В своих воспоминаниях, которые прежде публиковал на различных сайтах, я фактически не останавливался на своем периоде жизни до начала производственной деятельности. В связи с этим, есть желание добавить некоторые материал, который в какой-то степени оценит прошедшее время.
Родился я в городе Киеве в 1931 году. До войны, и после, в период до окончания института, я вместе с отцом и мамой, жил на улице с прежними названиями, Левашовская, Карла Либкнехта, а в настоящее время Шовковичная. Дом наш был старинный, с парадным и чёрным входом, большими многокомнатными квартирами, превращены в коммуналки, где каждая семья проживала в одной из комнат. Место это было как бы одно из центральных в городе, наша улица упиралась прямо в здание Верховной Рады, которое было построено в 1939 году. Дом наш располагался в середине квартала, и через дворы можно было выйти на улицу Банковую к заданию Центрального Комитета Компартии Украины, а ныне администрации президента Украины. Тут же во дворе находилась какая-то правительственная резиденция, расположенная за высоким забором. Рядом был великолепный Мариинский парк, знаменитый стадион Динамо. До Крещатика и «Бессарабки» было рукой подать. Из этого места я ходил до войны в первые классы, затем в школу и, наконец, в Киевский инженерно-строительный институт. На фотографии этого дома, которую я взял из интернета, теперь все балконы обустроены, а прежде они просто выходили в большой двор.
Уже в настоящее время, в 2018 году я изложил свои воспоминания об этом времени в стихах. Кстати, стихи я начал писать в старости, всего два года, 2018 и 2019-ом. Так что этот, и период жизни в эвакуации во время войны, будут в стихах.
Киев мой город, где я родился
Киев мой город, где я родился, там, годы юности ранней прошли,
И пока жив, наконец, я решился, Вспомнить те дни, что быльем заросли.
Жили тогда в коммунальной квартире, Много хозяев, а кухня одна,
В гости к соседям, почти не ходили, Но, у плиты встречались всегда.
Комнатка наша имела балкончик, Он, в наш двор большой, выходил,
На улице там, на разный фасончик, Дети гуляли, брюнет и блондин.
Слева двора, за оградой огромной, Метра в четыре она высотой,
Был особняк, со службой придворной, Главных в ЦК, охраняя покой.
Жили вот так, везде равноправие, Серпа и молота скованных уз,
Всё учтено, все ваши желания, Жизнь отдавай, защищая Союз.
Помнится мне, без всяких помарок, На ёлочку дали билет проходной.
Очень обидно, конфеты в подарок, Детям таким, кто чекистам родной.
Больно и мерзко, уже первоклассник, Полный отлуп получить мне впервой.
Этот урок, не проходит напрасно, Правило жизни осталось со мной.
***
Помню, дружок мой, по имени Гиви, В гости к себе, тогда пригласил,
Невероятно, то, что увидел, Поверить в подобное, не было сил.
После скитаний, жития на чужбине, И в комнатушках, привычный мне быт,
Это квартира, в зеркалах и витринах, Каждый здесь угол, трофеем забит.
Здесь Telefunken с цветными огнями, Бархатный звук непрерывно вещал.
А, холодильник! Висели солями! Я с голодухи, один оторвал.
А, длинный зал, со столом для приемов, В вазе шикарной, стояли цветы.
В воображении, подобных объемов, Не сравнить жилищам моей нищеты.
Кто же такой отец друга Гиви? Откуда богатство такое пришло?
В особом отделе служил у комдива, Вагонами с фронта, гнал барахло.
***
Школа моя на спуске стояла, Справа внизу, Крещатик лежал,
Там дома — мертвецы выступали, Кто и когда их, неясно, взорвал.
Так получилось, развалины эти, Местом учебы стали моим.
Вместо уроков, лезли на клети, Что-то искали средь этих руин.
А, ещё, интерес вызвала, Трофейная техника этой войны.
Наша шпана, здесь дни отбывала, Детали различные были нужны.
Среди самолетов, машин для пехоты, Орудий и танков, разных мастей,
Снимали части от пулемётов, Всё разобрать старались быстрей.
Так из деталей трофейных, различных, Я усилитель мощный собрал,
И на весь двор, голос приличный, С музыкой вместе, громко звучал.
***
Плохо учился, дома скандалы, Надо прервать эту мрачную нить.
В Ригу меня судьба затолкала, Чтобы в мореходку там поступить.
Стать моряком, мне не пристало, Там порешили, не тот я юнец.
Деньги? Теперь, мне их хватало, только в один, рижский конец.
Киев далеко, чтобы вернуться, И без билетов, немыслимый труд.
Ближе всего, туда мне рвануться! Там, в Ленинграде, тетки живут.
И без билетов, на крыше вагона, Целую ночь, замерзая в пути,
Поезд приехал и встал у перрона. К ним лишь, осталось, быстро дойти.
Тетки, конечно, меня обласкали, Здесь, по музеям стали водить.
И всё время, они восклицали, Пора, человеком порядочным быть!
***
Так, я вернулся. Позор, второгодник! Сколько же можно, безумно блудить?
Но, я, продолжал, остался ведь годик, Чтоб, аттестат выпускной, получить.
Башня стоит Магдебургского права, на спуске на пляж. На нее залезал.
И, плохие слова, там, для начала, Про директора школы, нашей писал.
А, Днепр проплывать туда и обратно, На берег песчаный, с той стороны,
Было опасно и даже приятно, Что ты это можешь, не могут они.
Мариинский парк, стадион Динамо, Оркестр Симфонический по вечерам,
Всё это было, совсем рядом, И лучше, чем шастать по дворам.
Всё так и шло, но я спохватился, Ведь пора в институт поступать.
И, как прежде, никогда не учился, Школы предметы стал изучать.
***
Аттестат конечно серый, Но, вступительные сдал,
И уже, как парень зрелый, Я, теперь, учиться стал.
Я увлекся стальными конструкциями, И расчетами балок и ферм.
И производством этой продукции, На заводах всех сварочных схем.
В ту пору хотелось, чего-то большого, В студенческой жизни стараться достичь.
В Карпаты, на лыжах кататься, восьмого! В альплагерь «Наука»! — Участников клич.
В Киеве так моя жизнь завершалась, Не испугала и смерть упыря,
Та, что во время учёбы случилась, В этом тогда разобрались не зря.
Это в Москве, там страсти горели, Люди душили друг друга в толпе.
Мы же на это спокойно смотрели, Нам с ним прощаться не надо вообще.
***
Славная группа была в институте, Мы подружились на все времена.
Каждый свой путь прошел в Абсолюте, И вспоминались ребята всегда.
Орлик, Вознюк, Прилипченко, Барский, Барик, Попов, Русанова,
Гудзь, Лапин, Донской, Скрипнюк, Голимбиевский,
Их пятьдесят, но каждый был Туз.
Мир ведь большой, их судьба разбросала, В разные страны.
От всех жду привет. Кого-то в Германии, в США задержала,
В России живу я, с тех пор, много лет.
Годы прошли, не счесть их сегодня, После учебы, за шестьдесят.
Каждый, кто жив, порог новогодний, Почти в девяносто, глядишь, навестят.
***
Мой Киев, с тобою, я связан навечно, Родные могилы, отец там и мать.
Жить рядом с ними, лучше конечно, Но, к сожалению, тому не бывать.
Москва 2018 год
Продолжение Киев Украина
Хотя, мне уже почти 90 лет, однако первый день войны помню, как будто это было вчера. На этот день, отец купил билеты на футбольный матч, и мы собирались, стать болельщиками на стадионе Динамо в городе Киеве. Рано утром, проснувшись, вышли на балкон и к нашему удивлению, откуда-то доносилось какое-то громыхание. Только позже, узнав, что война, мы поняли, это были звуки взрывов авиационных бомб. Мне было всего лишь 10 лет. События разворачивались стремительно. Через какое-то время, мы с мамой, оказались в поезде, который отправлял нас в эвакуацию. Ерунда, всего лишь на некоторые незначительное время, как нам сообщили. Поэтому из вещей, Мама взяла с собой только две маленькие подушки, и сумку с продуктами. Первое испытания произошли уже к утру следующего дня. Гром, огонь, взрывающихся бомб, визг летящих самолетов бомбардировщиков. Первый жуткий страх. Мама вытащила меня из вагона, мы вместе притаились где-то в придорожной канаве. Затем долгие годы лишений на чужбине. Пункт куда нас окончательно определили, был город Благовещенск в Башкирии. Жили мы в простом деревенском доме, как эвакуированные у женщины владелицы этого дома. У неё был большой огород, вниз по склону, он вёл к таким же домам, а дальше к огромному озеру. Это озеро существует, и поныне и прекрасно видно на фотографии, которую я взял из интернета и разместил в заглавии. Жили очень бедно. Помню, что даже собирали очистки от картошки, которые варили, и затем употребляли в пищу. Отец первых дней войны ушёл на фронт, мать в Благовещенске работала на каком-то военным заводе. Я учился в школе. В памяти остались некоторые события той жизни. Поездки на лесозаготовки. Американские студебеккеры. В один из дней, я пришел к дворовому приятелю, который жил в таком же деревенском доме. С улицы, я встал на завалинку, общался с ним через открытое окно. Вдруг этот парень, достал откуда-то ружьё, ствол направил прямо мне в лицо. Я не предполагал ничего необычного, спокойно смотрел. Прошло некоторое время, раздался оглушительный выстрел, меня отбросило на землю, лицо горело, страшно болели глаза. Повезло, я жив, ружьё заряжено одним порохом. Спасать глаза увезли в Уфу. Всё вроде бы обошлось, однако после этого случая, появилась значительная близорукость, а с возрастом, многочисленные операции на глазах. Мелкие синие пятнышки на лице, как от татуировки, постепенно исчезли.
Нам мальчишкам 11—12 лет, как и многочисленным другим жителям нашего города, хотелось участвовать в общественной жизни, помогать фронту. В это время сообщалось, что отдельными колхозниками, приобретались для фронта даже истребители. Среди населения собирались деньги для помощи фронту. Я вместе со своим школьным другом где-то стырили металлический лом, продали его на рынке, и внесли в помощь фронту сто рублей.
Первый год войны, нам пришло сообщение, что отец попал в окружение. В этот период денег по так называемому аттестату нам не перечисляли. Жить было очень тяжело. В окружении нас другим людям и семьям часто приходили похоронки с фронта. Мы с мамой всё время были в напряжении, думая о том, что и нас может не миновать такая судьба.
Окончание войны я встретил в городе Оренбурге, куда как-то нас забросила судьба. Помню Оренбургский улицы, крутой спуск к Реке. Огромный рынок, где какими-то поделками торговали эвакуированные артисты. Музыкальный театр располагался рядом.
Объявление окончания войны, я вместе с огромной толпой, слушал на площади перед областным комитетом партии. Почему-то там, я был один без матери. В Киев мы вернулись в 1946 году.
Познал я давно
Познал я давно ужас войны, Тогда был совсем мальчишкой,
Свист пуль и бомбежки были в пути, И всё это не понаслышке.
Метание по разным в России местам, Эвакуации голодные годы,
И жизнь деревни по птичьим правам, От аттестата, с фронта, доходы.
И пороха запах познал в лицо, От выстрела идиота,
Спасло, только то, что без свинцов, Был ствол заряжен, не на охоту.
И Мать осталась без средств, Уехав, с пустыми руками,
И не было ни на что сесть, И ватник на рост, с рукавами.
И нету вестей от отца, А он там, попал в окружение,
Мы ждали письма, с дрожью лица, Приход, похоронки в сообщении.
С тех пор не могу о войне, Не вспоминать с отвращением,
Политикам, кому она, на уме, За войны, проклятье и мщение.
5 мая 2018
