Оглавление

Пролог

На дворе стоял 1628 год. Месяц июль. Войсками короля Франции — Людовика XIII, прозванного Справедливым, полным ходом шла, а точнее подходила к своей логической развязке, осада самой укрепленной крепости гугенотов — Ла — Рошели, что на острове Ре.

Каким непостижимым и чудесным образом очутились в упомянутой мной крепости четыре славных мушкетера, история до своих потомков не донесла, но разговор меж тем, средь них состоялся примерно такой:

— Война эта рано или поздно окончится и я вижу наперед все, что ожидает каждого из нас: Арамис покинет этот суетный мир и станет аббатом.

— О, да, сударь. Мир — это склеп.

— Портос вернется домой, женится, жена будет давать ему деньги по воскресеньям и родит ему, между прочим, четырнадцать детей!

— Таких маленьких, кругленьких, обаятельных Портосиков.

— Д’Артаньян станет маршалом, конечно, и уйдет на пенсию, до этого совершив немало подвигов.

— Почему бы нет? Ну а Вы, дорогой Атос?

— А я… а я поселюсь в каком — нибудь маленьком домике в Руссильоне.

— Так что, значит, больше мы никогда не встретимся вместе?

— Встретимся, друзья мои, обязательно встретимся!

— Когда же?

— Двадцать лет спустя.

— А может быть, десять?

— Или через три — четыре столетия!

На этих словах, милая беседа молодых людей была прервана оглушительным взрывом, случившимся, надо отдать должное в самой непосредственной близости от них. Видно какой — то нетерпеливый гугенот, кому и отдаем, указанное строкой выше должное, бахнул из пушки или какого — другого крупнокалиберного орудия, стоящего на вооружении протестантов, ни разу не подумав о последствиях. А последствия эти, не заставили себя долго ждать. И в первую очередь для четверки неразлучных друзей — собутыльников, коими как Вы уже догадались были Атос, Портос, Арамис и конечно Д’Артаньян, чью пламенную речь самым беспардонным образом нарушил случившийся катаклизм. Беззаботно тусящую и весело общающуюся еще минуту назад компанию мушкетеров, со всем находящимся меж них провиантом, разбросало в разные стороны.

С этого взрыва и начинается сия правдивая история, в которой вымысла, уверяю вас — чуть да маленько.

В общем, хвала снайперу — гугеноту. Без его точного попадания, не было бы данного веселого повествования. Итак преступаем.

Глава 1. Приключения начинаются

— La chance finale — пробормотал, очнувшийся первым Портос.

— Ну в смысле — финальный шанс, — повторил он, непонятно к кому обращаясь. Здоровяк, пошатываясь встал на ноги. Ощупал себя всего, снизу доверху, затем в обратном направлении — сверху донизу и убедившись, что не ранен и не убит, смачно потянулся, похрустывая суставами. В процессе похлопывания по разным частям своего обширного тела, в кармане камзола обнаружился, украденный с праздничного стола, здоровенный кусок курицы. Градус настроения серьезно скакнул вверх. Употребив находку, Портос пришел в такое благодушное состояние, что начал мыслить вслух, а это являлось показателем наивысшей степени умиротворения:

— Ну что же дружище — ты жив, а это само по себе уже неплохо, — и продолжал:

— А вот подкрепиться тебе не помешало бы.

К чести Портоса нужно отметить, что в процессе знатных, продолжительных гулянок и застолий, которые на постоянной основе устраивались скучающими от безделья мушкетерами, уже изрядно поднабравшись в огромных количествах вина, пива и непонятного происхождения сидра, мог он часами разговаривать с лошадьми, собаками, деревьями и другими представителями флоры и фауны. Беседы эти, как правило в итоге сводились к вопросу:

— Ты меня уважаешь?

После чего, не получив от собеседника внятного, да и вообще какого — либо ответа, находящийся в алкогольной нирване гигант, наносил тестируемому оппоненту могучий, невероятной силы удар, а именно свою коронку — правый боковой.

О том, что удары достигали своих целей, свидетельствовали постоянные, не успевающие заживать на мушкетере следы от лошадиных копыт, укусов собак и просто сломанные, от соприкосновения с более плотными древесными субстанциями, томящиеся в гипсе мощные кулаки мушкетера. Подраться он любил всегда. Так и говорил:

— Я дерусь, потому что дерусь.

Его более молодой друг, а речь сейчас пойдет о Д’Артаньяне, кротким нравом тоже не отличался и сойтись в рукопашной был далеко не дурак. А дураком он был, потому — что лез в драку, всегда и везде, с поводом и без оного. Отправляющий сына на заработки в Париж, дражайший родитель, находящийся надо отметить в самом, что ни на есть распрекрасном расположении духа, с того факта, что спихивает наконец — то со своих плеч совершеннолетнего тунеядца и бездельника, был пьян уже с утра и напевал:

— Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс

— Куда бы ни увлек Вас верный конь,

— При Вас мой меч фамильный и песенка при вас.

И хлопая коня по заду, что бы уже нес к подвигам ратным, надежду Гаскони, забирающего с собой фамильную реликвию и служащую надежной защитой от всех зол песню, вручил тому рекомендательное письмо со словами:

— Сын мой, вот я тут «маляву» нашмалял, не проунитазьте ее. Найдете в Париже моего армейского дружка — де Тревиля, передайте ему привет на словах от меня и эту просительную бумаженцию. В знак нашей старинной с ним дружбы, он Вас по блату возьмет к себе в контору на работу.

И уже совсем на прощанье, батя напутствовал наследника своего, проникновенной мудростью:

— Деритесь сын мой, там, где нельзя. И уж тем более деритесь там, где можно.

Д«Артаньян, будучи примерным, а самое главное послушным отпрыском, слова папеньки воспринял буквально как руководство к активным боевым действиям, на территории, предполагаемого противника, поэтому, объявившись в столице Франции, принялся налево и направо скрещивать свои шпагу, нож, а иной раз, когда не находилось под рукой холодного оружия и шампуры и «розочки» от разбитых им же бутылок, на постоянной основе но с переменным успехом. Отчего лицо его, и без того не отягощенное признаками интеллекта, зачастую носило следы побоев, а голова гудела как с частого и мучительного похмелья, так и от соприкосновения с тяжелыми, с завидной регулярностью, обрушиваемыми на нее, чужеродными предметами, различной формы, находящимися в руках враждующих элементов. В такие минуты, юноша вспоминал свою матушку, которая благославляя сыночка на опасные приключения, одарила его рецептом некоего бальзама, полученного когда — то от цыганки:

— Этот бальзам обладает чудодейственной силой и излечивает любые раны, кроме сердечных.

— Рецепт — это хорошо, — размышлял, отмудоханный до полусмерти в очередной драке Д’Артаньян, но это всего лишь несколько каракулей на мятой бумажке, которую, как не прикладывай к ране, не поможет. А вдруг поможет? Ну — ка приложим. Не — а, не работает. Печалька. А к рецепту еще и ингредиенты нужны, их тут вон пятьдесят, и сноровка, и умение изготовить вещество. И деньги, которых всегда не хватает. А что сложно было маменьке, хотя бы на первые случаи жизни, к рецепту приложить и небольшую порцию бальзама, приготовленную своими руками?

Щедрые на подарки родители, похоже души не чаяли в единственном наследнике своем и на обратное возвращение его, под крышу родительского дома не рассчитывали никоим образом.

Глава 2. Кто ищет, тот всегда найдет

Увидев, что Д’Артаньян не издох, а даже напротив активно шевелится, подавая признаки жизни, Портос радостно приветствовал его:

— Добро пожаловать друг мой в…., а кстати где мы? — великан осмотрелся на незнакомой местности, отмечая для себя наличие неподалеку обширного луга, нескольких земельных наделов с находящимися на них, добротно сколоченными избами, пары могучих дубов, растущих чуть поодаль и протекающей рядом речушки, гладь которой отблескивала от ярких лучей, находящегося в высшей своей точке светила. Вокруг, насколько хватало взора, простирались нескончаемые леса.

Поднявшись на ноги и наскоро отряхнувшись, друзья занялись поиском неизвестно куда пропавших боевых товарищей своих. Арамис нашелся довольно — таки быстро. Валялся он в кустах шиповника, дико растущего в паре метров от них. Лежа на спине, мушкетер смотрел бессмысленным взглядом в небо, как будто пытался просчитать расстояние отсюда и до стратосферы. Из всей четверки, Арамис был наиболее образован, знал несколько языков, помимо французского — латынь, английский, немецкий и как ни странно старорусский, близкий современному русскому языку, которым мы с вами худо-бедно в различной степени грамотности владеем. Где Арамис и при чем здесь русский язык спросите Вы? А все дело в том, что родился он в небольшом русском городишке -Здвижень и прежде чем зваться Арамисом, носил гордое имя Акакий, сын Федула, при рождении ему данное. Когда в 1604 году в России — матушке началась смута, вызванная походом на Москву Гришки Отрепьева (Лже — Дмитрий 1), с целью занять трон царский, мальчика Акакия решено было спешно переправить от греха подальше на чужбину, во Францию, куда его, предварительно усыпив лошадиной дозой снотворного, сложенного пополам, в коробке из-под апельсинов, как некую заморскую, ушастую тварь и вывезли тайно и можно сказать безболезненно. Уже живя в Сен-Дени — предместье Парижа, которое в 1701 году было присоединено к городу, новоявленный француз показал неистовое рвение в изучении наук и мадемуазелей, науки те преподающих. Юный вундеркинд выделялся среди сверстников безмерной активностью и неуемной жаждой знаний, за что и получил от них, и кстати вполне заслуженно прозвище Арамис в переводе с латинского означающее — «Умный» и охапку знатных люлей, еще более заслуженных, за развращение учительницы вокала, которая только переехала в Сен-Дени, столь неудачно начав педагогическую карьеру. Вот таким человеком был Арамис, сейчас мирно покоящийся на пыльной земле и беззлобно лицезреющий солнце в зените. Отвесив ему пару оплеух и быстро выведя из состояния одухотворенного кретинизма, друзья услышали в ответ:

— Премного благодарен.

После чего, все вместе принялись звать Атоса. Тот не откликался. Зная скрытную натуру своего четвертого приятеля, мушкетеры вполне резонно допускали, что он, в данную минуту спрятался и следит за ними из какого-нибудь тайного убежища. И действительно, в жизни Атос, он же граф де Ла Фер был подозрительно скрытен, нелюдим и малообщителен. Большую часть времени он бывал пьян, либо находился в состоянии апатии и безразличия. Опустив голову, с трудом выговаривая отдельные фразы, Атос долгими часами смотрел угасшим взором то на бутылку, то на стакан, затем словно очнувшись начинал судорожно, вдохновенно рисовать нечто, похожее то ли на цветок лилии, то ли на какой-то ободранный трилистник. Творя свой шедевр, бормотал что — то себе под нос, плевался и злобно скрипел зубами. Когда рисунок бывал закончен, бравый вояка, дико вопя, со всей дури тыкал в него ножом, изменившись в лице, рычал, еще больше заводился, сквернословил и исходя пеной, клял и хаял, обкладывая трехэтажным матом то Анну де Бейль, то Миледи, то леди Винтер, то всех лиц женского пола, живущих на планете Земля. Поскольку рисовал Атос как правило на обеденных столах, после всех описанных выше манипуляций, они приходили в негодность и хозяева трактиров, в которых практиковался в художествах мастер -экспрессионист законно требовали компенсации за нанесенный негодяем ущерб. На что в большинстве случаев, получали от непризнанного таланта под нос фигуру из трех пальцев, а Атос соответственно в рыло и не единожды. На утро морда мушкетера распухала и становилась красно — синей. Впрочем, это обстоятельство не мешало нашему герою, выходя на улицу, разя похмельным перегаром, заявлять встречным прохожим, что у него оспа и она, то есть оспа может испортить ему все лицо. Расслабиться Атос мог только в компании таких — же как он беспутных и беспринципных алко — друзей дегенератов. Только с ними он бывал полностью искренен, счастлив и раскрепощен.

Глава 3. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих

И вот сейчас троица мушкетеров искала горе — художника, обстоятельно исследуя каждый участок прилегающей территории. Нашли его спустя час в компостной яме. Атос плавал на поверхности вонючей жижи, как — бы подтверждая поговорку о том, что оно не тонет. Мараться мушкетерам ни разу не хотелось, поэтому проголосовав и затвердив вердикт жестом, означающим единство их мысли — прикладыванием одновременно указательного и среднего пальцев правой пятерни к кисти левой конечности, было решено, что Атос выберется сам. О чем пловцу в навозе незамедлительно и сообщили. Перебивая друг — друга, стали вопить, пытаясь давать ему практические советы:

— Выгребай левее,

— Да куда левее, правее давай,

— Как — же правее, вперед нужно,

— Нужно, нужно, тебе башку поправить нужно, — злились, дискутируя и переходя на личности друзья.

Стоит отметить, что яма с фекалиями была не особо глубокая, размерами примерно два на два метра, смрад от нее исходил сугубо мерзкий и тошнотворный, поскольку сбрасывались в нее судя по всему, экскременты от парнокопытных и двуногих со всей ближайшей округи.

Поняв, что слушать советы трех одновременно, орущих придурковатых друзей, дело бесполезное и бессмысленное, одурманенный удушливым зловонием, граф де Ла Фер решил действовать самостоятельно, смело и решительно. Мощно оперевшись обеими руками на край ямы и резко оттолкнувшись он соскользнул и плюхнулся обратно в компост.

Вдохновленный извиваниями, терпящего бедствие Атоса, Арамис громко запел:

— Господь, ты видишь это тело,

— В нем жил злодей и пасквилянт,

— Его ты создал неумело, но дал мне шанс исправить дело

— Но дал мне шанс исправить дело

Портос резко прервал горлопана:

— С ума Вы что ли сошли сударь? Давайте все вместе и нашу.

— Ах, да пардоньте, — спохватился Арамис и они вместе с гигантом затянули:

— Пора-пора-порадуемся на своем веку

— Красавице и кубку, счастливому клинку,

— Пока-пока-покачивая перьями на шляпах,

— Судьбе не раз шепнём: «Мерси боку».

Д«Артаньян, глядя на все происходящее не мог сдержать переполняющих его эмоций, скрюченный вдвое от неудержимого смеха, он катался по земле рядом с певческим дуэтом.

Под слова мушкетерского гимна, приложив нечеловеческие усилия, Атосу наконец — то удалось выбраться на твердую поверхность земли.

Сдержанно поблагодарив друзей за помощь и деятельное участие в своей судьбе, мушкетер предложил всем присесть, обдумать сложившуюся ситуацию и пути выхода из нее. Присели. От графа де Ля Фер невыносимо несло испражнениями, поэтому отсели от него подальше. И еще немного. Метров пять, посчитали нормальной дистанцией. Но даже, на таком почтительном расстоянии от «вонючки», мыслить особо не получалось. Вонь сковывала волю и отключала мозг. Шибко хотелось пить, а точнее выпить. Да что там выпить — нажраться. После скоротечного совещания, решили идти в ближайший дом для рекогносцировки ситуации и поисков продуктов.

Глава 4. Хлеб да соль вам гости дорогие

Подойдя к двухэтажному строению, долго стояли перед дверью, не решаясь постучать и сделать шаг в неизвестное. Первым из оцепенения вышел молодой гасконец. Со всей дури, своего юного и надо отметить не самого умного организма, он лупанул ногой в дверь. Потом еще раз и еще. Фанатично и с каким — то остервенением, продолжал он наносить мощные удары. Минуты через три с той стороны двери раздался хриплый спросонья голос:

— Иду. Иду, иду, иду. Да иду уже. Хорош долбиться. Минуууточку. Минууууточку. Счас милай я те постучу, я те счас так постучу, счас все будет, — обнадежил из дома, ближайшей перспективой, невидимый доселе собеседник. Дверь резко отворилась и на пороге образовался невероятно крепкий, почти квадратный мужик, роста выше среднего в белой рубахе — косоворотке и казацких широких штанах — шароварах. Филосовски улыбаясь, он оглядел прихожан и вместо здрасти жахнул по загадочной, ехидно ухмыляющейся, физиономии Д’Артаньяна, сопровождая свои действия, непонятной для французов фразой:

— Держи в моську, рожа усатая. Вот и здрасьте вам, — после чего, смачно плюнув в сторону, опешивших мушкетеров, закрыл портал изнутри.

Данную реплику понял лишь Арамис, который как мы помним знал русский язык вдоль и поперек, со всеми его оборотами и кривотолками. Остальные участники действа стояли, слегка очумевшие от оказанного им гостеприимства. Д’Артаньян, не подающий признаков жизни, лежал скучный метрах в четырех от двери, на которой еще несколько минут назад отрабатывал фронт и лоу — кики.

Арамис, робко постучав, отошел на пару шагов, помня, как трагически закончилась для одного из них предыдущая долбежка двери.

— Кому еще харю попортить? — дружелюбно поинтересовался хозяин жилища, вновь отворив калитку и шагнув в сторону пока, что стоящей на своих ногах троицы. Тут слово взял Арамис. Понимая, что не за горами тот момент, когда очередь быть ушатанным дойдет и до него, он заверещал на чисто русском диалекте без признаков какого -либо парижского акцента:

— Просим не держать на нас зла из-за нашего недалекого друга, -кивком головы он указал на мычащего, начинающего приходить в сознание гасконца.

— Разрешите пройти в дом и мы поведаем нашу невероятную со всех сторон историю без прикрас и выдумки.

— Дурака учить, что мертвого лечить, — высказал народную мудрость загадочный крепыш и пригласил мушкетеров в избу. Смердящего и жутко воняющего Атоса, в дом не пустили, пока он не сбросил пропитанную дерьмом одежу свою и не остался в исподнем. После этого, его окатили водой из бочки и оставили обсыхать на солнце. Затем вошли, расселись за длинным, овальной формы деревянным столом. Голому графу де Ла Фер дали простыню, дабы он обернулся в нее и не смущал общество своим бледным организмом.

— Звать меня Братуля Семенов по прозвищу Кроха, — начал держать речь радушный домовладелец. В соседних домах живут мои братья Тишка, Мишка, Гришка и Бахтияр. Отшельники мы. Ловим рыбу в реке, на зверье в лесах охотимся, скотину выращиваем, точнее выращивали. Огород поддерживаем. Тем и богаты, — описал парой фраз, смысл жизненного бытия, хозяин хибары.

— Теперь вас послухать интересно было — б. Кто такие? Чем живете? Чем дышите? Как в наши края попали? Куда путь держите?

Портос с Атосом не поняли из вышесказанного абсолютно ничего и с видом женихов на выдание уставились на Арамиса, ожидая перевода. Тот уселся поудобнее и начал свою речь, взирая честными очами на Братулю.

— Я Арамис, это мои лучшие, да что там лучшие, единственные друзья Д’Артаньян, Портос и Атос.

— Чудные имена у вас. Что клички у собак, — бесцеремонно перебил собеседника Кроха.

— Ну давай вещай дальше.

Подробно рассказал мушкетер про свое детство, обрубленное по колено, про дефицит общения, про игрушки из соломы, про то, что частенько нечего было покласть в рот. Излил душу про отрочество свое неприметное и юность нескладную. Закончил, полное боли и страданий повествование, несостоявшийся аббат изложением истории со взрывом в крепости.

Опус об искалеченной жизни своей, дался не легко. Руки дрожали, капли пота стекали по его раскрасневшемуся лицу. В этот момент, дверь в жилище приоткрылась и на пороге возник пошатывающийся и как паралитик мотающий из стороны в сторону головой, с чумной улыбкой на физиономии, очухавшийся, частично пришедший в себя и полностью приведший себя в дом, Д’Артаньян. Разнервничавшийся Арамис, с выпученными глазами набросился с криком на вошедшего:

— Мы еще встретимся друзья, обязательно встретимся. Что ты там в крепости еще орал гасконская твоя морда? Через двадцать, тридцать, сорок лет. Встретились каналья, тьфу, — смачно плюнул он себе на сапог.

Потенциальный маршал Франции, стоически выдержал словесный понос, параноидально беснующегося Арамиса, хотя чувствовал себя максимально прескверно, кружилась голова, болела разбитая радушным хозяином скула, подкашивались ноги. Стошнило его прямо в стоящие у входа сапоги отшельника. Братуля поднялся.

Когда через двадцать минут Д’Артаньян обрел сознание, болела и черепушка и вторая скула, подбитая для симметрии. Правда лежал он уже не на грязном, заблеванном полу, а на удобном, широком топчане, заботливо перенесенный друзьями по несчастью.

— У нас на Руси, прежде гостю поднеси, — выдал очередной народный шедевр местный нокаутер.

Атос, собравшись с духом, попросил, слегка успокоившегося Арамиса озвучить интересующий всех вопрос:

— Подскажите уважаемый, а где мы вообще? Куда занесла нас нелегкая и сила взрывной волны в совокупности?

— А чего ж не сказать, конечно скажу. Год нынче за окном 1628, месяц липец, июль то есть. На земле русской вы. Мякишкин скит слыхали?

Не слыхали? Ну конечно откуда вам лягушатникам про наши места наслышанными то быть? Вот как попали сюда вы и для чего, никак не уразумею? Может на перевоспитание создатель направил вас в наши места? Судя по всему, банда ваша много кому кровушки то попортила. Неспокойная, неугомонная компания у вас. Вон пока в зубы не ткнешь, не успокоитесь, — указал Кроха на отбуцканного, лежащего дебошира.

— Что же мне с вами делать то? — исподлобья взирая на мушкетеров, вопросил Братуля сам себя.

— Ладно, вечер придет, соберем совет с братьями, авось и решится что.

Отдыхайте пока. Бывает и меньшее, лучше большего! — таким народным изречением, произнесенным вообще ни к месту подвел он черту изнурительному разговору и вышел из дому, оставив четырех гостей в полном недоумении и прострации.

Глава 5. Дружеская беседа

Первым заговорил Атос:

— Как я правильно понимаю господа, мы в заднице, в самой ее сердцевине. Непонятно каким образом нас телепортировало из Ла —

Рошели сюда, в Мишки, в Макши, в …. ну как сказал этот русский Иван, где мы?

— Мякишкин скит, — подсказал разбирающийся в русской географии Арамис. И не Иван он а Братуля.

— Вот, вот скит, кстати что это означает, — не отставал, испытывая несвойственный ему прилив любознательности Атос.

— Это жилища, где уединяются монахи — отшельники. Уходят туда те, кто готов к особому духовному подвигу, — блеснул познаниями, теперь уже в области русской истории, Арамис.

Однако Атос не унимался, то — ли пытаясь вывести друга из себя, преследуя ему одному понятные иезуитские цели, то — ли действительно проникшись интересом к русской истории:

— И какой — же по Вашему, дорогой Арамис подвиг совершил этот здоровый детина — отшельник, приютивший нас?

— Про подвиги его, Вы спросите у нашего гасконского Квазимоды, -парировал к словоохотливому оппоненту, уставший спорить ни о чем Арамис.

— А для меня все эти русские Гришки, Мишки — Иваны, — промямлил с топчана все больше, распухающей образиной, благороднейший представитель славной Гаскони.

— Да о чем вы тут вообще спорите, Иван не Иван, какой скит — Мишкин, Машкин, Макушкин, да какая к свиньям собачьим разница.

Нужно думать где нам еды раздобыть. Я бы сейчас поросенка съел, — вступил в разговор вечно голодный Портос.

— Вам бы Портос, только брюхо набить, — переключился с Арамиса на великана Атос.

— Я и рыло могу набить, если понадобится, долго просить не придется, — возразил великан.

Но Атос, похоже твердо решивший сегодня отхватить пару — тройку оплеух не успокаивался:

— То — то я смотрю, дражайший Портос, когда этот, как его ммм.. Братулек, проводил диагностику лица нашего молодого товарища на устойчивость к внешним воздействиям, в виде приложенной кулаком к лицу силы в… а кстати, во сколько Ньютон друзья, вы оцените силу удара, с которой получил знатных звиздюлей наш беспокойный друг?

— Что такое удар, други мои, — начал излагать свои познания в физике, образованный Арамис, — удар это кратковременное взаимодействие тел, при котором происходит перераспределение кинетической энергии. И перераспределение это частенько носит разрушительный для взаимодействующих тел характер, — закончил он.

— Ну для одного — то из тел определенно, — глядя на Д’Артаньяна поддержал беседу Атос.

— Вот по отношению к нему, кратковременно и перераспределили всю энергию по схеме взаимодействия кулак — лицо и стоит отметить, что характер повреждений действительно в некоторой степени разрушительный.

Д«Артаньян, развалившийся на удобном ложе, блаженно улыбаясь, наслаждался неспешной, обстоятельной беседой своих товарищей, в которой главным действующим лицом был он. Точнее лицо его было главным предметом рассуждений, споров и насмешек.