2. Эйра

Быть смертным в мире бессмертных – значит быть слабым. Даже животные в полях за границей родины Эйры жили вечно. В каком-то смысле Фростерия вообще была не предназначена для жизни людей. Жгучий мороз здесь никогда не прекращался, и тепло можно было найти только у домашнего огня. Впрочем, вечная жизнь могла быть и своеобразным проклятием, особенно когда оно обрекало тебя на вечное одиночество.

Резкий порыв ветра заставил Эйру поежиться и посильнее запахнуть на груди теплый плащ.

– Вот примерно сейчас бессмертие мне бы не помешало. Гуляла бы снаружи хоть голая, если бы захотела, – пробормотала она сама себе под нос. – Ну, то есть, я бы не захотела, конечно. Но было бы неплохо иметь хоть какой-то выбор.

Стуча зубами, Эйра всматривалась во тьму за ветками заснеженных деревьев, освещенных луной. Этой ночью ей в очередной раз не удалось спокойно уснуть, так что из теплого дома она перебралась на лесную опушку, которая была чуть поодаль.

– Где же ты, Адаир? – прошептала Эйра знакомой ветке, на которой он обычно сидел. Все совы с годами улетали и сменялись на новых, кроме одного филина, который всегда возвращался назад, сколько она себя помнила.

Раздался шум крыльев, и темноту резко пронзило громкое уханье. С широкой улыбкой на круглом личике девушка подняла свой взгляд к звездам, где на фоне ночной синевы яркой вспышкой промелькнули светлые перья. Когти филина сомкнулись на привычной ветке, и она шагнула к дереву ближе.

– Вот ты где, мой милый принц! – Обрадовавшись, Эйра тут же позабыла про ледяную погоду вокруг.

Адаир наклонил голову набок, глядя на нее, и коротко ухнул, перескакивая на ветку пониже.

Эйра, как и всегда, подняла руку и кивнула на нее.

– Ну же, это же совсем как ветка, только намного мягче.

Филин молча наблюдал за ней сияющими янтарными глазами. Потом он пододвинулся ближе, она сделала шаг – так близко они еще никогда не были, – и тут вдали раздался еле различимый тонкий писк.

Филин дернул головой и сорвался прочь, ловить свой ужин.

– Ну, может, завтра еще увидимся, – вздохнула Эйра.

У некоторых демонов Фростерии были животные-фамильяры. У людей таких привилегий, к сожалению, не было – этот филин, которого Эйра бесконечно пыталась убедить сесть ей на руку, был самым близким для нее животным, которого она смогла бы приручить.

Эйра бросила последний взгляд на звездный узор, который украшал чернильное небо. Луна, похожая на тончайшую щелочку, безмолвно наблюдала за ними. Эх, если бы звезды были созданы изо льда, а она владела хотя бы чуточку магией, то она свила бы ледяную веревку из воды и зацепилась бы за одну из них. Стянула самую яркую звезду с неба и подарила бы отцу. Может, тогда он даже улыбнулся бы, зная, что пусть ее мать и не была вечной в этом мире, но ее душа продолжает жить счастливо и спокойно где-то еще.

Интересно, а если бы у нее это получилось, звезда была на ощупь твердой или мягкой? Теплой или холодной? Билась ли она в ее руке, подобно сердцу, совсем как ее мерцающий свет, или оставалась тихой и неподвижной?

– Ну, хватит дурью маяться, Эйра. Слишком много глупых вопросов без ответа в твоей голове. И заканчивай уже болтать сама с собой, на тебя и так в деревне уже все косо смотрят. – По крайней мере, смотрели, пока им не нужно было что-то купить у ее отца, и даже тогда она чувствовала на себе их тяжелые и подозрительные взгляды. Особенно когда им на глаза попадались наиболее мрачные изделия, шкатулки и марионетки. Она их такими делала для себя и только для себя.

– Ну и подумаешь! – Эйра вскинула руки вверх и покружилась вокруг своей оси. – Как будто мне дело есть, что они там про меня думают, мне без разницы.

Снег хлюпал под ногами, и она зашагала обратно к дому. Стоило закрыть за собой дверь, как теплый воздух защипал озябшие от холодного ветра руки. В камине лежало новое бревно, медленно распадаясь под натиском огня, слой за слоем. Ее отец Федир сейчас сидел за столом в углу комнаты и прикладывал кукольную руку к марионетке, он посмотрел на нее поверх сползших на кончик носа очков. Сколько она себя помнила, их гостиная всегда была завалена детальками от марионеток и музыкальных шкатулок. Когда-то, еще до рождения Эйры, ее отец был оружейником, но во время беременности жены он сменил ремесло на создание игрушек для демонов и смертных.

– Не спится? – спросила она у отца, снимая плащ и вешая его на торчащий из стены крючок.

– Тебе, похоже, тоже, – улыбнулся он, приглашающе похлопав по месту рядом с собой. В приглушенном свете казалось, что за последние несколько месяцев морщины под его глазами стали еще глубже. И серебряных отблесков в каштановых волосах тоже значительно прибавилось.

Согрев руки у огня и убедившись, что она снова их чувствует, Эйра уселась на табурет. Отец плохо спал с тех самых пор, как ее мама умерла от запущенной простуды. Эйре тогда было всего пять, но с тех пор она во всем помогала отцу. Когда-то она думала, что он снова женится, и была совершенно не против этого, но ему, похоже, хватало дочери и игрушек.

Теперь Эйре было двадцать, и она не знала, когда покинет родительский дом, и покинет ли его вообще. Пока что у нее были ее марионетки, музыкальные шкатулки и заводные игрушки. Прежде чем приступать к очередному творению, она убрала длинные темные волосы в косу, а потом завела одну из незаконченных шкатулок и открыла крышку. Маленькая танцовщица в платье цвета синего льда и с бутонами такого же оттенка в волосах закружилась, изящно протянув перед собой руки.

Музыка поплыла вокруг Эйры, громко потрескивая. Над этим еще нужно было немного поработать. Хорошенько задуматься она, впрочем, не успела, так как музыка оборвалась.

«Проклятье». Если бы у нее и правда была хоть какая-то магия, то она точно знала, что сделала бы с ней. Создала бы танцовщицу из настоящего льда и пустила бы ее кружиться целую вечность, чтобы музыка никогда не кончалась. Не нужно было бы вечно заводить шкатулку заново, а механизм не приходилось бы то и дело поправлять.

– Будешь раскрашивать ей лицо? – спросил отец, поймав ее задумчивый взгляд.

Эйра посмотрела на гладкое темное личико танцовщицы и ее черные кудри, спадающие до самой талии.

– Нет. Мне нравится, что по ней не понять ни ее мыслей, ни чувств.

– Мрачные у тебя мысли, дочка.

– Но, пап, это же самые лучшие мысли для творчества, разве нет? – засмеялась она, поправляя металлическую пластинку на дне коробочки. Когда она снова завела ее, дав мягкому звону наполнить комнату, мелодия уже была идеальной.

– Как же ты похожа на свою покойную мать. И на меня, но это, пожалуй, к худшему. – Он хмыкнул. – Пойду налью нам чаю, раз уж успокаиваться наши головы не желают.

– Мне с мятой, пожалуйста. – Эйра взяла в руки одну из незавершенных марионеток, которую делала на заказ. Вот ей как раз лицо было очень даже нужно. Подхватив кисточку, она обмакнула ее в розовую краску, чтобы нарисовать марионетке щечки.

Остаток ночи Эйра провела, рисуя, вырезая и попивая чай, пока комнату не осветило заглянувшее в окно солнце. Ее мысли не замедлялись ни на секунду, метаясь от одной работы к другой, какие-то завершая, какие-то бросая недоделанными, и даже успела сделать марионетку-покойницу в черном свадебном платье. Слишком жутко получилось.

В животе заурчало, и она опустила на него взгляд.

– Вот же неугомонный, вечно ты мешаешь работать.

– Заняться завтраком? – спросил отец, иголкой поправляя миниатюрную деталь на игрушечных санях.

– Нет, моя очередь. – Зевнув, Эйра встала с табурета и направилась было на кухню, когда в дверь постучали.

– Скажи, что покупателей мы так рано не принимаем, – нахмурился отец.

Эйра закатила глаза:

– Да ладно тебе, мы так всех клиентов тогда распугаем.

Она бы, конечно, предпочла сначала перекусить, но вместо этого вытерла руки синим платьем и открыла дверь.

Дезмонд, сын деревенского старосты, с поджатыми губами стоял на крыльце.

– Доброе утро, Эйра. – Он заправил за ухо пару темных косичек, в черных глазах было так же мало энтузиазма, как и во всем его лице. – Деревенское собрание будет.

Эйра вопросительно вскинула бровь.

– Когда? – Теперь уже ее живот заворочался от тревоги, а не от голода. Для ежемесячного собрания было еще рановато, учитывая, что с предыдущего прошла всего неделя.

– Сейчас. Дело короля касается. – Он нервно теребил в руках край своего плаща.

Морозко… Даже думать о его имени ей было страшно, а она ведь никогда не встречала Ледяного Короля лично.

– А в чем дело?

– Отец не сказал. Знаю только, что ничего хорошего. Давайте быстрее, а я пока пойду остальных собирать, – с этими словами он резко развернулся на своих начищенных каблуках, поправил меховой воротник и направился к следующему дому. Дезмонд определенно что-то знал, но староста наверняка приказал ему молчать. Эйра с Дезмондом были одного возраста и росли вместе, но друзей из них не вышло – больно уж серьезно он относился к отцовскому делу и был слишком высокомерным юношей.

Когда Эйра развернулась, чтобы взять яблоко, отец уже застегивал плащ.

– Если сам король при деле, значит, что-то важное. Поедим потом.

– Никто не умрет, если я сначала съем яблоко, – пробормотала она.

– Съешь два, когда мы вернемся. – Он кинул Эйре ее плащ.

– Или три. – С усмешкой завернувшись в плотную ткань, она вышла за ним в снег. Никто не задерживался долго у своих домов, сразу направляясь к центру деревни. Большинство уже собралось у помоста, где перед резным троном стоял староста, разговаривая с кем-то из старейшин. На его плечах лежала серая меховая накидка, а черные косички были убраны назад и перевязаны кожаной лентой.

Кто-то остановился рядом с Эйрой. Бросив взгляд вбок, она узнала свою подругу, сжимавшую в руках шнурок от плаща.

– Его Праведность потребовал, чтобы мы все пришли, – тихо сказала Сарен. – И чего король сам к нам не явится?

– Может, потому, что он самовлюбленный козел? – Эйра закатила глаза. – Наверное, очень занят, расслабляясь в ванной и попивая кровь из кубка.

Сарен прижала кулак к губам, чтобы заглушить смешок:

– Вот уж точно.

Они дружили с тех пор, как научились ходить, хотя жители деревни в основном больше замечали Сарен, ведь у нее были длинные золотые волосы и небесного цвета глаза. Она сияла, словно солнце, и сверкала подобно звездам. Эйра всегда предпочитала тень, но и ей порой был просто необходим такой свет рядом.

Староста откашлялся, доставая из-под накидки свиток:

– Мы разочаровали Ледяного Короля. Через неделю в деревне снова будет праздник, на котором он лично выберет девушку, которую принесет в жертву, после чего мы продолжим ежегодно резать скот в его честь. Если мы откажемся, в крови утонет вся наша деревня.

Толпа ахнула. Эйра широко распахнула глаза, чувствуя, как кожу пронзил сухой холодный воздух. Да как эта сволочь самодовольная смеет? Неужели не очевидно, что они перестали приносить в жертву животных, потому что в этом не было никакого смысла? Еще пара таких жертвоприношений, и им попросту стало бы нечего есть.

Винтийцы и так проводили эту церемонию ежегодно с тех пор, как Морозко стал королем – бесполезный ритуал, который был нужен лишь для того, чтобы успокоить его эго.

– Девушку, говорите? – подал голос кто-то из юнцов.

Эйра закатила глаза. Дурак в этот момент наверняка гордился тем, что он мужик и будет в безопасности.

– Но только ту… которую он сам выберет. – Староста покосился на сына. – И если мы ему этого не позволим, то он разнесет всю деревню за это причиненное лично ему оскорбление. Чтобы донести до нас твердость своих намерений, он прислал руку Йонаха, которого поймали у дворца короля. Без приглашения туда приближаться запрещено, о чем он прекрасно знал.

Толпа снова ахнула, а у Эйры в горле пересохло… Он прислал им руку в качестве угрозы. Да, Йонах был, конечно, дураком, что сунулся туда, это правда, но он не заслуживал того, чтобы его руку оторвали от мертвого тела и отправили в деревню. По коже пробежал мороз, но вовсе не от страха за себя. Нет, за другого, важного ей человека. Если жертву должен был выбирать сам король, от него наверняка не скрыть самую красивую девушку в деревне… Сарен. Та вмиг побелела.

– Когда будет праздник, – прошептала Эйра подруге, – спрячь лицо и надень самое ужасное платье, что у тебя есть. И на голове наведи гнездо.

– Ты тоже, – шепотом ответила Сарен. – Никого потерять не хочу, но тебя особенно.

Это было очень мило с ее стороны, но Эйре незачем было утруждать себя к празднику. Она вечно выглядела неряшливо, и заносчивый Ледяной Король ни за что бы не обратил на нее внимания.

Вот почему бессмертие – это проклятие. Это оно породило наглого мужика, которому делать было больше нечего, кроме как лишать жизни невинных, потому что смертные, видите ли, решили больше не подчиняться каждому его слову. Его раздутое самомнение даже не могло позволить кому-либо вызваться в жертвы самому, если бы такие нашлись.

Сволочь.

3. Морозко

Жестокий ветер бешено выл в кронах деревьев. Снег сбивался в сугробы, возвышающиеся над домами, и по неосторожности в них легко можно было утонуть. Морозко в детстве не раз именно так и делал. Ему не было страшно замерзнуть насмерть, да и перспектива быть погребенным под снегом его не пугала. Он был ледяным демоном. Снег и лед подчинялись его малейшей воле.

Поездка до Винти прошла без приключений, позволив Морозко спокойно размышлять о том, какую именно девушку он выберет. Интересно, чье отсутствие обожжет сердца остальных сильнее всего?

Выйдя из небольших черных железных саней, он окинул взглядом открывшуюся ему деревню. Ни одного признака жизни. Песни не гремели, запах угощений не щекотал нос. Так, значит, винтийцы отказались проводить ритуал – даже после того, как он потребовал принести в жертву одного из них?

Морозко презрительно скривил губы и откинул за спину плащ, затрепетавший на ветру, подобно знамени.

Когда король шагнул вперед, дорога треснула под его каблуком. Вскинув бровь, он сделал второй шаг – вторая трещина паутиной расползлась по земле.

– Какого черта? – пробормотал он, резко обернувшись, чтобы оценить обстановку. Его охрана жалко попятилась, поджав губы, словно всем им было страшно следовать за ним.

Ледяной ветер хлестнул его по лицу и бросил белоснежные волосы прямо в глаза. Сквозь них он видел, как трещины разрастаются с громким треском, эхом отзывающимся от стен зданий вокруг.

Вопреки доводам рассудка он продолжил шагать глубже в деревню, но на этот раз тишину разорвал пронзительный визг и раздался звук ногтей, отчаянно скребущих по замороженной земле. Когда он снова опустил взгляд вниз, с той стороны льда на него посмотрели в ответ – бледное лицо с огромными глазами и полным отсутствием какого-либо рта.

– Ну, сейчас вы у меня… – договорить он не успел, так как земля резко качнулась вперед и попыталась опрокинуть его. Вместо того чтобы рухнуть в снег, он одним прыжком достиг участка нетронутой почвы и враждебно посмотрел на худую фигуру, выбирающуюся из образовавшейся дыры. Существо что-то затрещало, протягивая к нему свою длинную и костлявую руку.

Снег валил стеной, заставляя Морозко щуриться, чтобы разглядеть что-то в этой белой пелене. Постепенно сквозь заслон проступил еще один силуэт, и на этот раз он без колебаний выхватил свой зазубренный ледяной клинок.

С шипением Морозко занес меч над головой и кинулся вперед. Лишь в последний момент, за секунду до того, как неизвестный враг пал от его руки, он смог разглядеть лицо. Лохматые черные волосы, карие глаза, темные почти до черноты, и черты настолько непримечательные, что ее затмила бы любая из девушек, однажды гревшая его постель. Выражение ее лица смягчилось, и он помедлил. Женщину он мог убить без колебаний, дело было совсем не в этом. А в том, что она начала говорить.

– Морозко, – донесся до него ее звенящий голос, эхом отдающийся от каждого уголка деревни.

Что это за дерзкая девчонка?

Когда к ним подскочило создание из-подо льда, она лишь подняла руку, и оно тут же упало на землю, извиваясь от неимоверной боли. Она управляла магией, неподвластной человеку, и, как бы его ни возмущала сама эта мысль, это делало ее потенциальной угрозой. Для него. Для всей Фростерии.

– Кто ты такая? – прорычал он, замахиваясь на нее свободной рукой, но вместо того, чтобы столкнуться с щекой, его ладонь прошла насквозь. Девушка словно испарилась в воздухе.

Тяжело дыша, Морозко вдруг резко проснулся. Даже не надо было смотреть в зеркало, чтобы тут же понять, что он весь был покрыт липким холодным потом. Капли катились по его спине, по лбу, по груди.

Иногда было так сложно понять, где кончались сны и где начинались видения. Но лицо той девушки, те существа в земле… его вновь передернуло. Сам он ни разу не видел созданий матушки, но она частенько грозила натравить их – ее перевертышей, так она их называла – на других. «Делайте что говорят, или Фростерии, которую вы знаете, придет конец». Он видел, как она управляла людьми, словно марионетками, призванными учинять хаос в городе и в деревнях. Как она стравливала братьев с сестрами. Морозко все это презирал. Они были полноправными жителями этого мира. А он всего лишь хотел держать все в равномерном балансе. Но нет же, проклятой деревне приспичило отказаться проводить обещанный ритуал.

«Жалкие людишки».

Он с рыком откинул меховые одеяла, обнажив заодно и девушку, которую выбрал себе в развлечение накануне. Холодный воздух укусил ее за голую задницу, и, даже будучи ледяной демоницей, она все равно зашарила рукой в поисках потерянного тепла.

– Проклятые сны, – прошептал Морозко и заметался по комнате. Огонь в камине давно погас, оставив после себя лишь колкий мороз. Впрочем, откуда ему было об этом знать. Лед разве что только в его венах не тек.

– Мой король, возвращайтесь в постель, – вздохнула девушка, переворачиваясь на спину и дразня его грудью с напряженными сосками, так и просящимися в рот.

Вот только он ею уже пресытился. Две ночи подряд – это был для него перебор.

– Одевайся и выметайся. Ты мне больше не нужна. – Морозко, даже не дождавшись, пока она выберется из кровати, резко схватил в охапку брошенные на пол платье и куртку и швырнул их в нее. – Сейчас же.

Она открыла было рот, словно собираясь поспорить с ним, но, увидев, как окаменело его лицо, немедленно вскочила, торопливо оделась и выскочила из спальни. Вечно они привязывались к нему после одной ночи секса, словно всерьез верили, что он захочет сделать кого-то из них своей королевой. Наивные и глупые игрушки.

Найду другую. Пригладив рукой волосы, он направился на другую сторону комнаты, шлепая по холодному полу босыми ногами.

Когда он натягивал брюки, в дверь негромко постучали, и он со вздохом закатил глаза, наполовину готовый увидеть там вернувшуюся девчонку.

– Входите. – Распахнув шкаф, он достал синий жилет с серебряным узором и снежинками на пуговицах.

– Ваше величество, если вы собираетесь поесть перед отъездом, то я могу приказать принести вам завтрак прямо сюда.

Морозко бросил взгляд через плечо, чтобы посмотреть на Ксезу, задумчиво жующего собственную щеку.

– Только легкий завтрак, на всякий случай. – Какой такой случай, этого он и сам не знал. Вдруг неблагодарные винтийцы попробуют расставить ловушки, надеясь избавиться от него так же, как от его матери – устроив засаду, оттеснив от охраны и пронзив сердце копьем.

– Сир, уже полдень. – Взгляд Ксезу тут же забегал, словно он мгновенно пожалел о своем брошенном комментарии.

Полдень? Хорошо же он провел ночь, отрываясь с как-ее-там. Гитой? Кейтлин? Да какая уж теперь разница.

– Значит, пусть будет что-то похожее на легкий завтрак.

Постучав пальцами по своей обнаженной груди, он натянул синий жилет. Его отражение в огромном зеркале на другой стороне комнаты повторило движение, и он подошел посмотреть на себя.

Копия Маранны. От белых волос до светло-серой кожи без единой розовой нотки, вплоть до острых ушей и клыков. Сплошные резкие углы. С ног до головы вылитая мать – не то чтобы он помнил, как выглядел его отец. А она ему никогда этого и не рассказывала.

– Довольна, Маранна? – нарочито сладко прощебетал он отражению, проведя пальцем по стеклу. – Рада, что, даже гния и разлагаясь в земле, ты продолжаешь отравлять чужие жизни? – По его лицу расплылась ехидная, злобная улыбка. – Коварная же ты су…

Кто-то прокашлялся в дверях – на этот раз Ульва, а не Ксезу. Торопливо пройдя в комнату, она поставила на столик поднос и испарилась так же быстро, как и пришла.

Морозко с глухим смешком зачесал волосы назад, убрав их в небрежный пучок. По крайней мере, так они не будут лезть в лицо или щекотать ему шею. Одевшись, он наскоро расправился с завтраком – медовиком, сладким заварным кремом и зимними ягодами.

Остаток дня он провел, занимаясь будничными делами, но стоило солнцу коснуться горизонта, как Морозко уже стоял на улице, ожидая, пока соберется его небольшой антураж из ледяных демонов. За его спиной расхаживал Нука. Белая шерсть развевалась на ветру, а умные желтые глаза следили за остальными в ожидании грядущих событий. Размером Нука был с двух боевых коней, поставленных друг на друга, и, будучи морозным волком, в большинство людей он вселял лишь ужас.

В детстве этот волк был единственным другом Морозко, и теперь их узы стали нерушимы.

Заскулив, Нука выразил свое недовольство задержкой. Кто-то уже надел на него седло, а это означало патруль. Или драку, если ему повезет.

– Спокойно. Скоро выезжаем. – Стоило Морозко это сказать, как к ним подошла команда ледяных демонов в черной униформе.

Андрас шагнул вперед. Его алые волосы были заплетены в несколько рядов косичек, а на висках сбриты наголо.

– Ваше величество, – поклонился он. – Время выступать.

Ветер трепал плащ Морозко за его плечами.

– Хорошо.

Наконец-то можно было отправляться в проклятую деревню и покончить со всем этим. Когда Морозко развернулся к Нуке, тот покорно лег на землю, позволяя взобраться себе на спину, и поднялся снова, стоило королю взять в руки поводья. В отличие от лошадиных они не вели ко рту волка, а были присоединены к его ошейнику. Когда всадник тянул, Нука сам понимал, куда ему стоит поворачивать.

Морозко поднял руку и указал вперед. Нука с места перешел на рысь, мягким шагом устремляясь в глубь тундры, и демоны последовали за ними верхом на лошадях, оленях и лосях. Не было смысла зачитывать какую-то напутственную речь. Во-первых, ему вообще было несвойственно заводить свои войска перед походом. Во-вто- рых, в тот момент они были предвестниками смерти.

Та, которую он выберет для жертвоприношения, не доживет до следующего рассвета. Какая бессмысленная будет утрата, и как легко ее можно было бы избежать, если бы смертные только делали, что им было велено. Но глупые людишки не хотели слушать, поэтому теперь им предстояло заплатить за свое предательство.

К тому времени, как их отряд достиг деревни, солнце на небосклоне уже сменилось полной луной. В воздухе звенела музыка, но она не была ни радостной, ни праздничной. На улицах гудели люди, но нигде не слышалось смеха. Морозко все это более чем устраивало.

Вдоль дороги выстроились небольшие магазинчики, изредка прерывающиеся деревянными избами. Сама дорога вела дальше через городок и выходила к полям, где находились стойла со скотом и большие замороженные озера для рыбалки. Но сердце Винти было здесь. То самое сердце, которое перевертыши хотели раздавить своими когтистыми и мерзкими лапами.

Морозко не собирался допустить этого, ни в коем случае. Фростерия принадлежала ему, и он был настолько же частью этих земель, насколько они были частью его.

Нука остановился, и Морозко спрыгнул с его спины. Зарывшись пальцами в шерсть на знакомой лапе, он небрежно почесал волка.

– Будьте начеку, – скомандовал он как своей страже, так и волку.

Остатки видения смешивались с реальностью, не давая разобраться, было ли оно всего лишь сном. Но перевертыши, эти демоны, созданные его матерью, уже не раз извивались в его снах, царапая когтями печать. А вот лицо той девушки ему было незнакомо. В тот момент Морозко решил, что, кем бы она ни была, ей суждено было принадлежать только ему одному.

4. Эйра

Закончив обращение, староста вместе с Дезмондом отправился готовиться к приему короля. Всю последующую неделю, как и было велено, Эйра и остальные жители украшали каждый дом и каждый магазин, прихорашивая деревню к прибытию его величества, только что убившего одного из них. Обычно в дни жертвоприношений они ничего такого не делали, но надеялись угодить королю и усмирить его ярость, приложив немного больше усилий, чем обычно.

Вся деревня была усеяна свисающими гирляндами и бантами. Кто-то из старших жителей вплел в декорации желтые камелии и другие цветы, словно это был праздник счастья, а не смерти. Даже факелы были украшены синими и белыми лентами, которые уже были готовы вспыхнуть с наступлением темноты.

Попрощавшись с Сарен, Эйра утерла пот со лба и зашла в дом. Отец уже вовсю наряжался к вечеру, но она всего лишь взяла несколько яблок с тарелки и уселась на табуретку перед их общим рабочим столом. Да, ей тоже нужно было умыться и переодеться в лучшее платье, что было в шкафу, но она попросту отказывалась этим заниматься. Может, Йонах и был не самым добрым человеком в деревне, да и жил один, но вот обязательно было королю присылать им его отрубленную руку в качестве подарка?

Она взяла с полки позади себя деревянную куклу, идеально поместившуюся в ее маленькую ладонь. Это должен был быть чей-то заказ, но теперь у нее появились другие планы – она собиралась сделать портрет великодушного короля Фростерии.

«Козел», – подумала она, вгрызаясь со злостью зубами в яблоко.

Пусть Эйра никогда и не видела Морозко, она слышала достаточно рассказов о его белых волосах, бледно-серой коже и длинных клыках, которыми он рвал чужие глотки. По крайней мере, так она себе это представляла. А потом он, наверное, пил кровь жертвы, словно кот молоко. Женщины таяли от рассказов о бессмертном короле, мечтая хоть на одну ночь попасть к нему в постель, молясь о шансе стать его королевой. И это несмотря на все слухи о том, что девушек он просто выбрасывал, наигравшись. Впрочем, ни одна из них потом не могла сказать о нем ничего дурного, потому что, с их слов, он подарил им высшее наслаждение. Да и вообще, он же был их королем. Тьфу, да как будто ей было дело до того, насколько он хорош в постели. Если бы он с ней так обошелся, она залепила бы ему пощечину. Не то чтобы она вообще стала бы спать с таким мужиком, с убийцей, даже если и решилась бы наконец попробовать это сделать с кем-то.

Штаны куклы уже были покрашены в черный, так что, расправившись с яблоком, Эйра вырезала пару узоров на белой рубашке, чтобы выглядела побогаче, а потом покрасила волосы куклы в белый и обмакнула кисточку в голубую краску, чтобы поставить две точки глаз.

Осмотрев получившуюся фигурку Морозко, она искренне улыбнулась. После окончания праздника Эйра намеревалась сжечь деревянную куклу, и в этот момент она поклялась себе, что Сарен будет стоять рядом с ней, живая, и наблюдать за этим действом.

Дверь в отцовскую спальню приоткрылась, и Федир вышел в коридор, поправляя очки на носу. Он оделся в свой лучший наряд: синюю шелковую тунику, чер