автордың кітабын онлайн тегін оқу За них даже Боги молятся сами себе — и по погибшим тоже плачут
Киль Дар
За них даже Боги молятся сами себе — и по погибшим тоже плачут
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Киль Дар, 2023
Есть надежда, что мечта сбудется! И сразу же на душе так спокойно, хорошо и радостно, от чего чувствуешь себя счастливым человеком, а значит, жизнь удалась! Но никто из четверых так подумавших не мог и предположить, что на пути к мечте им придётся сначала не сойти с ума от встречи с реальными кошмарами, потом биться насмерть с врагами — убийцами и сражаться с жутковатой нечистью, и так же выжившим предотвратить мощную атаку из космоса, а иначе в столице кровь рекой, жертвы и рабство.
ISBN 978-5-0059-7401-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
ЗА НИХ ДАЖЕ БОГИ МОЛЯТСЯ САМИ СЕБЕ, — И ПО ПОГИБШИМ ТО — ЖЕ ПЛАЧУТ
Посвящается, — и в память всем детям,
и всем подросткам разного возраста.
ТОМ ПЕРВЫЙ
НАЧАЛО
МЯКИШ
Глава 1.
За прозрачным, пуленепробиваемым, стеклом — два метра высотой и пять метров в длину — в светлой, белокаменной и прямоугольной — комнате (если смотреть в глубину — то) в правой стене подземного так — же светлого и белокаменного с полукруглым, четырёхметровым, потолком, — тоннеля шириной десять метров — несли дежурство два следующих, заступивших в семь часов. утра — охранника.
Сидевшие — в удобных, офисных, бежевого, цвета — креслах за прямоугольными (прямо перед прозрачной стеной), деревянными, бежевого, цвета — столами с большими по размеру мониторами и клавиатурой белого цвета — охранники, изредка, переговаривались между собой и в то — же время внимательно глядя на экраны своих двух мониторах, — контролировали с помощью внутренних и наружных камер видеонаблюдения — широкую (если смотреть из комнаты в светлый тоннель — то) — слева в пятнадцати шагах от пуленепробиваемой, защиты — белокаменную с балюстрадой, лестницу с двадцатью четырьмя не узкими ступеньками — вверх до так — же белокаменной, трёхметровой по высоте, круглой, стены с так — же широким и полукруглым и сверху над лестницей и вниз (как в подземном метро, сверху, спускающегося эскалатора), — потолком.
Все, — справа от прозрачной защиты, длинные, извилистые, подземные, тоннели, — большие и маленькие, пустые и непустые и с научным, оборудованием, инструментами, — и так — же жилые то — же белокаменные и светлые помещения.
Пустой, — мощённый, белыми, камнями и немаленький, освещённый, фонарными, столбами и многочисленными, развешанными, разноцветными, лампочками, — чистый причал, огороженный с белокаменной, высокой, круглой, башней, — восьмиметровым по высоте забором, — светло — серебристого цвета.
Пришвартованный у причала большой, речной, белый, трёхэтажный — теплоход, открытый вход в причал с заметно, покосившимися, (в сторону причала), — высокими, (как и забор причала), массивными (слева и справа открытого входа в причал), — колоннами.
Очищенный, так — же, как и причал от остатков снега, — длинный, широкий, мокрый, асфальтированный, пустой тротуар с заметными (но не от колёс машины), — следами, и так — же, как и высокий забор причала и столбы на причале, светло — серебристого цвета, — фонарные, через каждые пять метров, между, высокими, (оголёнными), чёрными, деревьями, вдоль и с двух сторон, безлюдного, тротуара, — столбы так — же, как и на причале, четырёхметровые и с очень яркими в тёмное время суток и пуленепробиваемыми, белыми, плафонами, размером с футбольный мяч.
Утренняя, — природа тем временем с неожиданным, голубым, почти безоблачным небом и с ещё не тёплыми лучами от долгожданного, солнца, словно, пыталась, — намекнуть, своим видом всем жителям и временно, находящимся в столице, (терпящие), сырой и грязно — серый февраль, — что совсем скоро, наступят, желанные, весенние, ясные и тёплые дни.
— А, колонны, наклонились, наверняка от тарана, тяжёлой, техники, и точно ночка, неспокойная была, — заговорив снова, худой охранник с весёлыми глазами на добродушном, худощавом, лице с заметной, тёмной, щетиной, — перевел взгляд с своих мониторов на напарника, — слева.
Замолчав и широко зевнув, (не выспавшийся), охранник с выпуклым лбом и с каштановыми не густыми и короткими волосами с заметной, сединой на висках, — улыбнулся, «отвлечённому», напарнику, проглотил, остатки, мятной, (уже второй), конфеты, поднялся с кресла, — и потянулся руками в разные стороны.
Опустив свои худые руки, — и продолжая смотреть на «побритого», слева, Палыча, — за соседним, столом, — охранник, среднего, роста стал поправлять, своими, нервными на левой руке, костистыми и длинными, пальцами, — воротник на своей синей, верхней, — (без привычных нашивок, — охрана спереди и на спине), — форме на молнии.
Оставив в покое свой воротник, (сорокапятилетний), охранник с тонкими губами и узким, прямым и коротким носом, снова, улыбнулся, своему «всё так — же отвлечённому», — напарнику и вдруг, — (словно мигом сорвав маску), — изменился и снова заговорил уже и заметно, приглушённым, голосом, — и с каменным, серым, страшным лицом с мутными, (с еле видимыми, радужками, зрачками и белками — склеры), — мрачными глазами.
— И следы на тротуаре, — если приглядеться, то наверняка танк приезжал. — Ты уже в курсе, Палыч, — что произошло?
— Скажу, что молодцы! Не пропустили мразь, да и нашего спасли. — Вовремя наша охрана бдительная открыла нашему, обессиленному, — вход и вовремя за ним закрыли проход на причал, а потом вызванная по тревоге помощь, перенесла нашего с причала, — вниз в подземную палату.
«Наконец то молчун снова заговорил», — подумал с непроницаемым, лицом, охранник, — слушая, дальше, «разболтавшегося на свою голову».
— Даа! Три года назад, — я в этой комнате, тогда за белокаменной, стеной с так — же потайной дверью то — же действовал, быстро и уверенно.. Вовремя открывал и закрывал входы и выходы и в башне, и на причал, и из причала, — снова похвалив и себя (сорока восьмилетний), позитивный и то — же в синей форме, полноватый, Палыч, — продолжал разглядывать сквозь небольшие, прямоугольные, свои очки, «неуклюжие — теперь» на экранах на своих двух мониторах, «заметно, покосившиеся и испорченные, круглые, крупные колонны», — по бокам открытого, двухметрового в ширину входа.
Соглашаясь, мысленно, и размышляя «точно танк и наверняка танк таранил ночью колонны — и не раз но не до таранил, отступил, а значит запугивали мрази», — Палыч, покачал головой и снова стал откровенно и вслух вспоминать.
— Ещё помню женщину, красавицу с длинными, светлыми, роскошными, волосами в таком древнерусском, красном с золотыми узорами, — сарафане как я видел по телевизору, — на светлую с разноцветной, вышивкой — рубашку с длинными, рукавами — охраняли всю ночь. Корзину она тогда три года назад с очень важным внутри, — должна была передать ребятам и одной девчонке, — и именно на причале и именно через своего сына. А в корзине как оказалось было очень нужное и необыкновенное, что помогало потом этим подросткам, — выжить и победить. Ох и натерпелись — же тогда страха подростки и от нечистой силы, что всё — таки проникло тогда на причал, — разнесла, тогда, немыслимая сила, колонны как карточный домик. Представляю, как жутковато было тогда им тринадцатилетним, впервые увидеть и сопротивляться, невидимой всё же нам не обладающих, даром, — как оказалось, реальной, нечистой силе, что не дай Бог — как говорится, повстречать и увидеть.
Замолчав, вздохнув и поправив свои прозрачные очки на носу (картошкой) — охранник с заметной сединой в аккуратно, стриженной, светлой, короткой, причёске, — прежде чем снова заговорить, взглянул, направо, — на четыре на белокаменной, квадратной, (тумбе), между столами, — красные кнопки в ряд с так — же красными, аккуратными, надписями снизу. Колонны. Башня. Комната. Тревога.
— Но не удалось нам всё — таки уничтожить тогда корень Зла в столице и теперь эти люди — нелюди, расплодились как пасюки. — А ведь как надеялись тогда три года назад, когда те — же, — избранные, СВОЗЕМы, — и ещё один такой необычный, очень умный, пацанёнок, мелкий, — всё — же вмешались и вычислили очень опасного среди нас предателя. — И куда только наши глаза глядели? — Ну тогда, когда сильно тряхануло. — Помнишь? — Тогда ещё живого, Камиля Александровича, — нашли. Он один остался в живых после взрыва, девять лет назад, когда почти все его коллеги учёные погибли, — нас с тобой тогда здесь ещё не было. А за пять дней до этого ну три года назад в белокаменной, стене, башни, сделали, — окошко с плотной, светлой, занавеской. Ну что бы женщина та высокая и красивая с корзиной могла своими глазами, а не на мониторах видеть в нужное ей время, причал — и дать нам знак через камеру, открыть вход в башне, — и вовремя ей выйти. А занавеска та для маскировок, что — бы ночью не светило из тоннеля, — и разноцветные, горящие, лампочки были тогда так — же, как и сейчас развешаны над причалом. — Ну помнишь, тогда, закрывающие, вход в причал, — колонны разлетелись от немыслимого, удара как камешки, да и что — то с проводкой случилось? — Жуткая непогода тогда была и лампочки, и фонарные столбы на причале почти на всю ночь погасли, — но потом снова зажглись. А окошко потом снова заложили, белыми, камнями. — Помнишь?
— Помню, Палыч.. И лампочки, развешанные то — же помню.. — Разноцветные.. Которые, кстати чтобы выключить, как и фонарные столбы на причале, — нужно просто надавить на одну, левую, белую на уровне пояса, — клавишу, внутри так — же белой рамки в стене в двух шагах слева от (входа) в башню. Вторая, — правая и то — же кстати, белая, клавиша, внутри той — же рамки, выключит свет на фонарных столбах, вдоль тротуара. И так — же помню, как рассказывали мне охранники про женщину ту с роскошными, волосами и в древнем платье, — которую приняли и выслушали тайно такие как ты МЕЧЗАСы, — с начальством нашим. А потом как она смело вышла на причал в очень буйную, непогоду и отдала какому — то плачущему, лысому в красной куртке, мужику, — корзину, накрытую, белым платком. Но я тогда дома был, — Палыч.. На выходных. «И был я пьяным вдрызг. — И откуда взялась эта баба?»
Ответив, всё тем — же, приглушённым, голосом и мысленно, дополнив, и (спросив), самого, себя, — худой, охранник, перевёл свои мутные, мрачные, глаза на свои мониторы.
Через три секунды, наклонившись к своему столу, — охранник, быстро, (застучал), своими, костистыми, длинными с (неаккуратными и грязными ногтями), пальцами по белой клавиатуре.
Еле, заметные, камеры, видеонаблюдения на высоких вдоль и с двух сторон, тротуара, — и чёрных и без единого, листочка, деревьях, мигом, показали, — и двухсотметровый от входа в причал, тротуар, — почти до с пешеходным, переходом, — дороги, с двухсторонним, редким, автомобильным, движением, — и стальное и то — же не низкое и справа, (если лицом к причалу), — и в пяти метрах от и вдоль, (но не до конца), тротуара, — ограждение, чёрного цвета с колючей, сверху, тускло — сверкающей, проволокой, — и так — же большие, затемнённые, окна, нового, шестнадцатиэтажного дома в шести метрах от и так — же вдоль, (того — же), — трёхметрового по высоте и чёрного, (огораживающего — многоэтажный, дом), — ограждения с кованными узорами.
В двадцати метрах, от двухсторонней, дороги, находился, (недосягаемый), для камер — видеонаблюдения, закрытый, (нарочно по чьей — то злой воле, что — бы отгородить причал от оживлённой столицы), заброшенный, огороженный, высоким, железным, чёрным забором, — парк с закрытыми на большой, ржавый, (амбарный), замок, — железными и так — же высокими и чёрными, воротами.
— Знаю, и помню я и про выключатель, Фёдор. И я не думаю, что кто-то из людей тогда выключил свет на причале. Контролирующие, тогда и причал, охранники, то есть я и напарник, — мы ни на секунду не отвлекались от мониторов, и мы заметили бы тогда, — даже пролетевшего комара. А значит! — Это дело рук говорю я тебе и про сломанные, колонны, да и про жуткую непогоду всё -таки реальной, невидимой, нам, — нечистой силы. Вот такие вот дела, — чересчур, странные и опасные. Но как рассвело всё стало как прежде и даже красивее и прочнее, и — это радует, а значит нам всегда помогают так — же невидимые нам Добрые силы! — снова заговорив неожиданно, «как ребёнок», — высказался не отрывающийся от своих мониторов, Палыч, — а подумавший и выслушавший с страшным, — и лицом, и взглядом, стоящий возле своего стола, Фёдор, — ухмыльнулся и (подтверждая), — молча кивнул вниз своим серым и небритым, подбородком.
— Всего два подъезда у такого огромного дома и на каждом этаже всего по две квартиры, — заговорив, после, снова, замолчавшего, напарника, — (мечтающий), худой, (как оказалось — опасный), напарник, вздохнул затем переключив, картинки на своих двух мониторах, — стал смотреть, своими мутными, мрачными, глазами на экране на одном мониторе на теперь, слева, (если лицом к причалу), — неспокойные в четырёх метрах от чёрного с колючей, сверху, стальной и тускло — сверкающей, проволокой, — ограждения, (так — же в пяти метрах от и вдоль тротуара), — тёмные тени в полу мрачных, промежутках, между, заброшенными, неказистыми и ржавыми, (вдоль тротуара), — гаражами, до и в шести метрах, — от высокого, светло — серебристого, забора причала.
Взглянув, — пристально на «ровную», мягкую, чёрную, почву с дотаивающими, остатками, грязного, снега и без заметных, следов, как и справа от и вдоль тротуара до чёрного (из стали), ограждения, — Фёдор, ухмыльнулся и подумал. «На границе всё спокойно!»
Затем, — переключив, картинки опять с видом на новый дом темно — серого цвета, — охранник, словно желая (заразить), напарника, своей мечтой, снова заговорил и опять, приглушённым голосом.
— Представляешь какие там огромные квартиры и сколько там больших комнат, — Палыч?
— Ты это о чём? — не отвлекаясь от своих мониторов, — «наконец — то», — переспросил, Палыч, — в то — же время работая не тонкими пальцами с своей клавиатурой и снова поправляя свои (аккуратные) очки и всматриваясь на свежеокрашенный в тёмный цвет, — шестнадцатиэтажный дом на своих экранах.
— Ты, чего, Фёдор? — удивился сразу — же, Палыч. — Забыл, что ли для кого этот дом построен? — Если забыл, то открой в трёх метрах за своей спиной почти возле холодильника, — деревянную, дверь, затем, сделай, четыре шага, вперёд и за такой — же слева, коричневой, крепкой, дверью, — но в туалет, поднимись по спиральной, лестнице на верх башни, — и присмотрись, сверху в подзорную трубу на треноге, какие люди приезжают и уезжают к дому и от дома на дороговатых, машинах. Только хорошенько присмотрись!
— Да нет, не забыл я Палыч, — как подняться на башню и какие люди и за какие дела живут в этом доме, — сразу — же, ответил охранник в то — же время косясь, своими, мутными, мрачными глазами на закрашенную, светло — серебристым, цветом, — костяшку, среднего, пальца на правом, сжатом на столе «не маленьком», кулаке, Палыча, — и засовывая свою левую, дрожащую, руку в левый, карман, своей, лёгкой, верхней формы.
— Может тебя, зацепило, зараза то не дремлет? — снова спросил и улыбнулся, «ничего, неподозревающий и незамечающий», — Палыч, — не обращая внимания на руку, Фёдора, — и тем, более не видя его вспотевшие, липкие, пальцы, — обхватывающие, сейчас в кармане, темно — серую, (холодную), рукоять, острого, стального и короткого кинжала.
— Ну, ты даёшь? — продолжал подшучивать, Палыч, — и в то же время, всматриваясь на своих экранах на показавшуюся, машину на широком тротуаре, — приближающуюся к открытому входу на причал на большой скорости.
Узнавая, — машину, стального цвета, — Палыч, вздохнул, задумался и через две секунды, настороженно, — спросил у напарника в то — же время, не отрываясь взглядом от быстрой машины на экране на одном из своих мониторов.
— Ты, когда, — Фёдор в последний раз проходил (медосмотр) у Целителя? И что это у тебя с голосом, случилось?
«Всё же заметил, — Палыч.»
— Как положено, — напарник, двадцатого февраля, второй раз за месяц, следующая, проверка, — первого марта. А голос, — так это от конфет мятных, попить надо, — тут — же ответил, напрягшийся, Фёдор, — и уставился своими мутными, страшными (особенно для слабонервного), глазами на «короткую» шею, Палыча, — в то — же время, крепко, сжимая в своём левом, кармане, тонкой. куртки, своей, побелевшей, кистью, — холодную, рукоять, кинжала.
— Молодец! А то я уж подумал, что ты того стал, МРАЗММом.., — похвалил и тише добавил, (позитивный), Палыч, — продолжая, наблюдать за резко, разворачивающейся, машиной, прямо на асфальтированной, небольшой, стоянке, — (справа) от входа в причал и от тротуара, — и заранее, протягивая, правую руку к красной на белокаменной, (тумбе), — кнопке с надписью. Колонны, — со следующими, но уже укорительными, словами, — адресованные, выходящему из припаркованной, машины.
— Ну сколько раз я предупреждал этого молодого человека, у кого тем более сегодня в такой день! День рожденья! Ну не носись же ты на машине хотя бы тогда, когда ты не преследуешь или тебе не грозит опасность. Сейчас выйду и как всегда поругаю этого гонщика. И кстати освещение на причале и так — же фонари на тротуаре выключу!
— Ну ему же можно, Палыч. Он же среди нас особенный человек, — сказал и подметил, Фёдор, — не обращая внимание на выступивший пот на своём выпуклом с заметными, морщинами, сером, — лбу, и продолжая, косится, своими мутными, мрачными, глазами и на «доверчивого, Палыча», — и так — же на монитор «где уже по причалу шёл тот, кого он очень, очень ждал. А значит пора действовать. — Да! И не надо никого жалеть, — у твоего напарника совсем другие мечты. Помни про обещанный подарок», — тем более поддержал, Фёдора, — в его голове, — голос, (сейчас), — невидимого ему, — направляющего, — и Фёдор (сделав выбор), окончательно, — решился на убийство.
— Ты это Палыч. Извини..
— Да брось ты, — не бери в голову! Сам же понимаешь, времена, тяжёлые настали, — сказав, замолчав и вздохнув, — Палыч, убрал руку от нажатой, красной, кнопки и стал внимательно, наблюдать на экране, на мониторе как, — сдвигающиеся, высокие, массивные, испорченные колонны, — закрывая вход за шагнувшим на причал «а то вдруг была слежка за очень знакомым ему и Фёдору, — человеком», — медленно, потягивают за собой и с двух сторон не сплошной, забор, «растягивающийся как гармошка и словно светло — серебристые, высокие и острые в тесном ряду, — копья великанов».
— Да нет.. Я не про то, что замечтался по (чёрному.)
— А про что? — спросив, удивлённый, Палыч, — поднялся с своего удобного кресла, выпрямил с руками в бока свою спину, — и только сейчас взглянул на стоящего справа, Фёдора, — и (наконец — то), увидев и понимая тут — же крикнул прямо в снова изменившееся, — и теперь злое, землистого цвета, лицо с жутковатыми, «без белых, белков — склер и радужек с зрачками», — полностью, тёмном — серыми, глазами.
— Ах ты мразь! Предал нас!
— Да! Как видишь, с злой ухмылкой, прохрипел, (озверевший), — Фёдор в (растерянные) глаза (то — же невысокого), — Палыча и (даже не думая о пощаде), — нанёс удар прямо в горло под подбородком, — своим острым, стальным, кинжалом.
Оглянувшись, не человеческими, глазами на пустой, (сквозь, прозрачное, стекло), — светлый, тоннель, — Фёдор, кивнул сам себе (типа, что тихо), — и снова перевёл свой жутковатый взгляд на «ошеломлённого и застывшего» с расширенными от боли глазами, Палыча, — захлёбывающегося, своей — же, кровью.
Точная зная, что «насмерть», — Фёдор (успокоился), оглянулся, снова, изменившимися, теперь, мутными, мрачными глазами, — на тоннель, — кивнул вниз опять каменным, серым, подбородком, — и заговорил снова приглушённым голосом.
— Мне квартиру, пообещали, — Палыч. Дочки у меня подросли, — Палыч.. Две дочки. Ещё и жена, некстати, — сильно приболела. А живём мы что бы ты знал вчетвером в маленькой, двенадцатиметровой, комнатке в многолюдной, коммуналке. Сил уже нет никаких, Палыч, — терпеть такое в наши времена, когда уже большинство живут в столице в отдельных квартирах.
Не обращая внимания на то как неловко, — опустившийся в своё кресло, обливающийся, кровью, Палыч, — теперь, неуклюже и боком падает на белокаменный пол, — замолчавший с непроницаемым лицом, Фёдор, — кивнул на мониторы где на экранах по причалу уверенным, быстрым, шагом приближался к башне знакомый ему парень, — и снова заговорил, глядя своими мутными, мрачными глазами, — на уже лежащего на белокаменном полу и без слетевших с переносицы очков, «светлоглазого», — Палыча.
— А у этого, чересчур, меткого стрелка, — так детей же у него нет, Палыч.. И если за его голову, понимающие меня люди дарят мне огромную квартиру, — то почему бы и нет, — Палыч.
Перестав откровенничать, — Фёдор, вытащил, мятый, несвежий, платок из правого кармана своих синих брюк, — и стал торопливо, вытирать им и кинжал, и свои руки от крови (жертвы), — в то — же время безжалостно, запихивая под стол своими ногами в чёрных, невысоких с чёрными шнурками, — ботинками, «ещё живого, толстого, Палыча».
С еле слышным стоном, — лежащий на белокаменному полу, окровавленный, Палыч, — из последних сил попытался дотянуться правой рукой до синего воротника, наклонившегося, Фёдора. — «Чьи, прежде, всегда, жизнерадостные, весёлые, светло — голубые, глаза, — теперь стали мутными, мрачными и пристально смотрели на него как на жертву».
— Не надо, Палыч. Не надо, — отталкивая небрежно, — неуверенную, правую руку с судорожно, дрожащими в крови, пальцами, — (посоветовал), Фёдор, — затем убрал свой кинжал в левый карман своей верхней формы, опустился на правое колено и стал запихивать свой несвежий платок в — с кровавой, пеной, рот «живучего, МЕЧЗАСа».
— А у Целителя на (медосмотре), последние три раза братишка мой был, — близнецы мы, Палыч. Он в детском доме то — же с детства жил, — и он из дальней, Подмосковной, — деревни приехал ко мне по моей просьбе в назначенное мной время. Очень обрадовался он, когда я его нашёл два года назад, — и всегда был рад помочь мне, — не очень (здоровому) и с (медкомиссией.) Мужик он (чистый) как стёклышко и наивный, но то — же, как и я всегда хочет жить с семьёй с детишками, — и не бедно. Наши то родители пили часто и сильно, да и курили да так и сгорели с непотушенными (бычками) в старом, деревянном, доме в Подмосковье. Уснули они после очередной попойки. А мы тогда маленькие были телевизор в другой комнате смотрели, — мультфильмы, но успели выбежать из горящего дома ну а (заботливые), органы опеки (разделили) нас зимой по разным детским домам. Получается мне старшему на полминуты повезло больше, — я оказался в Москве. — Но у братишки как говорится своя жизнь свои мечты про свежий воздух, большой дом, про огород, про корову, про свежее молоко и мясо. А у меня свои.. Как оказалось, (реальные) в нашей обожаемой и очень дорогой столице.
Наблюдая как с последним вздохом у Палыча, — из правого глаза по гладкой щеке покатилась «чистая и блестящая слеза», — Фёдор, отшатнулся и резко встал с колена.
— Ну так жалко тебя, Палыч, — прямо аж до слёз, — съязвив, Фёдор, — неожиданно, вздрогнул и тут — же застыл с всё тем — же каменным, серым, лицом и мутным, и мрачным, взглядом на окровавленный труп, (словно, — наслаждаясь своей проделанной работой).
Через пять секунд (так как нужно) опять неожиданно, — вздрогнув, Фёдор, — (очнулся), изменился, — и снова, улыбнулся, как и прежде, (человеческим), добродушным, лицом с светло — голубыми, весёлыми глазами.
Взглянув на мониторы и покачав головой, (радостный), — Фёдор шагнул к белокаменной тумбе и сразу — же нажал своим указательным, костистым пальцем правой руки на красную кнопку, — с надписью снизу. Башня.
(Отделившийся), тем временем от (в районе сердца), полноватого тела, Палыча, — маленький, размером с (витаминку), искристый, золотой и гладкий (шарик), — пролетел сквозь, пуленепробиваемое, прозрачное, стекло и мигом оказался у белокаменной, круглой стены.
«Что — то не так?» — насторожился, остановившийся в двух шагах, — напротив, мощной, белокаменной, башни, — одетый в лёгкую, ниже пояса, и чёрную, поверх белой футболки, (застёгнутую), весеннюю, курточку, — черноволосый, (метр семьдесят), нормального, телосложения, — юноша с заметными скулами на серьёзном лице с еле видимыми, мелкими на лбу, прямом, нормальном носе, щеках и подбородке, — шрамиками.
«К тому же, как я знаю сегодня с семи утра дежурит, — Палыч. А он всегда встречает меня на входе и (ругает) за быструю езду. — Непонятно? И фонари на тротуаре и на причале, как и разноцветные лампочки всё ещё горят, а уже достаточно рассвело, — девятый час?» — продолжая размышлять и пытаясь понять. «Что — же происходит?» — юноша с причёской, (полубокс), — шагнул в левую сторону, приблизился к незаметному в (скромном), углублении в белокаменной стене, — белому на уровне пояса выключателю с двумя так — же белыми, прямоугольными, клавишами, — выключил освещение на тротуаре и на причале, вернулся на прежнее место, опустил свой настороженный, (с напряжёнными, бровями) взгляд, — под (еле заметной) сверху на белокаменной стене, — белого цвета и маленькой, камерой, видеонаблюдения, — на свои чёрные, джинсы с чёрным, кожаным, широким с классической пряжкой, — ремнём, и на свои начищенные до блеска, чёрные, кожаные туфли.
В следующую секунду решив. «В тоннеле точно, что — то не так!» — юноша поднял голову с уже спокойными взглядом и бровями и стал медленно левой рукой расстегивать молнию на своей весенней курточке.
Ожидая любую опасную для своей жизни встречу, юноша стал смотреть своими, уверенными, чёрными, глазами как часть белокаменной и круглой стены, — стала медленно опускаться вниз в подземный проём.
Наблюдая в то — же время за своей, (следующей жертвой) на мониторах убитого, (напарника), — Фёдор, (не заметив), наступил на (лужу) крови на белокаменном полу возле мёртвого тела.
Понимая, что ( — это улика и что ему ещё работать на два фронта), — добродушный охранник улыбнулся, нагнулся, опять небрежно вытащил изо рта мёртвого, Палыча, — свой испачканный в крови платок, поднял свою правую ногу из (лужи), и стал быстро и тщательно, вытирать, платком, (улику), — на подошве, своей обуви, (сорокового), размера.
Через секунды двадцать, как только полностью открылся вход, — и он ошеломлённый, неожиданно, — увидел прямо перед собой на последней белокаменной, ступени из подземного, тоннеля, — исчезающего с ног почти невидимого, прозрачного с грустной улыбкой, Палыча, — предупреждающего его об опасности внизу, поворотами головы влево и вправо, — юноша сразу — же, прошептал. — Нет, — Палыч! Нет! — Ну, как же так?
— Кто это сделал, Палыч? Кто? — еле сдерживая себя снова, чтобы не закричать, — юноша, понимая теперь, что «пришла, смерть», — с хрустом сжал свои крепкие кулаки в то — же время продолжая смотреть как еле видимый, прозрачный, Палыч, — закрыл глаза, — исчез, — и как искристый, золотой, маленький, (шарик), — медленно «словно прощаясь», пролетел мимо его лица, — и мигом взметнулся вверх в ещё голубое с редкими, белыми облаками, — небо.
В следующую секунду крик из светлого внизу, тоннеля.
— Эй! Наверху!
Заставил юношу напрячься и резко опустить взгляд с неба.
Размышляя, «это может быть (замаскированный), враг!» — черноволосый юноша вздохнул, собрался, улыбнулся, — шагнул в открывшийся вход, — и начал медленно спускаться вниз по белокаменным, широким, ступеням.
— С днём рожденья, Ворон! — громко поздравил, — стоящий, внизу в тоннеле, — улыбающийся, худой охранник в светло — коричневых не прозрачных и почти квадратных очках.
Спасибо! — узнавая охранника, Фёдора, — сразу — же (пошёл на встречу), Ворон, –продолжая, неторопливо, спускаться, вниз в тоннель по широкой, белокаменной и длинной, лестнице, — и смотреть на воздух перед собой (как всегда с довольной улыбкой), — и в то — же время снова размышлять.
«Надо проверить, Федора, — несмотря на то, что я ему доверяю и знаю его как верного, РАЗДУИМа — охранника, — и своим старым, надежным и проверенным способом. — Зачем он надел очки никогда же не носил?» — решил и насторожился, — неостанавливающийся, неторопливый и улыбающейся, Ворон, — и стал действовать…
В следующую секунду, — Ворон с уже серьёзным лицом и глазами заострил своё внимание на лице охранника, — и ровно через две секунды, — нарочно и одновременно, моргнул двумя глазами.
Продолжая, — медленно, спускаться по лестнице, — улыбающийся, снова, и размышляющий, Ворон, — не отрываясь, своими, пристальными, чёрными, глазами теперь «от злого, землистого цвета, — лица, охранника, и так — же от изменившейся по цвету, тёмном — серой, формы, обуви и очках теперь в стальной тускло — сверкающей, оправе, — и точно то что, Фёдор, — прячет за тёмном — серыми линзами свои демонические глаза», — понял. «Фёдор предатель и враг! И дожидается именно его что — бы убить!».
Наблюдая как, Фёдор, — через пять секунд снова стал как прежде, — добродушным, улыбающимся и в (нормальной) одежде, обуви, и очках, — Ворон, неожиданно, — для охранника задал вопрос.
— Почему, Фёдор?
— Что? Почему? — сразу — же и то — же громко переспросил тут — же напрягшийся охранник в то — же время резко засовывая свою левую руку в левый карман своей верхней, синей формы.
— Почему ты убил, Палыча, — Фёдор?
После второго заданного и то — же громкого вопроса, — осторожный, внимательный и снова серьёзный, Ворон, — остановился на десятой от низа белокаменной, широкой ступеньке, — и стал выжидать.
Не отвечая на вопрос, улыбающийся, Фёдор, — вдруг, — резко вынул свою левую руку из кармана своей синей, лёгкой куртки, — и тут — же снизу, метнул в очень желанную, замеревшую, (цель), — своё, смертельное, оружие.
Острый, стальной, тускло — сверкающий, короткий, кинжал, — рассекая, чистый, воздух с ярко — жёлтыми искринками, (что видел, Ворон, — и всегда радовался, — им когда видел, — их и так — же когда спускался в тоннель), — вонзился бы точно в сердце если бы, Ворон, — знающий точно, как внезапно и метко метает ножи, Фёдор, — не принял бы верное, мгновенное, решение за две секунды до того, как убийца, вытащил руку из кармана и метнул в него свой острый кинжал.
В следующую секунду в недолгом полёте над белокаменной, лестницей, Ворон, — мгновенно, правой рукой, вынул из кожаной, коричневой, кобуры под левой рукой, свой блестящий, (отполированный), пистолет, — и мигом нажал два раза, своим, указательным, пальцем на стальной курок, — в тоже время, успевая, отклонить свою голову от острого, — и на конце полотна.
Кинжал с темно — серой ручкой всё же задел над правым ухом, — остриём и до крови, голову, (летящего), — Ворона, затем, (встретив), — тринадцатую, белокаменную ступень, — кинжал отскочил от твёрдой преграды, — и (бесполезно), упал на двенадцатую, белокаменную ступень.
Выстрелы с надёжного пистолета были куда точнее..
Прижимая свою левую в крови, — кисть к своей (простреленной) груди и ёрзая от жуткой боли по белокаменному полу своими ногами в чёрных ботинках, — лежащий на спине без упавших с глаз на белокаменный пол, — очков, — Фёдор, злобно захрипел.
— Будь ты проклят Ворон.. Убийца отца двоих детей.
Сгруппировавшийся на полу ещё лежащий, Ворон, — не переставая направлять оружие на дёргающегося на полу, — быстро поднялся и приблизился к «ещё живому предателю».
— Я в первую очередь судья, — ты наверно забыл, Фёдор. Я! — Судья — ликвидатор! И я имею право приговаривать и сразу — же ликвидировать, убийц, — тебе подобных. И ты знал, что эта участь ждёт и тебя если ты убьёшь мирного жителя города, — и так — же, МЕЧЗАСа. — Тебя инструктировали и не раз!
— А теперь, Фёдор, — скажи мне, — Почему ты убил, Палыча, — а потом хотел убить и меня?
— За твою.. Смерть.. Квартиру.. Огромную.. Моя.. Мечта..
«Успевая как говорится, вовремя, исповедается, — предатель, сверля, меня, своими, демоническими, злыми, глазами, — дёрнулся и помер,» — высказавшись, молча, хладнокровный, Ворон, — стал наблюдать как из раскрытого, перекошенного рта, — убитого, стали вылетать, чёрные и жирные, неспокойные точки.
Зная точно, что сейчас произойдёт, Ворон, — быстро отошёл от мёртвого тела на полу на несколько шагов.
В следующую секунду как всегда, — внезапная, ослепительная, белая, вспышка как обычно после ликвидации, убийцы, (заставила), — Ворона тут — же закрыть глаза на несколько, коротких, секунд.
Открыв глаза и оглядевшись в светлом тоннеле, — и не заметив в воздухе возле трупа ни одной чёрной, жирной и неспокойной точки, — довольный, Ворон, — снова улыбнулся «порхающим в воздухе и заботливым ярко — жёлтым искринкам».
Убрав в кожаную слева под рукой коричневую кобуру свой блестящий пистолет, — Ворон, зашёл через открытый проём в пуленепробиваемой, прозрачной (стене) в светлую, белокаменную комнату.
Приблизившись к телу почти под столом и осторожно руками перевернув (съёжившегося), — Палыча на спину, — нагнувшийся, Ворон, — увидел на окровавленной шее под подбородком, — страшную рану.
«Это мой коронный, — и бросок, и удар!» — тут — же вспомнил, Ворон, «хвастающегося, Фёдора, — кидающего, метко, нож своей левой рукой с десяти метров в ближнее от входа в причал, дерево с нарисованной, — мелом, головой и шеей».
— Знал бы тогда, что потом случится, пристрелил бы провожающего меня до машины, — всегда весёлого как оказалось (замаскированного), предателя, — прямо возле входа в причал, — негромко, высказавшись, теперь, вслух, — Ворон, осторожно закрыл правой ладонью, открытые, (неживые), глаза, Палыча, — потом снова выпрямился и тяжело вздохнул.
Взглянув на (лужу) крови с отпечатком обуви возле головы убитого, МЕЧЗАСа, — серьёзный, Ворон, — снова тяжело вздохнул и вдруг, — побледнел и (сморщился) лицом от внезапной, — жуткой, боли в голове, — пронзившая его мозг словно стальной, раскалённой, иглой, — именно через то место где всё — же над правым ухом кровоточила, красными, капельками, (свежий, порез) — царапина.
Понимая, «что сейчас он потеряет сознание», — Ворон еле прошептав, Целитель! — потянулся еле слушающейся, дрожащей, правой рукой к еле видимой сейчас его глазами, — красной кнопке с красной, снизу, надписью. Тревога.
Успев нажать на нужную кнопку, Ворон, — рухнул на белокаменный пол, — а в каждом жилом и нежилом, белокаменном под землёй, — помещении, сверху двери, — замигала, красная, большая, лампочка.
Через секунд десять, (сопротивляющийся), Ворон, — потерял сознание и с головой (окунулся) в полумрак, — где уже знакомый ему вкрадчивый, голос стал настойчиво, нашёптывать ему (свои) указания..
Через полторы минуты из глубины, светлого, извилистого, тоннеля, — показался, маленький но быстрый и мощный, и почти бесшумный, вилочный, — голубого (и даже колёса), цвета, погрузчик с повозкой с невысокими, коричневого цвета, деревянными, бортами.
Молчаливые и серьёзные, — сидевшие на деревянных и так — же коричневых по цвету скамейках по бокам, длинной и широкой, (не крытой и как в некоторых парках), повозки, — люди были заметно напряжены и взволнованы.
Глава 2.
— Что скажешь, Целитель? — переживая за Ворона и Палыча, — спросил, тревожным, голосом, — негромкий, плотный, (пятидесятидвухлетний), — и чуть выше среднего роста, (гладко выбритый), серьёзный мужчина с сединой в чёрных и густых, — закрывающие, уши, — (средних) волосах.
— Ворон, без сознания, — Камиль Александрович. Но никаких огнестрельных и ножевых ран и переломов костей и черепа, — я не увидел и не обнаружил. Ну если только царапина на его голове над правым ухом, — я аккуратно замазал зелёнкой. Ну а Палыч к сожалению, мёртв так же, как и Фёдор в тоннеле, — сразу же стал отвечать, — осматривающий в комнате на корточках, — неподвижные тела на белокаменном, полу, — худощавый в белом халате (ровесник), Ворона.
Осторожно вытащив из кобуры, Ворона, — пистолет ТТ со звёздами на рукоятке с двух сторон, — внимательный с (классической), причёской, Целитель, — обернулся и протянул оружие «так несмотря на пластические операции всё-таки похожего на Ворона. Вернее, наоборот,) — заметил и сразу — же поправил себя, Целитель, — глядя снизу на взволнованное с заметными скулами лицо, Камиля Александровича, — забирающего пистолет, Ворона, — своей, заметно, дрожащей, правой рукой.
— Можно уносить? — спросил громко так — же приехавший на повозке, — высокий с широким, подбородком, серьёзный, охранник то — же лет (тридцати) как и его широкоплечий, более, низкий так — же прибывший, (то — же побритый), рядом, стоящий в тоннеле, напарник — и так — же, как и все охранники в синей форме.
Поднявшись с корточек ростом (метр семьдесят пять), Целитель, — убрал поднятые с (чистого) пола, — закрытый, флакончик с зелёнкой, бинт, вату в прозрачном, целлофановом, пакетике, прозрачную, пластмассовую баночку с ватными палочками, — и так — же найденные под столом очки, Палыча, — в левый, глубокий карман своего белого халата, — и сразу — же посмотрел на молчаливого, серьёзного, Камиля Александровича, — не отрывающегося, пристальным взглядом от лежащего на спине и без сознания, — Ворона.
Увидев молчаливый ответ, — подбородком вниз, — Целитель, тут — же ответил стоящим в тоннеле возле открытого проёма в пуленепробиваемой, прозрачной (стене), — двум (короткостриженым), охранникам в тоннеле
— Ворона в палату, а Палыча и Фёдора в мою лабораторию. Вот, Роман, — возьми ключи. И осторожно.. Палыча несите, — обращаясь к первому, шагнувшему в комнату более подвижному, высокому охраннику, — Целитель, отдавая ему связку (запасных) ключей из своего правого то — же глубокого кармана, — быстро и внимательно посмотрел на чёрные «наверняка сорок третьего или даже сорок четвёртого размера», туфли, — Романа. А потом и на «такие — же по размеру, но светлые и широкие кроссовки у его более низкого, но более крупноватого напарника».
Тем временем, худощавый, (аккуратно, побритый), — выше, среднего, роста, (лет, — пятидесяти пяти), водитель, вилочного, погрузчика в синей форме охранников, — и так — же как у погибшего, — Палыча, с аккуратно, закрашенной, светло — серебристой, (не смываемой без специального не существующего и в продаже раствора — краской), — костяшкой, среднего пальца но только на левой руке, — и в (но не как у убитого, Палыча), — полуботинках, коричневого, цвета, — не теряя времени отцепил от повозки, погрузчик, аккуратно, развернул, погрузчик в светлом и широком тоннеле и заново, прицепил, негромкий, погрузчик к повозке, — но уже с другой стороны.
Продолжая говорить, Роману, — внимательный, Целитель, — снова, быстро, взглянул на «отпечаток, — скорее сорокового размера», в (луже) крови, — и на всякий случай быстро взглянул на черные «скорее, сорок второго размера, как и у его сына», — туфли на ногах, Камиля Александровича, — а потом и на коричневые, полуботинки на убитом, Палыче, — «и так — же сорок второго размера».
— Да и на всякий случай пристегните, — Ворона к кровати, также, как и поступившего, (пациента), — прошлой ночью. И, Роман, — подожди нас в палате за закрытой на ключ дверью, — пока мы не вернёмся.
— И без паники, — пожалуйста! Никому пока ни слова! — добавив громче чем, Целитель, — отец, Ворона, — убрал пистолет в правый карман своей лёгкой, — поверх, белой, рубашки, — и ниже пояса, бордового, цвета, куртки, — (застёгнутой) до груди на молнию, — и тут — же, пропуская, охранников, — отступил к белокаменной стене.
Через минуту серьёзный водитель — МЕЧЗАС, поправил на своей с аккуратной, (короткой), стрижкой, — седой, голове, морскую с золотым якорем и с чёрным, козырьком, белую фуражку, — и уверенно надавил на педаль газа своей правой ногой.
Маленький, но мощный, вилочный, — голубого цвета погрузчик, — плавно и почти бесшумно и быстро повёз за собой длинную, — с так — же голубого цвета (как у погрузчика), колёсами, — и широкую повозку с тремя, неподвижными, телами под (присмотром), двух, — сидящих по бокам на деревянных скамейках, — молодых и крепких, серьёзных, охранников.
— Так, что — же случилось, Целитель? — снова негромко спросил, Камиль Александрович, — у внимательно, осматривающегося в светлой, комнате, — Целителя.
— Как только я просмотрю в своей лаборатории записи с камер видеонаблюдения, Камиль Александрович, — тогда я подробно расскажу вам, что здесь произошло, — ответив и пока есть время, Целитель, — быстро вышел из комнаты, — и быстро подбежал к белокаменной и широкой лестнице.
Отец, Ворона, — остался стоять на месте в то — же время глядя на капли крови на столе на белокаменном полу, — и так — же на (лужу) крови с отпечатком обуви.
Тяжело вздохнув после внимательного осмотра, Камиль Александрович, — горестно прошептал.
— Эх! Палыч! Палыч! Не уберёг ты себя! Не уберёг! — Но как же так? Как же так?
Через три минуты отвлекая, Камиля Александровича, — от печальных мыслей, — вернувшийся и сразу — же заговоривший, Целитель, — показал учёному в прозрачном, целлофановом, пакетике, — найденное им холодное оружие.
— Теперь мне всё ясно и мне даже не нужно просматривать запись с камер видеонаблюдения. — Это кинжал, — Фёдора! Как я уже услышал от МЕЧЗАСа, — он хвастался им с самого раннего утра, — прежде чем заступить на дежурство. Говорил, что кинжал — это подарок от незнакомого ему и молодого и очень богатого человека, — за то, что он ночью защитил его помощника, мужского пола, — прямо перед дверью, — получается, круглосуточно, — работающей, нотариальной конторы. Точно не помню, но то ли от хулигана, то ли от пьяницы, — как говорил, Фёдор. И я уверен сначала, Фёдор, — кстати у кого сороковой размер обуви, как и у отпечатка обуви в крови на полу, — убил, Палыча, — нанеся ему смертельную рану в шею под подбородком, — этим я уверен старинным и дорогим, коротким, кинжалом с тёмно — серой ручкой. Ну а потом хотел убить, Ворона. Но, Фёдор, — промахнулся, а Ворон как мы все знаем никогда не промахивается. Злые, МРАЗММы, — продолжают беспощадно убивать ради своих целей, Камиль Александрович, — а (живучий) я очень надеюсь, что не вечный, мёртвый — не человек, наверняка сделал так, что — бы лицо озверевшего, Фёдора, — было таким каким его видят благодаря своему дару все, СВОЗЕМы. — Мёртвый не человек решил напугать, Палыча, — ну что бы он испугался и перешёл на (его) сторону, — и я уверен, что — это так! Но, Палыч не из робких и поэтому, погиб, не попросив, пощады у убийцы.
— Понятно, что Фёдор, — напал внезапно и Палыч, — вычислив, Фёдора, — просто растерялся и не успел защитить себя специальной, ослепляющей при желании, МЕЧЗАСа, — краской на своей костяшке, — и не встал на колени и не спрятал лицо в ладонях, а смело смотрел прямо в демонические глаза смерти. — Но почему, Фёдор, решился на это убийство, — когда ты в последний раз проводил (медосмотр) и заострял на нём своё внимание? Ну то есть проверял его здоровье, морально — психологическое состояние, да и глаза, голос и мимику лица в конце — то концов?
— Как положено через каждые десять дней, последняя проверка была двадцатого февраля. Но теперь придётся проверять, РАЗДУИМмов — охранников и я думаю даже, МЕЧЗАСов, — сразу — же после прихода на причал, — ответив и продолжая говорить, Целитель, — нажал на красную кнопку с указывающей надписью, Башня, — что — бы закрыть всё — ещё открытый проём в белокаменной, стене, круглой башни.
— Но тогда, Фёдор, — был (чист), и даже слишком.
— Тебя, что — то насторожило? — переведя взгляд с красных кнопок на Целителя, — сразу — же спросил серьёзный, Камиль Александрович.
— Ну, как бы — это сказать..? — Короче говоря как говорят про абсолютно здоровых людей, — Фёдор, судя и по анализу крови был здоров как бык, — снова сразу — же стал отвечать, Целитель.
— А видимо, не высыпающийся в свои выходные, Фёдор, — особенно в последний месяц выглядел неважно, сильно нервничал, курил часто в туалете и алкоголь принимал на выходных не в меру. — К тому — же, Ворон, — мне намекнул, что у Фёдора, — бытовые проблемы и жена сильно заболела. Я предупреждал кстати заметно нервного, Фёдора, — что нужно знать меру от него постоянно сильно пахло перегаром. Пытался осторожно поговорить с ним о его семейных проблемах, но он резко сказал мне, что яйцо курицу не учит. — И что не бритый как положено и сигареты, и алкоголь — это раздражение кожи, и чтобы снять нервное напряжение, — на (медосмотре) не было же претензий, — говорил он мне, — замолчав, Целитель, — достал из правого, кармана халата — баллончик, красного цвета и сразу — же после нажатия на белый клапан стал направлять, бесцветные, струи из баллончика, — сначала на капли крови на столе затем на кровь на белокаменном полу, а потом и на (лужу) крови с отпечатком от обуви.
— Значит, Фёдор, — предал нас и наверняка у него есть брат близнец. И такое бывает с подменой и не только в нашей теме, — сказал после тяжёлого вздоха и сразу — же добави, — Камиль Александрович в то — же время глядя своими чёрными, серьёзными, глазами как на белокаменном полу исчезает красная кровь, погибшего, Палыча.
— Да! И только смерть успокоила хитрого и коварного убийцу. — Интересно если душа всё-таки существует, то как выглядят души уничтоженных злых, МРАЗММов? — согласившись и добавив сразу — же спросил у Камиля Александровича, — задумчивый, серьёзный — Целитель в то — же время (машинально), засовывая баллончик и прозрачный пакетик с кинжалом в правый карман своего халата.
Вздохнув, — учёный пожал плечами и тихо ответил. Не знаю.. — Не видел.
Через семь минут, — МЕЧЗАС в морской фуражке снова остановил погрузчик с заменой в повозке, — в десяти метрах от широкой лестницы вверх.
Камиль Александрович, — не глядя в глаза двум новым, входящим в комнату охранникам, — снова тихо сказал.
— Поехали, Целитель. Посмотрим на наших ребят.
— А вы пожалуйста будьте бдительны и осторожны! — предупредив двух заступивших на дежурство охранников, — Целитель сразу — же вышел из комнаты следом за Камилем Александровичем.
— Что это с ним? И почему мы заступили так рано и тем более после тревоги? И почему нам не выдадут оружие, — ну пистолеты? — А то мне что то не верится в эти сказки про закрашенные, костяшки у вас, МЕЧЗАСов, — задав быстро сразу несколько вопросов, — удивлённый, возле квадратной, белокаменной, (тумбы), молодой, высокий, спортивного телосложения охранник, — нажал, своим, указательным пальцем левой руки на красную кнопку с надписью. Комната, — и в то — же время глядя как водитель прицепив с другой стороны повозку с новыми пассажирами к погрузчику, — снова влез в кабинку поправил свою фуражку на голове, — и нажал на газ.
— Ничего! Наверняка, Палыча и Фёдора, — отправили по (серьёзным) делам в город ну а Целитель, — просто дал нам совет. — А насчёт пистолетов так твоё дело кроме всего прочего, — главное не пропускать на причал и вниз в тоннель подозрительных людей, — а не стрелять и ликвидировать. А про наши закрашенные костяшки, — то это ты зря! Лично проверял и спасал и не только свою, но и чужую жизнь. — Не веришь? — Стань, МЕЧЗАСом, — и тогда ты увидишь своими глазами. Помни! Светлые мечты сбываются, — если ты очень этого захочешь! — сразу — же и спокойным голосом ответил и направил (более опытный), — плотный охранник с закрашенной, костяшкой, среднего, пальца на своей правой руке в то — же время поправляя левой рукой свою синюю как у всех охранников футболку возле горла, — и наблюдая в шаге от открытого проёма за появившейся из узкой щели в белокаменном полу, — стеклянной, прозрачной, (дверью), плотно, — закрывающая, открытый проём в пуленепробиваемой (стене).
— Это понятно! Верю! — Но Целитель намного младше меня, а уже советует старшим? — продолжая удивляться и опускаясь в кресло за первым столом у закрытого уже проёма (двадцатипятилетний), новенький, короткостриженый, охранник в синих с белыми, шнурками, кроссовках, — расстегнул до груди, блестящим, замочком, — молнию на своей синей, верхней форме, — улыбнулся и (легко) вздохнул.
— Не смотри, что молод годами лучше знай, что у него за плечами! — приблизившись к второму столу сказал назидательно (лет на двадцать), постарше, возрастом, — выше среднего роста, охранник в чёрных, полуботинках.
— Нуу.. Воот! Опять афоризмы, наставления, что с самого детства слышат мои уши, — высказался белозубый, молодой и крепкий охранник, — и снова улыбнулся.
— А как ты думаешь? — Целителю сегодня исполнилось шестнадцать лет, а он уже в медицинском вузе доучивается. Кстати школу то — же экстерном закончил, — а летом будет поступать если я не ошибаюсь, то у медиков в ординатуру. После учёбы в ординатуре сможет работать официально где захочет, то есть в любой больнице врачом, хирургом и так далее. — Улавливаешь какая светлая и (чистая) скорость ума?
— Да ну?
— Вот тебе и ну — лопаты гну! — пошутил с аккуратной, недлинной, причёской светловолосый, (сорокапятилетний), МЕЧЗАС, — усаживаясь в своё с высокой спинкой кресло, — за стол, (за которым раньше сидел, Палыч), — и сразу — же стал и поправлять свои отглаженные, синие брюки своими руками, — и разглядывать, своими, внимательными, глазами пока наружную, уличную обстановку на экранах на своих двух мониторах.
«Напарник, — точно задумался над моими словами, — о своём будущем», — подумал с лёгкой улыбкой на лице, МЕЧЗАС, — замечая, как новенький с каштановыми волосами охранник стал внимательно смотреть на мониторе, — на удаляющийся погрузчик с повозкой, — где талантливый, Целитель, — что — то говорил так — же серьёзному и внимательному и то — же талантливому учёному.
Через пятьсот метров по извилистому, светлому тоннелю, — МЕЧЗАС, остановил, погрузчик, возле первой, — (справа), деревянной, коричневого цвета и крепкой с круглой, светло — серебристой, ручкой, — двери с коричневой надписью на светлой и так — же деревянной, табличке. Палата.
Следующие, через каждые двадцать метров, — такие — же и по стандартной как в новых жилых домах, — ширине и высоте, — двери так — же со светлыми, деревянными, прямоугольными табличками с надписями. Лаборатория К. А и Охрана, — были то — же, как и первая дверь из крепкого дуба, — в (этом) белокаменном, тоннеле с плавным, через, пятнадцать метров, поворотом, — влево в также, светлую, глубину...
Спустившись по железной, голубого цвета, подножке, сзади повозки, Целитель, — подошёл к первой двери, достал из левого кармана халата, связку (обычных) ключей и быстро выбрал нужный, — с выбитым (на головке ключа), — номером один.
Открыв ключом дверь в палату, — Целитель, сразу — же увидел и понял. «Предупреждённый охранник, Роман, — отсутствует и он наверняка, сейчас, находится в комнате охрана.»
Шагнув следом за учёным в светлую палату, — Целитель, оглянулся и «на всякий случай», — закрыл за собой на ключ коричневую дверь.
Оглядев на ходу и быстро, белокаменную, просторную с высоким потолком палату с деревянными, напротив в десяти метрах от двери, — коричневыми, одноместными, кроватями и невысокие в полутораметровых проходах, квадратные, и так — же коричневого цвета и деревянные этажерки с тремя, пустыми, полками, — Целитель остановился в четырёх шагах от учёного, справа, — и сразу — же оглядел, пристально, сначала, первого, пациента а потом и второго, — на первой и второй кровати как и остальные, но пустые десять, — изголовьем у белокаменной стены и так — же застеленные, коричневыми, шерстяными, одеялами с небольшими, подушками в белых наволочках.
Слева у белокаменной стены на первой кровати лежал на спине и (спал) высокий в коричневой, кожаной, короткой, лёгкой, курточке на молнии, — лысый не темноволосый, скорее с светло — коричневыми, волосами и с нормальными, (сильными), плечами, спортивного, телосложения, — юноша в тёмно — синих с коричневым, широким, кожаным ремнём с классической пряжкой, — джинсах и в коричневых на ногах и высоких с коричневыми. шнурками, кроссовках на плотной, коричневой, подошве.
(Пациент) с закрытыми глазами лежал правой щекой на почти плоской подушке, — лицом к белокаменной стене и было (заметно) как мышцы его бледного, (полу — лица) да и всего тела, — нервно подергивались.
Через полутораметровый проход на второй кровати и так — же на спине и то — же в застёгнутой на молнию лёгкой короткой, но в чёрной, курточке, — и так — же словно в неспокойном (сне) и с встревоженными (эмоциями) на бледном лице с закрытыми (но в потолок), глазами, (спал), — Ворон! — прошептав прозвище, — Камиль Александрович стал внимательно, осматривать, (новые), крепкие, кожаные, широкие, коричневые, — натянутые ремни на груди на бёдрах и по ногам, — пристёгнутых к крепким кроватям (пациентов).
— Целитель ты слышишь и видишь то, что я не могу видеть и слышать своими глазами и ушами, а могу только видеть то немногое, но всё-таки очень важное для нас, — только используя как ты знаешь наши специальные приборы.
— И тебе не нужно беспокоиться за моё здоровье и психическое состояние, — если я услышу точный и самый страшный диагноз. Поверь мне, — я всё выдержу. — Что скажешь?
Повернув, после заданного вопроса голову, влево, стоящий возле коричневой спинки второй кровати, — Камиль Александрович, внимательно, посмотрел в встречные, светло — коричневые глаза молодого человека в белом медицинском халате возле так — же невысокой, спинки, первой, кровати.
— Камиль Александрович, — Мельник и Ворон заражены всё той — же очень опасной заразой, что с бешеной скоростью уничтожают их разум, — а точнее любые по тому или иному поводу их светлые, креативные, мысли, — сразу — же начал отвечать, — Целитель в то — же время шагая ближе к неспокойному, (пациенту) и осторожно, вытягивая из правого, сжатого кулака (пациента), — лёгкий, голубой, платочек с заметными «наверняка от крови», застиранными пятнами.
— И то невероятное и всё ещё загадочное для нас, да и для всех, что помогает людям в трудную и опасную минуту, — и так — же выздороветь и что вы к сожалению, не видите своими глазами, как и очень опасную для человека, заразу, — а видите только с помощью, — усовершенствованных, приборов (похожие на приборы ночного виденья), — сейчас к сожалению, не помогут ни Ворону, ни Мельнику, — несмотря на то что они держатся и не сдаются, — откровенно, высказавшись, Целитель, — продолжал внимательно оглядывать в своих руках «знакомый», тонкий, женский, платочек на шею.
— И даже твоё новое противоядие?
— Противоядие, эффективное, — Камиль Александрович. И как видите успокаивает, — и вдобавок, очищает заражённый, разум в считанные минуты и без последствий для организма и мозга, человека. Ну если только не долгие судороги во всём теле и головная боль — но врачи, МЕЧЗАСы, — одобрили, противоядие, после, — и разрешения как вы знаете и чьего, — испытаний на двадцати буйных больных в сумасшедшем доме. Всем неадекватным кстати по вкусу очень понравилось новое (лекарство). Правда пришлось не давать буйным, питьевой жидкости целый день, — ну что бы пить очень хотели. Противоядие и вправду вкусное, и кстати безопасное и для нормального человека как вы понимаете, — пока добьёшься успеха, попробуешь, — и не раз.
— Так в чём же дело?
— Дело в том, что у Ворона и Мельника, — как бы точнее высказаться.. Скорее всего, — добровольная и очень личная печаль и тоска в душе в сердце и в мыслях, что я думаю и не даёт положительного результата после применения, противоядия. Они оба повторяю, — добровольно, просто уничтожают себя и свою волю. И это на руку этой опасной заразе, — что тут — же уничтожает можно сказать (помощников), — каждого человека, — то есть светлые мысли. Короче говоря, Ворон и Мельник, — добровольно, отказываются от своего светлого будущего. Это пока моя первая версия!
— Понятно, что очень, очень сильно переживают и растерянны, — не могут понять, собраться мыслями.
— Да! И поэтому то — же, Камиль Александрович. И поэтому выздороветь они смогут, что первое приходит мне в голову, — только с помощью, — Зари. Точнее с помощью её дара, — внушать людям, что не всё потеряно и можно жить дальше как разумный, здравомыслящий, свободный и счастливый человек.
— Свободный, — от очень опасной заразы?
Да!
Понятно! — сказал задумчивый учёный и тут — же твёрдо высказался.
— Ну, что же не будем терять время и надежды, Целитель. — Но и не забывать, что скоро наступят дни, которые, озлобленные, — МРАЗММы, ждали три года, что — бы нанести следующий, — более мощный, беспощадный и подлый удар и по нам и сразу по всем мирным жителям столицы.
— Я помню об этом, Камиль Александрович, — и работаю над этим как вы знаете, — день и ночь.
— Очень, хорошо! Значит жду вас всех у себя, — отмечать и сегодняшний день, — и так — же день рожденье, СВЯЗов.
— Я могу быть уверен, Целитель, что сегодня 23 февраля 2029 года в 18.00 — все, СВОЗЕМы, — будут в сборе? — спросив, серьёзный, Камиль Александрович, — снова внимательно взглянул в так — же серьёзные глаза худощавого и светловолосого, «молодого, но талантливого к тому — же и врача», — в белом халате.
Да! — почти сразу же ответил, Целитель.
Отлично! — сказал учёный после (облегчённого) вздоха и тут — же обернувшись всем телом, — быстрым шагом направился к закрытой двери.
Проводив недолгим взглядом удаляющегося в повозке, Камиля Александровича, — после сказанного им внимательному водителю. — В мою комнату! — Целитель снова зашёл в палату и снова пристально взглянул на «спящих пациентов», — крепко (пристёгнутых), кожаными, ремнями к крепким кроватям с так — же крепкими и толстыми, деревянными ножками с металлическими, мощными, ушками, — привинченные к белокаменному полу металлическими болтами.
Проверив (не в первый раз) внимательным взглядом, — прочность кожаных широких «не тонких и новых» ремней, натянутых по телам и ногам (пациентов), — Целитель, быстро вышел из палаты в тоннель и закрыл за собой надёжную дверь ключом из связки.
Преодолев в тоннеле быстрым шагом, — шестьдесят метров в глубоком размышлении, — Целитель открыл ключом с номером четыре, внутрь, — последнюю в тоннеле дверь с коричневой надписью на светлой, деревянной, табличке. Охрана.
Увидев сразу — же среди отдыхающей, (имеющих у себя один ключ от двери), — смены, нужного сейчас, Романа, — сидящего на деревянном, коричневом, табурете за прямоугольным, — посередине большой, светлой комнаты то — же коричневым и деревянным столом, — Целитель, взглянув на большой справа возле двери и белый, зашумевший, холодильник, — позвал нужного охранника по имени.
Оторвавшийся, взглядом от прямоугольного в пяти шагах и плоского, среднего по размеру телевизора напротив у белокаменной, стены, — и тут — же обернувшись вместе с (сорокапятилетним), так — же сидящим на табурете за столом, МЕЧЗАСом, — и так — же с напарником и с ещё одним молодым и новеньким, (двадцатилетним), охранником, — лежащих в форме, но без обуви (на полу), — на заправленных, (как и в палате), кроватях слева и справа так — же у белокаменных стен, — Роман, увидев, — Целителя в тоннеле тут — же поднялся с крепкого табурета и сразу — же шагнул к открытой двери.
Забирая у Романа, (запасные) ключи и давая следующие указания негромким голосом рядом идущему уже в тоннеле, охраннику и то — же быстрым шагом, — Целитель снова полностью доверяя Роману, (обладателю чёрного пояса по карате), — думал сейчас только. «О, Заре»
— Роман, будь внимателен и осторожен, дежуришь в тоннеле возле первой закрытой на ключ двери с табличкой, Палата, — пока я не вернусь!
— Нет проблем, — Целитель, больше не повторится, — футбол притягивает как магнит ты — же знаешь. Но теперь я буду стоять на посту как окаменевший труп!
— Роман не шути так, — тем более сейчас. — Ты меня понял?
— Да! Целитель.
«Отвечая, серьёзный, Роман, — опустил глаза вниз, потому — что он всё-таки понял свою ошибку и так — же понимает напряжённую обстановку, — и если что не так, — он готов к бою! А если что со мной случится запасные ключи есть у Камиля Александровича», — снова доверяя и размышляя, — подумал, остановившийся, Целитель, — и стал открывать недлинным ключом с выбитым номером два, — коричневую дверь с надписью на табличке. Лаборатория.
0ткрыв дверь внутрь в светлое, просторное, помещение (с запахом как в больнице), — Целитель шагнул в свою лабораторию, быстро снял с себя белый халат и повесил (рабочую) одежду на деревянную, белого цвета, вешалку, — слева от двери на белокаменной, стене.
Приблизившись к прямоугольному, деревянному столу белого цвета в центре белокаменного, помещения, — и прежде чем сесть в офисное, белое, кресло и поработать с ноутбуком так — же белого цвета, — Целитель сначала посмотрел на право на закрытый, — на небольшой но надёжный и крепкий, серебристый, навесной и с цифровым шифром, замок, — на металлических, дверях с мелкими дырочками, (тяжёлого), шкафа с пятью работающими, видеорегистраторами (так — же как и от ноутбука с проводом, — проводами с вилкой и вилками в розетку, — розетки в углублении на белокаменном, полу возле стола), — потом на три медицинских, слева и в ряд, (из дерева), белых, (так — же как и справа в двух метрах от рабочего, медицинского, стола), и с стеклянными и без замков, дверцами с белыми, круглыми, ручками, — шкафа с различными, лекарственными, препаратами, флакончиками, флаконами и так же непустыми, бутылочками, перевязочными, материалами, и хирургическими инструментами.
— А с ними, как? — спросил громко то — же вошедший в лабораторию, Роман, — внимательно, наблюдая за работой, — Целителя с ноутбуком и в то — же время кивая своим широким, подбородком на белую в трёх метрах (справа) от двери, — клеёнчатую, непрозрачную, широкую, занавеску за которой у белокаменной стены на двух металлических, медицинских столах под окровавленными, простынями, — лежали тела, — Фёдора и Палыча.
— Скорая заберёт в 15.00 — как и тех раненных кого я раньше здесь оперировал и так — же, — не выживших. Сообщение я только — что отправил так — что, МЕЧЗАСы — врачи уже в курсе. Врача и санитаров встретит у нужной двери в тоннеле и снова проводит, МЕЧЗАС — водитель, — сразу — же ответил и снова предупредил торопливый, — Целитель затем выключил ноутбук, закрыл крышку, встал с кресла, взял со стола общую, (не новую), тетрадку с закреплённой (за клип — прижим) на коричневой, обложке, — шариковой, (металлической), светло — серебристого цвета, — ручкой с кнопкой и с электронными часами.
Засунув за пояс сзади очень нужную для себя тетрадь, общую с ручкой, — Целитель быстро вернулся к вешалке возле двери.
Поправив широкий на своих светло — синих джинсах, кожаный, бежевый ремень с классической бляшкой, задумчивый, Целитель, — снял с вешалки рядом с белым халатом свою весеннею, курточку белого цвета.
Одев быстро лёгкую, тонкую, курточку поверх светлой не длинной (на выпуск), — рубашки в мелкую так — же светлую, клетку, — и проверив на всякий случай во внутреннем, — слева, (накладном), кармане, одноразовый с колпачком, — (полный), шприц с (обычным), сильным, успокоительным, — Целитель, вздохнул и уверенно застегнул до горла молнию на своей курточке. Затем быстро вынув из правого, глубокого, не пустого кармана, халата, — одну связку ключей и голубой почти невесомый платочек, — под пристальным вниманием высокого охранника уже в тоннеле, серьёзный, Целитель, — снова предупреждая, охранника в то — же время так — же быстро засунул, застиранный, платочек в правый карман своей курточки.
— Запомни, Роман, — никого не выпускать и не впускать из и в па — лату где лежат, (пациенты), — пока я не вернусь!
Увидев, как «понятливый и серьёзный, — Роман, кивнул своим широким, подбородком, — вниз», Целитель, — снова подумав «очень хорошо», — быстро вышел в тоннель.
Закрыв за собой дверь ключом из связки и не говоря больше ни слова, — и не обращая внимания на длинноногого и худощавого охранника тут — же побежавшего быстро к первой двери, Целитель, — засунул связку ключей в левый так — же глубокий карман своей белой курточки, — и быстрым шагом направился к лестнице с двадцатью четырьмя, белокаменными, вверх, широкими, ступенями.
Проходя, — мимо «высокого, крепкого и серьёзного», Романа, — возле двери в палату, — Целитель кивнул «караульному», — затем продолжая размышлять улыбнулся ярко — жёлтым в воздухе искринкам, «заботливо, — освещающих и надёжно, — защищающих, воздух, вещи, оборудование, мебель, пищу и еду от всех заразных, микробов, насекомых и так далее, — и в подземных, помещениях, и во всех тоннелях, — построенных из белого крепкого и долговечного камня. Как хорошо, что Старусславна, — оставила нам такое (бесценное) наследство. — И всё — таки как же сохранились и как появляются эти невероятные ярко — жёлтые искринки, — именно здесь под землёй?»
В следующую секунду думая снова «о Заре», — серьёзный, Целитель, — вздохнул и прибавил шагу.
Глава 3.
«Припаркованная на стоянке, переделанная и перекрашенная, стального цвета машина, — советский и российский, гражданский и военный, внедорожник с поднятым кузовом с широкими, чёрными, новыми, колёсами и с передним, силовым, также стального цвета, бампером, — блестела явно после ночной автомойки и благодаря редким и не тёплым лучам солнца, — настойчиво, пробивающихся, сквозь, внезапные в голубом небе, тяжёлые, тёмно — серые, тучи», — подумал после быстрого осмотра и недолгого взгляда в небо наблюдательный, — Целитель и тихо вздохнул.
Взглянув, пристально теперь прямо в блестящие, стеклянные и прозрачные глаза, — «дерзкого» в свободном полёте, — небольшого чёрного (из стали) ворона с широко расправленными, крыльями на крыше, (посередине), — возле лобового, стекла, — Целитель, улыбнулся и перевёл взгляд на блестящею, стальную (с замком), ручку на двери.
Легко, открыв ключом, дверь, чистой, машины, — «явно и после быстрого ремонта так как не было видно множества, отметин от пуль на всех, пуленепробиваемых, стёклах и на всей бронированной, машине с так — же пуленепробиваемыми, колёсами», — Целитель начиная, вспоминать, — уверенно сел на место водителя и закрыл за собой дверь.
«Подарок, от деда! — громко сказал довольный на месте водителя, — Ворон с радостным, легко, раненным, лицом, — замазанное. наспех, зелёнкой, — о своей первой ещё не перекрашенной и не переделанной, машине, цвета хаки, — после того когда он, — Заря, Мякиш и Мельник, — застали меня врасплох на моём, не — застеклённом, балконе на третьем этаже, — и после весёлых, криков. Эй! Засоня! — Засоня! Давай быстрей! — дождались меня внизу уже возле машины. — А как же насчёт прав? — Только деду раз пять сдавал вождение, — сразу — же стал отвечать, Ворон, — перед тем как завести машину. А потом его знакомому когда он приезжал к нам гости в Казань, — за месяц перед моим. Нашим тринадцатилетнем! Работает знакомый моего деда в Москве, — в дорожной полиции, полковник он, — ну где права выдают. Его погибший дед воевал с моим дедом. Знакомый и мой дед муштровали меня за рулём и за книжками, — так словно в космонавты готовили. Так что у меня можно сказать (особенные) права. И кстати! — Целитель, Мельник, Заря, — если кто захочет научиться управлять машиной и получить в свои годы права, — я подскажу к какому, МЕЧЗАСу — полицейскому в Москве, — обратиться. Ну а потом, свои — же поймут они — же знают, что для очень нужного дела. — Или не так? — ответив на мой вопрос, — сидящего рядом справа и сразу — же спросив, — Ворон, пристально тогда посмотрел своими серьёзными, чёрными, глазами, — прямо в мои глаза».
— Без возражений! Я твёрдо ответил тогда! — сказал вслух уверенно и (всему миру), — серьёзный, Целитель, — и снова, продолжая, вспоминать, — «говорящего за рулём и не тихого, — Ворона с прямым, сосредоточенным, взглядом на движении вперёд и только вперёд. И кстати мазь, что ты дал мне, — Целитель, просто чудо, — левая кисть зажила не болит только красная немного. А дед, мой представляете, — сразу — же как началась война в пятнадцать лет ушёл на фронт из Москвы.»
Машина также легко завелась, ностальгирующим, Целителем, — как и открылась, но другим ключом из той — же связки, — из правого кармана чёрных, — Джинс (спящего), Ворона.
«А, что ещё тебе подарили? — спросила у Ворона, — так — же громко сидящая позади него, — Заря, в тоже время с помощью чёрной на двери ручки, — отпуская, наполовину, боковое стекло — окошко».
Нажимая на газ и управляя машиной, — Целитель не выдержав, улыбнулся, — продолжая вспоминать «и прямолинейную и любопытную, — и так — же, задиру, Зарю. — А ещё квартиру трёхкомнатную в Москве в Южном Тушине. Дедушка и бабушка решили сделать мне, моему старшему брату и папе подарок, — а сами будут жить в Казани в двушке. Вы не поверите, но с бабушкой моей так — же уже восемнадцатилетний дед познакомился в Казани. Повезло ему тогда, что его одной ногой в могиле, — как он говорил эвакуировали в Казань. Ну что — бы подлечиться, выздороветь, подняться на ноги. Его танк был подбит двумя фашистскими, снарядами. Весь экипаж погиб мой дед наводчик чудом остался жив. Ну и благодаря уходу медсестры, — ну бабушки моей мой тяжелораненый и как говорили врачи, безнадёжный, дед и выжил тогда в Казани. Вот такая вот сильная и верная любовь, что даже смерть, — отступила. Потом после войны они поженились и переехали в Москву, — откуда был родом дедушка. И кстати отец мой, — приёмный у дедушки из-за тяжёлых ранений были проблемы, физически мог, а вот. Ну если кто не понял спросите у Целителя, — объяснит. А когда отец вырос он долго учился в Москве, — и работал и стал учёным, а потом представляете поехал работать в Казань. Ну а потом получается снова в Москву и работать, работать. В, Казани, — папа женился ну и скоро сначала родился мой старший брат, а потом и я. Вот такие дела! Деду моему вы не поверите, как и бабушке сейчас больше ста лет, а они постоянно шутят, ходят и даже иногда бегают ну не быстро как мы, — но бегают. Правда голова у дедушки уже лет тридцать пять как он говорил, — заметно трясётся. Как сказали врачи осложнения от тяжёлой контузии во время войны, да и от старости. Но ничего дед не падает духом и живёт дальше, и не горюет, не смотря на ранения. А насчёт головы, трясущейся, всегда говорит тем, кто его донимает, что — это из — за того что он головой как футболист во время войны отбил фашистский снаряд. И теперь я мой старший брат и отец будем жить здесь в Москве. Ответив на вопрос и тут — же добавив почти так — же громко, откровенный и счастливый, Ворон, — направил машину по дороге за домом к широкой автостраде. — А мама где будет жить? — (удивилась, — забывчивая от огромной, всеобщей радости или от физического, или психологического, переутомления). Моя мама умерла, Заря, — сразу — же и тихо ответил мигом погрустневший, — Ворон и резко сбавил скорость машины. — А в гости будешь приглашать, москвич? — тут — же вмешался, Мельник, — нарочно громким голосом, что — бы отвлечь, — Ворона от печального прошлого, — и в то — же время, осторожно, стараясь не задеть молчаливого в середине и сонного и (клюющего) носом, Мякиша, — он наклонился вперёд и покачал своей (лысой) головой, — намекая покрасневшей слева, Заре, — быть внимательней в своих словах.
А как — же! — сразу — же и теперь снова откровенно и радостно ответил, — Ворон тут — же увеличивая скорость машины уже на широкой, полупустой, автостраде, — и продолжая вслух громко радоваться. Мы теперь всегда будем вместе потому — что — мы! СВО — ЗЕМы!
Все пассажиры в салоне, не задумываясь тут — же поддержали своего верного водителя, — направляющего, быструю машину, — навстречу, свежему, весеннему, тёплому ветру.
— СВО — ЗЕ — Мы! СВО — ЗЕ — Мы!
Широко, зевнув под радостные крики в салоне машины, (семилетний), — прислонившийся, головой к (сильной), правой руке, Мельника, — (удивительный), Мякиш, засыпая, — радостно улыбнулся».
Отпустив, воспоминая снова в прошлое и продолжая уверенно управлять машиной и наблюдать за дорогой, — как не раз прежде чем выдать (особенные) права, — учили в автошколе (строгие), МЕЧЗАСы — инструкторы, — Целитель, вздохнул и улыбнулся…
— СВОЗЕМы, против Зла победят любого врага! — эмоционально с серьёзным лицом проговорил вслух, — Целитель в то — же время поворачивая с широкой дороги направо, — направляя после получасовой езды от причала, чёрные, новые, колёса к двенадцатиэтажному дому, ярко — жёлтого цвета, — и снова продолжая вспоминать, но только уже вслух.
— Так ты высказалась, Заря, — и даже когда, — Мельник согласился с тобой мысленно, — ты всё равно показала ему свой язычок.
— Какая же ты была всё-таки вспыльчивая и задиристая. А теперь знаменитая певица, — звезда шоу бизнеса и российской эстрады, — Александра! А мазь от ожогов в маленькой, пластмассовой, емкости, — для, Ворона, — тогда, наверняка, положили на (мой) столик в (моей) каюте заботливые, Фаники, — и потом мысленно намекнули мне для чего..
Припарковав машину на большой, асфальтированной, площадке в десяти метрах напротив первого подъезда с неширокими, бетонными, ступеньками, — Целитель, вышел из машины.
Оглядевшись по сторонам, осторожный, водитель, — захлопнул бронированную, стальную, — дверь, машины и быстрым шагом направился к первому подъезду.
Поднявшись, быстро по «аккуратным», ступенькам, Целитель, — сразу — же стал нажимать указательным пальцем правой руки, — на блестящем домофоне на железной, окрашенной в коричневый цвет (закрытой), двери, — на белые, маленькие, квадратики с жёлтыми, цифрами, — набирая число двадцать семь.
— Ну, чего звонишь без толку? — Нет её!
От неожиданного, — громкого голоса за спиной, — Целитель, тут — же резко обернулся и сразу — же увидел, «невысокого роста, но крепкую на вид», — и так — же как он понял «очень внимательную бабульку», с большим и не пустым красным пакетом в правой руке.
Наблюдая как бабуля «быстро преодолела пять ступенек и оказалась рядом на площадке», — удивлённый, Целитель, — тихо спросил.
— А где она?
— Много будешь знать плохо будешь спать! — ответила почти шёпотом «не запыхавшаяся», бабуля в то — же время подозрительно, оглядывая, — «чересчур любопытного, молодого, худощавого, светловолосого, человека в белой и лёгкой и не длинной курточке и в белых с белыми шнурками, — кроссовках и в светло синих джинсах».
Понимая бабулю, — Целитель, решил успокоить и уже чуть громче сказал.
— Я не враг бабуля!
— Да я уже поняла! — сразу — же сказала снова шёпотом бабуля в то — же время оглядываясь по сторонам.
— Осторожничаю, — я! — А то сейчас не поймёшь, где свой, а где чужой? — В последний год особо..
Высказавшись, «и явно от чистого сердца», невысокая, бабуля, — прислонила к стальному кружочку на домофоне, (магнитку — таблетку) и стала открывать железную дверь под звуки весёлой трели из маленького (спрятанного) динамика.
В дверях бабуля замерла, оглянулась, — и не обращая внимание на непрекращающеюся, трель, — снова заговорила, но уже чуть громче.
— День рожденья у неё сегодня вот она и за покупками поехала. — Дома решила отметить в узком кругу, — говорит надоели шумные рестораны и внимание, журналистов, фоторепортёров, репортёров и так далее. Век бы их не видеть вечно что ни будь (грязное) напишут и сфотографируют не вовремя, — и что не положено.
— А вы откуда знаете? — спросил, Целитель, — теперь с (нарочито) удивлённым лицом в то — же время придерживая левой рукой подъездную, «музыкальную» дверь.
— Внучка она моя, чудак человек!
«Откровенно и громко удивилась, бабуля, — и снова продолжая говорить, но уже тише.»
— Как она полтора года назад квартирку прикупила так она с подмосковного посёлка и потянула меня. Малец у неё приёмный, следить то надо, да и за ней глаз да глаз нужен.
— Родители то в Европе всё в работе и в работе, — папа программист мама дизайнер. По телефону поболтали, деньжат на карту подкинули и кстати на квартиру тоже добавили. И всё будьте рады!
— Неплохо бы в Европу, — слетать, посмотреть, как живут люди, например, в Испании?
— Да не говори, — всё знающий! Такие там люди разные живут, — и тепло там! — тут — же и снова откровенно и громче ответила бабуля после (манипулирующего вопроса медика и психолога) затем вздохнула — но быстро вернувшись в (реальность) тут же строго спросила.
— Ну, чего так и будешь дверь держать и музыку слушать? Или зайдёшь?
— Да нет спасибо, — я внизу подожду, — ответил серьёзный, Целитель, — поглядывая на домофон откуда сквозь маленькие дырочки, — продолжала доноситься, весёлая трель.
— Твоя машина, что ль? — кивнув в сторону машины, Ворона, — спросила «любопытная, бабуля».
— Не моя, знакомого.
— Слышала я про эту машину с чёрной птицей и про знакомого твоего чересчур смелого, — да и получается и про тебя доктора, — то же болтали. Ну да ладно не моё — это право обсуждать его и тебя.
— Вот это правильно, бабуля!
— Не умничай у меня тут! — тут — же отпарировала «крепкая» бабуля в дверях и сразу — же добавила
— Ну ладно я пошла, а то готовки много, — удивить хочу свою внучку и гостей, — а ты жди может сейчас подъедет она, — а если, что — то звони по домофону.
Хорошо! — согласился вслух, Целитель, — провожая, внимательным, взглядом «невысокую и явно, — РАЗДУИМа, в спортивных брюках — трико бирюзового цвета в оранжевых с оранжевыми, шнурками, кроссовках в алой застёгнутой на молнию и до горла (не зимней), курточке, — и в спортивной, оранжевой на голове, тонкой, шапочке с алым помпоном».
Закрыв дверь в подъезд после мысленного согласия, что «Заря и лет шестидесяти, подвижная, бабуля, похожи, — и точно как он уже знал близкие родственники», — Целитель сбежал по нешироким, бетонным, ступеньками и быстрым шагом с оглядкой по сторонам, — направился к машине, — Ворона.
Открыв, снова, небольшим, ключом из связки, — переднюю, (автоматически), закрывающуюся, дверь, — Целитель сел на коричневое сиденье снова на место водителя, захлопнул дверь, устроился поудобнее и тут — же с удовольствием стал щурится навстречу «солнечным, но ещё пока не тёплым лучам, — уверенно, пробивающихся, именно ко мне сквозь на вид непреступную, наплывшею на солнце, — тяжёлую, тёмно — серую тучу на всё ещё синем небе».
Хорошо! — прошептал, вдохновлённый, Целитель, — опуская свои глаза и с удовольствием разглядывая, — неожиданных, «озорных» воробьёв на высокой «без единого листочка», — берёзке в двух метрах справа от машины.
Через полминуты услышав стук в окошко, — Целитель тут — же вернулся в тревожную реальность, и резко повернул голову, влево, — и сразу — же увидел сквозь левое, закрытое, прозрачное, пулене — пробиваемое стекло, «крепкого, выше среднего роста и плотного, смугловатого, — нагнувшегося, лет (двадцати пяти), парня в тёмно — коричневом пиджаке на светло — голубую, рубашку».
— Ты кто такой пацан и чего тебе надо от певицы? — сразу — же спросил басом, — широколицый «с заметно помятым боксёрским носом и с сломанными, ушами, борца».
Понимая, что — это «предупреждённый, бабулей по телефону, телохранитель, Александры», — довольный, Целитель, — тем более увидев возле подъезда с тонированными, боковыми, стёклами «крутую» иномарку алого цвета, — быстро опустил с помощью блестящей ручки на двери стекло и хотел сразу — же ответить, но не успел — так как телохранитель тут — же приставил к его лбу неожиданный, — чёрный, «холодный», пистолет, — и теперь приказал.
— Руки на руль! И не дергаться! — А теперь отвечай кто такой, — и чего тебе надо?
— Скажи певице, что её спрашивает человек с кем она три года назад встречалась на причале и на теплоходе, Мечта, — сразу же после того как положил свои руки на руль, ответил, — Целитель и тихо вздохнул.
— А может ты сейчас просто уедешь и забудешь про певицу? — Машину то наверняка у Ворона, — украл?
«Необдуманно, — предложил и спросил телохранитель».
— Поверь мне, защитник, — снова негромко, но твёрдо начал говорить, — Целитель с пристальным взглядом прямо в «серьёзные» глаза «непонятливого», — ты даже не представляешь, как — это важно. — А машину я не украл, а взял у Ворона, — и он был не против!
— Для кого важно?
«Не понимал твердолобый с серыми глазами приставив свой боевой пистолет теперь к моей шее.»
— Для столицы парень, и для всех жителей. А для твоей профессии тебе не мешало бы лучше разбираться в людях и желательно с первого взгляда. И поверь мне, что направлять пистолет на человека без уважительной причины — это не разумно. И это верно, как и то что ты в чёрных джинсах и в кроссовках, как и пиджак твой темно — коричневого цвета.
«Слова мои и простой пример видимо прояснили извилины телохранителя, потому — что широколицый, наверно и боксёр и самбист, — задумался!» — снова подумал довольный, Целитель, — и улыбнулся.
— Я сейчас нажму на курок и весь твой разум сейчас вылетит вместе с твоими чересчур умными мозгами наружу. — Что ты на это скажешь улыбчивый, философ?
«Не сдавался всё — же твердолобый и приставил опасный для моей жизни пистолет теперь к моему правому виску», — подумал осторожный, Целитель, — и тут — же уверенно и громче сказал.
— Не нажмёшь!
— Это почему? — сразу — же и откровенно, удивился, телохранитель, глядя своими удивлёнными глазами, — прямо в пристальные, светло — коричневые глаза.
— Потому что у тебя в руке не пистолет, а обыкновенный. Ба — нан!
— Не веришь? — Посмотри! У тебя, — в твоей правой руке! Ба — нан! Ба — нан! — повторив прямо в расширенные, пристальные, глаза, — навязчивое название плода, серьёзный, Целитель, — наблюдая как высокий телохранитель выпрямился и медленно перевёл свой пока подозрительный взгляд на свой поднятый в полуметре от своего лица пистолет, — медленно убрал свои руки с руля, — и продолжил сеанс гипноза.
— Ты видишь! Ба — нан! И только! Ба — нан! — Скажи мне телохранитель, — Александры ты видишь банан?
— Да..! Я вижу, ба — нан!
«Наконец — то, согласился недоверчивый, — разглядывая, своими, теперь, покорными глазами, своё оружие.»
— Ну вот! А ты говоришь, нажму на курок. Если у тебя есть лицензия на применение банана — это не значит, что ты можешь кидать им в каждого. Ворон так не поступает. — Правильно?
Правильно! — снова согласился шёпотом телохранитель, продолжая таращиться на «банан».
— А теперь слушай меня внимательно! — продолжал направлять уверенным, спокойным, голосом, серьёзный, Целитель, — снова прямо в «покорные», серые глаза телохранителя.
— Сейчас ты уберёшь банан в правый карман своего пиджака, потом пойдёшь обратно к алой машине и скажешь певице, что её ждёт тот, с кем она встречалась три года назад на причале и на теплоходе Мечта. А потом через минуту ты забудешь про банан и вспомнишь про своё оружие. — Всё понял?
Да! — сразу — же ответил, застывший, телохранитель.
— Повтори, что нужно сказать певице, — и иди!
— Тебя ждёт человек с кем ты встречалась три года назад на причале и на теплоходе Мечта, — медленно и снова негромко повторил телохранитель в то — же время убирая (банан) в правый карман своего пиджака затем разворачиваясь всем телом и спокойным шагом направляясь к алой машине.
Через полминуты увидев, как телохранитель после короткого разговора с человеком в машине уже полностью открыл, заднюю, чуть открытую, дверь, — Целитель, выдохнул терпенье и тут — же вздохнул надежду так как из светлого салона алой иномарки, — показалась знакомая ему девушка.
Продолжая разглядывать с опущенной вниз головой, — приближающеюся к машине, — энергичную, стройную, невысокую, девушку в алом почти до колен, — приталенном, плаще с стоячим воротником, — и видя и слыша как её стройные, быстрые, ножки в телесных, колготках и в алых туфельках, — громко стучат по асфальту, — тонкими не очень высокими каблучками с набойками, — намекая на уверенное приближение своей хозяйки «именно к нему в машине», — Целитель снова вздохнул, улыбнулся и что — бы не быть пока узнанным, — опустил, голову и глаза, сжался в «комок», — и замер.
В следующую секунду задняя дверь открылась и Целитель, (наконец — то), — услышал, долгожданного, человека.
— Я слушаю вас! — сразу — же как только закрыла за собой дверь, — уверенно, но не громко сказала девушка своими слегка, пухловатыми, алыми, губками в то — же время пытаясь увидеть «очень низкорослого, что ли водителя в белой курточке».
Не оборачиваясь на севшую на заднее сиденье, Целитель, — выпрямился, расправил плечи и со словами. Верные и преданные тебе люди поздравляют тебя с днём рожденья! — протянул через правое плечо лёгкий в своей правой руке и голубой, платочек.
— Верные и преданные мне люди? — удивилась певица, забирая тоненький, весенний, платочек и сразу же внимательно, разглядывая в своих руках знакомую вещь с заметными, застиранными, пятнами от крови, — и снова спрашивая.
— Разве в наше время ещё существуют, верные и преданные люди?
— Они есть, просто о них нужно вспомнить, — Заря!
— Как ты меня назвал?
«Тут — же насторожилась, — мигом забывая про этику ещё не совсем понятная, — певица».
Резко обернувшись, — Целитель, снова внятно и спокойным голосом повторил.
За — ря!
Целитель? — прошептала под пристальным взглядом светловолосого и серьёзного водителя, — удивлённая и ещё неуверенная, слегка курносая, кареглазая шатенка с причёской каре.
— Точно..! Целитель! — утвердительно кивнула певица, разглядывая худощавое лицо с прямым, нормальным, носом в веснушках и «знакомые умные, светло — коричневые», глаза, и продолжая говорить.
— Считай, Целитель, — что ты меня просто ошеломил, — и машина вроде та — же..? — Да! Точно! Только перекрашенная, переделанная и чёрная птица. Наверняка, — Ворон, надумал! Ну да, конечно! — Бабушка как — то шёпотом на кухне рассказывала про молодого, темноволосого, человека на российском типа джипе. Но я не придавала этому значение думала сплетни всё, — это про, Ворона, — кто направляет, потерянных, (перевоспитывает), плохих и ликвидирует злых убийц. И когда телохранитель сказал про теплоход Мечта. Я, — то — же — не поверила, подумала, что неугомонный шутник, Мякиш, — организовал, очередную, (шуточку) за моё чересчур строгое к нему воспитание. И курточка такого — же как раньше, белого цвета у тебя.
После сказанных «вроде откровенных слов», — контролировал, внимательный, — отвернувшийся, Целитель, — вздохнувшая, певица, замолчала и опустила свой взгляд вниз, — тем самым давая (волю) тишине, — заполнить собой весь коричневый, салон, машины.
Через две секунды подняв глаза и с грустью взглянув во «внимательные светло — коричневые глаза» в переднем, прямоугольном, зеркале в салоне машины, — певица, «наконец — то», снова смогла продолжить разговор, спокойным, голосом..
— Ты изменился, — Целитель.. Повзрослел!
— Мы все стали немного взрослее, — и если бы, Ворон, — не рассказывал бы о тебе и не показал бы нам недавние твои фотографии, — именно я тебя бы не узнал. Иногда, Ворон фотографирует на телефон тех, кто ему любопытен, — ты стала очень красивой девушкой и главное знаменитой. — Твоя мечта как я понимаю сбылась? — спросив, Целитель, — надеялся сразу — же услышать в ответ только откровенное и радостное, — Да!
Но в салоне машины снова наступила подозрительная тишина и карие глаза певицы заблестели от слёз.
— Я жду ответа! — (разгоняя), нежелательную тишину спросил строго, серьёзный, — Целитель.
«Вздохнув, не понятная ещё певица, наконец — то прошептала.»
— Сбылась.. Но не совсем..
— Почему? — Ты добилась чего хотела, стала знаменита и востребована, — и значит у тебя появились крупные, серьёзные деньги о которых, как и о счастливой и свободной жизни, — мечтают и не только дети и подростки.
— Не в больших деньгах счастье, — и это как оказалось истинная правда! — ответила «знакомая, но всё равно непонятная», в то — же время убирая в левый карман своего алого плаща, — лёгкий, застиранный, голубой и тонкий платочек.
«Кажется у неё какие-то проблемы?» — снова подумал, Целитель, — но всё равно был настойчив, — ради очень важного и очень опасного дела.
— Значит ты до сих пор понимаешь, что для тебя очень важно?
— О чём ты говоришь? — Ааа! Ты про подростковую, кажется вечную, нереально — реальную жизнь, когда (башню) от (кипящих) мыслей сносило так, что сама потом удивлялась. — Как — это я раньше могла так думать, фантазировать, мечтать и видеть и тем более совершать свои героические поступки? — Я до сих пор как вспомню про то как мы, выжидая покупателей долгими часами стояли в душном магазинчике в торговом центре, — у меня сразу — же мурашки по спине. А ведь всё равно до сих пор так работают и подростки, молодёжь и люди постарше. А что делать деньги же нужны и таким как мы шестнадцатилетним, и тем, кто младше. И я их не осуждаю нет и не прикалываюсь над ними, — а только желаю им не сворачивать с своего пути к своей светлой мечте. И так — же желаю не задерживаться надолго на низкооплачиваемой работе. Максимум — год, чтобы накопить денег и на курсы, чтобы после учёбы устроиться на более лучшую и приятную для себя работу или что бы открыть своё пока маленькое, но прибыльное дело ну и что — бы не жить за счёт родителей и так далее. Но всё — это как мне помнится для нас осталось в далёком прошлом, — спросив и сразу — же высказавшись, — певица грустно улыбнулась, потом тихо вздохнула и стала осторожно ухаживать за своими небольшими и не маленькими глазами, — и за чёрными, средними, ресницами с помощью маленького зеркальца в оранжевой из тонкой кожи, — оправе и разноцветного, яркого, носового, лёгкого платочка, — всё из правого кармана своего алого плаща.
— Да! В прошлом, — согласился, Целитель, — с последующим, уверенным, высказыванием.
— Но город в котором ты сейчас живёшь он всегда в настоящем, — и со (своими) проблема и с незабытой историей, и с ещё не наступившим, будущим, — светлым будущим для тех, кто мечтает не по (чёрному) и борется со Злом, — и не сдаётся!
Тишина снова (проглотила) и салон и теперь уже и настороженный, задумчивый, взгляд певицы.
— Что скажешь? — снова прогоняя тишину, — спросил через две секунды настойчивым голосом, Целитель, — и опять пристально посмотрел на всё ещё непонятную ему девушку, — через переднее, прямоугольное зеркало в салоне машины.
— Вас не было.. Почти три года!
«Заговорила певица заметным нервным голосом», — продолжал вычислять певицу, внимательный Целитель.
— Вы разъехались, а я осталась одна с Мякишем. Ты просто не представляешь, как мне было тяжело. А, Мельник! — Почему он бросил меня, — мы же (поняли) друг друга?
— Представляю..! А Мельника не вини, — он должен был доказать себе, тебе и Мякишу да и всему как говорится миру, что он способен добиться своей светлой мечты. Ты должна была понять его человека серьёзного, — как ты помнишь. Да и вы словно растворились в воздухе, — никто из нас сначала не знал куда вы подевались.
— Нет, не представляешь! — вспыхнула «вроде та — же, Заря, — подумал, Целитель, — продолжая слушать «уже успокоившуюся, знаменитость.»
— Когда, Мякиш, — сказал, что я и он, — мы остаёмся в Москве, — и что бы про нас, про наши прозвища и прошлые (дела) никто не знал, — с тех пор всё и началось.
— Съёмные квартиры по объявлениям на дверях в подьездах или где попало с оплатой вперёд за два месяца, — откуда после двух, трёх прожитых дней выгоняли с угрозами на улицу, — и даже ночью на мороз. Жаловаться кому-то себе и Мякишу, навредить, — не доросли ещё что бы жить самостоятельно, — полиция один раз предупредила, — хватило.
— Поиски работ в свои тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет, что — бы оплатить очередную, самую неприметную, дешёвую и страшную по указу, нашего загадочного как ты помнишь, Мякиша, — съёмную квартиру, — снятую с помощью взрослых женщин кому после наших, жалостливых, рассказов про нас сирот всё равно надо было платить за помощь снять квартиру. Да и что — бы прокормиться. — Хорошо вечно занятые родители, зацикленные на самостоятельности ребёнка хоть как — то но помогали. А кастинги, конкурсы, — где похотливые, толстые и худые мрази намекали мне кстати несовершеннолетней, на близость. Переспишь. Пройдёшь! Не переспишь. Не прой…
— Кстати, Ворон.., — перебивая «всё такую же вспыльчивую», — Целитель, продолжал пристально наблюдать за «снова заблестевшими глазами и за откровенным, грустным, лицом», — через переднее зеркало в салоне.
.. в похожей как три года назад по цвету чёрной курточке, как и Мельник в своей коричневой, и я в своей белой, — а такое как видишь бывает, — подробно рассказывал нам, что ты уже не носишь на шее свой любимый, голубой, платочек и что тебе было очень страшно и очень, очень трудно. Но ни смотря на все преграды, — ты за три года всего добилась сама. Стала знаменитой и востребованной и не с помощью похотливых и не (чистых) на руку (помощников). — А благодаря своему таланту своей работоспособности и своей сильной верой в свою светлую мечту, — не говоря пока про помощь — защиту, Мельника, Ворона и его, — Целитель замолчал и стал ждать, что скажет певица…
— Да всё — это так..! Всё верно..! Но вы..! — Куда же вы исчезли, испарились? Или я девчонка должна была сама искать вас и молить о встречи? — Даже в интернете ноль информации, — ну если вас хвалят по телевизору так я редко смотрю, что творится в ящике. Извините! — Правда, что-то показывали, болтали. — Но опять-таки разве можно доверять сплетням этих журналистов и репортёров? — Впрочем это их работа, жить то надо на что — то да и семью кормить! — снова вспыхнула певица, в то — же время глядя своими заблестевшими глазами во внимательные и молчаливые светло — коричневы глаза в прямоугольном зеркале.
«Снова понимая, что опять вспылила звезда эстрады вздохнула и снова заговорила спокойным голосом.»
— Знаешь, Целитель. Когда мне было очень страшно и очень тяжело, — я просто брала свой светло — серебристый свитер и ты не поверишь я одевала его и ложилась в нём спать. Я понимаю, что детские и подростковые фантазии с годами кажутся нам смешными, да и нереальными, — и что у каждого наступила своя и более взрослая жизнь, — но я всё-таки верила, что, когда ни будь. Мы..! Всё — же снова..! Встретимся!
После повторных эмоциональных слов певица не выдержала и тихо заплакала в свои ладошки.
«Отлично!» — подумал, Целитель, наблюдая «откровенные и чистые эмоции», — и в то — же время ясно осознавая.
«Заря всё та — же, — и в нашей теме, — и на нашей стороне!»
— После того как мы вот на этой ещё не перекрашенной и не переделанной машине забрали отца, — Ворона, из больницы — с диагнозом, принудительная (кома) с помощью, психотропных и снотворных препаратов. Потом мы как ты помнишь, празднуя победу неделю тусовались в (новой) квартире, Ворона, — и почти по всей Москве, — продолжая говорить, — Целитель не переставал внимательно наблюдать за Зарёй, — и как она внимательно его слушая молча кивала головой, — и как она в то — же время быстро приводила свои тёмно — каштановые волосы, глаза и своё «безо всякой шпаклёвки», лицо в порядок, — снова с помощью маленького в левой руке круглого зеркальца и разноцветного в правой руке носового платочка.
— Ну а потом мы вдохновлённые только на свои будущие дела разъехались, — каждый со своими мечтами. Мы жили и как говорится не тужили и очень надеялись, что все наши нереально — реальные кошмары остались в прошлом.
— Но мы все ошибались, — Заря!
После последних выразительных слов внимательно слушающая и приводящая себя в порядок, Заря, — замерла и тут — же взглянула своими настороженными глазами в пристальные в переднем, прямоугольное зеркале, и серьёзные глаза, Целителя.
— Да! Заря. Ты не ослышалась!
— Год назад нас неожиданно собрал, Мякиш, — и он объяснил нам при встрече, что ждёт нас и всех мирных жителей столицы через год а точнее, многочисленные, жертвы и рабство, — если мы не начнём готовится к смертельной битве со Злом и Злыми силами. Тебя мы не хотели тревожить ввиду твоей занятости, очень успешной карьеры и в связи с беспределом злых, МРАЗММов.
— Мельник и Ворон, — отдалились от нас ради нашей же безопасности и своей засекреченности. Иногда я встречаюсь с ними тайно в городе или на том самом причале точнее в подземном помещении, — либо в редкие и важные праздники, либо для передачи с глазу на глаз, — секретной информации. И каждый из нас поверь мне каждую секунду всегда думали о тебе. И каждый из нас, когда тебе и Мякишу, — особенно в последний год, — угрожала незаметная для вас опасность мы прикладывали все усилия, что — бы спасти и защитить вас. А особенно в то время, когда ты стала очень лакомой и дорогой добычей сама понимаешь для кого. Как ты поняла ты и Мякиш, — вы почти всегда были под наблюдением, — Мельника и Ворона.
— Чем именно сейчас вы занимаетесь? — радуя, Целителя наконец — то спросила, Заря, — убирая свой носовой платочек и маленькое круглое зеркальце снова в правый карман своего алого плаща.
— Мельник, как и хотел три месяца назад стал чемпионом России по боксу, — а это можно сказать преодоление невозможного в его то годы. В свободное время он тренируется и по совместительству он добывает информацию среди разных, МРАЗММов. (Играет) роль крутого пацана в разных криминальных кругах, — и так — же при случаях (вправляет) мозги сама знаешь кому, что — бы не мешали мирным жителям жить по-человечески.
— Ворон, помогает, Мельнику, — и так — же как ты уже узнала от бабушки он судья — ликвидатор. Сам выносит смертный приговор и сам же приводит приговор в исполненье. Мы, — Заря, как можем и всеми силами защищаем жизнь всех мирных жителей и особенно детей. И ты должна понимать, почему мы не должны добровольно мелькать и по телевизору, и в интернете, да и в любых журналах и газетах, — и так — же часто болтать по телефону и так далее. Ворон, так — же и над этим работает, — но как ты поняла сарафанное радио было и всегда будет. За нами, СВОЗЕМами, — всегда следят, — Заря. И я думаю злые, МРАЗММы, — просто выжидают удобного случая, что бы разделаться с нами поодиночке или просто хотят, что-то понять, выяснить. И да, — Мельник и Ворон то — же, как и ты уже окончили школу, — девятиклассное образование.
— Но, а как же закон, правосудие, суд, — мирные, законопослушные, люди могут не понять, — Ворона, да и Мельника, — тем более в их то возрасте?
— В нашей теме, — Заря, в связи с тем как я уже говорил, — то что злые люди, точнее, — нелюди стали вести более масштабные действия для исполнения своих ужасных желаний и планов, — органы власти и президент лично дал добро тем более, когда я и Камиль Александрович, — смогли доказать, что развивающейся преступности помогает как говорят в народе, — нечистая, немыслимая, сила, — и государство даже стало помогать нам деньгами.
— Интересно каким — это образом вы доказали?
— Мне, Камилю Александровичу, — и ещё одному учёному — РАЗДУИМу, — разбирающегося в мощных, цифровых, видеокамерах, — удалось показать в прямом эфире, — президенту и его приближённым, — (какие) люди выходят из метро среди толпы. — Конечно же нам пришлось поработать с видеокамерой, — усовершенствовать её оптику и так далее и у нас всё получилось. И да мне когда я снимал, — приходилось напрягать своё желание и моргать гораздо чаще, — ну ты меня понимаешь о чём я. Но ты бы видела эмоции президента и его приближенных их снимали на телефон для нас, — когда им повторно объяснили, что люди не загримированные и не в масках карнавальных, — и они видят на большом экране в прямом эфире благодаря нашей навороченной, видеокамере, и мне, — настоящие каменные, серые с мутными, мрачными глазами и так — же землистого цвета с демоническими, жутковатыми глазами, злые, — лица убийц, маньяков и так далее. Да и наполовину бледные наполовину серые и серо — бледные лица плохих, — МРАЗММов с страшными полу демоническими глазами, — то — же повергли в шок всех чиновников и самого президента.
— Это понятно! — Но почему у Ворона, — машина именно такого холодного ну стального цвета, как и тот как ты помнишь, жутковатый всё — таки туман. — Ты об этом как врач и как психолог не задумывался? Я не ошиблась в твоей выбранной профессии?
— Нет, — Заря. Не ошиблась. Я врач и хирург и кардиохирург и так — же помимо всего прочего, -- я увлекаюсь и психологией человека. И так — же я не забыл и про тот холодный туман стального цвета, — а с Вороном всё в порядке, — Заря. Это моя задумка, — надежда, что — бы хоть как — то обезопасить, — Ворона. Знаю, что наивно верить в наше время, что из — за цвета машины какой — ни будь озлобленный убийца не нападёт на Ворона, когда захочет. — Но всё — же может засомневается на пару секунд и тогда, Ворон, -- среагирует быстрее и защитит себе жизнь. -- Кто знает, что задумали злые, МРАЗММы. Кстати я был против птицы на машине, но как ты поняла бесполезно. И ещё кобуру и пистолет, Ворона, наш оружейник — РАЗДУИМ, переделал и сейчас, — Ворону не надо передёргивать затвор и снимать с предохранителя, чтобы выстрелить именно первым и повторно. — Ты поняла какие сейчас у СВЯЗов, — очень нервные и опасные дела.
Да!
— Это хорошо, что поняла! Но не всё так сложно и я кстати устроился лучше всех. Я и учусь сейчас в основном, дистанционно, и практикуюсь и так — же работаю с отцом, — Ворона в помещениях под землёй, — над всё той — же кажется вечной и проблемной темой. — Как уничтожать эту опасную, противоположную заразу, — и как появляется, — эта зараза? — Как ты помнишь для отца, — Ворона, я очень молодой, но талантливый, и врач вдобавок с талантами, СВОЗЕМа, — видеть, что не видят и слышат мирные, РАЗДУИМы, — да и все остальные жители нашей необъятной страны, — и я думаю всего мира, — я просто превосходный для Камиля Александровича, — коллега, несмотря на то, повторяю, что — я ещё очень молод, — ответив и похвалив себя всё тем — же спокойным, уверенным, голосом, — Целитель, улыбнулся, — но в следующую секунду талантливый юноша заговорил уже с серьёзным лицом и снова с пристальным взглядом на внимательную, Зарю.
— Скажи, Заря ты ещё сможешь если придётся сразу — же определить злого, (замаскированного), человека? — Кто готов в любую удобную для себя секунду вонзить неожиданно нож или выстрелить в грудь или спину, — СВОЗЕМа, МЕЧЗАСа или любому, РАЗДУИМу.
— Приходится иногда помогать моему телохранителю, — но были случаи, когда я ошибалась. — Может этот дар постепенно с годами тает, как и наши детские и подростковые фантазиями? — тихо ответила и спросила «скорее у себя», — Заря и вздохнула.
«Отлично, что ещё можешь! А насчёт ошибок так у меня то — же бывает и наверняка от переутомления!» — обрадовался и успокоил себя мысленно, — Целитель, и снова заговорил серьёзным голосом.
— У нас как всегда мало времени, — Заря. И сейчас ты должна сделать выбор. — Ты с нами как прежде или как мирный, богатый, РАЗДУИМ? — У меня у Ворона и у Мельника как ты понимаешь, — то — же был выбор.
Светло — коричневые «серьёзные» глаза, Целителя, — в прямоугольном зеркале ждали ответа, — и так как этот вопрос был (непростым) то ответ должен прозвучать через две секунду, — то есть почти сразу — же, — Заря помнила об этом и уже открыла свой алый ротик, что — бы ответить, но неожиданный, — стук в окошко, а потом и знакомый голос помешал ей высказать своё твёрдое решение. — У тебя всё нормально внученька? — разглядывая сквозь пуленепробиваемое, прозрачное окошко свою внучку в салоне машины, — интересовалась, внезапная, — бабуля.
Открыв, осторожно, заднюю, правую дверь, — Заря, не вылезая из машины стала успокаивать, — отшагнувшую в сторону от двери, — и снова тут — же приблизившуюся, свою бабулю.
— Да бабуль у меня всё в порядке! Только это бабуль.., — замолчав и взглянув в пристальные светло — коричневые глаза в зеркале, — Заря, сделала свой выбор.
— Мне нужно уехать на несколько дней, — ты только не беспокойся и принимай вовремя нужные для тебя лекарства, — Ладно?
— Извинись, пожалуйста за меня перед гостями перед продюсером, — скажи, что я простыла и решила поваляться в знакомой частной клинике где, работают хорошие врачи. Буду через три дня и три ночи, — первого марта вечером, или второго, — ну если выздоровлю. Ещё скажи, что телефон мой неожиданно сломался поэтому не смогла позвонить. — Сама позвоню по новому телефону, — ну как куплю.
— Не беспокойся внучка я же всё понимаю.
«Сразу — же догадалась настоящий, — РАЗДУИМ», — подумал довольный, Целитель, — продолжая слушать «всё — же расстроенный голос бабули.»
— А насчёт гостей и по работе то — же не беспокойся, я всё скажу, как ты велела. Дай вот только обниму тебя, крошечку свою ненаглядную! — приблизившись и наклонившись после своих слов, — с аккуратной, (крашенной в каштановый цвет), короткой, причёской, бабуля, — теперь без шапки и курточки, а в оранжевом тонком, свитере (под горло) но в тех — же в брюках — трико, — и снова с красным, пакетом в правой руке, — чмокнула в правую щёчку свою внучку.
— И на вот, — Держи! Здесь я собрала переодеться тебе. — Не на праздник — же едешь, — я же всё понимаю. Тем более как увидела его умника и эту машину с чёрным вороном на крыше, — последнее предложение бабуля сказала тише и с уже выступившими слезами на глазах передавая в то — же время в руки внучки, — большой и почти полный, красный, пакет (с бутербродами, минеральной водой и с одеждой).
Целитель, не растягивая «жалостливые расставания», — улыбнулся, вздохнул и прежде чем завести машину сказал, — строго.
— Заря! Телефоны, часы, планшеты, брелки, серёжки с драгоценными камнями, украшения с камнями, и так далее сдать бабуле, — сама понимаешь наверняка жучки и мини камеры, — даже проверять не будем, уничтожим, молотком.
— Золотой крестик и золотую цепочку можно оставить?
Да!
Через пять минут стального цвета машина, — рассекая, встречный, холодный, ветер, — и стальным, силовым, бампером, — и клювом, и расправленными, крыльями, — бесстрашного, чёрного, ворона с блестящими глазами, — ехала по шумной автостраде в сторону причала в то — же время уверенно обгоняя с помощью серьёзного за рулём и уверенного водителя, — чересчур осторожных и боязливых автолюбителей.
Глава 4.
Как только машина свернула с двухсторонней дороги на длинный, — под (присмотром), камер видео — наблюдений на высоких, чёрных, (голых), деревьях, — и широкий тротуар, — задумчивая, Заря, — вдруг, — вспомнила. — Но как же, Мякиш? Как я теперь позвоню к нему, — узнаю, как его самочувствие и вообще?
— Не беспокойся за Мякиша, — он уже на причале, — точнее с отцом Ворона, работает в подземных тоннелях и помещениях.
— Но как так? — удивилась и не поняла, Заря, — и продолжая говорить.
— Пять дней назад бабушка лично проводила его на десять дней с вокзала в Питер, — на всероссийскую олимпиаду по математике, — и на экскурсии вместе с группой таких — же как он умников и с их учителями. И каждый день я разговаривала с ним, но в конце последнего разговора вчера вечером он сказал, что сам потом перезвонит, — и кстати нагло, — отключил телефон.
— Одна из трёх, сопровождающих, учительниц, (тридцати лет), — оказалась злой, МРАЗММой. И, Мельнику с Вороном, — три дня назад едва удалось спасти спящего в питерской гостинице, Мякиша, — от озверевшей, ночью, — этой самой, учительницы кем наверняка управлял всё тот — же мертвый, — не человек.
— Бдительный, Ворон, — вовремя понял, сообразил или получил мысленную информацию от Фаника, — что ему Мякишу, — нужна защита. — Что хотело — это мерзкое и очень опасное, — направляющее людей на плохие дела и убийства, — убить, Мякиша, — покалечить или похитить, неизвестно? — Но точно то что помешанная учительница была уже в шаге от кровати, Мякиша, — с скотчем, снотворным и кислотой в баночке в своей женской сумочке, — её допрашивали потом, но она молчит как рыба. Следователи сказали, что учительница сошла с ума и отправили её в психиатрическую лечебницу. — Что будет с ней дальше как ты знаешь зависит от неё самой? — Главное, что мы спасли, — Мякиша! И кстати в телефоне, Мякиша, — обнаружили жучок, — избавились.
— Значит, всевидящий и всезнающий, ужасный, мертвый, — не человек, продолжает охотиться за Мякишем? — А, я — то наивная думала, что, если я каждый год буду менять школу, Мякиша — это спасёт его от всего злого и немыслимого мира.
— Нет! Заря. И более того — это мерзкое и (живучее) и его слуги злые, МРАЗММы, — решили покончить с такими как мы и со всеми, кто мыслит и живёт, и действует, — как разумные, здравомыслящие люди. — И кровь даже детей и невинных мирных людей начала литься в столице и можно сказать рекой, — вздохнув после быстрых ответов, — Целитель «нарочно» отвёл свои глаза в прямоугольном зеркале в салоне от пристального и серьёзного взгляда, — Зари.
— Ты, что-то не договариваешь, мне? — заметив и почувствовав «неладное» в поведении, настроении и голосе, — Целителя, тут — же настороженно, спросила, — Заря.
Не отвечая на вопрос, — Целитель, опять сбавил скорость машины, — и снова начал говорить, спокойным, голосом.
— Ты знаешь, Заря, — то, что произошло с нами три года назад и словно в кошмарном сне можно было забыть, как сон или я смог бы (стереть), — это в своей памяти. Но когда я через два года увидел, — Анатолия Анатольевича, а потом и так — же с помощью, Ворона, — и его помощницу, — кстати она работает в цирке акробаткой. — Понимаешь, они стали, совсем, совсем другими, — настоящими, свободными и счастливыми людьми. И так — же когда я узнал, что старший брат, Ворона, — погиб от пули внезапного, киллера, когда они встретились в столице, что — бы просто поговорить, пообщаться как братья. То я понял, Заря, — нам нужно и дальше бороться, и сражаться со всем и в любом обличии, — Злом, что — бы все разного возраста люди жили мирно, свободно и счастливо.
— Ты только представь, что — бы было сейчас и так — же с Мякишем, — если бы мы тогда отказались и ушли с теплохода Мечта. — Кстати, Мельник, — вычислил киллера и cудья — ликвидатор, приговорив, уничтожил убийцу своего брата, — высказав, своё откровенное мнение и добавив так — же серьёзным, уверенным голосом, — Целитель, посмотрев на право направил серьёзную, задумчивую, Зарю, — на следующие размышления.
— Посмотри на право на здание за приграничной зоной и дальше за чёрным ограждением.
Слушая, Целителя, — внимательная, Заря, — сразу — же повернула голову направо.
Оглядев, сначала высокое ограждение с тускло — сверкающей «опасной», — колючей проволокой, сверху, — Заря, перевела взгляд на длинный, шестнадцатиэтажный дом тёмно — серого цвета с большими, затемненными, окнами.
Приглядевшись, снова к длинному вдоль тротуара, — чёрному ограждению, — Заря заметила, что «узоры на металлическом ограждении очень похожи на озлобленные лица людей».
— Это недвижимость из которых ведётся наблюдение за пока ещё безопасным и пока ещё нашим причалом и башней, — продолжал инструктировать, — Целитель. Или (они) просто выжидают назначенного время, что — бы разделаться с нами тихо и без лишнего шума.
— Так — же обещая всем доверчивым, наивным и нуждающимся людям, — и бесплатную недвижимость, коварные и хитрые, МРАЗММы, — (делают) из людей, — наёмных убийц. И кстати заброшенный парк как выяснилось был закрыт шесть лет назад то — же по воле очень опасных и злых, — МРАЗММов.
— А, что это за непонятные широкие и грязные следы, что тянутся по мокрому асфальту от начала тротуара?
— Ты всё такая же, наблюдательная, — Заря, но об этом и об остальном чуть позже, — сразу — же сказал, — Целитель в то — же время разворачиваясь и останавливаясь уже на асфальтированной, маленькой стоянке.
— Целитель, ты знаешь какая сокровенная мечта, — Мякиша? — вдруг тихо спросила, Заря.
Нет!
— Его сокровенная мечта, что бы каждый человек на всей земле хотя бы мысленно был следующим за СВОЗЕМом. И он думает об этом постоянно и уже давно как он мне однажды проболтался.
— Гораздо раньше, чем три года назад?
— Я то — же сразу — же его об этом спросила, — не ответил.
— Понятно, что всё-таки загадочный у нас Мякиш, — и точно то что — это несбыточная и тем более очень опасная именно сейчас мечта, — Заря. Необычного, Мякиша, — и так контролируют в столице большое количество (разных), МРАЗММов. Каждый его шаг в (сторону) и даже мысленно, — не под нашим наблюдением и контролем, — я уверен очень опасен для него. — Мне поговорить с Мякишем, — об этом ради его же безопасности, — ну что бы он переключился мыслями на другие мысли, мечты, — пока не станет спокойнее, — и пока всё видящий всё слышащий и всё понимающий и даже мысли всех в столице, мертвый, — не человек в плаще и в маске, — снова хотя бы на время успокоится?
— Бесполезно! Я пыталась. Мякиш постоянно, — я знаю думает об этом и даже когда спит, ест, делает уроки, шутит, смеётся и так далее.
Заглушив мотор после так — же тихого ответа, Зари, — серьёзный, Целитель, — посмотрев на открытый вход в причал вздохнул и быстро вышел из машины.
Взглянув внимательно через лобовое, прозрачное стекло на «покосившиеся, испорченные, массивные и высокие колоны», — Заря то — же вздохнула и так — же быстро вышла из машины, — следом за Целителем.
Через несколько секунд, Заря, — уверенно застучала по вымощенному белым камнем, — причалу, своими невысокими, тонкими, каблучками, — тем самым давая понять всему миру, — её явное и желаемое присутствие на данной территории.
После того когда вход в причал закрылся за девушкой, (через секунды, — десять) из открывшегося проёма в стене башни, — навстречу быстро, приближающимся, — Целителю и Заре, — выбежал охранник в синей форме, — и стал громко поторапливать.
— Скорее, — Целитель! Скорее!
Лицо худощавого «МЕЧЗАСа», — как сразу — же поняла, Заря, — и по закрашенной, светло — серебристым, цветом, — костяшке, среднего пальца на правой руке, -- «было очень встревоженным».
Спускаясь, быстро по широкой, белокаменной, лестнице в тоннель вместе с МЕЧЗАСом и Зарёй, — внимательный, Целитель, — обратил внимание как Заря, — стала улыбаться ярко — жёлтым, искринкам в воздухе, — и это его очень обрадовало.
Приблизившись, — и сразу — же увидев, высокого, охранника в повозке, — Целитель заволновался и тут — же спросил.
— В чём дело, Роман?
— В палате (больные) просто взбесились, — пожав плечами сразу — же стал отвечать спокойным голосом, охранник, — поглядывая с нескрываемым, любопытством на поднимающуюся в повозку незнакомку, — и мысленно оценивая, и размышляя. «Красивая девушка и она, как и, — Целитель, Ворон и Мельник, — улыбается, прозрачному, воздуху в тоннеле.»
«И наверно он узнал её как певицу!» — подумал в то — же время наблюдательный, — Целитель, и опять полностью доверяя снова заговорившему, — Роману.
— Скорее всего (больные) каким-то образом освободились от ремней, и сейчас стараются сломать дверь пока своими кулаками и ногами, — и я думаю нам надо поторопиться.
— Кто эти (больные) в палате! — «Наконец — то», спросила, Заря, — затем перевела свой недоверчивый взгляд с таращившегося на неё охранника с «тяжёлым» подбородком, — на Целителя, — поднявшегося в повозку и то — же севшего на скамейку, — но напротив и рядом с «непонятным», — как Заря, почувствовала, — человеком.
— Я не сказал тебе, — Заря. Просто никак не мог сообразить. — Когда про — это надо сказать тебе..? Понимаешь..? — отвечая, — и не глядя в пристальные напротив, карие глаза, — Целитель, «продолжая мямлить», — покраснел.
— Мельник и Ворон в беде и им сейчас очень.. Очень нужна помощь.. Твоя помощь!
— Нет, Целитель, — ты просто не доверял мне. Но я понимаю тебя. — И прощаю! — тут — же уточнила и решила, — Заря, а затем уверенно сказала, — обернувшемуся водителю в морской, белой с чёрным козырьком фуражке. В палату!
Через полминуты, когда, МЕЧЗАС, — довёз всех пассажиров до первой двери, — Целитель, не вставая, быстро вытащил правой рукой из — за пояса брюк за своей спиной, — (не тонкую), общую, тетрадку с светло — серебристой на коричневой, обложке, (не пластмассовой), кнопочной с электронными часами, — ручкой.
Не обращая внимания на очередной из палаты, — сильный удар в крепкую дверь, — Целитель протянул, Заре, — общую тетрадку.
— Ты уверена, что ты справишься? — спросив тихо, — Целитель взглянул пристально прямо в серьёзные глаза, Зари, — и снова не обратил внимание на чересчур любопытного, Романа, — уставившегося на общую тетрадку.
— Не волнуйся, — Целитель. Я справлюсь! — ответив, уверенно и тут — же забрав левой рукой плотную «не новую», общую, тетрадку, Заря, — то — же тихо спросила.
Зачем?
— Прочитай, (больным), что написано в тетрадке, — и они вспомнят кто они есть на самом деле, — ответив, поднявшийся со скамейки, Целитель, — снова заметно покраснел и быстро спустился по (железной), голубой, подножке с повозки.
— А я тогда даже и не догадывалась, что ты ещё и писатель, — сказала негромко, Заря, — уже возле (неспокойной), двери.
— Да так пишу иногда, мемуары, — сразу — же и то — же шёпотом ответил, улыбнувшийся, (скромно), Целитель.
— Я так понимаю, что твоя ещё не законченная книга пишется для людей всех возрастов, — а точнее для тех, кто уже умеет читать или внимательно слушать. — Так Целитель?
— Да! — Ну как ты готова? — ответил и сразу — же спросил торопливый и так — же негромкий, — Целитель.
Да! — понимая, торопливого, сразу — же ответила, — Заря.
Отлично! — сказал довольный, Целитель, — и стал открывать ключом деревянную дверь в то — же время глядя на «настраивающуюся», — Зарю.
Напрягшаяся, — после следующего, более сильного, «наверняка ногой», — удара в крепкую дверь, — Заря, вздохнула, уверенность, выдохнула, ненужные, заморочки затем уверенно и молча кивнула подбородком, вниз, — молчаливому с вопросительным взглядом, — Целителю.
Понимая, — Целитель тут — же повернул ещё один раз ключ в замке так — же влево, — отшагнул от двери и снова тихо предупредил.
— У тебя мало времени, Заря, — судя по их более агрессивным действиям. И если ты не сможешь им помочь, то придётся вызывать, МЕЧЗАСов — полицейских и применять, газовые баллончики, электрошокеры или даже огнестрельное, оружие. — Ты меня понимаешь, Заря?
Да! — снова так — же негромко, но уверенно сказала, — Заря, затем подмигнув правым глазом ярко — жёлтым, «весёлым», искринкам в воздухе возле своего лица, — Заря не теряя времени толкнула внутрь правой ладошкой, поддавшуюся дверь, — и смело зашла в палату.
Целитель, — не рискуя сразу — же шагнул к открытой двери и потянул за Зарёй за круглую светло — серебристого цвета, ручку, — коричневую дверь на себя, плотно закрыл, — и быстро повернул ключ в замке два раза вправо. Затем сказав, МЕЧЗАСу, — привезти, Камиля Александровича и Мякиша, — серьёзный, Целитель, — посмотрел на так — же оставшегося в двух шагах «серьёзного», Романа, — с пристальным взглядом на дверь.
Вздохнув, напряжённый, — Целитель перевёл взгляд на деревянную «сейчас для него непреступную, преграду», — прислонился правым ухом к двери и стал слушать, что творится в палате.
— Назад! Ворон. Не дёргайся! И ты то — же, — Мельник. Назад! — тут — же громко предупредила, Заря, — «агрессивных, сначала, — отбежавших от внезапно, открывшейся, двери, а потом сразу — же шагнувших прямо к ней с нездоровыми, разными по цвету и ухмыляющимися, лицами».
Наблюдая как после её крика «и вправду больные», ребята всё же застыли и переглянулись «с ещё полу демоническими глазами», — Заря, понимая, что «ещё не всё потеряно», — облегчённо, вздохнула, но тут — же снова напряглась и закричала.
— Я сказала не дергайся, — Ворон! Или я подпалю твои чёрные крылышки! И я сделаю — это Ворон, — ты меня знаешь!
Строгое, предупреждение, а затем и неожиданный (чересчур жаркий), направленный поток дыхания изо рта серьёзной, Зари, — всё это сработало и более агрессивный, и непослушный, ухмыляющийся, черноволосый парень тут — же отшагнул снова назад к стоящему позади, — Мельнику.
— Ну, вот и хорошо значит ещё не забыли меня и мой вспыльчивый, характер! И сейчас не теряя драгоценного времени вы оба ляжете на (свои) кровати.. — шагнув вперёд после незаконченного предложения на попятившихся назад к (своим) деревянным кроватям, — через десять шагов, — Заря, остановилась возле невысокой спинки первой кровати, — и снова продолжила направлять «больных», — своим уверенным голосом…
…и я вам кое — что почитаю. Кстати — это Целитель, написал, что бы вы уже очень нехорошие людишки, — вспомнили для чего вы существуете на этом белом свете. — Понятно да о чём я веду речь? — спросив строго, — и не дожидаясь ответа, — Заря, открыла общую с металлической, светло — серебристой, ручкой на лицевой обложке, — тетрадь на странице с написанным названием.
Взглянув ещё раз но уже (нежнее) на «недовольных но всё же опустившихся на (свои) кровати», — а потом мило улыбнувшись «ещё и подозрительному то — же уже лежачему на спине, Мельнику, — таращившегося на неё своими прищуренными, полу — демоническими, глазами», — Заря вздохнула, перевела взгляд на раскрытую в своих руках общую тетрадь, прочитала название книги, пролистала страницу затем не теряя времени сразу — же начала читать так — же, вслух, — своим выразительным, голосом..
— Спокойной ночи профессор, — и ещё раз с днём рожденья! — И завтра одевайся теплее, — на улице ещё холодно и сыро! — пожелала, снова поздравила и посоветовала с красивой причёской и в нарядном, голубом, приталенном (чуть выше колен), платье, — улыбающаяся мама своему лежачему сыну на спине и в очках, — под нетолстым, одеялом в деревянной, коричневого цвета, кровати
— Спасибо тебе мам! Я уверен все приглашённые мною остались довольны праздничным столом, — и особенно таким невероятно вкусным, заказным тортом. — Это хорошо, что ты предложила пригласить всех домой, — не современно, но было очень вкусно. — Жаркое, беляши то — же с говядиной, да и разные салатики — это круче чем питание в фастфудах, — где кстати мам не дают расслабиться и приходится постоянно работать в свою смену, что бы не оштрафовали менеджеры. Но я не жалуюсь мам, — нет я зарабатываю деньги пока как могу и как успеваю. Спасибо тебе мам ты у меня, — такая заботливая. Признаюсь, тебе, что бы тебя не обидеть, — мы все решили сначала немного посидеть дома, а потом пойти в торговый центр и там потусить. Но как видишь все четверо, и я после твоих вкусняшек, не захотели идти в торговый центр, — а только ели и ели и запивали твоими домашними, вкусными, компотами ну и ещё в игры на компе играли, — поочерёдно на вылет и просто болтали. И ты не мешала на кухне постоянно была, — только приносила еду и уносила грязную посуду. Классно справили мой день рожденья! — И хорошо, что профессором ты меня называешь не при всех, — понимаешь. И тебе спокойной ночи! А насчёт новой, тонкой курточки весенней с большими как я люблю и внутренними карманами, что ты мне подарила, — не беспокойся, — Весна на подходе. И я уверен, что я в такой лёгкой одежде, — завтра буду не один. И это мам…! Я давно хотел тебе сказать. Поговорить..
Говори! — сразу — же поддержала своего замявшегося, сына, — стоящая в шаге от кровати в розовых (на ногах) мягких и пушистых тапочках, — посерьёзневшая, (тридцатипятилетняя), мама.
— Я с десяти лет задаю себе почти каждый день, — один и тот же вопрос. — Каким бы я был солдатом, воином, — окажись я на полях сражения в реальных, кровопролитных, боях? Понимаешь? Как бы я шел в атаку под пулями, осколками, снарядами, — струсил бы побежал назад или лёг бы на землю, — и закрыл от страха глаза? Или всё-таки шёл бы вперёд глядя в глаза смерти, — как настоящий защитник мирных людей, — детей? Ну как в кино, — и так — же про Великую Отечественную войну? — Я знаю точно многие и мои ровесники и даже дети воевали в Великую Отечественную. А я мам признаюсь тебе такой всё-таки не смелый человек. Например, я до сих пор боюсь тех подзатыльников и щелчков в лоб и по голове от тех, кто заставлял и заставляет меня в школе делать за них домашку, контрольные и так далее. Да и на улице в метро и вообще то — же побаиваюсь наглых с недобрыми взглядами, — иногда такие страшные лица увижу с нечеловеческими глазами, что сразу — же отворачиваюсь или удаляюсь от них. Наверно я очень впечатлительный, да и глаза у меня напротив в зеркале всегда, — неуверенные. — Мам скажи, — всем и наяву и во снах, — бывает страшно, как и мне? — И нужно постоянно перебарывать себя и так — же быть битым и терпеть боль и физическую, и душевную? Ты с бабушкой, дедушкой и с папой, когда они была живы, — наверно не раз разговаривала на эту тему? — спросив и дожидаясь очень нужного ему ответа от самого родного человека, — всегда говорящего ему только правду, — ещё виновник торжества быстро снял свои (немаленькие) очки с большими, прозрачными, стёклами затем осторожно положил (очень нужную для него вещь) на почти, полную, спортивную, синюю, сумку с красными ручками на светло — коричневом полу возле изголовья кровати, — и снова быстро лёг на спину и под одеяло с пристальным взглядом на заговорившую, — серьёзную маму.
— Ты же помнишь те правдивые, но как ты говорил и говоришь настойчиво до сих пор, — сказки, что рассказывала тебе с детства твоя бабушка когда она была жива, — и иногда для примера рассказываю тебя я про твоих дальних, предельных предков кто воевали с врагами, — и с голыми кулаками, и с оружием в руках и с тем чем придётся. — И наверно если ты решился поговорить со мной о том, как бы ты поступил окажись в экстремальных очень опасных для твоей жизни ситуациях, — то я думаю настало твоё время доказать в первую очередь самому себе, что ты настоящий, смелый человек. И поверь мне всем бывает страшно и наяву и в снах, — абсолютно всем! Но главное запомни тебе не надо становиться агрессивным и злым, что бы тебя боялись тем более те кто слабее чем ты. Тебе если случится снова просто нужно собраться и сказать твёрдо, — нет. И отбить своей рукой от своей головы, — руку двоечника, лентяя или любого неадеквата. — А если полезут на тебя с кулаками, то нужно сразу — же запомни, — давать сдачи. И сдачи нужно давать и в первый раз и во второй, и в третий, — постоянно и с одним уверенным, желанием, — защитить себя и своё здоровье. А если хулиганов больше одного, то возьми, например, палку или любой предмет и напугай, замахнись, — и, если придётся стукни но не очень сильно по ноге, по руке, — или чем придётся, что бы поняли с кем имеют дело. Такова жизнь и не ты первый и не ты последний! Дедушка и бабушка сказали бы тебе то же самое так как ты должен защищать свою жизнь и более слабых. Отец твой не учил тебя этому с детства, — потому что считал, что ты и так сильный духом и сам справишься с обидчиками, — как и с учёбой так и со своей карьерой. И может быть он был прав, — как говорится всему своё время отец верил в тебя, — и запомни всегда! — Слушай, а может пока у тебя есть время тебе просто надо начать писать книгу про то что тебя волнует, и про твои комплексы? И как бы ты повёл себя вместе со своими, например, новыми, знакомыми, — в нереальных как ты говоришь про рассказы бабушки, — историях? И так — же в реальных драках, боях с теми людьми кто живёт и поступает не как порядочный человек, а как образно говоря (грязное) и злое животное? — Подумай над этим, — и запомни! Очень важно для тебя начать сейчас и вообще всегда — это преодолевать свой внутренний страх и неуверенность. — Понял меня сынок?
— Да! Мам.
— Ну тогда удачи тебе и спокойной ночи! Верь в себя, — Андрей как всегда верил в тебя твой отец, — и поверь ты справишься! И да надень свой снятый, нательный, крестик, запомни, — бережённого Бог бережёт.
— Хорошо мам я всё понял! — сказал, Андрей — и тут — же вскочив на глазах улыбнувшейся мамы взял с своего стола золотой крестик с золотой цепочкой надел и так — же быстро вернулся в свою кровать.
Проводив взглядом «уставшую» маму, — выключившую свет и плотно закрывшую за собой коричневую дверь, — лежащий в кровати под одеялом подросток стал смотреть в белый потолок, — и размышлять.
«Целых три дня и три ночи я буду отдыхать совсем скоро как самостоятельный, взрослый человек. Неожиданный, — доставленный два дня назад всё-таки странно улыбающейся, женщиной — курьером в разноцветной куртке и с прищуренными глазами, — пригласительный на моё имя разноцветный билет, — на трёхдневный круиз на белом теплоходе Мечта, — с дополнительной золотой размашистой надписью. За отличные успехи в школе! С которой на три года раньше я точно скоро распрощаюсь — это просто класс! Короче отдохну как следует с классной договорился отпустила. Да и тем более после школы поступать в медицинский институт, — куда я всегда мечтал поступить и закончить там учёбу так — же быстро, как и скоро одиннадцать классов, — экстерном. И, да! Теперь точно книгу начну писать, — новая, общая тетрадка и так — же новая с электронными часами и с металлической оболочкой ручка в сумке. Буду пока записывать и приходящие фантазии, мысли, мечты и происходящее со мной и вокруг меня и так — же мои сны. Ну и давать сдачи тоже буду, — начну пришло и моё время хватит бояться, терпеть, да и жалеть, как будущий врач. И тем более мама не против, — и насчёт теплохода несмотря на то, что навигация в Москве, — начинается кажется только в апреле. — Интересно, а почему мама не против и почему она намекает мне про бабушкины как она говорит, правдивые, сказки, — я же уже не маленький ребёнок? — Так всё просто лёд то растаял, — февраль сырой и мокрый и зная, что мне надо отдохнуть, проветрить так сказать мои мозги, — мама понимает и отпускает. А насчёт книги, — ну наверно, что бы я развивался и в этом направлении, — контролирует. А насчёт сказок — это, что бы я втянулся наверно и стал, и был смелым, настоящим человеком каким был мой папа, — и как все те положительные похожие и на меня персонажи в бабушкиных сказках, — короче заботится.»
Продолжая размышлять и так — же мечтать, — (тринадцатилетний), подросток, вздохнул и закрыл свои (слипающиеся), светло — коричневые глаза.
Как только (судя по времени) уже не виновник торжества, уснул, пока, — неведомый и пока, — невидимая сразу — же стали контролировать, — и сон подростка и его мысли, — и так — же сны и мысли и его будущих новых знакомых в столице, — находящейся сейчас под властью не очень приветливой можно даже сказать злой погоды.
Уходящий, месяц февраль дотаивал, и казалось, нарочно, напоследок, — угнетал настроение, противным, моросящим дождём, — и всем своим неприветливым, природным видом в столице.
Торопливые без зонтов и с зонтами недовольные и съёжившиеся из — за утреннего, холодного, дождя, — столичные жители, поглядывая на приезжих с большими и маленькими сумками, пакетами и рюкзаками, — шлёпали по лужам к ближнему метро, и к автобусным и трамвайным остановкам.
Так — же настигнутые непогодой и так — же иногда, — и перепрыгивая через грязные лужи — заметно растерянные и чересчур суетливые из разных мест многонациональные приезжие — спешили, как и все в столице из метро, транспорта или в метро, к остановкам, что — бы то — же разъехаться и разойтись по своим делам.
Не обращая внимание на очередную непогоду и на проходящих и пробегающих мимо людей, — серьёзные и весёлые дворники в привычной оранжевой рабочей одежде и в зимних, трикотажных, поношенных шапочках, — старательно убирали совковыми лопатами и метле мётлами там, где было нужно, — и так — же перед зданием, Казанского вокзала, — растаявший, (неприятный) снег.
Собирая остатки грязно — серого, твёрдого снега в небольшие и редкие кучи так похожие на огромные и тяжёлые темно — серые тучи, (нагло), — закрывающие собой почти всё синее небо, — дворники в основном из тёплых, зарубежных стран с огромной, надеждой, — поглядывали на изредка выглядывающее из — за тучи солнце и точно знали, что — это пока, — неведомый и пока, — невидимая, стараются и подают намеки, о своём приближении и им и всем, кто находится в столице, — пока ещё не тёплыми, солнечными лучами.
Отъезжающие от Казанского вокзала, — машины, рассекали, чёрными колёсами, холодные и мутные лужи, и (зазевавшиеся), промокшие, голуби, воробьи и скворцы с шумом разлетались в разные стороны, — от брошенной кем — то в лужу, хлебной мякоти.
Узнав, куда ехать у собравшейся и уже и договорившейся, небольшой, группы, ехать вместе, что — бы было подешевле, — так как им всем как оказалось ехать в одну и ту — же сторону, — скорее частный водитель машины, — неожиданного, золотого цвета, — высокий, плотный (лет сорока) мужчина с грустным лицом и с круглой (бритой, как и лицо), мокрой головой, — сразу — же засуетился, забрал у трёх промокших и продрогших в тонких, весенних, курточках, — подростков их сумки и рюкзак и так — же быстро открыл заднюю дверь
Положив две разные по цвету, (коричневого и синего цвета), не пустые, спортивные, сумки и один так — же полный, оранжевого цвета рюкзак в багажник, — странный, оглядывающийся по сторонам и чересчур торопливый в глазах пассажиров, — водитель в коричневых джинсах сел за руль и быстро чуть слышно сказав. Разоделись не по погоде! — завёл свою машину и почти сразу — же нажал на газ своей правой ногой, как и левая в рыжем по цвету полуботинке.
Неожиданно, — резко и вовремя притормозив, — водитель, осторожно под пристальным вниманием наблюдательных и встревоженных подростков на заднем сиденье, — объехал «наверно раненную и утоляющую жажду птицу», — возле неожиданной, большой «прозрачной», — лужи.
Подумав про прозрачную лужу, «что — это хороший знак!», — и замечая, — взглянув в переднее, прямоугольное зеркало в салоне к тому — же заулыбавшихся на заднем сиденье «и ему», — согревающихся, пассажиров, — грустный водитель вздохнул, — и снова нажал на газ.
Управляя, своей быстрой золотого цвета машиной уже на шумной автостраде, «бледноватый, круглоголовый и с стесняющимися глазами водитель», — вытер своим коричневым, носовым платком свою мокрую «до блеска бритую», — голову затем положил, — справа, рядом где и взял, — платок, достал правой рукой из внутреннего, левого, своего кармана, — не зимней но и не весенней на рыжую футболку, — короткой куртки красного цвета, — две круглые конфеты в ярко — жёлтой обвёртке, — и не оборачиваясь, протянул и предложил одну конфету, — пассажирке у правого окна, — «словно давно знакомому ему человеку».
— Бери! Остались только две. Одна тебе, — вторая мне.
— Волшебная, конфета?
«Округлив любопытные, весёлые не большие и не маленькие глаза, — удивилась кареглазая притворщица».
— Да ты права эти две конфеты с волшебной капелькой сока, — и уже твоя конфета поможет именно тебе если ты очень захочешь, — достичь своей именно светлой мечты. Таких конфет в нашем времени нет во всём мире, — и я их берёг много лет, но не бойся они никогда не портятся.
— Ооо! Сказка начинается и эта карета с коричневым салоном значит из чистого золота! — снова высказалась и так — же громко засмеялась «наивная» с лёгким, голубым платочком на шее в то — же время быстро забирая своей левой рукой, — протянутую, круглую конфету в аккуратно свёрнутой с одной стороны обёртке ярко — жёлтого цвета, — и не обращая внимание на недоверчивые взгляды, двух, — сидевших рядом на заднем сиденье, — попутчиков.
— Съешь, если ночью присниться кошмар, и твои новые фантазии помогут тебе победить свой страх и злых врагов, и твоя мечта сбудется. А именно эта карета не из чистого золота! — неожиданно сказал и добавил, «точно — странный водитель», — отчего подумавшие пассажиры мужского пола настороженно переглянулись.
Спасибочки! — поблагодарив за внезапный и загадочный подарок и за совет, — любопытная не обращая внимание на последнее предложенье водителя, продолжала разглядывать конфету, которая привлекла её из — за ярко — жёлтой обёртки затем вздохнула и вдруг, — спросила. — А ваша мечта сбылась? Вы победили свои страхи и злых врагов?
Не услышав ответа от грустного водителя и не обращая и на это внимание, — «горластая», внезапно, — громко на весь салон почти крикнула.
— А обёртка красивая и конфету я съем, — точно! Ночью! — и тут — же быстро спрятала «драгоценную надежду» в правый карман (не узких и не из крупного вельвета), — брюк синего цвета.
— А я съем сейчас, Моя последняя надежда! — после вздоха неожиданно для всех пассажиров сказал негромкий, грустный водитель, — придерживая ладонями руль в ярко — жёлтом кожаном чехле и в то — же время быстро разворачивая своими, пальцами обеих рук, — свою конфету.
Убрав в правый карман куртки ярко — жёлтую обёртку.
«Всё же точно странный водитель, — оглядываясь нервно по сторонам на соседние так — же быстрые машины быстро отправил в рот лимонного цвета, круглую, (шоколадную) конфету, — и наверно очень надеясь, что его фантазии помогут и ему он стал торопливо разжёвывать своими зубами, — наверно вкусный, размером с спелую черешню, — шарик.»
Получившая в подарок конфету, не понимая пока водителя, как и её попутчики, — пожала своими под алой лёгкой курточкой плечами и стала внимательно смотреть — и на «пролетающий» за правым в капельках дождя окошком, — город и на показавшийся торговый центр. Заметив огромную, тяжёлую темно — серую тучу над торговым центром «наверно очень впечатлительная», — вздохнула.
Успев, разглядеть высокую, — непонятного цвета, — «наверно антенну» над «громоздким» строением сверху «темноватого», торгового центра и «то цветные, то блёклые» по цвету рекламы на тёмных стенах, — размышляющая, пассажирка снова вздохнула, оставила в покое свои подозрительные мысли, и перевела свой осторожный взгляд на высокого попутчика слева.
— Если ему туда же, куда и вам то всех катаю целый день по столице за бесплатно, — ну а потом довезу в нужное место, — вдруг, — пообещал водитель, и проглатывая остатки сладкой конфеты и сразу — же увеличивая скорость машины на — уже с двухсторонним, движением, — дороге к стоящему человеку, вдалеке, впереди на обочине.
Замеченный, — вовремя, промокший и замёрзший, худощавый в белой, весенней, тонкой, курточке и с не пустой, спортивной, сумкой в левой руке, — подросток в больших, прозрачных, очках, — (отчаянно), махал вверх-вниз своей правой, вытянутой, рукой, — каждой, проезжающей, — мимо него легковой, машине.
— Да, но в пригласительном билете на теплоход указано, без опозданий?
— Не волнуйся я точно знаю, что теплоход, как и написано у вас в билетах, — кстати ожидающий вас с утра у причала, — отходит после полуночи, как и указано в ваших билетах, — то есть уже 25 февраля в пять минут первого ночи, — так, что успеем и с экскурсией по великой столице. Я уверен вы все непротив в машине то удобней и теплей, — и главное не под дождём противным.
«Успокоил и меня и направил всех нас, — чересчур шедрый и всезнающий водитель», — снова подумал (и не только он), из всех пассажиров, — самый крепкий на вид и так — же высокий и самый подозрительный.
Спасибо! — неожиданно, — отблагодарил пассажир с чёрными глазами и сразу — же к повторному удивлению всех попутчиков, — начиная знакомиться.
— Меня зовут, — Данил. Мне тринадцать лет вчера исполнилось, — и я из Казани.
— Данил ты случайно не крокодил?
Не обращая внимание на «задиристую девчонку», — черноволосый с стрижкой (полубокс), — Данил в чёрных джинсах и в чёрной, тонкой курточке на заметную из-под расстёгнутой не до конца курточки, — белую футболку, — продолжил «откровенничать».
— Бабушка моя так меня назвала по национальности она татарка — казанская, мусульманка, бабушка у меня добрая, аккуратна, никогда не кричит не ругается, всех понимает и даст совет, если спросят, — мы все её обожаем. А дед мой русский, папа мой говорит, что он наполовину русский наполовину татарин, мама моя русская и в отличаи от бабушки нашей любимой, — все носят крестики и никто из них не осуждает бабушку, — все живут дружно и понимают друг друга. Ну а я ещё не решил кто я русский или татарин и какой я веры? — Вот такие у меня дела, — и такое как мне сказал папа в жизни бывает, — и придёт время я сам решу кто я по национальности и какой веры.
— Ну надо же какой ты загадочный! Я, например, крещённая и цепочка и крестик у меня золотые.
«Непонятно то ли удивилась, то ли приколола так — же разболтавшаяся, задира и то — же начала знакомиться и откровенничать.»
— И, зовут меня, — Александра! И я предупреждаю сразу — же не протягивать ко мне руки и не называть меня, — Сашулей или Сашенькой. Могу врезать так, что мало не покажется. Я общительная, но не ветреная. Я, — Александра! И я приехала из Волгограда, только на Павелецкий вокзал, рано утром, но я очень хотела увидеть Казанский вокзал, — и вот теперь волею судьбы я оказалась рядом с вами. И мне кстати, — тоже, вчера, исполнилось тринадцать лет!
— А тебя как зовут и тебе наверно то
