Министр перестал сердиться: красота Ванины, конечно, помогла этой быстрой перемене. В Риме всем была хорошо известна любовь епископа Катанцара к хорошеньким женщинам, а Ванина была прелестна в ливрее дома Савелли, в шелковых чулках, хорошо обтянутых, красной куртке, небесно-голубом фраке с серебряными галунами и с пистолетом в руке.
Мисирилли, пылая любовью, но, не забывая своего темного происхождения и своих обязанностей относительно самого себя, дал себе слово не говорить Ванине о любви, если только она не навестит его в продолжение восьми дней. Гордость молодой княжны уступала шаг за шагом.
Ей уже девятнадцать лет, а она отказала самым блестящим партиям. Какая этому причина? Та же самая, которая заставила Силлу отречься: ее презрение к римлянам.
— Но, Бога ради, скажите, кто бы мог вам нравиться? — Этот молодой карбонарий, который только что спасся, — отвечала Ванина; но крайней мере, он сделал что-нибудь более, чем то, что дал себе труд родиться.
Очевидно, ей гораздо приятнее было мучить молодого Ливио Савелли, по-видимому, очень влюбленного в нее. Это был самый блестящий молодой человек в Риме и, к тому же, князь; но если бы ему дали прочесть роман, то он, не дойдя и до двадцатой страницы, бросил бы его, говоря, что от него у него только голова болит. В глазах Ванины это было важным недостатком.
Надо было решить вопрос: кто самая красивая из всех этих замечательных женщин. Выбор сделан был не сразу: произошло некоторое колебание. Наконец, царицей бала была провозглашена княжна Ванина Ванини, молодая девушка с черными волосами и огненными глазами
