2
Метнувшись через сквер мимо Белинского в голубином помете, Егор и Настя наискось перебежали дорогу и скрылись в подворотне. С обшарпанной стены бросилось в глаза граффити, которое напоминало агитационный плакат ВОВ. Изо лба поверженного похожего на упыря черноглаза торчала стрела. Под черноглазом как будто истекали кровью и кричали начертанные красным рубленым шрифтом слова: «Смерть космическим оккупантам!» На противоположной стене, кривясь и корчась, расползались синие слова: «Земля — землянам! Ад — черноглазам!»
Полная невысокая старуха с похожим на поросячий пятак носом вразвалку заходила в подъезд, шелестя пакетами-майками «Магнита» и хрипло дыша. Прошмыгнув мимо старухи, они вбежали на площадку между третьим и четвертыми этажом. Замерли.
Из подворотни выскочили «космонавты», пришельцы в штатском. Их сопровождали два летающих яйцевидных «глаза» или «соглядатая», похожие на сферические камеры наружного наблюдения. «Глаза» закружились над двором, заметались в воздухе.
На стене трансформаторной будки за спиной остановившегося пришельца в штатском чернела размашистая аршинная надпись: «Пожиратели душ, жрите сами себя!». Приложив два пальца к наушнику, он застрекотал по внутренней связи.
— Чтоб тебе пусто было! — Прошептала Настя, впившись глазами в этого узкоплечего пришельца с запавшим похожим на маску Гиппократа лицом. — Ненавижу. Ненавижу. — Она передернулась.
— Как думаешь, кто они такие? — спросил Егор, осторожно всматриваясь в стрекочущего у стены пришельца.
Глядя в окно, Астахова пожала плечами. Над пришельцем вверху стены под рисунком совершенно черных и очень длинных глаз чернели корявые слова: «Очи страшные и ужасные».
Настя поежилась.
— А черт их знает. Вроде бы они с какого-то там Смурса. И типа мы сами напросились на неприятности, когда рассылали, куда не попадя пригласительные радиосигналы. Черноглазы сочли их за проявление агрессии и решили склонить нас к миру. Вот и наклонили. — Астахова вздохнула.
— Это версия профессора Навроцкого. — Егор с усмешкой покосился на девушку, которая смотрела в окно.
— Ну да. Навроцкий… Моя бабушка тоже так думает. Мол, «черноглазы» — это расплата за грехи наши тяжкие. Рыков уверяет, что «черноглазы» это исчадья другого измерения.
— Ада что ли? — Егор криво усмехнулся.
— Это для нас ад. А для этих тварей это дом родной под названием баунти, марс, смузи или как его там.
— Так ты думаешь, они кромешники?
Настя передернулась.
— Господи. Да откуда я знаю. И честно говоря, знать не хочу, — с досадой вырвалось у нее. — Я когда обо всем этом думаю, меня жуть пробирает и оторопь берет… Иногда мне кажется, что я персонаж фантастического абсурдного романа. Черноглазые кромешники, пожиратели душ. Все это Стивен Кинг какой-то. И Кафка в придачу. Коктейль.
— Мы рождены, что Кафку сделать былью. — Пробормотал Егор, хмуро глядя в окно.
— И болью. — Подхватила Настя. — Какой-то больной автор запер нас внутри нелепого мира. И не выбраться.
— Как вспомню тот первый день кошмара, так вздрогну. И конечно это было в пятницу тринадцатого. Я шла в «Пятерочку» за творогом и греческим йогуртом и тут — они, навстречу чешут деревянным походняком. Оба в похоронных костюмах, тихо стрекочут себе через наушники внутренней связи. А в глубоко запавших глазах черным-черно. Как в заднице у черта. Я прям остолбенела. Они криво усмехнулись. А долговязый, с носом похожим на сосулю проскрежетал: «Закрой варежку, а то орвен залетит!» Голос как у лифта. Я вздрогнула и сорвалась прочь. Думала, померещилось. Зареклась рисовать всю ночь напролет, запивая грандаксин адреналином раш. Захожу в магазин. А там — тоже они. Много до ужаса. Развелись, как тараканы. И у них такой вид, словно они здесь давно и надолго.
— Да, да… — подхватил Егор. — Я тоже запомнил ту черноглазую пятницу. Да разве забудешь такое. Выхожу из лифта, а на площадке худой как щепка черноглаз с зелеными пакетами из «Сезама». Я оторопел. А черноглазый Кощей мне: «Чего вылупился?» И что-то протрещал сердито. Ругнулся что ли. Оттолкнул меня и скрылся в лифте. И у меня было чувство, что это черноглазое чучело с зелеными пакетами всего лишь мираж, наваждение. Я вот-вот проснусь и забуду страшный сон. Но я так до сих пор не проснулся и ничего не забыл
— И я тоже не могу прийти в себя. И никто не может. — Тихо сказала Настя, глядя в окно. — Ненавижу.
— Это взаимно. — Егор усмехнулся. — Мы их ненавидим. А они — нас.
Астахова фыркнула:
— Они — нас? Брось. — Настя с усмешкой покачала головой.
— А разве не так?
— Они нас не считают за людей. Мы для них пустое место. Как можно ненавидеть пустое место? Все что им нужно от нас это сны для снаксов и души для трапезы.
— А ты пробовала снаксы?
— Я что совсем что ли? — Ее передернуло.- Вон знакомая провизорша, которая подгоняла мне снотворные и успокоительные колеса. Наглоталась снаксов.
— И что?
— Да ничего хорошего. Стала слышать голоса. С того света.
— Да–а… — Егор покачал головой. — Как ее накрыло. Ладно, еще с этого света голоса. А с того — это совсем жесть.
— Она перестала отличать явь от нави. На улице принимает призраков за обычных прохожих и обсуждает с ними последние новости с того света, а черноглазых пришельцев считает галлюцинацией, призраками. Дошло до того, что она резко уволилась, развелась и подалась в частные некроманты. Вот тебе и снаксы. Людка совсем помешалась. Разве нормальный человек будет общаться с духами, оживлять трупы и делать пророчества? — Болезненно нахмурясь, Егор покосился на Астахову. — Ты чего? Что-то не так?
— Да нет. Все правильно. Быть некромантом — это зашквар. — Пробормотал Егор. Он с ненавистью подумал об отце, который мало того, что был некромантом с большим стажем, так еще горбатился на пришельцев, удаляя души у горожан; и иногда на завтрак лакомился снаксами.
Отвернувшись от Насти, Егор уставился на похоронный костюм у будки. Подворотня выплюнула еще три летающих «глаза», которые заметались в воздухе, сканируя двор.
— А вот и подкрепление. — Уныло заметил Егор.
— Они когда-нибудь уберутся? У меня сейчас лопнет мочевой пузырь. — Настя топнула.
Издалека докатился скрежет. Как будто открывали консервную банку. Глухо бухнуло. Оконные стекла задребезжали. Сорвавшись с березы, закружились в отекшем рыхлом небе и возмущенно закричали серые вороны. Егор и Настя испуганно переглянулись.
— Мало им ночи стало. Теперь вот и днем шерудят. — Проворчал Егор. — И чем они там занимаются? Штробят что ли?
Настя поежилась.
— Не знаю, и знать не хочу… У меня от этого шороха волосы на лобке, то есть на лбу, то есть на голове шевелятся. Господи, как же попудрить носик хочется! — Переступая с ноги на ногу, Настя поморщилась и, скривившись, тихо захныкала.
За окном раскатисто прогрохотало. Замерев, Егор и Настя посмотрели друг на друга.
— Гремят раскаты от пришельцев. — Егор криво усмехнулся.
— Якобы что-то там демонтируют. А Рыков говорит… — Настя запнулась.
— Что говорит твой Рыков?
— Почему сразу мой? — Вскинулась Настя.
— Ладно, ладно, не заводись, — пробормотал Егор. — Так что же он говорит?
— Говорит, что ты дурак. — Обиженно сказала Настя.
— Конечно. Иначе бы меня здесь не было. — Егор тихо улыбнулся и посмотрел в окно, за которым рыскали и шныряли космонавты, похоронные костюмы и летащие «глаза».
— Рыков думает, что пришельцы хотят демонтировать Землю.
— Бред. — Егор обнял Настю.
Увернувшись от поцелуя, она оттолкнула Егора.
— Ну, зачем? — Она болезненно поморщилась. — Мы же просто друзья. Ведь так?
— Ну да. — Егор разочарованно вздохнул.
— Мне нравиться другой.
— Рыков что ли? — Егор криво усмехнулся.
— А хотя бы и он. И что с того? — Она сердито и с вызовом сверкнула глазами на Егора.
— Говорят, что ты с ним…
— Врут! — Вспыхнув, резко оборвала она. — Всё врут.
— Значит, это… правда. — Глухим упавшим голосом проговорил Егор.
Космонавты и траурные костюмы исчезли в подворотне.
— Ну, наконец-то! — Настя облегченно выдохнула.- Уходим, уходим, уходим!
Обернувшись к лестнице, Астахова вскрикнула. Посеревшее от испуга лицо Насти отразилось и вытянулось на черной сферической линзе летающего «глаза», который завис в воздухе.
