автордың кітабынан сөз тіркестері  Святочные рассказы русских писателей

Коллектив авторов

Но где ни показывалось пятнышко, там звезды, одна за другою, пропадали на небе. Скоро ведьма набрала их полный рукав

…Да, поистине, это была страшная ночь! Старики говорили правду: такая ночь могла только выпасть на долю Васильеву вечеру.

Прошу, чтоб Усердного похолили в стойле. Радостный, я болтаю без умолку. Но… что-то меня все-таки смущает, и нет у меня полной радости – той светлой, чистой радости, от которой на душе так безупречно когда-то бывало, так безмятежно… Вы поймете, господа, почему… Поймете! Я хотел убить человека! И никогда потом, во всю жизнь не было у меня этой желанной радости, этой чистоты в душе. Никогда! Не покидают это смущение, этот стыд, как только вспомню тот молящий взгляд… Так он в меня и вонзается, так и пронизывает насквозь. Вот оно к чему это ваше противление-то приводит. Попро-тивься, а потом век живи, как окаянный…

И вот мы дома. Папашенька с мамашенькой тут, около моей постели, в радости ахают и охают. Самоварчик поет рядом, в столовой. Меня натирают водкой, поят меня коньяком, чаем, греют под ватными одеялами. Мне рады, точно я с того света явился. Я спрашиваю про Федора Леонтьича, прошу, – усиленно, много раз прошу, – чтобы и его хорошенько отогрели в людской.

Я выхватил его, взвел курок, наставил на старика и, помнится, прохрипел:

– Убью!

Он молчал. Он опустил руки. Мы глядели друг на друга в упор. Не знаю, каков я был, но думается, что ужасен, потому что он… он был… Ах! Его взгляд!.. Я как будто и сейчас вот сквозь ту же темноту ночи вижу эти глаза, полные виновности, мольбы, испуга, страдания… И зачем это все было так?.. Зачем, зачем, зачем?..

– Как тулуп?

– А вот так.

И я вижу эти знакомые, маленькие, пронизывающие глаза. Они так близки к моему лицу. И какой в них хищный блеск! – блеск желания, жадности, насилия! И слышу я тяжелое дыхание около самого своего уха. И чувствую – мощная рука уже разорвала узел платка и берет меня за воротник. И чувствую также, что я испугался – испугался этого человека, который меня когда-то нянчил на руках и который меня теперь хочет… Но должен ли бояться его я? Я – барин, я могу войти в свои права. И вошел. Крикнул:

– Федор! Ты ошалел?.. Дурак! Мерзавец!

– Ладно, ладно. Давай-ка тулуп-то… Нечего там! Давай.

Роль не помогла. Тот же глухой, сдержанный голос был ответом на мой крик; также спокойно, неторопливо держали меня эти мощные руки за воротник тулупа и уже нащупывали крючок и петлю; также хищно, жадно, жестоко блестели во тьме эти маленькие, пронизывающие глаза.

Вероятно, около трех часов блуждали. И заплутались. Стал Усердный… из сил бедняга выбился… Я – вожжой… Ни с места… Сани в снегу по самый кузов, даже еще, пожалуй, глубже. Хотел было кнутом, да вспомнил, что никогда не брал с собой кнута… И пожалел…

– Возьмите у меня револьвер.

– На какого черта?

– Мало ли что…

– Чепуха с маслом! Не надо!

– Как знаете!

– Спасибо, не надо!

И опять пошел Усердный, но не тою закатистою рысью, какою он обыкновенно угощал нас, а тяжелою, размашистою, и с каждым ударом его ноги о снег чувствовалось на слух, как увесисто ступал он и как глубоко должна была уходить его нога.

а я тем временем прощался с ребятами, с учителем, напяливал на себя валенки, бараний тулуп, рукавицы, подвязывался кушаком… Так-то оно потеплее, да кроме того в те времена и мода была а 1а мужик ходить.

Елка там была уже обвешана и убрана всем, чем полагается: учитель позаботился – (хороший, кстати сказать, малый был, царство ему небесное, покойничку), – всю душу в дело положил. Зажгли свечки, впустили ребятишек… Учитель заскрипел на скрипке что-то торжественное… Ребятье стало, разинув рты, и запустило палец в ноздрю. Словом, удивление выражено, как подобает случаю. Сначала молчали, потом стали проноситься отдельные восклицания – сперва шепотом, а затем и вслух – замечания несложные, вроде: «Эво-на!.. Ишь-ты!.. Горить!.. Свецецки… ровно звездоцки… Ванька! Ась? Глянь-ка… Вижу, церт! нешто не вижу?..» – Замечания, говорю, несложные, наивные, какие-то полудикие, но милые… Да, милые замечания… понимаете ли, милые. Вот и все тут. Милые, да…