Оглавление

1. Cтарания аутсайдера на 9-м десятке — довести до людства свои писания
2. МОЙ ТУРДЕФОРС В СОВГАВАНЬ — ИЗ ВЛАДИВОСТОКА
3. ЗАЛОЖНИК ВЛАСТИ

…Ниже старания аутсайдера на 9-м десятке — довести до людства свои писания …опыт в коих моей жизни на свободе многообразный …Мои попытки с младостью спознаться газетно-журнальной…

В жребиях судьбы слепых дедам-отцам выпали

войны две мировые (с двадцатилетним одна перемирием); моё послевоенное поколение счастливее, — но тягостей немало и на нашу долю выпало; но все ж мы нынебудущих счастливее

…А универ на Русском острове — верх идиотства!: ловил когда-то я корюшку там, где теперь мост — там ветродуй такой зимою! И выбраться студягам на природу — пи… довать через весь город! Как будто мало бухт хороших меж Владиком и Находкой…

Fwd: А что до домов: владел одним большим шлаколитым, два строил сам, в Сов гавани — и здесь вот «замок»; два покупал, в Канаде, где охотился, и в Теплом Озере, близ квартиры любовницы; но жить в селе нельзя с рожденья горожанину; и в городе лишь до 30-ти можно; в тайге лишь можно до 40-ка, — кто духом силён и телом не слаб; вот здесь я выбрал место идеальное: под сопкой, редкостный пейзаж, почти сплошная тишина; в берлоге же моей теплынь: под утро лишь простынью укрываюсь — и днем в «костюме Адама» — вылазки голым краткие к холодильнику в комнату прохладную …и под простынью же, жара когда наружу поразмяться …на полчаса — в «берлоге» же прохлада…

7.7.2020

Уважаемый Василий Олегович!

Давненько мое внимание привлекала «Новая», как наиболее близкая моим настроениям-устремлениям… Подписался даже на полгода в Таежке (от Кипарисово километра три на восток) под Новый год последний (2012-й); а поелику мне уже почти два года за семьдесят, — и живу один почти в тайге — еще от Таежки полтора километра на север (и изрядно вверх, что за семьдесят существенно), — то ходил в магазин (где и «почтовое отделение» в виде ровесницы женщины) раз в две-три недели; с началом весенне-летних работ (коза с козочкой трех-с-половиномесячной, — покос, кроме сада-огорода) — раз в полтора месяца; и назад дня три — принудило за мобильники платить, — забрал причитающиеся мне два номера последние, — где к очерку «Мальчик с Татарки» Ваши портретики… …Здесь у нас, В.О., с Вами, несмотря на столь сокрушительную разницу лет, — знаменательное пересечение… В моей весьма причудливой судьбе я тоже был невзгаданно, в возрасте пятидесяти одного года почти, «колумнистом» «Красного знамени», тогда с более чем трехсоттысячным тиражом краевой газеты, — и хотя еще весной 74-го вышел из партии по заявлению, имея партстажа более десяти лет, — и почти 20 лет — с пятнадцати! — ей, партии, в первые два года верного наивного служения, — с 1990-го по 95-й еще партийная в первые три года газета опубликовала — сразу передовицей статью мою по хозяйствованью на земле первую! И потом еще более тридцати моих проблемно-прогнозных статей; и в из них одной, за год, помнится, 94-й, на странице второй, в «колонке редактора» под заголовком «Принимаются только наличные» был опубликован мой отклик на приезд Солженицына. Его отсыл за границу был такой глупотрусостью брежневщины, — с самыми сокрушительными последствиями, неимоверной. Это явилось последним для меня довеском подать на выход из партии заявление: оскорбительно было моему разумению числиться в партии со столь маразмным управлением! Тогда кончался второй год моей самоссылки одиннадцатилетней — в Совгаванском госпромхозе «бедовал» (кейфовал!) промрабочим, то бишь «штатным» охотником, — после двух университетских «красных» дипломов и незаконченным высшим техническим… Подавая заявление, рисковал несколько: КГБешники в Совгавани знали всех, — особенно бывших функционеров комсомола и партии; и пострадал — стали в совхоз под Хабаровск гонять, — но это оказалось в 82-м весьма к благу: изгнанию в 82-м из охотников тому обязан, что вновь (буквально в последнее лето!) прописался во Владике в формально своем (на деньги и труды отцовские), шедшем под снос на Чуркине доме, — чему только благодаря ТЕПЕРЬ имею от городской комнаты некоторый минимальный доходец, позволивший приобщиться ко всей этой электронике (так что партийцы выгнали меня из тайги в 82-м весьма во-время; и это не единственное совпадение, позволяющее меня считать свою жизнь успешной! Мне удавалось столько раз ухватить в последний момент «за хвост» убегавшее время, — что мог бы считать себя ведомым неким внешним «провидением», — если бы с самой младости твердо не знал, что только в каждом из нас по отдельности заключено всё разумение вселенной, — и только друг от друга — даже через тысячелетия! — возможно лишь научение). Но этим «вселенским разумением» (господин) случай («бог» изобретатель, по Пушкину, кавычки мои) не одаряет равно всех. Никакая гениальнось, способность к выводам неожиданным (парадоксальным) — не восполнит во-время обретенного общественного опыта… И мне тут чрезвычайно «повезло»… Никак не зависевшей еще от меня случайностью рождения именно 12 окт. 39-го, — почему в 46-м в первый класс не взяли, — почему в 54-м, напротив, мог быть я комсомольским «богом» избран в самой крупной школе края, 27-й, тогда в Ворошиловском районе, давно Первомайском, — был старше ¾ восьмиклассников, и равен годами ¼ девятиклассников; восьмиклассник возымел над школой — во благо! — власть, какую нынешним нельзя и представить; за таковую власть расплачивался в начале 57-го, в десятом классе, — зато тогда же в дневнике определение (и приговор!) дал командной системе: «Силы у них (у начальства — в скобках везде от нынешнего времени) уже нет, — и одним администрированьем никак нельзя действовать».

Той рождения случайности благодаря — успел захватить «во власти» последние два года — после смерти уже вождя — времени сталинского… Чем дан мне был в развитии забег колоссальный (тут и рифма, — и на самом деле так!). Почему и берусь — общественная потребность возникает!, — хотя и в преддверии старости — самое историю рассуждать…

Эк отнесло меня от той статейки лета 94-го — к проезду через Владик Солженицына (в «колонке редактора», с моим в верхнем углу маленьким портретиком). А вспомнил о ней благодаря не только Вашим, Василий, портретам в «Новой газете», — а тому случаю, поистине чрезвычайному, что напротив в «простыне» разворота тогдашнего номера «Красного знамени», смотрел на меня с фотки, моей несколько покрупней, еще молодой Степашин Сергей, тогда как раз осчастлививший Владик своим посещением: ни намека на нынешнее ожирение, полы пиджака развевает ветер, относит галстук от торса градусов на сорок пять, взгляд, подобающий на некогда столь грозном месте сидящему, — гор`е, — но видно, все-таки: человек обыкновенный, не злодей, не добродей… Из мягкости (услужливой) характера усажен на месте важном (страну чтоб грабить не мешал, — являя строгость на словах — словом сказать, Сергей Степашин)…

Из мира сего «сильных» судьба столкнула меня не портретами, а на самом деле, лицом к лицу, с Александром Никитичем Гульченко первым — он в своей карьеры конце возглавлял рыбное союзное (или РСФСР) министерство, — а в октябре 58-го был назначен на Чуркин первым партсекретарем района всех (промысловых) флотов и союзного значения рыбпорта, — а я как раз (18-ти лет) рассылал человек в триста дружинников «рейд» в кузовах грузовиков-«газиков» по всем чуркинским танцплощадкам, с прихватом и Строительной, и бухты Тихой, — и не явился сразу на его первый вельможный вызов, — да и не протолкаться было в маленьком райкома зале (там сейчас детсад), — явился, только ребят разослав (в качестве старшего — «страшного» тогда смеялись — инструктора райокома комсомола по агитации и пропаганде; при мне оставалась отборная «бригадмильцев» команда человек пятнадцать, с коею выезжал, где что-то «заваривалось», — и заботой главной было присматривать за своими «орлами»: не покалечили бы какого хулигана в своем сверхстарании: мне 18 — в среднем бригадмильцам по 25; набивали хулиганьём и пьянью доотказа милицейский «обезьянник»: тогда-то я и спознался с органом правопорядка, безупречные были офицеры-сержанты, — но помню одного лишь начальника, майора Чубаря, молчаливого, темно-узколицего, носатого, — с ним я был тогда в борьбе с хулиганством как бы нар`авне; можно представить, как гнусно теперь мне обращение милиции в «полицию»; какое надругательство над чувствами хотя бы нас, старичья!.. Уверен — и глупость своекорыстная нелепая эта способствовала декабрьскому пробуждению младости в Москве, — пусть пока в основном подсознательно… но сознание масс само собой не возникает — это умным, честным надо как следует постараться… И вот, только рейд разослав, пред очи ясные Гульченко, только что назначенного, впервые являюсь…

— Почему не явились сразу? (с порога «пришибей» спрашивает, впервые меня увидав)

— Так я ведь с людьми разговаривал…

— Надо работать, а не разговаривать!

— Так наша работа в разговорах вся…

Оторопел сидевший за столом первого секретаря, без ожирения крупноватый, большеголовый, глаза «медузоватые», челюсть бульдожья, лицо бледноватое (видно, ночами много читал, наверстывая дефицит образования: в войну служил старшиной, торпедным катерником — как-то ночью на дежурстве в райкоме партии, у телефона первого секретаря, в его личном деле копался я: в том же кабинете была полка с личными делами всех работников райкомов и партии и комсомола… И 52 два года спустя помню того кабинета запах какой-то… слова сразу не подобрать… пылевато-суховатый…

— Ступайте, впредь работайте, а не разговаривайте…

…К тому времени уже секретари горкома комсомола Буркин и Дульцев смотрели косо на меня, — особенно после такой моей прыти в организации в районе борьбы с хулиганством: слишком борзо я нардружины, сдуру по младости, «сбацал», — при полной остальных райкомовцев нейтральности, — и комсомола и партии… Таких ведь следует опасаться, вокруг которых народ собирается (вот здесь, между прочим, и есть корень Союза развала!)…

…Понятно, весной 59-го пришлось мне из райкома убираться… В райкоме комсомола был за меня Юра Демичев, первый секретарь (он был послушан– в 80-х встречал его уже лысым и больным — лет на семь меня старше: на картошке осенью, где я был как опять кружковод от крайоно, — а он возглавлял коллектив небольшой дамский краевой мер и весов палаты (теперь место это ого-го-го бы!); — ему я в 58-м — начале 59-го задачки контрольных решал по высшей математике, и всяким там механикам и сопромату, — он заочное где-то обламывал (та же ситуация повторилась через пять лет и в армии: тоже задачки решал своему непосредственному в политотделе дивизии начальнику, Толмачеву капитану, — благодаря чему… никак не лишних… полгода в Южносахалинске задержался, прежде чем таки «на усиление» в Аниву комсоргом мотострелкового батальона, тоже на должность капитанскую (сержантом-срочником) сплавили; 15 месяцев политотдельских тех в армии значил в моем «образовании» много чрезвычайно, — но главный «забег» дало все же школьное в 54-56-м комссекретарство: оно только делает мой жизненный опыт уникальным, — а меня одним из теперь уже очень немногих, кто способен век двадцатый понять! И — главное! — еще способен — для чего, ко всему прочему, — надо еще долгую (осмысленную!) жизнь иметь за плечами,