Оглавление

Архивные фотографии предоставлены поисковым сайтом 361sp.ru (руководитель сайта В. Н. Можаров) и Керченским музеем истории обороны Аджимушкайских каменоломен, а также взяты из личного архива автора.

Место действия — г. Керчь 1942 г.

Умеющий ходить не оставляет следов.

Умеющий говорить никого не заденет словом.

Умеющий считать не пользуется счетами.

Умеющий запирать не пользуется засовом, а запертое им не отпереть.

Умеющий связывать не пользуется веревкой, а связанное им не развязать.

Вот почему премудрый человек всегда спасает людей и никого не отвергает.

Всегда спасает вещи и ничего не отвергает.

Это зовется «сокрытое преемствование просветленности».

Посему добрый человек — учитель недоброму человеку,

А недобрый человек — орудие доброму человеку.

Не чтить учителя, не любить орудие —

Тут и великий ум впадет в заблуждение.

Вот что такое предел утонченности.

«Дао Дэ Цзин», стих 27.

Действующие лица

Советская сторона:

Бурмин Григорий Михайлович, подполковник, 24 танковый полк 44 армии.

Скрыль Иван Саввич, капитан, командир роты, 768 стрелковый полк 138 стрелковой дивизии.

Парахин Иван Павлович, старший батальонный комиссар,

Политуправление штаба Крымского фронта.

Храмов Федор Иванович, военный комиссар.

Иванов, лейтенант НКВД.

Реут Николай, политрук.

Гусейнов Мехбала Нуралиевич, военврач 3 ранга, 479 медицинский санитарный батальон 396 горнострелковой дивизии 44 армии.

Коляда Иван Афанасьевич,

лейтенант, командир топовычислительного взвода

957 артиллерийский полк 396 стрелковой дивизии 44 армии.

Анисимов Даниил Владимирович, младший сержант, минометчик, 105 горнострелковый полк 77 горнострелковой дивизии 47 армии.

Армаш Петр Тимофеевич, старший сержант, минометчик,

минометный батальон 530 стрелкового полка

156 стрелковой дивизии старший сержант, командир отделения.

Григорьев, сержант.

Кожух Иван, красноармеец.

Михайличенко Михаил, красноармеец.

Сиверцев Андрей, красноармеец.

Дьяковская Юлия, гражданское население.

Руденко Мария, гражданское население.

Бугаева Мария, гражданское население.

Колесникова Татьяна, гражданское население.

Сторона Вермахта:

Фрейлих Ганс, капитан, 88 саперный батальон.

Браун Бернгардт, обер-ефрейтор, 88 саперный батальон.

Гуземан Рудольф, обер-ефрейтор, 88 саперный батальон.

Вожжов, полицай.

Кончаловский, полицай.

Зяблов, полицай.

Кулаков, полицай.

Пролог

Май 1942 год, г. Керчь. Район завода им. Войкова. Слышна тяжелая канонада. Повсюду видно хаотическое движение отступающих войск Красной Армии. Большое скопление солдат и техники. Две санитарных машины останавливаются у поста, недалеко от металлургического комбината. Из головного фургона выходит военврач Гусейнов. Его встречает красноармеец Михайличенко.

Михайличенко. Здравия желаю, товарищ военврач! Здесь закрытая территория завода, куда направляетесь? Предъявите документы!

Гусейнов. (протягивая бумаги) 479 медицинский санитарный батальон 396 горнострелковой дивизии. Мне бы главного! Кто здесь вообще есть? Ничего не понятно….

Михайличенко. А вы, с какой целью? Если на переправу, вам прямо… Если на передовую — надо разворачиваться! А мы гостей не ждем. У нас стратегический объект. Особо охраняемый.

Гусейнов. Сурово! Мы сами с передовой, если можно так сказать, сейчас она не пойми где. А у вас, что на заводе? Воинская часть?

Михайличенко. Это секретная информация. Старшего командира сейчас вызову. Ваня! Кожух! Позови товарища лейтенанта! Обоз тут какой-то прибыл, медицинский, интересуется… Разобраться надо!

Кожух. (поднимает телефонную трубку) Сейчас Михай! Сделаем… Если он не отбыл в штаб. Минутку, организуем!

Михайличенко. Неспокойно тут у нас, даже для тыла. Вам бы до переправы! Судя по состоянию машин, издалека вы прибыли и с приключениями.

Гусейнов. Это уж точно! Приключений хватило. Еле ноги унесли… Фашист на хвосте сидел — и «юнкерсы», и мотоциклисты. Еле отбились!

Михайличенко. Вы, я так понял, с прифронтовой полосы. Как там?

Гусейнов. Неразбериха полная. Сам ничего не понял. Фрицы бомбят, стреляют со всех сторон, где линия фронта — захочешь, не найдешь. Все меняется с быстротой выстрела.

Михайличенко. Да, дела! Вань, ну что там? А то так у нас очередь образуется. Увидят, что кто-то стоит, и пристроятся в ряд… Нам лишних глаз не надо.

Кожух. Сейчас будет… Кстати, Михай, нам надо будет прикрыть северо-восточный сектор. Бомбы попали, все разворотили! Дыры как в решете. Не порядок!

Михайличенко. Займемся! У нас где-то железнодорожники были, восстановительный батальон. Надо к ним обратиться. Они быстро все сделают, надо, так целый бастион заново возведут. А вот и товарищ лейтенант! Здравию желаю…

Подходит лейтенант Иванов.

Иванов. Вольно! Что тут у вас?

Михайличенко. Прибыли две санитарные машины, просят старшего по званию для выяснения ситуации.

Иванов. Ситуация у нас противоречивая и неоднозначная. Здравствуй, Мехбала Нуралиевич! Вот так встреча! Откуда ты, родной? Как тебя к нам занесло, какими неспокойными ветрами? Каких только неожиданностей на войне не бывает…

Гусейнов. Здравствуй, командир! Вот уж не думал тебя увидеть! Сколько мы с тобой, в 41-м пережили, не передать! Мы из Феодосии прорываемся, с боями! Штабное руководство госпиталя сбежали раньше нас, как только первые взрывы услышали далеко в степи, нас всех бросили, вместе с ранеными, вот мы и скитаемся, как сироты неприкаянные… Не знаем где причал найти, к кому присоединиться!

Иванов. У тебя сейчас раненые или только медперсонал?

Гусейнов. И те, и другие… Раненых конечно больше, намного. Не знаю, куда деваться! Все бегут, никакое командование найти не могу, сумасшествие какое-то…

Иванов. Ясно. Тогда сделаем так. Штаб фронта сейчас находится в старых каменоломнях, здесь недалеко. Мои бойцы проводят, дорогу покажут… Там же располагается госпиталь. Там все и решите, на месте. Или оставаться здесь, или эвакуироваться. В зависимости от сложившейся обстановки и ваших возможностей.

Гусейнов. Спасибо! А вы то, здесь как? Для обороны или наступления?

Иванов. Мы на посту. Отвечаем за этот участок. Готовимся для развития любых непредвиденных событий. Если фашисты здесь окажутся, им точно не поздоровится!

Гусейнов. Я вообще ничего понять не могу, все эти дни. Что здесь творится? Мы же наступали! А сейчас, все сюда, колоннами к Керчи бегут, к переправе… Где оборона? Где фронт? Хаос какой-то…

Иванов. Разберемся. Каждый должен отвечать за свой рубеж. Тогда будет порядок и ясность понимания происходящего. Мы пока здесь… А там поглядим.

Гусейнов. Как-то все пугающе странно. Все утопает в каком-то тумане. Не разберешь, где свое, где чужое… Как найти правильное решение?

Иванов. Мой совет тебе, и твоим подчиненным, срочно уходить на Тамань, пока есть возможность. Если тут начнется битва, она будет очень жестокой. Вряд ли такая бывала…

Гусейнов. Обижаешь командир! Чтоб я от опасностей бегал? Раненых я из пекла вывез… Жизнь им сохранил. Долг выполнил. Теперь могу и сам винтовку в руки взять! И бить врага, не хуже других.

Иванов. Дорогой ты мой, Мехбала Нуралиевич! Как я уже говорил, каждый должен заниматься своим делом. Твои золотые руки в госпитале, в тылу нужны, солдатские жизни спасать, а не под фашистские пули подставляться! Оставь это нам. Это наш профиль. И прислушайся к моим словам, плохого рекомендовать не буду. Уход за пролив — это не трусость, а здравая дислокация. Врага нужно переигрывать, и зря жизни не отдавать. Это недопустимо.

Гусейнов. Я тебе верю, командир! Но обещать ничего не буду! Как сердце и совесть подскажет, так и сделаю! Нельзя сейчас бежать… Нужно оборону организовывать, сильную и толковую. Фашиста надо остановить!

Иванов. Остановим! Но не ценой гибели лучших врачей нашей армии. Это непозволительно. Медперсонал надо беречь, как самое дорогое!

Гусейнов. Я умирать не собираюсь! Меня убить — постараться надо! Я белый халат сниму, горы содрогнутся! Эти нацистские шакалы побегут в свои темные норы, поджав хвосты…

Иванов. Я ни капли не сомневаюсь в твоем мужестве, Мехбала! Мы с тобой не одну переделку прошли. Но сейчас другой расклад. Чтобы загнать зверя в яму, надо его приманить и сидеть в засаде, чтобы все прошло наверняка. Понимаешь?

Гусейнов. Понимаю. Но хочу отомстить за гибель своих товарищей! Фашисты по палаткам и машинам били, где красный крест был нарисован… Били специально, как по мишеням. Ничего человеческого в этих тварях нет! Никакого кодекса военной чести! Шакалы… Я спать спокойно не смогу! Все кипит! Пролитую кровь нельзя оставлять без расплаты! Наши деды так говорили…

Иванов. Нравишься ты мне, Мехбала Нуралиевич! Свой ты человек. Я бы тебя к себе взял, но больно жарко у нас будет. Не хочу тебя терять. Еще и на собственных глазах.

Гусейнов. Да что ты меня все хоронишь? А? Я что, мальчик? Воевать не умею? Врага одолеть не смогу?

Иванов. Война долгая предстоит, тебе еще хватит сражений. А пока, лучше послушай меня. Так будет действительно лучше.

Гусейнов. Хорошо, я подумаю. Но вряд ли отсюда уйду, тем более, если ты рядом будешь! Вместе будем этих шайтанов бить!

Иванов. Это да. Только если тут что-то начнется, будет все не так, как привыкли! Очень замысловато и непредсказуемо. Как идти в полной тьме, не зная, кто тебя ждет и сколько. Кто ловчее окажется, тот и выживет.

Гусейнов. Жизнь сама по себе непредсказуема. Если честно, меня преследует внутреннее чувство, что здесь что-то странное начинает происходить, выходящее за рамки обычной войны. Как буря в горах, сметающая все…

Иванов. Я примерно об этом тебе и толкую! У меня особых романтических чувств нет. Больше холодного анализа и кое-какие выводы. Все складывается в непростую шараду, с учетом соотношения сил, возможностей и специфики местности. И кто ее быстрей решит, тот и одержит блестящую победу!

Гусейнов. Значит больше игра ума? А сражения как производное? Шахматная партия?

Иванов. Точно… И наша игра должна быть безупречной. От нас зависит очень много. Именно на этом рубеже.

Гусейнов. Что тут можно сделать? Грандиозного? Войска отступают… Те, кто остается в арьергарде придется очень туго. Им бы просто выстоять.

Иванов. Как я уже говорил, хищник, бегущий в яму, уверен в своем превосходстве. А ям здесь много. Мы поможем ему рухнуть поглубже…

Гусейнов. Может мне какая-нибудь роль все-таки найдется? Раз уж такое начинается?

Иванов. Твоя роль пока на той стороне пролива, и очень важная. Не беспокойся, далеко не отпущу.

Гусейнов. Я почему-то не волнуюсь. Мне кажется, мы уже связаны до самого конца. В одном свирепом водовороте крутиться будем…

Акт 1

Сцена 1

Май 1942 г. Окраина г. Керчи. Полуразрушенный бомбежкой металлургический завод им. Войкова. Вся территория затянута дымом пороховой гари. Идет упорный бой между советским сводным отрядом прикрытия подполковника Бурмина и осаждающими его фашистскими войсками.

Развалины завода то и дело вспыхивают сплошным огненным смерчем выстрелов — кажется, стреляют сами обвалившиеся плиты и курганы камней. Красноармейцы отбивают одну атаку за другой. Над разрушенными почерневшими цехами завода, ставшими бастионом, висит призрачная давящая сумеречная взвесь.

Бурмин. (наблюдая в бинокль) Танки слева! Бронебойщиков туда, живо!

Усильте пулеметами западный сектор. По центру пехота ползет, приготовьте гранаты, будем встречать!

Скрыль. Есть! Сейчас мы им покажем пролетарское гостеприимство…

Бурмин. Следите внимательно за каждым камнем. Они уже пробовали скрытно в дыму подползти… Доставили неприятностей, пока бойцы Иванова не перестреляли этих прытких штурмовиков.

Скрыль. Все сделаем, мышь не проскочит. Фашист изгаляется как может, только пока ничего у него не получается! Все силы на нас бросил, и авиация, и артиллерия. А нам хоть бы что!

Бурмин. Остановили мы их здесь… и надолго! Теперь хорошо бы их вспять повернуть и заставить по степи побегать!

Скрыль. Не понимаю… Как так?

Бурмин. Что?

Скрыль. Мы же начали наступать. Три армии развернуты в полном боевом порядке. Операция тщательно готовилась, все были уверены в победе… даже окопы в тылу не рыли. И долговременных укреплений не строили.

И тут… Как колдовство прямо какое! Раз и все рухнуло… И, говорят, от Акмоная до Керчи, все трупами усеяно и сгоревшей техникой, а остатки наших армий сейчас спешно в порту, переправляются на тот берег! А мы закрываем переправу, делаем все возможное, чтобы спасти хоть часть Крымского фронта… За считанные дни, мы оставили обширный плацдарм, потеряли весь восточный полуостров, который с таким трудом завоевали в 41-м!

Бурмин. Никакого колдовства здесь нет. А есть серьезные просчеты, непростительные для войны.

И о них докладывали многие офицеры в штабе фронта и Козлову и Мехлису. Но никто ничего не стал слушать. Вот и результат! Вся степь кровью наших солдат залита и пролив тоже… Голубая морская вода стала багровой от крови, без преувеличения! А всего этого можно было избежать…

Я кстати, тоже ходил с докладом, указывал на конкретные недопустимые ошибки в обороне. Но в ответ получил только обвинение в «пораженческих настроениях»! (с сарказмом) «… Как Вы, товарищ Бурмин, герой Акмоная, про которого пишут в газетах, можете говорить такие вещи? И призывать к строительству фортификаций в нашем глубоком тылу? Вы хотите наступать или сдавать позиции? Когда вся наша доблестная Красная Армия рвется в бой, на разгром ненавистного врага? Может, Вы еще не оправились от ранения? Лечитесь и настраивайтесь на победный боевой лад!» Вот так вот… Весь разговор.

А теперь, все кто еще жив, расхлебывают эту ситуацию!

Скрыль. Так в чем просчеты?

Бурмин. Три армии согнали на передовую, затылок в затылок. Смотреть страшно. Кучность как на митинге. Даже одно шальное попадание снаряда — и сразу братская могила! Так видимо все и случилось, и покатилось по нарастающей, когда немцы перешли в контрнаступление.

Все наши объекты практически не были замаскированы. Все как на ладони. Базирование пехоты, батареи, блиндажи — стояли как мишени в тире… И когда фашисты перехватили стратегическую инициативу, начался кровавый цирк. Особенно с воздуха! «Юнкерсы» — «штуки», бомбили и расстреливали наши отступающие колонны как табуны лошадей в загоне. Тяжелая артиллерия перепахивала землю вместе с телами наших солдат… То есть началась настоящая бойня! Голая степь. Никаких укреплений от горизонта до горизонта. Бескрайняя плоская ширь. Вот и попробуй дать там бой. Никаких шансов. Отдельные подразделения оказывают яростное сопротивление, кто-то пытается выровнять ситуацию… Вообщем все это продолжается теперь и у нас. За нами бомбят переправу, а мы сдерживаем натиск всего немецкого фронта.

Скрыль. И все-таки как они сумели прорвать оборону на Акмонае? Какая бы бомбежка ни была, а все-таки три армии на позициях. Это немало…

Бурмин. Побеждает не число и мощь оружия. А правильная стратегия. Манштейн и Козлов несопоставимы. Я еще до войны изучал тактику самых разных полководцев и генералов. Так вот Эрих фон Манштейн, хоть и наш первый и заклятый враг, но надо признать очень редкий талант.

Я говорил, что с ним надо быть особенно внимательными и осторожными. Его трудно просчитать. Он почти непредсказуем, до авантюризма, не характерного немцам. И я, к сожалению, оказался прав. Кровавое кладбище по всему Восточному полуострову!

Как взломали наши позиции? После усиленной бомбардировки с воздуха, когда наверняка была нарушена связь между штабами войск и воинскими частями, перешли в наступление на парализованные подразделения. От атаки немцев растерялись. Никто не знал что делать, и что происходит вокруг. Ждали приказов. А им прийти уже невозможно. Все линии оборваны. Тяжелое ожидание. Которое недопустимо в боевой обстановке. Иногда достаточно считанных минут, чтобы переломить ход сражения. А здесь… Словом армии оказались скованы.

А потом, скорее всего, Манштейн нанес свой излюбленный танковый удар серпом, как во Франции, причем там, где не ждали — с юга, и перерезал нашу оборону, как ломоть пирога и вышел в тыл 51 армии!

Вот и начался полный хаос.

И мы сейчас пытаемся еще что-то сделать и что-то спасти под этими руинами!

Скрыль. И что же дальше будет?

Бурмин. Удержим рубеж здесь. Дадим возможность эвакуироваться уцелевшим частям Крымского фронта. Перегруппируемся, нанесем ответный удар и погоним фрица назад… Война — это как шахматная партия. Где-то отступил, а где-то контратаковал, устроил врагу ловушку. Главное найти правильное направление и провести хороший маневр.

Скрыль. Где силы только возьмем? От трех армий почти ничего не осталось…

Бурмин. Резервы есть… Мы не одни, за нами вся страна!

Скрыль. Я думаю, немцы крепко вцепятся в этот плацдарм. Место очень удобное, выгодное. На побережье можно много фортификационных сооружений возвести, а город в крепость превратить. Трудно придется все это вновь отвоевывать…

Бурмин. Пробьем! Красным бронебойным снарядом! Никакая крепость не устоит. Мы в 41-м этот неприступный участок Крыма лихо взяли, даже несмотря на ледяной шторм…. А сейчас и подавно.

Скрыль. А Вы как, Григорий Михайлович, с нами в пехоте оказались?

Бурмин. После госпиталя сразу. Назначили командиром сводной группы прикрытия. А танки мои родимые сейчас где-то в степи догорают от Акмоная до Керчи! Из танкистов, здесь, со мной горстка уцелела. Остальные сгинули в этом пекле…

Скрыль. У нас тоже много из полка погибло… Живых по пальцам пересчитать можно. Мы еще отомстим фрицам за всех наших павших товарищей! Мало не покажется…

Бурмин. Без сомнений! Воздаяние будет очень грозным и беспощадным… Мы, им устроим и «Блицкриг» и «Блиц-драп»… Побегают еще по степи в последней судороге! А вот к нам кто-то идет…

Появляются лейтенант Иванов и комиссар Реут.

Иванов. Ну, как у вас тут, жарко?

Бурмин. Еще как! Как и подобает на металлургическом комбинате. Плавимся как в доменной печи! Пятая атака за день… Главное — боеприпасов бы хватило. А у вас как, на северной стороне? Как переправа?

Иванов. Идет полным ходом. Несмотря на сумасшедшую бомбежку… Почти все зенитные батареи разбиты! Наших самолетов в воздухе мало. Аэродромы горят.

Реут. Много гибнет в самом проливе. Корабли тонут под ураганным обстрелом. Все побережье в трупах… Кому-то удается достичь Тамани, кто-то уходит на дно. Люди пускаются вплавь кто на чем… Кто на сколоченных наспех плотах, кто на автомобильных шинах, кто соломой набивает мешки и плащ-палатки, кто просто на бревне… Кому везет, а кого уносит течением в открытое море. Вообщем картина жуткая! Вода багровая от крови вся кипит от ураганного обстрела… как адское зелье из человеческих тел. Преисподняя наяву!

Бурмин. Как обстановка западнее?

Реут. Там сражается еще один сводный отряд, в районе старых каменоломен.

Иванов. Там положение стабильное, достаточно прочное. Фрицы на месте топчутся. Как и у нас. Налетели на грабли… Ситуация интересная складывается. Скоро подойдет лейтенант Коляда, расскажет все подробней. Он сейчас на трубе сидит…

Бурмин. На трубе?

Иванов. Да, на одной из труб. Теперь это наш наблюдательный пункт. Самый точный и достоверный. На трубе сидит, далеко глядит! Коляда не обычный лейтенант — топограф… Не просто смотрит, но и сразу анализирует обстановку, делает выводы.

Скрыль. Не опасно? Одну из труб уже бомбежкой снесли… Совершенно открытая цель!

Иванов. Жить — вообще опасно. По сути своей. От нее умирают! А на войне просто обнажаются определенные природные механизмы, либо ускоряются. Кому где суждено. Кто-то в диком шквале пройдет и не царапины, а кого-то шальная пуля в тылу срежет… Это жизнь! Во всей ее маскарадной противоречивости.

А позиция наша просто замечательная. Там все как на ладони. Кто, где, сколько и куда идет… Картина во всей красе, как на столе, на карте. По всему району в мельчайших деталях до самого горизонта. А если еще бинокль взять, вообще ничего не ускользнет. Вот сейчас будет полная информация, как в передовице в газете!

Бурмин. Сколько тебя знаю, не перестаешь меня удивлять, товарищ лейтенант…

Иванов. Служба такая, веселая. У нас вообще фокусы в крови. Мы тут гансам еще не одно представление устроим. С иллюзиями и фейерверками. Советский цирк — самый лучший цирк в мире!

Реут. Отсюда, с этого плацдарма, начнется наше новое наступление! Этот завод и все окрестные подземелья, станут отправной точкой для нашего сокрушительного Возмездия! Скоро будет перелом, а дальше этого завода фашисты не продвинутся!

Скрыль. Завода уже нет… Одни руины! Если подкатят тяжелую артиллерию, нас сравняют с землей.

Иванов. Есть подземные коммуникации… Они весьма обширные и надежные. Снарядами и бомбами не пробьешь!

Скрыль. Сражаться под землей? И как долго?

Бурмин. Сколько потребуется! Пока не изменится обстановка…

Реут. Нам этот рубеж необходимо удержать. И лучше до подхода наших основных войск!

Иванов. На самом деле место нам досталось занятное. Тут можно много чего придумать и воплотить. И шкуру фашистскому зверю хорошо подпалить! Самый сильный удар тот, который враг никогда не ждет, и не подозревает, откуда…

Скрыль. Но тут же все предельно ясно. Территория завода. Место приметное, как верстовой столб… Квадрат, отрезанный от всего остального. Никакого маневра для ведения боя.

Иванов. Под нами такой подземный лабиринт, что незнающему человеку годами бродить можно. Думаешь, фриц сюда полезет? Нет. В этом наше преимущество. Стоит спуститься в тоннели, и нас здесь не найдешь…

Скрыль. Но это же блокада на измор…. Если мы останемся здесь!

Реут. Все крепости так воевали, испокон веков. И выдерживали еще не такую осаду. А у нас, получается не просто форт, а подземный!

Бурмин. Заманчиво. Но нам все равно нужна связь с армией, которая на поверхности. Необходимы оружие, боеприпасы, продукты. Без этого мало что получится. Если наладим постоянное снабжение, тогда мы здесь, хоть до скончания века простоим!

Иванов. Пока мы не в изоляции, так что можно…

С шумом осыпающихся камней появляется лейтенант Коляда — весь грязный, в копоти и в пыли.

Коляда. Увы! Уже в изоляции. Я с трубы слез, только что… С двумя солдатами. Мы в плотном кольце! Бронетехника, пехота, все как положено… И все новые силы прибывают! Удавка стягивается. К переправам нам уже не выйти… На юге понятно — даже пытаться не стоит. Город захвачен. Керчь горит… Зарево — кажется, ни одного дома целого не осталось! Один громаднейший костер, сплошное пепелище… Почти как у нас!

Скрыль. А море?

Коляда. В сторону пролива вообще страшно смотреть. Кровавое варево от разрывов! «Юнкерсы» висят как тучи… Все простреливается, каждый метр. В воде — обломки кораблей, утвари всякой и масса мертвецов в волнах качается… Они, словно в воде шагают. Многие в вертикальном положении. Не знаю, почему. Странно гипнотизирующее зрелище!

Вода красная от крови! Как открытая рана на несколько километров, расходящаяся в стороны. Сколько убито — не вообразить… С ума сойти можно!

Реут. Мрази фашистские! Заплатят за каждого погибшего! В землю здесь врастем, но отомстим! Никто не уйдет!

Скрыль. Эх… Только дождаться боя, на куски рвать буду!

Бурмин. А что на западе?

Коляда. Там наши крупные соединения стоят крепко. Пока… Но окопы наспех, серьезных укреплений и особенно противотанковых нет. Степь ровная как праздничная скатерть на столе. Их сметут, даже минометами. Поддержки никакой нет — ни артиллерией, ни с воздуха! Я у них ни одной пушки не заметил. А на них танки прут…

Бурмин. Это же район каменоломен. Там штаб фронта располагался в последние дни.

Скрыль. Ага! Пока не сбежали все… На тот берег! Теперь там только такие же, как мы остались — солдаты и полевые офицеры, ни одного генерала!

Бурмин. В катакомбах тоже можно крепость создать, еще более крупную и надежную…

Недалеко разрывается снаряд, осыпая сверху комьями земли и обломками камней. Потом еще один и еще…

Иванов. Началось! Неугомонные какие. Ну сейчас отхватят…

Бурмин. Все по местам! Орудия на исходные… Пулеметы на фланги! Рассредоточиться! Огонь по моей команде. Подпускаем ближе, бьем точно! Зря не палить. Беречь патроны! Один выстрел — один немец.

Скрыль. (устанавливая ручной пулемет Дегтярева в проломе стены) Ну сейчас я вам сыграю русскую народную! Попляшите, псы поганые!

Иванов. Надо сверху бойцов поставить. Обзор отсюда не очень. Толком не видно, сколько их идет. Могут приподнести неожиданные проблемы.

Бурмин. Нормально. Сейчас сами выползут… на этот пятачок. Здесь им между двумя цехами особо не развернуться!

Реут. Наше зрение — конструкция забавная, можно менять углы, можно в статичности заметить движение. Или вертеть этот хитрый шарик как угодно. Мы видим только маленький срез реальности или то, что хотим.

Коляда. А наверху все по-другому! Спустишься на землю — иной мир. Сверху все такое маленькое, как на карте на столе… А потом, все вырастает в великанов! Прямо как в сказке. Странный бывает наш мир, будто играет с тобой!

Реут. Этот мир — штука непростая и занятная. Все есть. Что надо и чего совсем ненужно. И Жизнь, и Смерть, и Любовь и Ненависть, и Слава и Позор! Все возможные грани существования. Выбирай, что хочешь…

Иванов. Главное, не ошибиться с Выбором, как некоторые…

Коляда. «Alea jacta est!». Жребий брошен! Кто ступил на темную тропу, пусть не удивляется последствиям! Силе Воздаяния и необратимости событий. Из черной пропасти выбраться очень сложно. Как из болотной топи.

Реут. Вот здесь их триумфальный путь из Берлина и закончится! Этот алтарь омоется их черной паучьей кровью!

Вон уже побежали на смерть! Короткая дистанция, последние метры… Сейчас всех вас отправим в вашу Вальгаллу призрачную…

Сквозь завесу взрывов начинают бить пулеметные очереди. Из-за разбитого забора появляются цепи пригнувшейся пехоты. Завязывается яростный бой. Огонь пляшет по сумеречным развалинам. В сизом дыму проступают зловещие контуры танков, напоминая надвигающихся черных монстров… Но из-за многочисленных завалов, они не могут подойти близко и выстраиваются в изогнутую линию, открывая огонь по обороняющимся красноармейцам. Обломки камней разлетаются с комьями окровавленной плоти. Несколько танков вспыхивают, подбитые бронебойщиками и подожженные бутылками с горючей смесью… Немецкая пехота продолжает наседать, прячась за груды обвалившихся после бомбардировки, камней.

Огненно-жалящий вихрь пуль и осколков сумасшедшее носится над руинами. Кажется, что шансов ни у кого нет…

Бурмин. Прижимайте их к правому краю! Там наша засада, их там встретят, как положено…

Скрыль. Вот фриц то глазенки выпучит, когда ему в спину свинец раскаленный польется! Славная выйдет банька…

Иванов. У тебя, Григорий Михайлович, вижу, тоже неплохой спектакль получается! Впору аплодировать.

Бурмин. А то, как же! Не только вам в разведке и НКВД фокусничать, мы тоже не лыком шиты! Все мы тут на войне режиссерами человеческих судеб становимся…

Иванов. (глядя в бинокль) Толково! Сейчас фашист в клещи попадет. И мало кто выйдет…

Бурмин. Мы все рассчитали. Затянули их сюда… И обратно уже не выпустим! А это кто… Кадриль под пулями пляшет? Вот чертяка!

Иванов. Это из моих… Андрейка Сиверцев. Пронырливый, ловкий как мангуст, молодец, отчаянный парнишка!

Бурмин. Да я уж вижу! Танк запалил… и еще гансов дразнит, постреливает. Давай же быстрей назад!

Скрыль. Сейчас прикроем героя! (стреляет длинными очередями)

В развалины вкатывается запыхавшийся красноармеец Сиверцев, весь опаленный, чумазый, разгоряченный от схватки с железным чудищем.

Сиверцев. (распалено выдыхая) Все! Уделал эту стерву стальную! Две гранаты и бутылка с горючкой. От души, капитально запалил. Прогорит до основания, как дрова в печке! Есть хлебнуть чего?

Реут. Держи — вода, еще холодная!

Бурмин. Отставить! (протягивает свою фляжку)

Сиверцев. Что это?

Бурмин. Коньяк армянский. Пей, заслужил!

Сиверцев. Спасибо, товарищ подполковник! Я пару глотков…

Бурмин. Давай, давай герой, не скромничай! Сегодня твой день, сынок!

Реут. Танков много… Везде как сыпь на коже. Как бы, не перепахали они нас огнем и гусеницами!

Иванов. Что думаешь, Григорий Михайлович? Это по твоей части…

Бурмин. А тут и думать нечего. Они далеко не пройдут. Увязнут в наших развалинах, как в болотной трясине… Тут пехота путается — каменные джунгли! А эти железные бегемотики, дальше пропускных пунктов цехов не проползут… Те, что рискнут пройти — из подвалов подобьем и сожжем, что и ахнуть не успеют!

Это поле битвы не для танков. Я уверен, немцы тоже это понимают. Поэтому и используют их пока как передвижную артиллерию с дальней дистанции. Пусть прут. Чем больше их сюда заедет, тем больше здесь и останется! Вот и все… Несколько пушек, ПТР-ы, гранаты, бутылки с горючей смесью есть, так что волноваться нечего. Здесь бой для пехоты, но не для обычной, а для штурмовых и разведывательных отрядов, с особой подготовкой. А таковых у фашистов здесь пока мало. А простая пехота рукопашной схватки с нами боится, избегает, поэтому и забуксовали они тут, не зная, что делать… Русский кулак пострашнее гранаты будет! Прыгают на стены как шавки стаей, а толку мало!

Скрыль. А давай, Григорий Михайлович, мы тебе танк фашистский захватим, в качестве презента… И ты на нем, как Чапаев на коне, поведешь нас в атаку!

Бурмин. Ну и балагур, ты Ванька! Хочешь — захвати. А лучше сожги его на хрен! Потому как я уже говорил, это место не для танковых поединков. Маневра никакого, из-за каждого угла граната может вылететь, в любом завале бронебойщик сидеть, или мина в полях этого мусора подстерегать… Голая мишень. Так что… Бронетехника пойдет — уйдем, кто вниз, как в доте, а кто наоборот сверху — они так, как на ладони. И всех перещелкаем! Благо здесь есть, где скрыться, не то, что в степи! В каком-то смысле нам повезло…

Иванов. Рубеж нам интересный достался. Степь, подземелья, завод, море, город… Пять лучей одной звезды! Можно для фрицев хорошую головоломку построить. Фатально смертельную, а Григорий Михайлович?

Бурмин. Ну, насчет головоломки не знаю, но по зубам хорошо съездить гансу вполне можно. Что и делаем!

Коляда. Да, ландшафт где мы находимся действительно необычный, я бы сказал неожиданный! Если подойти с умом, много чего забавного можно натворить…

Иванов. Ну, вот этим и займемся! Так сказать вольным творчеством, будем ваять новые произведения по законам военного времени. Такое, чего еще не было. Чтобы Микеланджело и Леонардо позавидовали с того света…

Нашу битву надо сделать с двойным, с тройным, если не с десятикратным дном! Чтоб фашист сразу в свою преисподнюю и провалился! Навеки вечные…

Бурмин. Что-то ты товарищ лейтенант замыслил непростое…

Иванов. Служба такая, товарищ подполковник! У нас просто не бывает… Для врага! А для нас — все предельно прозрачно и ясно. Где нужная нить, сколько надо козырей, и чтоб всегда был джокер в рукаве!

Коляда. То есть у нас здесь крупная партия намечается?

Иванов. Достойная крупных миллионеров людских судеб. Кто спасает, кто губит. Насколько нам хватит ума и воли все доиграть до конца.

Бурмин. Ну, что ж… Товарищи мэтры иллюзий и трюкачи, раз так, давайте покрутим рулетку Фортуны, как пулеметный диск, поглядим, что будет, может и завод у нас в Цитадель превратится!

Сцена 2

Часть 1

Май 1942 г. Завод им. Войкова. Штаб сводного отряда в помещении заводской кухни. Подполковник Бурмин, усталый и осунувшийся, изучает карту. Сверху доносится канонада и шквал не стихающего яростного боя. Отряхивая пыль, входит капитан Скрыль.

Скрыль. Разрешите, товарищ подполковник?

Бурмин. Давай, Ваня, чего у тебя там?

Скрыль. Мыслишки кое-какие есть относительно иноземцев и их дислокации.

Бурмин. Мыслишки это хорошо… Особенно на войне. Побеждает ум, а не оружие! Ну, выкладывай, что у тебя?

Скрыль. Вам бы поспать, Григорий Михайлович, хоть чуток, вторые сутки на ногах…

Бурмин. Выйдем отсюда, отоспимся, за все эти дни, с лихвой, а пока это не позволительная роскошь в наших условиях. Давай к делу…

Скрыль. (подходя к карте) Вот схема завода, вот противник. Я только от наблюдателей. Здесь немцы выдвинулись вперед между этими цехами. Увлеклись. Оставили стандартно пехоту охранения и пару пулеметных расчетов. Участок очень узкий. Мы можем скрытно пройти вот тут, у разбитого ангара и взять их с флангов. И этот немецкий аппендикс замкнется отличным кольцом! Восстановим прежние позиции, ну и фрицев окруженных положим… Как Вам?

Бурмин. Замечат