Глава 2

– Синдер!

Голос раздавался издалека, и тот, кто слышал его, не был уверен, что знает кричавшего. И вообще, его ли зовут? Быть может, пытаются докричаться до кого-то другого?

Мальчик он или мужчина? Этого он тоже не знал. Он не помнил ни своего имени, ни своего прошлого. Было известно лишь одно: что-то заложило ему уши.

Вода. Он плавал в ней лицом вниз и, несмотря на то что мышцы болели, а конечности налились тяжестью из-за сонливости, смутно осознавал, что не может лежать так и дальше. Ему нужен воздух, иначе он умрет во второй раз, и теперь уже окончательно.

Мужчина – или он все же был мальчиком? – собрался с силами и перевернулся, оказываясь лицом вверх. Он облегченно вдохнул, снова дыша воздухом, и недоуменно сощурился, сосредотачивая взгляд на ярком узком кружке высоко над ним. Похоже, через него выглядывало небо. По бокам тело омывала вода, и он понял, что лежит на дне колодца. Как он умудрился оказаться в таком месте?

Он моргнул, и в поле его затуманенного зрения оказалась незнакомая фигура. Это был молодой мужчина, подтянутый и сильный, а вокруг его талии была обвязана веревка. Его спускали вниз, и он удерживал положение, прижимаясь спиной и ногами к противоположным стенкам колодца.

Мужчина заговорил с ним.

– Синдер, протяни руку. Я вытащу тебя отсюда.

Он не знал, что это за человек, но сразу понял, что это друг. Сделал глубокий вдох и, прикладывая жуткие усилия, сумел удержаться на плаву. А потом коротко усмехнулся. По крайней мере, плавать он умеет.

– Молодец, Синдер, – подбодрил его мужчина с веревкой вокруг талии. – Уже ближе.

Меня зовут Синдер?

– Постарайся дотянуться до меня. Ниже веревка не опускается.

Синдер сделал еще один глубокий вдох, собираясь с остатками сил, после чего мощно оттолкнулся от воды, выпрыгивая вверх с протянутыми руками. Миг спустя на него накатила волна облегчения столь же чистого, как и вода в колодце, когда он сумел схватиться за предплечья мужчины, который закряхтел от напряжения под весом тела Синдера.

– Обхвати меня ногами за талию и держись, – сказал мужчина.

Синдер сделал, как было сказано: обхватил мужчину ногами и оказался лицом к лицу со своим спасителем, удивившись тому, насколько тот молод. По виду ему было слегка за двадцать, а на лице вилась жиденькая бороденка. Темные волосы были прилизаны, а миндалевидные глаза глядели прямо на него.

– Держись за мои плечи.

И Синдер снова сделал как велено.

Мужчина устремил взгляд ввысь и прокричал:

– Поднимай!

Веревка натянулась, а ноги его спасителя оторвались от стены колодца, в которую упирались. Толчками они стали подниматься наверх.

Синдеру с трудом удавалось держать голову прямо. Соблазнительная дремота отключала разум. Ноги ослабили хватку.

– Нет, Синдер! – прокричал мужчина. – Еще несколько секунд, и нас вытащат.

Синдер заставил себя проснуться, стряхивая вялость. После смерти отдохнет.

В этой мысли не было никакого смысла, и он решил не обдумывать, что же она может означать. Сперва нужно выжить. Только после этого у него появится время выяснить, что произошло. Как он оказался на дне колодца? Почему ничего не помнит?

Он решил, что эти вопросы могут еще немного подождать.

Отверстие в колодце становилось все больше и больше. Еще несколько метров, и вот они с мужчиной уже снаружи. Синдер зажмурился оттого, что в глаза ударил резкий свет. Его схватили другие руки, он услышал кряхтенье и проклятия. Его тянули за конечности, пока они с другим мужчиной не оказались возле невысоких стенок колодца, достаточно далеко от отверстия, чтобы не свалиться обратно.

Синдер отпустил своего спасителя и перекатился набок. Он открыл глаза, глядя в до боли голубое небо, пыхтя и пытаясь успокоить колотящееся сердце, благодарный за то, что выжил. Он снова закрыл глаза и помолился Девешу, благодаря за то, что сохранил ему жизнь. Также следовало поблагодарить и тех, кто спас его. Но не сейчас. Может, позже. Когда он наберется сил. Или после того как немного поспит.

Он не знал, долго ли так пролежал, но кто-то растолкал его, тряся за плечо. Синдер проснулся и открыл глаза.

Кто-то охнул.

– Упаси нас, эфир! – прошептал кто-то. – Посмотрите на его глаза.

– Белые как у захха́ка, – произнес кто-то еще дрожащим голосом. – Как у рэйфа.

Тут заговорил третий человек, мужчина, который его спас. В его голосе слышалась ярость и попытка защитить.

– Он мой брат. Я не потерплю, чтобы в его адрес звучали подобные ругательства.

Синдер взглянул в глаза своему спасителю, все еще не узнавая, но испытывая благодарность за то, что тот встал на его защиту. Он чувствовал, что это было ему необходимо.

– Подумай сам, Питч, – сказал первый. – Мы не можем оставить его в живых. Это противоречит пророчествам и законам. Да и все равно он калека.

Синдер взглянул на говорившего: крепко сбитого мужчину лет, наверное, сорока. У него была развитая мускулатура кузнеца или крестьянина, пахавшего землю собственными руками. Лопатоподобные челюсти были крепко сжаты от досады и страха, и у него были такие же темные волосы, жидкая бородка и миндалевидные глаза, как и у брата Синдера, которого, очевидно, звали Питч. Может, этот мужчина постарше – его другой брат? Но тогда зачем ему желать Синдеру смерти?

– Хватит, – сказал Питч. – Взгляни на него. Стал бы злой дух захватывать тело мальчишки с искалеченной ногой? Стал бы он оставлять его на верную смерть в колодце, вдали от солнца? Взгляни на его зубы. Руки. Ты видишь клыки или когти? Он не рэйф, и на нем нет проклятия эфира.

– Но тогда что у него с глазами?

На этот раз голос подал второй мужчина. Он оказался моложе первого, но выглядел даже крупнее, и их схожие черты лица не оставляли сомнений в том, что они близкие родственники.

– Сейчас они не светятся, – парировал Питч.

Синдер достаточно наслушался. Он выпрямился, пытаясь встать на ноги, и чуть не свалился. Правая стопа оказалась завернута внутрь, а сама нога была хилой и слабой. Однако ему удалось встать ровно. Он не станет лежать. Синдер не знал, что на уме у этих людей, но если они решат применить силу, он не станет молча ждать как жук, упавший на спину. Он умрет, стоя на ногах, как мужчина.

Ему удалось подняться, но стоял он пошатываясь, и чуть снова не упал.

– Но… – настаивал второй мужчина.

– Нет! – Питч пресек все протесты мужчины одним-единственным словом и резким жестом. – Ничего не хочу об этом слышать. Не сегодня, когда наших родителей принесли в жертву, словно баранов.

Залетный ветерок принес с собой запах свежей крови, запах железа, на который Синдер прежде не обращал внимания. Сейчас же обратил. Он завертел головой в поисках его источника и обнаружил два трупа. Мужчины и женщины. Кто-то растерзал их.

Парень взглянул на них с легким сожалением, но кроме этого больше ничего не почувствовал. Хотя должен был бы, не так ли? Предполагалось, что они были его родителями, и все же он не знал этих людей. Не помнил. Впрочем, он хотел бы их вспомнить.

От недостатка знаний о самом себе – он даже не знал собственного имени, не знал его наверняка – у него в панике перехватило дыхание, он почувствовал себя уязвимым. Синдер раскрыл пустой, как и его мысли, рот. Человек без прошлого был потерян для окружающего мира, и парень поскреб по сусекам своего мозга в попытках найти ответ на вопрос, кто же он такой, отчаянно желая найти свое место в мире. Паника, на несколько мгновений ослепившая его, прошла, и все же он ничего не вспомнил.

Кто-то тронул его за плечо, разворачивая. Это был брат.

Питч заговорил тихим голосом, глядя на него полным сочувствия взглядом:

– Синдер, ты видел, что произошло? Я услышал крики и прибежал, как только смог. И Симиал и Лок тоже. – Он указал на двух других мужчин.

– Это была кошка с проклятием эфира, – сказал первый мужчина, Симиал. – Глянь на следы. Большой зверь. Нам придется выследить его.

– Не собираюсь я выслеживать никаких человекоубивцев с проклятием эфира, – заявил Лок. – Пусть с этим разбирается армия. Это их работа.

– У нас тут трусов нет, – сказал Симиал.

– Храбрость не то же самое, что слабоумие и отвага, – парировал Лок.

– Это действительно была кошка с проклятием эфира? – спросил Питч.

Синдер понял, что брат обращается к нему, и моргнул, стряхивая недоумение, вызванное разрозненными мыслями и потерей памяти.

– Я не знаю, – наконец сказал он. – Я не помню. Ничего не помню.

– Ты ее не видел? – спросил Питч.

Синдер покачал головой, готовясь сообщить о том, что потерял память.

– У него кровь идет, – сказал Симиал, указывая пальцем.

Там, куда указал мужчина, бороздами протянулись по всей длине предплечья Синдера три отметины, оставленные когтями. До этого он не обращал внимания на раны, но теперь, когда заметил их, тот факт, что он о них знает, будто бы заставил их разболеться сильнее. Они пульсировали болью.

– Господи помилуй, – прошептал Лок. – Коли они от проклятого эфиром, раны уже отравлены. Калека в два дня сгорит.

Так вот как они меня тут зовут? Калека?

– Они не отравлены, – сказал Питч. – Ты видишь, чтобы из них сочилась черная кровь? Чуешь запах гниющего мяса? – Он покачал головой. – Это всего лишь обычные раны, говорю тебе.

– Может быть, – произнес Симиал с сомнением. – Но чой-то он говорит, что ничего не помнит? – Он указал на погибших мужчину и женщину. – Как может сын забыть нечто подобное?

Синдер обнаружил, что на него направлены три пары глаз. Он мысленно содрогнулся. Неразбериха в голове может подождать. Он затолкал ее в дальние уголки разума. Сперва нужно пережить следующие несколько минут. После этого он разберется, что происходит.

– Когда я говорю, что ничего не помню, я имею в виду, буквально. Я вообще ничего не помню. Даже имени своего не знал, пока не услышал его.

У всех отвисли челюсти, и все трое его спасителей издали нервные смешки.

– Ты всегда умел выдать шутку, – сказал Питч.

Синдер слабо улыбнулся:

– Хотел бы я, чтобы это была шутка. Может кто-нибудь мне объяснить, где я?

Все трое уставились на него: Симиал и Лок с подозрением, Питч – в недоумении.

Синдер расправил плечи. Двое крупных мужчин, похоже, были готовы к драке, но внутри него появилась какая-то твердость, нежелание сгибаться и ломаться. Он не будет вести себя как покорная овечка.

Питч встал между Синдером и двумя братьями.

– Ты не помнишь этого места? Не помнишь нашего дома? Не помнишь Ласточку?

Синдер покачал головой.

– Я ничего не помню.

Питч нахмурился еще сильнее.

– Это неважно. Что бы ни случилось, мы найдем способ это исправить. – Его лицо посветлело. – Пойдем. Я отведу тебя к себе домой и дам сухую одежду. – Он бросил взгляд на трупы родителей, и челюсти сжалась, а черты лица исказила скорбь. Питч сморгнул и вытер слезы с глаз. – Я вернусь сюда и позабочусь о маме и папе… – Его голос сорвался. Он не мог отвести взгляд от их растерзанных тел и лиц, на которых застыл ужас.

Хотел бы Синдер разделить его горе. Это были его родители. Но убитые мужчина и женщина могли с таким же успехом оказаться незнакомцами. Он испытывал лишь легкое сожаление от их кончины. На самом деле он испытывал более глубокие чувства к Питчу, который явно любил родителей, которого скорбь наполняла болью и который все же оставался сильным ради любимого младшего братца.

Синдер хотел ответить ему взаимностью. Питч был человеком, заслуживавшим уважения, и Синдер положил руку брату на плечо:

– Я могу помочь со всем, что нужно.

Питч коротко кивнул, соглашаясь, но сначала ничего не ответил.

– Спасибо, – наконец выдавил он. Глаза все еще блестели от непролитых слез, а голос был хриплым от сдерживаемых эмоций.

Симиал прочистил горло.

– Мы обо всем позаботимся. Лок и я. Это дело не для родни. Вы не должны видеть родных такими. Пошли. Надо идти. – Он тихонько подтолкнул Питча в спину, уводя его прочь.

– Мы вернемся и позаботимся о телах, – добавил Лок. – И приведем старика Дипака, чтобы он подготовил их к погребальной церемонии.

Питч, не сопротивляясь, позволил Симиалу увести себя с заднего двора. Синдер на миг остался один, а Симиал оглянулся на него.

– Тебе тоже лучше пойти с нами, как велел твой брат, – его голос звучал намного менее дружелюбно, чем голос Питча.

Синдеру больше некуда было пойти, поэтому он зашагал следом. Захромал вперед, только сейчас поняв, что у него искалеченная стопа и чахлая правая нога. Нахмурившись, парень оглядел свои руки и ноги. Он был маленьким, ниже идущих впереди мужчин, и более худым по сравнению с ними. Сколько ему лет? Он ребенок?

Он в этом сомневался.

Синдер провел пальцами по лицу. Несколько тонких волосков на подбородке подтвердили его открытие. Он не ребенок.

– Я все еще не возьму в толк, почему у него светились глаза, – прошипел Лок, должно быть, думая, что говорит шепотом.

Синдер слышал его так же отчетливо, как если бы это был колокольчик, звенящий на другом конце поля.

Питч резко остановился.

– Вам двоим лучше молчать по поводу того, что Синдер якобы проклят эфиром, – произнес он рычащим голосом.

Синдер до сих пор не знал, что значит быть проклятым эфиром, но сейчас было не время для вопросов.

Симиал поднял руки в примирительном жесте.

– Мы будем молчать. Шоканом клянусь. – Он подтолкнул брата локтем. – Верно?

– Верно, – согласился Лок, коротко кивнув.

Синдер поймал на себе его подозрительный взгляд. Пару секунд спустя Лок снова заговорил:

– Как так вышло, что он ничего не помнит?

Синдер вздохнул, уже начиная уставать от их домыслов. Симиал фыркнул.

– Ничего особенного. Помнишь, как бык отшвырнул Роска Дука в стену амбара? Когда он очнулся, то себя не помнил. Может, тут произошло то же самое.

Лок почесал свою жиденькую бороденку, склонив голову в раздумьях.

– Не-а. Роск все прекрасно помнил, только нес всякую околесицу. Все твердил, что видел Шокана и Сиру. Рассказывал всякие легенды, мифы и прочее дерьмо. Парень был абсолютно не в себе.

Синдер задумался. Может, он и впрямь ударился головой.? Он ощупал свой череп и быстро нашел чувствительное место у правого уха.

Питч снова остановился, поворачиваясь к Синдеру.

– Так вот что произошло, Синдер? Ты ударился головой?

Синдер потер больное место возле уха.

– Мне больно там, где я тру.

– Да еще он болтался головой вниз в колодце, когда мы его нашли, – сказал Лок. – Должно быть, отключился.

Питч медленно кивнул, соглашаясь, и на его лице отразилась надежда.

– Значит, в этом все дело. Ты ударился котелком и потерял память. Воспоминания вернутся.

Синдер надеялся на это, но крошечное сомнение твердило о том, что не все так просто. В душе вновь поднялась тревога. Чем он будет здесь заниматься? Для этих людей он чужак. По крайней мере, они для него чужаки. Тревога грозилась заполнить все его мысли, но он задвинул ее подальше, в самые дальние уголки своего мозга, туда, где она не сможет его отвлечь. Тревога и переживания могут подождать. Сперва нужно понять, какое место он занимает в этом мире.

Он плелся за остальными, и наконец они вышли с заднего двора, дав Синдеру шанс увидеть деревню, в которой он жил. Не пройдя и двух шагов, он резко остановился, затаив дыхание от красоты открывшегося пейзажа. Деревня Ласточка гнездилась в высокой долине в окружении вздымающихся ввысь гор, покрытых белыми шапками снега. Острые пики тянулись к небу, их выпирающие шишковатые плечи излучали то ощущение постоянства, которое свойственно лишь горам. Их обдувал прохладный ветерок, спускающийся вниз, в деревню, и струящийся между клубами дымка, поднимающегося из многочисленных труб. Прохладный ветер и горящие очаги напомнили Синдеру об осени, но зеленая трава и сильные, доходящие до бедра посевы, растущие в прямых бороздах окружающих полей, сообщили ему, что еще лето.

Синдер задержался, чтобы осмотреть деревню. Перед ним раскинулось ровно шестьдесят домов, скучившихся группками по два-три домика – вот и вся деревушка. Все они представляли собой срубы из грубо отесанных бревен, почерневших от копоти и с соломенными крышами. Окошки, покрытые восковой пленкой, смотрели вокруг немигающими взглядами. Дети, поджарые и сильные, играли на покрытых травой холмах и среди вечнозеленых растений, отделявших домики друг от друга.

Питч повел Синдера по лежащей неподалеку тропинке, узкой и усыпанной гравием с редко торчащими из него полосками травы, к единственной поблизости избушке, в которой Синдер, очевидно, и жил.

Небольшое крыльцо выступало в сторону деревни, грунтовые улочки которой повторяли изгибы небольших холмов и ухабов, петляя между домами. Питч открыл дверь.

– Входи. – Он жестом пригласил Синдера внутрь. – Шеза ушла в гости к сестре. Давай отмоем тебя.

Синдер прошел мимо брата в одну-единственную комнату, из которой и состояла избушка. В закопченные окна проникало мало света, и было темно, несмотря на то, что на улице ярко светило солнце.

Как только глаза привыкли к полумраку, из него отчетливо проступили детали. Прямо напротив очага, выделанного в углу, стояла пара громоздких кресел-качалок. Рядом с ними, справа, была приставлена лестница, ведущая к полатям, где располагалась кровать, а к соседней стене прижалась смотрящая на комод деревянная лавка.

Еще больше деталей. По другую сторону кресел-качалок имелась небольшая кухонька, в которой стоял стол и стулья, столь же грубо отесанные, как и дом, который они украшали. Несколько тарелок с облупленными краями лежали на прибитых к стене деревянных полках. В задней части дома виднелась еще одна дверь, ведущая на задний двор.

Синдер прервал осмотр, когда понял, что Симиал и Лок остались на крыльце. Оба переминались с ноги на ногу, а Лок еще и чесал в затылке.

– Мы пойдем, займемся вашими родителями, – сказал Симиал.

– Я ценю это, – произнес Питч, ступая на крыльцо и пожимая руку каждому.

После того как они удалились, он вошел внутрь и закрыл дверь. Невидящим взглядом уставился вглубь дома, а секунду спустя, похоже, сорвался, и его тело сотрясли жестокие рыдания. Он плотно сжал веки и челюсти.

Синдер не знал, что сделать или сказать.

– Мне жаль, – произнес он срывающимся голосом, неуверенный в том, стоило ли вообще что-то говорить.

Питч содрогнулся, вытер глаза и взял себя в руки.

– Это не твоя вина. – Он прошел вглубь дома, к комоду, вынул оттуда пару штанов и рубашку и кинул их Синдеру.

Тот поймал их и тщательно рассмотрел.

– Переоденься, – сказал Питч. – А потом отдохни. У меня есть несколько одеял – можешь спать на них. – Он вздохнул. – Нам предстоит долгая ночь. Вечером будут хоронить наших родителей, а потом…

Синдер удивился виноватому выражению, вспыхнувшему на лице Питча, когда тот бросил взгляд в его сторону. И все же щедрый жест и слова брата требовали ответа.

– Спасибо, Питч. Мне правда жаль, что все так получилось.

Питч, казалось, хотел сказать что-то еще, но лишь покачал головой.

– Отдохни.

Он покинул избу, и дверная рама затряслась, когда брат захлопнул за собой дверь.

Синдер не отрывал взгляда от нее. Без теплого присутствия Питча в доме стало темнее, но мысли были заняты не светом и тенью. Вместо этого на поверхность снова вышли тревоги, которые он раньше отодвинул на задний план.

Его захватили те же проблемы и вопросы, что и прежде. Питч, и даже Симиал и Лок были хорошими людьми. Судя по тому, как крепко и мощно они были сбиты, они явно были крестьянами. Что же можно сказать о Синдере? Кем он был? Был ли он крестьянином? Что с ним приключилось?

Вопросы вихрем кружились в голове.

Он заставил себя сделать глубокий вдох и расслабиться. В мозгу возникла вспышка озарения, и он замер, представляя, что раздувает ее, словно уголек, чтобы разжечь костер и согреться холодным вечером.

Секунду спустя его постигло разочарование. Озарение исчезло, потонув в тлетворных испарениях сомнений. Синдер попытался снова ухватиться за него, но оно уже было потеряно, и он застонал от огорчения.

До сих пор он стоял на ногах твердо, отбрасывая досаду от того, что не знал, кто он такой. Да и вообще ничего об окружающем мире. Теперь же весь этот груз беспокойства обрушился на него, и Синдер почувствовал желание присесть на деревянную лавку.

Ласточка была бедной деревушкой. Не требовались воспоминания, чтобы понять эту очевидную истину. Как устроить здесь свою жизнь?

Синдер осмотрел свое тело. Он был молод, еще не мужчина, но уже не ребенок. Помимо чахлой ноги и искалеченной стопы он был еще слаб и тощ, мог одной ладонью обхватить верхнюю часть своей руки. Он не сможет трудиться весь день. Должно быть, родители делали все возможное, чтобы у него было все необходимое для выживания. Теперь, когда их не стало, возьмет ли Питч его к себе? Может ли брат позволить себе это?

Синдер окинул избу критическим взглядом. Не особо богато, а значит, Питч вряд ли сможет обеспечивать брата, который не в состоянии добывать пропитание самостоятельно.

И что теперь? Его выгонят? Это возможно.

Странно, но Синдеру даже не пришло в голову испугаться.

* * *

Все еще находясь в растрепанных чувствах, Синдер нашел одеяло и постельные принадлежности. Ему удалось урвать пару часов сна, прежде чем Питч растолкал его ботинком и резко произнес:

– Пора.

Синдер выбрался из-под одеяла, обратив внимание на то, что Питч разглядывает его с вопросительным выражением лица. Он догадывался, о чем думает брат. Питч хотел знать, не вернулась ли к нему память., и Синдер ответил на невысказанный вопрос:

– Я все еще ничего не помню.

Лицо Питча прорезали морщинки разочарования.

– Тогда пойдем, – сказал он, ведя Синдера наружу.

Сумерки. Он проспал дольше, чем полагал.

Синдер как дурачок плелся за Питчем, просто идя туда, куда ему скажут. У него не было иного выхода, и он ничего не мог с этим поделать. Из-за всей этой ситуации его переполняла досада, но, как и в случае с тревогой, он отодвинул ее на задний план. Сейчас не время. Нужно трезво мыслить, чтобы понять, как действовать дальше. От этого зависело его будущее. Или, по крайней мере, так ему казалось. Эмоции могут подождать до лучших времен.

Они с Питчем шли в центр деревни. Синдер хромал, поэтому ему трудно было поспевать за братом, и молча проклинал свои недуги.

Они подошли к небольшой округлой площади, где у подножья травянистого холма сходилось несколько дорог. Там обнаружились Симиал и Лок, стоявшие рядом с узкоплечим изможденным стариком с обветренной темной кожей. В руках у него был посох выше его небольшого роста, на голове не было ни волосинки, и стоял он с голой грудью, в одних лонджи[4], которые когда-то были белыми, а теперь потемнели.

Также там была молодая женщина с длинным лицом и пухлыми губами, при взгляде на которые создавалось ощущение, что она часто улыбается. Но не сейчас. Сейчас она хмурилась и беспокойно сжимала руки. Синдер понял, что это жена Питча.

На похоронных дрогах, собранных из хвороста и стопок колотых дров, возлежали два тела, полностью закутанные в белое. Родители Синдера. Ни одна часть их тела не была видна.

Пришло время похорон. Питч сделал жест молодой женщине, и она выступила вперед.

– Это моя жена, Шеза, – сказал он. Затем он указал на старика: – Наш священник, Дипак Морал. Мы по возможности проводим похороны в день смерти. Это считается благоприятным.

Дипак сильнее оперся о посох и склонил голову набок.

– Он правда о нас не знает?

Питч ответил:

– Он ничего не знает. По крайней мере, так было, когда он пошел спать.

Синдер поймал на себе полный смутной надежды взгляд Питча.

– Я не знаю. Правда, – подтвердил он. – Единственное, что я помню, – это как очнулся в колодце и Питч меня вытащил.

Шеза вышла вперед, ее лицо озарила теплая улыбка.

– Значит, нам придется заново научить тебя тому, что ты забыл, – ее голос оказался на удивление низким.

Дипак прочистил горло, и улыбка сползла с лица Шезы.

Сощурившись, Синдер глянул на священника. Все вокруг что-то знали, приняли какое-то тайное решение, и исходило оно, судя по всему, от священника. Синдер задумался о том, что это могло бы быть. У него были подозрения, но…

Он прервал раздумья, когда собрались жители деревни: едва ли двести человек мужчин, женщин и детей. Питч представил каждого, объясняя обитателям Ласточки, что Синдер потерял память.

Синдер запомнил несколько имен жителей, которых ему представили, но их лица слились в расплывчатое пятно, когда они выражали соболезнования, сочувственно качая головами. Дети с грустными глазами говорили мало, тоже бормоча что-то сочувственное.

Негромкий стук привлек внимание Синдера к похоронным дрогам, у которых стоял Дипак, постукивая посохом по земле.

– Пора, – объявил он. – Сумерки. Самое благоприятное время, чтобы отправить возлюбленных наших в вечные объятия Девеша. Пусть Шокан и Сира станут проводниками на пути их.

Произнеся это, священник открыл книгу и начал бормотать слова, смутно знакомые Синдеру, но он не знал, на каком языке тот говорил.

– Шевасра, – прошептал Питч, стоявший слева от Синдера. Он держал зажженный факел – единственное светлое пятно на фоне стремительно угасающего дня. – Это святой язык, язык Шокана и Сиры, на нем говорили в их родных землях. Говорят, он возносит тело на небеса.

Шокан. Сира. Шевасра. Важные для жителей Ласточки слова, а Синдер понятия не имел, что они означают. Придется узнать гораздо больше, чем он изначально полагал.

– Дипак молится?

Питч кивнул.

– И он читает молитвы из своей книги?

Шеза, стоявшая справа от Синдера, фыркнула:

– Из «Страданий воина»? Нет. Священники заучили наизусть важные отрывки, но прочесть их могли только Шокан и Сира. Они написали ее. Книга написана на шевасра.

В Синдере проснулось любопытство, и он обнаружил, что его волнуют и другие вещи, помимо будущего и потерянной памяти.

Дипак закончил спустя несколько минут, тьма как раз одеялом накрыла деревню. Священник кивнул Питчу. Тот вышел вперед с зажженным факелом, приблизился к дрогам, на которых лежали их родители, и поджег хворост.

Синдер хотел помочь, но Шеза схватила его за руку.

– Только старший сын может поджигать погребальный костер. Стой и смотри.

Питч обогнул погребальный костер, поджигая хворост факелом, пока почти весь он не вспыхнул. Огонь почти сразу охватил дроги, и Шеза вручила Синдеру незажженный факел. В другой руке она держала еще один, и Синдер заметил, что такие были у каждого жителя деревни, включая детей.

– Зажги свою веху, – сказала Шеза, указывая на дроги.

Синдер подошел туда, куда она показала. К этому времени пламя уже горело ярко, взметаясь вверх и освещая лица всех жителей деревни. Жар явственно ощущался с тридцати метров или даже больше и простирался далее, то накатывая, то отступая, словно волны огненного океана.

Синдер остановился, когда Питч встал между ним и костром. Брат протянул свою веху, как выразилась Шеза, и Синдер тут же понял, что от него требовалось. Он зажег свой факел от факела Питча. Затем это сделала Шеза, а за ней – Симиал и Лок.

Остальные жители деревни последовали их примеру и зажгли свои факелы от факела Питча. Вскоре погребальный костер, который к этому времени успел разгореться еще жарче, окружало море охваченных пламенем факелов. При виде этой картины глаза Синдера расширились от изумления.

Это восхитительно.

Питч поднял свой факел высоко в небо и прокричал:

– Оникс Шейд. Инара Шейд! Никем не забыты! Вечно превозносимы!

Жители деревни повторили эти слова, тоже поднимая свои факелы, и, на взгляд Синдера, их голоса звучали ликующе. После чего обитатели Ласточки разошлись по домам, освещая себе путь пламенеющими факелами, которые держали в руках. Синдер наблюдал за тем, как жители деревни идут проторенными извилистыми тропами, и судил о том, далеко ли они ушли, по подпрыгивающим факелам. Несколько человек, однако, осталось, чтобы следить за костром.

Фантазиям пришел конец, когда Питч взял его за локоть и сказал:

– Пойдем. Нам есть что обсудить.

Судя по голосу и выражению лица брата, разговор Синдеру не понравится. И он догадывался, в чем причина. Пусть он и потерял память, рассудок никуда не делся. Нужно было определиться с будущим Синдера, поэтому Дипак шел сразу следом за ним. Судя по тому, как угрюмо поджал губы священник и нервно сцепила ладони Шеза, Синдер не будет в восторге от новостей.

Они шли к дому Питча в тишине, и мысли Синдера стали для него настоящей пыткой: досада и путаница в голове мучали его. Однако в конечном итоге он утвердился во мнении, что не останется в Ласточке. Местные жители не смогут его прокормить. Странно, но мысль о том, что ему придется покинуть это место, судя по всему, единственный дом, не расстроила Синдера. В этом смысле отсутствие воспоминаний пошло только на пользу.

Симиал и Лок тоже плелись следом за ними.

Когда они добрались до избушки Питча, фонари уже были зажжены, а в очаге горело веселое красноватое пламя. Следуя примеру брата, Синдер затушил свой факел, окунув его в стоящую снаружи бочку с землей, прежде чем войти в дом.

Все собрались в избе Питча и уселись на стулья, передвинув их в переднюю часть дома. Синдер не удивился, обнаружив, что все молча и недовольно сосредоточили свое внимание на нем, и первым нарушил молчание:

– Я не могу остаться.

– Как ты понял? – удивился Питч.

Синдер несколько саркастично усмехнулся.

– Я не помню событий своей жизни, но я не слепой. И не тупой. Ласточка – бедная деревня. Здесь нет лишней еды для тех, кто не может себя прокормить.

Он был калекой и только сейчас начал постигать смысл ситуации. Это может ограничить его возможности в будущем. Здесь это определенно было так, и ему не хватало знаний – о своем прошлом и настоящем – чтобы надеяться на лучшее.

Питч казался пристыженным.

– Я бы взял тебя к себе, но… – Он осекся.

– У меня будет ребенок, – сказала Шеза. – Даже с этой обузой мы едва способны справиться. Мы не сумеем прокормить еще один рот. Не сейчас.

– Проблема в твоей чахлой ноге, – добавил Дипак к тому, что она сказала. – Твои родители работали вдвоем и могли позволить себе позаботиться о тебе. Теперь, когда они погибли, никто не сможет сделать для тебя то, что делали они. Я поговорил с другими жителями деревни.

Судя по их напряженным лицам, они, должно быть, ждали, что Синдер начнет орать и ругаться, спорить с их решением, но он этого не сделал.

Он всего лишь понимающе кивнул, скорее задумчиво, нежели недовольно, и спросил:

– Что тогда со мной будет?

Облегчение, которое все испытали, стало осязаемым, когда они обменялись обнадеживающими взглядами.

На вопрос Синдера ответил Дипак.

– Я отведу тебя в Быстромечие. Там есть сиротский приют. Тебе шестнадцать, и ты слишком взрослый для большинства подобных заведений, но я знаком с директором. Он примет тебя.

Синдеру захотелось улыбнуться. По крайней мере, теперь он знал свой возраст. Тем не менее постичь все это было сложно, и у него еще осталось множество вопросов.

– Что такое Быстромечие?

– Наша столица, – сказал Питч. – Она находится в трех неделях пути летом, а зимой дорога к ней непроходима.

– А поближе нет приютов?

– Есть, – ответил Дипак, – но у них не такая хорошая репутация, как у того, что в Быстромечии.

– Кто оплатит мое проживание? – спросил Синдер. – Уверен, это не бесплатный приют.

И снова ответил Питч:

– Ты заплатишь, трудясь на благо города.

– А дорога туда безопасна? – Синдер вспомнил, какой ужас вызвала у Питча, Симиала и Лока мысль о том, что поблизости бродит проклятая эфиром кошка.

Дипак подался вперед на стуле.

– Когда-то я служил в высшей армии Ракеша. Пусть тебя не смущает мой тощий вид, я крепче, чем многие, с кем ты когда-либо встретишься. Мы доберемся в целости и сохранности.

После этого Симиал и Лок поднялись на ноги, и Синдер понял, что они присутствовали лишь на тот случай, если он взбрыкнет.

– Уже поздно, – сказал Симиал. – Мне завтра рано вставать.

– Нам всем рано вставать, – сказал Лок. – Как и всегда.

Симиал ухмыльнулся и шлепнул его по плечу.

– Будь благодарен. Такова славная доля крестьянина.

Дипак тоже поднялся.

– Выспись, – сказал он Синдеру. – Мы выступаем с первыми лучами солнца.

Все ушли, и между Синдером, Питчем и Шезой повисло молчание. Он не был расстроен тем, что покидает Ласточку, но они были. Он понял, что они испытывали недовольство и замешательство. Забавно. Это ему суждено было покинуть Ласточку, но утешать нужно было их. Его брата и вадину.

Синдер нахмурился, когда ему в голову пришло это слово. Он не знал, каким образом, но оно просто возникло у него в голове. Он отбросил эти случайные мысли.

Питч и Шеза все еще не отрывали от него виновато-грустных взглядов.

– Я вас не виню, – сказал Синдер, – и не ненавижу. Вам нужно заботиться о себе и оставаться сильными ради малыша.

Глаза Питча снова заблестели, и он сжал плечо Синдера.

– Ты хороший брат. – Он покачал головой. – Хотел бы я, чтобы все сложилось иначе.

Шеза снова начала сжимать ладони, и в ее глазах блеснули слезы.

– Нам очень жаль, что так вышло.

Синдер улыбкой заставил их замолчать.

– Быть мудрым – значит принимать и то, что можно сделать, и то, чего нельзя. Это знание приносит понимание, если не покой.

Питч нахмурился.

– Где ты это услышал?

Синдер пожал плечами.

– Я это выдумал. – По крайней мере, он так считал, хоть и не знал наверняка. После этого он снова почувствовал сонливость и зевнул. – Думаю, я последую совету Дипака. Пойду спать.

Он забрался в постель, пока Питч и Шеза тушили фонари, и слышал, как они перешептывались, все еще печально, забираясь по лестнице в свою постель.

Синдер тем временем провалился в беспокойный сон, оставивший непонятное чувство тоски, когда он проснулся следующим утром.

Питч был уже на ногах, как и Шеза. На завтрак они приготовили кукурузную кашу и яйца.

– Я собрал твою одежду и положил ее в узелок, – сказал Питч, протягивая ему вещмешок. – Там есть хлеб, вяленое мясо и немного овощей. Еще я нашел деньги, которые матери с отцом удалось отложить. Они твои. – Он протянул россыпь монет, в основном медяков, но было среди них и несколько серебряных.

Синдер отказался их принять. Питч и Шеза ждали ребенка. Им эти деньги нужны больше, чем ему.

– Оставьте себе.

– Я не отпущу своего единственного брата ни с чем, – попытался поспорить Питч.

– Вам нужны деньги для ребенка, оставьте себе.

Синдер отодвинул руку, в которой брат держал монеты. Питч спас ему жизнь, взял его к себе и демонстрировал лишь любовь и поддержку, несмотря на горе утраты родителей. А что Синдер? Он даже не помнил ни брата, ни родителей, ни Ласточку, ни свою жизнь здесь. Разве мог он взять эти деньги?

Питч нехотя согласился, а вскоре пришел Дипак. В его руках все еще был посох, но вместо лонджи он надел пару крепких темных штанов и плотную рубашку.

– Готов? – спросил лысый священник.

Синдер кивнул, и в противовес угрюмому выражению на лицах его аннайи (как он понял, это странное слово означало «старший брат») и вадины (это значило «невестка») внутри него забурлил восторг.

Когда они с Дипаком двинулись в путь, несколько жителей деревни проводили их взглядами. Синдер услышал, как некоторые из них бормотали слово, которое вчера произнес Симиал – «заххак». Звучало оно как ругательство, и он спросил у Дипака, что оно означает.

– Оно означает, что мы должны уйти. Они считают, что ты служишь Шету. Это можно доказать, если ты не умрешь при утоплении.

– То есть если они считают кого-то заххаком, то пытаются его утопить?

– Да.

– И что будет, если выжить после утопления? – спросил Синдер из искреннего любопытства.

– Тебя убьют. Забьют камнями.

– То есть ты все равно умрешь: либо от утопления, либо от камней?

Дипак широко улыбнулся.

– Дурацкий способ проверки, да?

Синдер согласно кивнул, но не разделил радости Дипака. Он не боялся, что жители деревни его убьют. Вместо этого он сосредоточился на объяснении священника, которое разожгло в нем неожиданную реакцию.

Шет.

Синдер не знал, кто это, но почему-то от звуков этого имени в нем вскипела злость. Его переполнила ярость. Рассвирипев, он резко остановился и сверкнул глазами, не осознавая, что направляет ярость на жителей деревни, произнесших слово «заххак». Потом вытянул губы и зарычал.

С полдюжины жителей искоса глянули на него в ответ. К ним присоединилось еще несколько, но Синдер все еще этого не замечал.

– Идиот! – Дипак схватил Синдера под локоть и потащил его вперед. – Может, ты и смел, но нельзя сражаться с целым миром.

Синдер снова вернулся в момент здесь и сейчас. Гнев не проходил, и он замотал головой, стряхивая остатки этого чувства.

Шет.

Что в этом имени такого, что он так рассвирепел? Он этого не знал. Он ничего не знал.

Черт побери! Синдер застонал от досады. Он узнает о Шете все. Узнает все, чего не знал. Он должен это сделать. Иначе как жить дальше?

Дипак снова потянул его за локоть. Синдер отвернулся от жителей деревни и последовал за ним прочь от Ласточки.

Глава 3

После отбытия из Ласточки они провели в дороге целый долгий день, отчего чахлая нога Синдера разболелась. Однако он не стал просить идти помедленнее. Напротив, сжав зубы, старался поспевать за быстрым шагом Дипака, который, похоже, даже не собирался замедляться. Старик быстро шел по каменистой тропинке, ведущей прочь от Ласточки, шаги его были ровными как барабанная дробь, ноги и посох, стучащий о камни, создавали синкопичный ритм. Он оглянулся всего раз, чтобы проверить, как Синдер справляется.

– Как ты, держишься? – спросил он.

– Все нормально, – ответил Синдер.

– Хорошо. Придется идти быстро, как будто Шет дышит нам в затылок. Иногда осенние дожди, а порой и снег, начинаются раньше времени. Я планирую отвести тебя в Быстромечие как можно скорее и отправиться домой, пока дороги еще проходимы.

Произнеся это, Дипак снова отвернулся.

Они все шли и шли, и Синдер не просил передохнуть, если Дипак не предлагал первым. У него тоже была гордость, и он не желал, чтобы священник его жалел. Пусть Синдер и не помнил ни своей семьи, ни прошлой жизни, одно он о себе знал точно: он не слабак. Он больше, чем просто это чахлое тело, и будет бороться с сонливостью, выдержит любую боль и продолжит идти, пока это испытание не закончится.

Именно с этой уверенностью Синдер продолжал шагать своей прихрамывающей походкой. Единственной поблажкой, которую он себе позволил, чтобы облегчить путь, стал грубый посох, который он изготовил из длинной ветки, найденной на земле, когда они сделали привал на обед.

Дневное солнце ярко светило сверху, согревая землю, несмотря на холодный горный ветер, когда поднимались по крутому каменистому склону. Ветер трепал длинные волосы Синдера, отчего они падали ему на глаза, и он мысленно сделал заметку постричься. Также он учуял запах костра, смешанного с ароматом жареного мяса. Желудок заурчал, а рот наполнился слюной. Поесть и отдохнуть было бы неплохо.

– Вы чувствуете этот запах? – спросил он Дипака.

Старик ответил не сразу.

– Какой запах?

Синдер объяснил.

– Вот это нюх, – проворчал Дипак. – Мы приближаемся к Мотыльку – это ближайшее к Ласточке поселение. Оно чуть крупнее нашей скромной деревушки. Сам увидишь.

Закончив объяснение, он продолжил путь.

Пятнадцать минут спустя они наткнулись на ряд полей, в конце которых начинался деревянный частокол. Беспризорные ворота открывались наружу и выходили на дорогу, по которой шли Синдер и Дипак. Они ступили через них, и взору Синдера предстала деревня в два раза больше Ласточки. Несмотря на размер, он обнаружил между двумя деревнями больше сходств, чем различий.

За частоколом Синдер уже видел поля, простирающиеся во все концы, а внутри него оказались огороды и грубо обтесанные срубы. Все это было бы к месту и в Ласточке. И люди здесь были такими же. Коренастыми, с темными волосами и кожей и миндалевидными глазами.

Некоторые приветствовали Дипака, и старик, не замедляя шага, отвечал тем же и объяснял, куда они с Синдером держат путь. Вскоре они оставили Мотылек и его фермы позади и ступили под сень кедровой рощи. Синдер резко остановился, когда из-под валежника выскочили два маленьких лисенка, догоняя еще одного своего братца. Все трое смешно затормозили, удивленно чирикая, когда заметили Синдера. Мгновение спустя они бросились прочь.

Дипак улыбнулся.

– Это благоприятный знак. Три лисицы – гармоничное число. Значит, мы доберемся до Быстромечия без проблем.

Синдер кивнул, несколько ободренный словами священника. Благоприятные знаки – это хорошо. Ему еще только предстояло восстановить хоть один факт о том, как он жил до вчерашнего дня, и это вызывало тревогу. Без знаний о себе он был в полной власти незнакомых людей. Ему могли сказать все что заблагорассудится, и он бы так и не узнал, правда ли это, пока не стало бы слишком поздно. Не хотелось всю жизнь находиться в таком беспомощном положении.

Но разве у него был выбор?

Во всяком случае, пока память не восстановится, придется довериться Дипаку.

Они шагали вперед, а Синдера грызла пустота внутри: черная стена возвышалась между ним и его прошлым. Он скребся в нее в надежде проделать брешь и обнаружить по ту сторону лучик знания.

– Тебе придется поспевать за мной! – прикрикнул Дипак, останавливаясь и опираясь на свой посох.

Синдер неуклюже прибавил темп и начал сокращать дистанцию. Он так потерялся в своих мыслях, что отстал от священника.

– Смотри, куда идешь, – предостерег Дипак. – Будешь витать в облаках, можешь свалиться с горы.

Синдер прислушался к совету и постарался держаться как можно ближе к Дипаку, едва не наступая тому на пятки. Он загнал переживания поглубже, насколько это было возможно, и обратил все внимание на дорогу, по которой они шли.

Тропинка была извилистой, она поднималась на холмы и огибала впадины. И проходила близко к обрыву скалы, где неосторожного путника ждало падение на триста метров вниз. Оттуда тропинка выходила на испещренные солнечными зайчиками поля, где щебетали певчие птицы и цвели прекрасные цветы: живые и ароматные, они словно кивали и махали им, вздымаемые порывами ветра.

Добравшись до вершины каменистого холма, они остановились передохнуть. Дипак прочистил горло и хорошенько откашлялся.

– Переночуем у подножья холма. – Он с беспокойством оглядел на Синдера. – Не торопись. Спускайся медленнее, если потребуется. Иначе упадешь и расколешь свой идиотский череп.

Синдер с беспокойством посмотрел на ждущую впереди дорогу. На этом холме легко было поскользнуться, наступив на неровный камень или неправильно поставив ногу. Он сомневался, что ему удастся спуститься. Ногда после целого дня тяжелого пути отчаянно болела, отчего он дрожал в изнеможении.

Дипак не обратил внимания на его молчаливость. Не говоря ни слова, старик бочком, как краб, стал спускаться с холма. Синдер наблюдал за тем, как он идет, все еще пытаясь выяснить, как спуститься, не покатившись при этом кубарем по склону. Несколько минут спустя он обнаружил еще одну тропинку, более длинную, ведущую в обход, но и более безопасную.

Он глубоко вдохнул, чтобы успокоить дыхание, и пустился в путь. Синдер делал один осторожный шаг за другим, сильно опираясь на свой посох, продвигаясь вперед сантиметр за сантиметром, поскальзываясь то тут, то там на шатких камнях. Смотрел он прямо перед собой, выверяя каждое движение. Пот собрался у него над бровями, намочил подмышки и стекал между лопаток. Он вспотел так, будто пробежал дюжину километров.

Спуск к подножию холма занял слишком много времени, но Синдеру удалось это сделать. Неожиданное чувство гордости подняло его дух, и он издал победоносный крик.

Дипак встретил его добродушной улыбкой. Он уже поставил палатку и разжег костер, который весело потрескивал.

– Ты спустился, да еще и без падений, царапин и синяков. Молодец.

Синдер самоуничижительно пожал плечами. Дипак хотел его подбодрить, но что-то в его словах заставило чувствовать себя ущербным. Унизительно получить похвалу лишь за то, что просто спустился с холма.

Должно быть, Дипак это заметил, потому что улыбка на его лице угасла.

– Ставь палатку, – сказал он.

– Да, господин.

Дипак оперся на свой посох, недоуменно хмурясь. – Почему ты назвал меня господином? Я не господин.

Синдер неуверенно замер.

– Не знаю. Это показалось мне правильным. Я не должен называть вас так?

Дипак покачал головой.

– Нет, если только ты не считаешь меня господином, блюстителем закона или своим хозяином, а я не являюсь ни одним из них.

– Простите, – сказал Синдер, все еще недоумевая. Почтительное обращение сорвалось с его языка неосознанно. – Этого больше не повторится.

– Просто ставь палатку. Я позабочусь об ужине.

Синдер сделал так, как велел Дипак, и к тому времени как он закончил, солнце низко повисло над горизонтом. Последние лучи расписали небо в ярко-красный цвет, переходящий в медно-оранжевый. Задули беспокойные порывы ветра, морозные и холодные.

Синдер был благодарен за тепло костра и попытался расслабиться. Он отмахнулся от предложенной Дипаком миски похлебки. Сперва он хотел снять обувь и помассировать больные ступни.

Когда Синдер стянул обмотки, Дипак резко охнул, то ли от шока, то ли от удивления.

– Твоя стопа уже меньше завернута внутрь. Она почти выправилась до нормального положения!

Синдер бросил задумчивый взгляд на свои ноги. До этого момента он не обращал на них особого внимания и не мог оценить, что с ними было не так, кроме того, что правая была значительно меньше левой. Он посмотрел на Дипака, в чьем взгляде появилось беспокойство.

– Ты можешь это объяснить? – потребовал ответа священник, встречаясь взглядом с Синдером.

Синдер покачал головой.

– Я даже не помню, как они выглядели раньше. Вы уверены, что они выглядят иначе?

– Уверен. Твоя мать приходила ко мне за мазью, чтобы выправить ее. Это никогда не помогало. – После нескольких минут тщательного изучения ступни он покачал головой. – А может, я просто неправильно помню. Держи. – Он передал Синдеру миску с похлебкой. – Ешь. Это только начало. Нам еще три недели идти до Быстромечия.

* * *

Через неделю после того как они отбыли в Быстромечие, их настиг проливной дождь. Это случилось ближе к вечеру. Он застал их, когда они шли вдоль журчащего ручья. Началось все с того, что небо затянуло густыми тучами, оно постепенно потемнело, тревожно застонал сильный ветер, возвещая о том, что погода вот-вот испортится.

Синдер беспокойно поглядывал на тучи, понимая, что они, вероятно, принесут с собой ледяной дождь. Глядя на ту, в которой мелькнула молния, он вздрогнул и предупредил Дипака. Бросив взгляд на настигающую их бурю, тот выругался, что совершенно не подобало священнику.

– Пойдем, – поторопил Дипак.

Они увеличили темп в поисках пещеры или хотя бы выступа, под которым можно было бы переждать непогоду. В этом удача их не оставила. Выше по течению, в окружавших их покрытых деревьями холмах, Синдер заприметил небольшую пещерку, которая оказалась небольшим углублением между скал. Она была достаточно большой, чтобы они оба остались сухими, укрывшись в ней, но не более того.

Синдер вышел из пещерки, оценивая, когда тучи их настигнут.

– Мы успеем собрать дрова, – решил он.

Дипак согласно кивнул.

– Поторопись. Твоя нога все еще слаба.

– Я знаю. И не стану испытывать судьбу, – сказал Синдер.

Что бы ни произошло во время того нападения снежного тигра, потеря памяти оказалась не единственным изменением, которое ему пришлось пережить. Искалеченная стопа начала исцеляться, выпрямляться, становиться ровнее и правильнее. Он также заметил, что чахлая правая нога стала сильнее, чем в начале путешествия. Возможно, на ней также наросли и мышцы.

Дипак не знал, что могло означать это исцеление, но без обиняков заявил Синдеру, что это не значит, что он проклят эфиром.

– Ты не рэйф, – сказал священник безапелляционным тоном.

Синдер был благодарен Дипаку за поддержку, хотя так до конца и не понял, что значит быть «проклятым эфиром». Что бы это ни значило, оно не предвещало ничего хорошего. Он помнил, как Симиал и Лок сказали о нем нечто подобное, когда он очнулся около колодца.

Они быстро собрали дрова и шмыгнули в пещерку всего за несколько минут до того, как зарядил дождь. Дождь встал стеной и барабанил по их укрытию, но Синдер не обращал на осадки никакого внимания и сосредоточился на том, чтобы сложить хворост и дрова для костра.

Дипак попытался разжечь костер с помощью огнива, но ему не удавалось высечь ни одной искры. Он снова выругался.

– Если бы у нас была эльфийская лоретасра, это не было бы так чертовски трудно. Стоит этим остроухим только захотеть, как костер тут же разгорается.

Синдер ничего не знал о лоретасре, зато знал, как пользоваться огнивом. Вскоре после того как он забрал его у Дипака, ему удалось поджечь хворост, после чего, аккуратно раздувая пламя, он сумел вызвать к жизни трепещущий костерок. Маленькие веточки отвечали за его рост, а когда принялись более крупные, небольшая пещерка согрелась. Дым через расщелину поднимался прямо в ночное небо.

Дипак широко улыбнулся, протягивая руки к пламени.

– Ты ничего не знаешь ни о семье, ни о нашем народе, но знаешь, как позаботиться о себе.

Синдер это тоже заметил. Когда дело доходило до того, чтобы найти самый легкий путь, чтобы спуститься с отвесного холма, поймать рыбу в реке или расставить силки, чтобы пополнить запасы продовольствия, он использовал навыки выживания в дикой природе, словно был рожден с ними. Но если верить Дипаку, отец никогда не водил его в леса. И никто не водил. Учитывая, что у Синдера была чахлая нога, подобное путешествие было бы слишком опасно. Так откуда он так много знал о выживании в дикой природе? Или это всего лишь еще одна загадка, как и все, что произошло с тех пор, как снежный тигр убил его родителей?

У него было так много вопросов… И Синдер решил задать тот, на который, как он надеялся, ответить было проще всего.

– Что такое рэйф?

– Я расскажу, если начнешь готовить ужин, – сказал Дипак.

Синдер согласился с планом священника и вынул из своего вещмешка копченое мясо и несколько сморщенных картофелин и морковок. Он также выудил котел с вмятинами и погрузил его в ручеек, текущий по скалистому склону холма. Набрав достаточно воды, он поставил его на подставку над костром. Затем нарезал овощи, и вскоре на костре уже кипела пресная похлебка.

– Рэйфы – это люди, которые имеют доступ к своей лоретасре, – начал Дипак. – Они…

– Что такое лоретасра? – перебил его Синдер.

Дипак вздохнул.

– Похоже, придется начать с самого начала. Лоретасра – это то, что есть у всех разумных существ. – Он пытливо взглянул на Синдера. – Мы вчера говорили о гномах, эльфах, троллях, хранителях, пикси и остальных.

– Другие расы Семинала, – ответил Синдер. На прошлой неделе Дипак начал заполнять пробелы в его знаниях. Мир, в котором они жили, назывался Семинал, а Ласточка и Быстромечие были человеческими поселениями в стране Ракеш, расположенной в Кинжальных горах. На одном-единственном континенте Семинала существовало множество королевств и империй, но самыми сильными существами на нем были эльфы.

– Итак, – сказал Дипак. – Лоретасра. Более известная как эфир. Риши Бхарата называют ее живатма, как называли ее Шокан и Сира.

В голове Синдера возникло множество вопросов. Риши. Бхарат. Живатма. Он уже открыл рот, чтобы их задать.

Дипак, должно быть, догадался о его намерениях, так как предостерегающе поднял палец.

– Нет.

– Но…

– Нет, – повторил Дипак. – Мы продолжим с лоретасрой. Она течет внутри нас, словно светящийся водопад, как говорят некоторые. Я не знаю наверняка. Свою я никогда не видел, но те, кто обладает нужными навыками, могут получать доступ к ней, черпать ее и создавать с ее помощью нечто великое.

– Наша душа, – догадался Синдер, когда на него снизошло озарение.

Дипак встрепенулся.

– Да. Некоторые так и считают. – Секунду спустя он покачал лысой головой. – Как так вышло, что ты знаешь так много и так мало?.. – Он осекся.

Синдера снова осенило.

– Но люди не могут ее использовать.

– Верно, – подтвердил Дипак. – Со времен Нусраэль-Шев, войны между митхаспурами и лордом Шетом, мы не можем этого делать.

В голове Синдера возникло еще больше вопросов. Это было неудивительно. Каждое объяснение Дипака порождало дюжину новых.

– А митхаспуры – это…

– История для другого раза, – сказал Дипак строго. – Давай остановимся на лоретасре и рэйфах. Я сказал, что люди не могут черпать лоретасру, но это не совсем так. Рэйфы могут. И бхаратские риши. И те и другие обладают силой, как говорят, равной силе наших предков. А еще риши и рэйфы намного более жестоки. Они используют лоретасру, но не могут очищать ее, как эльфы и остальные.

– Почему? – спросил Синдер.

– Не знаю, – признался Дипак, – но считаю, что по той же причине, по которой мы изначально не можем правильно черпать свою лоретасру. – Он пожал плечами. – Почему-то из-за того, что мы не можем ее очищать, наша лоретасра становится темной и загрязненной. Она совращает тех, кому не повезло ее использовать, и вызывает у них вечный голод, который можно утолить только большим количеством эфира. Они становятся равнодушными эгоистами.

Синдер тщательно обдумал эти объяснения. В них были логические дыры, они создавали ощущение незавершенности, и он не понимал, откуда у него такое чувство.

– С эльфами и гномами происходит то же самое?

Дипак насмешливо фыркнул.

– Наверняка. Эльфы уж точно считают нас немногим лучше животных, а гномы презирают.

– Мы с ними воюем?

Дипак фыркнул еще более насмешливо.

– Нет. Если мы когда-либо пойдем против эльфов или гномов, они раздавят нас не задумываясь. Единственные люди, которых они уважали, кроме Шокана и Сиры, были митхаспуры, потому что они были теми, кто победил Шета. – Кажется, он немного передумал насчет рассказа. – А еще они уважали Меде. Или, лучше сказать, боялись его. Он надрал им задницы, когда строил свою империю.

– Меде был героем?

– Меде был монстром. Он создал империю ценой миллионов жизней.

Так много имен, понятий и неизвестных слов.

У Синдера закружилась голова. Нужно было столько всего узнать или, возможно, выучить заново.

– Так в каких мы отношениях с эльфами и гномами?

– Мы игнорируем гномов, а они игнорируют нас, – сказал Дипак. – Эльфов Якша-сит мы чтим, служа в их армии. Даже при этом мы их не особо заботим, но я воевал бок о бок с некоторыми из них, потому что только так мы могли защитить наш народ от монстров, проклятых эфиром, которыми кишит наш мир. – Он проницательным взглядом посмотрел на Синдера. – Снежный тигр, убивший твоих родителей, – не единственное существо, которого следует опасаться. Есть множество других, намного хуже, как, например, эти чертовы паукины. Но этих восьминогих ублюдков может убить лишь эльфийский воин.

Их разговор стих, и после ужина Дипак стал укладываться спать. Синдер, однако, бодрствовал, глядя на язычки пламени и обдумывая то, что рассказал Дипак. Семинал оказался непростым миром, где люди выживали благодаря скудным подачкам других рас, которые их активно ненавидели и презирали. Это казалось несправедливым, и такая несправедливость ситуации терзала Синдеру душу.

Несправедливость.

Синдер перевел взгляд на ночное небо, неотрывно глядя на восход лун-близнецов: одна из них была бледной, цвета слоновой кости, а другая – темно-золотой. Он не знал их имен и покачал головой из-за своего невежества.

Нужно так много узнать.

После этого он забрался под свое одеяло и через несколько минут уснул.

* * *

Он прогуливался вдоль жилого квартала с величественными городскими домами. Разделительная полоса травы и усыпанных листьями вязов разрезала дорогу на две узкие линии, а длинные ветви деревьев аркой раскинулись по обе стороны улицы, обеспечивая тень и защиту. Рядом с ним шагала высокая женщина со светлыми волосами и золотистой кожей. Лица ее он не видел.

Они покинули район и вошли в зеленый, словно драгоценный камень, парк, где покрытые травой холмы и поля с дикими цветами сливались с голубыми озерами и прудами. Днем вода переливалась всеми цветами радуги, но сейчас, с наступлением ночи, она сверкала и блестела в лучах луны цвета слоновой кости. Несколько пожилых мужчин, представляющих свои касты, сидели за группой столов, установленных в тени дубовой рощицы. Они играли в шахматы. Над мужчинами свисали гирлянды гаров, привязанных к толстым веткам густых деревьев. Они излучали приглушенный розовый, золотой, лавандовый и сиреневый свет. За группой дубов единственным источником света была россыпь черных фонарных столбов, расставленных вдоль извилистой паутины покрытых гравием дорожек. Там, прежде чем отправиться по домам, перед сном прогуливались парочки.

Они шли глубже в парк, туда, где было пусто, и их шаги эхом отражались от каменных и деревянных мостов, перекинутых через бесчисленное количество ручейков и речушек.

Он остановился на одном из таких мостов. Тот держался на покрытых лишайником столбах из тяжелых валунов. Кваканье лягушек предвещало наступление ночи, а прохладный ветерок принес тонкий аромат моря и дождя.

Он все еще не видел ее лица, но чувствовал ее улыбку и невысказанный вопрос.

– Я никогда не жалел о том, что показал это тебе.

Это был правильный ответ. Она позволила ему притянуть ее ближе к себе.

* * *

Синдер резко проснулся и заморгал. Обрывки сна мелькали в его все еще сонном мозгу, и он со стоном поднялся на локтях, прищуренно вглядываясь в темноту. Мутным взглядом он зацепился за лагерь, который они с Дипаком вчера разбили на скорую руку у быстрого ручья посреди небольшой кленово-дубовой рощицы. Костер все еще горел, и он всмотрелся в него, силясь вспомнить сон. Город. Быстромечие? Он бывал там раньше? И женщина. Парк. Что это все значило?

Синдер закрыл глаза, стараясь вспомнить сон более отчетливо.

Некоторое время спустя он с досадой вздохнул. Это было бесполезно. Сон исчезал быстрее, чем он мог за него ухватиться, растворяясь в ночной темноте, словно искра от костра. Он исчез, пропали и последние воспоминания о нем. Синдер уже не мог его вспомнить, но знал, что эта женщина ему уже снилась. Он ни разу не видел ее лица и не узнал города, по которому они прогуливались. Было ли это воспоминанием? Или самообманом?

Синдер больше не смог заснуть и обдумывал эти вопросы в молчаливой ночной тишине, глядя на язычки пламени, пока несколько часов спустя солнце не окрасило розовым восточную часть неба.

Дипак сел с мощным зевком и потянулся. Он зажмурился оттого, что ему в глаза ударили яркие лучи солнца, и выбрался из-под одеяла.

– Солнце встало, – проворчал он. – Ты собираешься подниматься, чтобы приготовить завтрак?

Синдер только кивнул, не в настроении разговаривать. Его мысли все еще были сосредоточены на сне. Он был расстроен тем, что не понимал его значения, и еще больше – тем, что не помнил ничего о себе. Прошлое не вспомнилось, даже три недели спустя.

Он начал готовить завтрак: разогрел на костре вчерашнюю похлебку, добавив к ней несколько лепешек.

– Еще пара часов, и мы в Быстромечии, – сказал Дипак.

Они быстро преодолели путь до столицы Ракеша, и погода по большей части благоволила им. Они пережили лишь одну грозу, из-за которой не могли выйти из небольшой пещерки. Остальные дни были теплыми, солнечными и ничем не примечательными. Но еще лучше было то, что чахлая правая нога Синдера определенно стала более сильной, мускулистой и похожей на левую.

У Дипака все еще не было объяснения тому, что означали эти изменения, но Синдер не хотел этого знать. Может, это было чудо. Может, это было волшебство. Пока это не означало, что он превращается в рэйфа – а в этом Дипак оставался уверен, – он был доволен. Особенно после того, как больше узнал о людях, способных пользоваться эфиром, об их склонности к насилию и равнодушной жестокости, о том, как на них охотились и убивали все народы во всех землях, независимо от того, правили ими люди, эльфы, гномы или кто-то еще. Синдер в любом случае не хотел иметь ничего общего с рэйфами.

Он съел миску похлебки и немного хлеба. После завтрака они собрали вещи и двинулись в путь. Они шли по южному предгорью Кинжальных гор вдоль широкой долины, ровной и покрытой зеленью. Вокруг раскинулись поля пшеницы, сои, ячменя и кукурузы. Крестьяне работали на полях, выискивая в зерне паразитов, болезни и сорняки. Некоторые приветствовали Синдера и Дипака, и они отвечали им тем же.

Впрочем, они не замедляли темп и, подстегиваемые близким концом пути, упорно продолжали идти по дорогам, изрезанным колеями, оставленными бесчисленным множеством телег, катящихся по немощеной поверхности. Вперед, в Быстромечие, которого, как обещал Дипак, они достигнут в самом крайнем случае к середине дня. Они сделали короткий привал, чтобы пообедать вяленым мясом, последними овощами и лепешками, а несколько часов спустя достигли вершины холма.

Перед ними раскинулся пункт их назначения. Быстромечие. Синдер залюбовался видом. Его рот раскрылся от неожиданности. После крошечных поселений и встреченных деревушек город казался слишком большим. Массивным. Переполненным.

Великолепным.

Стена из черного камня возвышалась, словно скала. Она окружала Быстромечие. Черный дым, душный и густой, поднимался из бесчисленного множества труб. Звуки. Из города доносилось слишком много шума, даже до того места, где стоял Синдер. Крики, проклятия, смех – все это сливалось в гул.

Произвело на него впечатление и другое. Покрытые деревьями холмы формировали рост Быстромечия, но даже им не удавалось ограничить размеры города, разрастающегося во все концы, кроме большого леса точно на востоке, который упирался в голубые волны Разумного моря.

Глаза Синдера расширились. Море… Он даже представить себе не мог, что существует такой оттенок ярко-голубого, словно безоблачное небо под ярчайшими лучами солнца.

– Давай спускаться, – предложил Дипак. – Но держись крепче за свой скарб. Город кишит ворами.

Они спустились вниз по холму и остановились перед тяжелыми деревянными воротами, где стража допрашивала каждого, кто хотел попасть внутрь. И неважно, были ли это местные крестьяне, везущие груженную крупой телегу, или богатые купцы, на которых, похоже, все это навевало скуку. Останавливали каждого, кто хотел попасть внутрь.

Дипак перекинулся парой слов со стражей. Пока он этим занимался, Синдер заметил, что солдаты патрулируют стену, и понял, что молча одобряет то, что военные наготове.

Несколько минут спустя они вошли в ворота, и он постарался не глазеть разинув рот на все то, что предстало его взору. Издалека Быстромечие, казалось, изобиловало звуками и видами. Внутри же он обнаружил настоящую какофонию. Постоянное движение. Непрекращающийся шум. Босые дети, бегающие по лужам и мощеным улочкам. Самые различные запахи. Мясо, жарящееся на гриле. Пекущийся хлеб. Запах гари. Женщины, одетые в лохмотья, выкрикивали непристойные предложения. И все это было пропитано запахом испражнений. С полдюжины крепко сбитых мужчин, при оружии и в доспехах, хмурились и зыркали на окружающих.

Синдер изучающе посмотрел на предполагаемых воинов, их оружие, доспехи, манеру держаться и обнаружил, что в них нет ничего впечатляющего. За оружием, похоже, плохо следили. Доспехи сидели криво, а сами мужчины рыскали вокруг с незаслуженно гордым и надменным видом.

– Не встречайся с ними глазами, – предупредил Дипак. – Это наемники, ищущие выгоду в любой битве, в которую вступают. – Он сплюнул. – Отбросы. Развязывают больше войн, чем прекращают.

Синдер верил в это.

Они оставили наемников позади и зашагали по переполненному переулку, игнорируя лавочников, назойливо предлагающих еду, оружие и прочую чепуху. Дипак остановился на перекрестке, оглядываясь по сторонам и бубня что-то себе под нос. Секунду спустя его лицо просветлело.

– Я знаю, где мы. Уже недалеко.

Они продолжили путь. Синдер крепко вцепился в свое имущество, как и советовал Дипак. Полчаса спустя они остановились напротив здания, возвышавшегося над соседними: оно было высотой в три этажа, и его окружала старая каменная стена, покрытая плющом и мхом. Вход преграждали деревянные ворота, на притолоке которых висела табличка с изображением женщины с пламенем в руках и названием: «Приют Пресвятой Огненной Девы».

Его новый дом.

Синдер с неприязнью оглядел здание, неуверенный в том, ждет ли его внутри теплый прием. Такое понятие, как сиротский приют, не внушало больших надежд.

Дипак позвонил в колокол, висевший возле ворот.

Несколько минут спустя им открыл парень примерно одного роста с Синдером, но более крепкого телосложения, и спросил:

– Чем могу служить, господа? – Он с подозрением переводил взгляд с Синдера на Дипака.

– Я пришел поговорить с вашим хозяином, – сказал Дипак. – И привел вам новенького.

Парень широко улыбнулся мерзкой, злобной улыбочкой.

– Новенький, да? Входите. Я позову мастера Чоффа. Он с вами разберется.

Его улыбка стала еще шире, он явно смеялся Синдеру в лицо.

– Добро пожаловать в приют Пресвятой Огненной Девы.

Глава 4

Физиономия у парня так и просила кулака, особенно с этой его гаденькой улыбочкой, елейной и самодовольной одновременно, и Синдер сразу понял, с какой целью он так усмехается. Это была улыбка человека, любящего поиздеваться над слабыми.

Долбаный кознюк.

Сжав кулаки, Синдер посмотрел на парня и шагнул вперед.

– Что смешного?

Ухмылка медленно сползла с физиономии парня. Он стрельнул глазами в Дипака, и на его лице появилось приторное выражение.

– Ничего, – пробормотал он. – Идите за мной. Он развернулся, опустил голову и ссутулил плечи.

Синдер и Дипак последовали за ним.

– О да. С таким отношением ты точно заведешь кучу друзей, – невозмутимо прошептал Дипак.

Синдер пожал плечами.

– Такие друзья мне не нужны.

– Нет, но и враги тоже. – Священник поджал губы. – Нельзя сражаться с целым миром. Помнишь?

Синдер понимал и был благодарен Дипаку за совет, но он также знал, что если отступит сейчас, при первой встрече, этот парень и такие же задиры, как он, его не пощадят. Лучше сразу дать всем понять, что с ним нельзя вести себя по-хамски.

Дипак позвал парня.

– Как тебя зовут, сынок?

Парень выдержал достаточно долгую паузу, чтобы гордо подтянуться.

– Стард Ленер из племени Эрроуз.

– Ну, а это Синдер Шейд из деревни Ласточка. Может, вы двое могли бы узнать друг друга получше? Может, ты мог бы показать ему, как здесь все устроено?

Синдер был благодарен Дипаку за то, что тот попытался помочь ему подружиться с этим парнем, и решил подыграть.

– Приятно познакомиться, Стард.

Парень не ответил, и его молчание красноречиво свидетельствовало о его нежелании общаться.

Синдер мысленно пожал плечами. Так тому и быть. Может, он и разворошил осиное гнездо, но точно не собирался переживать об этом. К тому же он не любил задир, какими бы маленькими они ни были.

Пока они шагали в сторону приюта, Синдер внимательнее пригляделся к Старду и с удивлением обнаружил, что парень, похоже, одного с ним возраста или даже старше. Что-то было не так. Парень казался младше, но судя по жиденьким усикам и намеку на щетину, явно был старше.

Они вошли в главное здание, поднялись по лестничному пролету, где их шаги эхом отдавались от плитки из черного сланца, и оказались в плохо освещенном коридоре, отделанном темным деревом. Несколько окон выходило во внутренний двор, но света от них едва ли хватало, чтобы прорезать тьму. Они подошли к деревянной двери, такой же темной, как и стены. Она преграждала дальнейший путь, и из-под нее пробивалась тонкая полоска света.

Стард громко постучал.

– Мы пришли, мастер Чофф.

Синдер поднял взгляд на закрытую дверь, пытаясь угадать, каков человек, находящийся за ней.

Его раздумья были прерваны, когда дверь открылась и из-за нее выглянул высокий тучный мужчина. Он был в темных брюках, заправленных в коричневые сапоги, и белой рубашке, которая грозила лопнуть в том месте, куда, подбоченившись, он уперся своими мясистыми руками.

– Чего тебе? – на его бородатом лице застыло нетерпеливое выражение.

– Чофф, – произнес Дипак. – Ничего себе ты раскабанел. Толстый стал, как свинья.

Взгляд крупного мужчины на мгновение стал сердитым, но вскоре он узнал Дипака, и его лицо искривилось в улыбке.

– Крыса? Это ты? Ничего себе ты похудел и осунулся. Каким воровством промышляешь теперь? Продаешь мальчиков-подростков?

Воровством? Синдер переводил взгляд с Дипака на мастера Чоффа и обратно. Они казались старыми друзьями, и священник, очевидно, отнюдь не всегда был праведником. Интересно, каким он был?

Дипак широко улыбнулся мастеру Чоффу.

– С моей стороны больше никакого воровства. Теперь я честный человек, прямой как стрела.

Мастер Чофф фыркнул.

– Ага, такое случится, только когда Шокан насрет у меня в сортире.

Дипак принял оскорбленное выражение лица и приложил руку к сердцу.

– Я исправился. Я теперь священник.

Мастер Чофф фыркнул.

– Священник? Да ты брешешь.

– Девешем клянусь.

Мастер Чофф хохотнул и почесал бороду.

– М-да, Сира меня подери. Никогда бы не подумал, что ты ударишься в религию, – взгляд его стал острее, – или так чертовски сильно постареешь. Ракшасов хрен, мужик. Что ты с собой сделал?

Дипак оперся на посох, голос его зазвучал благочестиво.

– Горы меняют человека. Заставляют избавиться от слабостей.

– Как и выпивка.

Дипак наклонил голову.

– И она тоже, но я больше не пью. – Он подтолкнул Синдера вперед. – Но я не прошлое ворошить пришел. Я слышал, что ты управляешь приютом, и привел того, кому нужен дом. Не найдется ли у тебя комнаты, чтобы приютить его?

И снова мастер Чофф почесал бороду.

– Место забито под завязку, но я могу принять мальчишку.

– Его родителей убили три недели назад. Это была проклятая эфиром кошка.

Мастер Чофф застонал.

– Вот это напасть.

– Хуже всего то, что он ничего о себе не помнит. Говорит, даже не знал собственного имени, пока брат ему не сказал.

Мастер Чофф заговорил снова.

– Девешем клянешься?

Дипак кивнул.

– Это и впрямь странно, – сказал мастер Чофф, поглаживая бороду.

Синдер достаточно наслушался. Он не собирался терпеть то, что Дипак и мастер Чофф говорят о нем так, будто его там нет. Пора брать будущее в свои руки.

Он протянул ладонь.

– Меня зовут Синдер Шейд.

Мастер Чофф пожал ему руку.

– Приятно познакомиться. Меня – мастер Чофф. Не Чофф, как называет меня старик Дипак, а мастер Чофф. Мы с тобой не приятели. Я дам тебе кров и еду, но тебе придется их отработать. Ясно?

Синдер просто кивнул, крупный мужчина нисколечко его не испугал. Насколько он понял, мастер Чофф открыл этот приют, управлял им и заботился о тех, кто не мог сам о себе позаботиться. У него было доброе сердце, но он не хотел, чтобы его подопечные этим пользовались.

– Как день.

Мастер Чофф недоуменно нахмурился.

– Как день? Это еще какого черта значит? – Его взгляд стал грубее. – Ты смеешься надо мной, пацан?

– Вовсе нет.

Мастер Чофф наконец обратил внимание на Старда, который все еще стоял рядом.

– Тебя ждет работа. Или мне найти, чем тебе занять свои ленивые руки?

– Я как раз возвращался к ней, мастер. – Стард кивнул и смылся.

Мастер Чофф хохотнул.

– Скорее, возвращался к тому, чтобы волочиться за юбками.

Дипак нахмурил брови.

– Мне сказали, ты держишь чистый приют. Ты позволяешь мальчишкам распутничать?

Мастер Чофф поднял руки.

– Конечно, нет! Но ты сам знаешь: мальчишки есть мальчишки. В определенном возрасте они только и думают, что о девчонках, о том, как залезть им под юбку. Сколько бы я ни запрещал, пестики тянутся к тычинкам.

Дипак согласно простонал.

Это было странно. Синдер понимал, о чем говорят Дипак и мастер Чофф. Мальчики и девочки. Взросление. Узнавание друг друга. Пестики и тычинки. Но с тех пор как он очнулся в колодце, он ни разу не думал о девушках. Может, это потому, что он слишком сосредоточился на потере памяти и на том, чтобы познакомиться с историей мира, получить знания, которые все остальные принимают как должное?

Дипак постучал посохом по полу.

– Мне действительно хотелось бы остаться подольше, Чофф, но сам знаешь, как обстоят дела. Погода никого не ждет. – Его губы дрогнули, искривившись в улыбке. – Даже священников.

– Тебе правда обязательно уходить так скоро? Я подготовлю комнату. Отдохни, а с утра отправишься в путь.

Дипак колебался.

– Не хочу тебя обременять.

Мастер Чофф расхохотался, отчего сотрясся его огромный живот.

– Если бы ты не хотел меня обременять, то не приводил бы сюда этого парня. – Его смех смолк. – И никакая это не обуза, особенно если ты хочешь внести пожертвование или что-то еще.

Дипак опустил голову.

– Конечно.

– Тогда давайте устроим вас обоих, – сказал мастер Чофф. Он сделал жест Дипаку. – Побудь здесь. Сначала я провожу твоего парня.

* * *

Синдер проследовал за мастером Чоффом вниз по лестнице.

– А ты молчун, – заметил мастер Чофф. – От молчунов обычно больше всего проблем. Ты создаешь проблемы?

– Нет, господин.

Они спустились с лестницы и вошли в узкий коридор с парой дверей друг напротив друга, обе открытые. Синдер заглянул за одну и обнаружил длинную комнату, сейчас пустую. Она тянулась до конца этажа. Шесть коек, все аккуратно заправленные и с прикроватной тумбочкой впереди, занимали большую часть пространства. Через ряд окон внутрь проникали яркие лучи солнца. Комната напротив отличалась лишь одним. На стенах была роспись: морские пейзажи, водопады и закаты, горы и буйные деревья.

Мастер Чофф заговорил.

– В этом приюте четыре общежития. Два для девочек и два для мальчиков. – Он вывел Синдера из комнаты с расписными стенами. – Это для младших мальчиков. – Они вошли в более простую комнату. – А это для парней постарше. Наверху еще два общежития, они на том же этаже, что и мои покои. Они для девочек. Туда не ходи. Услышал? – Он сделал строгое лицо.

– Да, господин.

– Хорошо. Тогда выбирай незанятую койку. На свободных нет покрывал. Вещи убери в тумбочку… – Мастер Чофф пнул одну из них для примера.

Синдер поставил рюкзак на свободную койку. Пока он разбирал вещи, мастер Чофф снова заговорил.

– Дипак сказал правду? Ты действительно ничего не помнишь о своей жизни?

– Я очнулся в колодце. Это мое самое первое воспоминание. Я даже не знал своего имени, пока его не назвал мой брат. И о том, что он мой брат, я узнал позже.

– История и впрямь грустная, – простонал мастер Чофф сочувственно. – Телу необходимо помнить о своем прошлом, чтобы жить нормальной жизнью. Многое ли ты знаешь о нашем мире?

– Я знаю о лоретасре. Об эфире, как некоторые ее называют. О живатме, как ее называют бхаратцы и рэйфы.

– Что ж, неплохо для начала. А что насчет нашей истории? Ты знаешь, как появился наш мир?

Больше всего на свете Синдер хотел бы познакомиться с историей. Не только своей собственной жизни, но также с историей нации и мировой историей. Может, тогда он, наконец, сможет найти свое место в мире?

– Я плохо знаю историю, – ответил Синдер.

– Что ж, тебе предстоит многое наверстать, так что придется кое-что почитать. – Мастер Чофф изучающе взглянул на Синдера. – Ты же умеешь читать, да?

Синдера обеспокоил этот вопрос. Умеет ли он читать? За все время путешествия он ни разу об этом не подумал.

– Я не знаю.

Это было невеселое открытие, еще один гвоздь, вбитый в гроб его печального существования.

– Что ж, в приюте много книг. Выбери одну и увидишь, сможешь ли ты понять, что в ней написано. Это так или иначе даст ответ на твой вопрос.

Синдер ненавидел мысль о том, что может оказаться невеждой. Это казалось ему ужасным недостатком.

– Если окажется, что я не умею читать, сможет ли меня кто-нибудь научить?

Мастер Чофф кивнул.

– Разумеется. Я. Я учу чтению, письму и счету всех тех, кто нашел приют под крышей моего дома. И кстати, говоря о жизни под моей крышей… Забудь все, что я сказал Дипаку о пестиках, тычинках и прочем. Это благочестивое заведение. Я не потерплю распущенности и наркотиков. Как и алкоголя. Мы чтим Шокана, но еще больше мы чтим Сиру. Поэтому приют так и назван. В честь Сиры. Пресвятой Огненной Девы. Она святая. Ясно тебе?

Синдер кивнул.

– Как день.

Мастер Чофф, нахмурившись, глянул на него.

– Ты это уже говорил. Потрудись объяснить, что ты имеешь в виду, пока я не решил, что ты надо мной издеваешься.

Синдер удивленно кивнул. Он не ожидал, что его беззлобная шутка будет встречена с такой неприязнью, и быстро объяснил:

– «Как день» – это сокращенно от «ясно как день». Это значит, что все видно очень четко. Ничто не мешает разглядеть то, что нужно.

– Хм… – Мастер потер подбородок, затерявшись в собственных мыслях, а потом проницательно глянул на Синдера. – Интересный эвфемизм. Для человека, который не помнит себя и не знает истории, ты кажешься довольно образованным… – Секунду спустя он снова деловито заговорил: – Я расскажу тебе об остальных правилах проживания в доме позже. Сейчас же отправляйся вниз, на кухню. Спроси Райнера. Такой тихий парнишка. Он найдет тебе работу до ужина.

* * *

Снежная тигрица дочиста вылизала лапы. Она задрала лося и наелась до отвала. Шакалы и стервятники описывали круги вокруг добычи, дожидаясь своей очереди, чтобы поесть. Как и подобает порфироносной царице, она не обращала на них никакого внимания. Пусть ждут своей очереди, пока она вылизывается.

Довольная результатом, она отошла от добычи, которую тут же окружили падальщики. Они набросились на труп с хриплым, неистовым клекотом, карканьем, лаем и рыком. Она не обращала внимания на звуки, которые они издавали. Она была царицей, а царицы не присматриваются к тем, кто ниже их по рангу.

Снежная тигрица мягко зашагала по лугу, на котором забила копытное, обходя лужи крови, разливающиеся по цветам и траве. Лось сдался не так-то просто, и месяц назад тигрица даже не подумала бы о том, чтобы напасть на такую добычу. Месяц назад, однако, ей удалось поживиться кое-чем другим. Двумя людьми из маленькой деревушки и их вкуснейшей лоретасрой.

У нее ушло несколько недель, чтобы усвоить и переварить это великолепное угощение, очищая и собирая воедино то, что она употребила. Несколько недель ее тело билось в слабости и агонии, а в голове бродили запутанные мысли. Сразу же после убийств она почувствовала такую боль, словно желудок ей прожгли горящие угли. Она бежала, желая избавиться этой пытки, но нигде на могла от нее укрыться. Она бежала, бежала и бежала, все время вперед, подстегиваемая потоком разливающегося по венам огня, время от времени останавливаясь лишь затем, чтобы попить воды, которая проталкивалась сквозь глотку, словно раскаленная лава.

Наконец боль начала утихать. День за днем она отступала, пока не прекратилась вовсе. Проведя несколько недель без еды, тигрица умирала с голоду, но отнятая лоретасра вновь ее изменила. Снежная тигрица выросла. Она стала больше во всех смыслах. Она была крупнее, сильнее, быстрее и, что самое важное, умнее.

Снежная тигрица познала себя. Она познала себя достаточно, чтобы захотеть иметь имя. Вдобавок, она поняла, как приходится перестраиваться ее телу, чтобы адаптироваться к более высокой концентрации лоретасры, находящейся теперь в ее распоряжении. Она требовала более долгого очищения и усвоения. Кто знает, как много времени для этого понадобилось бы? Однако тигрица знала точно: если бы она убила еще одного человека и украла его лоретасру, не усвоив уже полученную, она могла погибнуть. Нужно набраться терпения. Возможно, ждать придется несколько лет.

Снежная тигрица мощно зевнула. Она набила брюхо, и теперь ей нужно было вздремнуть. Прежде чем уснуть, снежная тигрица устремила взгляд ввысь, и ее голову заполнило множество мыслей. Что это за пушистые белые штучки в небе? Откуда приходит тьма?

Она также думала о мальчишке из деревни, которого чуть не убила, и радовалась, что не сделала этого. В ином случае избыток лоретасры убил бы ее.

Тигрица улыбнулась про себя. Значит, в другой раз. Она вкусила крови мальчишки, знала ее и его вкус. Она помнила запах, и куда бы в этом мире он ни пошел, она найдет его. Найдет, когда будет готова, и прикончит.

Прежде чем уснуть, она закрыла глаза и заглянула внутрь себя, на движущийся поток блеска, кристально чистый источник. Местами он сверкал ярко, словно драгоценный камень.

Снежная тигрица улыбнулась. Блеск. Это хорошее имя.

Глава 5

На следующий день Дипак отбыл обратно в Ласточку. Синдер проводил его и попытался устроиться в приюте Пресвятой Огненной Девы.

Это оказалось непросто. Учитывая, что у него не было никаких воспоминаний, он мало знал о том, как обычно общаются люди. Не понимал шуток, которыми обменивались другие парни, не был знаком с культурными вехами, которые они принимали как должное, не знал, как отвечать на вопросы о своем прошлом. Он не знал – именно такой ответ Синдер вынужден был давать всем, кто спрашивал его о его прошлом.

Прошло уже несколько недель с тех пор, как он прибыл в приют Пресвятой Огненной Девы, но Синдер все еще не смог сориентироваться. Он держался особняком, выполняя свою работу и изучая странный мир, в который оказался брошен. Он много чего узнавал у Райнера Стрейна, парня на несколько лет младше. Они вместе работали на кухне.

Райнер был тихоней, мягким и скромным, что делало его легкой добычей для задир, живущих в их общежитии. А еще это делало кухню единственным местом, где мастер Чофф мог не опасаться за его безопасность. Там, под бдительным взором поварихи Несл, парень мог проводить свои дни, не становясь объектом чужих придирок.

Однако по ночам все было намного хуже. Когда Райнер оставался один в комнате и приглядеть за ним было некому, задиры, Джард Лингер и Стард Ленер, издевались над ним. Они никогда не причиняли ему физического вреда, но отпускали жестокие и резкие замечания о поваренке, его пухлой фигуре, мягкой манере общения и интеллигентности. И зачастую слова били сильнее любого оружия.

Время от времени они унижали Райнера. Слишком часто Синдер слышал, как парень плачет в подушку, и его переполняла жалость к нему. Так больше не могло продолжаться. Райнер заслуживал жизни, свободной от страха и страданий, и Синдер решил помочь ему, как сможет. Заступиться за Райнера перед Джардом и Стардом.

Однако к ситуации стоило подходить с осторожностью. Он не мог просто пойти против задир, не подготовившись. Подобное могло закончиться катастрофой. Они превосходили Синдера численно. Джард и Стард в их комнате и Джем Конер и Фон Пейнер среди младших ребят были из эрроузов, племени, эмигрировавшего в Ракеш несколько веков назад.

Они были выше, с более светлой кожей и круглым разрезом глаз. Ходили слухи, что изначально они были выходцами из княжеств Закатного Солнца, членами последней армии завоевания Святого Меде. За последнюю тысячу лет они окончательно эмигрировали на юг и восток, переехав целым островным племенем и привезя с собой свою культуру. До Ракеша они жили в Гандха́рве. Однако их пророчества гнали их вперед. В них говорилось о том, что они ждут перерождения Меде, готовые служить ему не менее преданно, чем когда-то их предки.

В Ракеше эрроузы страдали от расизма и предубеждений на свой счет, их сторонились почти все, им было запрещено занимать какие-либо руководящие посты. Это были непростые несколько десятилетий, ожесточившие их сердца. Эрроузы держались за истории о том, как их всю жизнь притесняли, и хранили их так, словно это были дорогие их сердцу сокровища, даже сейчас, когда их считали самыми процветающими членами общества Ракеша.

И все же некоторые вещи никогда не меняются. Во время их миграции другие народы стали насмешливо называть эрроузов эррогсами, что на древнем языке шевасра означало «идиоты». Оскорбительное прозвище прицепилось. Несмотря на богатую жизнь, которой они добились в Ракеше, большинство именно так и называло эрроузов. Правда, только у них за спиной.

Эрроузы, однако, присвоили себе это уничижительное прозвище и обращались друг к другу именно так. Это обращение могли использовать только члены племени. Все остальные, смеющие его произносить, рисковали быть избитыми – частая угроза, исходящая от эрроузов. Из того, что видел Синдер, они были раздражительны и быстро оскорблялись.

С этими мыслями Синдер ждал, когда Райнер закончит одеваться. Прошлая ночь выдалась самой тяжелой. Джард, лидер эрроузов, безжалостно дразнил Райнера, и тот снова расплакался. Утром он не мог поднять глаз и просто стоял, застегивая рубашку. Было рано: солнце еще не встало. К счастью, Джард и Стард уже ушли: им велели заняться садом или дали еще какую-то работу. Другие два парня, тоже живущие в их комнате, Клэм Тарн и Пент Лорк, тоже ушли.

– Ты не сможешь мне помочь, – тихо произнес Райнер, все еще не поднимая глаз. – Я вижу, что ты хочешь. Не трудись. Только сам пострадаешь. Держись от них подальше.

Синдер не ответил. Может, Райнер и прав. Может, ему не стоит лезть в чужие дела. Может…

Но он так не поступит. Он просто не мог так поступить. Защищать беззащитных, оберегать невинных. Это казалось неотъемлемой частью его истинной сущности, частью материи, из которой он был соткан. Он обязан был помочь Райнеру.

Однако он не ответил. У Райнера тоже была гордость, и если бы он узнал, что замыслил Синдер, он бы, наверное, разозлился, почувствовал себя униженным оттого, что его слабость заметили.

– Тебе лучше поторопиться, – сказал Синдер, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Мы опоздаем.

– Я готов.

Они торопливо спустились на кухню – в царство поварихи Несл. Это была крупная пышногрудая женщина с грубоватыми манерами, за которыми пряталось большое сердце. Синдер видел, что она любит Райнера и делает все от нее зависящее, чтобы держать парня поближе к себе, помогая ему тем самым избегать задир и их нежелательного внимания.

– Парни, вам бы лучше поторопиться. Нам нужно столько всего приготовить, – сказала она, когда они вошли.

Повариха велела им взбить яйца, нарезать картофель и залить овсянку водой. Они быстренько приготовили завтрак для сирот и обслуги и выставили его на длинном столе на кухне. Все входили через общую дверь, брали порцию омлета, картошки и овсянки и выходили в другую дверь, ведущую в столовую.

Одной из первых на завтрак сегодня явилась Корал Стрейн, сестра Райнера, которая была на несколько лет старше Синдера. Брат и сестра были почти одного роста и имели одинаковые темные волосы и глаза – черты, присущие жителям Ракеша. Вот только Корал была стройна, а Райнер – тучен; красива – ее улыбка сверкала, – а Райнер выглядел заурядно и непримечательно; храбра, а Райнер – застенчив и нерешителен.

Корал также окружала мощная аура собственницы, аура матери-росомахи. Ходили слухи, что в течение следующих нескольких месяцев она покинет приют, и было ясно, что она волнуется за брата. Черты ее лица озарялись беспокойством, когда Райнер не видел.

Синдер стоял рядом, раздавая еду и прислушиваясь к их беседе.

– Что случилось? – спросила Корал.

– Ничего.

– Ты должен рассказать мастеру Чоффу. Попроси его переселить тебя, может, наверх, к нам.

– К девчонкам? – фыркнул Райнер. Его челюсти сжались. – Нет. К тому же ничего не случилось, так что и рассказывать нечего. Забудь.

– Райнер…

– Ты задерживаешь остальных, Корал, – сказал Райнер, скользя взглядом по очереди.

Джард и его банда эрроузов стояли совсем рядом. Они со Стардом были высокими, как и все в их племени, имели светлые волосы, светлые глаза и крепкие мускулы. Джем и Фон, младшие эрроузы одиннадцати и двенадцати лет, должны были еще подрасти, но недостаток роста они компенсировали лизоблюдскими ухмылочками и язвительными манерами.

Джард нетерпеливо затопал ногой.

– Побыстрее. У меня и моих эррогсов нет времени на это паскудство. Шевелитесь.

Корал окинула задиру взглядом, не двигаясь с места.

– Даже не смей разговаривать со мной в таком тоне, быдло.

– А что такое? – ухмыльнулся Джард. – Снова решила заступиться за свою сестричку Райнера?

– Братишка, – огрызнулась Корал. – Он мой братишка. И мне известно, что за люди вы с вашими эррогсами. Я знаю, что вы с ним делаете.

Веселье Джарда испарилось, словно вода, капнувшая на раскаленную сковородку. Его место заняла ярость.

– Как ты меня назвала?

– Ты меня слышал, эррогс.

Будет драка. Синдер это чувствовал. Он вышел из-за стола, радуясь, что последние признаки хромоты исчезли, и сжал в руке крепкую металлическую лопатку. Он ни за что не позволит задирам обидеть девчонку.

Лицо Джарда исказилось, и он бросился на Корал. Синдер ударил Джарда по голове лопаткой. Коснувшись виска задиры, она издала приятный гулкий звук.

Джард закричал и отшатнулся. За ним напал Стард. Синдер отбился от него лопаткой. У Старда лопнула губа, и он схватился за свой окровавленный рот. Следом, яростно крича, на него бросились Джем и Фон. Синдер пнул Фона в бедро, апперкотом лопаткой в челюсть сбил Джема с ног, и парень приземлился на зад.

Сжав кулаки, Джард снова напал.

– Давай, брось лопатку и попробуй без нее, – зарычал он.

Синдер вцепился в свое импровизированное оружие.

– Да вы герои, – насмешливо проговорил он. – Вчетвером на одну девчонку.

Джард уже собирался ответить, но тут вошел мастер Чофф и встал между ними.

– Что, во имя вымени Сиры, здесь происходит? – проревел он. – Потрудитесь ответить, пока я не затолкал вам ботинок в задницы!

Синдер даже не моргнул при виде разгневанного мастера. Он прикинулся равнодушным.

– Всего лишь небольшое недопонимание, – сказал он. – Эрроузы выражали свое недовольство яйцами.

Мастер Чофф на секунду глянул на него, раскрыв рот в изумлении. Затем повернулся к Джарду.

– Это правда? Вам не понравились яйца?

Джард глянул на Синдера, и тот дружелюбно улыбнулся ему и помахал, зная, что это разозлит задиру еще сильнее.

Джард еще мгновение хмурился.

– Наверное, – сказал он неуверенным голосом.

– Наверное? – Мастер Чофф презрительно фыркнул. – Тут либо «да», либо «нет». И если «нет» и вы двое обменивались тумаками, я прямо сейчас установлю площадку для поединков. Чтобы вы с Синдером могли как следует этим заняться! – Он перевел взгляд с Синдера на Джарда, рот его искривился от гнева.

– Я не против площадки для поединков, – сказал Синдер. – Было бы здорово научиться драться.

Он ухмыльнулся, когда Джард замешкался. Как и все задиры, он шел на попятную, когда ему открыто бросали вызов. Трус.

– Не-а, – со скучающим видом пожал плечами Джард. – Новенький такой доходяга, что это было бы нечестно.

– За меня не волнуйся, – пообещал ему Синдер.

Джард покачал головой.

– Ты не стоишь того, чтобы тратить на тя время. – Он собрал своих эрроузов, и они строго кивнули мастеру Чоффу, прежде чем покинуть кухню.

Мастер Чофф повернулся к Синдеру.

– Ты доходяга, – сказал он, оглядывая его с головы до пят, – и ты нажил себе врага. Будь осторожнее.

Синдер был благодарен за совет, но в нем не было необходимости.

– С Джардом я справлюсь.

Он не знал, откуда взялась эта уверенность, но она переполняла его. К тому же, разве он только что уже не справился с Джардом и его эрроузами?

– Надеюсь на это, парень, – сказал мастер Чофф голосом, не предвещающим ничего хорошего. Он ушел, и Синдер проводил его взглядом, все еще не боясь того, что его ждет.

Кто-то должен был дать Джарду отпор, и он не жалел о том, что это сделал именно он.

Корал подошла к Синдеру.

– Спасибо, – сказала она, тихонько сжав его руку.

* * *

Синдер поднял взгляд, заметив, что кто-то стоит у входа в столовую. Это была Корал. Она неуверенно остановилась в дверном проеме, и Синдер вопросительно поднял бровь.

– Я могу для тебя что-то сделать?

Корал отбросила сомнения и шагнула в комнату.

– Я хотела поблагодарить тебя за то, что заступился за меня во время завтрака. Джард… Не знаю, что бы он сделал, но лучше мне этого и не знать. – Девушка помолчала. – А еще я хочу попросить об одолжении. Это по поводу Райнера.

Синдер глянул в сторону двери, ведущей на кухню. Он не видел ни Райнера, ни повариху Несл, но слышал их приглушенные голоса. Они мыли посуду после обеда, не отмеченного никакими событиями. Джард и его товарищи эрроузы ничего не сказали за обедом – просто взяли свою еду, никак за нее не поблагодарив.