автордың кітабын онлайн тегін оқу Страна багровых туч
Аркадий и Борис Стругацкие
Страна багровых туч
Ася Михеева
Перелом формата
Ася Михеева — писательница, критик, кандидат философских наук, социальный психолог, конфликтолог. Пишет фантастику с начала 1990-х, публиковаться начала в 2000-х. В основном работает в жанрах повести, рассказа, эссе. В 2022 году вышел роман «Мост», он был отмечен премией «Рукопись года».
Жанр предисловия предполагает, что мы приглашаем за собой читателя, еще не знакомого с книгой. Приглашаем и рассказываем о том, чем книга хороша и почему ее действительно стоит прочесть. Еще лет двадцать назад было бы нелепо предполагать, что любая из книг братьев Стругацких может нуждаться в представлении читателю. Достаточно было назвать фамилию, небрежно спросить «Ты что, не читал? Вот это да! Завидую! Читать Стругацких в первый раз — это большое дело!..» Но эти двадцать лет прошли. Так что свежий читатель младше тридцати, скорее всего, слыхал саму фамилию «Стругацкие» в контексте «советской фантастики», и не более того. Отсюда и стартуем.
«Страна багровых туч» вышла в печать в 1959 году. Первая самостоятельная книга двух братьев-соавторов, которые на тот момент сами еще не подозревали, что скоро станут очень знаменитыми. Эта повесть прошла несколько серьезных редактур, обсуждалась на разных политических уровнях. Не потому, что к ней было привлечено какое-то сугубое внимание, а потому, что в Советском Союзе вообще таким был протокол публикации, особенно публикации в важных жанрах. А фантастика на тот момент считалась жанром важным, в том числе в политическом смысле. Наконец, после ряда перипетий и переделок, повесть признали перспективной и рекомендовали к публикации. В чем же тогда измерялась значимость выдуманной экспедиции на другую планету?
Правительством Советского Союза в то время проводился курс на экстенсивное развитие необжитых еще территорий с помощью высвободившихся после окончания войны сил. В том числе ставились задачи поощрять энтузиазм молодежи к участию в дальней разведке с помощью вдохновляющей фантастики. Сознательно приглушалась тема борьбы с жестоким врагом-иностранцем, и, напротив, поощрялась романтика борьбы с обстоятельствами и недружественной природой. В то же время, еще со времен невероятного успеха фантастико-геологических романов Владимира Обручева «Плутония» и «Земля Санникова» в Советском Союзе вполне добропорядочным жанром считалось повествование о том, как отважные специалисты отправляются на разведку в опасное и странное выдуманное место, демонстрируют там квалификацию и навыки выживания и возвращаются с новым знанием. Как вариант — те же отважные специалисты применяют знания и умения для того, чтобы успокоить вулкан, предотвратить засуху или цунами, построить плавучий город, в общем, что-нибудь не очень преодолимое фантастически преодолеть и продемонстрировать ролевые модели будущего коммуниста. И повесть о том, как на Венеру отправилась геологическая экспедиция, вполне соответствовала этим ожиданиям.
Сегодня заранее заданную структуру текста принято называть «формат». В книге реализуется понятная редакторам и читателям схема, по которой предстоит ехать сюжету, чтобы считаться современным, интересным, достойным внимания. Если подумать об этом заранее, то неудивительно, что сегодняшние форматы отличаются от тогдашних. Проблема скорее состоит в том, что без предупреждения свежий читатель не сразу и догадается, что в повести авторское, а что — форматное. Но очевидно, что соответствие формату и сейчас, и тогда было практически неизбежным для писателя, желающего публиковаться, но еще не имеющего ни статуса, ни авторитета. Так что ничего странного, что по крайней мере в первой крупной публикации соавторам пришлось формату покориться. Второй рамкой общего формата, которую накладывали уже не из соображений увлекательности, а для соблюдения политических норм, было то, что все персонажи фантастического романа (кроме каких-нибудь злодеев) могли быть только коммунистами и ни в коем случае не должны были конфликтовать между собой.
Со временем братьям Стругацким удалось взломать оба эти формата. Однако трудно было бы ожидать, чтобы дебютный роман вообще увидел свет, если бы строгие сюжетные требования не были соблюдены. И конечно, «Страна багровых туч» — повесть ну очень форматная. Со временем этот факт всё больше огорчал братьев, и они всё более сокрушенно выражались по поводу своей первой большой публикации — она-де и «неуклюжий, корявый и нелюбимый ребенок», и «нелепый поступок детства».
Читатели же вежливо слушали сокрушения мэтров и сметали с прилавков переиздание за переизданием. А в промежутке между третьим изданием, 1969 года, и четвертым, которого дождались только в 1993 году, искали книгу у перекупщиков, записывались на нее в очередь в библиотеках и заботливо подклеивали рассыпающиеся, зачитанные до дыр экземпляры, давно утратившие обложку.
Получается, что братья Стругацкие кокетничали, осуждая уровень собственного дебюта? Вовсе нет. Для сегодняшнего читателя, особенно не знакомого с требованиями советского формата, роман наполнен множеством явных и неявных нелепостей. И ладно полное несоответствие перипетий романа современным представлениям о поверхности и атмосфере Венеры! Мы же не огорчаемся, читая «Аэлиту» Алексея Толстого или «Войну миров» Уэллса, что там Марс далек от современных представлений о нем. И «Парк Юрского периода» мы смотрим по-прежнему с удовольствием, хотя уже знаем, что большинство изображенных в фильме динозавров были не лысыми, а пернатыми. Так и здесь. Достоверно зная, что температура на поверхности Венеры примерно соответствует температуре во включенной на сильную прожарку духовке и никаких болот там и духу нет, мы не имеем морального права вменять эту досадную неточность авторам, у которых просто не было в конце 1950-х доступа к информации, доступной любому нынешнему школьнику. Неправдоподобность «Венеры» и изучаемой героями аномалии, «места падения метеорита из антивещества», легко выносится за скобки при чтении приключенческой книги. Повесть, как с самого начала сказано, фантастическая и никогда не претендовала на точное описание астрономического объекта и его свойств.
Проблема в другом. Формат в том наборе условностей, которые полагалось исполнить приключенческой повести в СССР 1950-х годов, требовал изображать персонажей в состоянии постоянного энтузиазма и преданности исполняемой задаче, доведенных до абсурда. Так, что их мотивации и поведение порой воспринимаются нами (и воспринимались самими авторами) как непредусмотрительность и безответственность на грани умственной отсталости. И именно вынужденное следование этому формату так впоследствии огорчало авторов, а сегодня вызывает усмешку, а то и оторопь читателя.
Зачем отправлять пилотируемые разведчики в бурную атмосферу, из которой не возвращаются беспилотники? А когда и они тоже не возвращаются — слать следующие? Вам больше нечем занять космонавтов? Почему одиночка, успешно посадивший корабль на грунт и тут же умерший от перегрузок, не передавший никакой полезной информации, — герой? Какой безумец (или, может быть, вредитель?) отправляет эн-плюс первую пилотируемую экспедицию безо всякой биозащиты на планету, с которой уже получено сообщение о странном заболевании у участников предыдущей, не вернувшейся? Чтобы что?.. Хорошо, вы славите «великолепное презрение к смерти», но это же просто неэффективно? У вас есть прекрасный и очень дорогой фотонный корабль и целая Солнечная система для освоения — зачем гнать единственный экземпляр корабля в агрессивную атмосферу?
Надо сказать, что сами Стругацкие хорошо понимали нелепость формата. Уже в рассказе «Десантники», написанном в том же самом 1959 году, когда была опубликована «Страна багровых туч», (впоследствии он вошел в повесть «Полдень, XXII век»), они задали себе и читателям этот вопрос и ответили устами пилота Горбовского. Просто добраться до очередного рубежа и там торжественно умереть — вовсе не геройство, а головотяпство и бессовестная растрата людей и техники! Нет, выбирать более безопасные и более осторожные пути — не трусость, а бережное отношение к жизням и к человеческому труду, выраженному в устройствах! Но вряд ли так могли ставить вопрос авторы дебютного романа.
С другой стороны, возможно, что не только опыт реальных трагедий, но и читательский опыт возмущения над книгой постепенно менял протоколы поведения в опасной ситуации. Так что теперь, почти семьдесят лет спустя, даже школьник ахает, не понимая, как можно отпустить в одиночку к базе напарника, у которого «что-то случилось с кислородным шлангом». Норма изменилась. Мы знаем, что так — нельзя. Может быть, мы знаем это в том числе потому, что трагические последствия грубого нарушения техники безопасности нам были продемонстрированы прямо на страницах книг. Смерть может быть не только трагичной, но и нелепой, возмутительной и — главное — предотвратимой, если бы все придерживались правил. Правила безопасности написаны кровью, и хорошо если это кровь персонажей, а не живых людей. Для героев же, в той культуре, в которой книга писалась, многие, уже очевидные для нас — сейчас — моменты решены не были. И на правдоподобности сюжета это, конечно, сказывается не лучшим образом.
Но именно в несовпадении того, что очевидно для нас — и неочевидно для персонажей повести, и есть самое интересное. То, ради чего имеет смысл читать «Страну багровых туч» сегодня. Да, это неидеальная книга с неидеальным сюжетом. Но если вы ознакомитесь с той критикой, которую «Страна багровых туч» получила сразу после выхода, вас многое удивит. Критиков беспокоила вовсе не изумительная безмятежность героев в опасной среде, более приличествующая трехлетним разведчикам бабушкиной дачи. Критиков беспокоило, что персонажи — о боже! — ругаются между собой, используя грубые слова. Что они мало рассуждают о роли коммунистической партии в их деятельности. Что в повести не описано, какой красивый и благоуханный город был построен на Венере по результатам их экспедиции. Что в книге уделено слишком мало внимания борьбе за производство фотонной ракеты и почти совсем нет подробных описаний технических характеристик венерианского вездехода!..
То есть давайте подчеркнем: самоубийственные поступки персонажей всеми, даже не очень благосклонными критиками, воспринимались как норма вещей. Поверить в это трудно, но в качестве сторонней подсказки можно погуглить, в какой одежде и с каким снаряжением Нансен отправлялся в свой первый поход к Северному полюсу. Сегодня с таким снаряжением вы не пойдете даже в августе в ближайший лес с ночевкой, а они и дошли, и даже частично вернулись. Да, в тяжелой однослойной брезентовой палатке неудобно и холодно, но альтернатив-то нет, а работу делать надо. Да, многие погибнут, а те, кто вернется, потеряют зубы от цинги и пальцы от обморожений, ну что же поделать, такова жизнь. «Страна багровых туч» писалась авторами, пережившими войну и блокаду, для жителей послевоенного СССР. Так что для всех участников идея того, что жизнями бросаться вообще-то плохо, а о комфорте и безопасности нужно позаботиться заранее, была абсолютной инновацией. В следующих своих романах Стругацкие артикулировали эту идею все более и более четко, но здесь, в дебютном романе, она кажется закравшейся уже к середине текста, почти против воли авторов.
И вот о том, как герои сталкиваются с мыслью, что напрасная трата человеческих жизней бессовестна и негуманна, как осваивают ее, каждый по-своему, как делают выводы, как меняют свое поведение, — интересно читать и сейчас. Фактически и герои, и авторы входят в повесть с менталитетом советских граждан конца сороковых, а выходят первыми шестидесятниками. Так что интерес у современного читателя вызывают вовсе не тяжеловесные, как шторы в горисполкоме, фантастические и производственные декорации. Братья Стругацкие позволили читателю, практически впервые в отечественной фантастике, наблюдать за коллективом специалистов, отправленных на сложную выездную работу. Не так важно, на какую именно: разведку вулканов или кимберлитовых трубок, прокладку будущего маршрута железной дороги или нефтепровода. Братья Стругацкие с самого начала, только обсуждая между собой производственный роман о каком-то, пока еще неопределенном, фронтире, планировали опираться в нем на реальных людей. На поведение, поступки, шутки, ошибки и ссоры разведчиков и вахтовиков, с которыми Аркадий Стругацкий контактировал, работая на Дальнем Востоке. Персонажей повести строили из этого материала, весьма колоритного и, что немаловажно, в фантастике на тот момент почти не использованного.
В результате «Страна багровых туч» чрезвычайно много говорит нам о том, какие решения приходилось принимать, в чем разочаровываться, в чем сомневаться, какие стереотипы ломать в своем мышлении нашим дедушкам, первому послевоенному поколению. Эти люди опоздали на войну, хотя застали ее детьми или родились сразу после у перенесших большие лишения родителей, и целое поколение искало новый, мирный способ достойной самореализации. Читая «Страну багровых туч», мы можем практически из первых рук узнать, какой путь был ими пройден. Это было непросто — научиться жить в мирное время. Тому поколению предстояло стать более гуманными, чем предыдущие, и дать опору своим детям, нашим будущим родителям. Сейчас, в ретроспективе, мы можем оглянуться и оценить объем работы, которую успело это поколение проделать. Что они смогли осознать и принять, а с чем не справились, оставив эту работу нам. Да, из сегодняшних представлений нам могут казаться нелепыми и их наивная мизогиния, и противопоставление «физиков» «лирикам», и убеждение, что природу надо любой ценой подчинить человеку. Но в очень многом мы по-прежнему можем ими гордиться, потому что первым послевоенным поколением было осознано и решено много вопросов, до которых у предыдущих поколений просто не доходили руки — и эти проблемы в повести заявлены. Например, в «Стране багровых туч» впервые в отечественной фантастике был показан сюжет о дружбе равных, постепенно вырастающей между подчеркнуто «культурным» интеллигентом и провинциалом-технарем, между «столичным хлыщом» и «неуклюжим невежей». Оба полны предрассудков в отношении друг друга, оба совершают ошибки, грубят (да-да, критикам было на что пенять!) и обижаются. Оба, скрепя сердце, поддерживают друг друга ради общего дела и в интересах товарищей и постепенно учатся уважать разницу в культурном коде там, где каждый из них показывает себя профессионалом.
К счастью, тогда никто и не подозревал о сегодняшних литературных форматах. Так что противостояние двух товарищей перерастает в дружбу, но не в броманс, отношения двоих не перевешивают всех остальных связей в коллективе, а остаются только частью его. Вся команда, особенно общий друг враждующих героев, непрестанно вмешивается в конфликт и прилагает всевозможные усилия к тому, чтобы коллеги наконец примирились. Все исходят из того, что напряжение внутри коллектива — фактор небезопасности, и уделяют этой небезопасности внимание порой даже больше, чем природным угрозам, к которым относятся, как уже сказано, несколько философски.
Именно в том, чтобы учесть личностную специфику, чтобы наладить максимально четкую, слаженную работу в маленькой команде, чтобы смягчать углы и поддерживать каждый каждого, — герои повести ведут себя совершенно не устаревшим образом. Братьям Стругацким удалось даже в тесных рамках форматного приключенческо-производственного романа изобразить персонажей очень убедительными с психологической точки зрения. Вот капитан: отмороженный, почти бесчувственный в непрожитом горе Ермаков, образ которого в те годы был понятен каждому. Офицеров, потерявших семьи на войне, вокруг было много («и на груди его светилась медаль за город Будапешт»). Вот штурман, забавный толстяк: застенчивый, но дотошный Крутиков, эндокринная система которого несет отпечаток голодной беременности матери. Вот геолог: рассеянный, полностью погруженный в работу Дауге. Вот партийный координатор экспедиции, доводящий себя до инфаркта на работе Краюхин… Все они вызывали у читателя ощущение, что люди с их бэкграундом в сходных обстоятельствах так бы себя и вели. Читатель легко угадывал за мирной профессией инженера вездеходов Быкова его изначальный образ — офицера-танкиста. И характер совершенно совпадал с тем, чего ожидали в те времена от демобилизованного военного: решительный, ответственный, привычный к лишениям, некоммуникабельный до смешного, поскольку привык получать и отдавать приказы и тем ограничиваться. Формат лопнул на героях, как сказка на Алисе, вставшей во весь рост, и правдоподобие характеров победило все сюжетные нестыковки, типа того что первую половину повести на Венере нельзя было дышать без кислородных баллонов, а потом оказалось, что если очень нужно, то можно.
Они действительно такими и были, эти смелые, дружные, неидеальные люди с чувством юмора, не умевшие ни нормально отдыхать, ни по-человечески ухаживать за девушкой, нелепые в городской жизни со своими «восемью томами Тургенева». В 1959 году типаж профессионального первопроходца еще только начинал занимать свое место в отечественной истории и культуре, и люди, которые ощупью искали свои ролевые модели, узнавали себя и своих товарищей на страницах повести никому не известных братьев Стругацких. Неудивительно, что герои «Страны багровых туч» не остались в дебютной повести, а перешли в повести «Путь на Амальтею» и «Стажеры». Они взрослели, женились и разводились, болели (неудивительно) и поднимались по карьерной лестнице именно так, как это было логично для каждого из них. Кто-то достиг должности генерального инспектора, а кто-то даже не привстал из штурманского кресла.
Так что, хотя сюжет и фантдопущения «Страны багровых туч» сейчас кажутся скорее комичными, в героях повести сегодняшний читатель с изумлением узнает, как на нечетких черно-белых фотографиях, своих прародителей. Молодых, веселых, неопытных и порой неосторожных, но действительно добившихся очень многого.
Так давайте же посмотрим на них.
Обложка: Ника Пешехонова
Часть первая
СЕДЬМОЙ ПОЛИГОН
СЕРЬЕЗНЫЙ РАЗГОВОР
Секретарь поднял на Быкова единственный глаз:
— Из Средней Азии?
— Да.
— Документы…
Он требовательно протянул через стол темную, похожую на клешню руку с непомерно длинным указательным пальцем; трех пальцев и половины ладони у секретаря не было. Быков вложил в эту руку командировочное предписание и удостоверение. Неторопливо развернув предписание, секретарь прочел:
«Инженер-механик гобийской советско-китайской экспедиционной базы Быков Алексей Петрович направляется Министерством геологии для переговоров о дальнейшем прохождении службы. Основание — запрос ГКМПС от…»
Затем он мельком проглядел удостоверение, вернул его и указал на дверь, обитую черной клеенкой:
— Пройдите. Товарищ Краюхин вас ждет.
Быков спросил:
— Предписание останется у вас?
— Предписание останется у меня.
В креслах вдоль стен приемной сидело несколько человек, ожидающих, по-видимому, своей очереди или вызова. Никто из них не обратил на Алексея Петровича никакого внимания. Это показалось ему странным — о нравах в приемных столичных учреждений он слыхал совсем другое. Но и одноглазый секретарь, и покладистые посетители мгновенно вылетели у него из головы, когда он перешагнул через порог кабинета.
В просторном и сумрачном кабинете окна были закрыты бамбуковыми шторами. Тускло отсвечивали голые пластмассовые стены. Пол был покрыт мягким красным ковром. Быков огляделся, ища глазами хозяина кабинета, и возле широкого и пустынного письменного стола увидел две лысины. Одна лысина, бледная, даже какая-то сероватая, неподвижно возвышалась над спинкой кресла для посетителей. Другая, светло-шафрановая, наклонилась над папками по другую сторону стола и раскачивалась, словно ее обладатель недоверчиво обнюхивал лежащие перед ним кальки и голубые светокопии чертежей.
Затем Быков увидел третью лысину: она принадлежала безобразно толстой фигуре в сером комбинезоне, развалившейся на ковре, неуклюже уткнувшись серой плешивой головой в угол между стеной и сейфом. От шеи под стол тянулась круглая веревка…
В конце концов, у каждого начальника свои привычки, но не зашел ли этот слишком далеко? Быков неловко переступил с ноги на ногу, снова подергал «молнию» куртки и тревожно оглянулся на дверь. В этот миг шафрановая лысина исчезла. Послышалось сопение, и глухой, простуженный голос удовлетворенно произнес: «Великолепно держит! Великолепно!» И над столом медленно выросла громоздкая сутулая фигура в рабочем нейлоновом комбинезоне.
Человек этот был огромного роста, чрезвычайно широк в плечах и, вероятно, очень тяжел. Лицо его, обтянутое бурой изрытой кожей, казалось маской, тонкогубый рот сжат в прямую линию, а из-под мощного выпуклого лба холодно и внимательно уставились на Быкова круглые, без ресниц глаза.
— Что вам? — сипло осведомился он.
— Мне нужно видеть товарища Краюхина, — сказал Быков, опасливо покосившись на лысую фигуру, распростертую на ковре.
— Я Краюхин. — Человек с круглыми глазами тоже покосился на фигуру и снова уставился на Быкова.
Лысина в кресле оставалась неподвижной. Быков поколебался секунду, сделал несколько шагов вперед и представился. Краюхин слушал, наклонив голову.
— Очень рад, — сдержанно сказал он. — Я ждал вас еще вчера, товарищ Быков. Прошу садиться. — Он указал громадной, словно лопата, ладонью в сторону кресла. — Сюда, пожалуйста. Освободите место и садитесь.
Ничего не понимая, Быков подошел к столу, повернулся к креслу и едва удержал нервный смешок. В кресле лежал странный, похожий на водолазный скафандр, костюм из серой упругой ткани. Круглый серебристый колпак с металлическими застежками выступал над спинкой.
— Снимите его, положите на пол, — сказал Краюхин.
Быков оглянулся на толстое чучело, лежавшее в углу возле сейфа.
— Это тоже спецкостюм, — нетерпеливо проговорил Краюхин. — Садитесь же!
Быков поспешно освободил кресло и сел, испытывая некоторое смущение. Краюхин не мигая глядел на него.
— Так… — Он побарабанил по столу бледными пальцами. — Ну что ж, товарищ Быков, будем знакомы. Зовите меня Николай Захарович, любите, так сказать, и жалуйте. Работать вам придется под моим руководством. Если, разумеется…
Резкий звонок прервал его. Он взял трубку.
— Одну минуту, товарищ Быков… Слушаю. Да, я…
Больше он не сказал ни слова, но в голубоватом свете от экрана видеофона Быков увидел, как его лицо сразу налилось краской и на голых висках вспухли темные узлы вен. По-видимому, речь шла об очень серьезных вещах. Из деликатности Быков опустил глаза и стал рассматривать спецкостюм, лежащий на ковре рядом с креслом. Через раскрытый ворот можно было видеть внутренность шлема. Быкову показалось, что сквозь него он различает грубый узор ковра, хотя снаружи серебристый шар был совершенно непрозрачен. Быков нагнулся, чтобы разглядеть шлем получше, но в этот момент раздался короткий треск брошенной трубки, затем легкий щелчок переключателя.
— Вызвать Покатилова! — сиплым шепотом приказал Краюхин.
— Есть! — отозвался кто-то невидимый.
— Через час.
— Есть через час!..
Снова щелкнул переключатель, и все стихло. Быков поднял глаза и увидел, что Краюхин с силой трет ладонями лицо.
— Так, — проговорил он спокойно, заметив, что Быков смотрит на него. — Вот ведь тупица! Как об стену горох… Прошу прощения, товарищ Быков. На чем мы… Да-да… Еще раз прошу прощения. Так вот, разговор у нас с вами будет серьезный, а времени маловато. Совсем нет времени. Приступим к делу… Прежде всего я хотел бы поближе познакомиться с вами. Расскажите о себе.
— Что именно? — спросил Быков.
— Прежде всего биографию.
— Биографию? — Инженер подумал. — У меня очень простая биография. Родился в 19.. году в семье водника, под Горьким. Отец умер рано, мне еще трех лет не было. Воспитывался и учился в школе-интернате до пятнадцати лет. Потом четыре года работал помощником моториста и мотористом реактивных глиссеров-амфибий на Волге. Хоккеист. В составе сборной «Волга» участвовал в двух олимпиадах. Поступил в высшее техническое училище наземного транспорта. Это бывшая школа автобронетанковых войск. («Зачем так много говорю?» — кольнула неприятная мысль.) Окончил по отделению экспедиционного реакторного транспорта. Ну… послали в горы, в район Тянь-Шаня… Потом в пески, в Гоби… Там и служил. Там вступил в партию. Что еще? Вот и все.
— Да, биография простая, — согласился Краюхин. — Значит, вам сейчас тридцать три?
— Через месяц исполнится тридцать четыре.
— И не женаты, конечно?
Такой выпад со стороны начальника показался Быкову довольно бестактным. Инженер не любил намеков на свою наружность, и это «конечно» покоробило его. Кроме того, ему казалось, что и лицо самого Краюхина тоже далеко не соответствует принятым идеалам мужской красоты. Он даже хотел было сказать об этом, но решил промолчать. Во всяком случае, внешность вряд ли может иметь для Краюхина решающее значение, а Быкову известна по крайней мере одна женщина, для которой обожженное солнцем лицо, туфлеобразный нос и рыжие жесткие волосы не играют решающей роли.
— Я хочу сказать, — продолжал Краюхин, — что еще полгода назад вы, кажется, были холостяком.
— Да, — сухо ответил Быков, — я и сейчас холостяк. Пока…
Он вдруг понял, что Краюхин знает о нем многое и задает вопросы не потому, что интересуется ответами, а чтобы составить «личное впечатление» или с какой-то другой неясной целью. Это было неприятно, и Быков насторожился.
— Пока я холостяк, — повторил он.
— Следовательно, — сказал Краюхин, — близких родственников у вас нет?
— Следовательно, нет.
— И вы, так сказать, совершенно одиноки и независимы…
— Да, одинок. Пока одинок.
— Где, вы говорите, служили в последнее время?
— В Гоби…
— Давно?
— Три года…
— Три года! Все время в пустыне?
— Да. Конечно, были небольшие перерывы. Командировки, курсы… Но в основном в пустыне.
— Не надоело?
Быков подумал.
— Сначала было тяжело, — проговорил он осторожно. — Потом привык. Конечно, служить там нелегко. — Он вспомнил огненное небо и черные океаны песка. — Но ведь и пустыню можно полюбить…
— Вот как? — сказал Краюхин. — Полюбить пустыню? И вы любите?
— Привык, конечно.
— Ваша последняя должность?
— Начальник колонны атомных транспортеров-вездеходов гобийской экспедиционной базы.
— Следовательно, машины хорошо знаете?
— Смотря какие…
— Вот хотя бы эти ваши атомные вездеходы.
Вопрос показался Быкову праздным, и он промолчал.
— Скажите, это вы в прошлом году руководили спасением экспедиции Дауге?
— Я.
— Молодец, отлично справились! Без вас они бы погибли.
Быков пожал плечами:
— Для нас это был довольно обычный марш-бросок, только и всего.
Глаза Краюхина сузились.
— Но ведь и ваши люди пострадали, если мне память не изменяет.
Быков покраснел — при цвете его лица это выглядело устрашающе — и сказал со злостью:
— Была черная буря! Я не хвастаюсь, товарищ Краюхин. Марши под музыку бывают только в Москве на парадах. А в песках это сложнее.
Ему было неловко и досадно. Краюхин с неопределенной усмешкой разглядывал его.
— Так-так… Сложнее… Три года в песках. Это немало. Это хорошо. Скажите, товарищ Быков, вы чем-либо, помимо службы, увлекаетесь?
Быков озадаченно посмотрел на него:
— В каком смысле?
— Чем вы занимаетесь во внеслужебное время?
— Гм… Читаю, конечно. Играю в шахматы.
— Ведь у вас, кажется, кое-какие работы есть?
— Есть.
— Много?
— Нет, не много. Две статьи в журнале «Гусеничный транспорт».
— О чем писали?
— Ремонт моторных реакторов в полевых условиях. Личный опыт.
— Ремонт моторных реакторов… Очень интересно. Кстати, кроме хоккея, чем в спорте интересуетесь?
— Самбист… Инструктор.
— Это хорошо. Так. А астрономией вы никогда не интересовались?
Быкову показалось, что Краюхин издевается над ним. Он ответил:
— Нет, астрономией не интересовался.
— Жаль!
— Возможно…
— Дело в том, Алексей Петрович, что ваша работа у нас будет до известной степени, так сказать, связана с этой наукой.
Инженер нахмурился:
— Простите, не совсем понимаю…
— Что вам сказали, когда откомандировали к нам?
— Сказали, что направляют для переговоров об участии в научной экспедиции. Временно…
— В какой экспедиции, не говорили?
— Куда-то в пустыни на поиски редких руд.
Краюхин хрустнул бледными пальцами и положил ладони на стол.
— Да, разумеется, — пробормотал он. — Вполне естественно. Этого они не знают. Так вот, Алексей Петрович, — сказал он со вздохом. — Разумеется, астрономия здесь ни при чем. Точнее, почти ни при чем. Еще точнее: для вас ни при чем. Это не важно, что вы не интересовались астрономией. Вам она вряд ли понадобится. Ну, в крайнем случае кое-что почитаете, кое-что вам расскажут. Но все дело в том, что работать вам придется не здесь. Так сказать, не на Земле.
Быков беспокойно моргнул. Ему снова вдруг стало не по себе, как полчаса назад, когда он переступил порог этого кабинета.
— Боюсь, что… не понимаю вас, — с запинкой проговорил он. — Не на Земле? На Луне, быть может?
— Нет, не на Луне. Гораздо дальше.
Это походило на очень странный сон. Краюхин, положив подбородок на сплетенные пальцы, говорил:
— Чему вы так удивляетесь, Алексей Петрович? Люди летают на другие планеты уже тридцать лет. Вы полагаете, это какие-то другие, особые люди? Ничего подобного. Обыкновенные люди, такие же, как вы. Люди разных специальностей. Я, например, убежден, что из вас вышел бы незаурядный межпланетник. Кстати, многие межпланетники пришли к нам, так сказать, извне — например из авиации. Я понимаю, вам, инженеру с сугубо «земной» специальностью, возможность участия в таком деле просто не приходила в голову. Но вот обстоятельства сложились так, что мы посылаем экспедицию на Венеру, и нам нужен человек, отлично знающий условия работы в песках. Вряд ли тамошние пески сильно отличаются от вашей любимой Гоби. Только будет несколько труднее…
Быков вдруг вспомнил:
— Урановая Голконда!
Краюхин быстро, внимательно взглянул на него:
— Да, Урановая Голконда. Вот видите, вы уже почти все знаете.
— Венера… — медленно сказал Быков. — Урановая Голконда… — Он покачал головой и усмехнулся. — Я — и вдруг на небо! Невероятно!
— Ну, не такой уж вы грешник. И, кроме того, мы вас не в райские кущи посылаем. Но, может быть… — Краюхин наклонился и понизил голос, — вы боитесь?
Быков подумал.
— Конечно, страшновато, — признался он. — И даже просто страшно. Ведь я… я могу и не справиться. Правда, если от меня требуется только то, что я знаю и умею, то почему же нет? — Он посмотрел на Краюхина и улыбнулся. — Нет, настолько, чтобы отказаться, я не боюсь. Понимаете, все это очень неожиданно. И потом, почему вы… Вы уверены, что я справлюсь?
— Я совершенно убежден, что вы справитесь. Разумеется, там будет трудно, очень и очень трудно, будут, вероятно, опасности, о которых мы пока даже и не подозреваем… Но вы справитесь.
— Вам виднее, товарищ Краюхин.
— Да, я полагаю, мне виднее. Так что же, Алексей Петрович, будем считать, что вы не кинетесь сейчас в свое министерство и не будете умолять освободить вас по состоянию здоровья или по семейным обстоятельствам?
— Товарищ Краюхин!
— А вы как думали? — Лицо Краюхина потемнело. — И не такие, как вы, сидя вот в этом самом кресле, трусили прискорбнейшим образом. — Он провел ладонью по лицу. — Откровенно говоря, я давно уже держу вас на примете и рад, что не ошибся.
Быков смущенно хмыкнул и стал смотреть в сторону. Затем, спохватившись, спросил:
— Откуда вы меня знаете, товарищ Краюхин?
— По походу за экспедицией Дауге. Это была экспедиция нашего ведомства, и с тех пор я взял вас на заметку. Затребовал ваши характеристики и все прочее. Вот пришла пора, и мы пригласили вас.
— Понятно.
— Обычно принято давать время на размышление. Неделю, иногда месяц. Но сейчас мы ждать не можем. Решайте, Алексей Петрович. Предупреждаю: если вы хоть чуть-чуть колеблетесь, отказывайтесь сразу. В обиде не будем.
Быков засмеялся:
— Нет, товарищ Краюхин, не откажусь. Если вы считаете, что я справлюсь, то не откажусь. Согласен. Неожиданно это, конечно, но ничего, привыкну. Согласен.
— Вот и прекрасно.
Краюхин спокойно кивнул и взглянул на часы.
— Теперь вот что. Экспедиция продлится сравнительно недолго, не дольше полутора месяцев. Устраивает?
— Устраивает…
— Объяснять подробно предстоящую работу сейчас не буду. Узнаете позже. Времени у нас в обрез. Прошу учесть только, что завтра мы вылетаем.
— Завтра? На Венеру?
— Нет, на Венеру не так скоро. Пока поработаем на Земле. Только не в Москве, а в другом месте. Кстати, где ваш багаж?
— Внизу, в гардеробной. Вещей у меня немного — чемодан и полевая сумка. Я не думал…
— Это неважно. Где хотите остановиться? Я бы рекомендовал «Прагу». Это здесь, рядом.
Быков кивнул:
— Знаю. Хорошая гостиница.
— Очень хорошая. Сейчас я вас отпускаю, а через… — он снова посмотрел на часы, — часа через два с небольшим, ровно в семнадцать ноль-ноль, товарищ космонавт, снова приходите сюда. Здесь вы кое-что узнаете. Вы не обедали? Разумеется, не обедали. Столовая на тринадцатом этаже. Пообедайте, отдохните в библиотеке или в клубе — это тоже здесь, не выходя из здания, — и в семнадцать ноль-ноль возвращайтесь. Ну, ступайте. Я сейчас буду, так сказать, намыливать кое-кому шею.
Быков, все еще немного взволнованный, встал и, поколебавшись, задал давно уже мучивший его вопрос:
— Товарищ Краюхин, как называется это учреждение полностью? В предписании написано «ГКМПС», но я, кажется, расшифровал неправильно.
— ГКМПС — это Государственный комитет межпланетных сообщений при Совете Министров. Я — заместитель председателя комитета.
— Спасибо, — сказал Быков.
«Комитет межпланетных сообщений, — пробормотал он, поворачиваясь к двери. — Ну конечно… Я думал — Государственный комитет международных политехнических связей… Такое же сокращение…»
В дверях Быков столкнулся с каким-то долговязым человеком, неудержимо устремившимся в кабинет. Быков успел только разглядеть, что человек носил большие очки в роскошной черной оправе и был чрезвычайно бледен. Посетителя он не заметил и, толкнув его в грудь, прямо с порога начал:
— Николай Захарович!..
— Где шестой реактор? — услышал Быков зловещий сиплый бас Краюхина.
— Но позвольте, Николай…
— Я спрашиваю, где шестой реактор?
Инженер Быков закрыл дверь и шагнул к выходу из приемной. Темнолицый секретарь проводил его одиноким глазом и снова склонился над столом.
ЭКИПАЖ «ХИУСА»
«Венера — вторая по порядку от Солнца планета. Среднее расстояние от Солнца 0,723 астрономической единицы = 108 млн. км… Полный оборот вокруг Солнца В. совершает в 224 дня 16 часов 49 мин. 8 сек. Средняя скорость движения по орбите 35 км/сек… В. — самая близкая к нам планета. При прохождении между Землей и Солнцем ее расстояние от Земли может составлять 39 млн. км… Когда В. проходит за Солнцем, она находится от Земли на удалении в 258 млн. км… Диаметр В. составляет 12400 км, сжатие незаметно. Принимая данные для Земли за 1, для В. будем иметь: диаметр 0,973, площадь поверхности 0,95, объем 0,92, сила тяжести на поверхности 0,85, плотность 0,88 (или 4,86 г/см3), масса 0,81… Период вращения вокруг оси составляет около 57 часов… В. окружена чрезвычайно плотной атмосферой из углекислоты и угарного газа, в которой плавают облака кристаллического аммиака… В настоящее время изучение В. производится с нескольких временных и постоянных искусственных спутников, два из которых принадлежат АН СССР. Ряд попыток высадиться на В. (Абросимов, Нисидзима, Соколовский, Ши Фэнь-ю и др.) и предпринять непосредственное исследование ее поверхности не увенчался успехом».
Быков посмотрел на цветную фотографию Венеры — на бархатно-черном фоне желтоватый диск, тронутый голубыми и оранжевыми тенями, — и захлопнул тяжелый том. «Ряд попыток высадиться… и предпринять непосредственное исследование… не увенчался успехом…» Коротко и ясно. Да, попытки были. Быков стал вспоминать все, что было ему известно из книг и газет, из телевизионных лекций и коротких, сухих сообщений ТАСС.
К концу третьего десятилетия после первых лунных перелетов почти все объекты в пределах полутора миллиардов километров от Земли были уже знакомы человеку. Появились новые науки — планетология и планетография Луны, Марса и Меркурия, крупных спутников больших планет и некоторых астероидов. Межпланетники — особенно те, кому приходилось месяцами и даже годами работать вдали от Земли, — привыкли к зыбким напластованиям вековечной пыли на равнинах Луны, к красным пустыням и худосочным рощицам марсианского саксаула, к ледяным пропастям и добела раскаленным горным плато на Меркурии, к чужим небесам со многими лунами, к Солнцу, похожему на яркую звездочку. Сотни кораблей пересекали Солнечную систему по всем направлениям. Наступал новый этап завоевания пространства человеком — время освоения «трудных» больших планет: Юпитера, Сатурна, Урана, Нептуна и Венеры.
Венера была в числе первых объектов внимания земных исследователей. Ее близость к Земле и к Солнцу, известное сходство некоторых ее физических характеристик с земными и вместе с тем полное отсутствие сколько-нибудь достоверных сведений о ее строении влекли к ней межпланетников в первую очередь.
Сначала, как всегда, в ход были пущены беспилотные устройства. Результаты оказались обескураживающими. Плотная, напоминающая океанский ил, облачность ничего не позволила увидеть. Сотни километров обычной и инфракрасной пленки показывали одно и то же: белую однородную завесу непроницаемого — видимо, очень толстого — слоя тумана. Не оправдала надежд и радиооптика. В атмосфере Венеры радиолучи либо бесследно поглощались, либо отражались от самых верхних ее слоев. Экраны локаторов оставались черными либо сияли ровным, ничего не означающим светом. От телемеханических и кибернетических танкеток-лабораторий, которые так блестяще показали себя при предварительных исследованиях Луны и Марса, никаких известий не поступило. Они бесследно и навсегда затерялись где-то на дне этого плотного океана розовато-серой облачной массы.
Тогда на штурм Венеры двинулись смельчаки. Три экспедиции, оснащенные самой передовой по тому времени техникой, на лучших в мире межпланетных кораблях одна за другой нырнули в атмосферу загадочной планеты. Первый корабль сгорел, не успев подать о себе никаких вестей (наблюдатели зафиксировали тусклую вспышку на том месте, куда погрузился планетолет). Вторая экспедиция сообщила, что идет на посадку и — через двадцать минут — что их корабль несет атмосферными течениями невероятной силы. Затем она замолчала навсегда. Третьей экспедиции удалось благополучно сесть на поверхность планеты. По каким-то капризам прихотливой венерианской атмосферы оказалось возможным поддерживать с высадившимися связь в течение целых суток. Начальник экспедиции сообщал о песчаных бурях, о смерчах, срывающих с места целые скалы, о багровой тьме, окутывающей все вокруг. Затем замолчала и эта экспедиция, а через несколько дней кто-то быстро проговорил в микрофон: «Горячка, горячка, горячка…» На этом связь оборвалась.
Гибель трех экспедиций в такой короткий срок — это слишком! Стало очевидно, что штурмовать Венеру можно лишь после новой, самой тщательной подготовки. Необходима была кропотливая, всесторонняя и глубокая разведка. Международный конгресс космогаторов разработал план изучения Венеры, рассчитанный на пятнадцать лет. Для исследовательских работ человечество двинуло весь богатейший арсенал науки и техники. Было построено несколько искусственных спутников-обсерваторий, оборудованных сотнями автоматических устройств. Применялись самоходные лоты-разведчики, инфракрасная и электронная оптика, ионоскопические устройства и многое другое. Полученная информация неустанно обрабатывалась крупнейшими электронными машинами мира. Стратосфера Венеры была изучена с доскональностью, поражавшей самих ученых. Установили, наконец, с необходимой точностью период вращения Венеры вокруг оси. Составили в общих чертах карту горных цепей Венеры. Измерили ее магнитные поля. Работы велись методично и целеустремленно.
Французский искусственный спутник установил на Венере область повышенной ионизации. Через некоторое время это открытие подтвердили советские, китайские и японские исследователи. Оказалось, что область сверхвысокой ионизации, занимающая примерно полмиллиона квадратных километров, фиксируется периодически на определенном участке поверхности планеты, что она не связана с толстым слоем облаков и, следовательно, вероятность ее атмосферного происхождения исключается. Оставалось предположить, что источник ионизации связан с твердой поверхностью Венеры. Если ионизация вызвана радиоактивным излучением, то источником его могли быть только радиоактивные руды неслыханной концентрации. Название «Урановая Голконда» напрашивалось само собой.
Теперь дело приняло другой оборот. В отношении тяжелых активных элементов человечество все еще оставалось на голодном пайке. Технология добычи рассеянных элементов развивалась медленно; во всяком случае, спрос на актиноиды намного превышал продукцию обогатительных предприятий, а искусственное их получение обходилось слишком дорого. Чисто академический научный интерес к Венере дополнился интересом более практическим.
Снова последовал ряд экспедиций. Погиб Соколовский, вице-президент Международного конгресса космогаторов. Ослепшим калекой вернулся в Нагоя бесстрашный Нисидзима. Пропал без вести лучший пилот Китая Ши Фэнь-ю. Очевидно, старые штурмовые средства не годились для этой планеты. Она словно издевалась над усилиями людей. Анализ скудных данных о причинах гибели экспедиций показал, что условием успешной высадки на Венере может быть только отказ от прежних форм и принципов техники межпланетных полетов. Международный конгресс призвал временно воздержаться от новых попыток со старыми средствами и учредил премию за разработку нового вида межпланетного транспорта, годного для преодоления кипящего панциря венерианской атмосферы. В СССР полным ходом шли работы по созданию фотонной ракеты. Другие страны тоже искали новые пути.
За два года до времени нашего повествования в центральных газетах промелькнуло сообщение о том, что на самом крупном искусственном спутнике Земли «Вэйдады Ю-и» — «Великая дружба» — советские и китайские мастера безгравитационного литья — литья в условиях невесомости — приступили к отливке корпуса первой фотонной ракеты. И, может быть, именно на этой ракете суждено Быкову и его товарищам прорваться к венерианским пустыням… которые «вряд ли сильно отличаются от вашей любимой Гоби».
Фотонная ракета или атомная, отличаются пески Венеры от земных или нет, — но очевидно, что экспедиция отправляется не на готовенькое. Межпланетные перелеты, а главное — работа на других планетах, дело трижды трудное и сложное. Для завоевания Венеры и богатств полумифической Урановой Голконды нужны огромные знания, железное здоровье, необыкновенная выдержка. Нужно быть истым межпланетником, то есть одним из тех героев, которых показывают в кино и встречают с цветами или… хоронят в мрачных пропастях бесконечного пространства. Хватит ли знаний, здоровья, выдержки у скромного инженера Быкова? Впрочем…
Краюхину виднее. Краюхин — заместитель председателя ГКМПС, Государственного комитета межпланетных сообщений. И, если Краюхин уверен, что Быков справится, значит Быков справится. В самом деле, эти межпланетники такие же люди! Раз могут они, сможет и он.
Алексей Петрович представил себе оранжевые барханы, небо, затянутое неподвижными черными тучами и кучку людей в кислородных масках, бредущих по бесконечным пескам. Впереди — он… Так. А при чем здесь вездеходы? Может быть, экспедиция будет передвигаться на машинах? Как их туда доставят?..
Быков поймал себя на том, что пристально смотрит прямо в глаза хорошенькой девушке-библиотекарю за столиком напротив. Девушка нахмурилась, затем не удержалась — рассмеялась. Быков насупился. Да, надо послать в Ашхабад телеграмму, что командировка будет длительной. Жаль, нельзя повидаться перед экспедицией… Но что бы это дало? Разве можно в несколько минут высказать то, о чем не решался заговорить несколько лет? Предоставим все судьбе. Когда он вернется (в памяти возник снимок из иллюстрированного журнала: герои космических пространств вернулись из трудного рейса — цветы, улыбки, поднятые для приветствия руки)… когда он вернется, то возьмет отпуск и поедет в Ашхабад. Он подойдет к одному дому, нажмет кнопку звонка, и тогда…
Быков взглянул на часы. До пяти оставалось несколько минут. Он встал, с легким поклоном вернул улыбающейся девушке том энциклопедии и пошел к Краюхину.
В приемной одноглазый секретарь кивнул ему как старому знакомому. Быков еще раз взглянул на часы (было без минуты пять), провел ладонью по волосам, одернул гимнастерку и решительно распахнул дверь в кабинет.
Ему показалось, что он попал в другое помещение. Шторы были подняты, в настежь раскрытые окна веселым потоком врывалось солнце, заливая светлые бархатистые пластмассовые стены. Кресло у стола было сдвинуто в сторону, на нем все еще лежал, свесив через спинку серебристый колпак, скафандроподобный спецкостюм. Ковер, свернутый рулоном, протянулся вдоль стены. Посреди кабинета, на блестящем паркете, стоял странный предмет, смахивающий на громадную серую черепаху о пяти толстых, как тумбы, ногах. Полусферический гладкий панцирь возвышался над полом не меньше чем на метр. Черепаху окружали, присев на корточки, несколько человек.
Когда Быков вошел, один из них, широкоплечий и сутулый, в черных очках-консервах, закрывающих половину лица, поднял голову с лоснящейся на солнце желтой лысиной и сиплым голосом Краюхина произнес:
— Вот он! Товарищи, представляю вам шестого члена вашего экипажа, инженера Алексея Петровича Быкова.
Все повернулись к нему — рослый, очень красивый человек в легком изящном костюме, багровый от жары толстяк с наголо обритой головой, смуглый черноволосый парень, вытиравший жилистые руки клочком промасленной пакли, и… Дауге, старый, добрый друг Григорий Иоганнович Дауге, такой же тощий и нескладный, как в прошлом году в Гоби, только не в шароварах и косынке, а в нормальном городском костюме. Дауге глядел на Быкова и приветливо кивал ему, улыбаясь во весь широкий рот.
— Знакомьтесь, — сказал Краюхин. — Владимир Сергеевич Юрковский, замечательный геолог и опытный межпланетный путешественник…
Красавец в изящном костюме слабо, словно нехотя, пожал руку Быкова и отвернулся с безразличным видом. Быков покосился на Краюхина. Ему показалось, что в круглых глазах Краюхина вспыхнули и сразу же погасли веселые огоньки.
— …Богдан Богданович Спицын, пилот, один из лучших в мире космонавтов. Участник первых экспедиций в пояс астероидов.
Черноволосый парень блеснул великолепными зубами. Рука его была горячая и твердая, как железо.
— …Михаил Антонович Крутиков, — продолжал Краюхин. — Штурман. Гордость нашей советской космогации.
— Ну, уж вы скажете, Николай Захарович! — забормотал толстяк, смутившись, словно девушка, и дружелюбно глядя снизу вверх на Быкова. — Товарищ Быков в самом деле может подумать… Очень рад познакомиться, очень приятно, товарищ Быков…
— …Наконец… Впрочем, тут, мне думается, представлений не требуется.
Быков и Дауге обнялись.
— Отлично, Алексей, отлично! — шепнул Дауге.
— Глазам не верю! Иоганыч, это ты?
— Я, Алексей!
Краюхин дотронулся до локтя Быкова:
— Командир корабля и начальник экспедиции…
Быков обернулся. В дверях стоял невысокий стройный человек, очень бледный и совершенно седой, хотя по лицу его, тонкому, с четкими, правильными чертами, ему нельзя было бы дать больше тридцати пяти лет. Видимо, он вошел вслед за Быковым и остановился, наблюдая нехитрую церемонию представления.
— …Анатолий Борисович Ермаков.
Быков, услышав фамилию, несколько месяцев назад не сходившую с газетных страниц, вытянулся и опустил руки по швам. Есть люди, абсолютное превосходство которых над собой чувствуешь с первого взгляда. Таким человеком, несомненно, был Ермаков. Быков физически ощущал в нем огромную силу воли, несгибаемую, почти жестокую целенаправленность, гибкий, разносторонний ум. Твердый рот Ермакова был приоткрыт в вежливой улыбке, но темные глаза ощупывали лицо нового члена экспедиции настороженно и пытливо.
Прошло несколько нестерпимо длинных секунд. Наконец Ермаков мягко проговорил:
— Очень рад, товарищ Быков.
Инженер осторожно пожал его узкую теплую руку и поспешно отошел к Дауге. Он заметил, что лоб Григория Иоганновича покрыт испариной. Впрочем, в кабинете было довольно жарко.
— Так, товарищи… — начал Краюхин. — Теперь, когда мы все в сборе, начнем наше совещание — последнее совещание в Москве.
Он подошел к столу и нажал одну из кнопок на эбонитовом щите у видеофона. Раздалось глухое жужжание. Быков невольно попятился, когда серая черепаха медленно опустилась под пол и над широким квадратным колодцем сомкнулись паркетные створки люка. Дауге и Спицын накатили ковер на место, толстый Крутиков пододвинул к столу кресло.
— Прошу садиться, — пригласил Краюхин.
Все расселись на легких стульях красного дерева. Воцарилась тишина. — Рад сообщить вам, друзья мои, — начал Краюхин, — что приказ подписан. Приказ подписан два часа назад, и все, что касается, так сказать, личного состава экспедиции, утверждено безоговорочно. Поздравляю вас!
Никто не шевельнулся, только красавец Юрковский вдруг вскинул голову и мельком взглянул на Быкова.
— Что касается задачи… — Краюхин помолчал, поднес к очкам лист бумаги. — Что касается задачи, то тут комитет счел нужным внести кое-какие изменения. Вернее, дополнения.
— Начинается… — недовольно, но очень негромко проворчал Дауге.
Зазвонил телефон. Краюхин поднял и снова положил трубку, щелкнул переключателем и буркнул:
— У меня совещание.
— Есть! — отозвался кто-то.
— Так вот, товарищи. В общем и целом, как говорится, все остается, как было в проекте. Комплексная задача — испытание новой техники и геологический поиск на Венере. Поскольку среди нас есть новичок, который совершенно не в курсе наших дел, а также памятуя, что повторение, так сказать, мать учения… да и вообще небесполезно будет довести до вашего сведения содержание этой части приказа дословно, читаю выдержку: «Параграф восьмой. Цель экспедиции состоит в том, чтобы, во-первых, провести всесторонние испытания эксплуатационно-технических качеств нового вида межпланетного транспорта — фотонной ракеты „Хиус“. Во-вторых, высадиться на Венере в районе месторождения радиоактивных руд „Урановая Голконда“, открытого два года назад экспедицией Мехти — Ермакова…»
Быков шумно вздохнул. Дауге предостерегающе положил руку на его колено.
— «…и провести его геологическое обследование. Параграф девятый. Задача геологической группы экспедиции состоит в определении границ месторождения „Урановая Голконда“, в сборе образцов и приближенном расчете запасов имеющихся там радиоактивных ископаемых. По возвращении представить в комитет соображения об экономической ценности месторождения». Все как было, не правда ли? — сказал Краюхин. — А вот пункт, которого в проекте не было. Слушайте: «Параграф десятый. Задачей экспедиции является отыскание посадочной площадки не далее 50 километров от границ месторождения „Урановая Голконда“, удобной для всех видов межпланетного транспорта, и оборудование этой площадки автоматическими ультракоротковолновыми маяками конструкции Усманова — Шварца с питанием от местных ресурсов».
Краюхин положил бумагу и оглядел слушателей. Некоторое время все молчали. Затем Юрковский, великолепно заломив густую черную бровь, произнес:
— Кто же будет этим заниматься?
— Странный вопрос, Владимир Сергеевич, — усмехнулся Краюхин.
— Прекрасно, прекрасно, площадку мы отыщем, — быстро заговорил Дауге. — В крайнем случае, построим. Но вот относительно маяков… Действительно, дело это, видимо, тонкое и требует специальных знаний…
— Вот это уже, дорогие товарищи, не моя забота. Это забота начальника экспедиции. — Краюхин достал из стола папиросу, закурил. — Так ведь, Анатолий Борисович?
Быков с любопытством повернулся к Ермакову. Тот равнодушно кивнул. — Я думаю, — медленно сказал он, — мы справимся. В нашем распоряжении еще по крайней мере полтора месяца, если я не ошибаюсь. За это время мы вполне сможем ознакомиться с особенностями конструкции маяков и провести две-три пробные сборки. Это не столь уж «тонко»…
— Только учтите, — перебил его Краюхин, — что полтора месяца я вам на это не дам. Даже месяца не дам.
— Что ж, раз так — будет достаточно и трех недель. — Ермаков опустил глаза и стал рассматривать свои длинные тонкие пальцы. — Разумеется, если вы обеспечите нам эту возможность.
— Я не понял, — не дождавшись ответа Краюхина, вмешался Юрковский, — что значит «с питанием от местных ресурсов»? Так, кажется, там написано?
...
