Оглавление

1. Родины благодарность
2. Как Родина в 65 — м своих защитников благодарила
3. О ТОМ, КАК ГРОЗНОЕ КОММУНИСТ ПРЕВРАТИЛОСЬ в КОМУНЯКА
4. Людство проходит, возможно, полосу самую тревожную
5. В ПРЕМЬЕРА БЕС СТОЛЫПИНА ВСЕЛИЛСЯ
6. ЭССЕ О ВЛАСТИ
7. Рабом у пола не был я всю жизнь…
8. О ВСАМДЕЛИШНОМ ОТШЕЛЬНИЧЕСТВЕ
9. Три знаменитых немца есть на «ше»!…
10. Я НЕ ТРУБАЧ — ТРУБА, ДУЙ ВРЕМЯ…
11. Революции проистекают не от благих намерений — из нестерпимых уже стеснений

«О, Вечность, прекрати твоих шум вечных споров!

Кто превосходней всех героев в свете был? В святилища твои от нас в сей день вступил Суворов»…

Эпитафия Суворову от Державина

Как Родина в 65 — м своих защитников благодарила

Через Сванидзе беспринципного цезарь новейший наш таки и выволок на лицезренье «быдла» Августа Октавиана лик, — с которым сходство сразу я увидел [тот вроде нашего был покрасивше, но не было тогда современных средств идентификации лика …а были всегда и будут льстецы 6.3.2020] — как раз к зиме уж лет одиннадцать (27 июля 2010); тогда Володимир (знаковое имя! Россия — целый ведь тоже мир) был благообразнее, как все мы в младости, — и больше, чем ныне, походил на известной статуи Августа лик; и роль его в (траги) комедии людства досталась та же — замирить волчьи стаи как-то (себя отнюдь не забывая, куски жирнющие урывая) … За две тысячи лет кое-что не меняется — однотипные люди во-время на месте ключевом появляются; ну, а дальнейшее зависит уж от нас (две тысячи ведь лет прошли не зря): от меня старика (других таких пока не знаю) и тех немногих, кто мне помогает, на кого полагаюсь (а это в будущем пока, — надеюсь, будут через месяцы…), — и, главное самое, — от младости… (16 августа 2011)

[Не оправдалась-то эйфория тогдашняя …здесь та же злой истории ретардация 6.3.2020]

Судьба, мы знаем, любит ретардацию, — и не спешит с возмездьем Правда, — зато и бьют уж наотмашь… Сами злодеи коль избегнут кары — потомство их таки достанут (как то и началось у нас в 17-м, — и будет, будет повторятся — не обретутся покуда Правдой — с помощью нашей! — от повторений зла надежные гарантии) … 16.8. 2011 —

У меня изрядно похожий на Ельцина был один из четырех капитанов, с которыми год помполитом (первым помощником, на самом деле — «комиссаром») я плавал (ходил в моря — говорят мореманы); такая же помесь блондина… с азией; сначала тот капитан был наилучшим для меня из всех капитанов, с коими довелось плавать (капитана Фивейского, чуть ли теперь не из басни, исключая, с коим месяц плавал практику перед зачислением в парткома Мортранспорта «аппарат»); а там года полтора работал с Мальковым, меня туда зазвавшим, — пока тот наверх не «попёр» круто: и допёр до того, что «коммунистов» охвостье предлагало его в 1990-м в председатели Верхсовета против Ельцина… — И он отказался (здесь по «транзистору» его голос знакомый слыхал), — видимо, опасаясь, как бы в самом деле не избрали… (Зюганова в 2006-м — а что толку! — и избрали, — да нельзя и тогда еще коммунистам было брать власть (кстати, власть не берут, — на нее силы социальные ставят) … — Не отвечать за маразм «комуняк» дабы, за ельцинско-гайдаровский развал… — И паче, чтобы идею надолго не гнобить (навсегда ее погубить ничто не в силах, — и уж когда к ней вновь присоединится сила, — а это неизбежимо!, — ничто пред нею не устоит)…

Так тот душка капитан сначала, — по-первости мы с ним не разлей вода!, — обо всём разговаривали, — вдруг форменной скотиной стал, — когда наш танкер, вместо рейса в Японию (после тоже «валютного» на Вьетнам) — в хладный Магадан в феврале 71-го отправили, — зане у танкера туда планового подогрев солярки вдруг отказал (возможно «подмандячили», и скорее всего, — но это только по теперешним временам мне представляется! А тогда не только я не додумался до возможности такой подлянки, — но даже и тот «скотина» -капитан), — и в посудину ту бензин закачали, который при любой температуре выкачивается, — а честных нас — на Магадан. …И там мы еще оставались с капитаном закадычными друзьями, — но тяжкие льды поднесло в тот февраль к столице Колымского края: льдиной изрядной метров семь довольно тонкой стальной обшивки (уже подржавленной, закрашенной) нашего старенького танкера («Черновцы») сорвало, — и нас вместо благословенно теплой — и валютной, самое главное!, — Японии, — завернули на ремонт (заодно и длительный был на носу плановый), — в тоже хладную Совгавань!.. …Сразу осволочилась вся команда, а главное — сам капитан …А я, напротив, был несказанно рад новым местам, просто берегу был рад — Мне, чемпиону края по спортивному ориентированью менее года назад, буквально в последние полдня перед плаваньями, — просто хотелось донельзя на лыжах пройтись как следует! Хотя, как и все, терял в окладе десять процентов, — и шиш валюты совсем! А она была главное, зачем плавали! Я думал, что и мне в ремонте оставаться, — а, оказывается, — помполита сразу с судна снимали, — в Находку самолетом — и без промедления в загранку (без помполита за границей запрещалось членов команды на берег отпускать)!.. А я сего не знал! Что помполита сразу с ремонта снимают… Очень много важного (не доступного даже большинству подавляющему) тогда уже знал, а — тот пустячок не знал… А бедняга капитан и мысли не допускал, что это-то я и не знаю! Я знал больше самого дьявола, — а этого-то «пустячка» (на деле — самого главного!) и не знал!.. Вот же какие в застойные времена бывали казусы… Такая-то бестактная (в представлении несчастного капитана) моя в предвкушении берега щенячья бескорыстная радость — была принята беднягой за злорадство изрядное, за садистское издевательство: тебе, мол, в ремонте корпеть, — а меня сразу в загранрейс… Вот какие злые казусы создавала тогдашняя наша «зажатости» практика! (Ну, — а теперь нас вообще «сюр» захлестывает! С той только «обратно пропорциональной» разницей, что большинство подавляющее не знает свое будущее ближайшее, — а я, в числе немногих очень — и друг с другом не сообщающихся, — знаю) … …Так что, может, не такой уж негодяй (как Ельцин, на него лишь похожий, оказался!) был тот капитан, — может, он о «тачке» всю жизнь мечтал, — только той валюты японской толики ему и не хватало на давно вожделенное авто несчастное! (Неоднократно описал тот казус судьбоповоротно-знаменательный по-всякому, читайте, коль дойдет до издания и моих воспоминаний, — а здесь закругляюсь) … …Крепко тот капитан мне нервишки за те полторы недели потрепал (равно — без малого весь год плаванья на том танкере почти явное несогласие с моей синекурой «бездельного кота», почти явно судовым плотником высказываемое, — и буфетчицей Турчинской, «хулиганкой Валей», весьма ворчливой (которой вполне можно было и «вставить» (и весьма не прочь была и она поначалу) — ежеутренне ведь у меня и у капитана в каютах прибирала, — но мне этого было никак нельзя себе дозволять… а она, «вставки», естественно, от меня не дождавшись — возненавидела «аза» подсознательно «по бабски») … Но больше «проел мне плешь» (коей еще не было), все-таки, капитан… — и по гроб ему я должен быть благодарен: через те передряги я «штатным» охотником стал — и мало того, что душу спас, возможно, и здоровье, позволяющее на 74-м вот так [и уже на 81-м! 6.3.2020] сочинять (хотя абсолютно ничего не «сочиняю», описать с наивозможной точностью все стараюсь — мне можно верить, как самому «богу» (ежели бы таковой был возможен в природе) … Благодаря тому казусу, той незадаче танкерного капитана — важнейшую обрел я жизненную удачу: — прожил как должно, сильные лета, — и есть на старости лет мне, кроме всяких житейских передряг пакостных, — есть что и повспоминать …задним числом радостное …когда уже почти никаких в настоящем — не осталось радостей…

Моральные передряги характер, волю укрепляют; от внешних и от внутренних причин бывают: от внешней среды давления, — и от твоих собственных решений ей сопротивление; у меня тех и других было достаточно с самого «ранья»… Сначала от послевоенных шпанят, угнетавших помладше их малышат; затем, со школы в 47-м, — от отца, страдавшего в его отцовско-материнской семье «синдромом младшего брата», где трех сестер старших и брата, с`амого старшего (бывшего им за рано умершего отца, моего деда, стало быть), — все, без исключения, отпрыски «людьми» стали: отец опасался, как бы его старший сын «балбесом» — стыд и срам — не оказался: на мне отец и сбил свои молодые родительские амбиции; из-за него мой первый серьезный стресс-кризис, в апреле 50-го, за три месяца до мирового корейского кризиса (который ездил через бухту у дома партпроса по схеме в «Правде» следить) … …Робинзонад начитавшись, давлением и в семье и в школе угнетаем, я уже лет с девяти мечтал от людей в лес уйти; случай представился в начале апреля, в десять с половиной лет …Бешено, как и все, на переменах носившись, толкнул нечаянно парнишку — и он, отшатнувшись, порвал школьную стенную газету! Кары за это и в школе и семье, мне мнившиеся, — решил побегом из дому избегнуть… Мать, не обратив внимания, что пришел из школы слишком рано, дала мне 25 рублей хлеба купить; переправился через бухту катером на Мальцевский базар, купил ножичек в чехлике — все мое вооружение, — в пригородный поезд сел и до Надеждинской в почти пустом — один в плацкартного стандартного вагона купе проследовал, затем пошел по шпалам на север, всматриваясь в то приближавшиеся к пойме Суйфуна безлесной мыски хвойного леса, то отдалявшиеся; кое-где дорога железная близко к реке подходила, раз, к воде почти спустился; резкий, холодный неприветливый северо-западный ветер гнал по реке мелкие беляки, пронизывал мое пальтишко; грелся движением впервые, — как потом много в жизни; сразу почти того, что замыслил, химеричность ощутил, — вернее, что предпринял под паническим импульсом: землянку не выроешь без лопаты, никак в лесу без топора, посуда нужна, запасы…; стараясь от ситуации безнадежной мысли отгонять, — к Раздольному против плотного ветра холодного по шпалам двигался, там жила тетя Надя, старшая сестра отца — две двоюродных сестрички и братцев двое (умер третий старший); к сумеркам к Кипарисову подходил, у здания станции дореволюционного одноэтажного кирпичного с криком орава детишек носилась: — оборванности одежонки их нищей, несмотря на удрученность, — поразился; не мог знать — лет через тридцать пять многократно буду к тому вокзалу кирпичному с другой стороны подходить, — что именно здесь моя детская мечта осуществится… …К Раздольному уже где-то к одиннадцати вечера подходил; к тете решил не заходить, зная, что встревожу и ее, — как уже родителей: успел — везение — на последний поезд во Владивосток пригородный минут за десять; словами не описать моего отчаяния, моего нежелания к родителям возвращаться, — но случай благий редкую красавицу, яркую блондинку в одно купе со мною посадил: лет двадцати, немного пышноватую плечьми, как вообще блондинки натуральные; сидела все полтора часа с лицом невозмутимым, — ее красота редкая, дотоле мною невиданная (за те месяцы, что интерес к женскому полу у