Тихушник
Александр Федорович Бабин

© Александр Федорович Бабин, 2016

ISBN 978-5-4483-0658-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Идут губернаторские выборы. Пропал журналист. Найден его автомобиль, стоящий напротив здания ФСБ. В багажнике обнаружена кровь. Сомнений не остается – он убит. Вскоре происходит еще одно убийство – застрелен кандидат в губернаторы. Расследованием этих преступлений занимается «Шестой отдел». Один из его сотрудников – Семенов Александр подключается к раскрытию убийств. Его методы в розыске преступников и нестандартная манера общения с гражданами, никак не вписываются в образ сотрудника уголовного розыска. В этой связи коллеги наделяют его «говорящим» прозвищем «Тихушник», за его характер и методы борьбы с организованной преступностью.

Автор Александр Бабин так же, как и герой романа, ранее служил в Управлении по борьбе с организованной преступностью в отделе по борьбе с бандитизмом и терроризмом, вот почему эта тема ему знакома не понаслышке. Несмотря на то, что книга «Тихушник» художественное произведение, у читателей периодически будет возникать ощущение того, что когда-то в жизни они такое уже видели или слышали. Реалистичность сюжетов стала возможна в том числе, и вследствие изложения всего с юмором.

Предыдущая книга Александра Бабина «Счастье быть русским» не оставила читателей равнодушными. Тема деревенской жизни близка русским людям, ведь у каждого второго жителя нашей страны – есть корни сельского жителя, к тому же за основу взят не совсем обычный сюжет.

Александр Бабин

Все персонажи данной книги

являются вымышленными. Любое сходство с реально

существующими лицами случайно

Глава 1

– Ну наконец-то появился! Что так долго? Мог бы позвонить, вечер уже. Я себе места не нахожу; мэр дважды звонил, тоже беспокоится. Уже пятую кружку кофе допиваю! – сказал Александр Сергеевич, перебирая слова (которые можно было уменьшить втрое), поднявшись из кожаного офисного кресла и присев на край стола.

– Во-первых, сначала зашёл в УВД, к бывшим коллегам. Все оперá на ушах стоят, начальник розыска – темнее ночи: боится, что уголовное дело к ним может попасть. Сами понимаете: убийство журналиста – это не Васю Пупкина какого-нибудь замочили. Дело носит политический характер. Пока все следственные действия ведут прокуратура с шестым отделом, но кое-что мне удалось выяснить, – ответил Андрей.

– Ну, говори, не тяни резину…

– Труп не нашли, как я вам утром докладывал. А вот автомобиль журналиста – стоит, как стоял, напротив здания ФСБ. Пост около него выставили, прохожих всех фиксируют на камеру… Не знаю, кого только ждут? Думают, преступник к нему вернётся? Эксперт машину осмотрел – в багажнике и в гараже журналиста нашли кровь. Видимо, его поджидали около авто, там хлопнули, затем погрузили в багажник и отвезли куда-то… Возможно, уже прикопали в лесу или утопили, а машину бросили специально напротив ФСБ: что, мол, съели? Одно не пойму – на что им было так рисковать? Без доверенности на автомобиль далеко ли уйдёшь – гаишники в любой момент задержат. Тем более ночью, любой водитель под подозрение попадает. Мне начальник угро рассказал, что за рисковые ребята эти преступники. А может, за рулём был бывший сотрудник милиции или ФСБшник? Видеокамеры на здание ФСБ в поле зрения авто не попадают, так что число участников неизвестно. Маршрут они проработали заранее, и видеокамер поблизости нет. – Андрей, прервав рассказ, налил себе в кружку кофе и медленно стал размешивать ложкой сахар.

– Что, правда никаких зацепок? Не может быть – жену, родственников, друзей опросили, а обыск в квартире и офисе не провели? – ответил Александр Сергеевич, не зная, что ему дальше делать – снова сесть в кресло или, успокаивая себя, туда-сюда ходить по кабинету.

– Я не договорил. Во-вторых, встретился с бывшим коллегой, – вы его знаете, Сергей Чуркин, он сейчас в шестом отделе работает. Он немного дополнил информацию, хотя она скудная – его в опергруппу не включили, всё покрыто тайной. ФСБшники тоже участвуют в раскрытии убийства. При обыске у журналиста в квартире нашли несколько экземпляров его книги: рукопись, наброски к ней и записную книжку, в которой были записи лиц, плативших ему за статьи. Компьютер изъяли. Видимо, он всех водил за нос, двурушничал – нашим и вашим. По крайней мере, вы сами говорили, что вместе с мэром ему приплачивали, чтобы он писал о вас статьи и при этом якобы критиковал в них вас – для конспирации. Иметь «засланного казачка» в стане врага, да ещё в самом центре команды – своих конкурентов на пост губернатора – большая удача. Сергей назвал несколько фамилий из его книжки, в том числе и вас упомянул. Помните, я ещё до начала избирательной компании вам говорил – раскрывать все карты журналисту нельзя? Вы ещё мне ответили, что начальник службы безопасности мыслит недальновидно. Конечно, я не обиделся на ваши слова, но был прав.

– Ладно, к чему старое вспоминать… Вот сука! Я мэру тоже говорил – нельзя доверять ему всё, что мы планируем делать на выборах. Так нет, не послушал меня, сказал – можно. Давно с ним работает, ещё с исполкома. Многое ему сделал, помог квартиру получить, в газете редактор – не последний человек, да и так деньги подбрасывал. Вот на издательство книги дал, большая часть – его, – рассуждал Александр Сергеевич.

– У меня есть адвокат – бывший прокурор, так он всегда говорит: «Что не могут сделать деньги, то смогут сделать большие деньги, что не могут большие деньги, то смогут сделать очень большие деньги». Ему пришлось немного в тюрьму присесть – но быстро вышел. Деньги решают всё, а тут такие привилегии были к этому журналюге со стороны влиятельных лиц, что соблазн был большой – устоять перед деньгами невозможно, вот за это и поплатился, – ответил Андрей.

– Что следаки говорят? Какой мотив убийства – заказной, политический или другой?

– Заказной, конечно – сомнений ни у кого этот факт не вызывает: машину не взяли, труп не могут найти. Из своей практики знаю: такие преступления тщательно готовятся, и раскрыть их быстро редко удаётся, особенно доказать причастность к преступлению. Если найдут, то исполнителей живых уже нет. Как говорят в Одессе: «Немного мёртвые – лишние свидетели». Ну а если посчастливится найти – сначала жулики по глупости вину свою признают, когда их оперá немного попрессуют, зато потом, при встрече с адвокатом, он им быстро мозг прочистит. И дело уже по другому сценарию пойдёт – жулики сразу вспомнят Статью 51 Конституции и пойдут в отказную. – Андрей допил кофе, налил себе ещё кружку и продолжил рассказ на своём бывшем профессиональном милицейском жаргоне.

– Сейчас надо подумать, как нам себя на следствии вести. Не сегодня, так завтра оперá к себе вызовут на беседу, поэтому надо линию защиты общую с вами выстроить. С мэром тоже не помешало бы переговорить по этому поводу, а то запутаемся в показаниях: дойдёт до очных ставок и получится, что из свидетелей в подозреваемые запишут.

– А что они сейчас делают и что могут сделать в ближайшие часы? – спросил Александр Сергеевич.

– Круг знакомых у журналиста устанавливают. У операторов связи, распечатку телефонных переговоров берут – а может, уже взяли, – изучают, анализируют. Наверно, в оперразработку взяли всех тех, кто с ним контактировал… Думаю, вам с мэром тоже прослушку на телефоны поставили и ноги сделали.

– Какие «ноги сделали»? – поинтересовался Александр Сергеевич, не понимая жаргон начальника службы безопасности.

– Наружное наблюдение, значит. Ходить будут за вами: куда вы идёте, туда и они… хотя вряд ли – вы же не жулик. Семью имеете, живёте в одном месте – это им ничего не даст. А вот телефон на прослушку поставят точно. Я даже думаю, давно поставили – когда вы стали кандидатом в губернаторы. Ну а мэр постоянно у ФСБшников на прослушке – всё-таки он не последний человек в городе; это их профессиональная обязанность – быть в курсе его деятельности, да и его безопасность тоже в их компетенции.

– Хуже нет – ждать, догонять и быть в неведении. До дня голосования всего ничего остаётся, а тут – нá тебе! Врагу не пожелаешь. Сейчас СМИ сразу найдут, кому выгодна его смерть. Ещё и меня к этому убийству приплетут. За окном XXI век, а вернулись снова в девяностые: ликвидация конкурентов. Да никому его смерть не выгодна, просто кто-то так хочет столкнуть нас лбами с губернатором, – сказал Александр Сергеевич.

– Вряд ли. Я всё-таки думаю – тут что-то личное, не политическое, это моё мнение… Вам и мэру его смерть не выгодна, хотя на карандаш вас возьмут. Вы же книгу его читали? Зачем он в ней пишет о губернаторе, как о больном человеке – якобы в детстве нужду справлял на простыню? Кто угодно такое делал, когда под стол пешком ходил. Это же унижение мужского достоинства, тут любой мужик за такие слова морду набьёт. Да и уважаемых людей в нашем городе не с лучшей стороны прописал – якобы они местная мафия. Тоже могли на него обидеться. Про коррупцию написано правильно – такая информация для избирателей нужна для ознакомления, часть голосов можно оттянуть, но унижение человека – это лишнее.

– Ты, кроме Чуркина, ещё с кем-то из шестого отдела знаком? Знаешь, кто в опергруппу включён? Или выход на них хоть какой-то есть, чтобы побольше узнать информации по этому делу?

– Сергей сказал – в группу включили самых опытных оперов, одного я знаю – Семёнов Саня. Встретиться с ним могу, но он знает, что я работаю у вас начальником службы безопасности. Я ему об этом говорил – да они и документы в кадрах проверят, оформлен официально. Тут никак не проканает его обмануть – мол, интересуюсь убийством якобы из любопытства. Саня вообще опер авторитетный, что в блатных кругах, что в оперских. Его даже ФСБшники немного побаиваются. Ещё и поди пойми, разговаривает он с тобой так просто по-дружески или ведет разведопрос. В беседе не заметишь, что не ты с него информацию поимеешь, а он с тебя. Разговорит так мастерски – любой артист позавидует, – сказал Андрей, достав из кармана пачку сигарет, вынул одну и закурил. Сел снова в кресло, пододвинул к себе пепельницу на журнальном столе, и всем своим видом показывая шефу, насколько велика сейчас его значимость в этом деле, как начальника службы безопасности. Все дальнейшие действия шеф будет согласовывать с ним.

– Ты всё равно попробуй с ним встретиться и переговорить до того, как нас могут вызвать в следствие. Чувствую, так просто не дадут спокойно провести предвыборную агитацию. Первое, о чём на допросе допытываться будут, – давал деньги журналисту? Отпираться будет бесполезно – придётся говорить правду, чтобы не запутаться в показаниях. Скажу —оказывал спонсорскую помощь, ведь нужно поддерживать творческих людей, всё-таки они несут в массы культуру. А уж как и что он там записал в своей книжке про мои деньги —пускай остаётся на его совести. Я же не могу контролировать его действия – в России же независимые СМИ.

– Во! Вижу, вы успокоились, стали трезво смотреть на ситуацию. Вот бы ещё мэр так же себя повёл. Да, чуть не забыл сказать – сегодня ночью гранату через окно забросили в штаб СПС, оказалась муляжом. У меня там знакомая девчонка при штабе, так она на работу теперь боится идти. Думаю, так попугать хотели, чтобы не зазнавались. Или сами привлечь к себе внимание хотели – так кому они сейчас нужны, эти либералы, – только геям… Журналисты раздуют по этому случаю из мухи слона – повод для них есть, хлебом не корми.

– Нам нужно с вами решётки на окна поставить и жалюзи повесить: сидим на первом этаже, как в аквариуме. Меньше у вздыхателей будет соблазна тот же камень бросить в окно, – отреагировал Александр Сергеевич на слова Андрея.

– Можно, только скоро выборы закончатся – зря только деньги потратим. А вот вам поберечься будет нужно. «Бережёного Бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт», – есть у нас, оперов, такая пословица. Я думаю, заказчик одним убийством журналиста не отделается – большие деньги поставлены на кон. Быть губернатором – значит, иметь всё, что пожелаешь, можно сказать – «Бог на земли».

– Что предлагаешь?

– Нужно подумать, – сказал Андрей, снова показав своим видом, что сейчас он практически второй по значимости человек в команде кандидата в губернаторы Александра Сергеевича. Ведь жизнь шефа с его «заводами-пароходами» несравнима со значимостью начальника службы безопасности и его умом.

– Александр Сергеевич? К вам мэр не может дозвониться, сейчас подъедет, – сказала секретарша, приоткрыв дверь кабинета шефа.

– Фу ты! Пока с тобой разговаривал, телефон отключил. Наверно, что-то случилось, если сам едет ко мне. Сидим, как на пороховой бочке, никакой дополнительной информации нет, – заволновался Александр Сергеевич.

– Что вы волнуетесь? Рабочая обстановка. Всегда так бывает – сначала знает всю информацию по убийству только опергруппа, через два дня – весь город, – ответил Андрей.

– Так это вы там в ментовке к трупам привыкли! Вам хоть бы что, а нам, гражданским, – шок.

Глава 2

– Да, войдите, присаживайтесь… Отслужил, солдат? – сказал мне военком, когда я, попросив разрешения, вошёл в его кабинет. Он взял с края стола папку с надписью «Личное дело старшего сержанта Семёнова Александра Фёдоровича 1961 года рождения, воинская часть 03483» и положил напротив себя.

– Так точно! – бойко отрапортовал я ему, не понимая – зачем старший лейтенант, поставивший меня на воинский учёт, попросил зайти к военкому, и для чего ему понадобилось моё личное дело.

– Как вам живётся на гражданке – привыкаете? Какие планы на жизнь?

– Снова пойду на завод работать электриком, а весной попробую поступить в машиностроительный институт.

– Это хорошо, что хочешь получить высшее образование, – ответил военком, листая странички в моём личном деле.

«Зачем меня попросили зайти к военкому? Почему его заинтересовало моё личное дело?.. Видимо, есть какие-то ко мне вопросы, или из армии поступил запрос в отношении меня?.. Так я уволился с почётом, замечаний не имею – всей частью провожали, даже просили остаться и продолжить службу», – всё рассуждал я, не понимая, какие цели он преследует, расспрашивая меня.

– Вот смотрю – в личном деле написано, что вы имеете допуск к секретным документам, относящимся к особой государственной важности? Редко кто в стране имеет такую категорию, – сказал он, посмотрев на меня, прищурив глаза и как бы проверяя мою реакцию на его слова.

«Дурачок!» – подумал я. – «Нам в армии майор Кассий, начальник особого отдела, весь мозг вынес, пока не научил молчать как рыба в воде, не говоря уже о секретных документах, за разглашение которых не только на гаупвахту – за решётку угодишь».

– Вы по воинской специальности являетесь специалистом засекреченной связи ракетных войск стратегического назначения и имеете допуск не только к секретным, совершенно секретным документам, но и к документам особой государственной важности и были начальником аппаратной ЗАС? – сказал он, всё допытываясь, чтобы я подтвердил его высказывание.

– Вы что хотите от меня услышать – что имею допуск к документам особой государственной важности, или что-то другое? Посмотрите внимательно: в деле имеется подписка о неразглашении государственной тайны. Она даётся на десять лет. Поймите меня правильно, не имею права ни с кем разговаривать на эту тему, – ответил я, уже начиная утомляться его расспросами о бывшей службе.

– Вы служили на командном пункте ракетных войск стратегического назначения в городе Чита-40, в/ч 03483?

«Да что это такое происходит! Военный человек, не последней должности в военкомате, в звании подполковника, – а ничего не понимает. Задаёт вопросы, которые и вслух нельзя произносить. А если в кабинете подслушивающий „жучок“? По крайней мере, нас учили в учебном центре ракетных войск, что шпионы не спят. Что воинские части, первая цифра обозначения которых 0, являются секретными. А он напропалую шпарит, даже не стесняясь. Прав был мой отец, когда говорил о таких людях: тупее военного человека он в жизни не встречал. Он врать не будет – послужил в органах Государственной безопасности, когда проходил срочную службу в Германии в начале пятидесятых годов под руководством товарища Берии, и повидал в жизни всякое. Рад бы не поверить его словам – разные есть люди среди военных, но вот, пожалуйста – живой пример его слов», – размышлял я.

– Я пригласил вас к себе сказать, чтобы вы сейчас сходили в одно заведение – тут недалеко, по Ленина, 10. Вас там ждут в отделе кадров.

– А что за заведение? – ответил я.

– Комитет государственной безопасности.

– А что случилось? Для чего я им? – Я похолодел: КГБ!

– С вами хотят побеседовать… Я им сейчас позвоню, чтобы не откладывать в долгий ящик. Прямо сейчас и идите, – сказал он в приказном порядке.

Ну, началось!.. Не успел уволиться со службы, как тут, на гражданке, уже какой-то военком пытается командовать надо мной, не понимая, что я уже не в его подчинении. Разве что в косвенном, да и то когда начнётся война, – но её пока, слава Богу, нет. Зачем я им понадобился? Непонятно, но нужно идти. С таким серьёзным заведением, как КГБ, не шутят.

Вышел из военкомата и направился в сторону улицы Ленина, к дому под номером 10, который каждый житель в нашем городе знает и старается обойти стороной.

В это заведение можно зайти. Но вот выйти – только через несколько лет и в другом регионе, возможно, в таком далёком, что из населения только одни чукчи, а из животных – олени. По крайней мере, так говорил отец, которому «посчастливилось» пройти службу в этом заведении в должности водителя начальника контрразведки. Хотя он и рассказывал немного о службе, радости в его рассказах было мало. Охраняли и контролировали немецких военнопленных, оставшихся после войны, которые на границе Германии с Чехией в шахтах добывали и отправляли в нашу страну урановую руду – для оборонной промышленности. Работа серьёзная, были диверсии со стороны пленных и жителей Германии, которые не смирились с победой русского народа над ними, – во всяком случае, так рассказывал отец.

В нашем городе нет военнопленных, но, прочитав книги о репрессиях со стороны этой службы в 37 году, как-то не хочется побывать в этом заведении, причастном к убийствам ни в чём не повинных людей.

Мне уже довелось столкнуться нос с носом с таким человеком, когда проходил срочную службу – тем самым «товарищем» майором Кассием из особого отдела. Назвать его товарищем никак язык не поворачивается, а говорить приходилось в силу субординации, когда он, имея допуск к секретным документам, каждые шесть часов заходил в аппаратную – проверить, всё ли у нас в порядке с ними? Как и военком, Кассий имел такую же привычку прищуривать глаза и говорить одни и те же слова: «Не видать тебе дембеля, как своих ушей, товарищ старший сержант Семёнов!» – найдя очередной кусочек несгоревшей бумажки в печи для сжигания секретных документов после сеанса связи с центральным командным пунктом ракетных войск. Как ему было не лень клюкой ковыряться в печи и отыскивать кусочки несгоревшего документа? И каждый раз с осторожностью вынимать их из печи, отряхнув от золы, и клеить в свою тетрадь для фиксации нарушений по режиму работы с секретными документами. Добавляя к своим словам угрозы в мой адрес: «Плачет по тебе не гауптвахта, а тюрьма, Александр Фёдорович», – Кассий делал в тетради запись, что у меня имеется очередное нарушение – третьей категории, по его шкале наказаний. Хорошо, что третьей категории! Будь это первая – всё, мне конец: наручники бы надел или расстрелял.

Никто из солдат его не видел улыбающимся – то ли профессия сотрудника особого отдела запрещает это, то ли в процессе службы наложился на его лицо такой нехороший отпечаток. Нет, не хотел бы я иметь профессию сотрудника КГБ, если это значит быть таким букой, – хотя фильмы про разведчиков мне нравятся. Главное, они всегда выходят во всех ситуациях победителями… Фильмы – это одно, а вот зачем я им понадобился, этому серьёзному заведению? Не знаю. Но вскоре узнаю.

На посту меня встретил прапорщик, попросив предъявить паспорт.

– Вы по какому вопросу? – сказал он. Видимо, эта фраза стала для него дежурной, и ею он встречал любого, кто зашёл в заведение.

– Моя фамилия Семёнов. Вам звонили из военкомата минут пятнадцать назад. Со мной хотят побеседовать в отделе кадров.

– Сейчас вам выпишу пропуск. Мне о вас доложили. Вам нужно пройти на второй этаж, кабинет номер двадцать четыре.

Взяв пропуск, я подошёл к лестнице и стал по ней подниматься, думая о встрече с сотрудником КГБ. Что тут скажешь, энергетика в этом заведении не райская, – чувствуется тяжесть в ногах. Представляю, сколько людей поводили по ней вверх и вниз… А некоторые так и не поднялись обратно в кабинеты на допросы – их расстреляли прямо в своём подвале.

Подошёл к двери указанного в пропуске кабинета, постучал, открыл её, вошёл и по-военному доложил: «Здравия желаю! Старший сержант Семёнов». Не знаю, зачем и сказал, – наверно, страх овладел мною, и я не мог с ним справиться. Взял и отрапортовал – в надежде, что зачтётся при допросе с комитетчиком.

– Здравствуйте, Александр Фёдорович! Проходите, садитесь, – дружелюбно ответил одетый в штатское сотрудник КГБ.

«Интересно, какое у него звание? На вид лет около пятидесяти – значит, подполковник, не меньше», – подумал я, готовясь к беседе с ним, успевая делать анализ его высказанных слов и описание его внутреннего характера. Ведь это мой конек – изучать людей по внешности, высказываниям и задаваемым вопросам – привычка, оставшаяся со службы в армии.

– Подполковник Бабич, – представился он, взял со стола документы и стал внимательно их читать.

Угадал! Интуиция меня не подвела. «Бабич – интересная фамилия, наверно, еврейская», – размышлял я, внимательно рассматривая его черты лица. Но в КГБ людей этой национальности не берут – так, по крайней мере, мне рассказывал отец, послужив сам в этом заведении. Практика показала, что им находиться в таких серьёзных государственных структурах нежелательно: клановостью обрастают, да и их якобы причастность к смерти Сталина ещё не забыта людьми из КГБ. Берия на них был также зол – без всякой причины выселял из Москвы «за сто первый километр», чтобы «не мутили воду», как в семнадцатом году. Идиоты – только такое слово для них и подходит. Без счёту порядочных евреев, да и людей других национальностей, убыло за границу из-за таких вот работничков НКВД. Хотя как разведчики они – самые лучшие. По крайней мере, так говорят в народе и пишут в книгах. Особенно ценны те, кто проживает за рубежом. «Без мыла залезет в любую щель»? Так разведчик и должен быть по характеру таким. Якобы в книгах пишут – предательство у них в крови, хотя я таких людей среди своих знакомых не встречал. У меня есть несколько знакомых этой национальности, один дружок – вместе на заводе работали – ещё до службы в армии, и сейчас с ним дружим. Он отличный парень, и родители у него интеллигентные, но почему-то некоторые недоумки из нашей страны на них в обиде. Даже у Гитлера на этой почве «крышу снесло» – хотел их уничтожить на пару с русскими и цыганами.

В народе говорят – у них, мол, Родины нет, как и ничего святого за душой, и в стране, мол, их ничто не держит, но я с такой формулировкой не согласен. Да, у них больше возможностей выехать за рубеж, чем у других национальностей – тут не поспоришь. Родственники у них по всему миру имеются. Хочешь – поезжай жить в Израиль, где после войны им дали территорию для проживания, так как они не имели таковой, или в Европу, Америку, – любая страна примет. Народ талантлив, трудолюбив, но у некоторых из них руки иногда тянутся к чужой казне – якобы гены берут своё, утверждают некоторые люди. Хотя так можно сказать про любую нацию – и цыган с их конокрадством, да и русские тоже в последнее время недалеко от них ушли – тащат с заводов всё подряд. Нечего на зеркало пенять, коли своя рожа крива, – пословица такая есть. У всех наций есть вороватые люди, но почему-то все «шишки» валятся на одну. Про евреев открыто никто из государевых мужей не говорит плохое, а вот за глаза все вокруг шепчутся, вплоть до слесаря из местного ЖЭКа. Некоторые люди завидуют им в силу своей необразованности, остальные – находят причину всех своих бед в окружении.

В Израильском Моссаде тоже мусульман нет – безопасность государства превыше всего и обижаться не на кого. А в такие серьёзные заведения, как КГБ, берут людей определённой национальности – большей по численности в данной стране. Так рассуждал я.

Да, моя привычка делать анализ всего, что со мной происходит, навязанная особистом в армии, не даёт мне спокойно сидеть и ждать, что скажет дальше товарищ сотрудник КГБ. Даже произнесённая фамилия Бабич была мной разложена по косточкам. Зачем и для чего это делаю – не понимаю? Может, пригодится для будущей профессии? Но я её пока на горизонте не вижу.

Подполковник записал что-то в ежедневник, бросил взгляд на меня и снова стал изучать документы.

А может, он по национальности белорус? Фамилии у них ведь могут напоминать некоторые еврейские? Будет спрашивать о секретах, как военком – не знаю, можно ли ему говорить об этом, и имеет ли он допуск к секретным документам… Хотя какая разница, кто по национальности, – был бы адекватным, да и не 37 год сейчас. Посмотрю по ситуации. Видимо, имеет допуск – ведь они работают с военными заводами, контролируют всю их продукцию – в том числе аппаратуру, которая у нас была в аппаратной, – да и шпионов ловят. Значит, часть информации мне можно раскрыть, хотя лучше бы помолчать: обманет как пить дать, это его работа.

Интересно, как они людей подбирают в КГБ – по фамилии, что ли? У нас в армии – майор Кассий, здесь – Бабич. Нет чтобы Иванов или там Степанов. Наверно, с такими фамилиями сотрудники тоже нужны – легче входить в доверии к людям с одинаковым вероисповеданием и найти контакт (а им, как-никак, приходится сталкиваться с такими повседневно). Вот у нас в армии к секретной аппаратуре не допускали людей других национальностей, кроме русской, украинской и белорусской. Хотя в части были солдаты других национальностей (к примеру, мордвины), это были в основном радисты, автомобилисты. Да и то они между собой выясняли отношения – кто из них круче в их республике, ведь в Мордовии тоже делятся на два этноса – мокша и эрзя. Мне, как замком-взвода, постоянно приходилось им напоминать – в армии все равны, как и в нашей стране, не ссорьтесь. Хорошие ребята – мордвины, столько друзей у меня было среди них – не сосчитать. Интересно было бы узнать, как они сейчас устроились на гражданке?..

– Александр Фёдорович, мы вас попросили к нам зайти, чтобы пригласить вас работать у нас в КГБ, – сказал мне с ходу подполковник, даже не побеседовав со мной.

– Для меня это неожиданное предложение… Не знаю даже, что вам сказать, – ответил я, но мой «аналитический» мозг замер в ожидании и не давал никакого импульса. Видимо, не такой уж он аналитический, если я не смог предвидеть, что меня вызвали в КГБ только затем, чтобы предложить работать у них.

– Мы изучили вашу биографию и личное дело, а ещё пришёл положительный ответ из воинской части. Вы нам подходите по всем параметрам, – так что ответ за вами.

– А что за работа у вас, и какую должность вы мне предлагаете? И… у меня нет пока высшего образования…

– Сначала немного поучитесь. Аппаратура примерно такая же, как была в армии; главное – у вас есть допуск к секретным документам. И должность идентична записанной в вашем военном билете – прапорщик. Мы поможем поступить в институт. В дальнейшем присвоим звание офицера.

– Мне нужно подумать. Я не готов дать сразу ответ, у меня планы на дальнейшую жизнь были совсем другие – не связанные с ношением военной формы…

– Хороший ответ. Недели вам хватит подумать?

– Конечно… А всё-таки я хотел бы посоветоваться с отцом: он раньше служил в вашем заведении, но давно – в начале пятидесятых годов.

– Тем более. У вас все пути ведут к нам, так что продолжите семейные традиции. Ещё один вопрос – родственников у вас за границей нет? Может, в Израиле кто-нибудь проживает – сейчас много уезжают в эту страну, а у нас с этим строго?

– У меня нет родственников за границей – все живут в России.

Почему он спросил об этом, да ещё назвал именно Израиль? Интуиция снова не подвела меня по части суждений о значении фамилии и национальности Бабича. Нет, тут дело не в интуиции – логика сработала, отец раньше мне говорил об отборе сотрудников для работы в КГБ. Да и КГБист, видимо, перестраховывается – примет меня на работу, а я возьму и укачу с секретными документами к родственникам за рубеж, и ищи меня потом, как ветра в поле. Большая ответственность лежит у КГБиста – рисковать не хочет, ведь в душу каждого человека не заглянешь, тем более меня он видит впервые. Я русский человек, дальше нашего города меня никто не ждёт с распростёртыми руками, так что бояться за меня ему нечего. Мне казалось, что времена Сталина уже в прошлом, – оказывается, ещё не настолько, если в КГБ интересует национальность. Телевидение и радио, что говорят нам о равноправии в стране – это одно, а вот практика показывает совсем другое. Ничего не скажешь – живём в Советском Союзе.

– Разрешите идти? – спросил я, немного успокоившись, что вызов в КГБ был не таким, как представлялся, что интуиция меня сегодня подвела, – и вышел из кабинета.

Приятное ощущение я почувствовал, когда снова стал спускаться вниз по лестнице, – представилось, что я уже принят в штат сотрудников и работаю в этом заведении. Вышел на улицу и взглянул на солнце, ещё раз увидев его – на голубом небе, а не через решётку в окне стоящего за спиной здания. Да, сегодня мне повезло, – побывал в КГБ по поводу трудоустройства, а не в том качестве, в каком там бывали обычно.

– Я встал в военкомате на воинский учёт, но военком меня направил в КГБ, где предложили работать в отделе кадров. Что думаешь? – сразу с порога сказал я отцу, не зная, обрадуется ли он моим словам или огорчится.

Отец внимательно посмотрел на меня – наверно, подумал, что я выпил и несу не своё не наше, – достал из кармана портсигар, вынул сигарету, сел на стул и закурил, не ответив мне.

– Что ты на это скажешь? – спросил я снова, желая скорей услышать ответ.

– А что ты сам думаешь об их предложении? – вопросом на вопрос ответил он.

– Сам хочу услышать твой ответ.

– Во-первых – это серьёзное заведение, ты же знаешь, мне немного пришлось в нём послужить. Мне, как сейчас вот тебе, предлагали остаться и продолжить в нём службу.

– Так чего не остался?

– Знаешь… издеваться над людьми, хоть и немецкими военнопленными, мне как-то было не комфортно. Не моё это, понимаешь? Да и пленные с нами обходились не лучше. Сколько было случаев – пойдёт наш солдат в увольнительную, а найдём мы его – висит на дереве, живот распорот, ещё и набит яблоками, – зрелище не из приятных… Приходилось задерживать подряд всех граждан без разбора, на тот момент – якобы не мирных жителей Германии, и их пытать. Потом освобождать, не извиняясь… А были такие у нас сотрудники, что могли и забить насмерть. Сможешь ли ты этим заниматься – не знаю.

– Так сейчас не 53-й год и не 37-й – всё поменялось. Не думаю, что придётся кого-то допрашивать и пытать… У меня работа будет связана с документами и аппаратурой.

– Я своё мнение высказал. Ты спросил меня – я ответил. Ты уже взрослый. Решай сам.

– Какой я взрослый? У меня жизненного опыта нет, а если и есть – то небольшой. А выбрать профессию на дальнейшую жизнь трудно – боюсь ошибиться. Хотя мне ещё в армии работа с секретными документами не сильно нравилась – чего доброго, попадёшь за решётку. Сослуживец рядом – и тот мог в любой момент подставить. Возьмёт без разрешения секретный документ, уничтожит или по ошибке сожжёт, – поди заметь да ещё потом докажи, что не нарочно документ без надлежащего присмотра оставил. Моменты такие были, и не один раз, мы же всё-таки люди – можем ошибаться.

– Видишь, сам уже сомневаешься – хочешь ли иметь такую профессию, – ответил отец.

– Ничего, у меня ещё есть время подумать. Всё-таки я хотел бы вернуться на завод – там коллектив хороший, люди простые – работяги. Весной поступлю в институт, тем более есть льгота —служба в армии, – да и профессия инженера мне по душе.

– Ну что, подумал, Александр Фёдорович, над моим предложением? – сказал подполковник Бабич.

– Так точно, подумал. Я вам сразу не сказал – у меня родители живут в деревне, мама болеет, да и отец неважно себя чувствует – требуется постоянная помощь. Хозяйство большое, сами понимаете, – покос, заготовка дров, огород – нужна физическая сила. Я никак не планировал очное обучение в институте, да ещё в другом городе. Так вот, я решил – пусть у меня не сложится карьера, но здоровье родителей дороже. Работая у вас, я не смогу полностью выкладываться, как нужно военному человеку. Тем более ночные дежурства, учения ещё никто не отменял…

– Хороший ответ. Родители – это святое. Жаль. Если передумаете – мы вас ждём… Подождите минуту, с вами хотят ещё побеседовать наши коллеги.

Подполковник позвонил кому-то по телефону и вышел из кабинета. Через некоторое время он вернулся, но уже с военным – в звании подполковника, только цвет формы мне никакой род войск не напоминал.

– Познакомьтесь: подполковник внутренней службы Управления внутренних дел, заместитель начальника кадров Подкорытов Иван Сергеевич.

– Здравия желаю! – ответил я.

– Мы здесь с Иваном Сергеевичем посоветовались насчёт дальнейшей вашей профессии и решили предложить служить в уголовном розыске. Как вы на это смотрите?

При словах «уголовный розыск» мне вспомнился фильм «Петровка, 38» с Юматовым и Лановым в главных ролях.

– Не знаю, что мне и делать, – вы меня застали врасплох с таким предложением… Дать положительный или отрицательный ответ я сходу не могу, – ответил я им.

– А что тут думать? Вы сейчас идите вместе с Иваном Сергеевичем, он вас познакомит с будущей вашей профессией. Тем более, идти недалеко – оно в соседнем здании, только вход с другой стороны улицы.

Выходить на улицу не пришлось – имелась потайная дверь с кодовым замком, которая соединяла два этих здания. Иван Сергеевич набрал цифры, и мы вошли точно в такое же здание с такими же архитектурными постройками. Идя по коридору, Иван Сергеевич мне рассказал, что служба в уголовном розыске почётна, а её сотрудники считаются элитой в милиции. Желающих служить в уголовном розыске очень много, поэтому отбирают самых лучших, но сначала мне нужно на эту профессию выучиться.

Есть в структуре милиции учебные заведения с очным и заочным обучением. Мне, сказал мой провожатый, подойдёт заочное обучение: от подполковника Бабича он уже знал о моей ситуации с положением родителей.

Мы зашли в один из кабинетов, где за столом сидели двое молодых ребят в гражданском.

– Познакомьтесь, Александр Фёдорович, с будущими коллегами, – сказал Иван Сергеевич.

Мы обменялись приветствиями.

– Мужики! Вот Александр Фёдорович сомневается: идти ему работать в уголовный розыск или нет, и связать ли свою жизнь с этой профессией? Скажите ему правду.

– И раздумывать нечего – пусть идёт! – ответил один из парней. – Ловить преступников – работа настоящая, мужская. Форму мы не носим, знакомые наши даже не знают, где мы служим. Интересная и нужная профессия. Особенно приятно, когда раскроешь серьёзное преступление – положительных эмоций масса, людям помогаешь… Про Шерлока Холмса читал?

– Ясное дело. Только книги – это одно, а у вас тут всё наяву, и преступники настоящие, не автором выдуманы.

– Спортом занимался? – продолжил со мной разговор парень.

– Боксом. Ещё на гражданке. Ходил в секцию, и в армии не бросал. Первый взрослый разряд. А ещё каратэ увлекаюсь.

– Тем более к нам. Не в БХСС же тебе идти – на счётах считать и со складов колбасу тырить!

– А что, у вас сотрудники БХСС колбасу воруют? – осведомился я.

– Да это я так, для красного словца сказал… Всякие сотрудники там есть – хорошие и плохие, как и везде. Но профессия сотрудника уголовного розыска многому обязывает. И друзьям не стыдно про неё сказать, и девчонкам мы нравимся…

При слове «девчонки» я подумал – а что, можно и попробовать послужить в уголовном розыске, и ответил:

– Согласен.

– Вот и отлично! Пойдёмте ко мне в кабинет и всё обсудим, – сказал Иван Сергеевич.

Придя в кабинет, он достал бланки для принятия на службу и попросил меня их заполнить – написать автобиографию, образование, данные родственников, близких знакомых; где буду первое время проживать и совпадает ли мой адрес с пропиской. Заполнив бланки, я получил от него направление на прохождение медицинской комиссии.

– Думаю, у вас, Александр Фёдорович, со здоровьем проблем не будет. Недавно из армии, так что быстро медкомиссию пройдёте. Проходят её в нашей милицейской поликлинике – адрес на направлении есть. Ещё не забудьте встать на комсомольский учёт. Райком ВЛКСМ – на соседней улице, обед у них уже закончился – можете прямо сейчас туда пройти, это обязательно нужно сделать. Секретарь ВЛКСМ – Белых Олег, отличный парень – спортсмен, уважает молодых ребят, которые хотят связать свою жизнь с милицией. Уверен, он вам понравится.

– А дальше что нужно будет делать? – спросил я его.

– Дальше начнётся служба. Первые три месяца будете учиться азам милицейской службы. Сначала пройдете первоначальные курсы при школе УВД, а после учёбы, до поступления в специальную школу милиции по линии уголовного розыска – послужите в дежурной части УВД помощником дежурного. Должность ответственная, на первых порах будет вам полезна. Узнáете всю структуру милиции, её руко-водство. В дежурную часть стекается вся информация обо всех происшествиях и преступлениях, что совершаются на всей территории области.

– Хорошо, постараюсь всё быстро пройти. Разрешите идти?

– Да, идите.

Войдя в здание райкома ВЛКСМ и найдя кабинет с табличкой «Белых Олег Алексеевич», я на минуту остановился, вспомнив слова старшины роты: «Прежде чем войти в каптёрку, подумай, как будет лучше без проблем из неё выйти, а то можешь получить два наряда вне очереди», – не вовремя зашёл. Постучал, открыл дверь и увидел молодого парня, сидящего на стуле с гитарой в руках.

– Разрешите? – сказал я.

– Пожалуйста, заходите. Сразу видно по выправке – человек военный, – отозвался он.

– Да, вы не ошиблись: недавно демобилизовался. Я пришёл встать на комсомольский учёт, так как буду проживать на вашей территории, а дальнейшую службу продолжу в уголовном розыске.

– Замечательно! На гитаре играть умеешь? – спросил секретарь.

– До службы играл в ансамбле – так, для души.

– Замечательно! – повторил он. – А я вот сижу и репетирую перед выступлением: скоро будет фестиваль бардовской песни, неудобно будет ударить в грязь лицом.

– Репетиция не помешает!

– Может, что-нибудь новое покажете, а я выучу и со стройотрядовцами спою? – Он предложил мне гитару.

– У меня есть несколько песен – немного пописываю их, можно сказать – хобби. Я вам одну из них попробую исполнить. – Я взял гитару и спел одну из них.

– Аккорды я запомнил, потом стихи занесёте, как будет время. Песня достойная, тем более, что её ещё в наших бардовских кругах никто не знает. Сейчас пройдите в соседний кабинет – вас там поставят на комсомольский учёт. Рад с вами познакомиться. Думаю, видеться будем частенько: город у нас небольшой, тем более, я бываю в УВД по комсомольским делам, – сказал Олег, крепко пожал мне руку и я вышел из кабинета.

«Хороший парень!» – подумал я. – «Немного постарше меня лет на шесть, не больше, главное – открытый и работа ему „комсомольская“, видно, по душе. Нужно не забыть стихи занести, неудобно получится – пообещал, а не исполнил».

Глава 3

– Алло! Помощник дежурного УВД Семёнов слушает! – ответил я на очередной звонок.

– Александр, это я – Подкорытов Иван Сергеевич. Поднимись ко мне в кабинет, переговорить нужно.

– Разрешите? Здравия желаю! – сказал я, войдя в кабинет заместителя начальника кадров.

– Входи, Александр, для тебя есть хорошая новость. Офицерская должность освободилась в Октябрьском уголовном розыске – один из сотрудников переезжает в другой город. Я переговорил с начальником УР, так что, если ты не передумал быть сыщиком, то, как я и обещал, есть возможность попробовать себя в роли Шерлока Холмса. Ты уже окончил школу милиции, офицерское звание имеешь, так что нечего тебе в дежурке штаны протирать. Работа дежурного – для тех, кому до пенсии осталось служить год-полтора, сдавай все дела – и вперёд, на передовую!

– Спасибо вам. Я сейчас же позвоню начальнику УР – с ним мы уже давно знакомы. Он знает, что мне хотелось работать в уголовном розыске и в его подразделении.

– Тем более – все пути ведут в этот отдел. Удачи тебе! Нас не забывай!

Я вышел из кабинета кадровика, огляделся – никого в коридоре не было, – и от радости подпрыгнул: мечта сбылась! Я скоро стану оперуполномоченным уголовного розыска. Форму милицейскую, как в дежурке, носить не нужно; буду иметь пистолет на постоянной носке, и сдавать его в оружейку не придётся. Представил, как раскрою все преступления, которые считаются у оперов «глухарями», – ведь я буду применять к их раскрытию дедуктивный метод Шерлока Холмса! Эту книгу я прочитал не один раз, и знаю наизусть всё, что нужно настоящему сыщику, – так думал я.

Глава 4

– Коллеги, я хочу вам представить нового сотрудника – Семёнова Александра Фёдоровича. Он окончил специальную школу милиции, не женат, занимается спортом – ходит вместе со мной в секцию каратэ. Я с ним знаком давно, так что прошу любить и жаловать. Он будет обслуживать центральную зону – участок, сами знаете, один из самых криминогенных у нас в городе. Заменит на нём Геленидзе, который уезжает к себе на Родину – в Сочи, – представил меня на утренней планёрке начальник отдела уголовного розыска Морозкин Владимир Васильевич.

– А водку он пить умеет? – спросил один из сидящих рядом со мной сотрудников, и все вокруг опера засмеялись.

– Пичугов, я думаю, водку пить, как все мы, он умеет, но не так, как её пьёт Геленидзе. Встань, Арсен, и прочти вслух вот это заявление, которое мне на тебя поступило от гражданина. Он получил телесные повреждения – графином по голове, и главное – у нас в отделе, – Морозкин протянул провинившемуся листок.

– Может, не надо, Василич? – сказал молодой человек кавказской внешности.

– Надо, Федя, надо! Читай, читай, пусть коллеги узнают правду, и им наука будет впредь, – сказал начальник, процитировав Шурика из «Операции „Ы“».

Юмор в коллективе на планёрках явно присутствует – видимо, такая внутренняя психологическая обстановка им помогает в общении; мне она по душе. Нужно поближе со всеми познакомиться и изучить каждого. Всякие люди бывают на свете, тем более, оперá – ребята неглупые, многое в жизни повидали. В таком коллективе ухо нужно держать востро.

– Начальнику Октябрьского ОВД Останину, – начал медленно читать Арсен, затягивая основную – явно в его пользу —часть заявления.

– Читай сразу текст заявления, что шапку читаешь? Я тебе и так скажу – копию его потерпевший отправил прокурору, так что готовь чемоданы и суши сухари, – поторопил его с чтением Морозкин.

– «Заявление. 3 июня 1984 года я был ограблен неизвестным гражданином по ул. К Маркса, 76. Украли барсетку. В ней находились: паспорт, ключи от дома, пропуск на завод и пять рублей денег. Я сразу обратился в дежурную часть, позвонив по телефону-автомату и описал дежурному приметы преступника. В дежурке меня направили в кабинет 4 к оперуполномоченному УР Филиппову для дачи объяснения. При беседе с ним к нему зашёл молодой человек кавказской национальности. Он подошёл к столу, взял стоящий на нём графин с водой; при этом не спрашивая даже разрешения и не говоря ни слова, и ударил им по моей голове. Я потерял сознание. Когда очнулся, молодого человека в кабинете уже не было. Вокруг меня стояли неизвестные ранее мне лица – потом я узнал, что это сотрудники уголовного розыска, один из которых мне сказал, что у них произошло ЧП – ворвался в отдел неизвестный гражданин, якобы сбежавший из психиатрической больницы, и его долго ищут врачи, как и вся милиция города, вот он и ударил меня графином. Пока мне Филиппов оказывал медицинскую помощь, преступник от него сбежал. Я обратился в травмпункт, где мне поставили диагноз – сотрясение головного мозга. Прошу вас найти и привлечь к уголовной ответственности гражданина, который мне причинил телесные повреждения».

Все оперá закатились от смеха.

– Ладно, Арсен, хватит читать. Мужики, ничего тут смешного нет, нужно сейчас подумать, что дальше делать? Отписываться придётся перед прокуратурой всем тем, кто причастен к этому «анекдоту», в том числе и мне, как руководителю. Если узнают про этот случай, смеяться над нами будут все вокруг – от постового милиционера до участкового. А сейчас, Арсен, расскажи товарищам, как было на самом деле? Не стесняйся, тут все свои, только без вранья.

Я сидел и слушал, не понимая, почему все смеются над заявлением, – ничего смешного в нём нет. Гражданину преступник проломил голову, да ещё в кабинете опера, – а они не смогли его даже задержать… Что за такие сотрудники милиции, как он мог всех их обмануть? Вот попал так попал в коллектив служить… Где ещё, скажите, из кабинета опера преступник может запросто сбежать, и никто его даже не задержит?

– Что рассказывать? Вы же знаете, вчера было моё последнее дежурство, – стал объяснять Арсен. – С понедельника иду в отпуск и уезжаю на родину, – последние мои деньки, скажем так, в родном отделе. После дежурства зашёл в «Канцтовары», купил авторучку и вернулся обратно – кое-какие есть недоделанные дела, с канцелярией должки остались, все чернила исписал. В коридоре встретил Перлина – он объяснил, что вчерашнего грабителя задержали, его допрашивает Филиппов. Вот я и зашёл к нему на огонёк. Дай, думаю, напоследок помогу ему раскрыть преступление. Я же не знал, что Филиппов допрашивает свидетеля, а подозреваемый находится у Гусинского. Мне же Перлин сказал, что подозреваемый у Филиппова, – я был уверен на сто процентов, что это жулик. В кабинете Филиппова я почувствовал себя плохо. Решил попить воды, закружилась голова – видимо, на дежурстве устал, выездов на происшествия было много; можете в дежурке проверить мои слова – вам подтвердят, – и из рук непроизвольно выронил графин. Который, падая, вскользь коснулся головы потерпевшего! Какие-то потерпевшие пошли слабенькие… Когда он очнулся – я извинился, мы с ним разошлись по-дружески. А что заявление написал на меня… Так, видимо, ему знакомый адвокат посоветовал – хотят денег с меня срубить, – объяснил Арсен.

– Ты что, не понял всей серьёзности ситуации? – сказал Морозкин. – Не успеешь доехать до Сочи, тебе прокуратура ласты склеит. Иди к потерпевшему на поклон и договаривайся на мировую, пока этому делу хода не дали. Копия заявления для прокуратуры пока у меня. День тебе сроку, чтобы все разногласия с ним уладил. Канцелярские товары ещё приплёл к своему оправданию – ну и врать ты горазд! Все оперá видели, что ты пил пиво в баре как раз напротив отдела. Говоришь, чернила у тебя кончились? Ну-ну! Врать бы лучше научился – хотя бы так, как это делает наш местный Остап Бендер – твой коллега Гусинский. Понял?

– Так точно, понял, – ответил Арсен.

– Ну, а у вас почему такая произошла неразбериха? Филиппов, тебе же дежурный поручил взять объяснение у жулика? Почему вместо него у тебя в кабинете оказался потерпевший? – грозно спросил у другого подчинённого начальник.

– Василич, я с жуликом ранее знаком – сами понимаете, он немного мне «помогает», – сказал один из оперов (я так понял, тот самый «Остап Бендер»), – поэтому попросил Филиппова поменяться с потерпевшим.

– Ладно, давайте эту тему закроем. Прокурор звонил – обещался в понедельник к нам в гости заглянуть. По отказным материалам с нами хочет побеседовать, так что их подшаманьте, как следует – особенно у кого сроки по ним заканчиваются. Тебя это непосредственно касается! – Морозкин внимательно посмотрел на Гусинского. – Он лично с тобой будет беседовать за твоё «творчество». Всё! Планёрка закончена – все по коням. Семёнов и Бондаренко, останьтесь.

… – Александр, познакомьтесь, – представил меня начальник. – Это Бондаренко Владимир Иванович, твой наставник. Тебе на первое время понадобится опытный сотрудник, а то, не ровен час, оперá научат чему не следует… Как вон Геленидзе: взял и пробил графином голову потерпевшему, перепутав с подозреваемым. Иваныч, пусть Александр на первое время поездит с дежурным опером на преступления – посмотрит, что да как, главное – с бумажной волокитой разберется. Да, чуть не забыл: пистолет пусть в дежурке ему выдадут, и ключи от сейфа у Геленидзе заберёт. И пока не освоится – пусть посидит с тобой в кабинете.

– Хорошо, Василич. Я сначала Александра познакомлю с лицами, состоящими под надзором. У него на участке числятся восемнадцать человек, и все блатные. Один из них – «смотрящий». Заодно и проверим, как они соблюдают режим проживания. Может, посчастливится, так пару протоколов составим. Вообще, суки, распустились – дома не ночуют…

– Ты, Александр, пока присматривайся ко всему, что вокруг происходит, – разъяснял наставник. – Сходи в дежурку, в камеры загляни – их у нас две, одна общая, другая, что поменьше – для оперразработок, в основном оперá ей пользуются. У тебя пока нет негласных помощников, но скоро они тебе понадобятся, вот там их можешь найти. Все оперá начинают свою работу с утренней проверкой камер для задержанных. Иногда туда попадают наши «помощники» – лишний раз им поможешь не платить штраф, а они тебе пару интересной информации расскажут. Так что с утра надо будет пораньше приходить на работу и знакомиться с протоколами на граждан, которые по разным причинам находятся в них. Некоторые так по глупости попадают – в основном по пьянке, такой наш оперской контингент. Бывают среди них лица, которые нам интересны для дальнейшего использования в работе. Ты их можешь без разрешения дежурного забрать к себе в кабинет и побеседовать – может, кто-нибудь из них пойдёт с тобой на контакт, захочет тебе помогать, так нужно провести с ним разведопрос. Знаешь, что это такое?

– Да, в школе милиции изучали, сдавали по нему экзамен, – ответил я ему.

– Научишься пользоваться разведопросом – проблем у тебя ни в работе, ни в жизни не будет. Это основное, что должен знать настоящий опер. Он тебе поможет как при беседе с нормальными гражданами, так и с жуликами. Не козыряй ни перед кем оперскими корочками: хвастовство у нас не приветствуется, как и карьеризм. Будь со всеми на равных. Опер – он как святой Серафим Саровский: к нему все люди идут за помощью, от простого рабочего до судьи. У них раз в жизни что-нибудь да украдут из квартиры или дачи. Ворам по барабану, у кого воровать. Вот поедешь с дежурным опером —насмотришься всего: от кражи детской коляски до убийств.

– А когда я поеду?

– Да завтра и поезжай. Чем быстрей войдёшь в русло, тем легче будет в дальнейшем. Сегодня пару подназорников с тобой проверим, но это будет вечером. Сам знаешь, им нельзя отлучаться с 8 часов вечера до 6 утра – а и то умудряются нас обманывать. Их проверяешь – они даже вида не подают, что собираются нарушить режим, но после твоего ухода – шмыг на улицу и пару норковых шапок с граждан снимут… Работа у них такая – воровать, а наша – ловить.

В кабинет, где меня на первое время определили, заходили оперá и знакомились со мной. Мне показалось, что они все готовы помочь на первых порах. Это меня успокоило – есть к кому обратиться, если что будет непонятно.

Вечером, как и обещал Владимир Иванович, мы пошли проверять поднадзорников.

– Александр, когда я буду тебя знакомить с ними, держись увереннее – не показывай вида, что ты ещё якобы «зелёный» опер, дух свой покажи. А то смекнут, что опера «слабенького» назначили на их участок. Молва у блатных быстро расходится, тебе такая слава ни к чему.

– А как свой дух показать?

– По обстоятельствам сориентируешься. Сейчас проверим «смотрящего» – знаешь, чем он отличается от «положенца»?

– В школе милиции нам об этом рассказывали. «Положенца» – назначают «воры в законе», а «смотрящего» блатные сами между собой выбирают – старшего и самого достойного по их воровским понятиям.

– Так вот. Нашего смотрящего зовут Володя Желтов, ему 27 лет, кличка у него «Хвост», сам небольшого роста, но хитрый не по годам. Жулики его выбрали, как и положено по их законам, – на воровской сходке. У него хранится и воровской общак – касса, – только никто её не видел, доступ к ней ограничен. Претендентов на эту должность было предостаточно, так, что ухо держи с ним востро. И ещё внимательно смотри и запоминай – может, в квартире находится посторонний, нам важно знать его круг общения. На следствии все жулики начинают врать, когда мы их начинаем к стенке прижимать: мол, этого человека первый раз видят и никогда не признаются, что знакомы с ним. Хоть покажи им фото, где в обнимку стоят, хоть наяву предъяви – всё равно в отказ идут, скажут – фотомонтаж. Жулики такого ранга на контакт с оперáми редко идут.

Мы позвонили в дверь – не прошло и каких-то двух секунд, как она открылась. На пороге стоял улыбающийся молодой парень в модном спортивном костюме «Адидас», с золотой коронкой на верхней челюсти. Точно радуясь нашему приходу, он раздвинул руки в стороны:

– Ка-а-кие люди – и без охраны!.. А я смотрю в окно и любуюсь закатом – уж больно красив. Подумал – хоть бы ко мне в гости оперá зашли, скучно вечера одному коротать… Во двор посмотрел, вижу – Владимир Иванович идёт, и с ним незнакомый мне человек. Дай, думаю, встречу их, всё-таки не чужие люди!

– Как дела, Володя? На работу не устроился? А то, сам знаешь, нас за вас строго спрашивают, должны работать все. Кто не работает, тот не ест! – сразу с порога спросил наставник. (Я понял, что это и есть «смотрящий». )

– Нет, не устроился. Пока не могу найти работу по профессии.

– А что у тебя за профессия? Напомни мне, – что-то я запамятовал. Небось ищешь, где набирают на курсы по изъятию кошельков из кармана? Так я знаю, где это – ИТК—1, могу походатайствовать, – сказал Владимир Иванович и они оба засмеялись.

– Был я уже там – неважно учат. Скоро устроюсь. Друзья пообещали непыльную работу на спасательной станции, – уже серьёзно сказал Желтов.

– Вот и хорошо. Как устроишься, справку с отдела кадров принесёшь. Познакомься – это твой куратор, Семёнов Александр Фёдорович, прошу любить и жаловать, – сказал наставник.

– Любить – не в моём амплуа, а вот жаловать – точнее, жаловаться – наверно, на него придётся. Вижу по его глазам – не понравился я ему, даже мысли его прочёл – он хочет меня быстрей упрятать в тюрьму… Или я ошибаюсь? – сказал Желтов, состроив устрашающую гримасу.

Я заулыбался. Выдержал минутную паузу, как бы давая ему понять, что мне его угрозы безразличны – не подавая вида, как нас учили в школе милиции.

– Я буду действовать, как написано в уголовном кодексе: нарушил его – получай своё. Это будет справедливо и по совести. Главное, «воры в законе» тоже придерживаются этих правил. Судьба оперов – ловить жулика, а у жулика – убегать, но делать всё нужно по закону.

Желтов выслушал мои суждения и поднял вверх руки, показав тем самым, что он испугался – якобы сдаётся перед моими словами.

– Вот стою и думаю – то ли поменять место жительства? Если вот такой правильный опер меня будет опекать, я долго в этой квартире не проживу, ждут меня «края далёкие», – ответил Желтов.

– Все под Богом ходим, – ответил я.

– Владимир Иванович, я «всё осознал и хочу покаяться». Жил я раньше неправильно, хочу начать с этого момента новую жизнь. Есть у меня «мечта» – сотрудничать с вами. Не хочу больше на зону: если такие «крутые» опера пришли вам на смену – у порядочных воров жизни дальнейшей не будет. Хочу вам сразу одну преступную банду сдать. В этой банде все – головорезы, они вычисляют в городе молодых оперов и на них нападают. Бьют ножами, даже пистолеты отбирают, – продолжил Желтов своё устрашение в мой адрес, нарочно вынуждая меня сорваться и наговорить лишнее.

– А-а, знаю одного из этой банды. Паренёк из Свердловска, бывший опер, уволили его недавно. Правда, уволили ни за что – «смотрящему» по их городу голову молотком пробил. Конечно, заявление он не написал, сам знаешь – не по понятиям это в воровских кругах, а вот соседи оказались тому свидетелями и сообщили в милицию. Руководство подстраховалось – взяли и уволили его из органов, так он банду создал – «Белая стрела, железный молоток». Я с ним вместе в школе милиции учился. Так вот, он мне недавно звонил – говорит, если будут какие проблемы с жуликами, то мне поможет – одним «смотрящим» на свете больше, одним меньше, тем более если можно будет поживиться в его хате. Если повезёт и общак воровской найдёт – деньги лишними не бывают, хоть и криминальные. Вот он в этой банде главный, – ответил ему я, подражая манере общения Желтова, на его же блатном языке.

– Придётся мне, заходя в подъезд, на голову каску надевать? – продолжил разговор «смотрящий».

– Не поможет. Можешь моим словам не поверить, но участились случаи, когда сам Господь Бог вставал на сторону оперов. Ты же верующий? Вижу, у тебя и крестик на шее висит. Он, как и мой дружок, – бьёт молотком людей по голове – но тех, кто не хочет жить по людским законам. Бог – он справедлив! Главное, свидетелей не удастся найти – Бог же невидим.

Желтов смотрел на меня, и по его глазам было видно – я ему не понравился. Видимо, впредь мне нужно быть с ним осторожнее.

– Поживём – увидим, куда нас жизнь заведёт, но всё равно я «рад» познакомиться с вами. Мама, выйди, пожалуйста, к нам – «дорогие» гости к нам пожаловали.

Из комнаты вышла женщина и поздоровалась с нами.

– Володя у меня сейчас не хулиганит, это улица его в детстве испортила. Сейчас он изменился – с девушкой познакомился. У них серьёзные отношения, думаю, скоро поженятся. Вот устроится на работу и будет жить нормальной жизнью, как все люди… Он у меня хороший. Я вот всю жизнь проработала на заводе, скоро на пенсию, сын мне сказал, что он с прошлой жизнью покончил. Я ему верю, поверьте – мой сын не такой, каким вы его знаете по прошлой жизни. Он и в магазин сходит за хлебом, и по хозяйству поможет, – пояснила нам мать.

Я слушал женщину и практически поверил её словам. Но взглянув на лицо Желтова, понимал – в его глазах только ложь, у них с матерью тандем, и эта сцена – встреча с сотрудниками милиции – отрепетирована уже сто раз (тем более, что участковый инспектор у них частый гость). Всё же верить никому нельзя – особенно в оперской работе. Наверно, со временем даже в себе буду сомневаться. Да, в этой работе ухо точно нужно держать востро – расслабишься – согнут в бараний рог, как щенка, и «будь здоров, Иван Петров».

– Маргарита Ивановна, – сказал Владимир Иванович, – мы не сомневаемся, что Володя изменился. Но и вы нас поймите, работа у нас такая: мы обязаны проверять вашего сына до тех пор, пока с него не снимут надзор. Ему быть под надзором, по-моему, около года осталось? Потерпите уж наше присутствие.

Попрощавшись, мы вышли в подъезд, спускаясь с лестницы, наставник поднёс указательный палец ко рту и сделал им знак, что говорить пока нельзя. Вышли во двор, пересекли его, свернув на улицу, не проронив ни слова. Я не понимал, в чём суть молчания.

– Запомни и возьми за правило: прежде чем зайти в любой подъезд – будь осторожен, жулики могут тебя поджидать и на нож поставить. Открой дверь, немного задержись – пусть глаза привыкнут. Если темно в нём, поднимайся по лестнице и внимательно смотри вверх. Бывает, молодёжь стоит на площадке, ищет повода подраться, а ты никого из них не знаешь. Могут тебя не пропустить, к чему-нибудь да придерутся – слово за слово, завяжется драка, и не всегда выйдешь из неё победителем. Лучше не рисковать – вернуться обратно. Ходить по подъездам и по квартирам – это каждодневная наша работа. Да, и в автобусе когда будешь ехать, тоже возьми за правило – ищи место, где встать. Лучше в углу салона, чтобы ты всех видел – оно для нас, оперов, самое безопасное. Возможно, в автобусе едут карманные воры – повезёт, поймаешь «на кармане», но задержать их с поличным – трудно. Врагов среди жуликов у тебя с каждым днём будет всё больше и больше – есть среди них и неадекватные, могут и «на нож поставить», как я тебе говорил. Ты слышал, как с тобой «смотрящий» разговаривал? Как подбирал слова, как на провокацию вынуждал? Это ещё цветочки, он более адекватный жулик, не то что его друзья – отморозки.

Я слушал и поймал себя на мысли, что разговорная речь у опера отличается от повседневной, что в обиходе у гражданских людей, наверно, и я со временем буду разговаривать таким сленгом. Не хотелось бы, но нужно научиться контролировать свой лексикон. На работе – один стиль общения, с домашними – другой. Как это делают актёры в театре. Нужно только представить, что рабочий день в уголовном розыске – это сцена, и все персонажи на ней – актёры.

– Недавно нашему оперу в квартиру забросили самодельную гранату, – продолжал Владимир Иванович, – перед этим связав верёвкой дверные ручки на площадке. Он и его семья —жена и маленький ребёнок – находились дома. Живут на третьем этаже, от взрыва произошёл пожар. Слава Богу, что есть у него в квартире балкон – там и спаслись, пока пожарные не приехали и не потушили вовремя огонь, а то бы сгорели. Это я тебе не для устрашения говорю, а так – для того, чтобы не расслаблялся.

Уже и не знаю, правильно я поступил, что напросился работать в уголовном розыске… Лучше сидел бы в дежурке – и никаких тебе преступников. Или в КГБ остался – там работа непыльная и преступники не такие ушлые. Промелькнула такая мысль на слова наставника.

– О чём думаешь, Александр? – спросил меня Владимир Иванович.

– А следующий поднадзорник кто – преступный авторитет?

– Да нет, можно сказать, жулик-неудачник – по глупости попал в тюрьму. Кстати, под «вышаком» был, но заменили на пятнадцать лет. Свою любовницу ножом «замочил», но она осталась жива, инвалидом сделал – ноги у неё отнялись. Молодой ещё был, любил и ревновал её, вот и натворил дел. Сейчас сожительствует с одной женщиной, имеет квартиру. Он ведь из интеллигенции, так что с ним у тебя проблем не будет – нормальный человек. Мэр у него дружок – другой круг общения, не воровской. Так что намотай себе на ус: жулики бывают разные – есть идейные, как «Хвост», а есть вот такие, как он. Можно было бы и не ходить к нему – он не нарушает режима, но обязывает закон – прокурор может проверить.

Как говорил наставник, так и оказалось. Нас встретил мужчина интеллигентного вида, пригласил на чай – мы отказались. С Владимиром Ивановичем мы расстались на остановке, рабочий день наш закончился. Он поехал домой, а я пошёл по улице, вспоминая и анализируя свой первый день работы в уголовном розыске. Он прошёл с пользой, а похвастаться мне перед друзьями нечем. Завтра предстоит выезд на настоящее место преступления – какое оно будет, неизвестно. Но в том, что оно будет, я уверен, и мне, возможно, повезёт раскрыть первое преступление и изобличить преступника.