Оглавление

ОБ АВТОРЕ

Авдеев Павел Сергеевич — клинический психолог, гештальт-терапевт, гипнотерапевт, когнитивно-поведенческий терапевт третьей волны (ACT, EET), создатель обучающего YouTube-канала по психологии и психотерапии. Автор большого числа научных публикаций. Автор книг «Психология лидерства», «Гипноз и регрессивная гипнотерапия», «Энциклопедия психотерапии», «Интенсивная когнитивная гештальт-терапия». Член редколлегии научного журнала «Гипноз в клинической и экспериментальной психологии». Ведет прием с 2016 года. Участвовал в подготовке гипно-шоу на федеральном телевидении. Периодически проводит лекции по гипнозу и гипнотерапии в Первом Московском государственном медицинском университете имени И. М. Сеченова, Зоомузее МГУ и других местах. Преподаватель Московского института психоанализа. Проводит курсы по гештальт-терапии, гипнотерапии и другим направлениям.

ВВЕДЕНИЕ

Данная книга призвана стать учебным пособием по краткосрочному протоколу гештальт-терапии — интенсивной когнитивной гештальт-терапии. Гештальт-терапия — это одно из наиболее популярных на сегодняшний день направлений психотерапии, но, несмотря на его популярность, а, следовательно, и преемственность различных авторов в рамках данного метода, гештальт-терапия не лишена множества как теоретических, так и практических проблем, вкладом в решение которых возможно станет данная работа. Вот несколько основных проблем современной гештальт-терапии в российском сегменте.

Неопределенность терминологии. Хотя внешне различные школы и авторы в рамках гештальт-терапии используют одни и те же термины и модели, на самом деле консенсус между ними мы можем наблюдать далеко не всегда, так как отсутствует и четкое поведенческое определение ряда терминов. Часто такое понимание сводится к интуитивному описанию феномена, нежели к реально наблюдаемым внешним признакам, например «Эготизм означает, что терапевт ощущает себя отсутствующим». В итоге терапия опирается на абстрактные ощущения (которые, безусловно, являются значимой частью гештальт-терапии), нежели на объективные характеристики происходящего. При этом тот же «эготизм» может трактоваться одним автором как «отстраненность», другим как «нарциссизм», третьим как «одиночество» и т. д. в зависимости от взгляда данного автора. В этой книге мы постараемся дать конкретное поведенческое описание различным терминам и понятиям из гештальт-терапии, рассматривая их скорее как кластеры, вмещающие в себя совокупность различных наблюдаемых признаков.

Неопределенность процесса и методик. Мало существует студентов гештальт-ВУЗов, которые бы не жаловались на непонимание методик и процесса гештальт-терапии. Действительно современное преподавание гештальт-терапии построено скорее на наблюдении и «проживании» через себя. Упор делается на личный опыт терапии, что позволяет делать неплохую прибыль на студентах, которых принуждают к обязательному посещению терапевта, даже при отсутствии реальных личных затруднений. Мы не спорим с тем, что личный опыт и личная терапия являются важной частью профессионального роста любого терапевта, однако предоставление такого опыта вместо структурированных знаний лишь замедляет обучение студента, которому предлагается интуитивно разбираться и копировать действия его преподавателя, что приводит к непониманию процесса терапии в целом. В процессе наблюдения мы способны вычленять отдельные интервенции и интересные «фишки», которые использует тот или иной терапевт, однако практически невозможно выделить и полноценно оценить этапы и цели работы. Конечно, различные гештальт-ВУЗы по-разному относятся к процессу формализации психотерапии, однако в качестве общей черты можно выделить скорее пренебрежение к ней. Можно предположить, что такое отношение связано не только с гуманистической философией, но и с банальным стремлением к обогащению, так как «закрытость» методик и техник заставляет людей обращаться не к открытым источникам, а к конкретному «гуру», который владеет «секретными» техниками и обучаться именно у него. Это вредит не только репутации гештальт-подхода, но и его эффективности. Например, если при обучении когнитивно-поведенческой терапии мы можем предположить, что большинство студентов уйдут со схожим набором знаний и навыков, который еще и будет соответствовать традиции подхода и научным данным, то после обучения гештальт-терапии студенты часто уходят с личным пониманием происходящего, которое может уходить далеко в сторону от того, что является эффективным и традиционным для метода. В нашей книге мы постараемся дать конкретные описания и скрипты техник, а также четкую последовательность их выполнения.

Отказ от формализации и научная необоснованность. Вопреки широкой распространенности гештальта, у него практически отсутствует доказательная база[1]. Это связано с тем, что не существует единого протокола, описывающего гештальт-терапию, а следовательно метод с трудом поддается проверке. В тоже время существует большое число других методов крайне схожих с гештальт-терапией, таких как эмоционально-фокусированная терапия (ЭФТ), терапия внутренних семейных систем (IFS), ускоренная экспериенциальная динамическая психотерапия (AEDP) и др., которые показывают эффективность не ниже когнитивно-поведенческих методов. В этом смысле к исследованиям в области психотерапии можно относиться, как угодно, однако их наличие очевидно лучше, чем их отсутствие, связанное с тем, что представители гештальт-терапии часто не хотят формализовывать свои техники и вкладываться в исследования.

Отказ от формализации[2], со ссылкой на «уникальность» человеческой природы и «невозможность» ее исследования, по нашему мнению, является лицемерием, так как все модели гештальт-терапии, по типу цикла контакта и прерываний являются ничем иным как формализацией. Также и то, что мы среди всех психотерапевтов можем визуально отличить именно гештальт-терапевтов, говорит о том, что они имеют нечто общее между собой, что может быть формализовано, и без чего обучение гештальт-терапии не имело бы никакого смысла, так как обучение также всегда строится на передаче общих принципов и моделей.

Профессионализм, зависящий от возраста. Так как классическое обучение гештальт-терапии проходит по большей части на основе личного практического опыта, нежели усвоения знаний и навыков, эти самые знания и навыки начинают развиваться имплицитно и интуитивно: студент в какой-то момент понимает, что надо делать именно так, исходя из собственного опыта или опыта наблюдений, но не исходя из систематизированных знаний. Из этого проистекает отсутствие целостного понимания метода, а следовательно, и невозможность стратегической направленности терапии, а также принципиальная разница в уровне специалиста, в зависимости от его опыта, а также «природных склонностей». Безусловно и в формализованных подходах, специалисты будут различаться по уровню навыков в зависимости от своего опыта, однако разница не будет столь разительной, в то время как набор знаний и навыков у новоиспеченного специалиста и терапевта с многолетним опытом будет примерно одинаковый, что позволяет говорить о высоком качестве обучения и преемственности умений.

Отказ от аутентичности. К сожалению, особенно в русскоязычных странах, гештальт постепенно перестает восприниматься как самостоятельное направление, в результате того, что многие гештальт-терапевты рассматривают его как придаток психоанализа. Такой подход связан с недостатком собственной научной базы у гештальт-терапии, которую почему-то многие терапевты подменяют психоаналитической (которая в большей части также не является научной). По нашему мнению, гештальт-терапия заслуживает более научного теоретического обоснования, которое мы можем находить в рамках современной когнитивной психологии и теории травмы, нежели в умозрительных моделях психоаналитиков. Гештальт-терапия критикуется за опору на устаревшие данные вместо использования современных знаний о мозге[3].

Это лишь некоторые причины, которые делают актуальным написание данной книги, однако основной причиной является отсутствие понятного и систематизированного пособия по гештальт-терапии. По гештальт-терапии написано достаточно много хороших книг, однако все они в большинстве своем рассматривают достаточно абстрактные, а порой и философские, темы для специалистов, которые недоступны для понимая начинающим терапевтам. В тоже время в ряде книг (да и в некоторых ВУЗах) вы можете наткнуться на совершенно антинаучные взгляды на гештальт-терапию, и это еще одна цель нашей книги — взглянуть на гештальт-терапию с рациональных позиций.

Таким образом, безусловно признавая важность личного терапевтического опыта и опыта в жизни в целом, как инструмента психотерапии, все же мы полагаем, что такой подход может иметь и отрицательные стороны, такие как отсутствие систематического понимания гештальт-терапии у студентов; заимствование чужих теорий при отсутствии собственного взгляда на те или иные процессы; затягивание решения проблем, которые бы могли быть решены в намного более короткие сроки; необходимость огромных временных затрат для освоения даже базовых аспектов гештальт-терапии. Отсюда когнитивная гештальт-терапия ставит своими целями.

— Подведение научной теоретической базы под гештальт-терапию, которая бы базировалась на доказуемых данных когнитивной психологии и нейрофизиологии.

— Описание понятной и структурированной модели гештальт-терапии, которая бы могла служить непосредственным пособием для обучения данному методу и способом передачи знаний отстраненным от личности того или иного терапевта.

Однако введение мы хотели бы закончить не на проблемах гештальт-терапии, а на положительных тенденциях в области ее изучения, ведь сейчас проводится все больше исследований данного метода. Так исследования Штрумпфеля показывают эффективность метода в лечении тревожных расстройств, депрессии[4], психосоматических сложностей[5], в сравнении с КПТ гештальт-терапия показывает более устойчивые изменения при лечении тревожных расстройств[6], также как и при лечении депрессии в сравнении с фармакотерапией[7]. Гештальт эффективен при работе с синдромом раздраженного кишечника[8]. Имеются нейробиологические исследования гештальта, которые показывают, что он способен снизить активность миндалины (зона мозга, ответственная за тревогу) при тревожном расстройстве[9]. Также гештальт может быть эффективен и при работе с ПТСР[10] Исследования Кэллога показали, что эффекты от гештальт-терапии сохраняются более пяти лет[11]. Хотя исследований на данный момент достаточно мало, то, что мы имеем позволяет говорить о перспективности научной и терапевтической работы в рамках гештальт-терапии.

 Raffagnino, R. (2019). «Gestalt Therapy Effectiveness: A Systematic Review». Open Journal of Social Sciences, 7 (6), 66—83.

 Strümpfel, U. (2006). «Therapieziele in der Gestalttherapie: Eine empirische Untersuchung». Gestalttherapie, 20 (1), 5—22

 Brownell, P. (2022) «Gestalt Therapy in the Age of Neuroscience»

 Strümpfel, U. (2004). Therapie der Gefühle: Forschungsbefunde zur Gestalttherapie. Psychotherapy Research, 14 (2), 208—222.

 Strümpfel, U., & Goldman, R. (2002). Research on Gestalt therapy. In M. Lambert (Ed.), Bergin and Garfield’s Handbook of Psychotherapy and Behavior Change (5th ed., pp. 193—222). Wiley.

 Gonzales, L., et al. (2021). Gestalt therapy versus CBT for generalized anxiety disorder: A randomized controlled trial. Psychotherapy Research, 31 (3), 345—360.

 Bressi, C., et al. (2017). Gestalt therapy versus pharmacotherapy in depression: A randomized clinical trial. Journal of Affective Disorders, 208, 591—597.

 Beisser, A.R. (2020). Gestalt therapy for irritable bowel syndrome: A randomized pilot study. Journal of Psychosomatic Research, 128, 109889.

 Fuchs, T., et al. (2019). Embodiment in psychotherapy: A neurobiological perspective on Gestalt therapy. Frontiers in Psychology, 10, 2545.

 Kepner & Toman (2019). «Contact Cycle Disturbances in PTSD: Treatment Implications». Psychotherapy Research, 29 (5), 678—694.

 Kellogg, S.H. (2022). Five-year follow-up of Gestalt therapy outcomes. Psychotherapy, 59 (1), 112—125.

РАЗДЕЛ 1. ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ ИНТЕНСИВНОЙ КОГНИТИВНОЙ ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ

ПОНЯТИЕ ИНТЕНСИВНОЙ КОГНИТИВНОЙ ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ

В данной главе мы обсудим содержание интенсивной когнитивной гештальт-терапии, ее принципиальные отличия от классической гештальт-терапии, и ее место среди иных методов психотерапии, и для этого мы прежде всего познакомимся с понятием классической гештальт-терапии.

Гештальт-терапия — это метод психотерапии, базирующийся как на психодинамическом, так и на гуманистическом течениях в психотерапии.

Психодинамический аспект гештальт-терапии предполагает, что наши симптомы являются не результатом прямого научения (как это полагается, например в когнитивно-поведенческой терапии), а способом разрядки напряжения, возникающим в следствии невозможности (прерывания) удовлетворения той или иной потребности. В этом смысле гештальт близок к психоанализу с его базовыми идеями конфликта и разрядки напряжения в симптоме, которые были предложены еще Фрейдом. Однако, метод гештальт-терапии отличается от психоаналитического своим гуманистическим уклоном.

Гуманистический аспект гештальт-терапии опирается на ряд принципов, важнейшими из которых являются принцип самоорганизации систем и феноменологический подход. Эти принципы обуславливают недирективный и неинтерпретирующий подход терапевта к клиенту, который в том числе базируется и на клиент-центрированном методе Карла Роджерса. Отсюда предполагается, что создание для клиента условий самораскрытия, приведет его к самостоятельному нахождению решения и принятию ответственности за свою проблему (принцип самоорганизации), задача же терапевта состоит в вовлечении клиента в контакт и в предоставлении ему возможностей для самораскрытия. Таким образом мы можем резюмировать определение гештальт-терапии.

Гештальт-терапия — это метод психотерапии, направленный на фасилитацию способности человека к реализации собственных потребностей и контакту, в результате которой индивид будет способен отказаться от дезадаптивных способов разрядки своего напряжения в виде симптома.

Когнитивная гештальт-терапия (КГТ) — это системная модель гештальт-терапии, базирующаяся на интеграции научных и психотерапевтических знаний способных обосновать гештальт-терапевтический метод, а также на интеграции психотерапевтических методов, которые вписываются в базовую модель гештальт-терапии.

Таким образом когнитивная гештальт-терапия — это интегративный подход, который включает в себя не только техники гештальт-терапии, но и (и это наша принципиальная позиция) техники любых других направлений, если они вписываются в базовую модель гештальт-терапии. Например, мы можем использовать техники терапии, ориентированной на сострадание (CFT), так как сострадательное отношение может помочь нашему клиенту воздействовать на собственные интроекции и продвинуться к реализации собственных потребностей, однако мы не будем использовать техники кодирования, так как они, наоборот, снижают степень осознанности человека и приводят к вытеснению значимых потребностей.

При этом слово «когнитивный» в названии модели у большинства людей наверняка будет ассоциироваться с когнитивно-поведенческой терапией. Действительно, в нашем подходе мы используем некоторые положения и техники КПТ, однако под «когнитивным» мы подразумеваем прежде всего опору на когнитивную психологию, а не психотерапию (а это крайне далекие друг от друга вещи). Все же помимо когнитивных техник мы заимствуем из КПТ и некую протокольность, которая также помогает нам формализовать наш подход.

Интенсивная когнитивная-гештальт терапия (ИКГТ) — это конкретный протокол работы в рамках когнитивной гештальт-терапии, направленный на переработку чувств и формирование нового решения способного продвинуть человека на пути реализации его потребностей. Данная модель создана для невротического уровня проблем и подразумевает работу прежде всего со «вторгающимися» эмоциями, возникновение которых может быть вызвано как негативным опытом прошлого, так и текущими обстоятельствами жизни. Вот некоторые ее особенности.

— Интенсивность. В нашем случае мы не будем употреблять слово «краткосрочность», которую мы, однако, и подразумеваем в этом пункте. Интенсивность в нашем случае означает, что мы достаточно целенаправленно работаем по протоколу терапии, начиная от выявления тех или иных прерываний на пути реализации потребностей, заканчивая выработкой нового решения. Это принципиально отличает ИКГТ от классической гештальт-терапии, где «терапевт следует за клиентом», часто уходя вместе с клиентом далеко от его запроса и переживаний.

— Директивность. Наш подход не является директивным в целом, однако он намного более директивен чем классическая гештальт-терапия. В данном подходе терапевт может активно направлять клиента на решение его проблемы, настаивать на описании конкретных ситуаций в ущерб абстрактным рассуждениям, предлагать личные рекомендации, настаивать на погружении клиента в болезненные чувства вместо того, чтобы ожидать его «готовности» как это делают в классическом варианте гештальт-терапии.

— Отсутствие жесткого сеттинга. В отличии от классической гештальт-терапии, которая подразумевает длительные встречи раз в неделю, мы не сторонники этой позиции, так как в нашем случае клиент приходит «по запросу», а не для «повышения собственной осознанности» (что, однако, приемлемо в общей модели когнитивной гештальт-терапии), а также у нас нет необходимости в формировании глубоких отношений, для последующего анализа переноса (что, также делается уже в более длительной общей модели КГТ).

— Техническая ориентация вместо стратегии работы «здесь и сейчас». В случае работы в ИКГТ мы проводим терапию интенсивно, краткосрочно и по запросу. Это означает, что в первую очередь мы стремимся разрешить жизненные проблемы человека, обращаясь именно к ним, нежели к процессам осознания «здесь и сейчас». В нашем случае процессы «здесь и сейчас», такие как перенос могут послужить важным источником знаний и переходом к значимым чувствам, однако мы не будем намерено переводить внимание человека на «здесь и сейчас», если это не будет значимым в конкретном контексте, как это делают некоторые гештальт-терапевты. Проще говоря, в ситуации, где клиент будет жаловаться нам на своих родственников, мы спросим его именно про чувства по отношению к ним, нежели будем пытаться узнать зачем он говорит это нам в данный момент.

— Открытость. В ИКГП достаточно активно используется дидактический компонент. В отличии от классической гештальт-терапии, где теория подхода часто скрыта от клиента, а терапевт редко напрямую отвечает на его вопросы, в ИКГТ для терапевта является нормой прояснять смысл своего воздействия или отвечать на те или иные технические вопросы. Терапевт в определенных границах может отвечать и на личные вопросы, если ответ, по его мнению, будет способствовать продвижению клиента в своем самопринятии и осознании.

Безусловно все эти сравнения с «классическим» вариантом гештальт-терапии достаточно абстрактны, так как в мире существует большое количество школ гештальт-терапии и самих гештальт-терапевтов, каждый из которых обладает собственным стилем работы, и безусловно ряд из них могут работать в том же формате, что и мы, например нам более близки школы, ориентированные на эксперимент в гештальт-терапии, нежели на осознавание. Остается надеется лишь на то, что нам удалось достаточно очертить место нашего подхода во всем многообразии гештальт-терапевтической практики.

Стоит также указать и на то, чем отличается наш подход от других формализованных подходов, таких как методы второй и третьей волны КПТ.

— Психодинамическая ориентация. Несмотря на краткосрочность и наличие формализации, мы все же психодинамически ориентированы. Это означает, что мы рассматриваем симптом не как результат прямого научения, а как способ избегания. В нашем случае имеется в виду избегания дезадаптивных чувств, чаще всего сформированных в прошлом.

— Трансдиагностическая модель и степень формализации. Мы применяем трансдиагностический подход. Это означает, что, хотя мы и используем формальную модель, она все же отличается от подобных моделей в КПТ, где каждое расстройство подразумевает свой собственный протокол. В нашем случае мы утверждаем, что любое расстройство базируется на тех или иных формах прерывания контакта, и именно с ними мы и работаем. При этом сами протоколы предлагаемые здесь подразумевают достаточно большую степень свободы.

— Принцип свободы выбора. В других направлениях этот пункт зовется принципом ответственности, однако принцип ответственности в его обыденном проявлении состоит просто на просто в том, что клиент должен делать задания, которые ему назначает терапевт, а если он их не делает, то ему отказывают в терапии в виду его «безответственности». Мы же делаем упор на свободу выбора человека, клиент имеет право направлять терапию туда, куда ему хочется, но затем предлагаем ему самому оценить, насколько уход от первоначальной проблемы был полезен. Мы не отказываем в терапии, если он не выполняет задания, но спрашиваем у него, чего он в таком случае ожидает от нас. Мы не «заставляем» его изменить свою жизнь в соответствии с его запросом, пытаясь перебором всех техник что-то там исправить, а ставим самого клиента перед его жизненной дилеммой: «либо будет также как прежде, и тебе будет неприятно, либо придется меняться и это также будет неприятно». В этом смысле мы предлагаем человеку принять решение, что на самом деле возвращает ему ответственность за свою жизнь, нежели попытки предложить задания, которые клиент часто просто не понимает.

Конечно, это лишь малое число отличий нашего подхода от других, но как нам кажется, чем умозрительно описывать нашу терапию со стороны, лучше погрузиться в ее глубины, сделав свой гештальт в восприятии более полный.

БАЗОВЫЕ ПРИНЦИПЫ ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ

Мы начнем рассмотрение нашего подхода с базовых концепций и принципов классической гештальт-терапии, которые описывают как функционирование человека в целом, так и особенности нашего психотерапевтического метода.

Рассмотрение принципов гештальт-терапии стоит начать с того, как функционирует человек (да, и любой живой организм) с позиции гештальт-подхода и физиологии.

Человек, будучи живым организмом, отличается от неживого своей активностью. Человек активен в освоение среды и присвоении и ассимиляции ресурсов извне. Это принципиально отличает наш подход от ортодоксального поведенческого подхода, который предполагает, что индивид лишь пассивно реагирует на внешние стимулы.

К активности организм побуждают его потребности. Человек, как и любое живое существо, стремится поддержать гомеостаз внутренней среды. Гомеостаз — это состояние устойчивых внутренних физических и химических условий, поддерживаемых живыми системами. Отклонение в гомеостазе побуждают организм к действиям, направленным на его восстановление. Простой пример — наш голод, который возникает, когда у нас в организме падает уровень глюкозы; отделы мозга ответственные за контроль этого параметра отмечают данное падение и становятся более активными, заставляя нас сначала испытывать возбуждение, а затем и тревогу, побуждающую нас на поиски способа разрядки напряжения и удовлетворения потребности, например на то, чтобы приготовить себе омлет или яичницу.

В этом смысле гомеостаз определяется нашими потребностями, которые, как известно, цикличны и иерархичны. В один момент может быть актуальна одна потребность, а в другой — другая. Более того, потребности могут конфликтовать между собой, а удовлетворение одной потребности заставляет ее уступить место другой — более актуальной — потребности. Например, в данный момент я пишу эти строки и это моя актуальная потребность, однако я ощущаю небольшую сухость во рту, которая постепенно начинает нарастать; постепенно я начну все больше обращать на нее внимание, пока наконец не схожу на кухню и не налью себе стакан воды, оторвавшись от текущей деятельности и от текущей потребности.

Гомеостаз играет с нами злую шутку, так как наши симптомы также являются способом его поддержания. Например, человек, страдающий от недостатка внимания от близких, может заболеть ипохондрией или паническими атаками, таким образом получив необходимое ему внимание от родственников, которые сразу же прибегают «на помощь». Таким образом индивид сохраняет гомеостаз, несмотря на то что он удовлетворяет свою потребность обходным путем (через болезнь), а не прямым способом (прямой просьбой к родственникам уделить ему внимание). Главная идея терапии, по сути, и будет состоять в том, чтобы перевести данную «косвенную» коммуникацию в прямую.

Когда потребности человека сменяются мы говорим о смене фигуры и фона. С идеей фигуры и фона вы наверняка знакомы, исходя из зрительных иллюзий, где, настроив определенным способом свое внимание, вы можете увидеть разные картины, например женщину или старуху, бокалы или лица людей.

Примерно также сменяются фигура и фон в связи с нашими потребностями. Актуальная потребность и все что с ней связано являются для нас фигурой, в то время как все остальное уходит на задний план, т.е. в фон. Однако, по мере нарастания другой потребности, она постепенно начинает выдвигаться вперед и становиться для нас более актуальной, таким образом занимая место фигуры. В терапии смена фигуры и фона, как правило, проявляется в смене темы, когда клиент осознает, что существует что-то более важное на данный момент, о чем и стоит разговаривать.

При этом фигура и фон сменяются не только вместе со сменой потребности, но и в рамках развития одной и той же потребности. Например, если взять тот же голод, то изначально мы направляем внимание на наше тело и на тревогу, чтобы в принципе понять, что мы хотим есть. Затем по мере осознавания наших ощущений и ассоциации их с нашим опытом, мы понимаем, что телесное напряжение говорит нам о голоде, и тогда наше внимание (фигура) перемещается на объекты во внешней среде, способные удовлетворить нашу потребность. В тот момент, когда мы находим объект удовлетворения потребности и начинаем с ним взаимодействовать нашей фигурой становится наше слияние с объектом, т.е. ощущение растворения в нем. И, наконец, когда мы насытились, мы отстраняемся от объекта или ситуации и смотрим на него со стороны, анализируя свой опыт, таким образом позицию фигуры занимает именно он, постепенно уступая место новым потребностям.

Как вы могли понять, описанный выше процесс отражает и этапы возникновения, развития и удовлетворения наших потребностей, которые описаны в модели так называемого цикла контакта. Цикл контакта мы будем более подробно рассматривать чуть позже, сейчас же приведем лишь краткую характеристику. Цикл контакта в классическом варианте предполагает несколько стадий: преконтакт — этап возникновения потребности на уровне ощущений и понимания, что «я чего-то хочу»; контакт — этап осознания своей потребности, а также выбора способов и объектов для ее удовлетворения («каким образом я могу это получить?»); финальный контакт — это непосредственное удовлетворение потребности, т.е. слияние с объектом из внешней среды и его ассимиляция («что я делаю?»); постконтакт — это этап отстранения от объекта и ассимиляции опыта («что я из этого вынес?»). Постконтакт позволяет нам сделать выводы о том, что произошло и хотим ли мы это повторить, таким образом давая основу для следующего цикла контакта.

Вся наша жизнь состоит из циклов контакта, а сами циклы контакта могут иметь различную размерность. Например, каждый наш вдох — это отдельный цикл контакта, поход в ресторан — это тоже цикл контакта, но и отношения с партнером или карьера — это тоже цикл контакта. Можно также говорить о том, что и вся наша жизнь — это цикл контакта: ранний возраст — это преконтакт, когда человек живет своими ощущениями; подростковый возраст — это контакт, когда он пытается определиться со своими жизненными устремлениями и выбрать свой жизненный путь; зрелый возраст — это непосредственная реализация своего потенциала в карьере и отношениях; пожилой возраст — это осмысление и ассимиляция прожитой жизни.

В терапии наша задача состоит в том, чтобы провести клиента по циклу контакта. Мы изначально спрашиваем его об ощущениях; затем о том, с чем они связаны в данной ситуации; затем о том, что можно с этим сделать; а затем просим его поразмышлять над тем, что произошло. Например, мы можем заметить, что клиент испытывает тревогу при общении с нами, но не говорит об этом, а начинает увиливать и заискивать. Тогда мы можем спросить, что он чувствует в теле, и он нам наверняка признается в своем напряжении. Дополнительными вопросами мы поможем ему осознать, что это напряжение связано с волнением перед нами и конкретизировать чего именно он боится. Например, если он боится нашей оценки, мы можем предложить ему встретиться с этой оценкой (то есть разрешить конфликт напрямую, а не используя заискивание).

Говоря все это, мы пока не упомянули один важнейший факт, который состоит в том, что человек, будучи открытой системой, не способен самостоятельно поддерживать собственные показатели деятельности организма, ему для этого всегда необходимо вступать в контакт со средой. Именно в среде мы находим ресурсы для нашей жизнедеятельности, и именно от равновесия со средой и способности адаптации к ней зависит то, насколько мы в целом будем счастливы.

При этом в гештальт-терапии мы говорим не просто о внешней среде, а о поле, в котором мы находимся. Теория поля — это достаточно значимый аспект для гештальт-терапии, который часто имеет несколько трактовок в зависимости от того, у кого вы проходите обучения. Кто-то рассматривает идею поля в философско-экзистенциальном ключе, а кто-то заявляет, что «чувствует поле», ссылаясь на свои экстрасенсорные способности. Понятно, что последних мы брать в расчет не будем и позволим им и дальше витать в облаках, читая мысли других людей и заглядывая в пространства разных вселенных. Мы же остановимся на той теории поля, которая берет свое начало именно в гештальтпсихологии — на теории поля Курта Левина.

Если вкратце изложить данную теорию, то она состоит в том, что любой организм находится в поле, состоящем из различных объектов, которые имеют различную валентность. Проще говоря, те объекты, которые нас окружают, имеют для нас различную степень привлекательности, в зависимости от наших текущих потребностей, опыта и возможностей, а некоторые объекты вообще вызывают у нас отторжение (имеют отрицательную валентность). Таким образом все наше поведение в среде описывается через функцию от характеристик нашей личности и объектов внешней среды. Например, давайте представим, что перед вами лежит два объекта: яблоко и ваш мобильный телефон. Если в данный момент вы голодны, то вас намного сильнее будет привлекать яблоко, чем мобильный телефон; именно он будет иметь положительную валентность. Однако, как только вы поедите и вам станет скучно, яблоко изменит свою валентность, либо вообще перестанет присутствовать в вашем поле, а вот телефон приобретет положительный заряд и начнет привлекать вас к себе.

Здесь важно упомянуть два значимых аспекта.

Во-первых, как мы сказали выше, объект может просто не присутствовать в вашем поле, но присутствовать в реальности. Это связано с тем, что под полем мы подразумеваем не реальную окружающую среду саму по себе, а наполненность нашего сознания. Действительно мы можем говорить о том, что что-то присутствует в вашем поле лишь тогда, когда оно имеется в вашем сознании. Наличие же объекта в сознании определяется разными причинами, основной из которых является ваше внимание, которое в свою очередь опять же определяется потребностями, а также знаниями и опытом. Например, если я не голоден, то я в принципе не буду обращать внимание на яблоко, лежащее на столе (если, конечно, оно не удовлетворяет еще каких-то моих потребностей, например эстетических), таким образом оно перестанет для меня существовать.

В этом и кроется суть концепции бессознательного в гештальт-терапии. Для нас не существует определенного вместилища знаний, как это признается, например в психоанализе, но бессознательное для нас — это скорее слепое пятно, куда индивид не направляет свое внимание в чем и помогает ему терапевт в процессе психотерапии. Именно поэтому мы, в отличии от представителей КПТ, не стремимся к тому, чтобы сформировать у человека по окончанию терапии навыки самостоятельной работы с самим собой (мы, конечно, это делаем, но лишь отчасти), потому что, с одной стороны, с проблемой можно работать лишь тогда, когда ты о ней знаешь, а, с другой стороны, невозможно изучать систему, находясь внутри нее, а потому индивиду для продвижения в собственном осознании требуется внешний наблюдатель, т.е. терапевт. Это правило безусловно имеет исключения, потому что, работая на симптоматическом уровне, как мы это делаем в ИКГТ, мы действительно можем давать достаточно большое количество упражнений и практик, но сами практики в большей мере служат для снижения интенсивности симптома, нежели для разрешения базового конфликта. Но мы отклонились от темы…

Во-вторых, поле, в котором мы находимся является полем сознания, а это значит, что в него могут входить не только объекты внешней среды, но и среды внутренней. В качестве таких объектов выступает все, что можем попасть в наше сознание, т.е. мысли, эмоции, ощущения, представления, воспоминания. И, как и с внешними объектами, внутренние также имеют определенную валентность, и мы также можем с ними взаимодействовать. Например, мы можем по-разному относится к собственным чувствам (принимать, осуждать, избегать), можем пытаться отказаться от собственных воспоминаний и порицать себя за собственные мысли.

Каждый из объектов в поле имеет определенную валентность, т.е. энергетический заряд, но что это за заряд? По сути, это наше возбуждение, которое обычно выступает в виде различных эмоций. Если вы видите злую собаку (объект с отрицательной валентностью), то вы начнете испытывать страх и все связанные с ним физические проявления, которые будут сохраняться у вас до того момента, пока вы не избавитесь от собаки, либо убежав от нее, либо побив (или до момента, пока она вас не съест). Таким образом напряжение побуждает вас на определенное взаимодействие с объектом. Но что происходит, если в вашем поле существует несколько объектов с одинаковой валентностью (выбрать этого любовника или другого), или же объект имеет амбивалентный окрас («этот человек абьюзер, но я его очень люблю»). В этот момент мы начинаем говорить о внутреннем конфликте, который состоит в наличии противоречивых стремлений. При этом важно не само по себе наличие внутреннего конфликта, а то, что человек стремиться его избежать определенным образом — используя механизмы защиты психики или, в случае гештальт-терапии, механизмы прерывания контакта.

Представим себе мужчину, который ненавидит свою тещу за то, что она постоянно говорит ему о неправильно выполненной работе по дому. Понятно, что теща представляет из себя объект с негативным зарядом, создавая внутренний конфликт, который можно было бы разрешить путем прямого высказывания своего нежелания присутствия тещи в семейном доме, однако наш молодой человек почему-то этого не делает. Он может не делать этого, например потому, что считает, что подобное высказывание может привести к уходу от него его жены. Таким образом мы наблюдаем внутренний конфликт из двух объектов: тещи и жены, разрешить который наш индивид неспособен. Что же ему тогда делать в такой безвыходной ситуации… Ему не остается ничего иного, как искать какой-то третий способ реагирования, который в нашем случае и будет проявляться как механизм прерывания контакта, а часто и как непосредственно заявленный симптом. Например, клиент может сделать вид, что ничего не происходит, но при этом страдать от происходящего (это механизм слияния первого типа, который выражается в отрицании части своего опыта); он может заявить, что это именно теща его ненавидит, а вот он то все для нее делает, чтобы сохранить их счастливую семью (это механизм проекции, который состоит в переносе ответственности за гнев на тещу); он может сказать, что теща — пожилой человек, а с пожилыми людьми так нельзя поступать (это механизм интроекции, который состоит в оправдании своего страха перед уходом жены, за счет социальных норм); он может начать отлынивать от работы по дому, ссылаясь на другие свои дела (это механизм дефлексии, который состоит в отвлечении от значимого конфликта); он может впасть в депрессию и начать болеть лишь бы не выполнять дела по дому (ретрофлексия, которая состоит в перенаправлении агрессивного импульса на самого себя вместо обращения к объекту конфликта); он может в принципе закрыться от тещи, смотря на нее свысока и считая, что с ней бесполезно разговаривать (это эготизм, проявляющийся в закрытие границ, и возможно он является одним из наиболее адекватных вариантов взаимодействия с данной тещей); он может пытаться угодить теще, ожидая от нее ответного шага (профлексия — стремление угождать другим с целью удовлетворить свои собственные потребности за счет них); он может заявить, что он согласен с тещей, а у нас просить повысить его самооценку (это механизм слияния второго типа, который состоит в том, что клиенту проще подстроить свое поведение под тещу, чем спорить с ней); наконец, он может обесценить всю проблему и сказать нам «это все не важно, я же хочу с самооценкой работать, а не с тещей» (обесценивание).

Этот пример был достаточно утрирован, так как обычно каждое прерывание может подразумевать и свой тип конфликта. Чаще всего клиент приходит с симптомом, скрывая свой конфликт, а наша задача понять и разрешить его. Например, клиент может прийти к нам с ОКР и просить нас об избавлении от навязчивых мыслей и действий, однако, расспросив его, мы можем заметить, что перепроверки он устраивает из-за своего чувства вины перед папой, который ругал его за то, что он все делает не так. Клиент может прийти с суицидальными мыслями и самоповреждением, хотя на самом деле такое поведение является для него единственным способом выразить агрессию, изначально направленную на его родителей. Клиент может прокрастинировать и не приступать к написаю главной книги его жизни, а мы по его мнению должны будем «дать ему инструменты от прокрастинации» и наладить его тайм-менеджмент, хотя на самом деле единственная причина, по которой он не приступает к написанию книги — это то, что его отец сам когда-то был писателем, и если клиент начнет писать, то будет чувствовать, что таким образом он превращается в своего ненавистного отца, который никогда не уделял ему внимание. И здесь мы снова встречаемся с необходимостью осознавания, ведь, если наш клиент не осознает суть базового конфликта, он не сможет его разрешить, а все что у него получится сделать с его симптомом — это, либо подавить его временно, либо скомпенсировать другим симптомом.

Таким образом к этому моменту вы уже должны были понять, что такое контакт и почему он так важен в гештальт-терапии. Каждый раз, взаимодействуя со средой в попытке удовлетворить свои потребности, мы входим с ней в контакт. Если этот контакт адаптивен по отношению к среде, то человек способен адекватно функционировать и в целом быть удовлетворенным собственной жизнью. Если же контакт со средой прерывается, то индивид теряет возможность удовлетворения потребности, а напряжение, связанное с этой потребностью, он разряжает в другой сфере жизни. Отсюда мы предполагаем, что восстановление адаптивного контакта со средой (прямое разрешение конфликта) способно привести к отказу от неадекватных способов разрядки напряжения, т.е. к отказу от симптома.

Сегодня очень часто говорят о том, что идеи гештальта заимствуются в иных направлениях, типа когнитивно-поведенческой терапии третьей волны, вплоть до полной преемственности принципов и техник. Например, практически вся модель гексафлекса из терапии принятия и ответственности состоит из базовых положений гештальта, точно также как и идея осознавания в mindfulness-терапии также заимствована из гештальт-терапии. Однако, вопреки всем, кто заявляет о «продаже старого в новой упаковке», мы все же остановимся на той мысли, что это не так, так как методы третьей волны КПТ все еще остаются симптом-ориентированными, в то время как гештальт-терапия направлена на работу с причинами проблемы и на коррекцию контакта человека со средой.

Отсюда встает вопрос о том, чем отличается адаптивный контакт от неадаптивного и каков его механизм. Механизм этот в гештальте носит название творческого приспособления. По сути, творческое приспособление — это способность организма спонтанно реагировать на ситуацию, находясь «здесь и сейчас», которая отлична от ригидных форм реагирования, основанных на подмене текущего опыта прошлыми воспоминаниями, неадекватными текущими восприятиями или тревожными представлениями о будущем. И это является базовой моделью здоровья и болезни для всех видов глубинных и психодинамических психотерапий, которые практически всегда рассматривают в качестве причин психических расстройств застарелые паттерны реагирования, сформированные когда-то раннее, но теряющие смысл в текущей ситуации, будь то психотравмы из регрессивной гипнотерапии, когнитивные схемы из схема-терапии, защитные механизмы из психоанализа или же заученный дезадаптивный рефлекс из поведенческой терапии. По сути, болезнь человека во всей психологической психотерапии выступает как закрепленная форма поведения, которая была адаптивной в прошлом, но является болезненной в изменившихся условиях жизни. Здоровое же поведение характеризуется способностью спонтанно реагировать на текущую ситуацию, учитывая актуальный контекст и собственные ресурсы.

Здесь стоит чуть больше уделить места концепции «здесь и сейчас» в творческом приспособление, поскольку многие люди часто воспринимают ее превратно, в стиле того, что человек «должен жить сегодняшним днем и ни в чем себе не отказывать». Это абсолютно превратное понимание данного принципа, не отражающее реальность, а чтобы разобраться в том, что же означает принцип «здесь и сейчас» снова вернемся к написанному выше.

Творческое приспособление предполагает опору на прошлый опыт, в то время как ригидные невротические формы реагирования предполагают подмену текущей реакции прошлым опытом. Вот простой пример: при творческом приспособлении, мужчина, который знакомиться с новой девушкой может заметить, что та в определенных своих формах поведения похожа на его прошлую девушку, которая вела себя с ним неподобающе. Опираясь на данный опыт, он решает проверить верна ли его гипотеза и наблюдает за девушкой определенное время, и оказывается, что она действительно начинает вести себя несоответствующим образом, в результате чего он от нее уходит. И мы специально привели именно такой пример, чтобы продемонстрировать, что творческое приспособление не всегда ведет к позитивному исходу, но оно ведет к исходу более адаптивному в данных условиях. А вот другой мужчина замечает, что его новая девушка накрасилась также как предыдущая, в итоге он решает, что лучше сразу ее бросить, не дожидаясь «подвоха» и уходит от нее, в то время как, если бы он остался с этой девушкой, она бы вполне могла сделать его счастливым до конца его дней.

В этом и состоит принципиальное отличие здорового и невротического поведения. В первом случае мы опираемся на свой опыт, учитываем его при принятии новых решений. Во втором случае мы начинаем автоматически реагировать прошлыми паттернами поведения, не осмысляя его и не соотнося происходящее с реальностью, что связано еще и с тем, что постепенно содержание этого опыта вытесняется (например, мужчина боится напрямую говорить со своим начальником, лишь потому что тот похож на его отца, который наказывал его в детстве, но сейчас он уже этого не помнит, осознавая лишь собственный страх и пытаясь рационализировать его автоматическими мыслями, которые с таким успехом разбирают специалисты из КПТ).

Это все стоит дополнить гуманистическим принципом, о котором вы наверняка уже слышали или читали, который состоит в том, что человек в той или иной ситуации всегда склонен принимать наилучшее решение из доступных. И, действительно, хотя люди в проблемных для них ситуациях редко принимают самые лучшие решения (иначе бы ситуация не была проблемной), все же за счет творческой адаптации они принимают лучшее решение из доступных им в данный момент. И даже если решение мужчины состоит в том, чтобы топить все свои проблемы в алкоголе, возможно в данный момент это его лучшее решение, поскольку никаких иных способов справиться с собственным стрессом он не знает, также как он не может заставить себя выйти из социальной среды, побуждающей его к алкоголизму, и также как и его родители не научили его раннее обходиться со стрессом по-другому.

Отсюда исходит весь процесс классической гештальт-терапии, который состоит в том, что терапевт помогает клиенту дифференцировать — прояснить и осознать — различные аспекты его бытия, за счет чего (то есть за счет сбора новой информации) он становится способен принять новое решение. В этом смысле терапевт по сути лишь сопровождает клиента, что выражается в большем упоре на вопросы и диалог, нежели на техники и конфронтации. Однако такой подход эффективен далеко не всегда и редко способен привести к продвижению в краткосрочной терапии.

Другой важный пункт, вытекающий из вышесказанного, состоит в том, что любой симптом — это также продукт творческой адаптации, которая застыла и закостенела, превратившись в ригидный паттерн реагирования, повторяющийся в различных ситуациях вновь и вновь.

Отсюда нам также важно отметить одно из отличий когнитивной гештальт-терапии от классического варианта. Первоначально в гештальт-терапии отрицали клиническую модель и стремление классифицировать людей, укладывая их в те или иные рамки. Мы же смотрим на это по-другому: классифицировать человека во всем его многообразии мы действительно не можем, однако те самые ригидные паттерны, которые повторяются из раза в раз, мы вполне можем описать как клинические категории, ведь именно в этом их суть: в отличии от творческого приспособления, которое разнообразно и спонтанно, невротические паттерны однообразны и ригидны.

Резюмируя данную главу, мы можем сказать, что человек — это целостный организм, который стремиться к сохранению гомеостаза, удовлетворению потребностей и разрядке напряжения за счет взаимодействия со средой. Степень его удовлетворённости будет зависеть от качества и способов контакта, которые индивид выстраивает с миром: либо это адаптивный контакт, построенный на анализе ситуации «здесь и сейчас», либо это дезадаптивные формы поведения, которые не позволяют адекватно взаимодействовать со средой. В этом смысле гештальт-терапию часто называют терапией контакта, так как ее цель и состоит в том, чтобы наладить контакт со средой, следствием нарушения которого и является невротический симптом.

БАЗОВАЯ МОДЕЛЬ ПСИХОДИНАМИЧЕСКОЙ ПСИХОТЕРАПИИ И ЕЕ КОГНИТИВНЫЕ ОСНОВАНИЯ

Данная глава будет, как ни странно, начинаться отсылкой к когнитивно-поведенческой терапии, которая стала столь популярной в том числе благодаря достаточно простой и понятной модели ABC (ситуация — мысли — реакции), которая намного легче принимается людьми, чем сложные психоаналитические, экзистенциальные или гештальт-терапевтические построения, делающие упор на внутренний мир человека, смутные связи между прошлым и настоящим и принципы, которые не так уж и интуитивно перекладываются на сам процесс терапии (это вы уже могли прочувствовать на себе, ознакомившись с предыдущей главой). Однако, во многом такое положение вещей связано не со сложностью самого по себе направления, а с неспособностью или нежеланием его представителей доносить информацию простым языком, что могло бы быть полезно не только студентам, но и клиентам, которым было бы проще усвоить модель терапии (а это, как показывают исследования, является одним из значимых общих факторов эффективности психотерапии). Таким образом мы предлагаем собственную наглядную модель ИКГП, описывающую механизм проблемы клиента, которую мы назвали моделью избегания.

Данная модель включает в себя несколько пунктов.

— Ситуация. Здесь имеется в виду ситуация, которая активирует внутренний конфликт в психике нашего клиента. Также как и в КПТ мы фокусируемся именно на конкретизированных ситуациях и стимулах, которые позволяют определить объективные обстоятельства актуализации конфликта и сформулировать объективные критерии оценки результата. Это принципиальный момент, который отличает ИКГТ, как от общей модели гештальт-терапии, так и от других направлений глубинной психотерапии, в рамках которых допускается обсуждение абстрактных тем в стиле «реализованности», «проявленности», «женской роли» и т. д. Для нас подобные запросы не имеют никакого смысла и скорее относятся именно к механизму избегания, если они не привязаны к конкретной ситуации и к конкретному содержанию. Таким образом здесь мы рассматриваем именно конкретные повторяющиеся жизненные обстоятельства, либо эмоции, проявляющиеся в конкретных обстоятельствах (эмоции, как мы уже говорили, также могут выступать полевым объектом и стимулом для активации внутреннего конфликта). Например, в качестве проблемной ситуации может выступать запрос «Мы часто ссоримся с женой», но не запрос «Я не чувствую свою реализацию в браке» (такой запрос требует уточнения). Также в качестве запроса может выступать отношение к чувствам в той или иной ситуации «Я чувствую страх, когда выступаю перед публикой» (здесь основная проблема состоит в отношении к страху, а не в самом страхе: клиент искренне верит, что он не должен испытывать страх, а за страх ему становится стыдно или обидно).

— Внутренний конфликт. Внутренний конфликт — это самый сложный пункт в нашей модели, который мы будем разбирать более подробно далее. На данный момент скажем, что внутренний конфликт — это то внутренне противоречивое содержание психики, которое активируется в данной ситуации и которое провоцирует появление тех или иных чувств. Внутренние конфликты могут быть разных видов. Например, девушка при встрече с мужчиной (ситуация) может начать беспричинно бояться его; это связано с тем, что когда-то к ней приставал ее отец, образ которого она теперь проецирует на данного и на других мужчин. Таким образом у данной девушки проявляются противоречивые стремления: с одной стороны, тяга к общению с мужчинами (потребность в отношениях), а с другой стороны страх перед ними (потребность в безопасности), который мешает ей реализовать ее потребность. Как правило, внутреннее содержание конфликта вытесняется (по многим причинам, в том числе в виду банального отвлечения внимания на текущую ситуацию), а в нашем примере девушка может просто вытеснить образ отца, причем сделать это она способна с различной степенью адаптивности. Например, она может начать боятся молодого человека, не понимания почему, но осознавая, что ее чувства неадекватны в данной ситуации. Но она также может начать бояться его, затем придумывая объяснения собственному страху (рационализируя его), заявляя, что у этого мужчины «угрюмый взгляд» или что «неразговорчивые мужчины таят в себе опасность». Это лишь один из примеров внутреннего конфликта, связанный с прошлым опытом. Однако, конфликт может быть и актуальным, например, когда индивид заявляет, что «часто злится на свою жену», хотя в процессе обсуждения оказывается, что жена дает вполне весомые поводы для того, чтобы на нее злиться. Отсюда мы можем заподозрить, что существует вторая часть данного конфликта, состоящая в убеждении «мне нельзя злиться на жену» обычно идущем с каким-то дополнением в стиле «если я буду злиться, то семья развалится» или «взрослый человек не должен ни на кого злиться». В данном случае мы наблюдаем конфликт второго рода — конфликт отношения к самому себе и своим чувствам. Такой конфликт будет принципиально менять ход терапии, так как, если в первом случае наша задача — это поменять неадаптивную реакцию субъекта на ситуацию, то во втором — помочь человеку принять собственную реакцию, так как она является адаптивной и кажется ненормальной только ему самому.

— Эмоции. Эмоции являются отражением внутреннего конфликта индивида, а поэтому также могут проявляться по-разному. Например, это могут быть вторгающиеся эмоции, когда человек без причины ощущает те чувства, которые не соответствуют ситуации, например молодой человек начинает ощущать ревность, когда его жена общается со знакомым по телефону, хотя знает, что никаких поводов для ревности нет. Такая реакция у него может возникать, потому что в детстве он наблюдал как его мать изменяла его отцу. Или индивид может каждый раз ощущать обиду при общении с матерью, когда та просит его о помощи, потому что внутри он чувствует, что его не могут любить просто так, а отказывая матери в помощи, он пытается получить от нее доказательство безусловной любви. Это также могут быть и эмоции, вызванные самим по себе диссонансом, связанным с ситуацией. Например, нарциссичный клиент может верить в свою исключительность, но реальная ситуация указывает ему на то, что его успехи вполне себе тривиальны, что может вызвать у него гнев или разочарование. Такие эмоции уже в меньшей степени являются прямым воспроизведением детских реакций, как в предыдущем случае, но в большей — отражением текущего жизненного конфликта (даже если сама нарциссическая акцентуация была сформирована в результате воспитания). Эмоции также могут быть разной степени дифференциации, начиная от смутных ощущений и недифференцированной тревоги, заканчивая конкретизированными эмоциями типа страха, обиды, вины, стыда, злости, одиночества и т. д.

— Избегание. Последнем этапом формирования болезни является защитный механизм, который использует индивид для избегания собственных негативных переживаний. В гештальте такие механизмы носят название прерываний, так как они прерывают процесс реализации потребностей субъекта в конкретной ситуации. При этом мы не настаиваем на использовании именно гештальт-классификации прерываний, призывая читателя ознакомиться и с другими взглядами, но все же, так как мы работаем именно в гештальте, далее мы будем рассматривать именно ее. В целом мы говорим о том, что именно способ избегания формирует симптом человека. Иногда это может происходит прямым образом, а иногда не совсем очевидным.

Приведем некоторые примеры невротических симптомов в соответствии с данной схемой.

Молодая девушка жалуется на ожирение. При изучении ее истории оказывается, что она живет одна и у нее нет отношений; когда девушка приходит домой, через какое-то время (ситуация), она начинает испытывать напряжение и стресс, которые связаны с ее ощущением одиночества (эмоция), эту эмоцию она пытается заедать большой упаковкой мороженного (избегание в виде дефлексии).

Для начала мы привели достаточно очевидный случай, чтобы на наиболее популярном примере продемонстрировать нашу схему: девушка заедает свой стресс, чтобы справится с чувством одиночества. Это чувство одиночества могло сформироваться у нее в детстве, когда ее мама нашла себе любовника и начала уходить на всю ночь, не предупреждая дочку, в результате чего та и ощущала одиночество. Но, постойте, разве чувство одиночества нужно формировать? Разве наши чувства не появляются в нас с рождения или в процессе воспитания…?

Обычно, когда психодинамические специалисты говорят о том, когда «было сформировано» то или иное чувство, они по сути используют сокращенное описание, ведь на самом деле в том самом негативном опыте, который испытал человек и который мы в глубинных направлениях называем психотравмой (хотя с клинической точки зрения он таковым не является), сформировалось не само чувство, а определенное отношение к нему и описываемый нами внутренний конфликт. Если мы снова вернемся к нашей клиентке, то поймем, что она по каким-то причинам там и тогда не смогла справиться с чувством одиночества, скорее всего потому, что осознавала, как рушиться ее семья из-за измен матери и боялась не просто остаться одна на ночь, а боялась остаться без семьи в целом. Возможно, ее родители действительно разошлись (а чаще всего травматический опыт подразумевает принципиальное изменение в ходе жизни человека или в его коренных воззрениях), и получается, что в тот момент она ничего не могла сделать. Таким образом чувство одиночество символизирует для нее не просто тот факт, что она одна сидит дома, а полный крах собственной семьи; возможность наличия собственной вины в том, что ее родители разошлись; собственное бессилие перед сложившейся ситуацией. Таким образом чувство одиночества будет для нее принципиально отличаться от других «негативных» чувств, которые она также может переживать. Отличаться оно будет в первую очередь абсолютной непереносимостью и наличием страха перед ним. Таким образом, клиентка в случае встречи с одиночеством перестает рационально мыслить и прибегает к первому же доступному ей средству для избавления от всех проблем — пищевому подкреплению.

Теперь к общей модели мы добавим модель порочного круга, которая изначально была разработана в экзистенциальной терапии, а затем широко популяризована в когнитивно-поведенческой психотерапии. Она состоит в том, что наши способы избегания являются обычно адаптивными в краткосрочном периоде и приводят нас к избавлению от стресса, в результате чего мы получаем подкрепление и будем более склонны в следующий раз использовать те же самые защитные механизмы. В частности, получив облегчение, наша пациентка будет склонна также в следующий раз использовать упаковку мороженного для решения всех своих проблем.

Сюда мы добавим еще и важность учета потребностей индивида. Ведь он будет склонен не только повторно использовать защитные механизмы, но и повторно попадать в ситуации, провоцирующие их использование. Например, девушка с истероидной акцентуацией может быть склонна постоянно разрушать свои отношения из-за скандалов с молодыми людьми, потому что таким образом она пытается получить от них безусловную любовь, которую когда-то не дал ей ее отец. Однако, даже если молодой человек дает ей максимум любви, она будет требовать все больше и больше, потому что его любовь все равно не является любовью ее отца, и таким образом она каждый раз будет разрушать даже самые идеальные отношения.

Возвращаясь к девушке, страдающей ожирением, с ней механизм работает точно также. Во-первых, применение защит вместо того, чтобы начать поиски близкого человека будут удерживать ее в одиночестве, которое будет провоцировать применение защитных механизмов, а, во-вторых, ожирение, вызванное ее способом защиты, очевидно, снизит ее шансы найти партнера.

Таким образом основная проблема защитных механизмов и прерываний состоит не в том, что они неэффективны, а в том, что они эффективны лишь на коротких дистанциях и лишь для разрешения внутренних проблем клиента, нежели для адаптации к среде и реализации его значимых потребностей.

В этом смысле будет принципиально отличаться и наша работа от работы представителей поведенческих направлений. Если последние будут пытаться напрямую воздействовать на симптом, через диету и методы похудения, то мы постараемся обратиться к причине проблемы, а также к актуальным потребностям. Если в рамках причины проблемы мы рассматриваем определенный внутренний конфликт, связанный с непереносимостью собственного одиночества, и работаем с ним эмоциональными методами и методами регрессии, то говоря об актуальных потребностях, мы снова сближаемся с представителями поведенческих методов и скорее будем склоны ставить с клиентом цели, связанные с его актуальной жизненной ситуацией (познакомиться с кем-либо), а также разрабатывать методы на пути к их достижению (в том числе использовать диету и упражнения для похудения, если это послужит достижению цели). Таким образом принципиальное отличие будет состоять в том, что изначальный акцент нашей работы будет направлен на устранение внутреннего конфликта и эмоциональных препятствий и уже затем мы перейдем к поведенческой активации, так как в противном случае мы будем видеть либо сопротивление терапии, либо ретравматизацию и слом личности.

В тоже время мы предполагаем, что коррекция текущего контакта со средой и создание возможности удовлетворять свои актуальные потребности в данный момент также может избавить индивида от симптома, поскольку для него просто не останется активирующей ситуации. Например, если девушка при всех своих проблемах найдет себе любящего партнера, с которым она не будет чувствовать себя одинокой, вполне вероятно, что она перестанет заедать это самое одиночество.

Данную идею из гештальт-терапии заимствовали в терапии принятия и ответственности (АСТ), которая там носит название креативной безнадежности. Клиентам предлагается принять свои симптомы и, не реагируя на них, обратиться к собственным ценностям через конкретное поведение в реальной жизни

Действительно многим клиентам бывает необходимо получить актуальный эмоциональный корригирующий опыт, чтобы отказаться от собственных симптомов, и иногда это работает. Например, мужчина мог прожить свою жизнь среди людей, которые никогда не признавали его как личность, которая способна на что-то, но вот он сменил работу и встретил начальника, который к нему действительно прислушался и таким образом поднял не только прибыль компании, но и дал понять нашему клиенту, что не все люди такие уж и плохие, и что некоторым из них можно доверять.

Изменение мировоззрение действительно наиболее эффективно менять через реальный опыт, однако, к сожалению, далеко не всегда это работает так как хотелось бы, потому что травмированные люди могут быть укоренены в свой внутренний конфликт и применять его как фильтр восприятия к реальности (снова вернемся к нашему примеру с истероидной девушкой, которая не готова поверить, что ее любят, даже если это так). Именно поэтому мы еще раз напираем на то, что необходимо сначала провести терапию конфликта и уже затем (либо при определенных условиях) переходить к актуальному поведению и актуальным потребностям.

БАЗОВЫЙ КОНФЛИКТ

Под конфликтом мы понимаем наличие определенной тенденции к взаимодействию со средой, которое прерывается по тем или иным причинам. Например, индивид хочет от нас как от терапевта понимания, но напрямую не просит нас о нем, а начинает закрываться, потому что в течении всего своего детства он не добился понимания от родителей и принял идею, что ожидать его от других людей просто бесполезно. Самих причин базового конфликта может быть несколько.

— Биологические причины. В ряде случаев мы говорим о серьезных эндогенных заболеваниях, которые физически приводят к невозможности адекватного контакта со средой. Среди них могут быть как те, которые поддаются психологической коррекции, так и те, которые ей не подлежат. Например, при шизофрении больной может видеть галлюцинации, что, очевидно, не позволяет ему адекватно воспринимать реальность, а следовательно, и налаживать контакт с ней, и здесь помогут только таблетки. При пограничном расстройстве львиную долю в проблемах индивида также составляет высокая реактивность мозга, которая, однако, может быть скомпенсирована психологическими методами.

В этом смысле мы опираемся прежде всего на медицинскую и научную модель, нежели на психоаналитическую, которая часто трактуется очень сомнительным способом. В частности, предполагается, что психотические расстройства — это результат травмы на ранних этапах развития индивида (до года), а пограничные расстройства обычно образуются в результате травмы до трех лет. Эти заявления, во-первых, не являются доказуемыми, а, во-вторых, сама психоаналитическая классификация болезней обычно не соответствует медицинской классификации и рассматривает как психотические и пограничные расстройства, расстройства более легкие, из чего и возникает большое количество историй об «исцелении психотических пациентов».

— Внутренний конфликт эмоционального содержания. Мишенью работы ИКГТ является именно внутренний конфликт эмоционального содержания, т.е. невозможность реализовать свою потребность в результате блокировки собственного импульса, сопряженной с эмоциональным содержанием. Например, индивид может иметь фобию собак, которая не угасает по той простой причине, что он не выдерживает своего страха подойти к животному и погладить его, а, наоборот, всячески избегает взаимодействия с собаками. При этом конфликт может быть как актуальным, т.е. таким который проявляется в текущей жизни человека, так и результатом прошлого опыта, однако чаще всего имеются оба вида конфликта, когда актуальный конфликт переходит в конфликт из прошлого. Например, индивид может бояться собак сейчас, но делать это потому, что он проецирует на собак образ той самой собаки, которая покусала его в десять лет, либо образ матери, которая жестоко его наказывала. При этом причины самого конфликта также могут быть различными, однако в целом они сводятся к тому, что клиент что-то хочет сделать, но не позволяет себе этого (типичный конфликт между Ид и Супер-Эго по Фрейду).

— Отсутствие навыков и ресурсов. Наконец, клиенту может ничего не мешать удовлетворить свою потребность кроме объективных причин, т.е. неумения или отсутствия ресурсов. Например, двое мужчин могут прийти к вам на консультацию с запросом «страх знакомства», однако в первом случае окажется, что клиент действительно боится девушек или их осуждения, а во втором, что он просто не знает, что сказать и как вообще общаться с девушками, при этом не испытывая особого напряжения при подходе к ним. В последнем случае клиенту будет необходим скорее поведенческий тренинг навыков, нежели какая-то глубинная работа по терапии травмы.

Таким образом интенсивная когнитивная гештальт-терапии работает именно со вторым типом проблем, т.е. тогда, когда индивид встречается с фрустрацией на пути реализации собственных потребностей. Но вернемся еще раз к понятию конфликта. В частности, мы выделяем следующие типы конфликтов.

— Актуальный конфликт. Конфликт, который возникает здесь и сейчас, когда клиент не может реализовать свою интенцию в конкретно данных жизненных условиях. Например, мужчину уволили с работы, и он осознал, что ничего не добился в этой жизни, что разрушило его представление о себе как о выдающейся личности, в результате чего он ушел в депрессию.

— Автобиографический конфликт. Это конфликт, связанный с автобиографическим опытом индивида. Например, нашего клиента воспитывали как надежду семьи и постоянно ждали от него выдающихся результатов, а когда он их не оправдывал, его игнорировали и принижали, что заставляло его еще больше стараться, чтобы порадовать родителей.

— Базовый конфликт. Базовый конфликт — это общая личностная тенденция человека, которая прерывается его способами контакта. Наш клиент хотел бы от нас и от всего мира безусловной любви, которой он не получил от родителей, однако, вместо того чтобы прямо попросить о ней, он начинает рассказывать о своих успехах, чтобы мы его похвалили.

Как вы поняли все эти виды конфликта перетекают друг в друга. Базовый конфликт формируется в результате развития и воспитания индивида и затем становиться его личностной чертой. При этом анализируя детство человека и его психические травмы, мы скорее всего увидим воспроизведение данного конфликта в различных обстоятельствах. Точно также мы увидим данный конфликт и при анализе текущих условий жизни человека и его жалоб.

Суммируя наш пример, мы заметим, что детство человека проходило в попытках заслужить любовь с помощью тех или иных достижений. В текущей ситуации индивид ничего не достиг, что активирует в нем внутреннюю боль, которую он стремился избегать с помощью повышенных требований к себе, а когда это не сработало (его уволили с работы) он просто впал в депрессию, что стало для него единственным способом справиться с проблемой. В итоге на лицо мы имеем симптом в виде саботажа какой-либо деятельности, в виду невозможности получить за нее любовь. Возвращаясь к гештальт-парадигме, мы видим, что тут нарушен процесс «здесь и сейчас» и способ контакта со средой: актуальная потребность человека состоит в том, чтобы зарабатывать деньги и обеспечивать семью, но он не может этого сделать из-за базовой потребности в безусловной любви. Отсюда мы предполагаем, что, если индивид получит ту самую безусловную любовь с помощью различных техник гештальт-терапии или же найдя человека, который полюбит его безусловно в реальной жизни, то и увольнение с работы для него будет менее травматичным.

В этом смысле интересно воззрение Карла Роджерса, который в качестве причины всех неврозов видел именно условную любовь, которую затем невротик компенсирует с помощью различных способов избегания боли. И, действительно, эта точка зрения актуальна во многих ситуациях, однако мы не будем настаивать на том, что именно условная любовь лежит в основе всех возможных неврозов, так как наши болезни могут формироваться, исходя из фрустрации и других базовых потребностей.

Теперь разберемся каким образом связаны актуальный, базовый и автобиографический конфликты. Для этого мы с одной стороны обратимся к психоаналитической теории объектных отношений, а с другой стороны к когнитивной теории Фредерика Барлетта.

Так теория психоанализа предсказывает нам, что индивид будет воспроизводить отношения и свои формы психического функционирования, заложенные в нем в детстве, в новых обстоятельствах и в разных контекстах. В психоаналитической теории также существуют так называемые базовые объекты, такие как материнская грудь, которая может быть доброй, когда мама поощряет и злой, когда мама наказывает[1]. В зависимости от базовых отношений, которые формируются с данными объектами выстраивается и все дальнейшее развитие человека, поскольку данные объекты он как интроецирует внутрь себя, так и проецирует на других людей. Однако, данная концепция является слишком умозрительной и достаточно сомнительной в виду ее недоказуемости и субъективности мнения ее создательницы. Поэтому мы обратимся к уже более доказуемой концепции когнитивных схем из когнитивной психологии.

Концепцию когнитивных схем предложил Фредерик Барлетт[2], который в своих экспериментах показал, что люди склонны интерпретировать новую информации в соответствии с уже усвоенным опытом. Например человек, испытавший насилие в детстве будет более склонен видеть в других людях угрозу, в то время как индивид, которого воспитывали в благополучной семье увидит в других людях скорее источник удовольствия или выгоды. Точно также и усвоенные индивидом семейные нормы будут проецироваться на текущие отношения, например походы жены в спортзал совместно с тренером могут восприниматься мужчиной как измена, если в его собственной семье его матери вообще не дозволялось выходить на улицу.

В целом для нас не является столь значимой задачей приводить аргументы в пользу данных концепций, так как и научно доказано и интуитивно понятно, что любой человек является продуктом собственного опыта, и что наши реакции в данный момент чаще всего бывают предопределены уже заученными формами поведения и восприятия. При этом мы не согласимся с теми психоаналитиками, которые искренне верят в то, что вся наша личность закладывается уже в возрасте до года, исходя из взаимодействия с материнской грудью. На самом деле, мы растем, учимся, развиваемся, а наши реакции, даже самые базовые, способны к дифференциации с течением времени.

Это небольшое отступление нужно было для того, чтобы донести базовую идею: мы действительно существуем в концепции объектных отношений, которые формируются у нас в раннем возрасте, интроецируются, а затем проецируются на новые объекты. Под объектами в данном случае понимается любой объект, который способен находится в нашем сознании, т.е. это может быть как другой человек или объект внешней действительности, так и внутренний объект, типа мыслей, эмоций, и переживаний. Например, если, будучи ребенком, индивид был склонен избегать встречи с пьяным отцом (базовый объект) и обычно просто уходил из дома, когда тот был в неадекватном состоянии, то теперь он может быть склонен избегать какой-то собственной пугающей мысли (вторичный объект), отвлекаясь на другие — менее страшные.

Таким образом в рамках конфликта у нас всегда имеется несколько значимых компонентов.

— Текущая реальная ситуация и потребность в ней, контакт с которой прерывается из-за проекции того или иного опыта или смысла.

— Актуальная воображаемая ситуация, которая представляет из себя тот самый объект, который мы проецируем на текущую ситуацию.

— Базовый объект или смысл, который мы придаем текущей ситуации, и стоящая за ним потребность.

Приведем пример. На работе мужчину повышают, что, однако, сопровождается огромным количеством дополнительных обязанностей, с которыми он не справляется. Его истинная потребность в этой ситуации состоит в отдыхе, однако в своем повышении он видит главное достижение своей жизни и не может отказаться от него, заявляя, что «э