— Да откуда я знаю! Я не читала эту муть, про какую бы вы сейчас ни говорили! Ничего он не хотел сказать, господи боже мой, — устало ответила Алиса, как обычно и делала на уроке литературы, и добавила, вспомнив, что уже года два как не ходит в школу: — Я вообще уже давно выдуманные сказки про людей, которых никогда не существовало, не читаю, надо быть тупым, чтобы на это жизнь тратить.
— Ты уверен, что принимаешь какие-то решения? Что это ты решил протянуть руку и погладить жену, а не твоя биологическая программа? У тебя в голове точно такая же нейронка, просто из мяса.
В книгах давно уже описали и ужасы войны, и смех ребенка, и башмак, и даже гвоздь, которым подбит башмак. Мир не шел ни в какое сравнение с собственным описанием, сдобренным ловко подобранными эпитетами и олицетворениями. Цветы, заключенные в тиски метафор, пахли куда сильнее цветов, с которых их писали. Превращенные в слова рассветы и ракеты становились невзрачными.
Писатели, как птички по зернышку, склевывали мир, и мир тускнел.
А потом сестра ее старшая умерла. Лидия Павловна испугалась: поняла вдруг, что не только красота и природа не трогают ее больше. На похоронах ей не давала покоя мысль, что все это она переживала когда-то. Как будто ей давно про все это уже рассказывали: и про гроб с лиловыми рюшами — безвкусица какая, подумать только, — и про бормотание попа, и про пластмассовые венки, и про тошнотворный запах воска, только рассказывали так складно, так живо, что теперь уж и неинтересно даже.
