Ландыши растут не только на Земле
Свет далекой звезды: история четвертая
Василий Лягоскин

© Василий Лягоскин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Труба зовет

Капитан Авархан стоял на коленях; нет – он практически распластался перед троном владыки так, что его лоб утонул в жестком ворсе ковра. Пауза, которую взял Гумирхан, тянулась и тянулась, так что капитан, до того – так же стоя на коленях – почти два часа рассказывавший о своем беспримерном походе по странам Гудваны, даже провалился в забытье. Он не спал – он снова проживал этот поход; беспримерный, но увы – безрезультатный.

Ни «Белого орла», ни – что самое ужасное – голубоглазого обидчика мурганского владыки вернуть не удалось. А все началось с побега этого мерзавца, которого люди вполне заслуженно называли Шакалом…

Авархан сидел на низенькой лошадке и с удивлением вглядывался в старинный щит, что украшал ворота, никак не подходящие мощным стенам, проем в которых они закрывали. Сколоченные из нетесаных толстых досок, рассохшихся так, что местами в щели можно было увидеть городскую улицу, даже не сходя со скакуна, они резко диссонировали с неприступной мощью стен города-крепости. Видимо, в одну из щелей и его, и четырех спутников капитана разглядели стражники. Ворота заскрипели, и Авархан невольно оглянулся – все лив порядке; похож ли его малый отряд на купеческий караван?

Внешне все соответствовало легенде. Караван действительно был купеческим – до вчерашнего дня, когда, на свою беду, его путь не пресекся с отрядом мурганских воинов. Боя не получилось – четверо охранников повалились со своих лошадей сразу же, пронзенные каждый несколькими арбалетными болтами. Сам купец, чье имя и одежды сейчас носил капитан, прожил чуть подольше. Он успел рассказать о себе, о товаре, который был так дорог, что всего несколько тюков на лошадях должны были окупить все затраты этого безумно затянувшегося торгового перехода. Купец вез благовония; груз, который вдесятеро превышал по стоимости золото равного веса. И прибыл он тоже из Караханы, но намного раньше флотилии Авархана.

Беспримерно длинная зима и ветер, который дул из глубин континента, не позволили маленькому каравану отправиться в срединные государства Гудваны. Да и товар его в эти черные годы никому не был нужен.

– А сейчас, – спросил его капитан, поигрывая в руках ножиком, – кому он нужен сейчас?

– Не скажи, – купец испуганно косился на нож, – как только смерть и голод отступят, женщина первым делом посмотрится в зеркало. Ей опять захочется быть красивой и желанной. А куда посмотрит мужчина?

– Куда?

– На женщину! – попытался улыбнуться купец, – а его руки будут сами развязывать кошель.

– Если только в кошелях еще осталось золото, – пробормотал Авархан, что-то прикидывая.

Купец теперь искренне удивился:

– А куда оно делось? Не съели же его. Конечно – большая часть поменяла хозяев. Вот новые хозяева и раскошелятся.

Авархан между тем, как оказалось, прикидывал – куда лучше сунуть ножик купцу – меж ребер, или полоснуть по горлу. Оба варианта не позволяли оставить в целостности и чистоте скромный костюм купца. В результате нож вернулся в ножны, так и не испив крови. А купца, тонко и тоскливо заверещавшего, утащили в кусты, где он присоединился к своим охранникам – со свернутой шеей…

Стражник у ворот впустил их в город с хмурой улыбкой. О входной пошлине он даже не заикнулся, но несколько мелких монет с удовольствием принял. В ответ он порекомендовал заморскому купцу недорогой постоялый двор, где и купца с охраной накормят и напоят, и за лошадьми присмотрят так, что не страшно будет пускаться в дальнейший путь. Как стражник определил, что Авархан не собирается надолго оставаться в Зеленграде, капитан не понял. Видно, не очень-то получилась у него роль купца средней руки. Но совету стражника капитан все таки последовал.

В воротах постоялого двора караван встретили сразу несколько человек – и мальчишки, тут же подхватившие усталых лошадей под узду; и пара работников покрепче, которые подхватили тюки с товаром. И сам хозяин – невысокий, но невероятно толстый славин. Да и работники не казались истощенными. Мурганец даже удивился:

– Ведь всего год прошел тех пор, как по этим землям прокатилась лютая стужа и голодный мор.

Но расспрашивать хозяина сразу капитан не стал. Он степенно, как и полагалось купцу, поднялся по крутой лестнице на второй этаж, где располагались спальные комнаты. Проверил – надежно ли охраняется товар и распорядился насчет еды для своих воинов, которым даже не пришлось переодеваться – одежда настоящих охранников мало чем отличалась отих собственной. Потом Авархан ненадолго задержался в комнате, отведенной для него. Здесь пожилая хмурая служанка помогла смыть со спины и плеч первую грязь. Вообще-то хозяин обещал к вечеру истопить купальню, но не выходить же к трапезе в грязной рубахе, пахнущим собственным и конским потом.

Авархан на эту трапезу возлагал большие надежды. И не ошибся – приглашенный к столу толстяк, назвавшийся Демиром, знал, казалось, все и обо всех в Зеленграде. По мере того, как на столе росли блюда и миски с яствами, и все сильнее пустел кувшин с густым красным вином, в речах славина звучало все больше славословий в адрес нового князя.

– Ширко, – прозвучало за столом почти сразу, и Авархан невольно напрягся.

Это имя он слышал в портовом городе Баргасе; человек, которого называли так, был в свите обидчика Гумирхана. А Демир не переставал благословлять небо, пославшего им наконец справедливого правителя – после погрязшего в страхе за собственную жизнь князя Ольгина иРакита, которого никто не называл иначе, как Гадюка.

– Да, – хлопнул себя по потной лысине захмелевшийДемир, – это надо было видеть. Я был в тот день в первых рядах на площади…

– Кто бы сомневался, – подумал Авархан, пропуская мимо словесный поток толстяка.

Он как раз сделал большой глоток их кружки с вином, и отчаянно закашлялся, когда этот глоток пошел совсем не туда, куда полагал капитан. А все из-за следующей фразы хозяина постоялого двора:

– Своими глазами видел, как тот парень одним ударом располовинил Шакала. Шакал так и упал – двумя половинками.

Авархан с налившимся от натуги лицом – он все-таки протолкнул глоток, куда следовало, в собственный желудок, просипел:

– Шакала?! Какие шакалы в городе?

А Демир только ждал этого вопроса. Он долго, многословно рассказывал и о банде, что когда-то терроризировала город, и о том, как главарь этой банды непонятным образом оказался правителем Зеленграда, и о несостоявшейся казни законного князя, собственными руками возложившего корону предков на голову Ширко. Демир опять начал хвалить – как понял капитан – вполне искренне, молодого князя. Но теперь Аваран перебил его. О том, что государство за один единственный год неузнаваемо изменилось, он уже слышал; его больше интересовал незнакомец, так ловко управлявшийся с мечом. Капитан уже догадался, кто этот герой, которого горожане узнали как Светослава, князя Русина – еще одного родича прежнего властителя славинского государства.

– Гадюки?! – поразился Авархан, благоразумно отставившего пока кружку.

– Какого Гадюки? – не меньше его удивился хозяин…, – а… нет – Гадюку тогда тоже прикончили – повесили на той же веревке, что оборвалась под весомкнязя Ольгина. А Свет – так он сам себя называет – в родстве с настоящим князем. Говорят (толстяк понизил голос так, что и Авархан его с трудом услышал) он и есть истинный князь славинов. Вот только он ушел…

– Куда? – вскричал Авархан, и пара его охранников, ужинавших за столиком в углу почти пустого зала, вскочила на ноги.

– Кто его знает? – в изумлении воззрился на недавно столь бесстрастного купца, – князья нам о свих планах не докладывают.

Служанка как раз принесла запеченного целиком каплуна. От большого блюда к потолку, а главное к Авархану и хозяину трактира шибануло таким мощным запахом специй и прожаренного до хрустящей корочки мяса, что они на время забыли и о князьях, и о Гадюке с Шакалом, и о… На удивление быстро от каплуна остались только косточки, и насытившиеся тела и души переместились в купальню – не только чтобы смыть с себя грехи дальней дороги и чревоугодия, но и продолжить разговор. Авархан к такой вольной трактовке сугубо интимного действа не привык, но вида не подал. В конце концов – дома, в Янгикургане – мылся же он сразу с несколькими юными невольницами. Демир на тех красавиц никак не походил, но и использовать его Авархан собирался совсем в других целях. Сравнив своих наложниц с пожилым славином, который как раз разоблачился до гола, он внутренне содрогнулся, но с лица любезной улыбки не согнал. Ему еще много нужно было узнать у Демира. И главное – с его помощью решить, куда двигаться дальше. Мысль о том, что сам Авархан фигурой не слишком сильно отличается от хозяина постоялого двора, в голову мурганца почему-то не пришла.

Нежась в теплой воде в соседних чанах, два на удивление похожих человека поначалу договорились об общем деле, в результате чего половина тюков с товаром должна была остаться в Зеленграде. Услышав о сумме предоплаты, капитан едва не выплеснулся вместе с водой из чана – выручка позволяла ему не возвращаться в родные края, жить безбедно и беззаботно здесь, или в каком-то из соседних государств. Однако он вспомнил вдруг о Гумирхане, о взгляде владыки, не обещавшем ничего хорошего голубоглазому обидчику, и покрылся мурашками в теплой воде. Потому что знал – предай он сейчас своего повелителя, оглядываться в ожидании тайных убийц пришлось бы до конца жизни.

– В конце концов, – подумал он, – золото и в Янгикургане пригодится.

А Демир вещал теперь о тех самых государствах, о которых мелькнула, и пропала мысль мурганца. Авархан впитывал в себя незнакомые, и от того такие притягательные слова – Шахрихан, Рагистан, франские бароны… Название первого города чем-то зацепило его, и он стал выспрашивать о нем подробнее. Славин тоже знал не очень многое – торговые караваны только недавно стали прибывать в Зеленград – не до всех купцов дошла весть о том, что дороги славинского государства и сама его столица стали безопасными. Рассказ, которым потчевал заинтересовавшегося собеседника Демир, больше походил на сказку, какие в детстве рассказывала пожилая служанка, ходившая за Аварханом. Нынешняя сказка, которая вполне могла оказаться былью, была намного интересней и страшнее. Страшнеепрежде всего для мурганца, который понял, что поручения своего повелителя он никогда не выполнит…

В Шахрихан капитан ехал, поначалу не погоняя коня, как раньше. Каждый шаг скакуна приближал его к месту, откуда надо будет поворачивать назад, домой.

– И ведь не потянешь время, – процедил сквозь зубы Авархан, вырвавшийся чуть вперед от остальных всадников, – в отряде наверняка есть глаза и уши Гумирхана.

Потому он зло крикнул назад, подгоняя такой невеликий, в масштабах целого континента, отряд.

Столица Рагистана встретила мнимого купца и его четверых охранников тишиной и безлюдьем. Лишь в воротах скучали, опираясь на длинные копья, стражники. Монеты они принимали так же охотно, как зеленградские, но ответили на вопрос Авархана скупо и непонятно.

– Где весь город, где жители? – словно нехотя поинтересовался капитан.

– На футболе, – буркнул стражник с физиономией человека, обиженного на весь свет.

Потом его тон смягчился; он шустро убрал монеты в кошель и показал куда-то на окраину города, откуда ветер как раз принес шквал человеческих эмоций.

– Все там, – махнул он, и добавил опять непонятное, – если поторопитесь, успеете на второй тайм.

Ристалище до сих пор называли так; и страсти теперь на арене кипели ничуть не меньше, чем прежде. Только вот зрители теперь делились на две неравные половины. Большая часть из них окружала трибуну наместника шахиншаха. В решетке, которая когда-то сплошь покрывало излюбленное место Журивоя, так и зиял проем, созданный мечом Света. Би Рослан запретил заделывать его; он не боялся своего народа. Большая часть гладиаторов, прежде выходивших на арену в ожидании неминуемой смерти, так и остались в Шахрихане. Им просто некуда было идти, хотя свободу им предоставили в тот же день, когда в лапах огромного медведя нашел свой конец шахиншах Журивой.

Эти бойцы составили отборный отряд стражи, который подчинялся только наместнику. А еще – самые быстрые и ловкие составили футбольную команду, которую сам Би Рослан навал красивым, но совершенно непонятным именем «Спартак». Горожане, «болевшие» за эту команду, и заполнили трибуны вокруг ложи наместника. У второй команды было не менее интригующее название: «Динамо», – и его тоже дал Би Рослан. На осторожные вопросы придворных, тоже приохотившихся к новому зрелищу, наместник шахиншаха только посмеивался. Эта команда представляла ремесленные слободки Шахрихана. Естественно, сами ремесленники сейчас и переживали за нее.

Авархан сам не заметил, как его захватили страсти, бушующие на арене, а больше того – на трибунах. К тому времени, как он окончательно разобрался в хитросплетении правил этой игры, его сердце покорила та бесшабашность, с которой рвались к чужим воротам игроки «Спартака». Увы – никто не объяснил ему, что он сейчас сидит на трибуне, где люди не менее отчаянно болели за «Динамо».

Капитан вскочил на ноги, и завопил что-то неразборчивое, но восторженное, когда один из спартаковцев забил победный гол – за несколько мгновений до окончания игры. Когда Авархан понял, что ликует душой и телом посреди мрачного молчания болельщиков проигравшей команды, скрывать свои симпатии было поздно. На него навалились молча и страшно. Рядом не было никого из своих, и толстенький мурганец, в последний раз дравшийся вот так, на кулачках, в далеком детстве, тонко заверещал.

Удивительно, но этот крик услышали в ложе наместника. Капитан не видел, как Би Рослан протянул в сторону его трибуны руку, как почтительно склонился рядом распорядитель арены, и как потекли в его сторону ручейки стражников. Еще несколько мгновений, и Авархан стал бы первой жертвой ристалища за последний год. Но крепкие руки стражников быстро расчистили круг вокруг поверженного наземь мурганца. А потом подхватили его и потащили – куда?

Сам мурганец поначалу думал, что в темницу, но перед ним вдруг выросли стены дворца; потом потянулась анфилада бесчисленных комнат, заставленных драгоценной утварью. Авархан к тому времени уже успокоился. Сейчас его глаза сверкали не страхом, а алчностью – он уже видел это золото, драгоценности, пушистые ковры и другие шедевры мастеровитых рагистанцев в Янгикургане, в своем доме. Потом он вспомнил своего владыку; его мечты испарились, а вскоре он предстал перед местным повелителем. Точнее – перед его наместником; он уже знал о удивительном стечении обстоятельств, которые сопровождали последнюю смену власти в этом государстве.

Авархан осмотрел себя – побои на ристалище оставили следы и на одежде, и – скорее всего – на лице. Правый глаз начинал заплывать от громадного синяка; обе скулы саднило и заметно шатались два зуба. Наместник правильно понял задумчивое выражение на побитом лице Авархана. Он приветливо улыбнулся и показал на сидение рядом.

– Садись, чужеземец, – пригласил он на дуганском языке.

А на каком еще он мог говорить, если перед ним сейчас стоял торговец. Точнее, это был мурганский лазутчик в обличье торгового гостя, но кто бы об этом сказал наместнику?

– Вижу, тебе понравилась наша новая забава, – улыбнулся Би Рослан, – ты и поболеть успел? За кого, если не секрет?

– За «Спартак», – буркнул капитан.

– Ага, – улыбнулся еще шире наместник, – на динамовской трибуне. Очень смело, и… очень неразумно. Надеюсь, ужин со мной компенсирует гостю города тот урон, что нанесли ему жители Шахрихана в пылу спортивных страстей.

Сказано было с каким-то значимым нажимом, и Авархан, только что намеревавшийся предъявить вполне законные претензии, и тем самым хорошо пополнить кошель, вдруг с каким-то щенячьим восторгом согласился:

– Конечно, мой господин! Что может быть лучше, чем ужин со светочем знаний, которым без всяких сомнений является властитель Рагистана…

– Я не властитель, – сурово перебил его Би Рослан, и Авархан сжался, словно ребенок, которого родители застали за постыдным занятием, – я лишь наместник того, кто должен вернуться, чтобы по праву править Рагистаном…

А потом был ужин – великолепный и обильный. Сам наместник почти ничего не ел, но всем видом показывал, что гостей, особенно торговых, в Рагистане любят и привечают. А вот вино пожилой историк, волею судьбы примеривший рагистанскую корону, очень даже уважал. Так что Авархану не пришлось прикладывать много усилий, чтобы направить разговор за богатым столом в нужном направлении.

Он с изумлением узнал, что на голове историка кроме старинной короны шахиншахов находится еще и искореженная, но вполне еще действующая регалия из его родной страны. Он с ужасом представил себе, что опьяневший Би Рослан задаст сейчас простой вопрос: «А что тебе нужно в нашей стране, чужестранец?», – и он не посмеет соврать, расскажет обо всем с самого начала – с того дня, точнее ночи, когда дерзкий голубоглазый герой угнал любимую яхту Гумирхана, и как мугранский владыка отправил следом его, Авархана.

Но время шло, опьяневший уже совсем хорошо Би Рослан больше говорил, чем спрашивал, и капитан осмелел. Он даже представил себе, как срывает с головы этого так не подходящего для царствования человека короны, и начинает повелевать, но… Он очень вовремя заметил, как шевельнулась занавесь в углу; представил себе стражника с арбалетом, или мечом в руке, и отказался от этой идеи.

– В конце концов, – оправдал он себя, – мое дело донести до владыки все, что я узнал. А что с этим делать, пусть решает он…

Гумирхан и решал сейчас; в том числе и судьбу капитана. С одной стороны, Авархан не выполнил порученного. Обычно этого владыке хватало, чтобы махнуть рукой Пахлавану, живой горе мускулов за спиной. Тогда из залы вынесли бы труп. Но сейчас с каждым словом посланника перед внутренним взором Гумирхана вставали картины выигранных битв, поверженных государей, и слава. Слава, сравнимая с величием предка, Батурхана. А еще – золото, много золота.

– Хорошо, – вздохнул наконец Гумирхан, и фигура, замершая перед ним на ковре, сжалась еще сильнее, – ты сделал все, что мог, Авархан. В походе будешь моей правой рукой.

– В походе? – поднял голову капитан, понявший, что сегодня ему смерть не грозит.

– Да, – кивнул почти приветливо владыка, – в походе, который я возглавлю сам. В походе, где мне покорятся и рагистанцы, и князь Зеленграда, и… кто еще там?

– Еще франские бароны во главе со своим герцогом, владыка.

Глава 2. Пограничная стража великого герцога

Рамир, Великий герцог франов, по достоинству оценил совет охотника. Седой разбойник, так и не пожелавший сменить своего прозвища, оказался незаменимым помощником. Конечно, сравнивать его с баронами, которых у Великого герцога осталось так мало, было глупо, но в отношение границ франских земель Рамир теперь был спокоен. Седой разбойник собрал уже настоящий отряд; однако караульную службу его воины несли весьма своеобразно.

Седой предпочитал скрытность и стремительность. Малыми силами он обходился там, где прежде франские бароны держали целую пограничную стражу. Увы – теперь земли герцогства были пустынны…

Внимательные глаза наблюдали за пятеркой путников, что расположилась на ночлег уже в пределах герцогства. Жаркий костер, поначалу освещавший поляну, и самих путников, постепенно потерял силу, и теперь трещал сучьями, заполняя окрестности приятным теплом и запахами готовящегося ужина. Путники были вооружены; они вскочили – быстро и почти бесшумно – навстречу человеку, неожиданно возникшему у костра. Средних лет, безоружный, он, казалось, не представлял никакой опасности. Но старший пятерки мурганских воинов – а в лесу сейчас устраивалась на ночлег одна из разведывательных групп, что разослал по окрестностям капитан Авархан – почему-то почувствовал смутное беспокойство. Уж больно беспечный вид был у этого аборигена с гривой пышных волос, которую посредине разделяла широкая седая полоса.

Сам Рыдван – так звали старшего – так безбоязненно подойти к вооруженным незнакомцам, да еще в темном лесу, не решился бы.

– Значит, – подумал он, – или за ним сила, или… у него не все в порядке с головой.

– Мир вам, – с улыбкой поднял сразу обе ладони седой незнакомец, – не пустите ли обогреться у вашего огня уставшему путнику?

– Садись, – кивнул ему старший, посылая остальным скрытный сигнал.

Сигнал этот означал захват незнакомца по первому же приказу. И воины – а пятерка служила вместе давно, была слитной боевой единицей – рассредоточились, словно случайно. Один исчез в темноте за очередной охапкой дров, незаметно прокравшись по окрестностям – не таится ли в кустах еще кто; второй направился, что-то пробурчав, к стреноженным лошадям, на самом деле снарядив там арбалет. Двое совсем незаметно – так им казалось – оказались за спиной седого незнакомца, пока не назвавшего свое имя.

Седой сел у костра, с удовольствием протянув к нему озябшие руки.

– Ну, начинайте уже, что ли, – проворчал он неожиданно, и командир машинально дал отмашку.

И остался один из пятерки – в живых. Так он посчитал сам, когда тишину ночи пронзил свист стрел. Арбалетчик упал молча, без хрипов – с пронзенным широким наконечником стрелы горлом. Те двое, что готовы были упасть на спину седого, действительно упали – придавленные к холодной земле телами других незнакомцев. А из темноты еще один – низенький, но невероятно широкий – тащил уже связанного мурганского разведчика. Пятого, и самого шустрого, между прочим.

Седой неодобрительно покачал головой, поворачиваясь еще к одному из своих воинов, который вышел в круг света, отбрасываемый костром, с луком в руках. Тот недовольство командира понял, но сразу же отверг.

– Он уже готов был пустить в твою спину болт, Седой. И не говори, что у тебя на спине есть глаза.

Седой засмеялся. Если он и был опечален жертвой – как оказалось, единственной – то очень недолго.

– Нет, – махнул он рукой, приглашая к костру и подчиненных, и Рыдвана, в немалому удивлению того, – глаз на спине у меня нет. Зато было зеркало – лицо вот этого парня. Он так смешно корчил рожу, показывая, что меня надо брать живым, что я не понимаю – как ты этого не заметил?

Лучник смутился – тоже совсем ненадолго. Его, казалось, больше занимал окорок, что начинал уже подгорать над костром. Он ловко подхватил аппетитную ляжку, бросил его на приготовленное тем самым арбалетчиком блюдо, и возразил командиру – почтительно, но совсем не раболепно:

– Так я же не за его лицом глядел, – рука лучника едва не достала до лица Рыдвана и тот отшатнулся, – а за самым опасным лазутчиком. А самым опасным здесь был арбалетчик.

– Мы не лазутчики, – вскинулся Рыдван, сам понимая, насколько запоздал его мирный порыв.

– А кто? – задал естественный вопрос Седой.

Мурганец смешался. Он, конечно, имел неплохую легенду, отрепетированную еще с капитаном, но сейчас она была совершенно бесполезна.

А Седой вдруг отстал от мурганца, даже махнул рукой:

– Впрочем, об этом не сейчас. Завтра доставим тебя к герцогу – там и ответишь. И на этот вопрос, и на много других. В застенках герцога языки развязываются быстрее, – Седой зловеще засмеялся, – знаю, испытал на собственной шкуре.

Он опять засмеялся, и его товарищи дружно поддержали смех. И опять – подметил Рыдван – смех этих людей, подручных Седого, был искренним, без малейшей нотки подхалимства.

Окорок не успел сильно подгореть; его хватило и Седому с командой, и четверке мурганцев, которым после ужина даже не стали связывать руки. Однако Рыдван, почти всю ночь проворочавшийся с мыслями о герцогских застенках, даже не помышлял о побеге. Он понимал, что и за ним, и за его бывшими воинами следит не одна пара глаз.

А утром Седой сам отвел мурганцев – теперь уже пеших – в замок герцога. И Рыдван не стал строить из себя героя; рассказал все о чем знал, и о чем догадывался. Великий герцог сидел в простом кресле, в большой комнате, убранной совсем без пышности. Посреди допроса (а допрашивали одного Рыдвана) он внезапно перешел на мурганский язык. Говорил на нем владыка франов чисто и быстро – словно родился в Янгикургане. Рыдван стал еще откровенней. Он вроде бы ничего особенного не рассказывал – только о их долгой погоне за обидчиком мурганского владыки, но герцог Рамир мрачнел с каждым его словом.

К концу допроса Рыдван уже не был уверен, что останется живым до вечера – таким темным стало лицо герцога. Но Рамир, к его удивлению, оказался весьма милостивым государем.

– Отпустить вас не могу, – сказал он командиру мурганцев; – взять в свою стражу тоже, сам понимаешь.

Рыдван торопливо кивнул.

– Поэтому.., – протянул герцог, и мурганец почувствовал, как в горле появился тугой комок – словно в предчувствии веревки палача или острого лезвия ножа.

– Отдай их мне, Великий герцог, – Рамир перевел взгляд за спину мурганца – туда, где стоял Седой и его квадратный подручный, – я из них мурганскую дурь выбью. Будут служить франам верой и правдой.

Забирай, – помедлив ответил герцог, – только воспитывать будешь позже. Собирайся со мной.

Герцог не стал продолжать; может потому, что рядом навострил уши воспрянувший духом Рыдван. Впрочем, он тут же упал на колени, и еще дальше – навзничь – когда в спину его ткнулся крепкий кулак:

– Благодари Великого герцога, мурганец! Благодари, как родного отца – герцог тоже только что подарил тебе жизнь…

– Садись, – герцог кивнул на стул, приставленный к накрытому уже столу.

Седой сел не чинясь; привык уже к тому, как просто относится Великий герцог к своим людям. А себя Седой уже давно числил человеком Рамира.

– Ешь, – махнул правой рукой на стол герцог, – ешь и думай, что мы со всем этим делать будем.

– Ну, судя по тому, что мы куда-то собрались.., – Седой потянулся за ножкой жареного каплуна.

– В Рагистан собрались, к Би Рослану, – внезапно нахмурился герцог, – и не говори, что ты не догадался.

– Догадался, – кивнул Седой, аккуратно откусывая хорошо прожаренное мясо, – пощупать за одно место этого Авархана. Думаешь, он тебе скажет больше?

– Нет, – отрезал Рамир, – если что и скажет нового, то вряд ли это будет для нас откровением.

– Тогда к чему такая спешка? – немного удивился начальник пограничной стражи, – пусть убирается в свою Мурганию. Если, конечно, доберется. Дороги-то нынче ох какие небезопасные.

Седой было засмеялся, но тут же замолчал, потому что лицо герцога стало еще более хмурым и суровым.

– Нет, – наконец поделился он своими тревогами, – мне не интересны его секреты. Гораздо важнее, что он расскажет своему владыке?

– А что он расскажет? – опять удивился Седой, – о том, как без толку гонялся за Светом? О том, что тот улетел на корабле, что летает меж звезд, и быть может, никогда не вернется?

– Не болтай ерунды, – герцог теперь рассердился по-настоящему, – Свет обещал вернуться и он вернется. А беспокоюсь я потому, что как раз Свет меня и предупреждал – бойтесь разведчиков мурганского владыки. Этот Авархан видел разрушенные города и села; видел безлюдье наших стран. А в крови Гумирхана – повелителя Мургании – течет кровь великого завоевателя. Сильно разбавленная, конечно… но все же! К тому же он наверное до сих пор ночами не спит от ярости. Кому он кинется мстить, если нет главного виновника его бесчестья? Его друзьям. Мне, Би Рослану, Ширко. Устоят силы наших государств, даже объединенные, против армии Гумирхана?

Бывший разбойник вскочил из-за стола, как только в голосе герцога появилась первая гневная нотка. Теперь и он заполнился тревогой – за свою новую родину.

– Приказывай, мой герцог, – воскликнул он, готовый тут же мчаться с поручением властелина.

Рамир улыбнулся.

– Едем завтра с утра. Готовь своих людей – может, придется устроить погоню за Аварханом…

Герцог как в воду глядел. Правитель Рагистана встретил его объятьями. Видно было, что он очень хочет угодить желанному гостю. Увы – главного подарка Рамиру он сделать не мог.

– Авархан? – протянул он задумчиво, когда два правителя остались наедине за накрытым для трапезы столом, – не знаю такого.

Тогда франский герцог стал описывать внешность командира мурганских лазутчиков – так, как о нем рассказывал один из бывших подчиненных. С каждым словом Рамира лицо правителя Рагистана темнело; скоро к этой тени примешалась немалая доля виновности. Би Рослан действительно вспоминал сейчас свой разговор с купцом из дальних стран – не сказал ли он что лишнего?

Увы – рассказал он действительно очень много. Но большей частью это было не нынешние секреты рагистанского государства, а жизнеописание подвигов Света – вплоть до его исчезновения в космических далях. В Би Рослане – как только в крови начинало бурлить вино – просыпался историк, скорее даже летописец. Об этом он и рассказал сейчас герцогу.

– Увы, мой друг, – кивнул он виновато, – этот купец покинул Шахрихан трое суток назад.

Ширко порывисто вскочил.

– Думаешь, его еще можно догнать? – с надеждой поднялся рядом Би Рослан.

– Попытаться надо, – ответил Рамир, – я пошлю за ним своих лучших людей.

– А я добавлю полсотни стражи, – пошел вслед за герцогом к двери старый историк.

Блюда на столе, источавшие тонкие дразнящие запахи, так и остались нетронутыми…

Седой разбойник поначалу был недоволен приданым отрядом. Он считал, что такой большой командой он может спугнуть добычу, дать ей затаиться на просторах разоренной страны. Но воины в полусотне были опытными; командир служил еще при прежних властителях, и хорошо помнил подвиги Света на ристалище. Сейчас же, узнав, что сборную команду возглавил чуть ли не лучший друг легендарного героя, слушал Седого беспрекословно.

На след мурганских лазутчиков они напали не случайно, но совершенно неожиданно. Скорее это даже мурганцы обнаружили их, напав из засады. Вот тут Седой и оценил любезность рагистанского властителя. Не будь полусотни стражников, неизвестно – вернулся бы Седой разбойник в свой лес на франских землях.

Командир мурганских лазутчиков оставил в засаде два десятка опытных вояк. И хотя нападение совсем уж неожиданным не получилось, десятку Седого вряд ли удалось бы его отбить. Мурганцы бросились в атаку молча, выпустив болты из пяти арбалетов. Это страшное оружие и собрало самую кровавую жатву. Потому что яростную атаку встретил сплоченный рагистанский строй. Два десятка конных воинов, привыкших к рубке один на один, наткнулись на эту стену и отхлынули, потеряв ровно половину всадников. А со спины к ним уже приближались бойцы Седого. Эти действовали бесшумно, но не менее эффективно и безжалостно. Мурганцев вырезали всех, потеряв не больше десятка убитыми и ранеными. Единственного пленного Седому пришлось заслонять своей грудью. Много этот мурганец не рассказал – простой воин не знал всех замыслов командира. Однако подтвердил, что Авархан приказал безжалостно гнать коней. Видимо, почувствовал погоню.

Следующий заслон – через два дня – насчитывал уже только один десяток. Здесь пленных оказалось больше. Сдался даже командир десятка. А виновным в этом он назвал самого Гумирхана. Оставляя этот десяток, командир в своей напыщенной речи проговорился, что своей кровью они прокладывают дорогу домой посланцу мурганского владыки. Он – Гумирхан – так и сазал: «Главное – чтобы я добрался до побережья. Даже если все вы сложите головы здесь, на чужбине». Командир десятка посчитал цену спасения одного человека, пусть высокородного начальника, слишком высокой.

А Седой недоумевал. Противник сам распылял силы. От мощного отряда, который численностью поначалу практически не уступал преследователям, у мурганского командира осталось меньше половины. Начальник франской пограничной стражи не верил, что мурганский владыка послал в такой дальний поход идиота. Поэтому Седой ждал подвоха. И дождался – совсем неожиданного. Остатки лазутчиков они гнали четверо суток. Седой еще раз поблагодарил Би Рослана – если бы не кони рагистанцев, привыкшие к дальним переходам, мурганцам может быть и удалось бы оторваться. Но выносливые кони все-таки настигли беглецов.

Мурганцы при виде близкой погони поступили, на первый взгляд, совсем неразумно. Они спешились, явно отдавая инициативу преследователям. Седой, хоть и не служил никогда в регулярных войсках, понимал – в ровной, как стол, степи у пеших воинов против конников, превосходивших их численностью втрое, нет никаких шансов. А мурганцы, как оказалось, сопротивляться не собирались. Они дождались, когда преследователи практически доберутся до них – шагом – и бросили под копыта коней оружие. Здесь обошлось без единой капли крови.

Увы – и без Авархана тоже. Потому что командир мурганцев, так ловко прикидывавшийся купцом, пропал из отряда сразу, как только исчез из виду второй заслон. Четверо суток он гнал лошадь в неизвестном направлении.

– Нет, – поправил себя Седой, – направление известно. Это побережье Великого океана. Но туда ведут тысячи дорог…

Утром рагистанская полусотня с пленниками отправилась назад, в Шахрихан. Командир полусотни вез послание Великому герцогу франов. В нем Седой сообщал, что отправляется к побережью, в Баргас. Он надеялся перехватить лазутчика там, где последнего ждали корабли.

Авархан тем временем как раз протискивался с конем в узкую расщелину, ориентиром которой служила высокая одиночная скала. Эта тайна была самой главной в том океане информации, что выплеснул на мнимого купца осоловевший от вина рагистанский правитель.

Мурганский соглядатай понимал, что рано или поздно за них возьмутся. Найдется такой правитель, до которого дойдут слухи о целом отряде чужаков. И он задаст себе вопрос:

– А что им надо на моей земле?

Поэтому уже следующим после визита во дворец рагистанского правителя утром он успешно пристроил остатки товара, спрятал второй уже увесистый кошель с золотом за пазухой и отправился в точку, где его должен был ждать отряд. Четверо воинов, что сопровождали его в Шахрихан, о кошеле ничего не знали. Они, кстати, все вместе вошли в первый заслон. В тот, куда сам Авархан включил самых горячих головорезов.

Потом его отряд уменьшился еще на половину. Мурганец подгадал так, что эта засада, на храбрость которой он надеялся много меньше, была устроена совсем недалеко от тайной расщелины. Так что покинув остатки отряда, в которых сорвиголов не осталось совсем, он почти сразу скрылся в густых зарослях, что скрывали тесное ущелье от нескромных взглядов. Авархан, сам не подозревая, повторял сейчас путь капитана Фарада. Только вот отряда работорговцев ему не встретилось.

В первую же ночь от него сбежал спугнутый каким-то диким зверем конь. Злиться Авархан мог только на себя – давно прошло то время, когда его руки привычно ухаживали за лошадью. Пришлось ему топать ножками. За неделю блужданий он исхудал, стал стройным настолько, что даже собственные наложницы вряд ли бы узнали его. Однако это не помогло бы ему прикинуться все тем же купцом, и беспрепятственно покинуть родную деревушку Света, на которую он чудом наткнулся, если бы дома были глава рода Багун и его жена Зера. Старый дуганец скорее всего заподозрил бы в этом исхудалом толстячке лазутчика; по крайней мере не отпустил бы его сразу, без тщательной проверки.

На счастье Авархана эта почтенная пара отсутствовала – нагрузив полную лодку немудреного товара они отплыли в сторону Обители. Там в это время как раз проходила ярмарка. А бывший капитан Фарад тоже был человеком опытным, но в силу своей молодости более доверчивым. Услышав, как незнакомец называет себя другом молодого охотника Света, он расцвел улыбкой и встретил мурганца как самого дорогого гостя. Впрочем, слово «мурганец» в этой деревушке ни разу не прозвучало. Авархан представился дуганским купцом, чем вызвал легкое недоумение капитана. Однако Фарад не стал интересоваться, что общего могло быть у Света с дуганским купцом. Тем более, что незнакомец ловко ввернул в разговор несколько фактов, которые мог знать только очень близкий охотнику человек.

Уже следующим утром лодка, загруженная припасами для долгого пути, отчалила от причала, рядом с которым все обходили огромное черное пятно не зарастающей травой земли. Авархан, показывая, что и этот скорбный знак ему тоже известен, постоял у этого пятна, почтительно склонив голову. Капитан Фарад сам проводил его – и по течению Русинки, и по Большой реке – до того места, где один из его соплеменников охранял лодку Багуна. Здесь Фарад сошел на берег. Он предлагал остановиться здесь ненадолго и новому знакомому.

– Оставайся, – горячо воскликнул он, отдохни пару дней. Скоро здесь будут Багун с Зерой – это родители моей жены. Увидишь, как они обрадуются другу Света.

Авархан внутренне поежился. Он почему-то подумал, что эта встреча не принесет ему ничего хорошо. Потому и отклонил искренний порыв молодого капитана, сославшись на срочность. Даже приплел в свой отказ самого Света – что путешествует не просто так, для собственного удовольствия, а чуть ли не по поручению охотника.

Он, естественно, не мог увидеть встречи Фарада с родственниками; так же, как и слушать их разговор. Но он действительно угадал – старый дуганец пожал плечами, услышав незнакомое имя, а потом насупил брови, под которыми наполнялись подозрительностью глаза.

– Жаль… Жаль, что ты не задержал его здесь, – проворчал он Фараду, – чует мое сердце, что об этом человеке мы еще услышим. И это будет не самая хорошая весть для нас…

Авархан тем временем радовался, что путь его лежит по течению реки, а не против него. Иначе он никогда не добрался бы до океана. Теперь же он изредка подгребал веслами, стараясь держаться середины русла. Берега Большой реки и в прежние времена не были особо заселены. Сейчас же они были совсем пустынны. Авархан об этом знал – все из тех же рассказов Би Рослана. Многое в тех рассказах показалось ему сказкой, сочинительством старого историка. Но вот в этом – в описании водного пути от океана к деревушке на берегу Русинки – Би Рослан был абсолютно точен. Мурганец убеждался в этом с каждым днем, двигаясь на лодке в обратном направлении, к Великому океану.

Продукты в лодке тем временем быстро таяли, и мурганец стал ограничивать себя в еде. Золото, что хранилось в двух тяжелых кошелях, сейчас его не радовало – ведь купить на него даже кусок хлеба здесь было не у кого. Добывать пропитание рыбалкой или охотой он не был приучен. Впрочем, как бы Авархан не был самокритичен, какую-то дичь он все же добыл бы. Только вот что-то словно шептало ему: «Скорей! Не теряй ни мгновенья! Иначе можешь опоздать!». К чему именно он мог опоздать, мурганец не представлял. Однако в последнее время он привык доверять таким вот предостережениям судьбы.

К концу путешествия он стал почти таким же стройным, как в те далекие годы, когда начинал карьеру военного моряка. Именно блеск его голодных глаз не позволил жителям; точнее одному жителю – старосте рыбацкой деревушки – начать расспрашивать его о путешествии. И Авархан скоро поблагодарил небо, что не стал сразу бить себя в грудь, представляя другом охотника Света. Потому что староста – могучий кряжистый старик – был много мудрее и опытнее капитана Фарада; и лучше знал Света. Поэтому Авархан о таком знакомстве даже не стал заикаться.

Он на ходу выдумал жалостливую историю о погибшем караване, о долгой дороге домой, к морю (здесь о Мургании он тоже предусмотрительно промолчал) и о нескольких жалких оставшихся золотых монетах. Одна тут же перекочевала в руки старосты, а лодка быстро заполнилась провизией. Авархан даже не стал останавливаться здесь на ночлег – как бы подозрительно это не выглядело. Внутренний голос уже вовсю кричал, торопил вперед.

Последний переход дался Авархану труднее всего. Да – корма лодки была полна еды; однако он не давал себе наслаждаться окрестностями, как прежде. Авархан неустанно греб; забывался лишь на короткий сон и отдых, и опять греб, загоняя вглубь нарождающийся непонятный страх. Он был потомственным моряком; что такое гребля знал не понаслышке. Однако так неистово не работал никогда. Потому что родом был из богатой семьи, по службе продвигался быстро и многое – в том числе многочасовые ежедневные тренировки с веслами в руках – прошло мимо него.

А потом пришлось грести еще неистовей – чтобы лодку не отнесло в океан, мимо порта. У пристани он бросил челн, который на многие дни стал для него домом. Бросил, потому что видел рядом два корабля своей флотилии.

– Ага, – подумал он устало, – только один капитан осмелился вернуться без «Орла».

Пошел он сначала все-таки не на свой корабль, а в портовый трактир, выбрав поприличней. Он уже был здесь – почти две зимы назад. Тогда трактир был почти пуст, и трактирщик угрюмо протирал тряпкой пустые кружки, стоя под приметным украшением – черепом неведомого зверя с огромными рогами, по центру которого чернели три круглых отверстия. Теперь Авархан знал, кто оставил здесь память о себе, отметив эту белую кость выстрелами из лука. Именно отсюда начался переход Света через Великий океан, навстречу битве с колдуном.

В глубине души мурганец признавал, что свой подвиг молодой охотник свершил и во имя его родины тоже; что не будь его, Узох в конце концов наложил бы свои жадные руки и на мурганские земли. Но чувство это было спрятано в душе столь глубоко, что сейчас даже зримое подтверждение присутствия здесь когда-то Света не заставило его шевельнуться.

В трактире между тем назревал скандал. Очевидно такие стычки здесь происходили не в первый раз, потому что посетители быстро сгруппировались в три неравные кучки. Первая – самая многочисленная – в потасовке участвовать не желала и потому сейчас тонкой струйкой просачивалась в двери, на улицу. Вторая собиралась вокруг верзилы, который своим мрачным видом показывал – он готов пойти до конца. Этот был местным; очевидно не лишенным какой-то власти над людьми, потому что последние поглядывали на него с опаской, но с еще больше надеждой.

Наконец последняя – самая малочисленная, но и самая организованная группа – состояла из соотечественников Авархана. Рудахан – тот самый капитан, что рискнул отдать себя суду владыки, а прежде его – Авархана – сейчас стоял перед местными забияками с весьма воинственным видом.

– Я бы даже сказал, презрительно воинственным, – поправил себя капитан, на которого никто не обратил внимания.

И действительно – в исхудавшем, загоревшем дочерна и одетом в порядком потрепанную одежду дуганского купца трудно было опознать блистательного капитана, который две зимы назад выступил отсюда вслед за обидчиком мурганского владыки. Авархану поначалу очень хотелось спрятаться в темном уголке, полюбоваться на удаль соотечественников; а может, и позлорадствовать на их разбитые рожи – вон какие могучие кулаки у предводителя местных драчунов. Но то самое чувство, что гнало его сюда долгие дни и ночи, заставило бросить повелительно от самого порога:

– Рудахан!

Так непочтительно, без обязательной приставки «господин капитан», или хотя бы просто «господин», без всяких последствий для себя могли обращаться к мурганскому капитану немногие. За пределами Мургании – лишь один человек. Его – капитана Авархана – и признал Рудахан с великим изумлением в оборванце, застывшем на пороге трактира.

Первым его желанием было как-то избавиться от этой иссохшей тени собственного начальника; ведь до этого мгновения Рудахан считал себя главным среди мурганцев. Второй мыслью было воспоминание о пыточных подвалах Гумирхана, о которых он много слышал, но совершенно не желал туда попадать. И последнее, а вовсе не субординация, заставили его подтянуться, и броситься к пришельцу с громким воплем:

– Господин Авархан! Вы вернулись!

Точнее броситься он попытался. Рудахан совсем забыл о назревающей драке и о грозном сопернике, что противостоял ему. А тот тут же напомнил, придав броску мурганского капитана еще большее ускорение. Сильный, и еще более обидный пинок под мягкое место едва не швырнули Рудахана в объятия своего начальника так, что их они оба вполне могли вывалиться наружу, вслед за самыми осторожными посетителями. Однако дверь в трактир открывалась вовнутрь, так что она вряд ли выпустила бы мурганцев – это во-первых. Во вторых, перед Рудаханом стоял совсем не тот человек, что напутствовал его когда-то перед рейдом за «Белым Орлом». Вместе со стройностью Авархан приобрел и истраченную когда-то сноровку и резкость в движениях. Потому он пропустил мимо себя тушу Рудахана, чей полет провожали взглядами и соратники, и соперники. Он почти сразу же оказался у стойки, где все тот же хозяин по привычке держал в руках пустую кружку и тряпку. На эту кружку Авархан и показал пальцем:

– Вино есть?

На эту фразу отреагировал только трактирщик. Он машинально кивнул, не отрывая взгляда от Рудахана, сидящего сейчас у порога и мотавшего головой, которая на своем пути встретила твердое дерево дверного полотна. Видно было, что хозяин уже подсчитывает убытки от разгрома заведения, которые, как принято, должна будет возместить побежденная сторона. И возместить – как обычно это происходило – с хорошим барышом для хозяина.

Однако до потасовки дело так и не дошло – как ни пытался чуть позже возмутиться по этому поводу пострадавший мурганский капитан. Потому что Авархан с громким стуком шлепнул о прилавок золотой монетой с изображением какого-то бородатого правителя и еще более громко возвестил:

– Вина для всех! Вина столько, сколько пожелает каждый!

Порыву людей не смог теперь препятствовать даже предводитель местной шпаны – тот что наградил Рудахана пинком. Он и Авархана не оставил без внимания. Огромная, подобная лопате, ладонь с размаха опустилась на плечо капитана:

– Вот это по нашему, по-баргасски!

Авархан стерпел, лишь скривился и подумал:

– Ничего, дружок. Придет время, и все тут будет по нашему, по-мургански. И здесь, и…

Перед глазами промелькнули картинки городов и сел, где он успел побывать за эти две зимы; богатые покои рагистанского правителя и бесформенный комок золота на его короне. А потом он начал командовать – как и подобает настоящему капитану. Рудахан засунул свою обиду поглубже в… В общем, усилиями двух капитанов совсем скоро команды были на кораблях. Там же Авархан «обрадовал» соотечественников:

– Мы отправляемся домой. Сегодня же.

– Но, мой господин, – попытался возразить Рудахан, – а как же остальные корабли? И потом – как идти без припасов через океан? За день нам их не набрать. Да тут вообще набрать припасов на два корабля не получится. Если только силой отобрать…

– Отберем, – со зловещей улыбкой пообещал ему Авархан, – но не сейчас. А сейчас нам надо отплывать, иначе может быть поздно.

В чем именно была угроза, капитан не знал и сам; однако он знал точно – времени терять никак нельзя. А еще – он вовремя вспомнил рассказы Би Рослана. Те самые, о путешествии Света. О том, что всего в трех дневных переходах отсюда находится первый из Диких островов. А на нем – фактория из моряков, которые не пожелали вернуться домой. Оттуда на материк шли корабли с продовольствием; там же можно было запастись на долгий путь домой. Тем более, что платить за припасы совсем не обязательно.

– Вот там, – пообещал Авархан капитану второго корабля, – ты и сможешь отомстить за свою обиду…

Седой остановил коня на высоком склоне горы, которая окружала Баргас со всех сторон. Он был здесь впервые, как и четверо его попутчиков. Однако не сомневался, что сможет поднять жителей, чтобы задержать мурганских лазутчиков. Для этого у него было волшебное слово: «Свет!». Начальник совсем немногочисленной стражи франского герцога огляделся, прежде чем направить коня вниз, в город. Даже его суровую душу потрясла бескрайняя ширь океана; просторы, которым не было видно края. А далеко-далеко бескрайнюю синеву спокойного сегодня океана чуть нарушали две белые точки.

– Корабли, – догадался Седой, – корабли, которые, быть может уносят того, за которым я гнался, оставляя загнанных лошадей и обессилевших людей.

Совсем скоро бывший разбойник убедился, что сердце не обмануло его. Он опоздал.