Конец 1980-х годов. Эпоха автокинотеатров подходит к концу, но есть одно исключение: кинотеатр «Орбита». Он настолько огромен, что способен вместить почти четыре тысячи машин и всех тех, кто на них приехал. В нем не один, а сразу несколько экранов размером с многоэтажный дом. «Орбита» больше напоминает город, особенно по пятницам, когда множество людей собираются сюда на фестиваль старых ужасов, которые и смотрят до самого утра. Но в этот раз все будет по-другому. Над кинотеатром проносится красная комета с лицом и ртом, полным острых зубов, и после ее полета мир меняется. Пространство за пределами «Орбиты» исчезает, а его границы покрывает кислотная слизь, растворяющая все, что к ней прикасается. Люди внутри сначала пытаются не унывать, потом начинают выживать, а затем приходит голод. А вместе с ним Попкорновый Король, странное существо с четырьмя руками и ведром попкорна на голове. Монстр столь же причудливый, опасный и завораживающий, как и злодеи на экране. Он предлагает истощенной толпе еду, но плата за нее будет ужасной. И вот тогда ситуация становится по-настоящему жуткой…
Жас шектеулері: 18+
Құқық иегері: АСТ
Баспа: Издательство АСТ
Аудармашы: Андрей Локтионов
Қағаз беттер: 232
Кітаптың басқа нұсқалары1
Кино под небом
·
18+
117
Дәйексөздер8
Но фильмы. Их никак не выключить. Мы думали о том, чтобы снести экран, но, честно говоря, эта идея нас пугает. Без экрана и фильмов ночью будет очень мало света, и это только в том случае, если взойдет луна (иногда, когда она всходит, мы слышим скрип, будто кто-то поднимает ее на небо с помощью шкивов и цепей). Если же она перестанет всходить, если механизмы, находящиеся там, за небесным занавесом, износятся и перестанут работать, то ночью мы останемся без света. А без света здесь очень страшно.
Что, если свет больше не вернется? И вот мы сидим. В темноте. Изредка при свете костра, но в основном – в темноте.
Это не очень хорошо.
А еще есть звуки.
Я уже не смогу обходиться без них.
Я привык к крикам, воплям и дурацким диалогам из всех этих фильмов.
Они – как мамина колыбельная на ночь.
Если эти фильмы перестают проигрываться, перестают светить, перестают звучать, остается лишь пустота. И мы. Тогда все, что мы творили, все, что таилось на задворках нашего сознания, выйдет на передний план. Большинство этих воспоминаний – плохие. Остаться наедине с собой, без посторонних звуков и помех, – очень тяжело для слабаков. Кем мы и являемся. Мы очень слабые.
Что, если свет больше не вернется? И вот мы сидим. В темноте. Изредка при свете костра, но в основном – в темноте.
Это не очень хорошо.
А еще есть звуки.
Я уже не смогу обходиться без них.
Я привык к крикам, воплям и дурацким диалогам из всех этих фильмов.
Они – как мамина колыбельная на ночь.
Если эти фильмы перестают проигрываться, перестают светить, перестают звучать, остается лишь пустота. И мы. Тогда все, что мы творили, все, что таилось на задворках нашего сознания, выйдет на передний план. Большинство этих воспоминаний – плохие. Остаться наедине с собой, без посторонних звуков и помех, – очень тяжело для слабаков. Кем мы и являемся. Мы очень слабые.
Ты меня застрелишь?
– Возможно. Тогда я смогу тебя съесть. Кажется, это стало здесь трендом. Не думаю, что до этого дойдет, но все возможно. Просто взгляни на это с другой стороны, Джек. Рэнди и Уиллард – где-то там, далеко. В Сумеречной зоне. Можешь забыть про них, если только менеджер не ошибался, и Нацгвардия прибудет сюда и спасет нас, и все мы получим сэндвичи с индейкой и возможность отдохнуть. В противном случае, это только начало. Люди – всего лишь животные, Джек. Мы с тобой тоже. Если все станет совсем плохо, люди станут есть то, что смогут, и делать то, что придется.
Я подумал о книгах, которые собирал. Все они были мусором, но в большинстве из них прослеживалась основная тема: человек лучше зверя, внутри у него есть что-то, похожее на цветущую розу, которая не увядает даже тогда, когда истлевает его физическое тело.
– Возможно. Тогда я смогу тебя съесть. Кажется, это стало здесь трендом. Не думаю, что до этого дойдет, но все возможно. Просто взгляни на это с другой стороны, Джек. Рэнди и Уиллард – где-то там, далеко. В Сумеречной зоне. Можешь забыть про них, если только менеджер не ошибался, и Нацгвардия прибудет сюда и спасет нас, и все мы получим сэндвичи с индейкой и возможность отдохнуть. В противном случае, это только начало. Люди – всего лишь животные, Джек. Мы с тобой тоже. Если все станет совсем плохо, люди станут есть то, что смогут, и делать то, что придется.
Я подумал о книгах, которые собирал. Все они были мусором, но в большинстве из них прослеживалась основная тема: человек лучше зверя, внутри у него есть что-то, похожее на цветущую розу, которая не увядает даже тогда, когда истлевает его физическое тело.
Тела братьев исчезли, а через некоторое время появилось двое сыто выглядящих людей, которые довольно энергично расхаживали по парковке. Думаю, то, что случилось с братьями, побудило эту пару съесть своего ребенка сырым.
Глашатай выделил слово «сырым», будто это было какое-то преступление. Копченым, жареным, значит, нормально, но сырым?
Лично я не видел ничего дурного в том, чтобы есть ребенка сырым. Идея съесть ребенка пока представлялась мне совершенно неприемлемой, но я начинал уже заранее думать о том времени, когда мое мнение на этот счет изменится, и тогда я уж точно не буду возражать против сырого ребенка. Да, как и все остальные, я предпочитаю жареное мясо, но, если поджарить ребенка не получится, буду есть его сырым.
Глашатай выделил слово «сырым», будто это было какое-то преступление. Копченым, жареным, значит, нормально, но сырым?
Лично я не видел ничего дурного в том, чтобы есть ребенка сырым. Идея съесть ребенка пока представлялась мне совершенно неприемлемой, но я начинал уже заранее думать о том времени, когда мое мнение на этот счет изменится, и тогда я уж точно не буду возражать против сырого ребенка. Да, как и все остальные, я предпочитаю жареное мясо, но, если поджарить ребенка не получится, буду есть его сырым.
