автордың кітабын онлайн тегін оқу Оранжевые мечты
Николай Георгич
Оранжевые мечты
Трогательная история одной девочки, лишенной полноценной семьи, живущей в своих мечтах, которые, она уверена, сбудутся…. Возможно, для многих эта история покажется не такой уже и трогательной, скорее жестокой и печальной, превратившейся в настоящий триллер.
Обычный дом, обычная квартира в двухэтажной хрущевке в небольшом городке. Маленькая девочка второклашка и папа. Даже котенка нет дома. А по соседству на одной площадке плохие соседи с большой собакой. Но однажды, бездомный кот станет ей другом, — маленьким утешением от серой жизни с вечно занятым папой. И она одна, нет, со своим другом котом Малышом в борьбе с нехорошими соседями и их собакой. То, чем закончится это противостояние, никого не оставит равнодушным.
Часть первая
1
Бетонная лестница казалась большой и длинной с большими, будто бесконечными поручнями. Но, она была всего-навсего обычной лестницей, какие бывают в многоэтажных домах (это была трехэтажка хрущевской постройки, по крайней мере, так все говорили), но именно этот дом был самый «улетный» в поселке. Как его только не называли. И все из-за множества разных историй, происшедших в нем, которые с каждым разом обрастали новыми легендами и фантазиями. Одних они веселили, других отпугивали от него. Прозвище «хиросима» лучше всех прицепилось к этому дому.
Маленькая девочка с большим ранцем на плечах медленно поднималась по ней, держась своими маленькими ручонками за поручень, постоянно поглядывая вверх. Взгляд ее глаз был встревожен, все ее внимание было приковано на самый верх, куда вели ступеньки. На самую верхнюю площадку.
В подъезде было тихо, стояло какое-то ощущение пустоты, и запах сырости определенно вытягивающийся с подвала дома наполнял подъезд. Если бы не чистый майский воздух, залетавший в подъезд короткими порывами своего свежего весеннего дыхания и доносящееся пение птиц, то уныние стояло бы полное. Штукатурка на стенах подъезда была так стара, что местами отлетала, оставляя в стене неглубокие раковины и ее кусочки, валялись на ступеньках лестници. Инна — так звали маленькую девочку, наступила на один из них, он с хрустом раскрошился, и под ногами остался белый порошок. Она остановилась и затаила дыхание, сердце застучало от волнения частыми ударами.
Как будто мы живем здесь с папой одни!
Она смотрела на верхнюю площадку, уголок которой, был уже виден, и прошла еще несколько ступенек.
Внезапно, темно-коричневый «боксер» выскочил с верхней площадки. Спустившись на несколько ступенек лестници, он выдавил со своей слюнявой пасти глухое «гав», луной пронесшееся по подъезду.
А — ах!
Дыхание инны переполнилось неожиданным страхом, комок его подошел к самому горлу, у нее чуть не вырвался крик, она вся напряглась, взгляд стал напуган.
Потом все исчезло.
Чтобы это ни было — исчезло.
Я слишком внушаю себе это.
Она облегченно вздохнула, ей так захотелось в этот момент поверить, что наверху ничего страшного нет, что от этого у нее в груди заиграло радостное щекотание.
Еще немножечко ступенек и я дома, только почему нет папы?
Одна ступенька, вторая ступенька, она ступала все медленнее и медленнее, когда расстояние до дверей ее квартиры уменьшалось.
Всего двенадцать ступенечек осталось.
Она знала все их наизусть, особенно эти двенадцать, знала каждую их трещинку и извилинку. Она проходила, их каждый раз, так нехотя и так пугливо, считая одну за другой.
Инна стояла на площадке второго этажа не осмеливаясь шагнуть дальше. До ее квартиры оставались эти двенадцать страшных ступенек, ведущих на третий этаж, ее глаза накатились растерянностью и боязнью, дрожь маленьким ветерком пронизала тело.
Может мне позвать своего папу? Эта мысль у нее проснулась неожиданно, все напряжение ушло, страха в душе не было. Я знаю, он дома, просто устал, придя с работы и, наверное, прилег.
Инна была права, ее отец, которого звали Илья, действительно лежал на диване, закинув одну ногу на спинку, закрыл глаза и пытался снять свою усталость. Он совсем забыл о дочке.
Ты не зови своего папу, а то я тебя услышу.
Снова собака, Инна видела ее страшный взгляд, она смахнула первую мысль с головы, о том, чтобы позвать папу, и испугалась, страх снова прильнул к ней. Инна вгляделась в верхнюю площадку, железные прутья, на которых крепился поручень, выкрашенные в синий цвет, молчаливо стояли, будто стражы, отражая свою тень на цементный пол верхней площадки. Инна боялась подниматься выше, ноги ее тоже не хотели ступать на ступеньки лестници.
Для своего восьмилетнего возраста, она выглядела совсем маленькой и врядли бы, кто сказал, что она второклашка — малютка, как называл ее папа Илья. Он был мужчиной невысокого роста, худощавого телосложения с темно-каштановыми волосами, которому еще не исполнилось и тридцать пять, он был для нее, как отцом, так и матерью и самим богом, он был единственным, кто мог о ней позаботиться, защитить и любить ее. Восемь лет, это не такой уже и маленький возраст для нее, чтобы ограничиться только тем, что купить ей простое платьице и туфельки. Да и все-таки она девочка, с ними не так просто, как с мальчиками. Инна хотела лучшего, но понимала, что для их двоих с папой, существует всему этому грань. И для своего возраста была достаточно взрослой, чтобы этого не понимать и не чувствовать. Ей хотелось иметь и красивое модное платье, и красивую большую куклу, но она понимала своего отца, понимала его по-взрослому, по- настоящему и жалела его, своего единственного отца. Сколько бы денег ни было, их никогда не будет хватать. Конечно же, большой вопрос был в деньгах.
Илья смотрел на свою дочь со стороны, когда она садилась за столик делать уроки, и наблюдал ее полную самостоятельность, она была по-своему взрослой, он гордился ею.
Она у меня умница, рассуждал он.
Единственного чего она так ждала — это каникул, долгожданных летних каникул и совсем не потому, что ей надоела школа, ей надоел этот дом. Страшный, жудкий дом, с которого она хотела быстрее уехать и не возвращаться сюда. Никогда. Она знала, что они вместе с папой уедут отдыхать на целое лето с этого нелюбимого ей дома, они уедут к тете Тамаре, к родной тетке своего отца.
Тетка Тамара жила в городке Сосновое, это было далековато от поселка, несколько часов езды, да и еще с утомительными пересадками. Но даже это расстояние было для нее близким, она была уже там всей душой и не могла дождаться, когда наступит этот день. А ведь еще совсем недавно Инна жила у нее, когда была маленькой, целых, пять лет и помнила те годы, проведенные там.
Вот настанет лето, — говорил Илья — и мы поедем к тетке Тамаре. Ты же знаешь, как там хорошо, а речка… — он покачал головой, будто смакуя своими мыслями, — просто класс!
— Да, — выдохнула она протяжно, — как я хочу, чтобы быстрее настало лето. Когда же закончится эта зима? Почему она так долго тянется? — Ее голос прозвучал печально. — Лето всегда проходит так быстро, а ждешь его так долго, с зимой все наоборот, почему так папа?
Илья сжал плечи.
— Долго еще ждать лета? — наивно спросила она.
— Еще немножко придется подождать, — ответил Илья.
Они сидели вдвоем на кровати, подсунувшись к стене и опершись о ковер, висевший над ней, мечтали о лете, Инна прижалась к отцу, и он гладил ее светлые, как у матери волосы.
Об этом они говорили еще зимой, мороз так разрисовал окна, что, глядя в них, становилось холодно и это нагоняло скуку. По утрам так не хотелось вставать в школу, выходить на улицу и сутулиться от холода. Илья почти всегда подвозил Инну в школу на машине. У него была старенькая «копейка» зеленого цвета с прогнившими латками на задних крыльях, но движок еще исправно работал, и подводил очень редко. Когда дорогу сильно заметало снегом, Илья проводил ее в школу пешком. До самой школы он ее не доводил, оставалось, может быть метров сто и, он по привычке поправлял на ней шапку и, махнув, друг другу легонько ладонями они расходились в разные стороны. Илья быстрыми, большими шагами спешил на работу иногда, он оглядывался и смотрел ей вслед, Инна медленно и тяжело перебирала маленькими ножками по рыхлому снегу, который еще не успели расчистить на дороге.
Она совсем еще ребенок.
— Самое главное — тепло одеться, и никакой мороз не страшен, — Илья застегивал ей пальто и касался пальцем ее носика.
— Ну, — отмахивалась она, — зачем ты с меня сделал мальчика?
Илья улыбнулся; очень даже неплохо, отличная стрижка.
А тебе идет, — сказал он серьезно, и был доволен тем, как он ее подстриг.
— Папа не смейся, — она надулась.
— Нисколечки, я даже и не думал об этом. — Он искренне глянул ей в глаза. — Ну, нос повесила, ты совсем на мальчика не похожа, не успеешь и оглянуться, как они у тебя снова отрастут и станут еще лучше, чем были. Вот увидишь. — Он взъерошил ей волосы.
Инна покрутила пальцем свои коротенькие, густые коски и ничего не ответив, одела шапку.
Сейчас под шапкой всеравно не видно, а до лета отрастут, она себя успокоила.
Заплетать волосы Инны приходилось Илье постоянно, она ведь нуждалась в его помощи. Кому же, как не ему. А для него, это была нервотрепка. Он ее уговорил подстричься.
О ком же ты думал?
С такой коротенькой прической ей тоже было очень хорошо, хотя он знал, как много значили волосы для любой девочки.
О себе, только о себе.
— Ну, иди я тебя поцелую.
Илья целовал ее, а она в ответ его и так они разбегались. После работы он забирал ее со школы, она всегда оставалась в группе. Так было до второго класса, теперь, когда она стала взрослее на целый год, он провожал ее только на улицу и возле дома после работы встречал. Если бы соседи были нормальные, этого можна было бы и не делать.
— Ты уже взрослая, — сказал однажды ей Илья.
Приходилось поневоле приучать ее к этому, он был, как заведенный. Приготовить еду, постирать, погладить одежду, он забыл, что такое телевизор. Иногда он забегал в комнату и одним глазом мог взглянуть, когда Инна смотрела какую-нибудь передачу, но чаще, она тоже была с ним и помогала ему. Сколько Илья перебил тарелок и чашек в спешке, если бы не Инна, то и сам сломался бы. Она — вот, кто его держал крепко и уверенно, тянула его в жизнь, в какую ни есть, но жизнь полную и драгоценную ни разу не всплакнув о том, что она живет не так, как ее ровестники и не упрекала ни в чем отца. Она срослась с этим с самого своего рождения, вот откуда в ней столько понимания и самостоятельности.
— Папа! — останавливала она его, удивленно глядя ему в глаза, — ты так всю посуду перебъешь!
— Задолбала эта жизнь, эта спешка! — выбрасывал он часто невпопад такие слова.
Инна подошла к умывальнику.
— Я помою, папа!
Илья подфутболил куски от разбитой тарелки к мусорному ведру. Он выглядел уставшим и обозленным. Нервным.
— Я же могу помыть посуду и убрать в доме, хоть разок в школу не пойти. И ты не будешь тогда таким злым, — с лукавой ноткой в голосе пропела она.
— Я знаю, что ты можешь в школу не пойти! — сурово сказал он. Рубашка у него была расстегнута сверху до половины, на шее выступил пот. Он бросил полотенце и посмотрел на дочь, она смотрела на него сожалеющим и тревожным взглядом.
— Твою мать, — тихо выругался он и подошел к дочери присев на корточки. Он понимал, что нельзя ругаться так при ней, но выходило все автоматически. Илья не искал оправдания этому в себе. Он уже даже не понимал ее маленьких, добрых хитростей. Это уже была поломка. Програмная поломка мозга, которая еще больше усугублялась под воздействием неблагоприятной среды. — Я боюсь оставлять тебя одну, — виновато проговорил он, и сказал это от всего сердца. — Ничего не получается так, как хочется, поэтому я злюсь.
Инна обняла отца; я тебя понимаю, говорил ее жест.
На соседней улице жил его друг Андрей, он был женат, имел двоих детей и собственный добротный дом, типичная украинская семья. Они вместе учились в Киеве в училище, там и подружились, затем Андрей заманил Илью в поселок. Хотя развал Союза и оттолкнул прежние взаимоотношения между людьми и ненадежный украинский купон, которым можна было пятую точку подтереть, ничего не стоил, всеравно характер друга, как человека оставался неизменим.
— В крайнем случае, когда меня нет, — говорил Илья дочери, — ты иди к тете Оле, я ведь могу задержаться на работе, всякое может случиться.
Илья считал, что Андрею в жизни с женой повезло, она, кроме того, что была хорошей женщиной по натуре и хорошей хозяйкой, то еще и собой кровь с молоком.
… И сегодня в этот день, когда Илья Инну не встретил, и она сама потихоньку поднималась по лестнице, она чувствовала, что папа не на работе, он дома, просто к тете Оле не хотелось идти. Она стояла в тоненьком платьице в цветочки и красных туфельках, прислушиваясь к каждому шороху; к тете Оле я не пойду, решила она.
Эта лестница не такая уже и страшная.
Она поднялась на одну ступеньку, на вторую, на третью медленно и осторожно не спуская глаз с верхней самой последней ступеньки. И вот пятая.
У Ильи был еще и второй крайний случай; она знала, что запасной ключ от квартиры он прячет под батареей в коридоре в выщербленной дыре в цементном полу недалеко от дверей квартиры. Инна повернула к последнему лестничному пролету, состоящему из семи ступенек, и перед ее глазами, как на ладони открылась лестничная площадка совершенно свободная. Это Инну все равно еще не успокоило. Площадка, сама по себе была длинной, образуя собой коридор, а двери соседа были напротив их квартиры, на расстоянии около шести метров и их с лестницы просто не было видно, они прятались за стеной в коридоре. Напротив лестници была еще одна дверь квартиры, но в ней никто не жил.
Инна не знала, что делать, она смотрела на дверь своей квартиры, но она безмолвно стояла, не издавая ни звука. То обстоятельство, что дверей соседской квартиры не было видно, ее бесило и пугало. Она могла позвать отца или быстро добежать до дверей своей квартиры и скрыться в ней, но она боялась, боялась соседского «боксера». Он мог лежать сейчас под своими дверьми и, услышав ее, запросто опередил бы.
Инна прислушалась, было совсем тихо. Ей казалось, что если бы под дверьми была собака, то Инна обязательно бы услышала ее шорохи, шевеление и сопение, но ничего такого не было слышно. Ей вдруг захотелось быстро побежать вверх по ступенькам к своей двери.
А ты успеешь добежать, вдруг собака затаилась и только и ждет того, когда ты побежишь? Эта мысль так сковала ее, что она испугалась.
Нужно закрыть глаза, подождать немножко, затем открыть их и плохая мысль исчезнет, так меня папа учил.
Она закрыла глаза. Черная пустота затмила их и страх незнания того, что сейчас появится перед глазами, когда она их откроет, заставил быстро их открыть. Инна открыла глаза, плохая мысль попрежнему стояла у нее в голове, она не уходила от нее, она гонялась за ней. Инна так растерялась, что в голову к ней стали приходить одна за другой плохие мысли.
— Папа! Папа! — закричала она.
Кругом тишина и безмолвие. В какой-то момент она поняла, что собаки нет, но идти до квартиры не осмелилась.
— Папа! — снова закричала она, ей захотелось заплакать.
Вдруг дверь ее квартиры открылась, и вышел отец, он был в брюках и майке, вид у него был сонный.
— Инна! Боже! — он спустился к ней и обнял.
— Ну, что ты маленькая, я уже с тобой все хорошо, — он присел и вытер выступившие с ее глаз слезы.
— Где ты был? — всхлипнувши, спросила она.
Илья отвернулся от нее на секунду, затем снова посмотрел в ее заплаканные глаза.
— Я задремал, — виновато проговорил он.
Инна шморгнула носиком, глядя на отца, он легко улыбнулся и коснулся ее носика.
— Когда ты уже вырастешь? — покачал он головой.
Инна вытерла рукой под носом и отвернула от него голову.
— Пойдем, — сказал Илья, он встал, подхватил ее на руки и поднялся в квартиру.
Дома он помог снять ей портфель и усадил в кресло. Он присел напротив ее вытер слезинки застывшие на ее щеках и сказал:
— сегодня четвертое мая, тебе еще чюточку осталось походить в школу и тогда я на работе возьму отпуск, и мы поедем с тобой к тете Тамаре. Ты же у меня умница, правда?
Инна смотрела на Илью шморгая носиком.
— А когда мы совсем уедем с этого дома?
Это был вопрос, которого больше всего не ожидал Илья от нее и больше всего был к нему не готов. Ответа у него не было. В двух словах он когда-то объяснил ей, почему умерла мама, сказал, как есть, хотя она после этого целую неделю ходила сама не своя, но зато, этот вопрос отпал раз и навсегда. Это было тогда, когда она еще ходила в первый класс, она спросила об этом сама. Еще до школы она знала, что ее мама умерла, она свыклась с этой мыслью, но она не знала, почему ее не стало. Ей нужно было знать.
Илья об этом не собирался начинать разговор, но он знал, что с возрастом у нее начнуться вопросы и первый, будет именно о маме и поэтому ответ у него всегда был готов на этот вопрос. Он ждал его от нее, потому что знал, она в любую минуту об этом спросит. Она спросила, и он ответил, честно и правдиво. Но эту утрату она перенесла не с такой болью, с какой могла бы перенести при других обстоятельствах. Она никогда не видела своей мамы, не испытывала ее ласки и любви, и не видела, как она умерла. Инна не перенесла сразу, не перенесла изначально эту утрату в своей душе, она только слышала об ее смерти со слов отца, и горечь ее была вызвана только сожалением.
А сейчас? Этот вопрос был уже проблемой, это совсем не то в сравнении с тем, когда тебя спрашивают о том, что уже прошло. Его уже нет, прошлое прошло, и сказать правду можна не всю. Иногда и прошлое можно сохранить в тайне, если это нужно, ведь ложь иногда нужна, чтобы не расстроить преждевременно человека. Но будущее не скроешь и неправды не скажешь, ведь оно непременно наступит, и раскроются все истины, за свою ложь придется отвечать. Илья все это прекрасно понимал.
И что ей сказать?
Уехать с этого дома, насовсем, просто некуда, снять другую квартиру на поселке тоже не выход. От соседа с его собакой на поселке не спрячешься, он всюду их преследовал, это превращалось в игру. Чтобы продать свою квартиру и купить другую требовались две основные вещи: во-первых, найти другую квартиру, во-вторых, приватизировать свою. Что касается первого, то найти квартиру не сложно даже в районном центре, почти рядом с поселком, но в городе квартиры стоили дороже разве что, продав двухкомнатную, можно было купить однокомнатную. Что касается второго, то на приватизацию нужны деньги, хоть и не такие большие, но Илья и так считал каждую копейку. Для их обоих, его небольшой зарплаты было мало, Инна взрослела, и ей нужно было покупать новую одежду.
Если сильно постараться, то все можно было сделать. Перетерпеть эту волокиту с бумагами, согласиться на однокомнатную квартиру, но во всем этом был еще и принципиальный фактор: Илья не мог смириться с тем, что его выживает с квартиры какой-то старый собачатник. Илье казалось, что главная проблема упиралась не в жилье, а именно в соседях и она была важнее всего. С соседом разобраться будет легче, чем найти другую квартиру, решил Илья, и это будет справедливо. А почему бы и нет? С чего это какой-то старикан будет тут свои права качать? Илью это выводило из себя. Принцыпиальность победила Илью и вселилась в его мозгу.
Уехать с этого дома они, конечно, уедут, но только на пару месяцев лета. Они обязательно уедут. Ведь такого быть не может, чтобы они не поехали к тетке Тамаре, она сама их приглашала к себе на лето и Инна не могла дождаться, когда наступит этот день.
Еще маленькой ей запомнился Тамарин большой дом. Хотя и смутно, но она припоминала маленький сад возле дома, куриц с петухом, расхаживающих во дворе, гусей, индюков одни домашние птици. Но зато в сарае жило целое семейство кролей. Один длинный ряд клеток у стены был наполнен этими прожорливыми грызунами. Инне нравилось смотреть за ними, когда тетка Тамара или ее муж давали им траву. Помнила она также и главного сторожа всего этого хозяйства — это был старый пес Жук, обычная дворняжая собака. Он был такой добрый и ласковый пес, что врядли бы Инна могла подумать когда-нибудь, что собаки вообще бывают плохие. Но они ведь, как люди, бывают добрые и злые. Сейчас для нее все собаки на свете стали злыми и отвратительными.
И вот сейчас, глядя на Инну, в ее заплаканные глаза Илья думал: два месяца лета у тетки Тамары, а потом? Потом назад. А что сказать Инне? Каково будет возвращение назад, снова в этот дом? Илья не знал.
— Ты же знаешь, Инночка, как я хочу, чтобы все было хорошо, мы обязательно поедем к тете Тамаре и я обязательно, все для этого сделаю, я обещаю тебе. — Илья погладил ее по волосам.
— Я хочу уехать и не возвращаться сюда.
— Инна, — сожалеюще выговорил он, — я тоже хочу.
— Так почему мы так не сделаем?
— А куда же мы уедем?
— В какой нибудь другой город. Ты там найдешь себе работу, и тебе дадут, может быть квартиру, хоть самую маленькую.
Илья взял ее за плечи и прижал к себе.
— У нас все будет хорошо, — тихо сказал он.
Илья вспомнил свою жену. Ей тоже не нравилась эта квартира, этот дом, все. Но сколько прошло лет с тех пор, как они сюда заселились? Больше восьми лет. Илья не мог поверить, что столько лет они жили здесь и только сейчас, эта проблема стала настолько важной.
Но одна большая разница в этой проблеме была, та разница, что Илья с женой здесь прожил всего полгода. Когда родилась Инна, ее забрала к себе тетка Тамара и воспитывала ее у себя до шести лет. Вот и разница, Илья прожил в этой квартире дольше жены и дольше дочери, выходит, он привык к ней.
— Знаешь что? — сказал он, — тебе лучше сходить к своим девчонкам на улицу, это вон, совсем рядом от нашего дома. А то ты со школы и домой, никуда не выходишь темболее, что соседей сегодня нет дома.
Инна молчаливо дышала ему в ухо. Илья освободил ее из своих объятий и посмотрел ей в глаза.
— Ну, что?
— Я не хочу к девченкам. Может, пойдешь вместе со мной? — живо спросила она.
— А кто ужин приготовит, у нас повариха — это я?
— Придем с улици вместе приготовим, — утвердительно сказала она.
— Ты так думаешь?
— Угу, — закивала она головкой.
— Чтобы я без тебя делал? — Он двумя руками провел по ее волосам.
— Ну, так что пап, значит, ты идешь?
— Выходит, что иду.
Инна заметно повеселела.
— Только можно я не буду переодеваться?
— Как хочешь.
И они вдвоем пошли на улицу…
2
Отец Инны Илья, работал на «селикозной фабрике» девять лет простым электриком. «Селикозная фабрика» годами заработанное и заслуженное прозвище завода, полностью себя оправдывало. Завод, выпускавший щебень разных фракций, стоял в тумане пыли. Раньше были мойки для промывки щебня, пылеотводные системы, а сейчас не было ничего.
— Как меня достала эта «селикозная фабрика», кроме пыли ничего не заработаешь. — Так говорил Илья, когда приходил с работы уставший. Он заваливался на диван, закрывал глаза и минут пять лежал неподвижно, только слегка поднималась и опускалась его грудь.
— А там, что селикоз вырабатывают?
Илья засмеялся.
И еще какой…!
— Нет, малютка, это дражнилка такая или прозвище. Ведь все на что-нибудь придумывают всякие прозвища.
— Так значит, ты меня дразнишь?
— Нет, совсем нет, что ты. Понимаешь, есть хорошие прозвища и плохие, вот у тебя хорошее.
— Селикоз, это плохое прозвище?
— Еще какое!
— Значит, твой завод похож на селикоз?
Илья улыбнулся.
— Очень похож, — кивнул он.
Сплошной туман пыли.
— Почему папа так бывает, мы живем в плохом доме, ты работаешь на плохом заводе?
— Не знаю дочка, мне трудно об этом судить. — Но Илья догадывался, от чего зависят такие обстоятельства. Только ей, маленькой девочке, этого не понять.
Ей тогда было всего шесть лет. Стояло лето 1991 года и Илья, даже не знал и не подозревал, что Союз держался на волоске и его спокойная жизнь превратится в общую проблему, как и с большинством людей. Так и случилось, к одной его семейной проблеме, прибавилась еще и всеобщая. Могучей, большой страны не стало, в Украине, как и в других странах СНГ, поменялась валюта, на заводах стали задержки с зарплатой, инфляция, многие остались без работы.
Волей обстоятельств так вышло, что посельчане, которые работали на местных заводах, с работой не пролетели, не считая хронов. Камнедробильные заводы (здесь их было три) выпускали щебень, и хоть кое-как, но сбыт его шел на каждом из них. Зарплата начислялась, и с задержкой в один, два, а то и более месяцев выдавалась. Многие думали, что все еще вернется назад, и жили глупыми надеждами, веря в это. Те, кто сросся с тем принципом, что при Союзе на работу заставляли ходить и теперь они остались без нее, то все они просто впали в легкую панику, но все из этих людей нашли выход с положения. Одни ударились в бизнес, устроились на другую работу, или поехали на зароботки, а вторые, стали бомжами. Как оказалось, это тоже профессия…
Илье, который работал на одном из этих заводов, было хорошо еще и тем, что начальником цеха, в котором он работал, был его друг Сергей Ярохин, лучший его друг еще с детдома. Какие бы проблемы на работе в цеху не возникали, Ярохин приходил на помощь. Кроме того, он помогал ему и в личном плане и в семейном. Эта дружба была настолько крепкой, что в чем-нибудь ему отказать, Ярохин просто не мог.
Теперь, когда Украина стала независимой и на первых ее началах у большинства возникли финансовые проблемы, то Ярохин стал не таким дружелюбным, как раньше, но все же, был еще тем парнем. Например, дать Илье отпуск на тот период года, какой ему нужен был, было без проблем, темболее, что в цеху никто на этот счет не возмущался, все знали его семейное положение. И такого взаимоотношения, к примеру; мы же с тобой друзья!? Да друзья, но сейчас у нас с тобой деловые отношения, никогда не было.
Серега Ярохин был большой высокий парень с темными въющимися волосами, его от природы важная походка пассовала ему в его должности, и серъезное строгое лицо дополняло этот фактор. Внутри себя, он был, что называется, своим человеком в цеху.
Как-то, еще при Союзе, Ярохин помог Илье с путевкой на море. У жены уже была путевка, ей нужно было ехать. Она болела, но одну ее отпускать было нельзя. Что оставалось делать? Пришлось говорить с Ярохиным, и он помог. Но Илья знал, что две недели санатория возле моря мало чем помогут жене, врачи ей запретили рожать. Но она хотела иметь ребенка, своего кровного, родного, хотела родить для себя и для Ильи. Он тоже хотел, и она родила. Жить только для самих себя, это была не жизнь, она серьезно себя настроила на рождение ребенка и они оба надеялись на чудо, но его не случилось. Хотя, смотря как об этом судить. Жена оставила ему прекрасную девочку, а сама ушла в мир иной. Видно не угодно было Боженьке оставлять два ангела в одном доме. Илья за один тот день так осунулся, что на него было страшно смотреть, он так отчаялся, что чуть не бросил работу и не начал пить. Вытянула его из депрессии тетка Тамара. Она прочитала ему такую мораль и так высказала ему все, что Илья вмиг прозрел и постепенно отчапал от всего случившегося. Ему нужно было думать о своей маленькой девочке — о дочери. Но времанами на него накатывало отчаяние. Апатия к жизни.
Маленькую Инну пока забрала к себе Тамара, она не могла ее доверить Илье в таком возрасте, а темболее отдать в детдом. Илья этого не позволил бы. Каждые выходные он приезжал к ней, и часами носил ее на руках, а дома наедине не было и дня, чтобы он не думал о дочери. Когда, ей исполнилось пять лет, Илья решил, что пора ее забрать к себе. Он даже не подумал о том, будет ли он с ней справляться по-дому, ведь он днями на работе кроме выходных, а ей и постирать, и есть приготовить, это не то, что для себя одного любимого. Отправляя дочку в садик, она должна быть чистой, причесаной и аккуратно одетой, но прошел один день, за ним второй и Илья понял, что он ее никому не отдаст, она только его. Первые дни Тамара приезжала навестить их, посмотреть, как Илья справляется. Однажды, наблюдая за ними со стороны, поняла, — они одно целое. Улыбнулась и оставила их.
Инна взрослела и вырисовывалась своим сходством больше на мать, чем на отца, она напоминала Илье о жене, с которой он так и не успел пожить. Вещи ее остались лежать в шкафу так, как их оставила она в последний день, сложенными в шкафу. Илья их никуда не перекладывал и не прятал, их было не так много, они занимали всего две полки в шкафу, и на плечиках висело зимнее пальто. Инна часто брала мамины вещи, когда Илья разрешал, она любила их примерять на себе. Или блузку оденет, а сверху еще и ожерелье, или шапку, все на ее было большое, но она подходила к зеркалу и смотрелась в него, а потом, все складывала на место.
Я, когда выросту, буду такой, как мама.
В книжном серванте стояла любимая фотография Ильи: они на фоне природы у реки вдвоем с Ритой. Илья хорошо помнил тот день, когда он впервые привез Риту на поселок и вместе со своими друзьями отправились на шашлыки. Его два друга, Андрей и Сергей были уже женаты и взяли с собой своих жен.
Андрей Смольный, его одногрупник по училищу в Киеве и Ярохин Сергей, тот самый его начальник цеха, были лучшими друзьями Ильи.
Рита понравилась друзьям сразу и ей тоже понравилась компания и сам поселок. Она вдохновенно наслаждалась природой, когда они действительно оказались в красивом месте, ходила по траве вдоль реки босыми ногами, подняв руки к небу. Друзья сидели на покрывале, застланном на траве с закуской и выпивкой, в стороне поспевали шашлыки, они ждали Риту, пока она насладится природой. Когда шашлыки были уже готовы и все уселись на покрывало, друзья выпили за Илью и Риту.
Хорошие были времена, незабываемые и такие времена всегда проходят молниеносно, безвозвратно. О них думаешь, за ними скучаешь, а они утопают глубоко в воспоминаниях.
Но больше всего Илья помнил дни, проведенные в детдоме.
— Кончай, перестань думать об этом!
Так говорил высокий мужчина пожилого возраста четырехлетнему Илье, когда тот стоял посреди коридора детдома, всхлипывая, и ноющим голосом сквозь слезы произносил — мама. Это был директор детдома, и Илья хорошо запомнил его стекляный взгляд и большой приплюснутый нос. Он всегда носил темный пиджак под синюю рубашку без галстука и синие, как у железнодорожников брюки, шаги его больших туфель, звук, которых Илья выучил наизусть, можно было услышать сдалека.
— Я заставлю тебя замолчать, гаденыш! — доносился его суровый голос.
Илья убегал в далекий темный уголок, садился на пол, закрывал лицо руками и тихонько плакал в ладони, ему было одиноко. В детдом он попал в трехлетнем возрасте маленьким, не смелым мальчиком, когда умерла его мать, родственников у него больше не было никаких. Отца своего он не знал и никогда не видел, а отчим, который заменял ему его выпивал, но из-за денег мать терпела его, а когда умерла, то он так спился, что и помер «синюком». Но, когда Илья вырос, отслужил в армии, его отыскала двоюродняя мамина сестра Тамара. Она с его матерью была в большой ссоре и о смерти своей сестры узнала спустя много лет.
Как Илье сильно не нравилось в детдоме, как долго он свыкался с тем, что у него теперь другая семья — детский дом. Девчонки с него смеялись, с мальчишек с ним никто не дружил, он был сам по себе. Как-то одна светловолосая девчонка обозвала его плаксой, когда он сидел на игровой площадке, да еще и передразнила его, маленький Илья в ответ запустил в нее грудку песка. Прошло несколько дней, и светловолосая девочка снова подошла к нему со своими подружками на его обычное место, которое он облюбовал. Это было возле старой изгороди, где стояла старая сломанная машина, сделанная с дерева по размеру, как настоящая. Она стояла на таких же деревяных колесах, которые до половины были вкопаны в землю.
— Поиграй с нами, — заговорила она до него.
Илья отвернулся от нее и спрятался за машину. Но светловолосая девочка не отступала от своего, она завернула к нему за машину.
— Пойдем с нами!
Илья спрятал в ладони лицо, нагнул голову и не говорил ни слова. Девчонки ушли. На следующий день повторилось то же самое. Девченки снова пришли к нему. Илья сидел под машиной, как и в прошлый раз с надутым лицом, голову он положил на колени и грустил, но в этот раз он от них не прятался. Светловолосая девчонка подошла к нему и снова предложила пойти с ними играть. Подружки ее поддерживали, они говорили правдиво, по-настоящему, без усмешек и, что-то в душе у него заиграло, наполнилось каким-то страстным желанием утопить свое одиночество. Он им поверил. Илья поднялся с земли и робко подошел к ним, девчонки обступили его с обеих сторон и все вместе пошли играть. После этого все изменилось, он стал веселее, появились друзья и среди ребят, его жизненное колесо завертелось.
Но однажды настал тот день, когда светловолосую девочку забрали. Илья знал, что это означало, когда с детдома забирали детей. Ее удочерили. Ему тогда было тринадцать лет, и он снова почувствовал в своей душе горесть и чувство утраты дорогого ему человека, но он это воспринял по-взрослому и сердечно позавидовал светловолосой девчонке. Эта девчонка, которую звали Рита, была моложе Ильи на три года, и он знал, что этот возраст был гранью. И врядли, что ему могло повезти так же, как ей, он это прекрасно понимал. Он смотрел через забор, как она уходила, как садилась в машину, как оглянулась назад, бросив свой прощальный взгляд на свой первый дом, Илья понимал ее состояние, ее чувства. У него была разница между всеми детдомовцами в отношении чувств к матери, все они попали сюда в возрасте одного или двух лет и никто из них своей матери не помнил. Илья знал свою маму, знал ее сердечное тепло, чувствовал прикосновение ее рук, слышал ее голос, знал, как это хорошо быть рядом с ней. Поэтому здесь, ему было сложнее всех. Сложнее не только потому, что тут не так, как дома, он переживал в душе потерю своей матери. Появились бы сейчас люди, которые захотели бы его усыновить, врядли он согласился, он сам это чувствовал и понимал, что настоящих родителей они не заменят, он уже привык тут, и нет резона менять обстановку. Другое дело Рита, для нее это было что-то новое и ей хотелось попробовать, что такое жить с родителями, пусть и не родными.
Илья стоял у забора и долго смотрел на удаляющуюся машину…
— Повезло ей, — сказал его друг Сергей, подойдя к нему.
Илья не ответил, он решил, что видел ее в последний раз, а к ней у него зародились наивные, самые чистые чувства. Но Илья ошибся, по повеновению судьбы он встретил ее снова.
А с ней не поспоришь. С судьбой.
Это было в один осенний день, когда Илья со своим детдомовским другом Сергеем спешили в метро, чтобы доехать во Дворец Украина. Они вместе отслужили в армии и первые дни перед началом поисков работы проводили в столице. До концерта времени оставалось мало, и они летели к метрополитену, проталкиваясь сквозь толпы людей. Они залетели в метро, проскочили турникеты, бросив, естевственно, по пять копеек, сбежали вниз по экскалатору и, добегая до поезда, уткнулись в его закрывающиеся двери. Сергей бахнул с досадой рукой по стеклу двери. Бежали с таким воодушевлением, с напором и с преодолеванием препятствий, а он уехал! Такой был возмущенный взгляд у Сергея, вслед удаляющемуся поезду. Следующий будет уже через пять минут, но эти пять минут были дороги. Они присели на скамейку, устало развалились на ней, вытянув вперед ноги. Начали сходиться новые пассажиры. Сергей задергал ногой, постукивая туфлем по цементному полу. До начала концерта оставались считаные минуты. Возле них остановились две девчонки в одинаковых ветровках, весело о чем-то разговаривая. Илья оценивающе глянул в их сторону. Девчонки с живым азартом что-то обсуждали, смеялись, взмахивая руками. Они обе были симпатичные блондинки одного возраста. Одна была коротко подстрижена, выглядела горделиво и раскованно, вторая была с длинными волосами, заплетенными сзади в хвост, и выглядела более застенчиво. Илью в этот момент озарило. Он толкнул Сергея.
— Посмотри.
Сергей нехотя глянул на девчонок и безразлично поинтересовался у друга;
— Хочешь познакомиться?
— Мне кажеться, что я одну из них знаю.
— Перекрестись, — бросил снова безразлично Сергей и отвернулся.
Илья закусил нижнюю губу, в душе перехватывало дыхание. Он встал, и не смело подошел к девчонкам, с туннеля в этот момент послышался шум приближающегося поезда.
Ну вот, пронеслось в голове у Сергея…
Все их сегодняшние планы сорвались, но зато, эта встреча стоила того, стоила для их обоих…
— Из-за тебя мы опоздали на концерт, — разозленно докорял его Сергей, когда они ехали в метро и недовольно выдыхал.
— Серега, неужели ты забыл ее?
Илья никак не мог вдолбить ему в голову, что это именно та девчонка с детдома, с которой он дружил. Сергей действительно не помнил ее лица, но про то, что с одной девчонкой в детдоме он дружил, Сергей помнил.
— Если бы мы успели на тот поезд, я бы ее не встретил — У-ух! — выдохнул Сергей и отвернулся от него.
Илья расслабился на сидении и закрыл глаза, он был счастлив. Сколько прошло лет, а он не смог забыть ее лица. Он почти о ней не вспоминал, но когда увидел ее лицо, то воспоминание само будоражащей волной нахлынуло к нему.
Она мало чем изменилась, просто повзрослела.
— Не усни, — толкнул Илью Сергей. — Ты ее хоть на свидание пригласил?
Илья открыл глаза и довольно кивнул.
Рита Илью, конечно же, не узнала, армия его изменила и внутренне и внешне, она растерянно смотрела тогда на него, переглядываясь со своей подругой. Илья волновался, и все слова его вылетали не так, как ему хотелось, он говорил запинаючись, и это выглядело смешно. Девчонки смеялись.
Сергей сидел в стороне угрюмый и недовольный, поглядывая на часы. Он сопел и вздыхал, как старый паровоз. Девчонки в смущении показывали на него пальцем и осторожно хихикали. Илья пожимал плечами, хотя прекрасно знал, почему тот пыжиться. Когда, наконец, Илья попрощался с ними он присел возле Сергея, и они вдвоем еще некоторое время долго сидели, не говоря ни слова, пропуская поезда. Илья его не трогал, видя его настроение. Сергей не хотел ничего говорить, он был зол и не понимал чувств Ильи, он не хотел их понимать, потому что ему хотелось попасть на концерт. Уже сев в поезд метрополитена, Илья его расговорил…
Конечно, попасть на концерт во дворец Украина для них обоих было круто, но эта встреча была, чем-то особенным. Поезд метрополитена мчался свища по туннелю, мелькая фонарями в окнах. На концерт они не попали, но Илья был рад такому стечению обстоятельств. Они потом часто вспоминали этот случай, когда собирались вместе, и Сергей однажды сказал:
— если ты на ней женишься, и у вас будет первый ребенок, я обязательно должен стать его крестным.
Так и вышло. Когда Илья женился на Рите, и у них родилась дочка, Сергей стал крестным.
На поселок Илья с Сергеем попали благодаря Андрею Смольному. Он был местным парнем, простым, разговорчивым жениться он успел еще до армии, так что, семейный стаж у него был не маленький. Он часто привозил их к себе домой, показывал им местность, заводы попросту заманивал их сюда. Ребята клюнули.
— Что нужно для полного счастья? Работа, дом, жена. Все это у вас будет, когда сюда приедете.
А что было плохого? Заводов здесь было три и каждый на расстоянии один от другого около киллометра, все они выпускали одно сыръе — щебень. На каждом из них была работа и хорошая зарплата, с жильем не было проблем, а самое главное, рядом проходила железная дорога.
Сначала Илья с Серегой устроились на тот завод, где работал Смольный, возле самого поселка, потом, через несколько месяцев Сергей Ярохин перешел на другой завод, узнав, что там есть место мастера (у него было техническое образование), Илья оставался работать на старом месте вдвоем с Андреем Смольным. Завод выделил ему комнату в общежитии, хоть и маленькую, но жить вдвоем было можно и, увидев, что жизнь здесь у него складывается прекрасно, он решил жениться на Рите. Узнав об этой новости, Сергей с Андреем решили сделать им сюририз; они подарили большую двухспальную кровать, которую взяли в розстрочку в поселковом магазине. Это был действительно дружеский подарок и сюрприз, который приятно удивил Илью с Ритой. Они вдвоем переглянулись между собой и засмеялись, эта кровать заняла в их комнате в общежитии добрую половину.
Свадьбы у них не было, они сделали небольшую вечеринку в заводской столовой со своими друзьями. Приехали и Ритыны родители удочерившие ее. Им тогда было уже далеко за шестьдесят, и они выглядели совсем старенькими. Мужчина был маленького роста с седыми волосами, худощавый, а жена его была тучной и большой женщиной, она тяжело передвигала ногами и сопла в нос, у ее была болезнь ног. Они мало разговаривали, тихо сидели за столом, сдерживая и радость и горесть, это можно было заметить. Домой они поехали рано, Илья с Ритой провели их на электричку, они обняли молодоженов и попрощались. Илья смотрел им в след, когда они садились в поезд; они были совсем никудышние, долго они не протянут, подумал он.
Через полгода, Илье, как молодому специалисту и уже женатому, завод выделил двухкомнатную квартиру. Казалось, жизнь обустраивалась, что надо, Илья решил, что у них с Ритой в жизни наступила белая полоса. Войдя в новую квартиру, Илья стал чувствовать себя настоящим хозяином, они вдвоем были на вершине радости.
Трехэтажный кирпичный дом семидесятых годов, большинство, каких было на поселке, выглядел неплохо и отлично вписывался в местный пейзаж. Он состоял из трех подъездов, в каждом из которых было по девять квартир, по три на каждой площадке. Им попала квартира под номером восемнадцать на третьем этаже среднего подъезда с балконом. Окна комнаты и спальни были на солнечной стороне, из них открывался вид на лес, единственное окно кухни выходило во двор серый, тихий двор. Посреди двора была построена песочница, несколько скамеек стоявших вдоль сараев, которые тянулись параллельно дому и две старые, большие ивы придававшие, хоть какой-то окрас унылости двора. Сам же дом находился на окраине поселка, почти под самим лесом, старым дубняком. Тут было тихо и спокойно, только вдали слышался шум заводов. Что им еще нужно было для полного счастья.
Вскоре и Сергей Ярохин пробился по карьерной лестнице. Он стал начальником электроцеха, а потом получил квартиру в районном центре. Завод, накотором он работал, строил свои дома в городе. Обосновавшись на своей должности, Ярохин стал переманивать к себе Илью. Зарплата там была больше и работать в одном цеху с лучшим другом, если он начальник цеха, это был еще один плюс. Один недостаток был только в том, что на работу прихидилось добираться намного дальше. Посоветовавшись с женой, он все же перешел на другой завод и Ярохин взял его к себе в цех.
Квартира с одним старым сервантом, таким же шкафом и маленьким телевизором «Рекорд» под старые выцвевшие обои, которые они не переклеивали, когда заселились, напоминала им комнату в общежитии. В кухне стоял стол с двумя стульями, буфет и газовая плита, в спальне стояла двухспальная кровать — единственная вещь придававшая квартире новизну и уют. Так в этой квартире день за днем и протекла по течению их жизнь. Илья, как всегда уходил на работу, а жена оставалась одна дома, дожидаясь его до вечера. Рита была на девятом месяце беременности. Она ждала ребенка. В один из таких обычных дней, он познакомился со своим соседом. Он, как всегда спешил утром на работу, целуясь с женой в пороге.
— Ну, все, мне пора, не скучай. — Он облизал свои губы и погладил ее за живот, который хорошо уже вырисовывался. И по всем признакам, должна была родиться девочка.
— Не задерживайся, — она взяла его за руки, которые перебрались от ее живота на попу.
Илья снова поцеловал ее и убрал руки.
— Ты главное не переживай, — он открыл дверь и моргнул ей, — я, скоро буду, пока. — Он помахал ладошкой.
— Беги же, беги, а то опоздаешь, — она взялась одной рукой за дверь, второй махнула ему в ответ. — Пока, — сказала она ему вдогонку и прикрыла дверь.
— Новые соседи… — сдавленным голосом донеслось у Ильи за спиной. — Первые прощания всегда сладкие.
Илья оглянулся, он еще и шага не успел сделать с лестници.
— Вы живете уже тут несколько месяцев, а вас и не видно, сейчас вот вижу в первый раз. — Сосед выскалил свои желто-серые зубы. — Видишь Спайк, — заговорил он до своей собаки, удерживая ее одной рукой за поводок, а второй почесывая за шею, — это наш новый сосед, теперь ты будешь охранять еще одну квартиру.
Спайк тупо уставился на Илью, вывалив язык.
— У меня и охранять еще нечего, — шутливо бросил Илья, поглядывая на «боксера».
— Кто знает. — Старик снова показал свои желто-серые зубы, его взгляд был какой-то не добрый, не настоящий.
Илья отвернулся и спустился на пару ступенек.
— И снова уходите на целый день, — с сожалением в голосе произнес сосед про себя, как будто его это волновало.
— Работа, — промлямлил Илья, оглянувшись на собаку.
«Боксер» возбужденно сопел глядя Илье прямо в глаза.
Ну, как я тебе, а?
— Да-а, — протянул старик, — молодежь, молодежь.
Илья, убрав взгляд от собаки, ничего не сказал, побежал вниз по лестнице.
Мы с тобой подружимся.
— Пошли, — сказал старик Спайку.
Это наш сосед? С ума сойти.
Илья садился в свою старенькую копейку и качал отрицательно головой.
От него несет, как из сортира, еще мне его не хватало по соседству с его собакой. Илья вспомнил: Рита боится собак, а в ее положении, это катастрофа, темболее соседский «боксер» не внушал доверия, это была не комнатная тявкалка.
Почему я раньше о нем не знал?
Илья переживал за жену, врачи ей запретили родить, но они вдвоем надеялись на чудо. А вдруг? Рита заявила, что родит в любом случае, Илья обнял ее, а внутри скрежетало от досады.
Как-то поднявшись утром с постели, Илья потер не выспавшиеся глаза и зашагал в ванную, жена в это время была на кухне. Он промыл глаза, намочил волосы и, не вытираясь, вошел в кухню. Рита переживала, она выглядела измученной и усталой, Илья присел на стул возле буфета, где она складывала посуду, и завязал с ней серъезный разговор о ее беременности. Она была непреклонна, он предлагал взять ребенка с детдома, он не был уверен в этом решении, ему хотелось своего ребенка, но боязнь за жену не давала определиться ему. Рита не отступала от своего решения, да и было уже поздно.
Ведь врачи тоже ошибаются и, на свете есть чудо.
Илью мучил страх, ему в чудо почему-то не верилось, но он его хотел.
Однажды, вернувшись с работы, Илья застал жену с таким печальным видом, что казалось, она сейчас заревет. Он уже привык к тому, что она переживала за свои роды, и твердил ей одно и то же: тебе нельзя волноваться. Но сегодня все было по-другому. Рита была на диване, который они взяли в розстрочку и, подложив под спину подушку, как будто не замечала Ильи сидела нахмуренная, склонив голову. Патетическая картина; жена в ожидании мужа, с внутренней болью, подумал Илья.
— Что случилось? — спросил он.
Он присел рядом с ней на диван, обнял ее и снова повторил тот же вопрос.
— Ты же знаешь, тебе нельзя переживать.
— Со мной все хорошо, — заверила она, сквозь силу улыбнувшись, но улыбка не получилась, Рита посмотрела мужу в глаза.
— Точно?
Рита молчаливо закивала, горесть так сильно сжала ей горло, что она не могла сказать ни слова. Илья заметил, что с ней, что-то не то.
— Ну, что ты смотришь? Иди на кухню, а то еда остынет. — Сказала она тихонько и ласково. Только голос получился скрипучим.
На какое-то мгновенье Илья почувствовал облегчение, но в ее глазах он заметил искорку печали, тревогу. Эта печаль была совсем не такой на ее лице, какой он привык ее видеть. Она переживала еще, о чем-то другом.
— Значит, все хорошо?
Рита закивала, пряча лицо вниз и, он заметил, как у нее задрожали пальци на ладони. В груди Ильи неприятно защекотало, он понял, что сейчас услышит, что-то плохое, а ему этого так не хоте — лось.
— Это соседи, — не выдержав, сказала она и припала к его груди.
Илья уткнулся лицом в ее густые русые косы, от них повеяло запахом ромашки.
— Я хотела купить вина… — Она запнулась, с глаз выступили слезы.
— Ну, перестань, черт с ним с тем вином и с теми соседями, людям языками чесать не запретишь, не бери близко к сердцу. — Илья погладил жену за плечо, крепче прижав к себе. Он знал, что переживания жены из-за беременности сказывались на ее здоровье и, она из-за этого была эмоционально настроена. Любые мелочи со стороны, скользкие слова соседей, все, это еще больше подрывало ее внутреннее состояние. Илья решил, что ее сегодняшнее плохое настроение было повязано именно с этим фактором.
Она слишком мнительна.
— Ты знаешь, что сегодня за день? — спросила она, подняв голову. Они встретились глазами.
— Нет, — кивнул отрицательно Илья, глядя в ее красные прослезившиеся глаза.
— Неужели не знаешь?
— Ну, нет же.
Рита подвелась, поправила волосы и сказала:
— Ровно год тому назад, мы с тобой росписались. Теперь вспомнил? — Она не смело растянулась в улыбке, — ну, что?
Илья широко раскрыл глаза, как будто для него, это была необычайная новость.
— Это был повод поплакать? Я понял, я все понял, — вдруг сообразил Илья. Он поднялся с дивана и направился на кухню. — Разве это событие нужно отмечать в слезах?
— Нет, нет, — замахала она рукой, но Илья уже скрылся на кухне, не заметив ее движений.
— Неплохо бы друзей позвать, — донеслось с кухни.
Рита спокойно слушала его движения на кухне: звук открываемых шухлядок и дверок.
— Где же вино? — Илья выглянул с кухни в комнату, — а, Рита?
Она сидела молчаливо, не хотелось мужу говорить всего, но ее вид выдавал.
— Значит все же, что-то случилось? — спрсил Илья не совсем уверенно.
Рита кивнула.
— Это соседи, их собака… — с ее глаз выступили слезы.
Илья вспомнил о соседском «боксере» с вывалившимся языком и слюнявой пастью. У нее и так проблемы с беременностью, а тут еще этот вонючий собачатник. Илья вскипел внутри.
— Я не знаю, где были соседи, — дрожащим голосом продолжила она, — но их собака не дала мне выйти с квартиры. С каждым днем наша жизнь здесь становится все хуже и хуже, я беспокоюсь за все и, мне тут не нравится. — В волнении, она крепко вцепилась пальцами обеих рук в полы своего платья. — Это уже не первый раз, как только мы перешли в эту квартиру, все у нас начало рушиться… — у нее задрожал подбородок, ей хотелось заплакать. Илья присел возле нее и прижал к себе.
— Почему ты мне не говорила раньше об этом?
— Не знаю,… забывала, да и некогда было у нас и так проблем хватает. — Рита шморгнула носом, вытерев ладонью с одной щеки сбегавшую слезу.
— Эта проблема — хуже всех проблем, — заключил Илья. — Твое здоровье сейчас важнее всего! — Он убрал от нее свою руку и откинулся на спинку дивана. Рита выпрямилась и ничего не сказала.
— Она разорвала мна платье, — после паузы сказала она.
— Что? — спросил Илья, насупив брови, он наклонился к ней и в упор уставился ей в глаза.
— Вот, — она показала Илье край своего разорванного платья.
Ах, ты старая вонючка!
Лицо Ильи наполнилось злостью, он стиснул зубы. Рита взяла его за руку, пытаясь успокоить, она безмолвно вглядывалась в его лицо, выдыхая свою горечь.
— Надо разобраться с этим старикашкой, я его поставлю на место. — Илья обнял ее снова.
— Не ходи к ним, не надо, — она положила ему глову на колени, и он погладил ее по волосам, словно маленького ребенка. Ему захотелось в этот момент сорваться со злости, схватить старика за его халеную рожу и размазать по стене, но он себя сдержал. Тоненькое платье жены облегало ее тело, ноги высоко оголились, Илья почувствовал себя взбужденно, но погладил жену только за округлившийся животик. На него это подействовало успокоительно.
— Пообещай мне Илья, — заговорила она тихим голосом, — что мы скоро уедем с этого дома, пойдем жить куда-нибудь на квартиру.
— Мы же только недавно заселились? Чтобы получить квартиру, некоторые ждут целые годы, а ты хочешь переехать. Почему из-за какого-то соседа, мы должны искать себе другое жилье?
— Нам здесь плохо, разве ты не видишь? Раньше у нас с тобой такого не было, здесь мы только и думаем о том, как бы лучше обставить эту квартиру, даже с друзьями стали меньше видеться!
— Рита не заводись, мы уже говорили с тобой об этом, — он покачал головой, сопя в нос. — Неужели это плохо? Ты, что хочешь, снова вернуться в комнату в общежитие, да?
— Нет, Илья, я не хочу, но ради этого нельзя закрывать глаза на все остальное.
Придя в эту квартиру, Илья почувствовал себя настоящим хозяином, у которого уже что-то есть, он видел ее с новой обстановкой, новыми яркими обоями, он ощутил вкус семейной жизни, которой у него не было когда-то. У него не было мысли о том, мешает им, кто-нибудь или нет, он старался не думать об этом. Это их квартира и, это главное. Он был доволен, а следом являлась беспокойная мысль: неужели я виноват во всем этом? И тут он понял, с этой квартирой они «пролетели».
Кто и что ставит ему подножки? Что и где он сделал не так?
— Пообещай мне, — повторила она, — что мы уедем отсюда, и не ходи к соседям.
Илья кивнул. Ради здоровъя жены, он не стал с ней спорить, это ей было совсем не нужно. Немного посидев молчаливо на диване, каждый в своем раздумии, они все же решили отметить годовщину совместной семейной жизни. Это был один из лучших вечеров проведенных вместе, вечер души и сердца. Бутылку вина, Илья достал со своей заначки, он любил себя за это, за свою предприимчивость, находчивость и предусмотрительность. Первый раз они отмечали свой собственный праздник вдвоем, не было ни друзей, ни шумной компании только, они одни. Усевшись за маленьким столиком на кухне и ни слова о своих семейных проблемах. Позже, Илья жалел, что они не проводили с женой раньше такие вечера, он всегда считал, что с друзьями веселее и лучше. Он ошибался.
Жену Илья тогда не послушал, пошел ругаться с соседом, ничего ей не сказав. Когда тот открыл ему дверь, Илья сразу с порога начал высказывать ему все, что о нем думал.
— На кого ты повышаешь голос, сынок? — Слова, выплывшие со рта соседа гнилой вонью, произнеслись в таком насмешливом тоне, как будто ему было плевать на все и всех.
Старый сосед Дмитрий (Митя, так звала его супруга писклявым голосом), ходивший с неприятным запахом, разглядел Илью с ног до головы, отвернулся от него и закрыл перед его носом свою дверь. Илья был поражен, он уставился на старую, ободранную дверь соседа, еще не понимая того, как сосед в два счета заткнул ему рот.
СЫНОК?
Теперь для Ильи, это переросло в дело принципа, он не мог смириться с тем, что старик его так нагло отшил. Кто он тут вообще такой?
После этого случая Илья с ним больше тогда не скандалил, его жизнь так перевернулась, что ему было не до него. Но он все помнил и ждал того момента, когда с ним поквитаться, но, это затянулось на долгие годы…
Через полгода Рита умерла, родив дочку. Ее хоронили на местном кладбище в конце февраля, когда снег поблескивал на солнце и рыпел под ногами. Илья не ощущал мороза, он стоял в расстегнутой синтапоновой куртке со всклокоченными волосами на голове, лицо его выглядело помятым и раскрасневшимся от слез, он сам был похож на ледяной ком. У него в это мгновенье не было ни души, ни сердца, он себя не видел и не чувствовал.
Снег, маленькими хлопьями, ложился на безжизненное тело Риты и не таял. Наконец гроб закрыли, прибили крышку гвоздями и опустили в яму. Илья не выдержал, пошатнулся и упал на колени.
Я виноват.
Ритыны родители стояли рядом, сгорбившись над могилой, они тихо плакали. Илья, кроме ямы могилы, которая уже сравнивалась с поверхностью земли, никого не видел, а когда могила приобрела холмик и к ней возложили венки, друзья забрали его с кладбища.
Прошло время. Илья сам не знал, как пережил это горе и, все благодаря своей тетке. Инна подросла, забота о ней заполнила его темную сторону печали, он повеселел, глаза стали полны жизни и, всю любовь, которую он не успел отдать жене, он отдавал своей малютке.
За все грехи в жизни приходится расплачиваться, но за какой такой грех Илья расплатился смертью жены, он не знал. Теперь он решил, что может быть сейчас жизнь у него пойдет лучше. Все наладится после того, чем он пожертвовал, хотя он все еще помнил о соседе и о своей мести. Но сейчас это было уже не то, злости в душе почти не было, она поутихла и затерялась, где-то глубоко в его сознании. А может и вообще зря ссорился с соседом, думал Илья.
Пока Инна до шести лет росла у тетки Тамары, Илья по-прежнему жил в той же квартире, ездил на своих старых «жигулях» на работу и часто виделся с соседом. Они не здоровались друг с другом, но и не ссорились, собака у старика по-прежнему разгуливала свободно во дворе, и никто на нее не жаловался, так казалось ему, а может быть, он вообще ее не замечал, ему было не до нее. Илья даже не задумывался о том, что скоро его маленькая девочка будет жить здесь, рядом с этой собакой, с которой врядли она подружится, и горести его снова начнутся.
Так и вышло. Второй раз Илье пришлось столкнуться с соседским «боксером», когда Инна жила уже с ним. Ей было шесть лет, это произошло осенью в пасмурный октябрьский день, она впервые увидела соседскую собаку так близко. Она с Ильей играла во дворе, было воскресенье, он присел на скамейку, а она бегала, подбивая ботиночками желтые листики. Серое небо стало навевать холод, становилось сыро и зябко, показывало на дождь. Илья встал со скамейки и позвал Инну домой, с неба упало несколько капель дождя. Инна, проделав круг у сугроба с листьев, не останавливаясь, побежала прямиком в подъезд, напевая про себя какую-то песенку. Илья знал эту песенку, но не мог вспомнить, кто ее автор, он неспешил к подъезду, задрав голову вверх: это затянется на целый день.
— Папа! — вдруг крикнула Инна с подъезда.
Илья быстро вскочил в подъезд и подбежал к дочери, она испуганно прижалась к стене и смотрела на лестницу. Соседский «боксер» вывалив свой язык, спокойно разглядывал их обоих, просунув свою слюнявую пасть сквозь железные прутья. Илья схватил дочь за руку и прижал к себе, он почувствовал, как она сразу схватилась рукой за его ветровку и прижалась головой ему в бок.
— Пошла отсюда! — Илья махнул собаке рукой. — Проваливай! Может, и не стоило набрасываться так сходу на собаку, а наоборот заговорить к ней по-дружески, подружиться с ней. Но, видно у Ильи на этот счет были свои взгляды. Глубоко в сознании он помнил, как однажды такая же собака разорвала платье жены. У него выробаталась подсознательная неприязнь к собакам.
Собака дернула головой назад, спрятала на мгновенье язык и затем громко гавкнула, в подъезде этот звук разнесся луной, собака снова вывалила язык и засопла в ноздри. Инна еще сильнее прижалась к отцу, не поднимая головы…
Это была не та собака, которую Илья знал шесть лет назад, но она ничем не отличалась от той первой, разве, что цветом. Старый дед Потап, живший тогда в этом доме, недолюбливал этого старого собачатника вместе с его собакой, он не раз грозился прибить ее и, может быть, это и была его работа. Собака соседа внезапно пропала и, Илья был уверен, что это было делом рук Потапа. Он как-то увидел его во дворе, как тот шел про себя разговаривал и улыбался. Илья знал, что без причины Потап никогда не улыбался так искренне самому себе. Разве что, когда бывал выпившим. Но тогда он был совершенно трезв. Молодец Потап, подумал Илья. Но вскоре, после того, как умерла жена Ильи, умер и Потап.
Через некоторое время, старик завел другую собаку, такой же породы, как и прежняя. Все началось снова. Эта собака так же, как и первая, вольно разгуливала во дворе, стараясь обнюхать каждого, кто там был, а ведь она не маленькая собачонка. Виной этому, скорее всего, было не ее поведение, а ее хозяина, он позволял ей это. Старик горделиво выходил с подъезда, провожая довольным и идиотским взглядом своего «боксера» и смеялся сдавленно в нос.
— Она не укусит, у меня хорошая собака, — говорил он первому, к кому подбегала его собака. — Это собака отличной породы, — чмокая при этом губами, добавлял он.
Старика в этом доме, никто всеръез не воспринимал, а связываться с ним, темболее никто не хотел. Поговаривали, будто бы у его жены плохой взгляд, поэтому каждый, кто их знал, старался обходить десятой дорогой, чтобы не набраться хлопот на свою голову. Совсем по-другому было с Ильей, жить по соседству с собакой, которая пугает его дочь, было хуже, чем не хорошо. Приходилось ему одному устраивать ссоры с соседом и, с каждым разом он начинал понимать, что это ни к чему не приводит.
… Собака не уходила с лестници, продолжая смотреть на них сверху. Илья не стал ее снова прогонять, боясь, что она поднимет лай и этим еще больше напугает дочь. Он взял ее за руку и повел к выходу, они остановились на пороге. Дождь шел на улице мелкими и густыми каплями, становилось холодно, Инна крепче обняла отца, ей хотелось согреться.
— Я хочу домой, — жалостливо выговорила она.
В этот момент на лестнице послышались шаги.
— Чалки!
Это был старик. Собака быстрыми и длинными прыжками поднялась наверх.
— Сейчас пойдем, — сказал ей Илья.
С этим нужно было, что-то делать, Илья понимал,
...
