Оглавление

Предисловие

Действие происходит во время Великой Отечественной войны. Молодой немецкий юноша, имеющий образование журналиста, попадает на Восточный фронт, но все не так просто… Жизнь и судьба спутывает все карты так же, как смешала в его жилах немецкую, польскую и русскую кровь! На войне он, чудом оставшись в живых, раненый попадает в плен к советским войскам, где его вербуют на нашу сторону. Он влюбляется в русскую девушку Катю, а затем погибает в одном из боев, защищая ее. В повести описаны исторические эпизоды Курской битвы, то, что ей предшествовало, и как она начиналась.

Была ли эта история правдой? Не знаю сама, пусть судят читатели, но только уверена, что многие вещи здесь точно не выдуманы. Я как писатель сама хотела бы знать, кто мой герой. Да и могло ли такое случиться? Ненависть — обернуться нежной любовью: сильнее смерти, сильнее страха, сильнее боли. Могло ли быть так, что бывшие когда-то друзья стали врагами, а враги наоборот — верными товарищами и друзьями? Могла ли эта дружба быть сильнее огня, крепче стали? Наверно, всякое случалось и могло бы произойти.

ОСНОВАНО НА РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЯХ (автор уверена, что данная история не выдумана).

Глава 1

Эта история произошла еще задолго до моего рождения, но события, которые тогда произошли, возможно, определили всю мою дальнейшую судьбу, а может, и жизнь…

Жила в Одессе одна семья некого государственного чиновника, дворянского происхождения и весьма состоятельного. Одна из дочерей этого чиновника, Анна, вышла замуж за Яна Новацкого, сына торговца, предпринимателя польского происхождения, который имел сеть магазинов во Львове, а также родственников в Польше.

Стали они жить-поживать, заимели свой магазин, обувную лавку, торговали ювелирными изделиями. Детей Новацкие нажили троих — старшую дочь Татьяну, среднюю дочь Марию и младшего сына Анатолия.

Шло время. Только вот началась в России вся эта смута: сначала война, Первая мировая, а потом одна революция, вторая… Все одно к одному, да одна беда за другой!

Но для начала начнем с того, что ювелирную лавку Яна Новацкого ограбили, причем случилось все это прямо среди белого дня! Когда двое покупателей рассматривали украшения, в лавку неожиданно ворвались двое грабителей и стали требовать отдать им выручку и товар, угрожая оружием.

— Всем стоять! Это ограбление!

— Деньги, драгоценности в мешок!

Перепуганные до смерти покупатели застыли на месте, а продавец, побледнев от страха, начал торопливо вынимать выручку из кассы.

Очнувшись от первоначального шока, посетители бросились было бежать, но не тут-то было!

— Стоять! — послышался окрик одного из бандитов. — Серьги снимайте, мадам, и все ваши цацки. Кошелек не забудьте!

Второй бандит поторапливал продавца:

— Быстрее, быстрее! Тебе шо, неясно сказано?

Разбив витрину и собрав все ценности, которые были, двое дерзких налетчиков быстро выбежали из магазина, где на улице их ожидала повозка, и были таковы!

В полицейском участке Яну Новацкому ясно дали понять, что надеяться не на что и преступление вряд ли раскроют. Начальник участка только развел руками:

— Ничего вам не обещаю! У меня куча дел нераскрытых!

— А мне что прикажете делать? У меня товара украли более чем на четыре тысячи и забрали всю выручку!

— Сейчас банд развелось в Одессе, один Япончик чего стоит. Мы его никак словить с поличным не можем.

— Черт знает, что творится в этом городе!

Оставив заявление на столе, раздраженный Новацкий вышел из участка.

Дома Ян рассказал все жене, которая, как могла, попыталась его успокоить, но явно была огорчена этим известием.

— Ян, дорогой, успокойся!

— Мне придется прислугу уволить. Я не смогу ей платить!

— Наши дети уже почти взрослые, я справлюсь! Не расстраивайся ради бога!

Летним солнечным днем двое сестер шли по улице Одессы и оживленно щебетали между собой, обсуждая свои девичьи секреты:

— Ой, Мария! Я, кажется, влюбилась! Тот парень на рынке, ты видела, как он на меня смотрел? — ворковала Татьяна.

— Да, он глаз с тебя не сводил!

— Его Александром зовут, он в лавке пока грузчиком подрабатывает.

— Красавчик, но боюсь только, папенька с маменькой не одобрят эти отношения.

— Он встречу мне завтра назначил. Только ты меня не выдавай!

— Таня! А вдруг он бандит какой?

— Нет, я так не думаю. Этого быть не может!

— Ой, сестренка! Откуда ты знаешь?! Заморочит он тебе голову.

— Ты даже маменьке не смей проболтаться!

— И что мне с этого будет?

— Ну, хочешь, я серьги тебе свои подарю, которые тебе так нравятся. Помнишь?

— Могила! — лукаво улыбнулась младшая из сестер.

Ох уж эта Мария! Хоть и была она младше своей сестры почти на два года, но была отнюдь не проста. В отличие от старшей Татьяны, несколько наивной и романтичной, тихой, покладистой, она была себе на уме — практичной, чуть более жесткой, со стальным внутренним стержнем, не лишена смекалки, хитрости и умения постоять за себя. Татьяна же была с более мягким характером, отличалась своей добротой и щедростью. Светловолосая, голубоглазая, статная — она также более походила на мать, в то время как Мария с темно-русыми волосами и серо-голубыми глазами вся была в отца.

Ян Новацкий души не чаял в обеих своих дочерях, но младшую Марию любил больше, несмотря на ее довольно буйный темперамент и хулиганский нрав, так как видел в ней больше единомышленника. Умела Мария поладить с отцом и найти с ним общий язык, особо ему не перечила и старалась во всем угодить. Татьяна, наоборот, больше тянулась к матери, а та каждый раз за нее заступалась, жалела и во всем потакала ей. Несмотря на все различия между двумя сестрами, они прекрасно ладили друг с другом и находили общий язык.

Зайдя в дом, девушки застали родителей за столом, и те были явно чем-то расстроены.

— Мама, что случилось? — спросила Мария.

— Нас только что ограбили. Отец был в полицейском участке.

— Как ограбили? — спросила Татьяна.

— Ювелирный салон. Похоже, нам придется закрываться, и, если так дальше дело пойдет, придется уволить прислугу и нашу горничную.

— Тетю Софу?

— Но как же так?! — возмутилась Татьяна.

— Мы не сможем больше ей платить, я почти разорен. Вынесли все драгоценности. Есть еще кое-что, но боюсь, что этого мало, чтобы сохранить наш бизнес, — ответил Новацкий.

— Но мы можем оформить кредит в банке, — сказала Анна.

— Под какие проценты? Эти банки грабят не хуже бандитов… — возразил ей Ян.

Глава 2

Ян Новацкий был явно не в настроении, одетый в домашний халат, он вышел из гостиной и подозвал к себе старшую дочь.

— Татьяна, подойди ко мне!

— Да, папенька.

— Что за парень, с которым ты встречаешься? Слухи до меня дошли, что вас видели вместе.

— Это Мария сказала?

— Об этом уже вся Одесса знает! Одни бандиты сейчас кругом. Шоб я не видел тебя с этим голодранцем! — он ударил кулаком по столу.

Прошло еще немного времени, и Татьяна почувствовала неладное, по утрам ее стало тошнить, кружилась голова, от чего она едва не упала в обморок. За обедом девушка вдруг внезапно вышла из-за стола и побежала в уборную, Мария кинулась следом за ней.

— Что с тобой?

— Нехорошо мне. Пирожок съела, он, наверное, несвежий.

— Таня… Ты случайно не?.. У тебя ничего с этим парнем не было?

— Нет.

— Правда?

— Нет, у меня ничего не было. Папенька меня убьет, если узнает. Ты же не скажешь?

Татьяна и сама понимала, что долго скрывать беременность у нее не получится, рано или поздно родители об этом узнают. Матушки девушка особо не боялась, но отец был довольно серьезным и строгим, он точно не выдержал бы такого позора и выгнал бы ее из дому. Недолго думая, девушка вскоре рассказала обо всем своему парню. Посоветовавшись со своими родителями, Александр решил, что Татьяна будет жить у него и его родителей, пока он не заработает денег и не снимет жилье, другого выхода не было! Да и маменька как-никак с ребенком поможет.

В октябре 17-го года грянула еще одна революция, свергнув Временное правительство в Санкт-Петербурге, власть захватили большевики.

Беда не приходит одна! Рано утром Новацкий, зайдя в столовую, внезапно обнаружил на столе записку от старшей дочери: «Не ищите меня, я ушла из дому, больше не вернусь. Простите меня, если сможете. Ваша дочь Татьяна».

Ян Новацкий был в бешенстве! Рвал и метал! Со всей силы он швырнул стакан на пол, от чего тот разлетелся вдребезги, наделав немало шума.

— Мерзавка! Как она могла?! — разгневанный голос разносился по всему дому. На крик выбежала испуганная Анна. Она еще дремала в своей постели, когда услышала звон бьющегося стакана, и, спешно накинув халат, поспешила в гостиную.

— Ян, что случилось?

— Наша дочь сбежала из дому с этим голодранцем, у которого даже штанов приличных нету! Вот, записка — читай!

— Как сбежала? Этого не может быть! Господи! — она всплеснула руками.

— Кохает она его! Бессовестна дивчина! Если я ее сшукаю, не знаю, что с ней сделаю! Выпорю!

— Ян, ради бога!

Услышав в шум, в гостиную выбежали Мария и младший сын Анатолий двенадцати лет.

— Мама, что случилось? — спросила Мария.

— Сестра твоя, Татьяна, сбежала с этим парнем, Александром, — ответила мать.

— Ну и пусть катится к своему оборванцу! Шоб ноги ее в доме моем больше не было! — сказал отец.

Смириться с поступком Татьяны Новацкий никак мог. Где это видано, чтобы его дочь связалась с каким-то простолюдином, который по его меркам не имел ничего, кроме драных штанов! Да и родители этого парня не имели абсолютно никакого статуса или каких-либо связей. Кроме того, дочь просто его опозорила! Что он скажет своим родственникам, знакомым, да еще разлетится эта новость по всему городу. А репутацией Ян Новацкий весьма дорожил, поскольку имел дело со многими высокопоставленными чиновниками. Отцу этого было не понять, чем же этот голодранец прельстил Татьяну?

А прельстить было чем! Сашка Апраксин был среднего роста, темноволосый, со светлыми голубыми глазами и весьма недурной внешности. Несмотря на свой юный возраст, он не был сильно избалован и привык всего добиваться сам, был довольно самостоятельным и уже старался сам зарабатывать лет с четырнадцати. В свободное время разгружал товар на Привозе, носил мешки и разные ящики. Иногда, когда была возможность, работал и в порту, а там и платили побольше. При этом и нрав у Сашки был легкий, умел пошутить, чем и очаровал немного наивную, романтичную девушку. Однако, как выяснится потом, и целей своих он умел добиваться! Где надо, он мог быть и жестким, и принципиальным.

Встретили родители Александра Татьяну довольно приветливо, отнеслись к ней должным образом. Конечно, упрекали сына за столь легкомысленный поступок, но делать было нечего, и вскоре они с этим смирились. Мать и отец как могли помогали своим детям, а Татьяна в дальнейшем поладила со свекровью и относилась к ней как ко второй своей матери.

Позднее Анна нашла свою дочь, попыталась ее уговорить вернуться, но все было тщетно. Татьяна и сама понимала, что сей проступок батенька ей не простит. Да и куда ей с ребенком деваться?

Все больше Новацкий убеждался, что дальше оставаться в этой стране ему нельзя. Зимой советская власть докатилась и до Одессы, начали организовываться народные комиссариаты и прочее. Народ разделился на два враждебных лагеря, кто-то поддерживал большевиков, а кто-то не принимал их категорически, надеясь на восстановление Российской империи. В стране назревала гражданская война.

— Ничего хорошего не будет! В стране бардак! Я понятия не имею, что нам ждать от этих большевиков, — говорил Ян Новацкий.

В тот день, когда родители уезжали, в апреле месяце 18-го года, Татьяна все же пришла их проводить, чтобы встретиться с матерью, сестрой и братом. Анна уже садилась в поезд, когда ее окликнули, и она увидела дочь на перроне вокзала. Обе были в слезах, обнимали друг друга. Мария тоже плакала и горячо обнимала сестру. Новацкий же демонстративно отнесся к дочери весьма прохладно. Долго еще Татьяна махала вслед уходящему поезду, не зная, увидит ли она родителей и сестру с братом когда либо еще.

Александр же, который был из простой рабочей семьи, встал на сторону новой власти и всячески ее поддерживал, считая, что капитализм — это пережиток прошлого. Вскоре большевики явились в дом Новацких, описали и конфисковали большую часть их имущества. Новацкому ничего не оставалось, как продать свой дом, остатки своего имущества и уехать в Германию, начав все с нуля. Александр позднее подался в ряды Красной Армии, и у них с Татьяной родился сын, которого назвали Сергей. В России у Анны остался брат, который воевал на стороне Деникина, пытался эмигрировать за границу, предположительно во Францию, Германию или Швейцарию, но погиб.

Глава 3

Прошло еще какое-то время, около года. Семья Новацких обосновалась в Польше, в небольшом городке Познань. В Познань (а до 1919 года немецкий Позен, восточная Пруссия) Ян Новацкий перебрался по причине того, что там жили его родственники, сестра и брат. Шел глобальный передел мира, Первая мировая, поэтому полыхало везде, во всей Европе и Азии, не было ни одного спокойного места, кроме Соединенных Штатов! Изначально эмигрировать из России Анна никак не хотела, а тем более оставлять свою дочь, у которой должен был родиться ребенок, но Ян ее уговорил.

Встретили родственники мужа Анну весьма приветливо.

— Знакомьтесь! Это моя жена Анна, дочь Мария, сын Анатолий. Анна, это моя тетя Зося, брат Михаил. Лех — муж сестры, сестра Ева… — представил Новацкий.

— Проше пани! Мы очень вам рады. Проходите, пожалуйста, не стесняйтесь, — приветливо ответила тетя Зося.

— Простите, Анна еще плохо разумеет по-польски, — объяснялся Ян.

— Ничего, мы ей поможем. Правда, Михаил? — сказала Ева.

— Конечно, можете на нас положиться, — ответил ей Михаил.

Мария же через год также повзрослела, расцвела и превратилась в прекрасную девушку. По выходным она часто помогала отцу, торговала в обувной лавке. Имея приличное образование, Мария знала немецкий, польский язык и немного французский. Уже через несколько месяцев, после приезда в Германию, она вполне освоилась, а летом в июне 19-года ее ждала судьбоносная встреча.

Однажды в магазин заглянул молодой человек, наполовину немец, наполовину поляк. Оказалось, что у него развалились ботинки, лопнула подошва и пришлось срочно искать новые. Делать было нечего, и он зашел в ближайшую обувную лавку, где и увидел Марию. Звали его Вильгельм Локке, проживал он в Германии в Штеттине, в Польшу приехал к родственникам, заодно по каким-то делам — это и был мой отец.

— Здравствуйте, пани! — сказал он приветливо.

— Здравствуйте, пан! Что желаете?

— Мне обувь нужна, мои туфли совсем сносились, подошва оторвалась.

— Постараюсь вам помочь, — улыбнулась Мария. — Какой у вас размер? Как вам вот эти?

— Спасибо. Мне нравится! Пожалуй, я их примерю. Они мне подходят? Сколько стоят?

— 2 марки.

— Беру! Пани, вы такая красивая! Как вас зовут?

— Мария.

— Мария? У вас красивое имя! Вилли, точнее Вильгельм.

— Очень приятно.

— Вы немец?

— Да, я из Штеттина.

— Вы хорошо говорите по-польски.

— Спасибо! У меня мама полька, мы живем в Германии. Я часто здесь бываю у родственников. Вы, наверное, здесь недавно? Я раньше вас не видел.

— Мы приехали из России. Вы, наверное, знаете, что там происходит.

— Конечно, мне очень жаль. Там власть захватили большевики.

Слово за слово, разговорились.

— Мария, вы свободны? Я имею в виду не замужем?

— Нет.

— Тогда встретимся вечером? Вы согласны?

— Конечно!

Девушка совсем не была против, поскольку молодой человек ей понравился. Веселый, улыбчивый, довольно высокий, светловолосый.

Вскоре у них завязался бурный роман. Мария забеременела, и они поженились. Молодые уехали в Германию и там обосновались. Вскоре, 28 мая 1920 года, у них родился мальчик — так появился я. Отец назвал меня Иоганн-Вильгельм, в честь моего деда, а мама называла меня чаще всего Иваном или Иванко, так ей было привычнее.

В августе того же года большевики едва не взяли Варшаву, но потерпели поражение. Новацкий, конечно же, сильно переживал по этому поводу: «Еще не хватало, чтобы они и здесь свою власть устанавливали!»

Глава 4

Родители очень меня любили и баловали как могли. Отец постоянно покупал и дарил мне игрушки, таскал на руках, а мама пела мне колыбельные на русском языке, поскольку колыбельных на немецком она просто не знала! Часто в доме говорили и на немецком, и на польском, так что я сразу схватывал два языка.

— Папа, папа! Какие у меня солдатики! Я крепость построил, она настоящая! Смотри! — радости моей и восторга не было предела.

— Ух! В самом деле! Иди ко мне! Сейчас будем ее штурмовать… Возьмем крепость в бою и пойдем спать!

— Хорошо!

— Спать пора! — возмущалась мама.

— Мы еще немножко! — отвечал ей отец.

Елку на Рождество мы украшали все вместе, сами делали игрушки, бумажные фонарики, гирлянды, вешали пряники и печенье, разноцветные шары, солдатики. А знаете ли вы, что традиция украшать елку на Рождество зародилась именно в Германии? Как я был счастлив, когда отец подарил мне деревянного коня-качалку! Этот конь долгое время был моей любимой игрушкой, и я с него почти не слезал! Любил я в детстве и сладости. Ребенком я был не всегда послушным, но очень активным и любознательным, любил книжки и сказки. Спать меня уложить было очень сложно, засыпал поздно, а с трех лет днем я не спал. Темноты я боялся, был очень пугливым, ранимым и впечатлительным. Любил я и кривляться, часто был дразнилкой, задирой, за что от ребят мне потом прилетало. В дальнейшем эти качества превратились в тонкий юмор, способность к критике и самоиронию.

Было все хорошо, но, когда мне исполнилось почти пять лет, отца не стало. Мама ждала его вечером, а он не вернулся, пришлось заявить в полицию, и тело искали несколько дней. Вечером в дверь нашего дома постучали.

— Фрау Мария?

— Да.

— Мы по поводу вашего мужа, он пропал неделю назад. Нашли его тело, вы должны проехать в участок на опознание.

Услышав подобное известие, моя мать едва не упала в обморок, еле-еле привели ее в чувство. Я тогда еще в полной мере не мог осознать того, что случилось, спрашивал маму: «Где папа?» — она плакала, обнимала меня и говорила, что больше он не придет. Возбудили уголовное дело, но убийц так и не нашли. Моя бабушка по отцу очень тяжело пережила потерю сына, поскольку в первую мировую она потеряла мужа, из-за чего здоровье ее сильно подорвалось и долго после этого она не прожила.

Вскоре к нам часто стал заходить один полицейский, помощник следователя Рихард Шнайдер. Он настойчиво ухаживал за мамой, дарил цветы, и вскоре она сдалась. Мне непривычно было видеть в доме чужого мужчину, у меня к нему вспыхнула какая-то ненависть, и я категорически отказывался его принимать. Иногда я подбегал к нему и начинал колотить его кулаками с криками: «Отстань! Не трогай ее! Это моя мама!» — на что Рихард отмахивался от меня, как от назойливой мухи, давал шлепков, запирал меня в комнате или ставил в угол. Мама пыталась меня защитить, но это ей не всегда удавалось: «Рихард, не тронь его, он же еще ребенок!» — говорила она. Какое-то время отчим терпел мои выходки, но в конце концов не выдержал, и чаша его терпения переполнилась: «Ребенок?! Ему почти уже шесть лет! Он должен понимать. Увози его к своей матери, пусть с ним нянчится, а мне надоело!»

Как ни старался отчим, но заменить мне отца он так и не смог. Я еще не догадывался, что мама ждет от него ребенка и у меня будет сестра. Чтобы не доставлять им лишних хлопот, меня решили отправить на время к бабушке, в Польшу.

Глава 5

Познань, где жили бабушка и дедушка, был небольшим польским городком, но и не таким уж маленьким! В центре была довольно большая площадь, мощеные узкие улочки и даже многоэтажные здания до трех, четырех этажей. Также в центре был большой рынок, ярмарки, где можно было купить все что угодно, и церковь, костел с высокими остроконечными шпилями, упиравшимися в голубое бездонное небо. Впрочем, по архитектуре Польша не очень сильно отличалась от Германии, как любой европейских город. Большую часть 19-го века город был столицей Великого княжества Познаньского, которое входило в состав Пруссии (Германии). В 1919 году, в январе, Познань вернулась в состав Польши, из-за чего численность немцев резко начала сокращаться. Издавна в Познани жили бок о бок поляки и немцы. Поляки говорили преимущественно на польском языке, но и немецкий язык многие знали, были двуязычными. Немало было и смешанных браков между поляками и немцами, чаще немцы женились на польках. С моими родителями был как раз тот самый случай, хотя отношения между немцами и поляками были весьма напряженные. Поскольку Вильгельм сам был полукровкой, немецко-польских кровей, то к Марии относился лояльно. Вероятно, у Вильгельма также были норвежские корни, о чем говорит фамилия Локке. Поскольку Польша не раз терпела передел, то все было весьма запутано и сплетено в один тугой узел. Каких только кровей во мне намешано не было: немецкие, норвежские, польские и, конечно же, русские!

В 1922 году был основан СССР, и наконец наступил долгожданный мир, гражданская война в России тоже закончилась. Россия могла бы быть среди победителей, но ее там не оказалось. Германия же так или иначе явилась проигравшей стороной, подписав позорный Версальский договор, лишилась части своих территорий, вынуждена была выплачивать огромные репарации, а также ей запрещалось иметь свою армию. Население некогда сытой и благополучной страны стремительно нищало, выросла безработица, многих людей одолевала депрессия. Так продолжалось вплоть до 30-х годов.

Но вернемся к основной истории, ее главным героям… Меня оставили у бабушки с дедушкой, и они занялись моим воспитанием. Дед мой потихоньку занимался торговлей, ездил за товаром в Краков, Варшаву, продавал товары на местном рынке. Когда дед уезжал, я ждал его с нетерпением, предвкушая с огромным любопытством, какие гостинцы он мне привезет. Едва завидев деда, я бежал навстречу и кидался ему на шею.

— Дидку приехал! Деда!

— А-а-а! Иванко! Ах ты неслушный! Как себя вел? Хорошо? Сейчас я бабушку спрошу. Анна, как себя вел Иванко? Не проказничал?

— Нет! Слушался меня, — отвечала бабушка.

— Тогда бери сладости! — говорил дед. — Да ты не все сразу! А то зубы испортишь! Много сладостей нельзя!

К обеду помощница наша Францишка накрывала на стол, и мы садились все вместе.

— Ян, как съездил в Варшаву? Что привез? — спросила бабушка Анна.

— Обувь привез, одежду, продуктов. Потом разберем все, посмотрим. Завтра в магазине весь товар разложим.

— Иван, ты почему суп не ешь? — бабушка Анна обратилась ко мне.

— Не хочу, — ковырял я ложкой в тарелке. — Картошку хочу!

— Надо суп есть! — бабушка пыталась настоять на своем.

— Не буду! Там лук! Бя-я-я… — я состроил гримасу.

В конце концов мне положили картошки с мясом. В еде я был привередливым, и если что-то не хотел, заставить меня съесть было невозможно.

— Разбаловали мы его! — сокрушалась бабка.

— Пусть ест, что ему хочется. Он мой внук единственный пока, и буду его баловать! — дед потрепал меня по голове.

— Скоро еще один внук у нас появится. Мария вот-вот родит. Сказала, потом заберет Иванко к себе, но не скоро, а пока у нас будет. У нас еще в Союзе есть внук. Как я хотела бы его увидеть! Как там Татьяна? Много писем ей писала, а от нее ни одного письма!

— Не говори мне о ней ничего! Осталась там вместе со своим голодранцем, пусть живет! Достали меня эти большевики…

— Ян, она твоя дочь!

— Знать о ней ничего не хочу! Пусть живет со своим большевиком, коммунистом!

— Дидку, а кто такие большевики? Почему ты их ругаешь? Они плохие?

— Ешь, Иванко! Все тебе надо знать! Потом расскажу. Хуже бандитов, все отняли, ограбили! Из-за них из Одессы уехали, из России.

Наевшись, я выпил чай, схватил кусок пирога и выбежал на улицу во двор.

Большевиков дед, конечно же, не любил и был к ним настроен весьма враждебно по вполне понятным причинам. Ту же неприязнь к большевикам он внушал и мне. Не ко всем немцам дед был настроен дружественно из-за их пренебрежительного отношения к полякам, как к людям второго сорта, но коммунистов считал даже большим злом. Бабушка часто вспоминала свою старшую дочь Татьяну, которая осталась в России, и очень переживала, что не было ответа на ее письма, хотя какое-то время она их получала.

Укладывая меня спать, бабушка, так же, как мама, рассказывала сказки, читала книги, пела мне песни, гладила по голове. Если польский язык бабушка еще освоила, то немецкий знала плохо, поэтому с бабушкой и дедом я общался исключительно на польском и русском языке. В доме было очень много книг, русской классики, поэтому Пушкина я особенно любил и в 7 лет уже сам читал книги на русском и польском. Поскольку ребенком я был активным и непоседливым, чтобы хоть как-то привить мне дисциплину, дед купил мне аккордеон и нанял преподавателя по музыке. К удивлению, занимался я с удовольствием. В школу я также пошел в Польше, в 7 лет и закончил там первый класс. В Познани у меня также были друзья, с которыми я общался, играл и бегал по улице до позднего вечера.

Глава 6

С бабушкой и дедом мне, конечно, было хорошо, но по маме я очень скучал, и она по мне тоже. Как только сестренка немного подросла, мама решила меня забрать. Поначалу, увидев свою маленькую сестренку, я ревновал, поскольку ей доставалось больше внимания.

— Мама, ты меня не любишь, ты любишь Хельгу!

— Сынок, — мама вытирала мне слезы, — не плачь! Я тебя тоже очень люблю!

Я крепко обнял маму, и она меня обняла.

— Просто Хельга еще маленькая, поэтому ей нужно больше внимания. Скоро сестренка подрастет, и ты будешь с ней играть, вместе вам будет весело, — она улыбнулась.

И правда, когда Хельга подросла, начала хорошо говорить, мне стало с ней интересно. Сестренка то и дело бегала за мной как хвостик, не отставая ни на шаг, иногда я укладывал ее спать. В дальнейшем с сестрой у меня сложились дружеские отношения. Каждое лето каникулы я проводил у бабушки, иногда вместе с ней.

В Германии меня отдали в немецкую народную школу, но учился я вначале с трудом, хорошо понимал немецкую речь, говорил на немецком, но грамматику я не знал и читать хорошо не умел. Отчим, видимо, не понимая этого, лупил меня за плохие отметки.

Однажды, когда я вернулся из школы, он, как обычно, подозвал меня к себе и потребовал показать дневник.

— Рихард, дай мальчику поесть! — возразила мама.

— Я сказал, покажи дневник! Быстро!

Я принес дневник и показал его отчиму. Увидев в дневнике оценку «5», он мгновенно разозлился.

— Это что? Почему по немецкому «5»? Ты еще и врешь?

— Я исправлю! Честное слово!

— Ты что? Немецкий уже забыл? — он снял со штанов ремень и сильно меня отлупил.

— Рихард, не надо! Рихард! Не трогай ребенка! — мама пыталась меня защитить, но тот оттолкнул ее.

— Не лезь! Ты все время отправляешь его в Польшу, разговариваешь с ним на русском, он уже и по-немецки разговаривать разучился!

— Ненавижу! Ты не мой отец! Ты не мой отец!

Отчим еще пытался со мной договориться, найти ко мне подход, расположить к себе.

— Если хочешь жить здесь, ты должен меня слушаться и делать все, как я скажу. И не вздумай мне пакостить! Ты понял? Ты должен называть меня отцом, если хочешь, чтобы я хорошо к тебе относился.

Я хотел этому верить, и в первое время действительно было все хорошо. Он прекрасно ко мне относился, занимался со мной, дарил мне подарки, но все это ненадолго.

Высшей оценкой в немецкой школе была «1», а «5» считалась низшей оценкой. В дальнейшем, конечно, немецкий я подтянул и закончил школу с высшими баллами. У меня была отличная память, и учеба давалась мне относительно легко.

Теперь еще немного истории. К 30-м годам Германия стала вновь подниматься, слегка оживилась экономика, стране разрешили иметь свою армию, а на репарации смотрели сквозь пальцы. В целом, в стране был традиционный уклад семьи. Работали в основном мужчины, а женщины сидели дома, вели хозяйство и занимались детьми. Для женщин, как говорили немцы, существовало правило трех «К»: Kirche, Kinder, Küche (церковь, дети, кухня). Каждая добропорядочная немка должна быть отличной домохозяйкой. Разводы были не приняты среди немцев и, как правило, не одобрялись. Лупить детей ремнем и наказывать даже в школах не считалось зазорным. И раньше было такое, что ко всем другим нациям немцы относились несколько предвзято, считали ниже себя. С некоторой неприязнью немцы относились и к полякам, считали их нечистоплотными, неряшливыми, ленивыми, не совсем образованными, но, живя в Польше, я прекрасно видел, что это не так! Очень многие поляки знали немецкий язык, особенно в приграничных районах или смежных территориях, где жили бок о бок. Что касается определенных правил и норм поведения, оформления документов, то здесь немцы были весьма педантичны — и это правда! Если что-то немцы делали, строили — то все же это было на совесть. Можно отметить и пунктуальность, опаздывать куда-либо считалось дурным тоном. Даже небольшие немецкие деревеньки были достаточно чистыми и ухоженными.

В 33-м году, казалось бы, в результате законных выборов, к власти в Германии пришел Гитлер, устроив провокацию с поджогом Рейхстага и уничтожив всю оппозицию, я тогда был еще ребенком и не сильно в это вникал, мне было всего тринадцать. Постепенно в школе нам начали насаждать националистические идеи, говорили, что немцы особая нация, и выдавали все это за патриотизм. Организация «Гитлерюгенд» образовалась еще в 26-м году, поначалу вступление в нее было исключительно добровольным, ее даже пытались запретить, считая незаконной и экстремистской, лишь с 39-го года вступление в эту молодежную организацию стало обязательным. Поскольку я был старше и окончил школу раньше, то в гитлерюгенде я, конечно, не состоял.

Глава 7

Окончив девять классов, немецкую народную школу, в 36-м году я без труда поступил в Берлинский университет на факультет журналистики и иностранных языков. Уже в университете я изучал французский.

Оторвавшись от матери, я впервые окунулся во взрослую, свободную жизнь, меня никто не контролировал! В Берлине впервые с п