Оглавление

Светлой памяти моего отца

Посвящается человеку, которому я обязан своим вдохновением

Наемник смерти (2016)

Страж смерти (2017)

Наместник смерти (2019)

Пролог

Кто я? Где я? Я еще жив? Сколько раз я задавал себе эти вопросы? Не знаю. Серые стены надвигаются на меня, давят своей массой, в голове всплывают яркие моменты из моей жизни. Запах плесени въедается в ноздри, холодные капли, падающие с потолка, ударяются об пол, действуют на нервы. Я схожу с ума! Через узкое решетчатое окно тускло пробивается блеклый свет, пахнет сыростью, слышно как плещут накатывающие на холодные стены волны. Рядом река или озеро. Не знаю. Не помню. Мысли путаются, я не могу не о чем думать. За дверью слышны шаги тюремщика. Роб, так его, по-моему, зовут. Или Крон? Наплевать. Зачем мне его имя! Надо его убить. Нет, не получится. Я схожу с ума… схожу с ума! Он напевает песенку «Эрида», о благородной женщине спасшую свою дочь от богача, переспав с ним, по-моему, она просто шлюха. Ненавижу эту песню, ненавижу эти стены, ненавижу… Мне отсюда не выбраться! Если только… Нет, нет, так не пойдет! Надо прилечь, поспать, станет легче, много легче…

Удар в дверь! Встаю с матраса, встряхиваю головой, она гудит. Наверное, опять был приступ. С каждым днем приступы становятся сильнее и повторяются чаще. Накатывает безумие, отчаяние. Я ухожу в себя. Потом засыпаю, просыпаюсь, и боль уходит, мне становится легче. До следующего припадка. Дверь отворяется. Свет от фонаря в руках тюремщика слепит глаза. Он выливает на пол помои, потом кидает засохший кусок черного задарского хлеба.

— Жри скотина, недолго те осталось. Моя бы воля, я б тебя собственными руками… У-у-у тварь, — тюремщик смачно сплевывает на пол, специально целясь в ранее вылитое им варево. Он всегда так делает, издевается.

— Если бы моя воля, я тебя тоже бы кончил, — мой голос слаб, — и кончу. Будь уверен.

Лицо этого идиота перекошено, он замахивается, наотмашь бьет по лицу, затем носком сапога ударяет меня в живот, наносит еще несколько ударов, разворачивается и уходит, с глухим стуком захлопывается дверь. Я смеюсь вслух. Смеюсь над болью и над ним. Я люблю злить людей, люблю смотреть на их перекошенные лица, как они брызжут слюной и стараются сказать что-то в ответ. Эмоции, одна из людских слабостей, а я ненавижу слабость, презираю слабых и немощных.

Я еще долго лежу на полу, вслушиваясь в тишину, прерываемую лишь ударам капель о пол. Снова она. Стоит за дверью. Я слышу ее дыхание. И так каждый раз. Ненавидит меня? Или боится? Презирает? Все сразу. Всегда молчит. Не задает вопросов. Сводит меня с ума. Чертова сука. Хочется кричать. Молчу.

Жалею ли я о прожитой жизни? О своих поступках, словах и действиях? Не знаю. Сложный вопрос, но возникает все чаще. Настойчиво влезает мне в голову. Я знаю лишь одно, в этой жизни нельзя никому доверять, нельзя ни к кому привязываться. Человек — это животное, умное, жестокое, расчетливое. Жить надо инстинктами, а не чувствами, только тогда ты выживешь, ты будешь чего-то стоить, с тобой будут считаться. Я играл человеческими судьбами, топтал их жизни. Идеальных людей нет, а те из них, кого вы считаете благородными героями, просто обычные люди, такие же как и вы, и их души так же грязны и продажны, как и ваши. У каждого человека есть цена за которую он предаст, убьет или полюбит вас. Вы спросите кто я такой и какое право имею так рассуждать? Я всего лишь имперский ублюдок, но я знаю о чем говорю.

Глава 1

Нищий

Если тебе дадут оружие и скажут убить человека, который тебе не нравится и пообещают, что наказания не будет, убьешь ли ты? Многие ответят, нет, но я точно знаю, что они лгут. И лишь единицы говорят правду. Люди не боятся гнева богов, они бояться лишь себе подобных. Империя не верит в богов, Империя верит в своего Императора. Верю ли я в Императора? Нет. Верю ли я в богов? Нет. Я верю лишь в себя. Доверяю только лишь себе, и никому более. И, наверное, поэтому я до сих пор жив. Это истинный путь. Путь, которому следую я. Говорят, что если тебе дали пощечину подставь другую щеку, я же не допускаю удара вовсе.

Претор Миарт Безумный

Я родился в дрянном городке, под названием Корнов, претории Палея. Моя мать, сразу после родов, бросила меня в загон со свиньями. Поговаривали что меня вытащил какой-то прохожий, когда я уже захлебывался в помоях, и свинья тянули ко мне свои грязные рыла. Этот человек отдал меня в руки придорожной шлюхи и так, с рождения, я попал на улицу. Не знаю, как я выжил, но годам к четырем я уже был не плохим карманником, и как это не противно, хорошим попрошайкой. В общем, я был уже вполне самостоятельным и полностью свободным в выборе, куда пойти и что делать. Спустя пару лет я уже верховодил шайкой таких же оборванцев, как и я.

Любимым местом для меня был рынок. Там было чем поживиться. Толпы орущих, дурно пахнущих покупателей с тугими и не очень кошелями толкались, дрались, приценивались и, конечно же, торговались. Торговцы кричали что-то в ответ, махали перед носом у покупателей своим товаром. Я проталкивался сквозь эти массы, маленький, юркий и грязный. Иногда удавалось срезать кошель, несколько раз меня ловили, но я всегда убегал.

Все что я помню из своего убогого детства осталось в моей памяти разорванными клоками туманных воспоминаний. Но кое-что из этого я запомнил довольно хорошо. Череда произошедших событий врезалась мне в память особенно четко. Мне, наверное, было около шести, точного своего возраста я никогда не знал, и, скорее всего, никогда не узнаю. Стоял жаркий летний день. Солнце нещадно припекало и клубы пыли, поднимаясь с земли, мелкими песчинками забивались в глаза, рот и нос, а затем, смешанные с потом, грязным слоем оседали на лицах людей. Именно в этот день к нам в городок прибыл бродячий цирк. Он был небольшим, всего лишь три пестрых фургона. Расположившиеся на окраине, они были дружно облаяны местными бродячими псами, не терпевшими незнакомцев на своей территории. Плешивый старый зазывала объявил о грандиозном вечернем представлении, которое артисты, по его словам, безумно популярного цирка покажут впервые. Зазывала был слеп на один глаз и сильно хромал на левую ногу. Он назвал себе главой этой «замечательной» труппы. Аляпистая, нестираная годами одежда на нем красноречиво указывала на тот успех, коим пользовался их бродячий цирк. Но для Корнова их приезд был достаточно будоражащим событием. Особенно для нашей галдящий и беспрестанно носящейся толпы, голодных до зрелищ, и не только, маленьких оборванцев. Узнав о прибытие цирка, мы тут же осадили пестрые повозки, создавая шум и толкучку. Здоровенный мужчина с руками и торсом, выточенным словно из камня, отгонял нас от них длинным шестом. Бил им он, впрочем, в пол силы. Визжащая толпа, юрко изворачиваясь, рассыпалась и отбегала, но тут же вновь сбиваясь кучками, возвращалась. Наконец, добившись того, чтобы мы удалились на достаточное расстояние, силач оставил нас в покое. Отставив шест в сторону он направился к небольшой дождевой бочке и с показным фырканьем и ревом начал плескать на себя воду, чем вызвал смешки и тыканье пальцев в свою сторону. Меня же в отличии от остальных больше заинтересовала маленькая и хрупкая девушка с русыми волосами и грустными голубыми глазами. Я заметил ее сразу же, как только та открыла дверку одного из фургонов и мягко, словно пушинка, соскочила на землю. Двигалась она неспешно, с грациозной легкостью в слегка повиливающих бедрах. Лишь на мгновение девушка задержала свой взгляд на орущих и толпящихся детях, а затем отвела взор, теряя к нам всякий интерес. Во взгляде ее промелькнуло безграничное равнодушие и усталость. Подойдя к силачу, голубоглазая девушка положила свою маленькую ладонь на его влажное плечо, и, привстав на цыпочки, что-то прошептала ему на ухо. Тот с серьезным видом кивнул, продолжая при этом плескаться в воде. Девушка отошла к стоящим неподалеку ящикам и уселась на один из них. Подняв с земли моток бечевки, принялась его разматывать.

Мне очень хотелось есть, и я было решил вернуться на рынок, чтобы стащить себе немного еды, но увидев приоткрытую дверцу фургона, из которой ранее вышла девушка, решил, что не мешало бы проверить, что там внутри. Начав осторожно пробираться меж стоявших на земле сундуков и ящиков, я краем глаза следил за тем, чтобы меня никто не заметил. Мне повезло. Бугай все еще продолжал с фырканьем омывать себя водой, а девушка, казалось, была невероятно увлечена процессом разматывания длинной бечевки. Неподалеку седой, высокий мужчина, занимался лошадьми. Казалось, он меня тоже не замечал. Быстрыми перебежками мне удалось достичь повозки, и, с ловкостью маленького хорька, забраться в нее. Внутри царил полумрак, лишь тонкая полоса света из приоткрытой дверцы отчасти освещала помещение фургона. Осмотревшись, я приметил расположенную в дальнем углу соломенную лежанку. В стену над ней было вбито пара крючков, на которых висели диковинные платья. В изножье лежанки стоял небольшой окованный железом сундучок. Крышка его была откинута и содержимое скомканным тряпьем выпирало наружу. У стены, справа, стояла небольшая тумба, а рядом невысокий раскладной стульчик. Но что действительно меня заинтересовало, так это небольшая шкатулка, стоящая на тумбе. Это было именно то, что мне нужно. Я подошел к тумбе и посмотрел на шкатулку. Шкатулка была изготовлена из дерева, а ее бока и крышку украшала незамысловатая резьба. Внутри я обнаружил несколько ожерелий, одно из которых было выполнено из различающихся размерами раковин, нанизанных на нить, а второе, из белых с черными разводами бусинок. Также там было несколько колец, в основном простых и не замысловатых. Лишь одно было изготовлено из серебра, с маленьким зеленым камешком в оправе. Я быстро надел ожерелья, пряча их за воротом рубахи, а кольца запихал в единственный имеющийся у меня карман, пришитый мной самим, для того чтобы прятать туда ворованные вещи. Я уже собирался уходить, когда взгляд мой пал на овальный предмет с длинной ручкой, лежащий рядом со шкатулкой. Я взял его, внимательно разглядывая и чуть было не вскрикнул от неожиданности. С гладкой, словно прозрачная вода, поверхности на меня смотрело лицо мальчишки с темными всклокоченными волосами и чумазым лицом. Это было мое отражение, словно я смотрел на себя в речной воде. Но если все очертания были размыты, то здесь они были столь четки, что я на мгновение решил будто вижу совсем другого человека, живущего внутри этой странной вещи.

— Задарское зеркало, — услышал я мягкий женский голосок. — Обошлось мне недешево.

От неожиданности я резко повернулся и выронил предмет.

— Осторожнее, — испуганно воскликнула девушка, тонким силуэтом маячащая на входе.

Я ловким движением поймал зеркало у самого пола.

— Положи на место, — твердо сказала она. — И больше ничего не трогай. Я не буду спрашивать, что ты здесь делаешь. Это и так понятно по твоему виду. Смотрю, ты уже успел обчистить мою шкатулку.

Мягкой и плавной поступью она приблизилась ко мне. Я мог сбежать, но почему-то стоял, как вкопанный, опустив глаза в пол. Девушка уселась на стульчик. Закинув ногу на ногу, она слегка подалась вперед, кладя скрещенные руки себе на колени.

— Тебе разве не говорили, что брать чужое нехорошо? — насмешливым, лишенным злобы тоном, проворковала она.

Я, потупив взгляд, упорно молчал.

— Так, ясно! Значит, не говорили, — она хмыкнула. — Как тебя зовут?

Я вновь промолчал.

— Так как? — настаивала она, буравя меня взглядом своих голубых глаз. — Ты что, немой?

— Нет, — наконец грубо ответил я, слишком грубо, чтобы девушка этого не заметила.

— Хм, посмотрите-ка на него. Он приходит сюда не прошенным, берет мои вещи, нагло молчит, когда его вежливо спрашивают, а потом начинает огрызаться, обиженный тем, что его застали на месте преступления, — она некоторое время сердито смотрела на меня, а потом внезапно звонко рассмеялась.

Я бросил на нее непонимающий взгляд.

— Ну, так ты назовешь свое имя или нет? — сказала она просмеявшись.

— У меня нет имени, — пробурчал я.

— Ах, его у тебя нет. Впрочем, я не удивлена. Но знаешь у каждого человека должно быть имя.

— Оно мне ни к чему, — огрызнулся я.

— Может быть, ты и прав, — проговорила циркачка, внимательно меня разглядывая, — а может быть и нет. А знаешь что, раз тебе не дали имя при рождении давай назовем тебя сейчас.

— Зачем? — удивленно спросил я.

— Как зачем. У всех есть имена и у тебя оно тоже должно быть. К тому же тебя никто не заставляет им пользоваться. Просто пусть будет. Так, надо подумать. Она задумчиво уставилась на меня. Я хотел было возразить, но не стал.

— Может быть.… Нет, не пойдет. А если.… То же ерунда. Так может, … нет. Придумала, назовем тебя Ардос, — внезапно воскликнула она.

— Как? — удивленно вопросил я, впервые слыша такое имя.

— Ардос, — повторила она таким тоном, будто разговаривала с недотепой. — Это на задарском. Означает «безымянный», «безликий». Самое то, для тебя. Ну как? Согласен?

— Мне все равно, — пробурчал я в ответ.

— Тогда решено, — утвердительно кивнула она. — Приятно познакомиться Ардос. Я Лия.

Я недовольно посмотрел на нее, а она, хохотнув, встала со стула.

— И кстати, раз уж мы с тобой познакомились, будь добр верни мои вещи, они мне дороги.

Я покосился на Лию и, немного помедлив, снял ожерелья. Вернув их в шкатулку, я положил туда же и кольца. Все, кроме кольца с зеленым камнем, решив, что девушка не заметит этого. Я ошибался.

— Я думаю, есть что-то еще, — с ехидной улыбкой на лице проворковала она.

Я со вздохом достал кольцо и отдал ей. Она тут же одела его на безымянный палец левой руки. Затем подняла руку, рассматривая кольцо. Я уловил в ее глазах грусть.

— Камень не настоящий. Подделка, — не знаю для чего, пояснила она. — Но металл — серебро. Кольцо подарил мне очень близкий человек. Оно мне дорого. Как память.

— О ком? — задал я глупый вопрос.

— О том, кто дал мне это кольцо, — со вздохом ответила она.

— А где он?

Лия невидящим взором посмотрела на меня и прошептала сквозь зубы, словно не своим голосом:

— Далеко.

Девушка о чем-то задумалась, а мне оставалось лишь неловко переступать с ноги на ногу.

— Думаю тебе пора, — наконец сказала она, выходя из задумчивости.

Я облегченно выдохнул и бросился к выходу. Когда я уже хотел выпрыгнуть из фургона, девушка окликнула меня.

— Ардос, приходи вечером на представление. Я скажу, чтобы тебя впустили.

Мне не нравилось это прозвище, придуманное циркачкой, но я все же обернулся и утвердительно кивнул. Затем спрыгнул на землю и побежал прочь. Уже покидая стоянку цирка, я получил хлыстом по спине от высокого мужчины, занимающегося лошадьми. Превозмогая боль, я побежал быстрее, позади вновь послышался свист хлыста, но на этот раз, он не достиг цели. Мужчина разразился проклятиями в мою сторону. Я же быстро удалялся прочь и через некоторое время, встретив одну из знакомых ватаг, с криком присоединился к ним.

Мы отправились на рынок в надежде чем-нибудь поживиться. Удача сегодня не благоволила мне, но ближе к закату я, все же сумев стащить с прилавка хрустящую булку, свернул в грязный проулок, где и решил перекусить. Там собралась, смеясь, и что-то взбудоражено обсуждая, свора мальчишек. Они стояли плотным кольцом, указывая на кого-то пальцами. Я решил посмотреть, что привлекло их внимание, и решительно вклинился в толпу. Кто-то недовольно вскрикнул и легонько толкнул меня в плечо. Я ударил наотмашь, не глядя, вложив в удар всю свою мальчишескую силу. Позади всхлипнуло и утихло, больше мне никто не возражал. Протолкавшись вперед, я стал свидетелем жалкого зрелищу. На земле лежал нищий. Похоже он был пьян. Нищий пытался встать, но ноги его уже не держали, и он тут же падал. Вокруг стоял смех, слышалось улюлюканье, раздавались грубые выкрики, некоторые плевали в его сторону. Поначалу я смеялся вместе со всеми, но потом мне это прискучило. Я подобрал лежащий под ногами мелкий камешек и бросил им в нищего. Окружающие поддержали меня дружными воплями. Камень угодил пьянчуге в плечо и нищий, всхлипнув, поднял на меня затуманенные глаза. В тот момент я понял, что он не был пьян. Его избили, и свидетельством тому были сильные кровоподтеки на его лице. Но это нисколько не прибавило во мне сострадания, а лишь еще больше раззадорило. Я выбрал камень потяжелее, замахнулся и вдруг услышал звонкий девчоночий окрик.

— Что вы делаете? За что вы его так? Что он вам сделал? — из толпы выбилась девчушка лет шести, со светлыми растрепанными волосами, вздернутым острым носиком и голубыми глазами. В них было недоумение, сострадание и ненависть. Она устремила свой взор на меня, а я застыл, с поднятым в руке камнем, пойманный врасплох неожиданностью ее появления.

— Что ты делаешь? — повторила она свой вопрос, направленный уже лично мне.

— А что, сама не видишь? — огрызнулся я в ответ, и отвернувшись от девчушки, вновь замахнулся, собираясь в этот раз попасть точнее. Девчонка кинулась на меня с ловкостью и жесткостью лесного зверька, впилась острыми зубками мне в плечо и попыталась расцарапать лицо. Я старался отбиться, но она, юркая, маленькая и очень настойчивая бестия, вцепилась в мою руку и попыталась отобрать камень. Я со всей силы толкнул ее в грудь, девочка взвизгнула и отлетела на несколько шагов в сторону. Ошарашено оглядевшись по сторонам, она громко разрыдалась. Вокруг недовольно зароптали, многим не понравилось, как я с ней обошелся. Но мне было наплевать на мнение остальных. Я снова посмотрел на девчонку, та уже немного успокоившись, внимательно следила за мной и камнем в моей руке. Я, злорадно ухмыльнувшись, перевел взгляд на нищего. Тот пытался отползти подальше, но пока не очень в этом преуспел. Я снова посмотрел на девчонку. И не отрывая от нее взгляда, метнул камень в нищего. Девочка вскрикнула, а из глаз ее вновь брызнули слезы. Вокруг раздались громкие испуганные возгласы окружающих. Девчонка вдруг громко заверещала и попыталась закрыть ладонями лицо. Улыбка сползла с моего лица, я повернул голову в сторону нищего. Тот хрипел и булькал, а на губах его выступала кровавая пена. Под мужчиной уже расползалось багровое пятно, а глаза непонимающе уставились на меня. Еще пару секунд он дергался в судороге, а потом затих. Внезапное осознание того, что я натворил заставило меня содрогнуться.

В конце проулка послышался топот, крики и лязг извлекаемых из ножен мечей. Кто-то из случайный прохожих позвал стражу, решил я. Ноги сами сорвали меня с места, и я побежал. Никто не пытался меня остановить. Пробегая мимо девчонки, я, склонившись над ней, схватил ее за подбородок.

— Как тебя зовут? — требовательно спросил я.

Она вздрогнула и испуганным голосом, сквозь слезы, прошептала:

— Анна.

— Если ты хоть слово скажешь обо мне, я тебя найду и убью, — пригрозил ей я, хотя свидетелей и без нее было предостаточно. — Ты меня поняла?

Она кротко кивнула, понимая, что я не шучу. Конечно же, я не собирался ее убивать, но девчонка так разозлила меня, что я не удержался. Натянуто ухмыльнувшись, я бросился в глубь проулка. Сзади раздались крики, за мной кто-то гнался, я на бегу оглянулся. Рядом с девочкой остановилась высокая женщина. Анна, рыдая, бросилась в ее объятия. Двое воинов склонились над трупом, о чем-то тихо переговариваясь между собой. Судя по тому, как они выглядели, эти двое не принадлежали к городской страже. Кто-то из находившихся рядом зевак указал в мою сторону и один из воинов ринулся следом за мной.

Я прибавил ходу, сворачивая в соседний проулок, потом в следующий и… оказался в тупике. Слыша нарастающие позади меня шаги преследователя, я затравленно огляделся по сторонам в поисках выхода. Передо мной в куче объедков сидел огромный обросший детина. От него дурно пахло, к тому же он был пьян. Я оглянулся, из-за поворота появился преследовавший меня воин. Он остановился и начал медленно приближаться.

У меня оставался лишь один выход. Я кинулся к пьяному детине и начал его тормошить. Когда тот открыл глаза, я дико закричал:

— Вставай, он хочет тебя убить.

— Кто-о-о-? — бродяга медленно поднялся и покачиваясь двинулся на моего преследователя. — Этот? Ах, ты ж, сейчас я те устрою, скотина.

Он замахнулся, но тот, что бежал за мной ловко увернулся и мгновенно ударил в ответ. Детина взревел от ярости и вновь ударил, тот снова ушел из-под удара. Я, недолго думая, решил оставить их наедине друг с другом. Незаметно я выскользнул из проулка и побежал. Некоторое время петлял, так чтобы наверняка не догнали. В конце концов, ноги мои сами привели меня к стоянке циркачей. Здесь уже царило оживление, фургоны были расставлены полукругом, посреди них, был установлен небольшой деревянный помост, служащий импровизированной сценой. Яркие смоляные факела горели в держателях, освещая ее в вечернем сумраке. Представление должно было скоро начаться. Громила, который днем прогонял нас палкой, стоял не далеко от полукруга фургонов и сцены, взимая плату за проход с желающих посмотреть зрелище. Цена, по всей видимости, была не высока, но у большинства не было даже и этого. Я протолкнулся к мужчине в надежде пройти, помня обещание циркачки. Он тут же схватил меня за шкирку и поднял над землей.

— И куда это ты собрался маленький грязный крысенок? Разве у тебя есть десять медных слэнов[1]?

— Меня пригласила Лия, — дерзко выкрикнул я, глядя прямо ему в глаза, насколько это было возможно в моем положении.

Он громко рассмеялся.

— Ну да, а я ссу золотыми слэнами. Пошел вон, крысеныш, — и он, с силой размахнувшись, отбросил меня прочь, словно тряпичную куклу.

Я ударился оземь и кубарем покатился в сторону. Когда я остановился, левый бок мой сильно саднило, болело правое плечо, все тело горело от многочисленных ссадин и ушибов. Я лежал на земле ошеломленный, закусив, от боли губу и не в силах подняться. Всем было на меня наплевать. Через меня переступали, словно я был ничем не лучше побитой собаки.

— Эй, ты в порядке? — услышал я девчачий голос, откуда-то позади меня. Знакомый голос.

— Анна, не подходи к нему. Он может быть заразен. Мы не знаем, чего можно ожидать от этой черни. Или тебе мало того, что сегодня случилось?

Анна. Внутри меня все похолодело. Я не мог пошевелиться.

— Но мама, ему плохо!

— Послушай меня дитя. Я и так пошла на огромные уступки, разрешив посмотреть тебе на это, хм, жалкое представление бродячих уродцев. Хотя мне бы стоило тебя наказать за сегодняшнее непослушание. Твой отец будет недоволен, очень недоволен. Идем.

— Но он может умереть, — с горечью в голосе воскликнула Анна.

— Ну и что. Его жизнь ничего не значит в отличие от моей и твоей. Кирам, убери его с дороги.

— Но мама!

— Молчать. Идем.

Я услышал, как женщина уводила за собой сопротивляющуюся девчонку. Та так и не поняла за кого пыталась вступиться. Я уткнулся лицом в землю. Грубая рука бесцеремонно ухватила меня за ворот рубахи и поволокла по земле, словно мешок с отходами. Это был один из охранников женщины. Все тело мое отдавало болью.

— Стойте! Оставьте его! — голос Лии раздался словно издалека.

Воин остановился и, немного помедлив, отпустил меня. С презрением сплюнув на землю рядом со мной, он повернулся и пошел прочь. Его белый плащ, с вышитым на нем отпечатком кровавой ладони с растопыренными в стороны пальцами, надолго врезался в мою память. Лия подбежала ко мне, и нежно взяв на руки, понесла.

— Я хотел всего лишь посмотреть на представление, — прошептал я.- Ведь ты же пригласила меня.

— Знаю Ардос, знаю, — ответила она. В его голосе звучало сожаление.

Лия обошла полукруг фургонов, внесла в свой. Она положила меня на матрас и укрыла плотным жестким одеялом. За стеной старый зазывала громко объявлял первый номер. Зрители в ответ восторженно кричали и хлопали.

— Мне пора. Представление начинается, — она встала и направилась к выходу.

— Лия, — окликнул я ее в последний момент. Она остановилась и посмотрела на меня. В темноте, царившей внутри, я едва мог различить ее лицо, — сегодня я сделал что-то очень плохое.

Некоторое время она молчала.

— Все мы когда-нибудь делаем что-то плохое, — наконец проговорила она. В ее голосе слышалась непонятная мне печаль. — Спи мальчик.

Она спрыгнула наземь и плотно затворила за собой дверь. Я не слышал ее шагов из-за гудящих за стеной труб. Но если бы даже стояла гробовая тишина, я вряд ли услышал бы, как она двигается.

Несмотря на боль и окружающий меня шум, сон пришел ко мне быстро. Я спал, и женский голос в моем сне утверждал, что жизнь моя ничего не значит.

 Слэн — имперская монета, номинал которой различался качеством металла, из которого они были отчеканены.

Глава 2

Сны

Острова Маливара, ныне входящие в состав претории Сайдеро, представляют собой скопление из пяти небольших островков, приютившихся в водах моря Сельгвин в северо-западной части материка Салирин. Именно здесь, как утверждают многочисленные летописи и работы ученых мужей, в 1001 году от Освобождения на острове Салис, самом дальнем от материка, в семье местного землевладельца и по совместительству вождя небольшого поселения родился мальчик, который впоследствии стал первым Императором Ардалии. Мальчика звали Миор Прадитр, в последствие именуемый Миором 1 Основателем. Достигнув зрелого возраста Миор, собрал под свои знамена людей со всех пяти островов, отправившись с ними на материк очищать земли от язычников и дать своим людям новые плодородные земли. Так утверждают те, кто предан науке и не очень любит искажать правду, но в меру опасаются гнева своего Императора. Есть и те, кто утверждают, что Миор был богом, решившим спуститься с небес, чтобы приглядывать за своими заблудшими детьми, коими являются все люди, и наставить их на путь истинный избавив от влияния ложных богов. Потом он ушел, оставив им своих детей, сына и дочь, от которых и пошла последующая династия Императоров. И именно поэтому верно утверждение, что богов нет, есть лишь только Императоры-богоподобные. Тех, кто так утверждает, не волнует правдивость истории, их лишь заботит расположение к ним Императора. С должной уверенностью человека, посвятившего истории Империи большую часть жизни, я могу обвинить в неправоте обе точки зрения. И если мнение первых более близко к истине, то вторые не правы вовсе и их утверждения оскорбляют меня как ученого. Прежде чем начать свою книгу я должен заметить, что независим не от чьего мнения, с какой бы горячностью не утверждали о том злые языки. Конечно, Миор, а если верить найденным мне рукописям, Майер, именно это имя было дано ему при рождение, родился на острове, но не на Салисе, а Криппене соседствующем с ним, и не в 1001, а в 998 году от Освобождения, так как рождению его, как утверждает та же рукопись, предшествовала буря, разрушившая несколько поселений на упомянутом ранее острове Салис которая случилась именно в 998. Родился Майер в семье бедного рыбака, а не зажиточного человека и, до зрелых лет, ловил со своим отцом рыбу, чтобы прокормить свою мать и многочисленных сестер. Майер любил дочь местного старосты и, по всей видимости, она отвечала ему взаимностью, так как он был уличен в своем романе отцом девушки, и бежал с Криппена, опасаясь его гнева. Вполне возможно, что его просто изгнали, но факт в том, что в конечном итоге Майер попал на материк, где сколотил небольшую банду головорезов и сорвиголов, которая, благодаря его врожденным лидерским способностям и толике везения, разрослась до крупных размеров, наводя ужас на западное побережье. Именно тогда Майер, волею случая заполучивший корабль, решил вернуться на Криппен, то ли за девушкой, то ли за головой ее отца. Он и не подозревал, что захватит весь остров, а за ним и остальные четыре. А затем разгоряченного победами и опьяненного властью Майера было не остановить.

Вал Кофпа «История Империи: Правда или ложь?»

Целыми днями я только и делал что слонялся по рынку. Мне было, наверное, уже около десяти, а я все также представлял из себя жалкое существо без крова, пищи и цели. Хотя нет, цель была — выжить. Пока это мне удавалось, но с каждым днем эта задача становилась все сложнее. Городок у нас был маленький и грязный, так что редко кто появлялся здесь, а если и появлялся, то ненадолго. Многие из жителей знали меня, и частенько всячески пытались усложнить мне жизнь. Я все чаще засыпал голодным, и бывало, что не ел по нескольку дней. В один из таких неудачных дней я, проклиная глупую торговку, которая «вовремя» заметила, как я стянул у нее с прилавка гроздь винограда, и подняла шум, убегая свернул в один из грязных проулков. На рынок в это день возвращаться уже не было смысла и я, задумавшись, петлял по узким улочкам Корнова, оставив всякую надежду набить сегодня свой пустой желудок. На одной из улиц я и встретил своего знакомого Бэкета. Парень был меньше меня ростом, но шире в плечах. Черные жесткие волосы, сломанный в не одной стычке нос, карие с злым прищуром глаза, загорелая кожа, все это придавало ему довольно грозный вид. К тому же он был старше меня на несколько лет, но несмотря на это он, как и все остальные, относился ко мне с должной осторожностью. Имя, данное мне Лией, прижилось и меня стали называть Ардосом. Я, впрочем, не придавал этому особого значения. Я еще помнил эту хрупкую девушку. Она была единственной, кто относился ко мне хорошо. После того как меня избили она несколько дней ухаживала за мной, несмотря на всеобщее возражение труппы. Лия даже хотела взять меня с собой, но ей не позволили, предложив убираться на все четыре стороны если она вздумает приютить меня. Когда цирк уезжал, я еще долго смотрел ему вслед. В моем кулаке было зажато кольцо с зеленым камнем, подаренное мне на прощание Лией. Я знал, что больше ее никогда не увижу.

После того случая с нищим многие стали избегать моего общества. Бэкет в их число не входил. Правда и другом назвать его я не мог. Друзей у меня не было, и я не стремился заводить их. Но иногда вместе с Бэкетом и его шайкой я проворачивал кое-какие мелкие дела, или же просто делился новостями и слухами. Бэкет был прирожденным лидером. В его шайке состояло трое человек, которые во всем его слушали, а он вполне сносно ими руководил.

— Я искал тебя, Ардос, — сказал он, окидывая меня оценивающим взглядом.

— Зачем? — грубо спросил я.

Бэкет с отсутствующим взглядом пожевал губу.

— Есть разговор.

— Какой?

— Пойдем в наше место, там и поговорим, надеюсь, ты никуда не торопишься?

— Возможно, — ответил я, напуская на себя занятой вид. — Ладно, идем. Надеюсь, у тебя есть для меня что-то действительно стоящее.

Бэкет развернулся и кивком дал понять, чтобы я шел следом. Последнее время он старался показать свое превосходство надо мной, зная, что мне это не нравится. Хотя он и побаивался меня, но зачатки тщеславности и заискивание перед ним других мальчишек этот страх притупляли. Место, где Бэкет собирался со своей шайкой, находилось на окраине Корнова. Добираться до туда было не так уж и долго, но меня так мучил голод, что и это небольшое расстояние преодолевать определенно не хотелось, да и вообще не было никакого желания, куда-либо идти. Но Бэкет часто подбрасывал хорошие идеи и поэтому я молча следовал за ним.

Когда мы, к моему облегчению, наконец-то пришли, я застал членов шайки за игрой в кости. Они что-то возбужденно обсуждали. Туповатый Харп с рыбьими глазами, кривыми зубами и длиннющими руками сидел ко мне спиной и даже не услышал нашего приближения. Вообще он был высокого роста и слегка неуклюж, а глупая улыбка идиота, выдавала в нем человека, обделенного умом. Лицо Рыжего Торва было сплошь усыпано веснушками. Ржавого цвета волосы были постоянно растрепаны, а смех напоминал конское ржание. Завидев нас, он, отведя взгляд, что-то проворчал себе под нос. Из всех прихвостней Бэкета, он больше всех боялся меня. Последний, Гард, был пухлым с добродушным лицом парнем. Меня всегда удивляло, как при такой жизни ему удавалось еще и толстеть. Гард был довольно сообразительным и являлся головой компании, хотя последнее слово всегда оставалось за Бэкетом. Гард бросив на меня задумчивый взгляд, отвернулся. Бэкет обойдя сидящую полукругом троицу, присел в стороне от них. Я же уселся напротив. В наступившей тишине, все упорно молчали, потупив или отведя глаза в сторону и лишь Харп, ничего не понимая, глупо переводил взгляд с одного на другого. Наконец Бэкет оторвал взор от земли и коротко спросил:

— Жрать хочешь?

— Если предложишь, то не откажусь!

— Еще бы ты отказался, — недовольно пробурчал Торв. Хватило одного моего взгляда, чтобы тот заткнулся.

— У нас не так много еды, но на четверых вполне хватит, — Бэкет знаком велел Гарду заняться этим вопросом. Тот быстро достал две ковриги черствого непропеченного хлеба, небольшой кусок покрытого плесенью сыра и маленькую гроздь иссохшего винограда. Мне так хотелось есть, что я готов был грызть землю, и эта еда тогда, показалась мне настоящим пиршеством. Разделили все поровну, хотя Харп пытался урвать куски побольше, но, получив тычок в бок от Бэкета, сразу же бросил эти попытки. Ели молча. Я с необычайным удовольствием поглощал отданную мне часть, ощущая как мой желудок наполняет приятная тяжесть. Когда мы закончили, уже начинало смеркаться. Гард наносил сухих веток, а Торв разжег костер, и мы расселись вокруг него. Бэкет, уставившись в огонь, задумчиво молчал. Глядя на красные завораживающие язычки пламени, я начал клевать носом. В этот момент Бэкет вдруг заговорил:

— Что такое сны, Ардос? Нет, конечно, ты знаешь, что это в обычном понимании. Это цветные отрывки видений, которые мы смотрим пока спим. Но ты хоть раз задумывался над тем, что они означают? Что они несут в себе? Может это предупреждение нам, а может это отголоски нашего будущего или прошлого. Я часто смотрю яркие сны. Но один сон был особенно ярким. Его я запомню надолго. Мне снилось…

— Что за хрень ты несешь Бэкет!? Какое мне дело до твоих снов! Ты за этим меня сюда позвал, чтобы рассказать свой сон?

Я был в недоумение, раньше Бэкет никогда не размышлял на такие темы и не произносил столь красивых изречений.

— Ближе к делу, иначе заткнись и давай уже спать!

Но Бэкет, пропустив мою гневную тираду мимо ушей, продолжил:

— Мне снилось, что я богат! Богат, понимаешь меня! Что в подчинении у меня много верных людей, рядом со мной красивые женщины, не такие которых ты встречаешь на наших улицах, а ухоженные, благоухающие дорогими благовониями. Я даже чувствовал их запах, не спрашивай как, я не могу этого объяснить. Может это все мое воображение, но…

— К делу!!! — угрожающе прорычал я.

— Ты, наверное, слышал, что у нас в городе остановилась провидица? — после моего подтверждающего кивка, он продолжил. — Она предсказывает будущее и раскрывает тайны снов.

— Очень интересно, — саркастически заметил я. — Только мне то, какое до этого дело? Ты что вдруг заинтересовался своим будущим, или ты задумался о значении своего глупого сна? Я и так скажу, что с тобой будет. Ты либо сгниешь в тюрьме, либо сдохнешь в одной из зловонных канав. В любом случае долго ты не протянешь, и никаких тебе женщин, богатств и верных людей. Хотя знаешь, забивай свою голову, чем угодно, мне на тебя плевать. Просто скажи, что ты от меня хочешь и давай покончим с этим.

— Дай мне договорить, — недовольно скривил губы Бэкет. — Я ходил к провидице. Ее услуги не из дешевых, но нам удалось за эти годы скопить кое-какую сумму, так сказать на черный день.

— Ну да, и ты потратил все эти деньги на бред какой-то умалишенной. Действительно это самый черный день в твоей жизни.

— Не все. Только половину. Остальную часть потратишь ты.

— Спасибо, — усмехнулся я. — С чего вдруг такая щедрость?

— Ты потратишь их не на себя, а за предсказание провидицы.

— Чего!? Вот еще. Я что, похож на идиота?

— Подожди. Я же ходил к ней не просто так. Не ради снов или своего будущего. Только представь, если она берет с одного человека половину того, что я смог накопить за все это время, то подумай, сколько у нее будет денег перед отъездом. Уходя, я проследил за тем куда она их прячет. В маленький сундучок, который находится за небольшой ширмочкой позади провидицы. Ключ от него висит у нее на шее. Я не думаю, что в этом сундучке только те деньги, которые она собрала в нашем городе. Там много больше.

— И что ты предлагаешь? — спросил я, уже догадавшись о том, к чему клонит Бэкет.

— Ограбить ее.

В его глазах вспыхнули алчные искорки.

— Как? А охрана?

— Я все продумал! Охранников двое. Они находятся снаружи шатра провидицы и по очереди обходят его кругом. Оказавшись в шатре, соврешь, что хочешь узнать свое будущее, а когда провидица отвлечется, оглушишь ее. У старухи на столики стоит тяжелый стеклянный шар, можешь ударить им, или чем-то другим. В общем, разберешься на месте. Гард отвлечет стражника у входа, а Харп и Торв займутся вторым, тем что делает обход. Они постараются отвлечь или, на крайний случай, оглушить его. Я же буду ждать неподалеку и когда стражники потеряют бдительность, я вскрою ткань шатра чтобы ты смог незаметно покинуть его вместе с деньгами. Ну а дальше все просто. Убегаем и делим деньги.

— Как-то все слишком уж сложно, — проворчал я. — Ладно, с этим понятно. Но зачем тебе я? Ведь вы и сами могли провернуть это дельце.

Бэкет на мгновение замялся.

— Понимаешь, там, в палатке, если что-то пойдет не так… В общем, я уверен, что в случае чего твоя рука не дрогнет.

Я бросил на него вопросительный взгляд.

— Не надо так на меня смотреть, ведь ты прекрасно все понял.

Бэкет встал и отошел в сторону, давая понять, что разговор окончен.

— Когда? — спросил я.

— Завтра.

Я молча кивнул, соглашаясь. Бэкет, кровожадно ухмыльнувшись, кивнул мне в ответ. Наутро он был сам не свой. Понятно, ведь это было его первое крупное дело, и, если что-то пойдет не так, вся эта история могла закончиться для всех нас довольно плачевно. Правда меня это особо не волновало, и я уже прокручивал в голове план своих действий.

Собрались мы достаточно быстро. Бэкет захватил с собой самодельный нож, сделанный из куска острого железа, прикрученного к деревянной ручке. До шатра, который находился на краю рынка, мы шли в полном молчании. Каждый был погружен в свои мысли. Лишь глупый Харп попытался пару раз заговорить с нами, но поймав злобный взгляд Бэкета тут же заткнулся. Перед рынком мы разделились. Бэкет выдал мне серебряный слэн, и вместе с остальными растворился в толпе. Я остался один. С утра рынок был не столь оживлен как днем, поэтому добраться до шатра провидицы не составило особого труда. Остановившись в нескольких шагах от него, я осмотрелся. Двое охранников расположились по обе стороны от входа. Несколько посетителей ждали своей очереди, тихо переговариваясь между собой. Встав поодаль, я стал дожидаться своей очереди. Ждать правда пришлось довольно долго. Когда подошло мое время, я смело двинулся ко входу, но один из стражей тут же преградил мне путь.

— Эй ты, оборванец, куда собрался?

— Туда, — дерзко ответил я. — А ты что хочешь мне помешать?

— Смелый, да? А деньги у тебя есть?

— Есть.

— Покажи.

Я достал из-за пазухи монету и, подкинул ее вверх, прямо перед лицом стражника, а затем так же ловко поймал. Тот скривил свою рябую рожу и некоторое время молча разглядывал меня. Наконец он мотнул головой в сторону входа, разрешая мне войти. Я не заставил себя упрашивать.

В помещение царил полумрак. Я застыл на месте давая глазам привыкнуть к темноте.

— Проходи и садись, — раздался в царившей тишине старушечий голос. — У нас не так много времени.

Я невольно повиновался. Когда я сел, то, наконец, смог различить перед собой силуэт провидицы. Через некоторое время я рассмотрел ее полностью. Она была стара, сморщенное лицо, маленькие глаза, которые прожигали тебя насквозь и трясущиеся руки со скрюченными от старости пальцами. Она сидела за маленьким круглым столиком, отделявшим ее от меня. На столике стоял тяжелый круглый шар. Я положил монеты перед ней. Она взяла их и вперилась в меня взглядом.

— Ну и что ты хочешь узнать мальчик? Свое будущее или что несут в себе твои сны?

— Свое будущее я знаю и так, хотя с удовольствием выслушаю и то, что скажешь мне ты — ответил я.

— Нет, не знаешь. Никто наверняка не знает, что ждет его впереди.

— Даже ты? Тогда что же ты здесь делаешь? — язвительно поинтересовался я.

— Я лишь вижу его отголоски. Каким оно может стать. Но, как и все в этом мире будущее каждого из нас изменчиво и его изменения зависят от самого человека. Так ты хочешь узнать его или нет?

— Давай. Деньги я уже заплатил, поэтому говори, а я послушаю.

— Ты не веришь в предзнаменование. Я могу вернуть тебе деньги, и ты сможешь уйти.

— Нет. Я хочу, чтобы ты предрекла мне то, что ждет меня впереди, — ответил я.

— Хорошо. Ты сам этого захотел.

Провидица наклонилась, и начала в чем-то рыться, из-за полутьмы я не смог разглядеть в чем. Наконец извлекла оттуда красного цвета кристалл. Камень был небольшого размера и имел форму в виде неровных сколов. Он был тускл. Гадалка поставила кристалл на столик, в специальную подставку, так что тот принял вертикальное положение. Возложив руки на стеклянный шар, она начала что-то бормотать себе под нос. Некоторое время ничего не происходило, но потом старуху внезапно затрясло. Я взглянул на кристалл, он светился ярко красным цветом. Когда провидица заговорила, мне стало немного не по себе. Голос ее больше не был старушечьим. Речь ее была чистой и звонкой словно у молодой девушки.

— Я вижу тебя. Ты подойдешь, — голос старухи вдруг надломился, перетекая в мужской. — Подойдешь. Мы слабы. Очень. Но ты поможешь нам, не так ли?

— В чем? — ничего не понимая спросил я.

— Не слушай ее. Не слушай нас, — внезапно прошипела старуха глухим голосом, тембр которого, менялся с каждым словом.

— Замолчи, — глаза старухи закатились, изо рта потекла слюна. — Замолчи. Он может помочь. Он должен помочь.

— Нет. Нам это не нужно. Оставь их. Оставь.

В провидице словно бы боролось два разных человека. Мне стало жутко. Хотя я и понимал, что, скорее всего, она просто разыгрывает передо мной сцену. Старуха внезапно замолкла. Лицо ее осунулось, руки безвольно сползли с стеклянного шара. Она открыла глаза. Голос ее вновь стал старым и дребезжащим. Провидица тяжело прокаркала:

— Кто ты такой? Ты… ты не можешь. Пошел прочь. Уходи, мне надо прийти в себя.

— Не так быстро, — все мои планы начинали рушиться. Я схватил шар, старуха, взвизгнув, отпрянула.

— Что ты задумал?

Я молча метнул в нее шар, но промахнулся. Старуха рванулась в сторону и попыталась закричать. Я не мог этого допустить, и тогда я прыгнул на нее. Я был молодым и проворным, а она старой и неуклюжей. Я схватил ее за горло, она попыталась отбиться, но я был сильнее. Из ее глотки вырвался хрип. Еще несколько мгновений она дергалась, но потом затихла. Ее широко раскрытые глаза с ужасом взирали на меня. Она была мертва. Проклятье, опять все пошло не так. Я не чувствовал вины, но мне все равно было как-то не по себе. Если бы не ее подозрительность, глупая старуха была бы сейчас жива, ну разве что полежала бы немного без сознания. Времени на размышление не было. Я сорвал с ее шеи ключ. Где там сундучок? Бэкет говорил, что она прячет его за ширмочкой. Немного порыскав, я все-таки нашел этот треклятый тайник. Ключ подошел, и мне не составило труда открыть сундучок. Столько денег я еще никогда не видел. Но времени на их созерцание у меня не было, поэтому я стал ссыпать деньги в ранее заготовленный и принесенный с собой небольшой мешок. Закончив, я, наскоро завязал его, и бросился к заднему пологу шатра, но остановился перед столиком и, взглянув на кристалл, решил прихватить и его тоже. Ценности он похоже особой не представлял, но пару монет за него выручить было можно. Сунув кристалл в потайной кармашек, я подошел к стенке шатра и постучал по ткани ногой, так чтобы она заколыхалась. Я надеялся, что к этому времени стражники уже будут заняты другим делом. Через несколько томительных мгновений ткань шатра заколыхалась вновь. Сначала я увидел острие ножа, проткнувшего ее, а потом этот нож вспорол ее до самого низа. В прорези показалась голова Бэкета.

— Давай быстрее, повозки, стоящие позади шатра, скрывают нас от лишних глаз, но это не ненадолго. Деньги при тебе?

— Да, — коротко ответил я.

— Хорошо, пошли.

Я быстро вылез из шатра. Вручив мешок с деньгами Бэкету, я уже хотел делать ноги, как вдруг услышал окрик.

— Эй, Ардос.

Я повернулся. Передо мной стоял Торв и улыбался. Позади меня раздался голос Бэкета:

— Извини Ардос. Ты очень помог нам. Я буду скучать.

А затем я провалился во тьму. Последним, что я услышал, был злорадный смех Бэкета.

Глава 3

Клэйборн

Долго смотрел он на то, как обманывают людей лживые и жадные боги. И не выдержало его огромное сердце, спустился он с небес на землю по лестнице из чистого золота. Воздел он руки свои и обратился к людям с речами благодатными, словно к детям своим. Поведал он им об истинных намерениях и лживых наветах их богов. И прислушались праведные сыны и дочери к словам родителя и благодетеля своего. И распространили речь Миора обо лжи старых богов. Но тяжела была их дорога. Укоренились в сердцах язычников злые наветы богов старых. Да направили они их против Миора и паствы его. И с горечью в сердце понял он, что не победить их словом. И призвал он тогда верных ему поднять мечи за благое дело. И пошли они против язычников. И победили. Но пролилось много крови. Долго горевал Миор по погибшим среди праведных и заблудших и пролились слезы его на землю. И из земной плоти, смешанной со слезами Миора, родились дети его: дочь и сын. Завещал он им нести слово свое и искоренять веру в лживых и подлых богов. И вернулся он на небеса по лестнице из чистого золота. И сказал людям слушать и чтить детей его. И беречь их. Ибо они кровь от крови его. Они есть истинная вера. И лишь они приведут всех к процветанию и благоденствию. И услышали люди слова его. И стали чтить детей Миора, и чтят по сей день. И избавили нас, дети его, от лживых и подлых богов. Нет более места лживой вере, есть лишь народ и их Император.

Лан Призвел «Великая Империя»

В темнице, где я пришел в себя, было темно и сыро. Отвратительные мокрицы, что ползали по моему телу, заставив меня невольно вздрогнуть от отвращения. Где-то в углу запищала крыса, ей вторила другая из камеры напротив. Я с трудом поднялся с вонючего соломенного матраса, который заплесневел и начал гнить. Голова раскалывалась. Я дотронулся до своего затылка и тут же отдернул руку зашипев от боли. Огромная шишка, покрытая коркой крови запульсировала отдавая болью в виски. Я помнил о том, как улыбался мне Торв, и больше ничего. Кто-то ударил меня по голове и, по всей видимости, этим кем-то был проклятый Бэкет. Он и его дружки подставили меня, а сами смылись с деньгами. И вот теперь я оказался в городской тюрьме, а они на свободе с полными карманами денег и вольными делать то, что им заблагорассудиться. Я мысленно обрушил проклятья на их головы, но это было все что я мог сейчас сделать.

В коридоре послышались нарастающие шаги. Я решил, что за мной пришли стражники и тут же улегся обратно на матрас делая вид, что все еще нахожусь без сознания. Из полуприкрытых век я стал наблюдать за решетчатой дверью моей камеры. Подошедших было двое. При них не было никакого источника света, поэтому я не смог разглядеть лиц. Но я мог видеть очертания их силуэтов. Один был низкорослый и толстый, а второй высокий с мощным телосложением. Затаив дыхание я стал вслушиваться в их разговор.

— Это он?

Кажется, это спросил рослый человек.

— Да, он. Совсем еще мальчишка. Нашли его позади палатки без сознания и с ножом в руке. Стража провидицы опознали его. Денег при нем не оказалось, но в том, что это именно он убил старую женщину сомнений не возникает.

Толстяк вроде как ткнул в мою сторону пальцем, но, возможно, мне так только показалось.

— Если при нем не было денег, значит он действовал не один. У мальчишки были сообщники. Похоже они оглушили его, а сами сбежали с деньгами.

— Возможно, — отстраненно протянул толстяк. — Если это так, мы найдем их. Но вы же здесь не за этим? Не так ли?

— Да, — согласился рослый. Его голос звучал спокойно. — Как я понимаю парня ждет смертная казнь. Я хотел бы чтобы он избежал этой участи. Во сколько мне обойдется его жизнь?

Возникла долгая пауза. Я слышал, как учащенно сопит толстяк, по всей видимости, просчитывающий в уме свои выгоды.

— Ты просишь невозможного, незнакомец, — наконец сказал тот и в голосе его проскользнули нотки сомнения.

— В нашем мире нет ничего невозможного, ты же знаешь. Подумай, от таких денег не отказывался еще ни один здравомыслящий человек. К тому же тебе никогда не заработать такую сумму в этом захолустье.

Рослый похлопал по мешочку с монетами, висящему на его поясе, как бы в подтверждение своих слов.

— Но и риск не маленький. Ты же знаешь, что он наделал. Убил провидицу, а люди у нас суеверные. Все только и твердят, что это не к добру. Говорят, что если парня не казнить, то на город непременно свалятся беды. Я не могу с ними не согласиться. Народ требует публичной казни. И как ты думаешь, что я им скажу, если парень вдруг внезапно исчезнет?

— Мало ли что могло случиться. Скажешь, что он умер в камере, не приходя в сознание. Ты сам сказал, что по голове ему досталось не слабо. Ну или спихнешь все на крыс. Они у вас как я посмотрю здесь жутко голодные?

Рослый мужчина явно надсмехался над толстяком.

— Крысы, — протянул тюремщик, сплевывая себе под ноги. — Они-то, конечно, могут.

Шутки, похоже, он не понял.

— А тело? Они потребуют доказательство его смерти. Думаешь, они удовольствуются моими объяснениями?

— Так его же съели. Вот тебе и объяснение. А все что осталось предали огню.

— Не знаю, — тюремщик замялся, даже он своей безмозглой головой понимал, что такое объяснение моей смерти довольно нелепо. — Мне надо подумать.

— Ты же знаешь, что времени на раздумья нет. Завтра утром парня казнят. Либо сейчас, либо никогда.

Тюремщик вновь на какое-то время замолк.

— Мой ответ — нет, — наконец сказал он и в голосе его прозвучали нотки сожаления об упущенной им выгоде — Я не могу так рисковать. Прости.

— Это твое последнее слово?

— Да, я так решил. А теперь извини, тебе придется уйти.

— Ладно. По всей видимости, мне больше нечего здесь делать.

— Вот именно.

После этих слов они оба ушли, и вокруг вновь воцарилась тишина. Я сел, скрестив под собой ноги и задумался. Значит, завтра меня казнят. Становилось все веселее. И этот незнакомец, который спрашивал обо мне, что ему было нужно? Мне не очень-то хотелось умирать, но как избежать этой участи я не знал. В задумчивости я запустил руку в потайной кармашек и нащупал в нем нечто твердое. То был кристалл что я прихватил со стола у прорицательницы. Было немного странным то, что его не нашли и не забрали стражники, ведь они наверняка меня обыскали, прежде чем бросить в темницу. По крайней мере кольца, подаренного Лией при мне, не было. Я покрутил кристалл в руке, а затем спрятал его обратно в кармашек и снова лег на свою пропахшую плесенью лежанку. Я даже не заметил, как провалился в сон.

Разбудил меня скрежет ключа, проворачиваемого в замочной скважине. Я привстал на локтях, вглядываясь в темноту. Решетчатая дверь со скрипом отворилась, и в проходе возник тот самый незнакомец. Я узнал его по телосложению и росту, лица его я вновь не разглядел.

— Вставай, на том свете отоспишься, — вполголоса сказал он мне.

— Кто ты такой? — в ответ спросил я.

— Нет времени на объяснение, нам надо спешить.

— Куда, кто ты такой, как твое имя? — настаивал я на своем.

— Я думаю, что ты не в том положение, чтобы что-то требовать от меня. Не так ли? Я друг, думаю, этого для тебя будет достаточно.

— У меня нет друзей. Имя? — я решил стоять до последнего.

— И что тебе даст мое имя мальчишка? Ладно, называй меня Клэйборном. А теперь идем и больше ни слова.