Глава 2

За объяснением пришлось идти в закрытую на секретный замок «торию».

Едва переступив порог, девушка нашла взглядом голый человеческий остов и тут же отвернулась, дав себе зарок в ту сторону не смотреть. Уж лучше под ноги. Или на шары над головой.

– Ничего не трогай, – велел мэтр Дориан. – Я отлучусь за Джеком.

Он скрылся за широкой белой перегородкой в дальней части зала, а Эбигейл осталась топтаться на месте, сцепив в замок шаловливые ручки, вопреки приказу хозяина и собственным страхам девушки тянувшиеся к блестящим рычажкам, разноцветным бутылочкам и прозрачным, похожим на мыльные пузыри шарикам.

– Если заорешь – выпорю, – появился из-за ширмы маг. – А разобьешь что-нибудь, будешь отрабатывать до конца жизни. Лучше бы выйти, но уже… Ладно.

Предупреждение Эби озадачило: у нее и в мыслях не было орать и крушить тут все. Но ведь мэтр Дориан не стал бы грозить ей без причин? Или стал бы? Девушка не знала и на всякий случай крепче сцепила руки и прикусила губу.

– Джек! – позвал хозяин.

Из-за перегородки показался высокий широкоплечий мужчина в черном костюме вроде тех, что носят конторские служащие: прямые брюки, короткий пиджак, белая манишка. Шел он медленно, тяжело переставляя ноги, и пока преодолел разделявший их десяток шагов, Эби успела рассмотреть его всего, от густой темной шевелюры до начищенных до блеска ботинок, и надолго задержала взгляд на сером неподвижном лице с неестественно большими глазами.

Когда он подошел на расстояние вытянутой руки, и Эби взглянула в эти глаза вблизи, и правда захотелось вскрикнуть. Но она помнила о порке и молчала, явственно чувствуя, как шевелятся у нее на голове волосы. И седеют, наверное.

– Вот, это – Джек, – сказал мэтр Дориан. – Судя по тому, что ты не упала в обморок, вы подружитесь.

В обмороки благородные девицы падают, а такие, как Эби, бьют коленкой промеж ног и дают стрекача. Однако сдавалось ей, садани она Джека ногою в пах, тот и не шелохнулся бы.

– Не нужно бояться, – улыбнулся снисходительно маг. – Джек, что бы ты себе ни придумала, не монстр и не упырь.

– А похож, – пробормотала девушка. Тихо, но мажье ухо чуткое – услышал.

– Ты раньше упырей видела? – Черная бровь изогнулась, приподнявшись.

– В книжке читала.

– Грамоте обучена? – И вторая бровь наверх поползла. – Редкость для… хм… Но это хорошо. Пригодится. Когда-нибудь. Что касается Джека, то, как я уже сказал, он не ходячий мертвец. Он вообще не мертвец, ибо живым никогда не был. И не будет. Джек – искусственное создание, механический человек. Правда, движителем его является магия, так как иные системы слишком велики для его тела и малоэффективны, но в остальном – чистая механика.

Слушала Эбигейл невнимательно. Металлический скелет, шарнирные соединения, чехол из свиной кожи, балансировка, ртутный уровень… Редкость для «хм»! Никакая она не «хм», между прочим! Читать ее отец выучил, а отец у Эби, храни Творец его душу, аптекарем был! Уважаемым человеком. И матушка – женщина честная… была. А вот дядька, брат матушкин, сволочь последняя. Только и родич он у Эби тоже последний, и идти ей, сироте, от него некуда. Три года уже в Освине этом вонючем! А теперь второй день ее за потаскуху держат. Нет чтобы покормить хотя бы!

– Ты слушаешь? Эбигейл!

– Слушаю, – буркнула девушка. И, вспомнив, что перед ней маг, с поспешной почтительностью добавила: – Мэтр Дориан.

– Ежедневно я буду запускать Джека и проводить ряд испытаний, а после этого он переходит под твою ответственность. Скажем, часа на два. Двигается он пока неважно, моторика не развита, центр равновесия не до конца сбалансирован… В общем, иногда он падает. Но не волнуйся, Джек отнюдь не хрупкий. В отличие от других вещей в этом доме. Посему твоя задача следить за тем, чтобы разрушения были минимальными.

– Не лучше ли выпускать его в сад? – осмелилась предложить Эби.

Магу такое простое решение в голову, похоже, не приходило.

– На первых порах можно и в сад, – согласился он. – Но после ему все же придется осваиваться в доме. Джек задуман как идеальный слуга, и я планирую многому его обучить, когда отлажу вестибулярную функцию. И гулять в саду он все равно будет с тобой, так что… Дотронься до него.

– Зачем? – Эби спрятала руки за спину.

– Чтобы показать мне, что ты его не боишься.

– А если боюсь? – девушка отступила на шаг.

– Тогда представь, что Джек – это кукла. У тебя были в детстве куклы? Вот, такая большая кукла-мальчик.

Кукол у нее в детстве было немало, но к тому времени, как она в Освине оказалась, всего одна осталась – старая, тряпичная. Страшненькая, только Эби ее все одно любила.

И Джек страшненький. Кожа, свиная которая, скроена неважно, на щеках обвисает. Глаза жуткие. А плечо твердое. Сильное. Эби только раз пальчиком ткнула, но почувствовала. И грудь крепкая.

– Постучи ему по голове, – предложил хозяин.

Как будто мысли ее прочел.

Эбигейл собралась с духом и легонько стукнула костяшками пальцев по высокому лбу. Послышался гулкий звук.

– Безмозглый, – шепотом заключила девушка.

– Не скажи, – отозвался мэтр Дориан. – Джек – наилучшее из всего, что создано в Линкарре, а возможно, и во всем мире. И он лишь прототип. Сейчас я работаю над его, скажем так, младшими братьями, Майклом и Робертом.

– С ними мне тоже придется гулять? – забыв о приличиях, воскликнула Эби.

Маг негромко рассмеялся:

– Нет, с ними не придется. Когда я усовершенствую Джека, внесу необходимые изменения и в их конструкцию. А твой срок к тому времени закончится.

Три месяца. В чистом богатом доме. В новом платье. И с большой механической куклой. Не так уж плохо.

То ли мэтр Дориан умел читать мысли, то ли угадал их по ее лицу, но стоило Эби смириться с неизбежным, как и маг расслабленно выдохнул.

– Я знал, что ты мне подойдешь.

Мимолетная улыбка потерялась в густой бороде, и мужчина вновь сделался серьезен, но Эбигейл заметила эту секундную перемену. Подумалось, что не так уж он страшен.

– Откуда знали? – вырвалось, прежде чем она успела опять испугаться. – И вещи – все как на меня шито.

Любопытство – не порок. А повод свернуть башку, как любил добавлять дядька.

Но мэтр Дориан ничего ей сворачивать не собирался.

– Вещи? – переспросил он. – Тут все просто. Вряд ли тебе что-то скажет имя мастера Дирье, но я руководствуюсь его исследованиями в работе. Так вот, мастер Дирье рассчитал идеальные параметры человеческого тела, мужского и женского. Пропорциональное соотношение длины конечностей и длины туловища, размер ноги, объем груди, талии и бедер. Почти все те же мерки, что снимает портной. Я заказал одежду, исходя из того, что стану выбирать работниц стандартного типа, среднего роста, нормального сложения.

Иного ответа от мэтра-технаря и ждать не стоило.

Нормальные люди работниц по умениям оценивают, а не по «параметрам». И непонятно, идеальные они у Эби или все-таки стандартные.

– И много у вас уже работниц было? – вконец осмелела девушка.

– Ты – седьмая. Семь – мое счастливое число, и я был уверен, что на этот раз мне повезет.

– А раньше не везло?

– Катастрофически! – признался разговорившийся маг. – Первая вообще отказалась сесть в паромобиль.

– Ей пришлось бежать следом?

– Нет, конечно. Даже тренированный бегун не способен бежать со скоростью свыше десяти миль в час, а паромобиль разгоняется до двадцати восьми. Пришлось вернуть трусиху, а через два дня прийти за новой кандидаткой.

Эби мысленно отметила, что не все угрозы мэтра Дориана следует принимать всерьез.

– Вторая прокатилась, кажется, не без удовольствия и вообще была девицей неробкой, но, увы, не знала элементарных правил приличия и учиться не желала.

«Ничего удивительного, учитывая, среди кого мэтр подыскивал себе прислугу», – подумала Эбигейл.

– Четвертая оказалась больна. Медицина – не моя специальность, но язвочки на шее, которые я сразу не заметил, были весьма специфические.

Эби передернуло. Знала она, чем болеют девицы в Освине… Да чем они только не болеют! Зачесалось. Везде и сразу. Захотелось содрать платье и все, что под ним, и забраться под мажью лейку.

– Не волнуйся, одежды, что на тебе, никто прежде не надевал, – понял, из-за чего она разволновалась, хозяин. – Ту даму я сразу отправил обратно. Пятой не понравился Джек. Лаборатория несильно пострадала, но было неприятно. А шестую я взял, уже зная, что подойдет мне только седьмая, – просто чтобы не затягивать процесс очередности событий. Вышел с ней из суда, тут же вернулся, сказал, что она мне не подходит. И ты сама бросилась ко мне. Это судьба, я считаю.

В судьбу Эби тоже верила, но не до такой степени. А маги, говорят, все прибабахнутые.

– Простите, мэтр Дориан, а что с третьей девушкой?

– Что?

– Вы пропустили третью.

– Разве? А ведь верно.

Маг дернул себя за бороду. Как Эбигейл успела заметить, это было у него чем-то вроде дурной привычки. Кто-то ногти грызет, кто-то в носу ковыряется, а мэтр знай бороду прореживает.

Пользуясь замешательством, в которое мага привел ее вопрос, девушка рассмотрела его как следует. До этого не решалась глядеть прямо, все вскользь. Только и заметила что ту самую бороду, густую, но аккуратно подстриженную, черные с проседью волосы и прожигающие до нутра глаза. Ну и что высокий еще. И не хлипкий. Сейчас увидела тонкий нос с горбинкой и резко очерченными ноздрями. Высокий лоб. Острые скулы. Тонкие лучики морщинок, потянувшиеся от уголков чуть раскосых глаз к вискам, и две глубокие складки между бровями. Полные жесткие губы. Как Салма-цветочница сказала бы, интересный мужчина. Но с прибабахом – однозначно.

– Не помню, – заявил он, убив на размышления не меньше минуты. – И вообще, заболтался я с тобой. Значит, обедать пора. Натощак я бываю словоохотлив.

«Я тоже», – хотела добавить Эби, но по ставшему отчужденным взгляду хозяина поняла, что его запас доброго расположения к ней на сегодня исчерпан.

– Джек, возвращайся на место! – приказал он позабытому в разговоре созданию.

Механический человек медленно развернулся и побрел за ширму. Эбигейл показалось, что она слышит за звуком тяжелых шагов скрип металлических суставов.

– Думаю, ты захочешь отдохнуть и освоиться, – сказал маг девушке. – До завтра у тебя в делах только посуда. А с утра займешься остальным, но распредели время так, чтобы с двенадцати и до двух не отвлекаться ни на что, кроме Джека.

Покинув «торию», Эби вернулась в выделенную ей комнату. Хотелось, конечно, заглянуть на кухню, но там, судя по доносившимся звукам, еще возился приходящий повар, которого упоминал господин Дориан.

Через полчаса маг позвонил. Эби не поняла, откуда слышится невидимый колокольчик, но сразу догадалась, что ее зовут. Стоило выйти из комнаты, как звук отчетливо указал – в столовую.

– Убрать, перемыть, – коротко велел хозяин, указав на стол.

Повар пробыл в доме долго, и девушка ожидала, что трапеза мага будет состоять минимум из десятка блюд, но пустая тарелка была всего одна, если не считать маленького хлебного блюдца. Зато вилок на постеленной поверх темной скатерти молочно-белой салфетке лежало сразу три. И два ножа. И две ложки. Но, кроме одной вилки, все приборы были чистыми. Как и два разной высоты фужера из трех, стоявших на столе. Мэтр Дориан за обедом пил лишь из одного. Воду, судя по запаху. Но Эбигейл честно перемыла все. Не тяжело ведь, да и удобно: на мажьей кухне, как и в уборной, вода текла прямо из трубы и в трубу же утекала.

Управившись с посудой, она с чистой, как свежевымытые тарелки, совестью кинулась к холодильному шкафу, отличавшемуся от обычных широкими металлическими дверцами.

Взгляд сразу же уперся в блюдо с запеченным окороком. Возможно, стоило проявить скромность и выбрать что-то другое, но ведь хозяин сам разрешил ей брать все, что пожелается, и никто его за язык не тянул.

Справившись с заполнившей рот слюной, Эби вытащила блюдо на стол. Хотела взять нож, но вдруг взбрело в голову схватиться за голый мосол и вгрызться в окорок зубами, как красноносый моряк на вывеске портового трактира.

Девушка с трудом подняла увесистый кусок, отряхнула застывший жир, потянула ко рту и тут, к ужасу своему, увидела стоящего в дверях мэтра Дориана.

Окорок вернулся на блюдо, а Эби, неотвратимо краснея, потупила взор.

– Мне кажется, я видела в саду полосатую кошку, – пролепетала она. – Хотела покормить, как вы и говорили.

Мэтр поглядел в окно, потом на окорок, на Эби и снова на окорок.

– Полосатая кошка, которая в состоянии съесть такой кусок, называется тигр, – сказал он серьезно.

Развернулся и вышел, оставив девушку наедине с вожделенным мясом. Аромат запеченной с горчицей и пряностями свинины быстро разогнал остатки неловкости, и через минуту Эби уже вовсю работала челюстями, при этом совсем по-кошачьи урча от удовольствия. Или по-тигриному.

Глава 3

Мэтр Дориан Лленас был человеком серьезным, истинным адептом науки и верным сыном закона. Но некоторые его поступки выглядели весьма эксцентрично. Например, отказ от экипажа в пользу громоздкой, шумной и, по мнению многих, неэстетичной самоходной тележки. Не объяснять же каждому, что ежедневные испытания паромобиля, замаскированные под деловые и развлекательные поездки, – необходимая часть работы по усовершенствованию изобретения с целью превратить дорогостоящую диковинку в удобный и доступный транспорт? Не поймут. Не захотят понять. Даже коллеги – что из магического сообщества, что из технического университета. Осмеют, отмахнутся, пустятся в длительные диспуты, доказывая, в чем он не прав. Кто из вредности, кто из зависти. Кто – банально от скуки. Но большинство – от общей заскорузлости ума, твердо убежденные в незыблемости износившихся за века норм и в собственной правоте.

Собратьев по магическому дару Лленас еще мог понять. Страсть к переменам иссякла в их породе триста лет назад, когда общими усилиями Пяти Академий была остановлена Двадцатилетняя война и вместе с Карлом Безумным, последним королем-магом, ликвидирована монархия в Линкарре. Избавившись от власти короны и заложив основу парламентской республики, одаренные более не стремились к новшествам. Да и какое им дело до того, ездят горожане в каретах или в паромобилях, когда сами они перемещаются в основном посредством сети порталов?

Но от инженерной коллегии мэтр Дориан ожидал иного отношения и был удивлен, что технари, как зовут их в народе, отвергли большую часть его идей. Причина проста: дорого. Вот паромобиль. Зачем он, когда есть паровозы и пароходы, вполне окупаемые за счет перевозки большого количества людей и соответствующих цен на билеты? А в качестве личного транспорта и традиционный экипаж вполне подойдет, особенно после установки новейших рессорных подвесок.

И слуги пусть себе будут живые, так привычнее. И дешевле опять же.

В принципе, мэтр Лленас ничего не имел против живых слуг, но в его доме данная категория свободных граждан республики Линкарра надолго не задерживалась. Наниматель должен создать соответствующие условия для работника или обозначить возможные неудобства при заключении контракта, и пункты вроде «взрыв», «самовоспламенение» и «вероятность спонтанных трансформаций под воздействием измененного энергетического фона» в отсутствие дополнительного материального стимула не воодушевляли потенциальных горничных и дворецких.

А Джек требовал серьезной доработки – то есть времени и средств.

Во времени Дориан, уйдя с кафедры прикладной механики, ограничен не был. А чтобы найти средства, пришлось браться за частные и муниципальные заказы. Знакомые-маги приходили в негодование от того, что он, магистр третьей степени посвящения, возится с проржавевшим механизмом башенных часов. А технари… Сказать честно, их с самого начала раздражало, что одаренный сунулся в механику, и далее, за что бы он ни взялся, по умолчанию заслуживал порицания.

Нет, он был не единственным магом-техником в Линкарре. Но он был самым известным магом-техником Салджворта – второго по величине и влиянию города республики, где по соседству с одной из Пяти Академий расположился Государственный технический университет, и известен был в основном непрактичностью своих изобретений. С учетом этого и упомянутой уже ограниченности в финансах не было ничего удивительного в том, что мэтр Лленас не смог найти помощника, на которого можно было бы возложить даже самую простую обязанность – присматривать за Джеком, пока тот будет отрабатывать двигательные навыки.

И тут поступило в чем-то странное, но весьма удачное предложение от городского совета: работница по приговору. Лленас вновь показал себя сумасбродом, решившись привести в дом осужденную проститутку, еще и перебирал «товар», отыскивая подходящую.

– Что же там с третьей? – спросил он у себя, оторвавшись от решения шахматной задачи.

После обеда мозг нуждался в разминке. И вообще, как выяснилось, нуждался.

Мэтр не привык держать в голове ненужную информацию и легко от нее избавлялся, освобождая место для новых знаний и идей, но забыть целого человека – такого с ним еще не было.

– Что, если у меня приключился припадок, я убил ее, а тело закопал в саду?

Припадков за ним не водилось, мысль о возможном убийстве возникла под впечатлением от недавно прочитанной книги, но, начав с этого абсурдного предположения, маг надеялся вспомнить, что же произошло на самом деле.

– Я убил ее, – повторил он, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. – А тело спрятал в шкаф.

Лленас не числился завзятым садоводом и плохо представлял себя с лопатой в руках, а потому первоначальная версия претерпела некоторые изменения.

– Спрятал в шкаф и выбросил из памяти. Возможно?

– Никак нет, – ответил робкий голосок, прозвучавший не из глубин сознания, а от двери в библиотеку.

Эбигейл. Ее зовут Эбигейл. Хоть это не забыть.

– Почему? – спросил маг с интересом, жестом приглашая мнущуюся на пороге девицу войти.

– Запах пошел бы, – ответила она, не глядя ему в глаза. – Трупы они всегда… А вот если все-таки в саду…

– Нет, – решительно отмел этот вариант Дориан. – Закопать, возможно, еще сумел бы, но не привести в порядок лужайку.

– Это хорошо, – пятясь обратно к двери, пробормотала Эбигейл. – Значит, третью вернули, как и остальных. Не подошла чем-то.

Занятная особа.

Маг видел, что она испугана его беседой с самим собой о вероятном преступлении, но тем не менее не смолчала и привела неопровержимые доказательства его невиновности. Впрочем, в глазах магистерского трибунала неопровержимыми они не были бы. Есть плетения, препятствующие разложению, есть такие, что создают вокруг объекта непроницаемый купол и не дают распространяться ни звукам, ни запахам. Но версия с убийством с самого начала была бредом. Нужно меньше читать перед сном новомодных остросюжетных романов и впредь не излагать свои умозаключения вслух, помня, что в доме теперь есть лишняя пара ушей – красных ушей, зардевшихся от смущения.

– Я пойду? – с надеждой спросила девушка, отступив еще на шаг.

– Нет. Зачем-то же ты пришла?

– Вы сказали следить за порядком, и я хотела спросить, где у вас тряпки и швабры… и остальное…

Обычно уборкой в доме занимались работницы, которых раз в неделю присылало агентство. Лленас подумал, что следует отписать управляющему и отказаться от их услуг, пока есть Эбигейл. Правда, работа по хозяйству – непривычный для нее род деятельности. Но ведь это в какой-то мере – неотъемлемая часть женской природы. Все они так или иначе управляются по дому, готовят и штопают белье. Все в какой-то степени шлюхи.

– В шахматы играешь? – спросил маг.

Сам он мог бы разъяснить ход мыслей, приведший к этому вопросу… Начиная с того, что вот уже неделю живет добровольным затворником, отгородившись от всех на время решающей фазы эксперимента, заканчивая тем, что изучение человеческой физиологии и эмоциональной составляющей для создания полноценного в своем облике и поведении механического слуги подвигало на исследования привычек и образа жизни самых разных людей. Еще и треклятая задача! Мат за пять ходов при данном положении фигур казался нереальным. Но для девушки его интерес стал полнейшей неожиданностью.

– Нет, – ответила она, справившись с удивлением. – Знаю только, как фигуры ходят.

– Уже что-то, – одобрительно кивнул мэтр, мыслями возвращаясь к нерешенной загадке на доске. – Можешь идти. Швабры и все остальное в чулане рядом с задней дверью.

Изобразив неуклюжий книксен, девица поспешила к выходу.

– А что кошка? – спросил он, вспомнив. – Сумела расправиться с окороком?

Эбигейл застыла в дверях, не оборачиваясь. Уши, не скрытые собранными в скромную прическу волосами, снова вспыхнули.

– Нет, – пролепетала она. – Я отрезала ей кусочек… кусок. И дала немного молока.

– Замечательно.

Значит, холодильный шкаф работает исправно. Молоко куплено позавчера и еще не скисло, мясо лежит четвертый день. Ежедневно повар получал список блюд, которые следовало приготовить, а Лленас отмечал максимальный и минимальный срок хранения различных продуктов. Когда у него будет достаточно данных, можно попробовать протолкнуть идею в массовое производство.

Мэтр Дориан поглядел на доску с неразрешимой задачей, затем – воровато – по сторонам. Сдвинул туру на одну клетку и поставил невидимому сопернику мат всего за три хода!

После обеда – шахматы. После шахмат – прогулка на свежем воздухе.

Лленас старательно соблюдал разработанный им самим график. Если не жалеть себя, проводя все время в лаборатории, даже магический дар не спасет от переутомления.

Нужно беречь здоровье.

Гулять.

Ходить пешком.

Неплохо бы заняться гимнастикой, но…

Гулять – и этого хватит.

Застегнув сюртук и захватив в прихожей трость, мэтр Дориан вышел за дверь. Взглянул на часы, засекая время. Сегодня он ездил за новой работницей – это тоже приравнивается к отдыху. Значит, следует сократить время прогулки.

Маг ступил на дорожку.

Опираясь на трость, неспешно обошел овальную клумбу с настурциями, глубоко вдохнул, медленно шумно выдохнул и вернулся в дом.

Теперь можно браться за работу.

В лаборатории не мешало бы прибраться: на отдельных столах и полках с давно невостребованным оборудованием лежал слой пыли, пол хранил следы грязных ботинок, а на стеклах мутнели разводы. Но больше всего хозяина волновала пыль. При работе с тонкими и точными механизмами она превращалась в серьезную проблему. И практически неразрешимую. Самому браться за тряпку не по рангу; впустить наемных работниц – поставить под угрозу плоды кропотливого труда. Впустить и контролировать каждое действие? Это, пожалуй, выход. Но Лленас привычно отложил решение вопроса до лучших времен.

Надев халат, маг прошел в ту часть помещения, где сейчас велась основная работа. Огороженный белой ширмой угол он еще мог содержать в чистоте: не поскупился и приобрел зачарованный пылесборник. Жаль, на всю лабораторию его мощности не хватало, а у самого создавать подобные вещи не получалось – специализация не та.

– Ну-с, господа, – обратился он к стоявшим в рядок механическим людям. – Приступим.

Мэтр потер руки, снял и отложил в сторону перстень из белого золота с квадратной агатовой печатью.

Давно минули времена, когда в качестве проводников и стабилизаторов силы использовали тяжелые магические жезлы, а то и посохи (извечное заблуждение, будто размер имеет значение), а магини пытались перещеголять друг друга красотой инкрустированных драгоценными камнями волшебных палочек. Теперь в употреблении более удобные предметы: кулоны, броши, булавки, браслеты. Те же кольца. Попробуй определи, какая из блестящих побрякушек – та самая. Не то чтобы маги всерьез опасались лишиться силы вместе с вещью-проводником, все это сказки. Для вора кража артефакта чревата плачевными последствиями: как правило, подобные предметы зачарованы на такой случай. Если нет, то в чужих руках они становились обычными украшениями, и маг ничего не терял, кроме денег и времени на создание нового проводника, но на это время становился слаб и беззащитен, практически как обыкновенный человек, а потому каждый одаренный старался обезопасить себя от подобной напасти.

Вот и кольцо мэтра Лленаса, по сути, единственная драгоценность, которую он носил не снимая, многие считали его «жезлом». А между тем смекалистый маг еще на последнем курсе академии создал для себя другой предмет. Простой серебряный диск, размером не больше мелкой монеты, показался ему замечательным решением. Во-первых, серебро, особенно в затраченных количествах, – это не так дорого, и происходивший из знатного, но обедневшего рода студиоз в состоянии был себе его позволить, а во-вторых, металл чистый, имеющий даже целебные свойства, и можно безбоязненно вшить его под кожу, в ладонь.

Вряд ли Дориан Лленас единственный, кому пришла в голову подобная идея, но среди одаренных по понятным причинам такое не обсуждалось, и знаменитый салджвортский чародей и изобретатель вот уже третье десятилетие молча гордился своей находчивостью.

Большим пальцем левой руки мэтр помассировал правую ладонь в том месте, где едва заметно белел старый шрам и прощупывался заветный диск. Сосредоточился и навел руку на одно из своих созданий.

– Повелеваю тебе… – начал он громко и торжественно.

Затем огляделся, словно не знал, что тут нет и быть не могло свидетелей этого недостойного ученого мужа паясничества, и смущенно откашлялся. Снова, теперь уже без слов, направил ладонь на Джека – работал он до поры лишь с этим экземпляром.

Ни Лленасу, ни кому другому пока не удалось изобрести движитель, достаточно компактный для искусственного тела. Но даже с подобным движителем Джек был бы лишь куклой: ходил бы по прямой, покуда его не развернут, поднимал бы руки и поворачивал голову, когда хозяин переключает выведенные наружу рычажки. А магия не только давала энергию для движения, но и наполняла действия искусственного человека смыслом.

Пока техник Лленас работал над подвижностью искусственного тела, мэтр Дориан составлял формулы «оживляющих» заклинаний. Взяв за основу древние знания о создании големов, маг многократно усложнил и без того непростое плетение, чтобы максимально приблизить поведение механического человека к естественному для людей обычных. Нельзя было упустить ни одной мелочи. Порог? Поднять ногу и переступить. Преграда? Обойти. Или все же убрать? Оказалось, что в разных ситуациях одна и та же цель достигается разными средствами. В итоге удалось составить формулу, которая дорабатывала и совершенствовала бы самое себя. Основа заклинания, записанная на восемь идеальных кристаллов, вставленных в рамку из янтаря, помещалась рядом с другим, более крупным кристаллом, служащим источником питания, в груди Джека. Словно новорожденный ребенок, механический человек учился узнавать мир, и каждое новое знание записывалось в соответствующую ячейку магической решетки. И, как и ребенок, он нуждался в няньке.

Но это – завтра. Сегодня мэтр Дориан дал Эбигейл время осмотреться, а сам планировал поработать над механической составляющей. В идеале искусственное тело должно превосходить человеческое по гибкости, подвижности и выносливости, и маг, точнее, в данном случае – техник, изо всех сил к этому идеалу стремился.

Выходило пока не очень. При первом же шаге, двинувшись слишком резко, Джек едва не упал, а взмахнув рукой, больно стукнул подбежавшего помочь изобретателя по лбу.

– Нужно поработать над волокном для мышц и тканью покрытия, – простонал, потирая место наметившейся шишки, мученик науки. – Чтобы мягче как-то…

Джек обернулся на голос. Темные линзы, заменявшие ему глаза, даже создателя порой ужасали. А ведь предмет, по сути, декоративный. Можно у кукольников заказать по размерам. Голубые или карие. Почему бы нет?

Неизвестно, как долго мэтр Дориан работал бы, не произойди одно событие. А именно – закат. Солнце, во второй половине дня услужливо светившее в окна лаборатории, медленно опустилось и спряталось за крышу соседнего особняка. В дом прокрались сумерки.

Нужно зажечь лампы. Но перед этим, согласно неукоснительно соблюдаемому графику, поужинать.

Маг прошел на кухню. Служанку не звал: в еде он был неприхотлив, а к новейшему своему изобретению – машине для разогрева пищи – все равно никого не подпускал ввиду того, что устройство еще не прошло необходимых испытаний.

Заглянул в холодильный шкаф, раздумывая, какое блюдо проверить на сохранность, а заодно и съесть. Отметил, что кошка не побрезговала позавчерашним соте из баклажанов, а следовательно, его проверять уже не надо. Как и запеканку с лососем. А вот телячьи почки… О нет, тоже не стоит. Семь дней – перебор.

Маг остановил выбор на запеченном с сыром картофеле двухдневной давности и яичном салате, в виде исключения – свежем. А пока запустится разогревающая машина (процесс небыстрый), решил выпить чашечку кофе и все же позвал Эбигейл, чтобы показать той, как пользоваться кофейным аппаратом.

Что девица она неглупая, мэтр Лленас уже понял, но тем не менее разъяснял в мельчайших подробностях:

– В этот резервуар наливается вода. Сюда засыпаются зерна. При повороте вот этого колеса включается мельница, и в эту вот чашу ссыпается уже молотый кофе. Затем ты опускаешь этот рычаг. Отметки «один», «два» и «три» указывают на количество порций. В данном случае выставляем «один». Потом этот рычаг поднимаешь вверх до упора. Необходимое количество кофе и воды отправляется в латунную емкость, а ты поворачиваешь вот эту ручку, и механическое колесико с кремневой крошкой дает искру, от которой зажигается спиртовая горелка. Устройство учитывает плотность и количество жидкости, а также теплоотдачу емкости, и в установленный срок вот эта крышечка накроет горелку и огонь потухнет, после чего напиток можно разливать по чашкам…

– Ой, мамочки! – вырвалось у девушки.

– Не запомнила? – вздохнул маг.

Он приготовился повторить все сначала, но Эбигейл замотала головой:

– Запомнила. Только мороки много, когда тут дел-то всего… Ой!

Она умолкла и вжала голову в плечи, словно ожидала, что сейчас ее станут ругать.

– Договаривай, – приказал маг.

– Колесики эти… И рычажки. Долго больно. Кофе можно в ручной мельнице помолоть, видела тут у вас. Зерна перед тем на сковороде прокалить, даже если они уже жареные, – вкуснее будет. И на спиртовке сварить, чтобы плиту не растапливать. Можно еще пряностей добавить. Кардамон или корицу. Гвоздику. Машина же не добавляет? А можно со сливками и с миндалем.

Она так вкусно рассказывала, что в самом деле захотелось чего-нибудь этакого. Чтобы с корицей. Или с миндалем. И пирожное со сливочным кремом или булочку с мармеладом…

– Ты умеешь варить такой кофе? – спросил мэтр Дориан с сомнением.

– Умею, – ответила девушка, не поднимая головы.

– Ну так… вари. Принесешь в гостиную.

Он поглядел на тихо гудящую разогревающую машину. Пока закипит вода в нижней камере, пока пойдет через решетку пар… И вся еда потом с привкусом железа.

– После разогреешь запеканку и накроешь в столовой, – приказал он работнице.

Если уж кофе готовить умеет, то и с этим справится.

А над машиной еще думать надо.

Глава 4

– Все, что ни делается, – к лучшему, – прошептала Эби, забираясь под покрывало.

Эти слова много лет заменяли ей вечернюю молитву. А иногда и утреннюю.

И ведь помогало. Не всегда, но порой помогало.

Вчера облава, сегодня суд, приговор, страшный маг… А вышло, что жить ей три месяца в хорошем доме, есть досыта и спать на мягкой постели…

Девушка сладко потянулась и зажмурилась. Давно она на такой не спала. Четвертый год уже.

При жизни родителей все было иначе. Был дом в Грислее, небольшом городке в тридцати милях от Салджворта. Была аптечная лавка отца, единственная на весь город. Эби нравилось приходить туда, нравился запах лекарских трав и то, как булькают, меняя цвет, жидкости в пузатых колбах, и все эти пузырьки с микстурами и баночки с мазями. Она даже хотела помогать отцу в его работе, но тот говорил, что не женское это дело, и отсылал домой, к матери, заниматься делами женскими и дожидаться его с работы. Ходил он всегда напрямик, через пустырь, где лет двадцать как собирались заложить новый храм. Летом там все зарастало высокой травой, и цвели васильки и колокольчики. Отец обязательно набирал пышный букет. А зимой… Той зимой, когда Эби исполнилось тринадцать, он заболел воспалением легких. Сгорел всего за неделю. Людей на похороны собралось – почитай, весь городок. Знали отца многие, уважали. На кладбище проводили, а после в кабак пошли, помянуть. Стопка за стопкой… Эби точно не знала, как все было, она-то ведь домой с матерью вернулась, плакали обе… А те, что в кабаке, обсуждали промеж собой… Ну и дообсуждались до того, что где это видано, чтобы аптекарь – и от воспаления. Значит, никудышный аптекарь был, раз самого себя вылечить не сумел. А коль себе не помог, то еще подумать надо, что за микстуры он для других готовил. Всех умерших за десять лет вспомнили. Эль, вино и самогон ядреный хорошо на такого рода память действуют, особенно когда вперемешку… А к утру уже аптека пылала. Так и не нашли, кто поджег. Только стыдно было потом многим, так стыдно, что от Эби с матерью на другую сторону мостовой сбегали…

У мамы после того с сердцем плохо сделалось. А аптеки в Грислее уже не осталось, чтоб лекарства купить. Вот они и уехали оттуда в деревню к деду, материному отцу.

До того, как все случилось, Эби в деревне нравилось: лесок, речка. Это когда на недельку приезжаешь и знаешь, что скоро домой вернешься. А чтобы жить… Овец доить. А они вонючие – страх. И молоко невкусное. Только сыр, соленый такой, ничего. А еще стричь их, шерсть чесать. После прясть… Но прясть Эби так и не научилась. Деда паралич разбил, левая половина тела совсем не слушалась, и лицо перекосило. Решили отару соседям продать. И землю тоже – все равно работать на ней некому. Дядька приехал. Эбигейл его до этого всего пару раз видела, они с отцом не ладили, и мама брата не то чтобы сильно любила. Может, когда он еще маленьким был. А как вырос и в Салджворт подался, испортился. Если наведывался, то только денег попросить…

А мама через месяц после того, как деда схоронили, за ним следом отправилась. И не ждал никто. Вроде не так плохо ей было, планы строила, думала, куда отцовское наследство вложить. Знай твердила дочери, что все, что ни делается, – к лучшему.

И Эби так себе говорила. Не видела, конечно, ничего хорошего, в том, что сиротой осталась, но надеялась, когда с дядькой уезжала, что в Салджворте жизнь к ней доброй стороной обернется. А оказалась в Освине – самом что ни есть дурном районе. Тут уже к другой жизни приспосабливаться нужно было. Чтобы и за себя постоять, и человеком остаться. Отец так учил, что главное – всегда человеком оставаться. Правда, Эби тогда не понимала, как это. Все ведь люди, у всех по две руки, по две ноги, голова одна… Только у некоторых не тем забита, а у иных и вовсе пустая. Как у Курта, например. Неплохой ведь парень был, и отец его мясную лавку держал, не бедствовали. А Курт все равно на легкие деньги польстился. Стал на дядьку работать. По мелочи вроде: записку отнести, пакет забрать. На мелочи и погорел. А дядька на его место Эби пристроил. Сказал, отрабатывать надо то, что получаешь. Будто много она от него видела. А за то, что имела, с лихвой расплачивалась: дом в порядке держала, есть готовила, покупки все на ней были. И дружков его терпела. Лапу этого. Так-то он Март, но лапищи и правда здоровенные. Распускал еще. Но Эби к тому времени уже многого в Освине набралась. Могла и отшить, а могла и ботинком под коленку ударить… и не только под коленку. А помогать дядьке в его делишках отказать не смогла. Боялась, что на улицу выгонит. Или, того хуже, в бордель продаст. Он как напивался, бывало, грозился… Только и тогда, когда она стала писульки его носить, а то и краденое скупщикам, дядька все равно недовольный был. Как увидит ее, так и заводит, что перестарок уже, а все на его шее сидит, что другая уже б мужика нашла или сама зарабатывала. Эби стала шитье на дом брать – какие-никакие деньги, а он все кривится…

От пришедшей внезапно мысли девушка подскочила на кровати.

А что, если дядька вчера специально ее на ночь глядя из дома выставил? Знал про облаву и избавиться решил? Ведь не возьми ее мэтр Дориан к себе, в тюрьме за три месяца много чего случиться могло.

– Все, что ни делается, все к лучшему, – шепотом повторила Эбигейл.

Потянула носом, вдыхая шедший от наволочки тонкий аромат лаванды, закрыла глаза… И тут же открыла, услыхав какой-то звук. Будто рычание откуда-то снизу, словно в подвале притаился свирепый зверь. Вспомнились скрытые ковриком царапины на полу…

Прислушалась: тихо. Значит, показалось.

Может, тут и подвала никакого нет.

Утро для Эби началось с чашечки кофе. Вернее, с двух: первую выпил мэтр Дориан, а вторую – тайком от хозяина – сама девушка. Маг пил сладкий, такой сладкий, что Эбигейл, глядя, как он кладет в чашку сахар ложку за ложкой, прикусила язык – уж очень хотелось, позабыв о страхе и почтении, предупредить, что так и слипнуться кое-где может.

– Сладкое стимулирует активность мозга, – пояснил мужчина, заметив ее взгляд.

Мозг он свой, судя по всему, крайне ценил и всячески баловал, потому к кофе затребовал себе сдобную булку с клубничным джемом.

А Эби решила, что ей и с неактивным мозгом неплохо. Кофе она выпила без сахара, как с детства привыкла (отец говорил, что только так настоящий вкус поймешь, что кофе, что чая на травах), а вместо булки с джемом ломоть хлеба маслом намазала и куском сыра накрыла.

– Я буду в лаборатории, – предупредил хозяин. – А ты займи себя чем-нибудь до полудня.

С двенадцати и до двух часов дня ей предстояло гулять с Джеком. Жутковато, конечно. Страшный он. Неживой такой. Но все же в саду, где цветочки цветут, птички поют, дорожки аккуратненькие. А не по освинским улицам, когда только и глядишь, чтоб не вступить куда. Да и Джек, поди, руки распускать не станет.

Чтобы занять себя, как велели, Эби прибрала в гостиной. Полочки от пыли протерла, накидки на креслах поправила. Много ли в доме грязи от одного человека? К тому же он в основном в ла-бо-ра-тории своей сидит.

Затем пришел господин Блэйн, повар.

Эби прежде думала, что настоящие повара все толстые, румяные, в накрахмаленных белых колпаках. А этот – худой, как щепа, бледный. И колпака не носит.

– Зачем мне? – улыбнулся он, когда Эби решилась спросить. – Колпак ведь на кухне для того надевают, чтобы волос в стряпню не натрусить.

И погладил ладонью блестящую лысину.

Хороший он был, веселый. Если бы не пришло время механического человека выгуливать, девушка так на кухне и осталась бы, пока рулет с грибами запечется.

А с Джеком оказалось скучно.

Но уже хоть не страшно.

Бродишь себе между клумбами и под деревьями, следишь, чтобы «кукла» по цветам не топталась. Объясняешь ему, как маленькому, что ходить только по дорожке можно. Мэтр Дориан сказал, что Джек все понимает. По крайней мере, про клумбы понял.

Ступал он медленно, неуверенно. Поворачивал трудно. И все время молчал.

От этого молчания, разбавленного звуком неуклюжих шагов, Эбигейл становилось все больше и больше не по себе, и она заговорила сама:

– Розы не трогай, они колючие.

Будто этому чучелу механическому взбредет в его безмозглую голову роз нарвать. Или ему больно будет, если наколется.

– Чувствуешь, как пахнут?

Конечно, не чувствовал. А Эби уткнулась носом в пышный белый цветок и с наслаждением вдохнула аромат.

– Ветер сегодня. Флюгер, гляди, как пляшет.

Джек завертел головой, не понимая, чего от него хотят.

Господин Дориан предупреждал давать ему только простые задания. Как ребенку. Но с ребенком можно просто сюсюкаться, рассказывать сказки. Ребенок, даже не понимая значения слов, догадается – по голосу, по интонации, по выражению лица.

– Чурбан, – выдохнула с досадой девушка.

Намается мэтр со своей игрушкой. Мало что безмозглый, так еще и бесчувственный. Чему такого научишь?

Следующий день стал полным повторением предыдущего. И следующий. И следующий…

Она варила кофе, мыла посуду, вытирала пыль, гуляла с Джеком и скучала.

Лучшим временем были те полчаса, которые удавалось провести в компании господина Блэйна. Эби стыдилась рассказывать, кто она и как попала в этот дом, но повар и не расспрашивал. Зато о себе выболтал все без утайки. Женат, двое деток, третьего ждут. Жилье хотят побольше прикупить, благо средства имеются. Он ведь в богатых домах работает, за хорошие деньги. А уж навидался за годы такого…

Эби приходилось зажимать рот ладошкой, чтобы ее смех не достиг хозяйских ушей, когда повар рассказывал, какие чудаки есть среди его клиентов. Куда там мэтру Дориану с его механизмами, разговорами о трупах в шкафах и прогулками вокруг клумб.

Например, одна дама мазала лицо сметаной. Говорят, полезно: кожу отбеливает, морщинки разглаживает. Только эта в сметане целыми днями ходила, господин Блэйн за все время, что ей готовил, так ее лица и не видел. С раннего утра уже салфетку на грудь повяжет, намажется и расхаживает по дому. А за ней гуськом – пять кошек: любят, видать, сметанку.

Прохаживаясь потом с Джеком в саду, Эби пересказала механическому кавалеру, как звала его в шутку, все, что слышала от повара. Но тот, конечно же, ничего забавного в ее рассказах не находил…

На четвертый день пребывания Эбигейл в доме мага к хозяину наведался гость. Как господин Дориан и говорил, сам вошел, без звонка. Эби думала, что мэтр занят в лаборатории, и решила побродить по комнатам. Тряпку взяла для отвода глаз – будто пыль вытирает. А хозяин на самом деле не в железках копался, а в библиотеке сидел. И не один.

– Координация, говоришь, у него нарушена? – донесся из-за прикрытых дверей незнакомый мужской голос.

– Да, – отвечал маг. – Месяц бьюсь, но причины так и не нашел.

Говорили они, как Эби поняла, о Джеке.

– Причина, – протянул чужак. – Причин, друг мой, может быть много. Ты сказал, что хочешь заказать ему новые глаза, чтобы придать более презентабельный вид? То есть органы зрения как таковые у него отсутствуют. Как же он видит?

– Это часть матричного заклинания. Джек получает информацию об окружении в радиусе ста ярдов.

– Значит, он вынужден сначала обработать эту информацию, определить свое местоположение в пространстве и на плоскости…

Эби услышала звук, какой бывает, когда кто-то бьет себя ладонью по лбу.

– Слушай, а ты прав! – радостно вскричал мэтр Дориан. – Как я сам не подумал? Ведь если прочие рефлексы у него приближены к человеческим…

Подслушивать нехорошо, и девушка, для порядка смахнув пыль с маленького круглого столика, ушла к себе. Главное она услышала: у Джека будут новые глаза.

В конце недели хозяина посетил уже не гость, а гостья.

Услыхав, как открылась входная дверь, Эбигейл выглянула в холл и увидела даму в богатом синем платье. Лицо незнакомки скрывала густая вуаль, приколотая к маленькой черной шляпке, непостижимым образом державшейся на собранных в высокую прическу волосах цвета беленого льна, но отчего-то и сомнений не возникало, что гостья чудо как хороша. В голове не укладывалось, что у обладательницы осиной талии, высокой груди, изящных рук и длинной белой шеи может иметься какой-нибудь изъян.

Заметив Эби, женщина, судя по движению головы, бегло осмотрела ее с головы до ног, хмыкнула и, стуча каблучками, взбежала по лестнице на второй этаж. А Эбигейл, вспомнив, что ей велено не путаться под ногами, пошла на кухню и взяла себе из холодильного шкафа большой кусок пирога с мясом.

Незнакомка ушла через час.

Вскоре после этого зазвенел колокольчик-невидимка, и хозяин потребовал кофе в гостиную.

Когда Эби принесла поднос, мэтр Дориан сидел в кресле у окна. Сюртук он где-то оставил, рубашку застегнул неправильно, пропустив одну пуговицу, да и весь вид у него был категорически нерабочий. Но, выпив кофе, он пошел в лабораторию и не выходил оттуда до позднего вечера.

А ночью под полом опять кто-то рычал. Теперь совершенно точно.

О том, что подвал здесь есть, Эби уже знала. Туда вела расположенная напротив кухни дверка. Совсем рядом…

Впрочем, с рассветом страхи улетучились. После трех лет в Освине оказаться в доме мэтра Дориана было невиданной удачей, и, готовя на кухне кофе или гуляя по саду с механическим человеком, Эби боялась уже не неведомого монстра, а окончания срока приговора, когда ей придется вернуться к дядьке.

А монстр… После обеда мэтр спустился в подвал с двумя огромными бутылками, наполненными какой-то жидкостью, а когда поднялся, бутылки были уже пустые.

Наверное, покормил, и зверь не станет пугать ее ночами голодным рыком…

– Господин Дориан!

Кабы чудище его самого не съело!

Принесли какой-то пакет, а Эби на такие случаи указаний не давали. Оставить в холле? Нести в библиотеку? Или на кухню – вдруг там что съестное?

А хозяин пропал.

И, самое странное, дверь в лабораторию открытой бросил. Обычно всегда на секретный замок запирался.

– Господин Дориан! – еще раз позвала девушка и, не дождавшись ответа, набралась смелости заглянуть в святая святых.

С первого ее посещения ничего здесь не изменилось. Те же шары под потолком, вращающиеся колесики и скелет у стены. А у другой стены на кушетке, которая в тот раз пустовала, лежал Джек. От гудящего металлического ящика к искусственному телу тянулись провода, а на голове механического человека был закреплен стальной обруч.

Что-то в облике «кавалера» показалось Эби странным, и она, забыв о запретах, вошла в лабораторию и приблизилась к кушетке.

Не Джек.

Волосы тоже темные. Фигурой похож, но тоньше немного, изящнее. И лицо лучше сделано, кожа не висит. Цвет, правда, все равно неважный: серость мертвецкая проступает. Губы тонкие, бледные. Щеки впалые – видно, сильно кожу натянули. Зато ресницы есть.

– Ты Роберт или Майкл? – шепотом спросила Эбигейл, припомнив имена «младших братьев» механического приятеля.

Как и ожидалось, новое создание мэтра Дориана ничего не ответило.

Эби ткнула его пальцем в грудь. Твердая.

Постучала по лбу. Звук вышел не такой уж гулкий.

– А, – махнула рукой девушка. – Все равно безмозглый.

Механический человек вдруг открыл глаза, оказавшиеся янтарно-карими, и процедил сквозь зубы:

– Сама такая.

Глава 5

Портал из спальни в лабораторию мэтр Дориан проложил давно. Жилище мага без телепортационных переходов – все равно что трактир без выпивки или театр без сцены. Правда, ходить господин Лленас все равно предпочитал по лестнице: портал получился так себе, точка выхода то и дело смещалась на несколько градусов, а в лаборатории ценное оборудование, и лучше пару минут потерять, чем сломать что-нибудь.

Но сейчас, услыхав пронзительный женский визг, маг, ни секунды не задумываясь, активировал межпространственный проход. Повезло: вышел, где и предполагалось, ровно в центре рабочего помещения. Визг, за секунду до его появления прекратившийся, снова резанул по ушам.

– Эбигейл! – сердито выкрикнул мужчина, обнаружив источник раздражающего звука. – По какому поводу шум?

Девушка, узнав его, смолкла. Покраснела до корней волос и, опустив голову, указала пальцем на лежащего на кушетке молодого человека.

– Я думала, он механический. А он разговаривает.

Разговаривает – это плохо. Для правильной работы прибора пациент должен лежать неподвижно и хранить молчание.

– Разве я не запретил тебе сюда заходить?

– Пакет принесли, я не знала, что с ним делать, – тихо оправдалась работница.

– Этот пакет? – указал он на сверток, который девица прижимала к груди.

Она закивала, но отдавать посылку не спешила. Пришлось подойти и отобрать едва ли не силой.

К счастью, ничего хрупкого. Прислали заказ из кукольной мастерской – новые глаза для Джека.

– Можешь идти. Хотя нет. Это – господин Мерит, Эйден Мерит, – представил маг лежащего. – С сегодняшнего дня он будет жить в этом доме, и ты должна выполнять все его указания так же, как и мои. Теперь иди.

Исчезла Эбигейл так быстро, словно и у нее имелся свой портал.

Маг подошел к испытуемому. Перво-наперво проверил показания прибора. Настройки немного сбились, но общая картина получилась достаточно четкой.

– Долго мне еще лежать? – подал голос молодой человек.

Оставляемая чернильной стрелкой линия резко ушла вверх по бумажной ленте…

– Сейчас отключу, – пообещал Дориан. – Потерпите немного.

Он скрутил ленту с данными и убрал во внутренний карман сюртука. Затем, один за другим, отсоединил электроды.

– Можете вставать. И простите за Эбигейл, ей недостает воспитания.

– Я заметил. – Эйден поднялся, размял затекшие члены. – Назвала меня безмозглым. Не сильно и ошиблась, верно?

Влажные карие глаза с розовыми от полопавшихся сосудов белками глядели серьезно и требовательно.

Маг отвернулся.

– Данные неточные, – прогудел он в бороду. – Работа измерителя была нарушена.

– К демонам ваш прибор, Лленас! Мне ли не знать, как я себя чувствую? Да и в зеркало смотрюсь иногда. Даже ваша служанка приняла меня за механическое чучелко… К слову, давно вы обзавелись прислугой?

– Эбигейл работает на меня по приговору суда, – признался Дориан, радуясь поводу сменить тему. – Это всего на три месяца. Неделя уже прошла.

– По приговору? – заинтересовался Эйден.

– Да. Проститутка из Освина.

– Мило, – хмыкнул молодой человек. – Продолжаете эпатировать высшее общество?

– Игнорировать – так точнее, – в свою очередь усмехнулся мэтр. – А Эбигейл для девицы ее профессии весьма чистоплотна, как я успел заметить, и готовит великолепный кофе.

– Не поверю, пока не попробую.

– Что ж, тогда прошу в гостиную. Или в библиотеку? Я приобрел несколько новых изданий, кое-что может вас заинтересовать.

– После, – покачал головой Мерит. – Я ведь задержусь у вас, так что успею. Сколько у меня времени?

– Достаточно, – уверенно ответил маг.

Для того чтобы прочитать пару книг – вполне хватит.

Эйден Мерит умер за минуту до своего рождения.

Акушерка, приняв измазанного кровью младенчика, вздохнула, взглянув в синюшное личико с приоткрытым беззубым ртом, смотала, понимая всю тщетность сего действа, туго обвившую шею ребенка пуповину и, отложив неподвижное тельце, вернулась к роженице – ту еще можно было спасти.

Но судьба решила иначе.

«Я так истово молился о чуде, – скажет Эйдену в день его одиннадцатилетия отец, – так желал, чтобы Творец возвратил мне тебя, что совсем позабыл о твоей несчастной матери».

Он никогда не был особо набожен, его отец, но в то, что наследник вернулся к жизни его молитвами, верил искренне. Как и в то, что виновен в смерти жены, обойдя ее в этих молитвах. И часть вины, осознанно или нет, переложил на сына.

Эйден не помнил мать. Но он и отца почти не помнил.

Чудесно воскресшего младенца отдали на попечение нянек и кормилиц. После появились учителя. Родитель регулярно справлялся о его успехах через слуг. Слал подарки, также со слугами, когда от его рабочего кабинета до комнаты Эйдена было лишь десять шагов по коридору.

Тот разговор в свой одиннадцатый день рождения юный Мерит запомнил не только из-за его содержания, но и потому, что это был едва ли не единственный случай, когда отец сказал ему больше привычных двух-трех слов…

«Твоя жизнь – величайшее чудо, – говорил он. – И прожить ее ты должен так, чтобы доказать, что чуда этого достоин».

Через неделю после этой беседы Мерит-старший заперся в своем кабинете, достал револьвер, сунул в рот ствол и спустил курок.

Записки он не оставил, но ходили упорные слухи о его связи с женой государственного прокурора, который, в свою очередь, готовился предъявить парламенту какие-то документы, компрометирующие депутата Мерита. Чуть ли не государственная измена. Тюрьма, конфискация имущества…

Получалось, отец единственным нашедшимся на тот момент способом сохранил для наследника имя и состояние.

А Эйден его подвел. Оказался недостоин чуда.

Расплата не заставила себя ждать…

Когда мэтр Дориан, извинившись, вернулся в лабораторию, гость оказался предоставлен самому себе. Но его это не расстроило. В доме мага он знал каждую комнату. Одну – особенно.

За три года в ней многое изменилось. Исчезли решетки с окон, появилась новая кровать вместо той, расшатанной, с выпотрошенным матрасом. Обои другие.

А картинки в уборной остались. Забавные.

И пол вряд ли меняли.

Мерит откинул край старого ковра.

Коснулся рукой бороздок на гладком дереве.

Кажется, тысячу лет назад. Или только вчера.

Кровь.

Боль.

Страх и ненависть…

– Ой!

Дверь распахнулась, чуть не ударив стоявшего на коленях мужчину по лбу.

Эйден поправил ковер и поднялся. Поглядел вприщур на остановившуюся в дверях девицу.

– Ну?

Кофе она в самом деле варила неплохой, но этого мало, чтобы простить вопиющую беспардонность, продемонстрированную при первой встрече.

– Простите, господин…

– Мерит.

– Да, господин Мерит. Но это – моя комната.

– Чушь. Это комната Дориана, как и все остальные в доме.

Служанка запнулась, не найдясь с ответом.

Правильно, пусть знает свое место.

Эйден ничего не имел против женщин подобного сорта в определенных обстоятельствах. Но в собственном доме? Дориан все же чудак.

Впрочем, эта умело притворялась скромной горничной. Девушка как девушка. Не урод, но и не красавица. Краснеет легко и тут же бледнеет, так что веснушки на скуластом лице кажутся темнее. Часто поправляет волосы, слишком густые и тяжелые, чтобы несколько шпилек могли их удержать. Прячет глаза под густыми длинными ресницами. А глаза у нее темные, цвета горького шоколада. И во взгляде проскальзывает горечь…

Да, не красавица. Но на такой тип непременно должны находиться любители. После ярких бабочек-однодневок и потасканных многоопытных шлюх – иллюзия чистоты и крепкое молодое тело.

Единственное, что в ней наводило на мысль о пороке, – большой рот и полные чувственные губы. Эйден представил, как она, выходя вечерами на улицу, красит их жирной коралловой помадой…

Странные мысли. Но Мерит хорошо понимал их природу. Чувствовал…

Чувствовал себя живым.

В последнее время это случалось с ним редко.

Он направился к выходу, но в дверях развернулся к провожавшей его растерянным взглядом служанке.

– Я поселился в зеленой спальне. Знаешь, где это? Придешь ровно в полночь. Платье снимешь заранее, не люблю возиться с крючками и завязками. И… распусти волосы…

Она хотела что-то сказать, но Эйден не стал слушать. Если об оплате, пусть не волнуется – не обидит. Но цену назначит сам.

Пока он лежал на кушетке, недвижимый и безмолвный, Эйден Мерит нравился Эби гораздо больше. А после того, что он сказал, девушка только и думала о том, как бы вернуть его в положение, занимаемое им при первой встрече.

Что-то тяжелое, несомненно, помогло бы, и будь перед Эбигейл не холеный господин в дорогом костюме, а какой-нибудь освинский прилипала, она недолго сомневалась бы.

Но тут нужно было другое решение.

И она его нашла.

– Как это понимать?

Не сказать, что на следующее утро господин Мерит был разгневан тем, что не дождался ее ночью. Скорее – удивлен. Он снизошел до того, чтобы пойти за Эби на кухню, когда после завтрака на террасе она собрала на поднос чашки и блюдца. А у Эбигейл, не выспавшейся и злой из-за того, что до утра караулила, не надумает ли он сам явиться, не осталось сил бояться.

– Вам не понравился кофе? – спросила она со всей возможной почтительностью, но конец фразы смазался легким зевком.

– Мне не понравилось, что ты не выполнила моего распоряжения.

– Простите, господин Мерит, но мэтр Дориан приказал слушаться вас так же, как и его. А он мне подобных распоряжений не дает.

Молодой человек – Эби дала ему не более тридцати – насмешливо сощурился:

– Иначе говоря, моя просьба не входит в число твоих обязанностей?

– Совершенно верно, господин Мерит.

– А как насчет того, чтобы заработать привычным способом?

– Данный способ мне вовсе не привычен.

– Десять рейлов, – предложил он, пропустив ее слова.

Вряд ли освинские проститутки получали зараз столько, сколько Эби зарабатывала шитьем за две недели. А господин Эйден вряд ли когда-нибудь пользовался их услугами. Должно быть, назвал обычную цену какого-нибудь респектабельного борделя… Если бывают респектабельные бордели…

– Простите, господин Мерит. – Эби почувствовала, как краснеет, но ничего не могла с этим поделать. Зато могла другое. Под темным налетом трех последних лет, под прилипшей к ней грязью освинских улиц еще жила та девочка, которую отец заставлял перечитывать перед сном притчи из Священной книги, а матушка учила учтивому обращению. И коль нельзя послать высокородного наглеца куда подальше, нужно дать ему понять, что она не та, за кого ее принимают. – Полагаю, мэтр Дориан рассказал вам, как я попала в его дом, и вы сделали неверные выводы на мой счет. Да, я оказалась в тюрьме, так как находилась в неурочный час в неблагополучном районе, и по приговору суда, на котором мне не дали возможности оправдаться, вынуждена отработать три месяца. Пусть это будет мне наказанием за легкомыслие. Но мое легкомыслие совсем иного рода, господин Эйден.

– Пятнадцать?

Слушал, понял, но отступать не желал. Возможно, не поверил.

– Я не торгую собой, – произнесла Эби четко.

– Двадцать?

– Я не проститутка, – повторила она, с трудом удерживаясь от того, чтобы повысить голос.

– Так даже интереснее. Двадцать пять? Чем ты занимаешься в своем Освине? Прачка? Кухарка? Уличная торговка? За три месяца ты успела бы что-то скопить, а теперь, по ошибке или нет, будешь работать бесплатно. Я предлагаю компенсировать вынужденные неудобства. Пятьдесят, и заканчиваем торг.

Пятьдесят рейлов. Будь у Эби такие деньги, она нашла бы комнатку, поближе к парку, где чище и публика поприличнее, и ушла бы от дядьки…

– Господин Эйден, – вымолвила она медленно, глядя не на него, а на свои сцепленные в замок руки. – Вы – человек благородный, и негоже вам делать подобные предложения порядочной девушке.

Развернулась и вышла за дверь, не задумываясь, как будет расценено столь неуважительное поведение.

Подобным образом Эйдена еще не отшивали. Вежливо, спокойно. Под конец еще и о приличиях напомнили. И кто? Какая-то… Ладно, не шлюха. Шлюха не откажется от пятидесяти рейлов. Но… забавно. Да, именно забавно.

А то, что не продается за пятьдесят рейлов, можно купить за сто. Или тысячу. Главное, что купить можно.

Господин Мерит не был стеснен в средствах и не имел нужды тратить их на что-либо, помимо удовлетворения своих желаний. Сейчас он желал узнать цену добродетели, теплой веснушчатой кожи и глаз цвета горького шоколада. Предел, за которым совесть замолкает в угоду алчности…

– Вы не заняты? – Мэтр Дориан застал гостя задумчиво обрывающим лепестки с цветов оплетавшей террасу розы и, видимо, стоял какое-то время за спиной, думая, удобно ли оторвать его от столь важного дела. – Мне нужна помощь.

– Все, что в моих силах, – с готовностью откликнулся Эйден.

– Вот! – Маг резко выставил вперед то, что до поры держал в опущенных руках, и молодой человек непроизвольно отшатнулся, увидев человеческую голову с широко распахнутыми глазами. – Как вам?

Мерит громко сглотнул, почувствовав, что галстук превратился в удавку.

– Это Джек, – подсказал Лленас. – Вернее, его часть. Я его… ее немного усовершенствовал. Обработал кожу специальным составом, чтобы улучшить эластичность. И, видите, глаза?

– М-да… весьма… – оценил, приходя в себя, Эйден.

Неудивительно, что Эбигейл перепутала их в первую встречу: съемная голова Джека при беглом взгляде мало чем отличалась от несъемной господина Мерита. Темные волосы, изогнутые брови, прямой нос, квадратный подбородок, тонкий, слабо подкрашенный рот. Но если присмотреться, сходство тут же терялось. Во-первых, новые глаза Джека были не карими, а зелеными. А во-вторых, механический человек, как ни парадоксально, выглядел несколько живее Эйдена.

– Я и ресницы ему сделал! – похвастал мэтр. – Пришлось клеить по одной, чтобы выглядело естественно, но это не так утомительно, как кажется. Работа руками, однообразная, доведенная до автоматизма, оставляет простор для работы мысли, и пока я занимался внешним видом Джека, появилась идея по улучшению его устройства. Помните, я говорил, что Алистер подсказал мне, как стабилизировать установки координации? Я придумал, каким образом можно настроить Джеку зрение. И именно для этого мне нужна ваша помощь.

Задумка Дориана, как всегда, была, как все гениальное, проста и, естественно, сопряжена с определенным риском.

– У вас может начаться головокружение, приступ дезориентации.

– Я с этим живу, – успокоил мага Эйден.

Узнав, что от него потребуется, он согласился сразу же, а если бы мэтр сказал, что за аттракцион придется заплатить, не раздумывая, выписал бы чек.

– Я, если можно так выразиться, подключу ваше сознание к телу Джека, – повторил уже сказанное маг, прикрепляя к его вискам присоски с тянущимися от них проводками. – Вы осмотритесь, попробуете сделать несколько шагов. Ваше восприятие своего… точнее, его роста, угол и спектр зрения зафиксируются в искусственной памяти. А я отрегулирую процесс извне.

– Я готов, – торопливо отрапортовал молодой человек.

– Закройте глаза. Я скажу, когда открыть.

Это напоминало прохождение через портал.

Зажмурился, открыл глаза – и увидел себя в другом месте, уже не из лежачего положения, а стоя посреди комнаты.

Ростом они с Джеком почти не отличались, и ощущения дискомфорта не возникло. Так… никак…

Чувства потерялись.

Исчезло пощипывание от электродов и ощущение твердой кушетки под головой.

Исчезла… Эйден прислушался к себе и понял, что не ошибся: исчезла боль. Стало легко и свободно…

– Вы в порядке? – услышал он голос Дориана.

Обернулся на звук. Не чувствуя тела, но все же обернулся. Кивнул.

Движениями управлял разум, а не бечевки мышц. Он хотел поднять ногу, и нога поднималась. Хотел взмахнуть рукой, и она взметалась вверх…

Он управлял механическим человеком изнутри, но это оказалось не так весело, как ожидалось.

Эйден моргнул… хотел моргнуть, но у Джека не было век. Он продолжал смотреть. Видеть.

Но не чувствовать.

Пропала не только боль – все.

Он знал, что стоит, но не ощущал пола под ногами.

Вертел головой, и казалось, что это ветер крутит безвольный флюгер.

Коснулся рукой лица – и думал, что пальцы пройдут щеку насквозь…

– Дориан! – позвал он.

Джек беззвучно ворочал тяжелой челюстью.

– Дориан, остановите это!

Свобода?

Легкость?

Нет – пустота.

– Дориан!

Чужое, но такое послушное тело рвануло в сторону, туда, где сидел у железного ящичка с десятком рычагов и кнопок маг. Руки подняты над головой сигналом о помощи…

– Дориан!

Лленас всполошился. Посмотрел на него… На него, запертого в механическом теле. На него, лежащего на кушетке…

Эйден проследил последний взгляд. Жутко.

Лучше бы ему этого не видеть.

Лучше бы не знать.

– Отключаю, – сказал маг. – Только не нервничайте.

Глаз в этот раз закрыть не получилось.

Вспышка…

…и обещанная дезориентация. Головокружение и готовое вырваться из груди сердце.

– Лежите, лежите. – Подоспевший маг придавил его за плечи к кушетке. – Это скоро пройдет.

– Простите, – просипел Эйден. – Я не смог… там…

– Что за глупости? Все вы смогли, запись сделана.

– Хорошо. – Он дышал часто и прерывисто, радуясь этим спазмам и вернувшейся, практически уже родной боли. – Второй раз не повторю. Это… похоже на смерть… Я…

«Не хочу умирать!» – почти уже выкрикнул он, но прикусил губу.

Разве его желания что-то решают?

Глава 6

Кто-то назвал бы его черствым, но Дориан не переживал из-за случившегося в лаборатории. Вся процедура не заняла и пяти минут, о возможных неудобствах Эйден был предупрежден и в себя пришел достаточно быстро – причин для тревог маг не видел. Немного жалел, что не мог сам поучаствовать в уникальном эксперименте, но кто бы тогда направлял пси-потоки и регулировал питание записывающего устройства?

Свою роль в свершившемся он ставил намного выше, нежели пассивную помощь Мерита. Да и Алистер Ранбаунг, мимоходом подавший идею скорректировать «зрение» механического слуги, по мнению Лленаса, был причастен к сегодняшнему прорыву постольку-поскольку.

Алистер с этим не спорил.

– Мысли как дети, – говорил он, смеясь. – Зачать ребенка – дело нехитрое, как и высказать мысль. Но выносить, родить, а после воспитать дано не каждому. Потому я и занимаюсь исключительно теорией, а практику оставляю таким, как Дориан.

Мэтр Ранбаунг явился к ужину. Его не ждали, но приняли с радостью.

С этим добродушным толстяком, который даже студентов не мог заставить себя побаиваться, как то подобает при его статусе заведующего кафедрой Общей теории магии, Дориан Лленас дружил со времен учебы. А подобная дружба, пусть и не расцвеченная частыми встречами, шумными праздниками или, что больше ценится в среде практикующих магов, успехами совместной работы, тихая и спокойная многолетняя дружба, основанная на взаимном уважении, дорогого стоила.

Что, впрочем, не исключало между ними секретов и недомолвок, как вот, к примеру, Эйден Мерит. Дориан не посвящал старинного приятеля в подробности своих взаимоотношений с молодым человеком, уже четвертый год гостившим в его доме по две-три недели в сезон. Слухи давно превратили Эйдена в дальнего родственника мага, оба они этих слухов не опровергали, и все знакомцы господина Лленаса, не исключая мэтра Алистера, за неимением других объяснений вскоре уверовали в их родство.

– Итак, у Джека теперь человеческое зрение. Что на очереди? Кажется, ты хотел наделить его способностью говорить. – Ранбаунг попытался пригладить пухлой пятерней волосы, но эффект наблюдался обратный: рыжая грива встала дыбом. В сочетании с гладким, толстощеким лицом теоретика это выглядело забавно.

Но мэтру Дориану было не до улыбок.

– С этим возникли проблемы, – удрученно покачал головой он. – Подача воздуха, сокращение связок, артикуляция. Представляешь, насколько крохотными должны быть механизмы, обеспечивающие движение губ и языка? Хотя… если снабдить ротовую полость чувствительными мембранами, издающими в зависимости от частоты колебаний достаточно широкий диапазон звуков, а после вложить в искусственный разум способность комбинировать эти звуки в нужной последовательности…

Лленас тут же загорелся новой идеей. В его голове уже чертились схемы и писались формулы заклинаний. Дергался острый носок комнатной туфли на заброшенной на ногу ноге – хотелось, забыв обо всем, бежать в лабораторию, где в одном из ящиков лежали оставшиеся после ремонта музыкальной шкатулки леди Вессер тонкие медные пластинки, попробовать сперва с ними…

– Дориан! – Алистер шутливо погрозил пальцем. – И думать не смей. У меня другие планы на тебя и сегодняшний вечер. Эйден, поддержите меня!

– В чем? – Молодой человек, до этого момента не принимавший участия в беседе магов, отвлекся от своих, судя по лицу, не слишком веселых мыслей.

– Поедемте в оперу! – огорошил их предложением Ранбаунг. – Я выкупил ложу на новый сезон, но так ни разу и не выбрался. А сегодня дают «Дни сомнений», и прима, по многочисленным свидетельствам, хороша нереально.

– В оперу? – Мэтр Дориан уже пришел к выводу, что одной только медью не обойдется. – Можно и в оперу.

– Но чтобы я не видел в твоих руках блокнота и карандаша! – пригрозил Алистер.

– Не увидишь, – мысленно заканчивая чертеж звукового механизма, пообещал изобретатель. – Я давно уже не трачу время на записи. Все здесь. – Он постучал пальцем по лбу.

– Все? – недоверчиво переспросил толстяк. – Заклинания, технические разработки, формулы – все?

Лленас кивнул.

– А если с тобой что-то случится? – Алистер глядел с укором. – Что станет с твоими трудами? Мир потеряет их вместе с тобой?

– Увы, – без особого огорчения развел руками Дориан. Он получал удовольствие от своей работы и без всеобщего признания, тем более его не интересовало признание после смерти.

– Глупо! – рассердился Ранбаунг. – Твои творения со временем могут найти должное применение. Паромобиль, холодильная машина, механические слуги.

– Паромобиль и холодильную установку я планирую продать, – успокоил друга изобретатель. – Тогда, конечно, придется оформить чертежи соответствующим образом и передать производящим компаниям. А слуги… – Для Лленаса Джек был промежуточным этапом в его исследованиях, но пока маг не готов был делиться этим с кем