Оглавление

КРИМИНАЛЬНЫЙ ТАНДЕМ

СЛОВО от АВТОРА

Дорогой читатель!

Главные герои этого романа, как и сами сюжеты, возможно, покажутся тебе знакомыми, поскольку повествование основано на реальных фактах из повседневной жизни обычных людей, судьбы которых сначала сталкиваются, затем разлетаются в разные стороны и соединяются вновь.

Жизнь каждого человека имеет тернистый путь, но пройти его и получить счастье в награду возможно только тем, кто не сдается, не падает духом и не презирает общепринятые человеческие ценности.

Действие романа захватывает достаточно большой период времени, начиная с 90-х годов XX века, но темы, затронутые в нём, более чем актуальны и сегодня.

Конечно же, это не автобиографическое повествование, и все персонажи — люди вымышленные, а их судьбы представляют собой мозаичное панно из историй целого поколения, поэтому совпадение имен, фамилий и других деталей — чистая случайность, не имеющая ничего общего с реальными людьми.

Приятного чтения!

Твой автор,

Дмитрий Иванов

Глава 1

Татьяна молча вошла в комнату и взяла фотографию, стоявшую в рамке на тумбочке у окна, в свои руки. «Боже, до чего его глаза сводят меня с ума, своим взглядом гипнотизируя разум. Этот правильной формы нос, немного вздернутые брови, небрежная и слегка загадочная усмешка на обворожительных устах не могут оставить меня равнодушной. Зачем все муки и переживания, бессонные ночи, проведенные в ожидании неизвестно чего, если и так все понятно, что я его не интересует вовсе?»

Сей факт стал ясен ей сегодня утром, когда она увидела Александра вместе с этой фифой, Аллочкой. Он нес её сумку от остановки до самого института, бегая и суетясь вокруг своей возлюбленной, а та, в свою очередь, важно вышагивала, высоко задрав голову, от осознания того, что её превозносят как королеву. Да и кому из девчонок было бы не приятно, если самый красивый, обворожительный и интеллигентный парень в институте ухаживает за тобой как самый настоящий джентльмен.

«И чего он только в ней нашел, дурак? Да, Алка смазливая, красавицей её назвать нельзя, одевается круто, так как москвичка из обеспеченной семьи, но мозгов-то у неё нет? О чем с ней говорить, если она еле-еле с двойки на тройку в каждом семестре переползает, и то, благодаря Сашке, который все предметы за неё делает. Но Алка при этом изображает из себя царицу, которая делает одолжение своему холопу готовить за неё домашние задания и курсовые. Вот зараза, и откуда у неё столько наглости и надменности? Но Сашка всего этого не замечает, будто ослеп от любви к этой напыщенной и надменной, словно индюшка, кукле, и не видит, что его любит другая.

Но чего она может дать Сашке? Чем она, провинциальная девчушка, сможет привлечь воспитанного, избалованного женским вниманием молодого человека? Да, с головой у неё все в порядке: она сама учится, по всем предметам справляясь самостоятельно, с ней есть, о чем поговорить, так как прочитано несметное количество книг. Но она не Алла, приехала из провинции, из одежды одно зимнее пальто да пара туфель. Кому она нужна со своими возвышенными чувствами?

Нет, больше не стоит переживать и волноваться, он даже и не подумает обратить на неё свой взгляд, так как за три года совместной учебы в институте это уже стало понятным. Если бы Саша хотел знакомства с ней, то давно бы уже сделал шаг в её сторону, ведь она не один раз делала ему столько намеков, которые не заметит только слепой, а он совсем не такой человек.

Решено, пусть он продолжает любить свою «кралю», дай бог ему счастья вместе с Аллой. Не может же она пожелать своему любимому человеку, которого боготворит, чего-нибудь плохого? Нет, только лишь добра и всего хорошего. А в её сердце не может появиться другой человек, так как она для себя ещё в детстве решила, что любить значит любить только одного, нечего размениваться, и делать это серьезно, с полной для себя ответственностью, чтобы до конца дней своих. А раз не получается взаимности, значит, она оставит его в своем сердце навечно, пусть он потом себя сам винит».

Татьяна скинула со спинки стула свои вещи и поставила его прямо под старой, замызганной люстрой, висевшей посередине потолка. Затем сходила в ванную комнату, которая располагалась в конце коридора на их этаже, смотала там бельевую веревку, на которой все студенты сушили своё бельё, и, вернувшись к себе, скрутила из неё отличную удавку, закрутив на крюке для светильника.

«Баста, прощайте все, больше не хочу никого видеть, раз я ему не нужна, то и мне без него не нужен этот мир. Пусть я на том свете встречусь с Сашенькой, раз на этом не удается. Хотя бы небеса нас соединят».

Татьяна решительно вставила свою голову в петлю и оттолкнула ногами стул…

Скулы ныли от боли, а щеки горели, будто их намазали горчицей. С трудом разомкнув веки, Татьяна увидела перед собой лицо Катьки, соседки по комнате.

— Ты что, дура, что ли? — Катька, отчаянно била её по лицу своими здоровенными, деревенскими ручищами, не останавливаясь ни на секунду. — Рехнулась совсем?

— Я уже на том свете? — непонимающе спросила Татьяна. — Неужели и ты со мной туда отправилась?

— Да приди ты в себя, непутевая, — Катька перевела дух, прекратив наносить ей побои, затем снова принялась за дело, — слава богу, что я успела войти. Иначе сейчас ты бы действительно отправилась к праотцам.

— Зачем ты это сделала? — возмутилась Татьяна. — Кто тебя просил, в самом деле? Я не нуждаюсь в твоей помощи.

— Да молчи ты, дуреха, — Катька встала с её кровати, тяжело дыша, — я захожу, вижу, стул-то падает, а ты ножками своими брыкаешься, словно таракашка. Я еле успела тебя подхватить, ещё несколько секунд, и сейчас ты лежала бы здесь на кровати молча, с выпученными глазами.

— Эх, даже помереть спокойно не дадут, — Татьяна обиженно надула губы, — я все равно доведу свое решение до конца, только ты помешать не сможешь, понятно?

— Да на кой черт тебе этот блаженный сдался, Тань? — подруга с удивлением посмотрела на неё. — Чего ты в нем нашла?

— Тебе все равно не понять, — от досады Татьяна чуть не заплакала, — ты, вон, какая черствая, словно камень. А я без него жить не хочу и не собираюсь.

— На нем, что, свет клином сошелся? — Катька, взяв облупившейся чайник, стала жадно пить из его прямо «носика». — Я именно этого не могу понять. Какие твои годы, Танюш, куда ты торопишься? Все твои женихи впереди, ещё не раз успеешь влюбиться, я тебя уверяю.

— Мне не нужны все, мне нужен только он один, — решительно заявила Татьяна. — Конечно, парней вокруг много, но я не хочу ни с кем из них даже знакомиться, не то, что общаться.

— Твоя голова набита опилками, а не мозгами, — уверенно заявила Катька, — зачем, ты мне скажи, любить того, кто на тебя даже внимания не обращает, хотя мы все вместе учимся уже три года да в одной группе? Это значит, что человеку до тебя нет никакого дела, у него другие мечты в голове.

— Зато у меня в голове только он, никого другого нет и не будет, — Татьяна села на своей кровати, поджав под себя согнутые в коленях ноги, предварительно укутав их одеялом. — Что-то холодно стало, зябко.

— Это у тебя он нервов, давай, я тебе чаю горячего налью, — подруга включила чайник в розетку. — Поэтому и немудрено, что ты мерзнешь. На улице вон пятнадцать градусов тепла, а тебя трясет всю, и дрожь пробирает.

— Плевать, пусть хоть добьет до конца, тем и лучше, — по щекам Татьяны покатились слезы. — Что же мне так в жизни не везет, а, Кать? И влюбиться не могу нормально, и умереть не получается?

— Понимаешь, подруга, ты неправильно видишь смысл в жизни, — стала спокойно рассуждать Катерина, между тем насыпая в чашку заварку из коробки с чаем. — Ты, для начала, институт закончи, получи специальность, назначение нормальное. Лучше подумай, как в Москве остаться, чем про любовь свою дурацкую. А уж затем и будешь искать принца на белом коне. Сейчас-то куда ты лезешь со своими чувствами, да ещё к кому, самое главное? Сашка москвич, у него родители ни за что тебя к себе не подпустят, и брак с ним у тебя все равно не получится. Поэтому все твои попытки бессмысленны и безнадежны, даже и не мечтай.

— Ну почему, почему так все происходит? — у Татьяны от плача задрожали плечи. — Одним все, а другим ничего? Почему Алке и с родителями повезло, и в институт поступила без проблем, да ещё и все парни вьются вокруг неё, будто ужи, а она лишь выбирает из них?

— Знаешь, подруга, ты соображай, что несешь! — язвительно ответила Катька. — Куда нам с тобой, со своими деревенскими рылами, в их московскую жизнь лезть, а? У них здесь все по-другому, и друзья, и знакомые, и обстановка иная. Поэтому и чувства свои они тоже иначе выражают, им до наших простецких откровений дела совсем нет. А ты этого никак понять до сих пор не можешь, это меня и удивляет.

— Чем же это я, интересно мне знать, от Алки отличаюсь? — Татьяна вскинула от удивления брови, гневно посмотрев на Катьку. — Может быть, я из другого теста сделана?

— Да что с тобой говорить, сумасшедшая, — Катя с досадой махнула на неё рукой. — У тебя мозги набекрень стали. Посмотри, сколько ребят вокруг, неужели среди них нет ни одного, кто может тебя заинтересовать?

— Нет, — безапелляционно заявила Татьяна, — неужели не понимаешь, в самом деле? Такой вот я человек, полюбила одного, значит, на всю жизнь, другого не надо.

— Никто тебя не заставляет на всю жизнь, кикимора темная, — в словах Катерины чувствовалась логика, — ты просто попробуй встречаться, чтобы отвлечься от Саши своего. Походи в театры, на концерты, вон, сколько развлечений в Москве. А то все сидишь в «общаге» безвылазно, словно сыч, и мысли свои все думаешь, сгущая краски. На кой это тебе надо?

— Я все понимаю, что ты говоришь, Кать, но поделать с собой ничего не могу, — слезы из глаз Татьяны брызнули с новой силой, — как увижу его глаза, так, словно зачарованная, встану на одном месте и двигаться даже не могу, какой там театр, о чем ты говоришь.

— Хорошо, давай вместе со мной ходить, проблема-то какая, — недоуменно развела руками подруга, — и мне веселее, и пользы больше. Потом корить себя будешь, что в Москве пять лет прожила, учась, а толком ничего не видела. Все, я займусь твоим воспитанием, иначе ты точно в петлю снова влезешь, только окончательно и бесповоротно.

— Ой, займись, Катюш, может быть, действительно что-нибудь изменится, — слезы постепенно перестали течь из Татьяниных глаз.

«Может быть, Катька действительно права? Хоть она девчонка простая, почти деревенская, так как городок, откуда она родом, до недавнего времени был настоящей деревней. Но в словах подруги по учебе все равно есть нотки разума: не сошелся же клином белый свет на Сашеньке».

Конечно, воспитание не дает ей, Татьяне, право смотреть на других ребят, кроме как на него, но нельзя ведь зацикливаться на нем одном. Есть и другие увлечения, тем более, в столице такой огромной страны. Когда у неё ещё будет такая возможность, поскольку никто не гарантирует, что она останется работать в Москве.

***

— Санек, возьми сумочку, у меня ручка что-то устала, — повелевающе-жалобным тоном произнесла Алла, протягивая ему ношу.

— Кончено, Аллочка, конечно, — Александр, мешкая от расторопности, подхватил её сумку. — Что же ты раньше не сказала, что тебе тяжело?

— Ты мужчина и должен сам думать и заботиться о женщине, — наставительно сказала Алла. — Ты, что, решил, будто я буду носить тяжести сама? Ни-ког-да, это не для меня. Я человек умственного труда, а не физического.

— Извини, Аллочка, что я замешкался, — извиняющимся тоном произнес Александр. — Ты так быстро вышла из института, что я тебя сначала потерял из виду.

— Ладно, прощаю, — царственно ответила девушка. — Ты придумал, чем мы будем сегодня заниматься?

— Надо сначала по лекциям все сделать, вон, сколько задали, — робко предложил Александр. — А затем можно будет сходить в кино, если ты, конечно, не возражаешь.

— Что ты, Шурик, в такую погоду сидеть за учебниками, — недовольно протянула девушка. — Сейчас самый разгар золотой осени, занятия только-только начались, до экзаменов успеется. Лучше пойдем в «Парк Горького», на аттракционах покатаемся. Там сейчас как раз «Луна-парк» приехал, а потом можно и в «кафешке» посидеть.

— Я обещал папе, что сегодня вечером буду играть с ним в шахматы, а то он обижаться на меня начал, — попытался отвертеться от её предложения Александр. — Может, лучше в кино сходим, а в парк на выходные пойдем.

— Какой же ты скучный, Шурик, — хитро улыбнулась Алла. — Ну и иди, готовь свои задания, а я, в таком случае, пойду со Степаном, он давно меня приглашает прогуляться с ним и готов идти со мной хоть на край света.

— Хорошо, Аллочка, как скажешь, поехали в парк, — такое положение явно не устраивало парня, — только все равно я должен быть дома к восьми часам, иначе проблем с родителями не оберешься.

— Да будешь ты к восьми, будешь, только успокойся, — Алла была довольна тем, что все получилось так, как она хотела. — Ты что думаешь, мы там до ночи гулять будем? Я же порядочная девушка и должна быть дома к девяти. Поэтому и ты тоже успеешь домой к нужному времени, ну, подумаешь, задержишься на полчасика.

— Тогда поехали, я с удовольствием прогуляюсь по парку, — и Александр, опережая девушку, зашагал в сторону метро.

— Ты что так припустил, Шурик? — Алла стала задыхаться, не поспевая за ним. — Я все каблуки сломаю. Подожди, не надо так бежать.

— Ну вот, тебе не угодишь, — улыбнулся парень, — то тебе не нравится, что мы никуда не едем, то ты не успеваешь за мной.

— Во всем нужна размеренность, дорогуша, — Алла остановилась на месте, поправляя раскрывшееся пальто, — дайка я возьму тебя под руку, тогда ты точно никуда не денешься.

Таким образом, они пошли рядом друг с другом, словно совершенно взрослые люди, отчего у Александра было очень гордое и довольное лицо. Дойдя до метро молодые люди, спустившись по эскалатору вниз на станцию, сели в вагон поезда.

«Какое все-таки счастье, вот так вот, вдвоем с любимой девушкой, гулять по Москве, наслаждаясь общением, и никто не мешает. Какая она все-таки восхитительная, эта Аллочка, красавица и умница, одно загляденье. На неё все парни в институте пялятся, пытаясь завладеть её сердцем, а она выбрала его, Сашку, хотя он ничем особым не блещет. Да, окружающие говорят, что у него смазливая внешность, ну, плюс, учится он хорошо, проблем с мозгами у него никогда не было. Но больше-то ничего и нет. А она, значит, нашла, разглядела в нем чувственную и нежную душу, вот ведь как!»

«Господи, какой он все-таки несуразный парень. Угораздило же меня завязать с ним отношения. Правда, они ни к чему не обязывают, но все равно, приходится таскать его с собой, словно щенка неопытного. Но это все равно лучше, чем общаться со всякими снобами, которые окружают меня с самого детства, от одного вида которых уже давно воротит. Каждый мнит из себя черт знает кого, родители-то будь здоров, какие посты занимают. Нет, лучше с этим недотепой пока пообщаться, тем более что по нему многие девчонки в институте сохнут. Пусть им будет хуже, что Шурик с мной гуляет, а не с ними, это гораздо приятнее, чем отбивать парня у кого-нибудь. Тем более, что он подает надежды как поэт, тоже неплохо. Вдруг станет знаменитым на всю страну, а я тут как тут, рядышком. И уже никто не сможет его подобрать, поскольку я была рядом с гением в трудные для него годы непонимания. Каково звучит, а? Да все приятельницы позавидуют, что мне поэт достался. А он, если станет знаменитым, обязательно получит правительственные награды, признание людей. Тогда поездки заграницу начнутся, всякие приемы в Доме Кино и Доме Литераторов. Уж тогда-то я сверкну всем своим великолепием, своего не упущу. Сейчас, самое главное, приручить его к себе как можно сильнее, чтобы и шагу не мог делать без моего ведома. Будет у меня на коротком поводке, он, вон, какой мягкий и податливый. Как пластилин, главное слепить то, что мне нужно».

— Ой, что-то голова у меня сильно кружится, надо срочно куда-нибудь присесть, — они вышли с «Колеса Обозрения». — Шурик, быстренько идем в кафе, в любое, я долго не могу двигаться, а то упаду.

— Пошли быстрее, Аллочка, — Александр галантно подхватил девушку под руку, — держись за меня, я тебя буду поддерживать.

— Давно я так не развлекалась, — Алла перевела дух, когда они сели за столик в летнем кафе. — Здесь столько разных аттракционов, что мне хочется попробовать сразу все. Но физическое состояние больше сегодня не позволит, я уже вымоталась.

— Да ты просто героиня! — с восхищением произнес Александр. — Я очень сильно удивлен, как ты выдержала катание на всех этих штуковинах. Обычно для девушек один-два аттракциона, и они уже устают, из сил выбиваются. А ты почти на всех испытание провела, и ничего, «бодрецом» держишься.

— Я ведь не как все обычные девушки, — самовлюбленно ответила ему Алла, — меня не надо сравнивать с обычными девушками, разве ты этого ещё не понял?

— Именно поэтому я и восторгаюсь тобой, Аллочка, сравнивая тебя со всеми остальными, — зачарованный Александр был опьянен от общения с девушкой. — Как можно равнять тебя с другими, боже упаси! Ты настолько индивидуальна, что всем остальным до тебя далеко.

— Шурик, ты же комсомолец, а про бога говоришь, не стыдно тебе? — лукаво улыбнулась девушка.

— Это конечно, Аллочка, просто так, к слову пришлось, ведь тебя можно сравнить только с чем-нибудь высоким, божественным, — Александр упивался своими изречениями, — ты такая неземная и возвышенная, что мне неудобно сидеть рядом с тобой, а хочется встать.

— Тогда встань, Шурик, чего же ты? — девушка томно потягивала молочный коктейль из стакана через трубочку. — А лучше, встань на колени!

— О, моя богиня, — начал Александр, опустившись на одно колено, правую руку завел за спину, а левую грациозно поднес к девушке, выставив ладонь параллельно земле, — я восхищаюсь твоим грациозным мужеством, с которым ты сегодня преодолела столь трудные испытания. Для меня огромная честь находится рядом с тобой, имея возможность общаться и видеть твои очаровательные черты лица, слушать твой нежный голосок, о, моя повелительница.

— Ты, Шурик, не в то время родился, — заметила девушка, — тебе бы в девятнадцатом веке жить, когда гусары, балы всевозможные, шляпки, вуали и все такое. Из тебя бы неплохой поэт вышел, может, даже похлеще Пушкина. А в наше время твой талант можно в землю зарыть, а жаль, ты действительно интересный мальчик. Но, если будешь настойчивым и упорным, ты многого добьешься.

— Для меня будет счастьем, если только ты оценишь мой талант, — Александр продолжал стоять в своей позе перед Аллой, — а другие мне не важны. Что толку от большого количества людей, если у человека нет того единственного, ради которого он готов на все? Лучше посвятить себя одному, который сможет тебя оценить полностью, чем быть непонятым никем.

— Что ж, пожалуй, ты на правильном пути, — Алла пристально посмотрела на парня, — так и быть, я соглашусь быть твоей музой, это как раз в моем духе. Мне ещё никто не посвящал столь высокопарных речей.

— Тогда я могу надеяться на взаимность, Алла? — с надеждой в голосе спросил Александр. — Ты не возражаешь?

— Посмотрим, как все сложится, — девушка торжественно подняла глаза вверх. — Но шанс у тебя появился, Шура, я тебе его даю. Сумеешь воспользоваться или нет, это уже от тебя зависит, только лишь от тебя…

***

— Танька, знаешь, что я сейчас увидела? — Катерина влетела в комнату, словно пчела.

— Нет, откуда мне знать, — Татьяна отложила книгу, которую читала, в сторону. Опять Катерина прерывает её на самом интересном месте, что за несносная натура.

— Около деканата объявление висит, что в нашем институтском клубе открывается новый кружок танцев, — пояснила подруга, — может, запишемся? Ты же хотела пойти куда-нибудь научится танцевать? А тут, пожалуйста, под носом все, и к «общаге» близко, и бесплатно к тому же.

— Да ну, Кать, у меня настроения что-то нет, — безучастно протянула Татьяна. — А ты запишись, чего на меня ровняться. У тебя энергии столько, что можно заменить любую ГЭС.

— Да ты что, Тань, хватит все в комнате сидеть, давай вместе сходим, — не унималась Катерина. — И попляшем с тобой, и для здоровья полезно. Может, ещё одну специальность получим, кто его знает, что в жизни может пригодиться? Образование педагога, конечно, хорошее, но в последнее время учителям зарплату маленькую платят по сравнению со всякими кооперативами. У меня вон землячка в том году наш институт окончила. Домой, в нашу дыру вернулась, поработала полгода, еле концы с концами сводила, так сейчас пошла на рынок торговать, там совсем другие деньги платят.

— Так зачем же ты продолжаешь учиться? — резонно заметила Татьяна. — Для работы на рынке не обязательно иметь диплом о высшем образовании, тем более, учиться в Москве?

— Так уж учусь, зачем бросать-то? — спокойно пожала плечами подруга. — Да и родители не поймут, если брошу на полпути. Может, ещё и здесь, в Москве, какую-нибудь работенку найду, чем черт не шутит.

— Ну-ну, посмотрим, — Татьяна была настроена явно пессимистически, — кому мы с тобой нужны в столице, если на нас даже московские парни не смотрят. О какой работе ты говоришь, в своем уме или где?

— Не все потеряно, Танюха, — Катерина, напротив, была воодушевлена. — Жизнь только начинается, какие наши годы? Пошли в клуб, запишемся, я прошу тебя. Мне как-то неловко, там все незнакомые будут. Сходишь один раз, а как я перезнакомлюсь, можешь меня там одну оставить.

— Ладно, сходим, — тяжело вздохнула Татьяна, поняв, что её соседка просто так не отстанет, и почитать дальше спокойно её сегодня уже не удастся. — Сейчас, только дай мне одеться.

— Вот это другое дело, вот так бы сразу, — Катя потирала от удовольствия руки, — давай, одевайся, я пока умыться схожу.

Пока соседка ходила плескаться в общий туалет, Татьяна, с трудом найдя в себе силы, надела свои старые, затертые почти до дыр, индийские джинсы, которые родители купили ей, когда она ещё училась в восьмом классе. Цивильной одеждой их назвать было сложно, так как они потеряли и цвет, и форму, на коленях и внизу штанин были множественные дыры. Но Татьяна все равно носила их, поскольку и вещей-то у неё было не так и много, да и нравилась ей такая удобная одежда. Затем она натянула серый, с широким горлом свитер, и, засунув ноги в поношенные кроссовки, стала причесываться.

«Господи, до чего она себя довела? Катька действительно права, надо срочно чем-нибудь заняться. Иначе можно с ума сойти от безумия. Милый Сашенька прочно сидел у меня в голове, хотя я, конечно, всеми фибрами понимаю, не пара он мне, и никогда даже и не посмотрит мою сторону, в этом тоже подруга права. Надо забыть его, как страшный сон, переключившись на что-нибудь другое. Но это-то я понимаю, да сделать с собой ничего не могу, потому что млею лишь от одной мысли о нем, будто наваждение какое-то».

— Вот, молодец, причесалась хотя бы, — Катя, войдя в комнату, похвалила Татьяну. — Ну что, пошли в клуб?

— Пошли, раз ты настаиваешь, — Татьяна, в который раз коря себя за неумение отказывать другим людям, нехотя накинула на себя легкую болоньевую куртку, — ты прилепишься, словно репей, так от тебя не отвяжешься ни за какие коврижки.

— Ты мне ещё спасибо будешь говорить, Тань, помяни мое слово, — на ходу наставляла её Катерина. — Будто я ей зла желаю, что за человек такой?

— Успокойся, Катька, ты мне всю печень уже пропилила, — Татьяна взяла подругу под руку. — Я прекрасно понимаю, что ты стараешься мне помочь. И ни в коем случае тебя не обвиняю ни в чем. Просто у меня сейчас такое аморфное состояние, из которого очень трудно выйти.

— Когда у меня в детстве умерла младшая сестра, то я вообще-то тоже хотела утопиться, — от такого неожиданного откровения подруги Татьяна оторопела. — Я никому в институте об этом ещё не рассказывала, но тебе сейчас доверю свою тайну, потому что понимаю твое состояние.

— У тебя что, была сестра? — Татьяна остановилась на месте, словно «вкопанная». — Ты меня удивляешь! Молчала все время, будто партизан, даже не закинулась ни разу.

— Мне очень больно об этом говорить, пойми, Тань, — Катерина вмиг стала серьезной. — И пообещай, что никому больше об этом не расскажешь, ладно?

— Конечно, конечно, — спешно заверила подруга Татьяна. — Что я, «болтушка» какая-нибудь?

— Мы практически ровесники были, погодки, — Катерина продолжила рассказывать. — Когда мне девять лет было, а ей восемь, соответственно, то Марина, так звали сестренку, заболела «свинкой». Её долго лечили, она почти полгода провела в больнице, а я её навещала почти каждый день. Бегала туда после школы, обеды ей носила, в куклы вместе играли, уроки делали, чтобы она от школы не отстала. Затем сестренку выписали, прошло две недели, и у неё началось обострение какое-то. Вечером увезли на «скорой», а утром, когда мать поехала к ней в больницу, то там сказали, что Маришка умерла. Так я, никому ничего не сказав, пошла на речку, где у нас мост есть, и собралась уже прыгать вниз головой. Решила, что все, жизнь окончена, более мне свет не мил без сестры, и что моему несчастью никто и ничто помочь не сможет. Это сейчас я понимаю, какой дурой была. Родителям и так нелегко пришлось, мама сразу после похорон в больницу с сердцем слегла. Но в тот момент я не задумывалась об этом и уже ножки свои перекинула через перила. Вдруг ко мне подходит мужик молодой и, останавливая меня, начинает мне рассказывать какие-то небылицы: про то, что скоро в космос летать будет всякий желающий, про какие-то метеориты, короче, заговорил он мне голову, а я, высунув от удивления язык, и забыла, зачем пришла. Затем мужик, как бы, между прочим, и говорит мне, что, мол, девочка, не стоит тебе сейчас делать такой решительный шаг, поскольку вон, сколько интересного в жизни, но ты, если решишь перешагнуть за перила моста, этого никогда не узнаешь. Я, хоть и маленькая была, половины из того, о чем он говорил, не поняла, но главное для себя на всю жизнь усвоила: прежде, чем делать какой-либо важный шаг в жизни, хорошенько подумай, чего ты можешь лишиться. Именно ты, а не кто-нибудь другой, потому что в жизни столько интересного и загадочного, что хочется обо всем узнать, причем самому, а не понаслышке. А затем уже делай этот шаг, если после своих раздумий захочешь.

— Спасибо за откровение, — Татьяна даже прослезилась от такого. — И что, ты ни разу потом не хотела повторить свою попытку?

— Нет, ни разульки, — безапелляционно ответила Катя, — вернулась домой, стала за мамой ухаживать, так же, как к сестре, в больницу ходить. Мама после этого очень долго болела, не могла в себя прийти от такого удара. А затем постепенно в душе у меня успокоилась, время все лечит, поверь, Танюш. Так вот и осталась я одна у своих родителей, а теперь просто не имею права их подвести, так как я их единственная надежда и опора.

— Слушаю тебя и думаю, какую глупость я хотела сделать, — серьезно сказала Татьяна. — О родителях, честно сказать, даже и не подумала, паразитка. Они же, действительно, не переживут такого ни за что на свете.

— Во-во, и я о чем, — подхватила подруга. — Ладно, ты сама за себя отвечаешь, но им-то каково, представь? К тому же я все равно считаю, что этот поэтический мальчик не стоит такой жертвы с твоей стороны. Он просто этого не оценит, а скорее подумает, что какая-то очередная «дура» вбила себе в голову всякие глупости и решила свести счеты с жизнью. У него другая любовь, вон он как вокруг Алки вьется, кобелем прямо-таки, вокруг никого не замечает. Он твоей жертвы и не заметил бы, поскольку ослеплен любовью к другой.

— Кать, ты самая лучшая подруга, хочу тебе сказать, — Татьяна крепко сжала её руку. — Не знаю, что бы со мной сейчас было, если бы не ты. Спасибо тебе, что удержала меня от петли.

— Ладно, ладно, сочтемся, — заулыбалась Катерина. — Давай, входи первая, а то опять раздумаешь.

— Не-а, — протянула Татьяна, открывая входную дверь институтского клуба. — Теперь ни за какие коврижки. У меня появилась потребность куда-нибудь деть переполняющую энергию. Хочется её выплеснуть, но не просто так, а с пользой для себя.

— Тогда мы с тобой сейчас сразу на все возможные виды танцев запишемся, — Катя стала снимать с себя потертое пальто. — Эх, оторвемся! Я предвкушаю себя в роли какой-нибудь восточной танцовщицы.

— Честно, мне тоже до чертиков нравятся восточные танцы, — поддержала Татьяна подругу. — Обязательно научимся им, если будут преподавать, хорошо?

— А вон, смотри, объявление, — они подошли к доске, где висело расписание занятий танцевальных кружков. — Пожалуйста, вот тебе и восточные танцы, и спортивные, и аэробика. Пошли, научимся кастаньетами щелкать, как Кармен. Наконец-то осуществлю свою давнюю мечту. Знаешь, как я с восхищением смотрела по телевизору все передачи, где танцевальные конкурсы показывали? И мне до жути хотелось самой им научиться, однако в нашей дыре это было просто нереально.

***

— Шурик, как поживают твои стихи? — Алла, томно сидя на стуле в институтской столовой, грациозно пила чай из граненого стакана. Со стороны это смотрелось уморительно, но девушке было плевать, она находилась в своем образе постоянно. — До новогоднего вечера осталась неделя, а ты до сих пор все сочиняешь. Так можно и вообще опоздать!

— Что ты так переживаешь, Аллочка? — Александр смутился от её претензий. — У меня практически все готово, осталось немного подредактировать.

— Как не переживать? — девушка посмотрела на него, стараясь глазами испепелить парня. — Ты что, хочешь меня опозорить? Я всем рассказываю, какой у меня талантливый молодой человек, пишет стихи, и что его «творения» можно будет послушать на институтском новогоднем вечере. Почти все мои знакомые собираются прийти, услышать, так сказать, своими ушами тебя, а ты меня подводишь! Как это назвать, позором?

— Ну, Аллочка, моя хорошая, я ведь ещё ни разу тебя не омрачил и не обманул, –оправдывался Александр. — И в этот раз все будет, как ты задумала. Я не посмею тебя подвести.

— Ладно, пока я тебе верю, — Алла, допив чай, медленно крутила стакан на столе своими длинными и тонкими пальцами. — Завтра с утра ты мне покажешь все, что написал, потому что после занятий уже будет первая репетиция концерта.

— Хорошо, хорошо, я сегодня ночью тогда и спать не буду ложиться, все доведу до ума, — Александр, обрадовавшись такому повороту событий, сиял от счастья. — Мне совсем чуть-чуть осталось.

— Вот видишь, Шурик, — менторским тоном заявила Алла, — без меня у тебя ничего не получается. Ты ужасно не собранный человек, все забываешь, вечно опаздываешь. Если я тебя не буду торопить, следить за тобой, ты свои стихи напишешь лет через пять, это минимум.

— А мне приятно, что ты будешь за меня переживать, наблюдая мои достижения, — Александр с мечтательной восторженностью поднял глаза вверх. — У каждого творческого человека есть муза, чем же я хуже других? Может быть, это и есть счастье поэта, когда за ним следят, оберегают и заботятся.

— Шурик, ты что, издеваешься надо мной? — усмехнулась девушка. — Муза должна вдохновлять, а не быть надсмотрщицей. А ты для меня именно такую роль пытаешься отвести в своей жизни, но у тебя это не выйдет.

— Как можно, Аллусенька, — Александр сиял от счастья. — Ты, и только ты меня вдохновляешь, именно тебе, а никому-то другому, я обязан тем, что я уже написал.

— Там есть хотя бы что-нибудь про меня? — с надеждой поинтересовалась Алла. — Или опять, все в общем, про любовь к неизвестному человеку?

— Понимаешь, когда я пишу в общем, не конкретизируя, я всегда подразумеваю только себя и тебя. Просто я не хочу останавливаться на наших с тобой личностях, так как это и не скромно, и очень быстро всем наскучит.

— Нет, вы посмотрите на него! — чуть ли не на всю столовую воскликнула девушка. — Я, понимаешь ли, являюсь его музой, все свое время посвящаю его творчеству, а он, видите ли, не хочет меня конкретизировать? А кого ещё, как не меня? Нет, ты, Шурик, пожалуйста, увековечь меня в своих виршах, иначе я обижусь, причем очень сильно!

— О чем вы тут так сильно кричите? — к ним за столик подсел Максим, товарищ Александра, который, хоть и учился на пятом курсе, но очень по-дружески относился к нему. — Вся столовая на вас смотрит, есть не может, а вам хоть бы что?

— У нас творческий спор, — важно произнесла Алла. — Мы обсуждаем новое творение Шурика, которое он приготовил для новогоднего институтского концерта.

— Поделитесь, о чем идет речь, может, я подскажу что-нибудь? — предложил Максим.

— Нет, пока это секрет, — опередив собиравшегося было ответить Александра, быстро сказала Алла. — Всему свое время, Максик, не торопи события.

— А ты, Сань, не хочешь снова написать в нашу студенческую газету какую-нибудь статью? — спросил Максим. — Кстати, твоя заметка, которую поместили в номер, посвященная первому сентября, пользовалась очень большим успехам.

— Да нет, Максим, что ты, — Александр покраснел от смущения. — У меня не очень хорошо получается это делать. Проза не мое призвание, это я так, от нечего делать написал, да и «препод» по литературе просил помочь. Мне рифма больше нравится, она сама собой у меня рождается. А статью я вымучивал несколько дней, хотя там всего несколько абзацев нужно было.

— Брось ты, не твое, — успокоил его товарищ. — Своими стихами ты много не добьешься в жизни, вот увидишь. Но если ты будешь хорошо писать статьи, то из тебя может получиться хороший журналист. А это в наше время вполне нормальная специальность. Тем более, что сейчас открываются всё новые и новые издательства, так что в ближайшие годы ты будешь обеспечен хлебом насущным.

— Нет, это не для Шурика, — вновь ответила Алла. — Ему предстоит прожить великую жизнь знаменитого поэта. А все эти статейки для других, в том числе и тебя.

— Кончено, куда нам, земным людям, до богов, — усмехнулся Максим, нисколько не обидевшись на Аллу. — Я, конечно, Саш, не буду настаивать, так как не имею права. Но ты, все-таки, подумай над моим предложением на досуге.

— Хорошо, Максим, хорошо, — постарался успокоить товарища Александр, не желая его обидеть. — Может быть, ты и прав, сейчас действительно никому не нужна поэзия.

— Ну, ладно, я пошел на последнюю пару, вы как? — спросил он их, молча предлагая пойти с ним вместе на занятия.

— Нет, у нас сейчас другие дела, мы не пойдем, — ответила Алла. — Иди, иди, Максик, привет газете.

— Зачем ты так, Аллочка? — спросил Александр, когда товарищ вышел из столовой. — Он же может обидеться? Зачем высказывать в глаза человеку все, что ты о нем думаешь, это не культурно.

— Нечего лезть со своими советами к другим людям, — пояснила девушка. — А чего ты вдруг его защищаешь? Ты же только что, буквально перед его появлением, говорил про свои стихи, как сразу перекинулся на статейки?

— Я не хочу никого унижать, намекая, что люди чем-то хуже меня, — пояснил парень. — Тем более, что Максим мой старший товарищ, мы с ним общаемся с самого первого курса. Он не однократно давал мен полезные советы по поводу моих стихотворений.

— Так ты что, собираешься слушать его, а не меня? — Алла возмущенно вскинула брови. — Я что-то не пойму, кто тебе нужен: этот «писака» или я?

— Что ты вечно все утрируешь? — Александр не хотел обидеть и Аллу. — Пойми, я такой человек, что не могу отказать никому.

— Это очень плохо, Шурик, — заявила девушка. — Если ты не изменишь свое отношение к людям, то в один прекрасный момент они сядут тебе на шею, окончательно и бесповоротно. А для тебя все закончится плачевно, ты просто не сможешь иметь даже своего мнения.

— Я все понимаю, Аллочка, но с собой поделать ничего не могу, — тяжело вздохнул Александр. — Такой уж я человек, надо с этим мириться.

— Ты можешь мириться, но я не хочу и не буду, — твердо заявила Алла. — Но учти, если ты не будешь мне в этом способствовать, то и я в один прекрасный момент отвернусь от тебя, понимаешь?

***

«Браво, браво, браво, браво!»

Зал рукоплескал их выступлению, не отпуская со сцены несколько минут. У Татьяны от волнения и физической нагрузки кружилась голова, но она решила, что это от успеха. Казалось, ещё мгновение, и она упадет в обморок. Они действительно здорово выступили, ошеломив весь институт, даже их педагог по танцам, Ирина Львовна Савина, не ожидала от них такого.

Весь декабрь их танцевальный кружок, в котором занималось почти тридцать девчонок с института, все свободное от учебы время только и делали, что репетировали. Они готовили сразу несколько видов танцев: латинские, арабские, индийские. Татьяна принимала участие во всех номерах, и в последнюю неделю она забросила учебу совсем, так как приходилось репетировать по шесть-семь часов. И это несмотря на то, что она всегда училась хорошо, тщательно готовя домашнее задание, к тому же сессия была не за горами. Но она настолько увлеклась новым для неё делом, которое ей очень нравилось, что немного забросила учебу, к тому же и Ирина Львовна была великолепным педагогом. На самом деле это девочки звали её Ириной Львовной, хотя учительница была старше их не на много: ей было всего лишь двадцать семь лет. Но она снискала у них уважение за своё мастерство и профессионализм, которыми Ирина Львовна с неуемной энергией и энтузиазмом заражала их на каждой репетиции. Татьяна поверила в свои силы, потому что многие движения у неё получались порой ничуть не хуже педагога, вдобавок и Ирина Львовна очень часто хвалила её.

— Так, девочки, молодцы, больше слов нет, — после выступления в раздевалке хвалила их раскрасневшаяся от волнения Ирина Львовна. — Не подвели меня, спасибо огромное.

— Это вам спасибо, Ирина Львовна, — почти хором защебетали все девочки. — Вы самая лучшая, как можно было вас подвести.

— Ладно, ладно, не скромничайте, — педагог почему-то хитро улыбалась, — не все ученики способны показать все то, что дал им учитель.

— Если бы все учителя были такими, как вы, тогда и их ученики получали бы только отличные оценки, — громче всех почти кричала Катерина.

— У меня для вас есть очень приятная новость, — торжественно заявила Ирина Львовна ошалевшим от успеха девочкам.

— Какая, какая? — наперебой закричали все.

— На сегодняшнем концерте присутствовало большое начальство из городского управления образования, — вокруг наступила тишина. — Наш коллектив пригласили на конкурс среди танцевальных коллективов студенческой Москвы. Так что будем готовиться к новым достижениям.

— Ура! Да здравствует наша Ирина Львовна! — восторженные крики стали колыхать старые стены институтского клуба.

— Да успокойтесь вы, сумасшедшие, — пыталась остановить их педагог, но было поздно, так как девушки вошли в кураж.

— Ирина Львовна, вы наша гордость! Вы просто прелесть! Вы само совершенство! — снова раздалось со всех сторон.

— Предлагаю отметить наш успех, — неожиданно для всех предложила педагог. — Только не сегодня, а на Новогоднем Вечере, как вам? И повод двойной будет, и время побольше свободного.

— А зачем ждать целых два дня? Тем более, что сейчас повод один, а тогда будет другой? — послышались недоуменные вопросы.

— Во-первых, сейчас мы просто не можем нормально посидеть, так как надо приготовить что-нибудь вкусного из сладкого, купить шампанского, наконец, а во-вторых, и времени сейчас уже много. Соберемся пораньше перед Вечером, посидим, пообщаемся, а на веселую голову и танцевать будет веселее, — пояснила Ирина Львовна.

— Ура! Здорово! Заметано! Договорились! — шквал эмоций вновь взорвал помещение.

Ещё целый час они все дружно обсуждали, что каждый из них приготовит к их посиделкам, составив подробное меню. Затем они прикидывали, кто в каком наряде появится в такой праздничный вечер. Татьяна и сама не заметила, как пролетело почти два часа, а ведь ей очень хотелось послушать выступление Александра с его новыми стихами.

В последнее время она старалась почти не замечать Александра, на занятиях садилась так, чтобы никоим образом не видеть его и Аллу. Все правильно говорила Катька, не нужен он ей, потому что она не интересует его. Что же, всю жизнь, что ли по нему сохнуть, не спать ночами, а днем, забыв про учебу, спать на лекциях? Так ничего хорошего не получится, её быстренько отчислят из института, и придется возвращаться домой. А этого Татьяна боялась больше всего на свете, для неё появление перед родителями с такой позорной репутацией было хуже войны. Она представляла себе, как мать, поджав губы, не будет разговаривать с ней несколько месяцев подряд, отчего ощущение вины ещё сильнее будет глодать её. А отец, она это видела явно, каждый день будет устраивать скандалы, попрекая при этом всем тем, что он с матерью сделал для неё хорошего в этой жизни.

Но самое главное, что она не знала, чем ей в таком случае заняться? Неужели придется идти работать на прядильную фабрику, что и делает большинство женского населения в её родном городке? Нет, такая перспектива её не прельщала, не для того она так настаивала, уговаривая родителей отпустить учиться её в Москву, порой устраивая им истерики, а затем, не разговаривала с ними по нескольку дней. Мать с отцом, простые рабочие, боялись за свою единственную дочь, отпуская в огромный, полный соблазнов, город. В принципе, их опасения были напрасны, так как Татьяна полностью посвятила себя учебе, но Александр, которого она сначала просто не замечала, а с каждым днем влюблялась в него всё сильнее и сильнее, затмил её разум, и в последнее время это мешало учебе все больше и больше. За три года совместного обучения она просто свихнулась на этой почве, этот человек был её наваждением. Что с ним делать, она и сейчас не могла понять. Татьяна пыталась отвлечься, усердно грызя гранит науки все свободное время, но ничего не помогало. Может быть, действительно, занятия танцами помогут ей выйти из кризисной ситуации, поскольку в движении Татьяна забывала обо все напрочь.

***

Александр замолк, окончив свое выступление, опустив голову вниз. Зал замер на несколько секунд, будто ждал продолжения, затем взорвался грохотом аплодисментов, от которых у Александра заложило уши. Такого успеха он просто не ожидал, потому что ещё утром его стихи не были готовы для концерта. Да, он обманывал всех: и друзей, и знакомых и родителей, и Аллочку, и даже себя, что успеет, но никаких толковых мыслей по поводу финальных строк в его голову не шло, хотя он очень усердно заставлял себя сосредоточиться.

Всю последнюю ночь он не спал, тщетно пытаясь сконцентрироваться, но его отвлекало буквально все: то, как назло, звонили подряд множество друзей и знакомых, с которыми он пытался как можно быстрее закончить разговор, и многие на него всерьез обиделись. Затем родители слишком часто заглядывали в его комнату и интересовались, почему их чадо так долго не ложиться спать, и Александру пришлось выяснять отношения сначала с отцом, а затем и с матерью. Уже под утро, ближе к рассвету, в их тихом и маленьком домашнем сквере дворник слишком сильно скрежетал лопатой, разгребая наваливший снег. Александр, с ввалившимися от усталости покрасневшими глазами, с гудящей от боли головой, совсем было отчаялся закончить стих хоть как-нибудь и решил, что он опозорится сегодня по полной программе, когда прейдет к началу концерта и откажется от выступления.

Он живо представил себе радостные глаза многих студентов и преподавателей, которые ненавидят его, и в душе будут очень рады такому обстоятельству, когда кумир института станет изгоем в один миг. И вот в тот момент, когда Александру предвиделось лицо Аллочки, которое одновременно выражало и страх, и отвращение, и жалость к нему, вот тут-то его словно громом осенило. Он буквально за несколько минут на одном дыхании дописал последние четверостишья и, не раздеваясь, лег на свою кровать, моментально заснув крепким богатырским сном.

Сейчас же, после выступления, он, уставший от бессонницы, от сомнений и противоречий внутри себя, стоял на сцене и единственное, что ему хотелось, так это уединиться где-нибудь вместе с Аллой, уйти куда подальше, чтобы никто им не мешал. Тогда бы он, наконец, нашел в себе мужество и красиво, в стихотворной форме, выразил бы ей все свои чувства, которые переполняли его душу.

Однако на сцену выскочили его поклонники из числа студентов всех курсов института, некоторые из них стали дарить ему цветы, другие просто выражали свое восхищение. И уже через несколько мгновений он, держа огромную охапку цветов, был окружен плотным кольцом людей, из которого вырваться просто так не было возможности.