Всей этой местностью – особняком, тюрьмой Клинк и восемнадцатью доходными борделями – владел и управлял епископ.
Медики и по сей день расходятся во мнениях насчет причин, по которым чума уже не вернулась в Лондон после Великого пожара. Такие же разногласия сохраняются насчет самого пожара. Большинство лондонцев считают пожар делом рук католиков. Парламентская комиссия, собравшаяся вскоре после катастрофы для расследования, была более сдержанна. Она твердо заявила, что никакую отдельную группу иностранцев или даже католиков нельзя обвинить в поджоге. Она констатировала просто: Лондонский пожар являлся деянием Божьим. Это был Божий пламень.
Вот только Обиджойфула Карпентера пожар поверг в отчаяние. Простившись с Юджином, он не пошел к семье, но все бродил, смотрел на огонь, и слова паренька начинали представляться ему насмешкой. «Вы очень смелы» – да уж, действительно. Он сказал себе, что бессмысленно притворяться в неизбежности гибели Марты. «Я мог снести ее вниз и спасти, но из страха и трусости дал ей сгореть». Был ли он сыном Гидеона, духовным наследником Марты? Нет. Он был ничтожеством.
А как быть с видением сверкающего града? Что с ним сталось теперь? Пожар прокладывал себе путь по Флит-стрит, как некая грандиозная колесница разрушения, и в треске пламени слышался мелющий звук огромных колес, гласивший ужасное, но бесхитростное: «Все пропало. Все уничтожено. Все пропало».