиотрансляционной сети. Ведь дополнительные премии из общей копилки — фонда заработной платы, в равной мере, как на всех остальных, так и на работников цеха радиоузла распространяются.

А резервы у радистов есть. Ведь помогают они, причём добровольно, и без дополнительного разрешения, строителям ПМК-7, при радиофикации вновь построенных домов. И удовлетворённый при этом, их личный материальный интерес, который явно присутствует, — на работников ГТС в целом не распространяется. Ну, разве что — дополнительными радиоточками по 50 копеек абонентской платы за штуку.

Мне не нравится, когда линейно-кабельный цех, в тяжелейших условиях вытащивший из летнего прорыва напрягшуюся от давления природы телефонную сеть, получал в результате, тычки и затрещины в виде выговоров и потерянных премий. Поделом конечно, но ведь при этом, реальными плодами их труда, занимая по существу позицию стороннего наблюдателя, пользовался, в полной мере, цех радиоузла. В виде дополнительных премий и других выплат за регулярные победы во внутрицеховом Социалистическом соревновании, из общего, в большей степени, заработанного имевшими привычку «бедокурить» монтёрами и кабельщиками линейно-кабельного цеха.

И всё по «правилам экономики», на страже которых бдительно и бескомпромиссно стоит мой экономист! Что-то не так в такой «экономике»! Явной несправедливостью сквозит — и это, постоянно беспокоит меня. Что-то удалось подправить, но по большому счету — экономист — не помощник мне в этих вопросах. По большей части — «агрессивный» оппонент.

Казалось бы, беспроигрышная с её стороны точка зрения

— Каждый имеет свои обязанности и каждый, в первую очередь, свои обязанности должен исполнять! И если достойно исполняет, то в полной мере, достойно — и зарплату получать должен. Ставка монтёра линейных сетей радиоузла и ставка монтёра телефонной сети — одинакова. Значит, и зарплата их не должна различаться! Да и вообще, как это с точки поддержания дисциплины на производстве выглядит — пьяниц и прогульщиков защищать?

Что тут скажешь? Ну, во-первых, линейно-кабельный цех не состоит сплошь из пьяниц. А во-вторых, если эти «пьяницы» реально более весомую продукцию выдают, чем их, во всех отношениях «более сознательные» коллеги-радисты, то и получать они, по конечному результату труда, более высокую зарплату должны — в полном соответствии с законами истинной экономики. В конечном итоге…

Не сходятся в этом раскладе концы с концами у моего экономиста.

Есть вопросы, на которые я подсознательно знаю ответ и вижу решения — но один, без экономической службы, без общего понимания сути этих решений всеми, кто имеет отношение к руководству предприятием — в дело пустить их, не могу.

А как же с коэффициентами, которые при сравнении условий труда этих работников, при выявлении разницы, полагается вообще-то учитывать? При определении разницы за потребительскую ценность конечного продукта? За разницу в интенсивности и условиях труда работников, производящих её? За разницу в объективной надёжности эксплуатируемых средств, в том числе и конструктивной?

Я хочу принимать во внимание всё это — но подводит, и в первую очередь, самого себя, неосознанно как-то, линейно-кабельный цех. И я сам, в одиночку, без поддержки с их стороны, не имею права дать повод экономисту обвинить меня — руководителя предприятия, в потакании нарушителям дисциплины. Не имею…

А вообще — не кажется ли, что, объединив в одном предприятии цеха, с совершенно различающейся весовой категорией, — «коня и трепетную лань» — под одну стандартную рамку оценки труда подстраивает их экономика?

Тонкий вопрос, деликатный. Не обидеть бы радистов, ведь труд каждого из них нужен и почётен. Важна, очень важна и нужна людям работа радиосети, ответственную идеологическую составляющую в плодах своей продукции несёт. Но ясно же, что донором ей приходится городская телефонная сеть!

Не сумеет только за счёт лично заработанных средств, в условиях хозрасчёта и самофинансирования, полноценно обеспечить себя радиоузел. Ведь для поддержания на достойном уровне затратной линейной сети радиофикации — уйма средств требуется. По 50 копеечек с носа нужных денег не наберёшь! Можно дополнительные возможности для зарабатывания средств попробовать, рекламу, объявления, например, в перерывах вещательной сетки гонять… Но как рассчитать стоимость такой услуги? Неизведанна тропа, и стоит ли игра свеч?

Понять это надо — и в первую очередь — коллективу цеха радиоузла. Но не могут, а может быть, и не хотят. Чванятся они своим передовизмом, и подкрепляют его «победами» в справедливом ли — ещё вопрос — соревновании «коня с трепетной ланью». Соревновании — заведомо неравноправном!

Любые мои попытки разобраться, раскрыть и понять, всем вместе, суть проблемы, выработать справедливые компромиссы — натыкается на неприятие.

Вот и сейчас — «я не уважаю их труд»… «я придираюсь к ним»… «принижаю важность их работы»… Плохой я для них начальник. И вообще — лучше было бы, если бы их цех вывели из состава ГТС и объединили с междугородным и телеграфным цехами Управления связи А ещё лучше — сделали бы отдельным предприятием.

В этом — суть жалобы. Не понимают, чудаки, что последнее их желание — прямой путь к их банкротству в нынешних условиях.

Кто же так пудрит мозги идеальной оценкой работы подразделения начальнику цеха радиоузла — Сторожиловой Наталье Ивановне? Ведь совсем не глупый же она человек, а ловится на удочку. Возмущена до предела, и обижается. Налицо, идеальный труд ею возглавляемого коллектива, — а начальник критикует!

Экономист Мурносова и пудрит — по праву лучшей подруги.

Надоело всё это, надоело! И не идёт сон ночью…

Совет трудового коллектива собирается оперативно — сразу с началом рабочего дня. В расширенном составе. Присутствуют представители всех цехов, всех профессий — монтёры и кабельщики, бригадиры и инженеры, начальники цехов, представители профкома, администрация, в полном составе. Люди переговариваются между собой — дескать, кто-то опять очередную жалобу, теперь уже в горком, написал. Открыто недоумевают, кто будоражит в очередной раз предприятие? И чего людям неймётся, чего не хватает?..

От Управления связи пришли Конаков Михаил Леонидович, — главный инженер, и председатель областного профсоюза работников связи — Ситникова Полина Ивановна. К назначенному времени, без опозданий — все и собрались. Раз жалоба поступила в городской комитет партии — её представителю и инициативу в свои руки брать.

Роза Ахметкалиевна информирует о причине собрания. Она банальна. У части коллектива появились претензии к руководителю. Зачитывать письмо она не будет. В зале присутствует большинство членов коллектива — дадим возможность открыто недовольным, эти претензии высказать, обсудим их и примем решение…

По залу гудит-шелестит ропот, — правильно! Кто написал — пусть открыто и выступит. Люди оглядываются, ищут смельчака из лагеря недовольных, и когда он находится и встаёт — упирают в него взгляды. Он встаёт, перебивает начальную робость и нерешительность, и по ходу, обретая уверенность, направляется к трибуне.

Я тоже не свожу с него взора. Гляжу — и обида захлёстывает. Не ожидал!

Трибуном и обличителем выступает, от имени коллектива радиоузла, прекрасный работник, опытный профессионал, инициативный и исполнительный, — бригадир ремонтной бригады радиоузла Шершнев Валерий. Он, запинаясь, вытягивает слова, из явно не им, заготовленной на листке бумаги, речи, говорит об обидном отношении к радиоузлу со стороны администрации, о чрезмерной и незаслуженной критике действий начальника цеха со стороны начальника ГТС…

И вдруг, из глубины зала, прерывает его и разносится, среди так и не утихшего общего гула, голос

— Валера, да уймись ты, ладно бы кто другой, действительно обиженный, жаловаться вышел! А ведь на костюме твоём парадном, места свободного не найдёшь — куда ни глянь либо орден, либо медаль висит! Ты-то чем лично обижен?..

И взрывается смехом зал…

Я так и не уловил — кто прервал оратора. Шершнев, он как на стену наткнулся, — пробормотал ещё что-то, махнул рукой и заторопился к месту, с которого встал.

Мелькнуло в голове — а ведь люди всё замечают! И сейчас, в точку попал, реплику бросивший из зала, кто-то из кабельщиков. Так мне показалось.

Шершнев действительно хороший работник. Справедливо и заслуженно вниманием обласкан. И «Почёный радист» и неоднократный «Победитель республиканского и других соревнований», и избранный в качестве единственного, от всей области, связиста-делегата — недавно вернувшийся со встречи с первым Президентом Казахстана, организованной в Алма-Ате. Пожалуй, нет на предприятии более отмеченного вниманием человека. Я с ним — первый всегда здороваюсь.

Что же вредного в моей повседневной работе, для предприятия, вопиющего безобразием и неприемлемого, нашёл он? Я, как и любой человек, конечно, не лишён недостатков, но всё-таки — не имею таких, за которые должен быть открыто заклеймён перед коллективом.

Эх, Валера…

Не удержалась от эмоций, вскочила и хрипотцой отдающим, звонким голосом затараторила Юртабаева Асия Хасановна

— Товарищи, да сколько можно! То совсем ещё недавно Боровик Любовь Ильинична жалобу организовала, теперь вот — цех радиоузла перенял эстафету. Я знаю, это их Мурносова настрополила! Всё неймётся ей, не нравится, что контролируется обстановка на предприятии со стороны начальника, что дела в общем идут хорошо. Вот и баламутит людей! Видно не может сама вволю разгуляться…

Сколько можно! Не позволим, не дадим в обиду нашего начальника, — запинается оборванной фразой на излёте, садится и… — вновь гудит зал…

— Товарищи, тише, тише, не нужно реплик с мест! Если хотите выступить — выйдите к трибуне. Всем желающим дадим слово — Роза Ахметкалиевна с помощью подключившегося Журбы Владимира Яковлевича — с трудом успокаивает расшевелившийся эмоциями зал.

Достигнута, наконец, относительная тишина и Полина Ивановна Ситникова, обращаясь непосредственно к Сторожиловой, просит огласить конкретные факты притеснения работников радиоузла со стороны руководителя предприятия.

— Наталья Ивановна, только не надо воды — факты, факты…

Сторожилова, — она же — начальник цеха! Поняла, годами испытанный трюк — словами рядовых рабочих, высказать «безобразия, чинимые руководителем предприятия» — не проходит, на сей раз. Она — начальник цеха! Кому как не ей, не за спины монтёров прятаться, а самой, создающей и контролирующий общий настрой в цехе, и высказать открыто накопившиеся проблемы? Начальник цеха — это ещё и обязанность за всё, происходящее в цехе нести ответственность. Здесь, перед людьми — не отвертишься!

Она сидит рядом с Мурносовой, демонстративно отстранённая от работников радиоузла. Но она, же не глупая, она ловит возмущённые, укоризненные, недоуменные взгляды большинства, она видит опущенные от чрезмерного к ним внимания, головы своих, смущающихся подчинённых, она чувствует отчуждённую атмосферу в зале.

Сторожилова не может не понимать, что подставила цех. Зачем?.. Ради кого?.. По чьей прихоти?.. С какой целью?.. Ей — неуютно.

Делать нечего, медленно поднимается, налившаяся краснотой блондинка, пунцовая лицом, до синевы — бормочет

— Нет, нет, не надо на трибуну, я с места…

Она, мнётся, она подыскивает слова, она умеет формулировать мысли и она говорит.

— Ну… никто не отрицает, что Виктор Васильевич, хороший, грамотный руководитель. И связь в городе наладил… и зарплата у нас растёт… и программа «Жильё-91» близится к завершению. Но… но… вот… — бывает… грубо разговаривает на планёрках, голос повышает… обвиняет, что не помогаем мы цеху ГТС. Что мало денег, зарабатываем… А у нас своей работы — выше крыши! Задыхаемся…

И вдруг, выдаёт

— А вообще… — лично у меня к руководителю особых претензий нет. А то, что письмо написали — ну, не знаю… может быть, и не надо было.

Ей больше нечего сказать, и она возвращается в зал, и ей некуда сесть, кроме как опять, рядом с Курносовой, но она — совсем неглупая женщина, дала своим выступлением понять, что это не её «игра»…

В принципе, всё понятно. Но к трибуне подходит ещё один представитель радиоузла — Юмакулов Фарух Тагирович — он же парторг, и председатель Совета трудового коллектива — всё, в одном лице.

— Наталья Ивановна, но ведь и вы с монтёрами на утренних планёрках не в стихах речь ведёте, да и видят люди, как, бывает, чуть ли, не матами выгоняете их с территории к месту работы! Я понимаю, — женщине трудно мужским коллективом, грубыми мужиками без крепкого словца руководить. Но как же вы можете тогда в грубости других обвинять?

Я тоже постоянно присутствую на планёрках Виктора Васильевича. Да, присутствует в словах и решениях руководителя требовательность и твёрдость! Но матерки… это уж точно, с уст его не сыпятся, и уж вам-то, давно пора научиться различать, где — грубость, а где — требовательность.

И вообще, многим в цехе радиоузла не нравится, искусственно вами поддерживаемая, атмосфера нагнетания конфронтации с руководством и политика постоянной обособленности цеха от общих дел. В конце концов, — мы одно предприятие, и если требуется помогать друг другу, и руководитель требует делать это — надо помогать!

Хватит! Кончать надо коллектив постоянно не по существу будоражить. Забот ведь и у предприятия — выше крыши, как вы выразились, — да и серьёзные события сейчас в стране происходят. Не до пустяковых распрей…

Юмакулов, он смелый человек. Юмакулов, несёт на плечах дополнительную общественную нагрузку, напрямую работает с администрацией предприятия, и не только.

Но ведь он не может осознавать, что по бренным делам — быть лишённым премии за пустяковый просчёт в работе, получать и отчитываться об исполнении заданий по своей непосредственной работе, от оценки на работе его действий, — он полностью от Сторожиловой — прямого своего начальника, зависит. Ещё раз убеждаюсь — смелый, честный, и принципиальный человек — Юмакулов.

Выступили все, кто хотел. Кто репликами отделался, кто — «речь толкнул». Но не слышал я ещё столько хороших слов в свой адрес — от простых людей, от работяг. Сентиментальный, наверное, — крепился, а глаза на слезы наворачивались…

«Фактов» — не было.

Ситникова, так и не дождавшись «фактов», выразила недоумение «бурей разыгранной в стакане», возмущение попытками «некоторых», вместо помощи в очень непростой работе «толковому руководителю» — ставить палки ему в колеса.

Конаков Михаил Леонидович — человек не лишённый чувства юмора, осторожный в суждениях, открыто удивился — а как вообще можно руководить предприятием без умения — учинить спрос, где надо, и жёстко — если надо, потребовать исполнения принятых решений?

— Руководство предприятием — это не ужимки кисейных барышень во время ритуального чаепития — так и заявил. И тоже выразил недоумение

— Стоило ли ради того, что здесь услышали, людей от работы отрывать, Совет трудового коллектива собирать — шум поднимать?..

Я последнее его высказывание принял упрёком в свой адрес и в душе не согласился с этим упрёком. Гласность — она и есть гласность, а я — прямой человек и не переношу интриг и закулисных игр. Избран на должность директора ГТС трудовым коллективом, полностью открыт перед ним в общественной, трудовой и семейной жизни. Мне нечего скрывать, и если заслужил — достаточно сил, чтобы достойно и открыто воспринять критику. Да и ползучей напраслины в свой адрес, недоговорённостей — допускать не желаю.

Вот сейчас — дал возможность высказаться людям, надёжное плечо которых постоянно ощущаю, твёрдую опору и поддержку политики проводимой нахожу, без честного и добросовестного труда которых моё личное «я» — ничто. Нельзя руководить людьми, и не быть уверенным, что люди тебе доверяют.

Дал возможность высказаться и другим — может быть, действительно есть причины быть недовольными. Лучше — открыто, при всех. Ненавижу язвительные ухмылки и шёпоточки через платочек… из-за угла…

Можно конечно, внимания не обращать по принципу: — собака лает — караван идёт… Да — нет! Смотря сколько собак лает, и насколько остры зубы в их пасти…

Я выступил. Тоже посчитал нужным, сказать несколько слов открыто, перед всеми. Точки необходимо всё-таки расставлять. И виновник «торжества» — он должен быть обозначен. Я обратился непосредственно к Мурносовой.

— Валентина Васильевна, народ должен знать своих героев в лицо. Уже в который раз вы провоцируете смуту на предприятии. Откровенно, сейчас вот, скажите, чем вас не устраивает руководитель? Сами скажите — не впутывайте в это людей. Ведь всё что сейчас происходит именно вами спровоцировано — вами! И если я не прав — опровергните это.

Вы так любите управлять и манипулировать людьми, имеете незаурядные лидерские качества, что само по себе неплохо. Может быть, вы желаете руководить коллективом лично? Ну, так представьте программу действий, выставьте себя в качестве претендента. Наверное, следующие, очередные выборы руководителей не за горами. Глядишь, и получите флаг в руки.

Я замолкаю, я недвусмысленно жду ответа. Ждёт зал, и Валентина Васильевна просто не может не принять вызов. Она приподнимается, упирается рукой в спинку переднего кресла, и так, полусогнувшись — откашлявшись и преодолев хрипоту, ни к кому не обращаясь, просто в зал — говорит

— Да, это я действительно помогала писать письмо! По просьбе радиоузла. И не нахожу в этом ничего зазорного. Да, я по прежнему считаю, что Виктор Васильевич, позволяет иногда себе грубость в высказываниях, и уверена — не любит он радиоузел. В руководители я не рвусь, а если коллектив устраивает такое поведение руководителя — ну, что ж, пусть так и будет…

Больше она выдавить из себя ничего не может, а ведь обладает хорошо подвешенным языком и за словом в карман не лезет. Просил её радиоузел жалобу написать — не просил?.. Лучшая подруга Сторожилова, рядом — пусть разберутся сами между собой. Любит — не любит, плюнет –поцелует… Сколько откровенной демагогии!

Руководить открыто она не желает. Конечно, не желает! За этим кроется тяжелейшая ответственность. Не нужно ей это! Её, роль неформального лидера вполне устраивает, лидера с червоточинкой — подставить других, при случае, а самой — жар загрести.

Всё это мелькает в моей голове — и мне почему-то жаль сейчас Боровик Любовь Ильиничну, которая была спровоцирована полгода назад на «драчку» подобную сегодняшней, и толи стыдно стало, толи достоинство и принципиальность до конца проявила, но уволилась с работы — ушла из коллектива. Жаль… Опытного специалиста, настоящего профессионала своего дела потерял тогда коллектив. На совести Мурносовой это! А есть ли вообще у неё совесть? Плюй в глаза, — божья роса! И сов

...