Оглавление

Владимир Шабля

КАМЕНЬ
биографический роман
Книга вторая. НЕПРОСТЫЕ
ДОРОГИ В АД

Памяти моего отца, Шабли Петра Даниловича, посвящаю.

Шабля В. П. Камень. Биографический роман. Книга вторая. Непростые дороги в ад. — 99 с.

Описаны детство, подростковый возраст главного героя, перипетии выживания членов его семьи в условиях насилия и давления государства начала 1930-х годов, а также военных действий Второй мировой войны. Книга вторая романа продолжает начатые ранее две сюжетные линии: 1). Описание тяжёлой жизни граждан СССР в периоды сталинских раскулачиваний, коллективизации и индустриализации. 2). Изображение хода боевых действий и функционирования системы ГУЛАГ в условиях войны 1941 года. Подростковое становление главного героя даже в условиях коммунистического строя вырабатывает в нём лучшие человеческие качества благодаря влиянию семейных ценностей, гуманистических традиций украинского гражданского общества и неистребимого духа свободы. Эти воспитанные смолоду достоинства пригодятся при сопротивлении бесчеловечным злоключениям ГУЛАГа. Не менее тяжкие испытания выпадают также на долю отца и матери главного героя. Избежать репрессий и грабежа не удаётся и им. В конце концов всех персонажей романа захватывают жернова Второй мировой войны.

Shablia V. P. Stone. Biographical novel. Book two. Difficult roads to hell. — 99 p.

The childhood and teenage years of the main character, as well as the vicissitudes of survival of his family members in conditions of violence and state pressure in the early 1930s and during the hostilities of the Second World War are described. The second book of the novel continues the two storylines started in the first book: 1). Description of the difficult life of the citizens in the USSR during the periods of Stalin’s dispossession, collectivization and industrialization of the early 1930s. 2). A depiction of the course of military operations and the functioning of the Gulag system in the conditions of the 1941 war. The teenage development of the main character, even under the conditions of the communist system, produces the best human qualities in him thanks to the influence of family values, humanistic traditions of Ukrainian civil society and the indestructible spirit of freedom. These virtues, cultivated at a young age, come in handy when resisting the inhuman disagreements of the Gulag. Equally difficult trials fall on the fate of the main character’s father and mother. They do not manage to avoid repression and robbery either. In the end, all the characters of the novel are captured by the millstones of the Second World War.

Писарь Данил Шабля

1941 год, сентябрь. Театр военных действий под Мелитополем.

Трое суток продолжалась бесконечная езда на автомобилях, повозках и в вагонах, перемежающаяся форсированными маршами, переправами, бомбёжками и лихорадочным рытьём окопов. Спать красноармейцу Данилу Шабле удавалось разве что на ходу — в транспорте; да и сном такое состояние можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Дважды за это время приходилось вспоминать забытые со времён Первой мировой войны навыки стрельбы из винтовки. Снова, как и тогда, палить приходилось по немцам, которые то и дело пытались неожиданными ударами внести сумятицу в организованное отступление советских войск.

И вот наконец-то после всей этой вакханалии Данилу повезло: его зачислили на место погибшего писаря в штаб недавно переформированного стрелкового полка. А сие означало приличные условия существования рядом со штабным начальством.

— Поужинаете и — спать, — дал распоряжение непосредственный начальник Данила — делопроизводитель старшина Куреев, указывая на топчан в кухне большого дома, служившего расположением для обслуги штаба полка, — а завтра в шесть утра — быть в полной боевой готовности!

— Слушаюсь! — ответил Данил, отдавая честь.

Как только за старшиной закрылась дверь, новоиспечённый писарь поспешил к полевой кухне. Один из поваров был томаковчанином и Данил уговорил земляка выдать ему еду вне очереди. Быстро проглотил пайку и вслед за тем направился к месту ночлега. Едва приняв горизонтальное положение, мужчина тут же отключился.

…

Такой сладкий сон был прерван грубым дёрганьем за плечо.

— Подъём! Полшестого утра! — будто бы и шёпотом, но как-то настойчиво и резко произнёс Куреев.

Данил быстро вскочил, умылся, оделся, съел оставленный на завтрак с вечера кусок хлеба и к требуемому времени был в здании штаба полка.

— Сейчас будет летучка, — объяснил старшина, усаживая своего нового помощника возле себя за столом, расположенным в углу комнаты, — ты пока сиди тихонько и постарайся в сокращённом виде записать всё, что будет говорить командир полка. А я на себя возьму всех остальных.

— А как я узнаю, кто командир полка? — поинтересовался Данил.

— Он единственный имеет звание подполковника; зовут его Роман Васильевич Котельнюк; и скорее всего, именно он будет начинать летучку.

Данил кивнул, а затем по примеру своего непосредственного начальника взял врученный ему чистый блокнот и на первом листе вверху аккуратно записал дату: «22 сентября 1941 г., 6 часов 15 мин. — летучка». Тем временем Куреев стал записывать в своём ежедневнике фамилии присутствующих и вновь прибывающих офицеров. А Данил, поскольку покуда никого из них не знал, вывел каллиграфическим почерком: «Подполковник Котельнюк Роман Васильевич, командир полка», далее поставил двоеточие и принялся с любопытством наблюдать за происходящим.

Наступление отменяется

22 сентября 1941 года, утро. Театр военных действий под Мелитополем.

В ожидании планёрки командный состав полка занимал места за большим столом, расположенным в центре комнаты. Военные тихонько переговаривались с соседями, а иногда бросали пару слов сидящим поодаль.

— Ну что, готовы дать прикурить немцам с румынами? — едва улыбаясь и окидывая взглядом присутствующих, тихонько спросил черноглазый майор, расположившийся справа от места председательствующего. Чуть заметный акцент и характерное смуглое лицо выдавали в нём выходца с Кавказа.

— Так точно, товарищ начштаба, — лукаво проговорил капитан, сидящий напротив, — огонёк запасён в достаточном количестве!

Лёгкий гогот пробежал вдоль стола и закончился смачным ржанием в дальнем его конце.

Ровно в 6:15 входная дверь отворилась, и в дом, занимаемый штабом полка, резвым шагом вошёл Котельнюк.

— Здравия желаю, товарищи командиры! — отрывисто и громко произнёс он, а потом, не обращая особого внимания на сдержанные ответные приветствия, продолжил: — Сразу же перейду к главному: только что получено боевое распоряжение, предписывающее отложить намеченное на завтра наступление.

Подполковник смотрел на центр стола перед собой. Его каменное лицо старалось сохранять суровое спокойствие, но время от времени перетекающие под кожей щёк желваки выдавали бурлящие внутри эмоции.

На несколько секунд в комнате повисла мёртвая тишина.

— Как же так?! — раздался сдавленный возглас где-то в гуще офицеров.

Послышавшийся в ответ гул множества возбуждённых голосов свидетельствовал о неодобрении поступившей информации.

— Попрошу тишины! — возвысил голос командир полка. — Что-то не понятно? Есть приказ командования — и мы должны его выполнять.

Шум в помещении ещё больше усилился.

— Разрешите? — после некоторых колебаний поднял вверх указательный и средний пальцы начальник штаба майор Балаян.

— Пожалуйста, — кивнул в ответ председательствующий.

— Роман Васильевич, — начал тот обиженно, — не мне Вам говорить, что это наступление — больше, чем наполовину, — наше детище: мы его задумали, спланировали, и мы убедили командование в целесообразности проведения. Для начала активных боевых действий на нашем участке, насколько можно судить из объективных данных, сейчас сложилась благоприятная обстановка: основные силы немцев всё ещё завязаны на противодействии прорывам наших окружённых группировок под Киевом, а наши местные визави бросили отборные части в Крым, тем самым существенно ослабив свои позиции здесь. У нас же почти всё готово для наступления. Считаю, что нужно попытаться переубедить командование армии и фронта, доказать им необходимость срочного проведения намеченной операции.

— Какие ещё есть мнения? — коротко спросил Котельнюк.

— Я поддерживаю начальника штаба, — шумно поднимаясь, пробасил Иван Велесов, командир 2-го батальона, — ситуация для наступления благоприятная. Большинство противостоящих нам нынче частей — румынские, а они не настолько хорошо вооружены и обучены, как немцы. Кроме того, по данным разведки, танков у противника поблизости почти нет. А в нашем распоряжении уже имеется мощный кулак, включающий три танковые бригады. Если ударим сейчас — даю голову на отсечение — враг побежит!

— Кто ещё хочет высказаться? — оглядел присутствующих командир полка.

— Позвольте? — проговорил мягким тенором полковой комиссар Перельман. — Товарищи! Я, как и все мы, хочу поскорее разбить врага. И вы хорошо знаете, сколь пылко я поддерживал вашу инициативу о массированном контрударе. Однако если поступило распоряжение отложить наступление, то видимо, для этого есть веские основания, которые нам, возможно, не известны. Поэтому считаю, что до выяснения причин и подоплёки такого решения командования, необходимо воздержаться от каких-либо решительных шагов.

Снова наступила тревожная пауза. По-видимому, все ожидали, какую позицию займёт командир полка. Но тот, не поднимая головы, только проронил:

— Ещё соображения?

Поднялся начальник артиллерии полка майор Найденко. Некоторое время он переступал с ноги на ногу, как бы не решаясь начать, но затем опёрся о край стола и, не спеша, приступил к своему рассказу:

— Лет десять назад мы с немцами были друзьями, и мне пришлось обучаться в совместной с ними бронетанковой школе «Кама» под Казанью. Там я взял для себя много полезного — и по тактике боя, и по организации, и по матчасти. Между тем, знаете, какой главный вывод сделал по итогам учёбы? — спросил он, медленно оглядывая товарищей и пытаясь подольше сохранить интригу. — Не поверите, но точнее всего этот вывод сформулирован в русской поговорке: «Дорога ложка к обеду». К сожалению, с воплощением данной поговорки в практику у нас проблемы, а вот у немцев — наоборот, всё в порядке. Мы сплошь и рядом опаздываем в принятии решений, тем временем они стараются тщательно всё планировать, а впоследствии реализовывать чётко по времени, оперативно используя каждую представившуюся возможность. И что ни говорите, но именно в этом их главное преимущество, благодаря которому они смогли перейти за Днепр.

Найденко замолк, опять обводя глазами офицеров и переминаясь.

— Вы скажете, к чему я всё это говорю? — продолжил он по прошествии нескольких секунд. — А к тому, что сейчас у нас имеется и хорошая ложка в виде ударной группировки, и сытный не слишком перчёный обед, который можно легко этой ложкой съесть; а вот через несколько дней всё может измениться. Уверен: наступать нужно как можно скорее, на протяжении максимум двух-трёх дней. Иначе высвобождающиеся из-под Киева немецкие части будут переброшены сюда и не дадут нам развернуться.

— Что Вы предлагаете? — уточнил командир полка.

— Предлагаю сегодня же ехать в штаб армии, выяснить обстановку, и если нет непосредственной опасности, о которой мы не знаем, — настаивать на срочном проведении запланированной наступательной операции.

— А вдруг немецкие дивизии уже на пути от Киева к нам? — выкрикнул кто-то в дальнем углу комнаты.

— Такое маловероятно, — возразил не успевший ещё сесть на своё место начальник артиллерии, — кольцо окончательно замкнулось лишь пару дней назад, а по моему опыту выхода из окружения, запаса прочности нашим частям хватает как минимум дней на пять. Значит, в течение последующих двух-трёх дней немцы будут вынуждены всеми силами отражать попытки выхода из окружения нашей огромной группы войск. Добавьте к этому минимум два дня на дорогу до здешних позиций… За указанное время мы успеем всё вокруг перевернуть вверх дном и вернуться обратно!

— Ещё есть желающие высказаться? — подполковник Котельнюк задал этот вопрос своим фирменным запрещающим тоном, который отбивал у присутствующих всякое желание проявлять инициативу.

Сие означало, что он в целом согласен с последним оратором. Никто из офицеров больше не взял слова. Однако для предотвращения разночтений командир полка счёл необходимым подвести черту прениям:

— Поручаю штабу полка к 9:00 сегодняшнего дня подготовить рапорт на имя командующего армией, в котором обобщить соображения о необходимости немедленного наступления, высказанные на данном Военном совете. Планирую лично обсудить сложившуюся ситуацию и этот рапорт с руководством армии; и в случае отсутствия непосредственной опасности для нашего фронта, попробую убедить командарма предпринять решительные шаги для скорейшей практической реализации плана наступательной операции.

Около часа штабисты готовили рапорт. Записи, сделанные разными людьми, кочевали от одного офицера к другому, а Куреев и Данил всё время то записывали с голоса, то переписывали текст готовящегося документа. Наконец, примерно за полчаса до назначенного срока, проект рапорта был готов, и начальник штаба понёс его на согласование с командиром полка. Котельнюк сделал несколько поправок, после чего окончательный вариант рапорта был отпечатан на машинке.

— Всё, бумага пошла, — глубоко вздохнул Балаян, возвратившись в штаб от командира полка, — Роман Васильевич уже отбыл в расположение штаба армии. Будем надеяться, что ему удастся достучаться до благоразумия начальства. Всем спасибо. До обеда можете быть свободны. А в 13—00 снова собираемся здесь.

Страсти вокруг наступления