Оглавление

2. 1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
3. 1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
   8. 8
   9. 9
   10. 10
   11. 11
   12. 12
   13. 13
   14. 14

Уфа

«И Степану Халтурину спать не дает динамит…»

Почему у меня сразу по написании названия в заголовке возникла строчка из до трепета любимой поэмы Пастернака «1905 год»?

Разумеется, не потому, что поэт был связан с этим городом.

Пастернак не имеет к Уфе ни малейшего отношения; ему здесь не поставили бы даже уродливого — словно монстр из компьютерной игры! — памятника, украшающего одну из площадей Оренбурга. И напоминающего всем прохожим. что Александр Сергеевич Пушкин в поисках материалов по истории Пугачевского бунта добрался на восток до этого городишки на границе Европы с Азией…

Нет, просто с окна своего 14-го этажа я увидел ползущий вдалеке нефтеналивной состав.

И подумал, что здорово было бы налить эти цистерны не мазутом, а динамитом, а потом грохнуть по одной из них кувалдой.

Чтобы взлетело на воздух все сущее вокруг меня.

В стоса и спаса и в протопопские херувимы,

в католикоса греческого и митрополита Санкт-Петербургского,

в 33 света и в мутный глаз

— через 7 гробов в центр мирового равновесия!

1

Я родился в этом городе 22 июля 1959 года. Через

14 лет от Победы над Германией. Или 6 от смерти Сталина. 3 года после одиозного ХХ съезда КПСС, развенчавшего культ Вождя. Съезда, делегатом которого был мой дед по маме, партийный работник…

— так написал я сам о себе во внутреннем монологе полностью аутогенного главного героя романа «Der Kamerad».

Трагедия моя состоит в том, что дед Василий Иванович Улин был партийным работником союзного масштаба и после войны не вернулся обратно в Ленинград, откуда эвакуировался в 1941 году с одним из оборонных заводов.

Если бы он вернулся, то я родился бы ленинградцем и жизнь свою прожил бы совершенно иначе.

Вращался бы среди людей, а не среди воинствующего бескультурья, из которого так и не сумел вырваться.

* * *

Не помогло мне и то, что отец мой, врач-хирург-амбидекстр Виктор Никитович Барыкин (погибший трагически на четвертый день после моего рождения) был не просто из старой интеллигентски-барской семьи, а по своей матери Зое Ивановне Воронцовой происходил из ветви того самого дворянского рода.

И даже то, что и отца моего и дядю Михаила Никитовича, уважал один из последних русских интеллигентов этих мест — ушедший от нас Юрий Андрианов…

Высокий, тонкий, серебряновеково бородатый поэт, по возрасту находившийся ровно посередине между мною и поколением родителей.

* * *

И по сути дела всю свою жизнь я пытался выкарабкаться даже не из болота (из болота-то все-таки можно вылезти, если ухватиться за что-нибудь, растущее неподалеку), а из ямы в песке.

То есть оттуда, откуда спасения не может быть в принципе.

2

Писать я начал тому назад более полувека: 21 сентября 1967 года.

* * *

Эту дату отмечаю с биографической точностью.

Ведь до сих пор сохранилась одна из первых записей в дневнике, который я вел спорадически на протяжении четверти века.

В тот день я бодро сочинил собственное продолжение детской сказки -«Приключений мышонка Пика», не помню уже какого автора.

Правда, записать я этого сочинения не смог.

Не по причине неграмотности в 8 мальчишеских лет; читать я научился в 4 года, писать — в 4,5, а в 5 уже и читал, и писал и говорил по-английски.

Просто в ту осень, в первые недели моего второго класса, один одноклассник сделал мне подножку в школьном коридоре.

(Мерзавец — которого никто из дирекции не подумал как следует наказать за членовредительство! — давно умер. Но разбитое колено до сих пор напоминает мне о нем перед сменой погоды.)

Почти всю первую четверть я провел в гипсе.

Мог или лежать или шкандыбать с одной негнущейся ногой, но сидеть было очень неудобно.

И потому мама — заботясь о моем зрении и не позволяя лежа ни читать, ни тем более писать! — сама сделала эту запись под мою диктовку.

* * *

Так получилось, что свои литературные опыты я начал именно с прозы.

И хотя в 1976 году, в 10-м классе…

(Глупо влюбившись в невыносимо красивую девочку из класса 9-го, имевшую лицо девы Марии и красное платье в мелкую черную клетку — стянутое в талии и имеющее длину ровно такую, чтобы наивыгоднейшим образом продемонстрировать неземную красоту ее икр…)

Хотя 10-м классе, уже готовясь к экзаменам на аттестат зрелости, начал писать стихи, все-таки навсегда позиционировал себя именно прозаиком.

Но имманентная склонность к стихотворчеству отразилась в стилевых предпочтениях, которые когда-то очень точно выразил замечательный художник и умный человек Иосиф Гальперин:

в прозе работает каждое слово, в стихах — каждый звук.

* * *

В 1976—1984 годы я — подобно любому юноше из культурной семьи! — писал то сомнительные философские трактаты, то мемуары глубиной в пару лет.

А в 1984 сотворил свое первое серьезно спланированное произведение — роман «И буду жить я, страстью сгорая».

Позже из него получилась «Высота круга» — о том написано в мемуаре «Москва — Санкт-Петербург».

Развился как поэт и ощутил себя прозаиком я не в Уфе, а в Ленинграде, где провел 8 лучших лет своей жизни.

С 1976 по 1984 — сначала студентом, потом аспирантом математико-механического факультета Ленинградского университета.

Увы, чертова судьба вынудила меня вернуться к черту в эту чертову Уфу.

3

Задыхаясь от духовной и душевной пустоты в своем «родном» городе, осенью 1985 года я пришел в «Школу репортера» при популярнейшей городской газете «Вечерняя Уфа», выходившей чудовищными для тех дней тиражами по 100 000 экземпляров.

* * *

Заведующая отделом писем Лилия Оскаровна Перцева, в течении нескольких лет подряд набиравшая эту самую школу — курсы внештатных корреспондентов, на которых в значительной мере базировалась газета — приняла меня очень благосклонно.

Моя «конкурсная работа» — статья о проблемах свободного времени, написанная от тоски по бальным танцам, которые пришлось оставить — как и все прочие детали своей культурной жизни! — по возвращении из Ленинграда, была напечатана как образец.

* * *

Правда, в заголовке редактор, ничтоже сумняшеся, исправил на свой лад точную, ритмично-аллитеративную цитату из Пушкина «Паркет трещал под каблуком».

Очень скоро я понял, что журналисты — при всей кажущейся продвинутости — очень ограничены и в общем малообразованны.