Методологическая культура ученого. Том I. Монография
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Методологическая культура ученого. Том I. Монография


С. А. Лебедев

Методологическая культура ученого

Монография

В 2 томах. Том I



Информация о книге

УДК 001.8

ББК 87

Л33


Автор:
Лебедев С. А. — доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, профессор кафедры философии МГТУ им. Н. Э. Баумана.

Рецензенты:
Гранин Ю. Д., доктор философских наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института философии РАН;
Лукацкий М. А., доктор философских наук, профессор, член-корреспондент Российской академии образования.


Предмет книги – методологическая культура ученого. Ее формирование осуществляется двумя способами: 1) усвоение технологии научной деятельности у наставников в вузе или лаборатории и 2) усвоение истории методологии науки и выбор одной из методологических традиций, созданных известными учеными и философами. В истории методологии науки можно выделить два крупных этапа: классический и неклассический. Классический этап начался со становления науки Нового времени и продолжался до XX века. Неклассический этап – эпоха современной науки. Общий методологический тренд этого перехода состоял в отказе от методологического монизма в пользу методологического плюрализма науки, но не аддитивного плюрализма (концепция Фейерабенда), а системного.

Материал книги будет полезен при изучении вузовских дисциплин «Методология научного познания» и «История и философия науки».


Печатается в авторской редакции.
Изображение на обложке Massan / Shutterstock.com


УДК 001.8

ББК 87

© Лебедев С. А., 2021

© ООО «Проспект», 2021

Введение. МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА УЧЕНОГО И ПАРАДИГМЫ МЕТОДОЛОГИИ НАУ­КИ

Что такое научный метод? Если определить его очень кратко, то научный метод — это способ(ы) получения, обоснования и применения научного знания. Тогда методология научного познания в практическом плане может быть определена как технология(и) получения, обоснования и применения научного знания, а в теоретическом плане — как область знания о такой (таких) технологии(ях). Очевидно, что такое понимание научной технологии и ее отличия от других познавательных технологий будут в существенной степени зависеть от понимания самого научного знания как ее продукта [1].

Методологическая культура большинства ученых формируется через их подключение к той или иной методологической традиции, сложившейся в самой науке или в философии нау­ки. Любая методологическая традиция нау­ки имеет длинную историю своего существования, значительное число сторонников, многие из которых, руководствуясь ей, добились в науке значительных успехов. Выбор ученым той или иной методологической традиции обусловлен многими факторами: исторической эпохой, полученным образованием, научными склонностями, влиянием наставников и научных авторитетов, предметом исследования, научными и социальными коммуникациями, успехами в получении нового знания на основе выбранной методологической традиции. В любом случае выбор ученым методологической традиции всегда обусловлен двумя группами факторов: объективными и субъективными. Последняя группа факторов связана с принятием самим ученым решения о предпочтении одной из существующих методологических традиций либо отказе от них и создании новой традиции. И в том, и в другом случае это проблема личной ответственности ученого независимо от степени осознания им этого обстоятельства. Конечно, как показывает реальная история нау­ки, большинство ученых предпочитает первый путь, присоединение к одной из существующих методологических традиций [2]. Ведь за каждой из них стоят определенные успехи и имена авторитетных ученых или философов.

Но в редких случаях, когда ни одна из существующих научных технологий не приводит быстро к решению важной научной проблемы, ученые начинают интенсивно заниматься изучением истории нау­ки, ее методологии и разработкой новых научных методов. Так происходит развитие методологии нау­ки и, в случае успешного применения учеными новых методов, — создание новых методологических традиций нау­ки. Парадоксально то, что имена создателей новых научных методов менее известны в обществе, чем имена тех ученых, которые их успешно применяли для получения новых научных результатов. Тем не менее, необходимо подчеркнуть, что именно новые технологии получения, обоснования и применения научного знания обеспечивают основное приращение знания в науке и общий научный прогресс, а отнюдь не те научные, пусть даже крупные результаты, полученные с помощью этих технологий. Главная ценность новых научных технологий заключается в том, что они становятся основой массового производства научного знания определенного рода, доступного большому числу ученых, а не только тем, кто впервые предложил новые методы научного познания [3]. Список создателей новых научных методов на несколько порядков короче списка ученых, получивших новые результаты с помощью использования этих методов. Но тем значимее этот список для понимания огромного вклада методологии в развитие научного знания и нау­ки в целом. Вот этот исторический список.

1. Софисты, Зенон — метод доказательства от противного.

2. Сократ — индуктивный метод обоснования общего знания.

3. Платон — анамнесис (рефлексивная деятельность мышления по припоминанию своего содержания).

4. Фалес, Эвклид — дедуктивно-аксиоматический метод построения научных тео­рий.

5. Аристотель — методы логического доказательства (силлогистика), индукция через перечисление, интеллектуальная интуиция (умозрение).

6. Архимед — физический эксперимент.

7. Леонардо да Винчи — моделирование.

8. Галилей — мысленный эксперимент, математическая форма научного закона.

9. Декарт — интуитивно-­­дедуктивный метод.

10. Бэкон — элиминативная индукция.

11. Милль — методы доказательства причинно-­­следственных связей между явлениями.

12. Джевонс — индукция как обратная дедукция.

13. Ньютон, Уэвелл — гипотетико-­­дедуктивный метод.

14. Лейбниц, Лаплас — метод определения вероятности гипотез.

15. Пуанкаре — метод научных конвенций.

16. Мах — метод определения степени простоты гипотез.

17. Гегель — диалектический метод.

18. Лагранж, Эйлер, Максвелл, Эйнштейн — метод математической гипотезы.

19. Гуссерль — метод феноменологической редукции.

20. Маркс — практика как критерий истинности научного знания.

21. Пирс, Дьюи — полезность как критерий истинности научного знания.

22. Гиббс — статистические методы нау­ки.

23. Брауэр, Гейтинг — метод конструктивного доказательства в математике.

24. Рейхенбах — частотная теория вероятности.

25. Карнап — логическая теория вероятности (вероятностная
логика).

26. Гильберт — метод формализации научного знания, методы доказательства непротиворечивости и полноты тео­рий.

27. Вейль, Вигнер — метод симметрий.

28. Поппер — метод определения степени фальсифицируемости гипотез [10].

29. Бор — метод определения корректности новой тео­рии.

30. Берталанфи, Мессерер — системный метод.

31. Пиаже, Фуко, Глазерсфельд — структурный метод.

32. Гайденко, Степин, Кун — социокультурный анализа динамики научного знания.

Конечно, этот список неполный.

В истории нау­ки с момента ее зарождения возникли две противоположные методологические парадигмы: монистическая и плюралистическая. Сторонники монистической парадигмы исходят из того, что научное познание должно коренным образом отличаться от всех других способов человеческого познания (обыденного, мифологического художественного, религиозного, философского и др.) наличием особого универсального метода познания, характерного только для нау­ки. Приверженцы же плюралистической парадигмы методологии нау­ки, напротив, отрицают наличие всеобщего научного метода и указывают на использование в реальной практике научного познания самых разных методов, в том числе противоположных по своим функциям способов получения и обоснования знания: опыта и мышления, наблюдения и описания, индукции и дедукции, анализа и синтеза, абстрагирования и идеализации, констатации и интерпретации, обобщения и конкретизации, подтверждения и опровержения, гипотез и выводов, материального эксперимента и мысленного, интуиции и логики, проектирования и его материальной реализации и др. [5] В рамках плюралистической парадигмы понятие «научный метод» интерпретируется не как название некоего универсального метода, а лишь как собирательный термин для обозначения множества самых разных средств познания, используемых в науке [6]. В истории нау­ки и ее методологии обе указанных выше парадигмы имели своих видных сторонников, как среди ученых, так и философов, получив развитие в различных вариантах [7].

Монистическая парадигма методологии нау­ки была разработана в двух ее версиях: эмпиристской и рационалистской. Эмпиризм и рационализм в методологии нау­ки могут быть рассмотрены как две главные конкурирующие исследовательские программы (Лакатос) в рамках монистической методологии нау­ки.

В истории методологии нау­ки эмпиристская исследовательская программа была также разработана в двух вариантах: раннем — классический индуктивизм (Бэкон, Милль и др.) и современном — неоиндуктивизм (Карнап, Рейхенбах и др.). Но в каждом из них именно индукция объявляется специфическим для нау­ки и вместе с тем универсальным для нее методом познания. Индукция в эмпиризме это и способ открытия научных законов путем постепенного восхождения познания от единичного и частного в опыте (данные наблюдения и эксперимента) и их обобщению в мышлении (классический индуктивизм — Бэкон, Милль, Гершель, Уэвелль), но это также и метод эмпирического обоснования научных гипотез (особенно гипотез научных законов)опытом, подтверждение их истинности данными наблюдения и эксперимента (неоиндуктивизм — Джевонс, Рейхенбах, Нагель, Карнап).

Рационалистическая концепция методологического монизма была представлена в методологии нау­ки тремя ее вариантами:1) дедуктивно-­интуиционистская методология научного познания (Декарт), 2) диалектическая логика (Гегель) и 3) феноменологическая методология Гуссерля.

Но в истории нау­ки и ее методологии всегда существовали не только концепции методологического монизма, но и различные варианты методологического плюрализма нау­ки. В Новое время это были концепции Лейбница, Локка, Юма и Канта, которые стремились избежать односторонности как эмпиристского варианта монизма, так и рационалистического. В частности, Лейбниц развил концепцию противоположности аналитических и синтетических истин в науке. С первыми имеют дело логика и математика, со вторыми — естественные и социальные нау­ки. Согласно Лейбницу, методы открытия и доказательства аналитических и синтетических истин существенно различаются между собой. В свою очередь Локк подчеркивал принципиальное различие между тремя видами человеческого познания: интуитивным, чувственным и рациональным знанием, и соответственно между методами получения и обоснования трех видов научного знания: интуитивного, эмпирического и теоретического. Юм также проводил четкое различие между случайными истинами в науке (истинами, полученными на основе чувственного опыта) и необходимыми истинами (истинами математики и логики). Наконец, в тео­рии познания Канта было также зафиксировано наличие в науке множества противоположных видов знания (априорное и апостериорное, всеобщее и частное, фактическое и необходимое и др.), методы получения и обоснования которых существенно различаются (интуиция, логические методы, продуктивное воображение, эмпирический опыт). В философии и методологии нау­ки XX века противоположность и соперничество монистической и плюралистической методологических парадигм также имела место, но она была воспроизведена на новой философской основе. Монистическая парадигма была представлена следующими непримиримыми между собой версиями. С одной стороны, это марксистская эпистемология с ее учением о диалектико-­­материалистическом методе как универсальном методе научного познания и о практике как универсальном критерии истинности научного знания. С другой стороны, это были неопозитивизм и постпозитивизм (Карнап, Рейхенбах, Нагель, Поппер, Лакатос) с их концепцией гипотетико-­­дедуктивного метода как всеобщего метода нау­ки [8]. Обе эти монистические методологические концепции XX века не выдержали проверки при их сравнении с реальной практикой научного исследования. Диалектико-­­материалистический вариант методологического монизма в науке оказался несостоятельным в силу того, что реальная наука имеет дело с изучением и описанием свой­­ств и закономерностей не только развивающихся объек­тов и систем (такие объекты и системы исследуются в очень небольшом числе естественнонаучных и социальных дисциплин), но также просто изменяющихся или даже покоящихся. А во-вторых, практика, считавшаяся в этой методологии критерием истинности любого научного знания, оказалась также не универсальным критерием истинности. Критерий практики оказался применимым для оценки истинности экспериментального знания, а также знания технических наук, но он оказался «не работающим» при оценке истинности математики, логики, фундаментальных тео­рий естествознания, аналитического знания, метатео­рий. Практика, даже в форме научного эксперимента, принципиально не может быть критерием истинности научных тео­рий, причем не только общих и фундаментальных, но даже частных. Во-первых, все научные тео­рии в отличие от эмпирических фактов, включают в свою структуру универсальные научные законы, содержание которых выходит за пределы не только наличного, но и возможного эмпирического опыта. Во-вторых, многие, особенно современные научные тео­рии имеют своим непосредственным предметом исследования и описания не реальные объекты, а идеальные объекты (их свой­­ства, отношения и законы) [9]. Если же практику в науке понимать не как эксперимент, а более широко, как любую материальную деятельность, то последняя тем более не может выступать критерием истинности научного знания, поскольку менее точная и более неопределенная реальность (практика) не может быть критерием оценки более точной и более определенной реальности (научное знание). Да, практика действительно часто и вполне справедливо рассматривается как критерий истинности знания в технических и технологических науках, которые имеют дело с проектированием и реализаций различных видов материальных объек­тов: техники, технологий, приборов, сооружений, других артефактов. Но по отношению к научному знанию в целом практика является лишь одним из критериев его истинности.

В рамках плюралистической парадигмы современной методологии нау­ки также можно выделить два ее варианта: 1) аддитивная анархистская методология нау­ки (Фейерабенд) [11], полностью отрицающая необходимость ­­какого-либо нормативного регулирования научно-­­познавательной деятельности и оправдывающая безбрежный методологический плюрализм в науке по принципу Go anything, и 2) системный методологический плюрализм [5]. Мы развиваем взгляд, согласно которому наиболее приемлемым вариантом современной методологии является системный плюрализм. Эта концепция исходит из того непреложного факта истории нау­ки и ее современного состояния, что в реальной науке всегда существовало и существует сегодня множество самых разных единиц, видов и областей научного знания, качественно различных между собой не только по содержанию, но и по форме и функциям. А потому в ней не может быть некоего главного, а тем более универсального метода решения всех ее проблем, некоего единого алгоритма получения и обоснования научного знания любого вида [1]. Закономерным следствием такого положения дел является отсутствие в реальной науке некоего универсального критерия истинности для любого вида научного знания. В отличие от концепции безбрежного методологического плюрализма (П. Фейерабенд), в концепции системного плюрализма утверждается, что множество различных методов научного познания образует некую целостность, в рамках которой методы не только взаимосвязаны между собой, но и ограничивают и дополняют друг друга в ходе осуществления познавательной деятельности научного сообщества. Необходимо подчеркнуть, что каждая из указанных парадигм методологии нау­ки и их различные варианты индуцируют некий ряд особых практических рекомендаций для познавательной деятельности ученого, определяя его методологическую культуру.

Как отмечалось выше, методологическая культура ученого может быть определена как совокупность его знаний о способах получения, обоснования и применения научного знания, и основанных на этих знаниях технологиях научно-­­познавательной деятельности. Методологическая культура ученого формируется под влиянием не только собственной практики научной работы, но и знания различных методологических тео­рий и традиций нау­ки. Анализ содержания последних однозначно свидетельствует о том, что в каждом из них имеет место плюрализм. Этот плюрализм можно зафиксировать уже в античной науке. Для системы же современного научного знания, огромной по объе­му и состоящей из качественно различных областей научного знания (математика и логика, естествознание, технические нау­ки, социально-гуманитарные нау­ки), из качественно различных уровней научного знания в каждой науке (чувственное, эмпирическое, теоретическое и метатеоретическое знание), из большого числа научных дисциплин со своими методиками, наличие методологического плюрализма в науке является очевидным. Этот факт должен стать одним из основных в эмпирическом фундаменте современной методологии нау­ки. Одним из важных аспектов методологического плюрализма в науке является также наличие в ней разных групп методов (методологических кластеров) на различных уровнях научного исследования. В любой науке существует четыре уровня научного знания: 1) чувственный (данные наблюдения и эксперимента); 2) эмпирический (факты и эмпирические законы изучаемой предметной области); 3) теоретический уровень (научные тео­рии как логически доказательные системы описания определенного множества идеальных объек­тов); 4) метатеоретический уровень научного знания (парадигмальные тео­рии, общенаучное знание, философские основания нау­ки) [5].

У каждого уровня научного познания свои цели и соответствующие им продукты. Целью чувственного уровня научного познания является чувственное познание объек­та с помощью разных приборов, а результатом (познавательным продуктом) — данные наблюдения и эксперимента, полученные в ходе опытного исследования изучаемого объек­та. Цель эмпирического уровня научного познания другая. Это — создание понятийной модели объек­та, его абстрактной дискурсной схемы, значениями терминов которой выступали бы данные наблюдения и эксперимента. Основными продуктами эмпирического уровня научного познания являются такие продукты взаимодействия мышления и чувственных данных как протокольные предложения, их обобщения (факты), эмпирические законы, феноменологические тео­рии (системы эмпирических законов). Но эмпирический уровень научного познания и научного знания это только первая, начальная ступень деятельности научного мышления, деятельности его рассудка. Второй, качественно иной уровень рационального познания в науке — это область действия научного разума или теоретического мышления. Цель теоретического уровня научного познания — создание логически доказательных моделей и схем знания об объекте, дальнейшая мыслительная конструктивизация эмпирического знания с целью выделения в нем главных, наиболее существенных связей. Продуктами этого уровня научного познания являются идеальные объекты тео­рий, теоретические законы, теоретические принципы, логические доказательные системы знания. Наконец, целью следующего, более высокого уровня научного знания, качественно отличного от всех предыдущих уровней — метатеоретического, является анализ и обоснование конкретных научных тео­рий на их внутреннюю логическую непротиворечивость, полноту, общенаучную и мировоззренческую значимость, практическую эффективность. Специфическими продуктами этого уровня научного познания являются метатео­рии, частнонаучная и общенаучная картина мира, идеалы и нормы научного исследования, философские основания нау­ки. Таким образом, каждый уровень научного знания имеет свое специфическое содержание, свою онтологию, которые не сводимы к содержанию и онтологии других уровней. А потому каждый из уровней научного познания и знания имеет и свою особую методологию [5]. В современной науке наряду с общенаучными методами получения и обоснования знания (методами, используемыми во всех областях нау­ки и на всех уровнях научного познания: анализ, синтез, моделирование, конструирование, отождествление, различение, сравнение и др.), существуют методы, которые «привязаны» к содержанию только ­­какого-либо одного уровня научного познания: чувственного, эмпирического, теоретического или метатеоретического [5]. Например, совокупностью методов чувственного уровня научного познания являются такие как научное наблюдение (систематическое наблюдение с использованием научных приборов), эксперимент (создание максимально контролируемых условий воздействия на познаваемый объект и изучение последствий этого воздействия) и физическое измерение свой­­ств объек­тов с помощью определенных измерительных процедур. Средствами эмпирического уровня научного познания, первого уровня рационального познания в науке, является уже другая совокупность методов. В нее входят: абстрагирование, индукция, классификация, эмпирический анализ, эмпирический синтез, эмпирическое моделирование, аналогия, гипотеза эмпирического закона, экстраполяция, эмпирической объяснение, эмпирическое предсказание. Кластер методов теоретического уровня научного познания образует другая совокупность методов: идеализация, конструктивное введение теоретических объек­тов, логическая редукция, дедуктивно-­­аксиоматический метод, генетически-­конструктивный метод, математическая гипотеза, метод симметрий, метод принципов, метод восхождения от абстрактного к конкретному, диалектический метод. В кластер методов метатеоретического уровня входят уже другие методы: парадигмальное, общенаучное (онтологическое и гносеологическое), философское обоснование научных тео­рий и др. Таким образом, природа метода в науке определяется не только объектом и общими целями научного познания, но и тем, на каком уровне научно-­­познавательной рефлексии ученый имеет дело с изу­чаемыми объек­тами. Например, очевидно, что формализация как метод научного познания уместна только на метатеоретическом уровне исследования (да и то в основном только в математике или логике), но отнюдь не на теоретическом, а тем более — эмпирическом или чувственном уровне научного познания. Столь же очевидно, например, что философская рефлексия научного знания вполне уместна и даже необходима на метатеоретическом уровне познания, но она бессмысленна на уровне чувственного познания объек­та или на уровне его эмпирического моделирования, а во многих случаях и на уровне построения частных тео­рий. Все сказанное выше означает, что методологическая истина в науке столь же конкретна, как и все другие истины нау­ки. Разбиение методов научного познания по различным уровням научного познания имеет и тот смысл, что отражает практическую специфику качественно разных видов познавательной деятельности. Например, деятельность и методы экспериментаторов по проведению эксперимента и обеспечению воспроизводства одних и тех же наблюдений при повторяющихся экспериментальных условиях — это один вид научной практики и разделения труда в науке. Эмпирическая же (статистическая) обработка данных наблюдения, их обобщение, создание эмпирических (рациональных) моделей и законов наблюдаемых явлений — это уже совсем другой вид научной практики, требующий от ученого других навыков и методов научной работы по сравнению с экспериментатором. Столь же сильно отличается от рассмотренных выше двух видов научной деятельности работа теоретика по конструированию логически доказательных моделей знания об объекте. Здесь от ученого требуется уже прекрасное знание математики и логики, виртуозное владение их аппаратом, развитое продуктивное воображение в сочетании с ясностью и строгостью мысли. Метатеоретическая же деятельность (общенаучная и философская рефлексия) требует от ученого таких навыков и способностей как широкая научная и философская эрудиция, знание истории и философии нау­ки, умение работать на стыке нау­ки с философией, мировоззрением, культурой. Ясно, что данные навыки научного исследования мало востребованы или совсем не востребованы на всех других уровнях научного знания, на которых и занято подавляющее большинство ученых. Ведь перед ними стоят совсем другие научные и практические цели и задачи, чем перед метатеоретиками. Как свидетельствует история нау­ки, функции метатеоретиков выполняют в основном создатели новых парадигм и фундаментальных исследовательских программ в науке.

Сегодня для всех ученых стало очевидно, что все попытки найти некий универсальный научный метод обречены на провал. Невозможность осуществления такого проекта коренится, во-первых, в качественном многообразии научных проблем и объек­тов научного познания, требующих от ученого при их решении всегда творческого конкретного подхода. Он требует от ученого учета не только специфики содержания новой проблемы по сравнению с прежними проблемами, но и вытекающей отсюда необходимости нахождения адекватного для новой проблемы метода ее решения (это будет либо новая комбинация уже известных науке методов, либо изобретение нового, еще не известного науке метода). Во-вторых, методологический монизм оказался неприемлем в науке в силу качественного различия основных структурных элементов научного знания не только по их онтологии, но также по их логической форме и функциям в системе научного знания. Качественно различными оказались не только такие наиболее крупные структурные единицы научного знания как области научного знания: логико-­­математическое, естественнонаучное, техническое и социально-­­гуманитарное знание, соответствующие своим особым стандартам научной рациональности [7]. Как известно, впервые это четко зафиксировали, проанализировали и обосновали представители неокантианской философии (Риккерт, Виндельбанд и др.). Но позже было выяснено, что качественно различными по своей онтологии и методологии являются также все уровни научного знания любой из развитых наук (чувственный, эмпирический, теоретический и метатеоретический). Качественно различными по своей природе и функциям оказались и разные виды научного знания, такие как аналитическое и синтетическое, априорное и апостериорное, исходное и выводное, чувственное и рациональное, дискурсное и интуитивное, явное и неявное, описательное и нормативное [8]. Самое главное состоит в том, что все указанные выше структурные элементы научного знания имеют свои специфические методы получения и обоснования, а также свои особые критерии истинности. Методологическая культура современного ученого с необходимостью включает в себя не только осознание отсутствия универсального метода научного познания, но и понимания того, что любой из используемых в науке методов имеет ограниченную область применения. Сказанное выше отнюдь не означает ни отрицания важной роли методологического нормативизма в научном познании, ни истолкования плюрализма только в духе методологического анархизма (Фейерабенд). В противоположность этому в тео­рии системного методологического плюрализма утверждается наличие внутренней взаимосвязи и взаимообусловленности между разными методами, а также отношения дополнительности между противоположными научными методами: дискурсом и интуицией, индукцией и дедукцией, анализом и синтезом, описанием объек­та и конструированием предмета познания, между абстрагированием и идеализацией, доказательством и опровержением, логическим анализом и практической апробацией научного знания [8].

Системно-­­плюралистический характер методологии современной нау­ки получил свое отражение в ее структуре, состоящей из ряда разделов: 1) общенаучная методология, предметом которой является описание и анализ методов научного познания, применяемых во всех областях нау­ки; 2) отраслевая методология нау­ки, предметом которой является описание и анализ методов научного познания, характерных для той или иной области научного знания (очевидно, что методы математики и логики существенно отличаются от методов естествознания, а последние — от методов социально-­­гуманитарных наук; особые методы существуют и в технических науках, а также в междисциплинарных исследованиях); 3) уровневая методология нау­ки, предметом которой является описание и анализ методов различных уровней познания (чувственного, эмпирического, теоретического и метатеоретического); 4) историческая методология нау­ки, предметом которой является описание и анализ методов научного познания в различных культурно-­­исторических типах нау­ки; 5) дисциплинарная методология нау­ки, предметом которой является описание и анализ методов отдельных научных дисциплин [6]. Последний раздел методологии нау­ки является уже настолько конкретным, а его методы уже настолько жестко привязаны к содержанию той или иной научной дисциплины, что он только фиксируется, но уже не излагается в рамках общенаучной методологии. Знание о конкретных методах отдельных научных дисциплин не имеет общенаучного статуса и излагается вместе с изложением самого содержания научной дисциплины.

Важнейшей чертой методологической культуры современного ученого является не только понимание системно-­­плюралистической природы методологического знания, но также его проективно-­­конст-руктивного и исторического характера. Методологическая культура современного ученого предполагает осознание того важного обстоятельства, что все идеалы и нормы научного исследования имеют: а) социально-­­исторический, б) конструктивный, в) конвенциональный и консенсуальный характер. Анализ реальной истории нау­ки убедительно свидетельствует о том, что методологические представления ученых развиваются вместе с содержанием нау­ки, что методологическое знание не является ни априорным, ни зависящим только от содержания познаваемых наукой объек­тов. По мере развития нау­ки и ее методологии некоторые методы научного познания отмирают и остаются только в исторической памяти нау­ки (например, экспериментально-­­магические методы алхимии, герменевтические методы астрологии, чисто интроспективные методы классической психологии и др.), а некоторые методы заново конструируются наукой, открывая для развития научного познания новые возможности и перспективы. Среди новых и чрезвычайно плодотворных методологических конструктов неклассической нау­ки можно назвать такие как метод симметрий при построении научных тео­рий, метод математического моделирования, метод системного анализа, метод формализации научного знания, метод компьютерного моделирования. Методологическое знание развивается в целом по тем же законам, что и содержание самого научного знания: единство прерывного и непрерывного, инвариантного и изменчивого, абсолютного и относительного, априорного и апостериорного, индивидуального и общезначимого, субъективного и объективного [10].

Литература

1. Лебедев С. А., Лебедев К. С. Существует ли универсальный научный метод? // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2015. № 2. С. 56–72.

2. Лебедев С. А. Научный метод: история и теория. М.: Проспект, 2018.

3. Лебедев С. А. Курс лекций по методологии научного познания. М.: Издательство МГТУ им. Н. Э. Баумана, 2016.

4. Лебедев С. А. Культурно-­­исторические типы нау­ки и закономерности ее развития // Новое в психолого-­­педагогических исследованиях. 2013. № 3 (31). С. 7–18.

5. Лебедев С. А. Уровневая методология нау­ки. М.: Проспект, 2020.

6. Лебедев С. А. Структура современной методологии нау­ки // Журнал естественнонаучных исследований. 2019. Т. 4. № 4. С. 7–13.

7. Лебедев С. А. Методология научного познания. М.: Проспект, 2017.

8. Лебедев С. А. Философия нау­ки. Терминологический словарь. М.: Академический проект, 2011.

9. Лебедев С. А. Методы научного познания. М.: Альфа-­­М, 2016.

10. Степин В. С. Философия и методология нау­ки. М.: Академический проект, 2014.

11. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии нау­ки. М., 1986.

Раздел I. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ МОНИЗМ

Глава 1. КОНЦЕПЦИЯ НАУЧНОГО МЕТОДА В АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ

1. Особенности античной нау­ки

Анализ представлений античных ученых о научном познании показывает, что эти представления имели свое основание не только в материальной и духовной культуре того времени, но, прежде всего, были обусловлены особенностями самой античной нау­ки, имевшей созерцательный и умозрительный характер. Древнегреческая наука была созерцательной, прежде всего, в том смысле, что основной формой ее развития были не экспериментальные исследования, не активное и целенаправленное испытание природы, а чувственное или мысленное созерцание природы. Созерцательность античной нау­ки была во многом порождена характерным для античного общества резким разделением физического труда, возложенного на рабов, и умственного труда, считавшегося призванием и обязанностью свободных граждан. Общество, в котором физический труд рассматривался как удел в основном рабов, как занятие, «бесчестящее свободных людей» [16, т. 20, с. 643], не могло способствовать развитию экспериментальных исследований, требующих для своего осуществления не только физических усилий, но и положительного отношения к самому физическому труду как общественной ценности.

Постоянно воспроизводимый разрыв между умственным и физическим трудом объективно порождал у античных философов представление о том, что именно созерцание, чувственное или умственное, является основным источником и средством научного познания. Философское сознание, которое в своей сущности всегда есть не что иное как «духовная квинтэссенция» эпохи (Гегель), закрепив это «естественное» представление античных философов, положило его в качестве одного из самоочевидных принципов при объяснении процесса научного познания.

«Представление о познании как о созерцании, — отмечал известный исследователь античной философии А. С. Ахманов, — сказалось, прежде всего, на философской терминологии греков. В самом деле, слово «теория», обозначающее научное постижение действительности, переводится на русский язык словами: «смотрение», «наблюдение», «обозрение». Слово «идея»…, которое Платон употреблял для обозначения постигаемого в понятиях истинно сущего или идеального прообраза вещи … имеет значение вида, зримого, так же как и слово «зйдос» — «вид» [6, с. 12].

Согласно представлениям древнегреческих философов, человеческий разум способен «видеть», «созерцать» общие идеи и законы подобно тому, как наши глаза способны «видеть», «созерцать» чувственно воспринимаемые объекты. Вера античных философов в то, что разум имеет «очи», что существует видение умом, аналогичное видению глазами, явилась не только одной из причин умозрительности античной нау­ки, но и сама послужила своеобразным оправданием этой умозрительности. Не случайно наибольший удельный вес и главенствующее положение в античной науке занимали философские исследования, а философия как умозрительная наука о «первых началах и принципах» (Аристотель) считалась идеалом нау­ки. Более того, философия объявлялась единственно свободной наукой: «Но как свободный человек, говорим мы, это — тот, который существует ради себя, а не ради другого, так ищем мы и эту науку, так как она одна только свободна изо всех наук: она одна существует ради самой себя» [2, с. 22].

Необходимо отметить, что представление о научном познании как о созерцании мышлением общих идей было характерно не только для философов-­­идеалистов Древней Греции, но и для древнегреческих материалистов и, в частности, для наиболее видного их представителя атомиста Демокрита. Возражая против чистой «аподейктики» элеатов и считая, что исследование природы должно опираться на чувственный опыт, он, тем не менее, был согласен с ними в том, что сами по себе чувственные восприятия еще не могут дать истинного знания. Согласно Демокриту истина может быть постигнута только мышлением, ибо разделенные пустотой атомы, из которых состоит все существующее, настолько малы, что не могут быть чувственно восприняты. При этом мышление трактуется им не как способность человека выдвигать гипотезы, которые затем проверяются практикой, а как непосредственное усмотрение того, что недоступно органам чувств, как более совершенный, нежели чувственное восприятие, вид созерцания. По свидетельству Аэция, Левкипп, Демокрит и Эпикур учили, что «ощущение и мышление возникают вследствие того, что приходят извне образы» [17, с. 79].

Кроме созерцательного и умозрительного характера античной нау­ки, другой, не менее важной, ее особенностью являлась та, которую А. С. Ахманов назвал «принципом разумного обоснования». «Характерной чертой древнегреческой нау­ки, — пишет он, — является принцип разумного обоснования, означающий в вопросах знания отказ от всякого религиозного и исторического авторитета и замену его авторитетом человеческого разума, становящегося судьей в вопросах истины. Этот принцип освободил философию и частные нау­ки от религиозного мифа и сообщил философской и научной мысли то движение, которое подняло древнегреческую науку на исключительную для того времени высоту» [6, с. 16].

Требование разумного обоснования любых идей и суждений дало не просто мощный толчок развитию мышления и нау­ки в Древней Греции. Оно явилось одной из главных причин поистине «исполинских» успехов древних греков в области философии, которые по характеристике Энгельса обеспечили им «в истории развития человечества место, на какое не может претендовать ни один другой народ» [16, т. 20, с. 369].

Явившись оригинальным продуктом греческой культуры, требование разумного обоснования непосредственно привело античных ученых к идее доказывания и доказывающей нау­ки. Эта идея нашла свое яркое воплощение, прежде всего, в попытках создания античными учеными математики как дедуктивной системы знания. Как отмечал В. Ф. Асмус, «греки обнаруживают тенденцию превратить элементарные истины алгебры и геометрии, сформулированные вавилонянами и египтянами как тезисы, в доказываемые теоремы» [4, с. 65]. Реализация идеи доказывающей нау­ки нашла выражение также в создании Аристотелем логики как особой нау­ки, имею щей своим предметом исследование методов, форм и средств доказательства.

Известно, что в Древней Греции конкретно-­­научное знание существовало и развивалось в тесной и органической связи с философским знанием, представляя собой единую систему знания. Одной из объек­тивных предпосылок возможности осуществления такого синтеза был слабое развитие в античную эпоху конкретных наук. «У греков, — писал Ф. Энгельс, — именно потому, что они еще не дошли до расчленения, до анализа природы, — природа еще рассматривается в общем, как одно целое» [16, т. 20, с. 369].

Но столь же важным фактором существования целостности знания, присущего античной науке, было то, что многие древние ученые сознательно ставили цель построить все знание как единую, целостную систему. Уже милетские натурфилософы и Гераклит пытались подвести все разнообразие явлений природы под некую единую основу, стараясь найти «единое во многом». Мир рассматривался ими как некий целостный организм, в котором каждое явление находится в гармоничном единстве с другими и подчиняется основным законам, «началам». Конечно, такой подход во многом носил еще характер стихийного стремления к целостности. Ясная и сознательная постановка вопроса о путях, методах и средствах построения научного знания как единой целостной системы никем из милетских философов еще не ставится; в центре внимания этих философов — сам мир, а не способы и средства его познания. Отчетливые попытки в этом направлении предпримут в Древней Греции только Платон и Аристотель. В отличие от предшественников проблема целостности знания получит у них ярко выраженный гносеологический характер, «Для Аристотеля, как и для Платона, — отмечал Маковельский, — наука есть система понятий, причем, по мнению обоях этих мыслителей, все понятия образуют определенную иерархию, в которой каждое отдельное понятие занимает определенное, строго фиксированное место» [15, с. 115].

Вера Платона и Аристотеля в возможность построения целостного научного знания с первыми принципами в своей основе во многом опиралась на успешные попытки древних греков в системном построении геометрического знания. Красота и сила дедуктивно-­­организованного геометрического знания, придававшая ему строгость, доказательность, очевидность, изящество, настолько поражали их воображение, что нередко они склонны были видеть в числах ­­что-то «божественное». Античных философов привлекало в геометрии и математике в целом, прежде всего, то, что в ней сам принцип целостности в виде дедуктивной организации математического знания впервые получил четкую и проверяемую форму. Не случайно в платоновской Академии, выходцем из которой был и Аристотель, изучению математики в деле подготовки философов придавалось первостепенное значение.

Сознавая трудности построения нау­ки как единой, дедуктивно­­организованной системы знания, Платон и Аристотель считали, тем не менее, такую программу в принципе единственно верной «Существование начал необходимо принять, другое — следует доказать» [1, с. 199]. Одна из фундаментальных трудностей, с которой столкнулись Платон и Аристотель при обосновании своей программы нау­ки, заключалась в том, чтобы ответить на вопрос, как могут быть получены первые принципы, «начала» научного знания. Попытки этих философов найти такие «начала» и привели их к постановке и обсуждению проблемы научного метода.

2. Научный метод — это познание мышлением своего содержания с помощью индукции, интуиции и дедукции

К индукции как определенному специфическому способу движения мысли впервые в древнегреческой философии обратился Сократ. Аристотель в «Метафизике» пишет: «По справедливости две вещи надо было бы отнести на счет Сократа — индуктивные рассуждения и образование общих определений: в обоих этих случаях дело идет о начале знания» [2, с. 223].

В трактовке Сократа индукция («эпагогэ», приведение, наведение) означает прием движения мысли, состоящий в том, что для любого общего понятия («мужество», «добродетель» и т. п.) сначала дается общее определение, а затем рассматриваются его частные примеры. Поскольку такое сопоставление общего и частного, как правило, приводит к пересмотру первоначального определения как некорректного, постольку указанная процедура повторяется. Целью индуктивного процесса является выработка такого определения рассматриваемого понятия, которое соответствовало бы всем известным случаям его употребления. Обращение Сократа к индукции тесно связано с его учением о природе этического знания. Как известно, Сократ полагал, что каждый человек обладает скрытым нравственным понятием («даймон» — внутренний голос, руководящий поступками человека), что этические нормы, смутно чувствуемые каждым человеком, имеют врожденный характер. Индукция, согласно Сократу, и является тем рациональным методом, с помощью которого может быть выявлено, прояснено и раскрыто содержание врожденных этических норм.

Отводя индукции важную теоретико-­­познавательную функцию в своей этической концепции, Сократ сознавал при этом, что сами по себе индуктивные рассуждения не имеют логически доказательного характера, а потому не могут гарантировать истинность обосновываемых с их помощью определений общих понятий. Осознание этого обстоятельства явилось одним из оснований скептической позиции Сократа по отношению к попыткам постигнуть этическую истину чисто рациональными средствами и, несомненно, способствовало укреплению его веры в то, что если этическая истина возможна, то она имеет врожденный характер.

Свое дальнейшее развитие проблема индукции получила в концепциях познания Платона и Аристотеля. В отличие от Сократа оба философа не ограничивают рассмотрение проблемы индукции рамками только этического знания, а ставят ее гораздо шире, непосредственно связывая с обсуждением вопроса о способах построения любого научного знания как целостной и доказательной системы.

Пытаясь обосновать возможность объективно истинного знания, Платон высказывает глубочайшую идею о том, что сократовские определения, как и вообще любые о

...