Оглавление

I. Знакомство

Солнце, медленно поднимаясь из-за горизонта, постепенно заливает своим светом просыпающийся город.

На улицах города, уже, изредка, появляются люди с необычными путями. Проходят эти люди и через этот парк, столь живописно и смело расположившийся посреди наседающего на него шумящего и грозящего города. Проходят, и только изредка кто из них ощущает эту спокойно-радостно-мощную красоту, которой пропитано это место.

И, лишь некоторые из них, задерживаются, чтобы насладится этим. Насладиться подобно мужчине, который удобно прислонился к стволу мощного, раскидистого дуба, и спокойно и счастливо улыбался небу, на котором солнце, ярко-радостными лучами, рисовало необычно-чудесную плывыще-меняющуюся картину.

Палитру картины, на несколько мгновений, затенила серыми красками тяжелая туча, плывущая по небу, пока она не сдалась от растущей мощи поднимающегося солнца, что вновь залило своими радостными красками небо, город, мощный дуб, и мужчину, что прислонился к стволу этого дуба, пробивающиеся седина в волосах которого, тоже засверкала на солнце.

Мужчина, от неожиданности прищурился, в его глазах пробежал поток, выразившийся в мыслях:

— Вот еще один луч, он пробивается сквозь серое небо. Вот, он, прожигая и сжигая серость появляться из-за нее. А затем, молнией тепла и энергии проходит до самой земли, и дает ей живительную силу. Ту, с помощью которой она помогает родиться чему-нибудь новому, растению, дереву, птице, животному, человеку….

Так же, и дерзкий взгляд на мир, может полностью развеять всю серость этого мрачно-скучно-давлящего почти над всеми людьми восприятия, и молнией, пробив его, насытить все твое существо благостным ощущением действительности.

Были бы и все люди…. такими лучами,….такими, все существо которых решительно пропитано сладостно-бесконечной чередой счастливых мгновений,….такими, которые горят огнем Любви к Себе, к Жизни, ко всему окружающему!

На этом, мужчина вздыхает, продолжая направлять свои мысли — Возможно ли это?!… Возможно ли такое место, здесь, на земле,… такое, где абсолютно все люди святятся счастьем и делятся им с каждым ближними, с Родным….ведь тогда они будут называть каждого именно Так!

Ведь это возможно! Даже здесь! Что я могу сделать, чтобы поспособствовать тому, чтобы возможность стала реальностью? И могу ли!

Могу! Но чем? И готов ли я!

Готов! А раз готов, то импульс этот послан и возможность уже идет!

— Так сразу! — вырвалось из его сердца, при виде грустного человека, быстро семенящего по улице.

Мужчина, c решительной и доброй улыбкой двинулся в сторону грустного человека.

— Доброго утра вам!

Человек с большим старым портфелем и с грустной миной на лице, остановился, и, недоверчивым взглядом окинул его.

— Здравствуйте….

В его голове сразу забегали мысли — зачем он подошел ко мне? Может, что продать хочет? Нет, судя по одежде не похоже, дорого одет….вот из-за таких как он… ладно… так что же ему нужно? Может знакомый? Только откуда он меня знает? Может, работал на него? Ну а если работал, то зачем ему ко мне подходить на улице? А что он делает в это время на улице, такие как он должны сейчас дрыхнуть у себя в особняке с моделью женой… так что же ему нужно? В газетах писали, про каких-то маньяков, которые на органы людей продают. Может, ему моя почка нужна? Бред какой то! Может он просто спросить у меня что-то хочет!

Его взгляд приобрел вопросительный характер.

— Я случайно увидел вас — по-доброму улыбаясь, заговорил мужчина — и, что-то изнутри подсказало мне, что я могу быть вам полезен….

Мне, как бы вам это сказать… хочется преобразовать вашу унылость в улыбку, хочется, чтобы вы радовались жизни, излучали свет и любовь и дарили его миру….. Скажите…., чем я могу поспособствовать тому, чтобы вы чувствовали себя счастливым?

В глазах человека с портфелем появился ужас, он впал в стопор. Судорожные мысли начали носиться в его голове: — Что он от меня хочет???? Что ему ответить? Может просто уйти? И так времени нет, вот еще опоздаю, Палыч опять ругаться будет…. Он, наверное, голубой… счастливым он меня хочет сделать!…, а взамен что?! мое тело???!!! И с чего он вообще на меня позарился? Разве я похож на голубого? Нет! Что-то тут не то!…

А может он просто сумасшедший?! Такие, тоже встречаются в наше мерзкое время — его судорожные мысли постепенно начали выливаться в нечленораздельное высказывание:

— Ммммм… ну, чего нужно, по-вашему, для счастья… денег.. ммм… дадите? — с иронией и насмешкой в глазах выпалил он.

Мужчина с доброй и грустной улыбкой достал из кармана смятые долларовые и рублевые купюры и, приложил к ним визитку и протянул ему.

— Пока могу дать это,….. но, вы можете вновь зайти ко мне, и я подкину вам еще денег, раз вы решили, что ваше счастье измеряется их количеством.

Угрюмый человек с недоверием потянулся своей обветренной рукой к деньгам. В момент, когда высокий мужчина выпустил их из рук, и он смог поспешно запихнуть деньги себе во внутренний карман своего заселенного пиджака, его недоверие переросло в состояние, когда радость внутри бьет ключом, но человек сдерживает ее изо всех сил, а в глазах появляются бешеные искорки и уголки губ как будто растягиваются от этих ударов счастья.

Одновременно, в нем начало пульсировать состояние непонимания, скованности, стопора, то, в которое бросает обычного человека, который привык к тому, что все происходит таким образом, к которому он привык, который, знает наперед возможные сценарии дальнейшего, и, вдруг… рой суетливых мыслей пронесся в его голове, вызывая дрожь во всем теле:

— Да тут куча бабла, тут почти моя полугодовая зарплата! Вот Ксюшка то обрадуется!… Хотя….. наверное, лучше скрыть от нее, а то потом на пиво выбивать! А может…..может съездить в эту… как ее, куда Васька со своей ездил… ну, в эту… в Турцию, ему вроде недорого обошлось… нужно побыстрее смыться, пока этот тип не передумал… А что это он так жалостливо смотрит на меня… то же мне святой… а ну уме у него, наверное, что-то дурное… Эй! Может это вообще передача скрытой камерой, с Ксюшкой в тот же в тот день смотрели…

Человек с явной опаской попрощаться с деньгами огляделся вокруг, продолжая судорожно «думать» — Нет, вроде никого нет с камерой, да и этот стоит и ничего не говорит… А может это подстава?! По телевизору предупреждали о таком… о фальшивых деньгах, кажется куклой называется…

Он суетливо сунул руку в карман, достал наугад несколько смятых купюр и посмотрел их на свет… -Нет… настоящие родненькие… — Его взгляд одновременно с рабской признательностью и с опаской устремился на высокого человека. Он быстро посмотрел на визитку… президент компании Дас Капитал Трчунов Дмитрий Леонидович.

— Простите… Дмитрий Леонидович… мммм… я не могу никак понять, зачем вы мне решили помочь… что вы хотите за это?

— Ничего мой дорогой — спокойно и доброжелательно начал Дмитрий — считайте, что вы получили подарок от Вселенной, просто получили его через меня. И прошу вас, не бойтесь и не стесняйтесь, заходите ко мне на днях, и мы обсудим, что вам необходимо еще для счастья.

Чуть помедлив, внимательно смотря на задумавшегося человека с портфелем, Дмитрий продолжил.

— Скажите мой друг, как вас зовут?

— Меня?…Федя… Федор Иванович Бабочков… Дмитрий..ммм… Леонидович, но я не хочу влезать ни в какие аферы, у меня двое детей…

Дмитрий с состраданием посмотрел на Федора. Насколько мир искажен для него. Люди уже не верят, что кто-то может искренне, без какого либо подтекста пожелать и произвести добро по отношению к незнакомому человеку.

У них столько страхов, что они будто мчаться по огромному сказочному лесу, переполненному чудесами и красотой только одной проторенной дорожкой. Мчаться и не смотрят по сторонам, т.к. боятся увидеть что-то новое. А если и смотрят то, через грязное, искаженное стекло своей тарантайки, на котором уже нарисовано то, что они хотя бы чуть-чуть имеют возможность увидеть.

В этой их тарантайке есть то скудное, причем малая ее часть, ведь оно существует для стимула движения по этой дорожке. И ведь это превозносится ими до небес!

А ведь, в любой момент, любой из них может остановить эту повозку и выйти! А если они выйдет!… Выйдет, и, преодолев свой страх, пройдется не по привычной тропинке, а зайдет вглубь этого волшебного леса, то уж точно не захочет больше возвращаться в свою темницу.

Я должен ему помочь! Только что бы ему сказать….? Сказать такое, чтобы он рассеял свой страх перед непривычным?… Вот… думаю это поможет.

— Уважаемый г-н Бабочков, не беспокойтесь, я не собираюсь вас вовлекать в какие-либо аферы. Скажем так, я просто психолог, у которого появилось много денег и возможность, тратится на свои исследования.

В данный момент, меня очень заинтересовал так называемый гормон счастья, а изучать его лучше практически, наблюдая резкий переход человека от несчастья к счастью. Я как раз раздумывал об этом, когда увидел вас, и, вы показались мне очень подходящим типажем для данного эксперимента.

Мы можем прийти к взаимовыгодному сотрудничеству. С моей стороны вы будете получать все, что вам требуется для достижения этого состояния, разумеется, в пределах того, что я в состоянии дать. А с вашей стороны, вы уделите мне два-три часа в день на беседы, если, у вас, конечно, не возникнет желания больше времени проводить со мной или в том месте, которое я могу вам предоставить.

Помолчав, подумав про себя — нужно сказать еще это, оно рассеет его опасения, т.к. более привычно его слуху — Трчунов с грустной улыбкой добавил:

— Плюс вы будете раз в три дня сдавать анализы. Безвредные, можете сами проверить и изучить. Согласны?

Лицо человека приобрело самодовольное выражение. — Ну вот — подумал он — все в порядке, просто мне повезло… хорошо что меня сегодня соседская собака рано разбудила своим лаем, а я опять ругался на нее… иногда они и полезными бывают… просто чокнутый ученный, можно и подогреться на этом… а вдруг он врет… ладно, мне нечего терять… в любой момент можно смыться…

— Хорошо Дмитрий Леонидович, а я то все думал, чего же вы от меня хотите… Я согласен на вашу причуду. Когда вы хотите приступить?

— Да хоть завтра!

— Я приду к семи, можно?

— Хорошо

— Я могу идти? — спросил Федор с явным желанием поскорее убежать и остаться наедине с тем, что свалилось ему на голову.

— Конечно, если вам этого хочется!

Дмитрий с улыбкой протянул ему руку, которую Бабочков суетливо пожал и заспешил к ближайшему метро, походкой вечно спешащего и боящегося опоздать человека.

Трчунов проводил удаляющийся силуэт взглядом, с улыбкой, в которой чувствовалась надежда на то, что он сможет помочь этому человеку.

Дима подошел к дубу, и, присел на корточки перед лежащим на земле пальто. Его взгляд привлек муравей, пробегающий в траве. На Дмитрия нахлынули воспоминания:

Ему семнадцать лет, сосновый бор около моря, веселая девушка с насмешливыми зелеными глазами, с которой он оказался там к его величайшей радости, к которой примешивалось чувство ожидания отдающегося щемлением в животе. Девушка весело щебетала о чем то. Но Дима не слышал ее. Он видел только ее глаза, в которых был готов утонуть. Ее пухленькие губки, которые так мило улыбаясь, выпускали из них фразы, словно освежающую струю воды из родника, в журчании которого отражался весь ее задор. И ручки, как будто вырезанные из мрамора по которым карабкался муравей. Муравей карабкается… Он становится все больше и больше… Дима видит то, что не видел раньше… В муравье заключен целый мир… Вся Вселенная. Так же, как и во всем Живом. Он сейчас Един с ним, с ней, с сосновым бором, с травой, с кузнечиками, прыгающими в ней, с морем, плещущимся неподалеку, с каждой волной в нем, с птицами, с небом, с планетой, с галактикой…..с бесконечностью….

— Димка, да ты вообще меня слушаешь? — произнесла она, теребя его за руку.

— Да Гаечка, конечно!

II. Бабочков

Бабочков ехал в метро, ощущая себя как в сказочном сне. Он сиял как распустившийся цветок на фоне вечно мрачных и недовольных лиц людей, обычно встречающихся в метро и на улице. Люди смотрели на него с подозрением, как на ненормального. Маска хамства и недовольства давно стала для них привычной, и человек в радостном состоянии был для них не понятен.

Федору же, не было до них до них никакого дела. Он был всепоглощающе увлечен своим приобретением. Кроме того, непривычность произошедшего, которая в какой-то степени сломала его стереотип восприятия, отвлекало его от обычных, ежедневных переживаний, и дало ход новым непривычным ему мыслям, правда, с оттенком предыдущих обид. — У меня в кармане моя полугодовая зарплата. Оказывается, в мире бывают приятные неожиданности! Но, все равно нужно идти на работу…. Но зачем?! Зачем я вообще хожу на такую работу?! Я проработал там уже двадцать лет! А меня не ценят…. Каждый день я хожу туда. Захожу в наш мрачный кабинет и веду никому ненужные расчеты. А Палыч все не ценит. Вон, Вовке, например, выписали премию, а мне?!… Зачем мне она вообще нужна, такая работа? Может уже нужно что-то поменять? Может, этот чокнутый возьмет меня к себе? Судя по визитке, он большой человек, выясню завтра. Его лицо приобрело мечтательный оттенок.

Бабочков добрался до работы как на автопилоте. Он ощутил, что в первый раз за долгое время, опоздал на службу, и это его абсолютно не беспокоило. Федор зашел в кабинет с приподнятой головой, что вызвало удивленные взгляды сослуживцев.

— Федька, что у тебя случилось? тебя Палыч давно ищет — с любопытством и беспокойством в голосе произнесла дородная женщина лет сорока пяти — давай быстро к нему.

— Да все нормально Надька, сейчас поднимусь, узнаю, что ему надо.

С веселой иронией, отразившейся ухмылкой на губах, он повесил привычным движением пиджак на стул, спинка которого как будто была его недостающей частью. Форма пиджака за много лет приобрела строение спинки стула, он висел на ней так, что было ощущение, что они сроднились.

Бабочков видел все по-новому. Мрачный кабинет с пятью столами, заваленными бумагами, и непременным шумом процессоров, как роя мух посаженных в банку и пытающихся вырваться оттуда. Грязные окна с видом на завод с дымящимися трубами, извергающими смог, который стал непременным атрибутом воздуха городов. Федор увидел засаленный ковролин, который, казалось, собрал в себя пыль веков и теперь усердно снабжал находящихся в комнате людей ежедневной дозой пыли. Мерзкое гудение и запах кондиционера разгоняющего пыль, скопившуюся внутри него и пыль с ковролина по всей комнате. А иногда аккумулирующего какой нибудь новый вирус, который тоже стал непременным спутником городов, и тоже разгоняя его по все комнате, отчего офисочеловеки начинали дружно и слажено чихать.

Его взгляд соскользнул на людей, с которыми он провел долгие годы в одной комнате. Все они сидели с унылым выражением на лицах. Чувствовалось, что каждый день, они, приходя на работу, заводят внутренний будильник, ожидая когда закончится и этот день, и они смогут вернутся домой и улечься на диван перед телевизором с едой и с выпивкой, а потом отдаться в объятия Морфея, размышляя перед этим о завтрашнем дне, и о том, что вот бы было хорошо, если бы завтра была бы суббота. Это одно из самых главных мечтаний офисочеловека в будний день.

Оживление на их лицах наблюдается только 3 раза за день. В первый, когда они только приходят на работу и пьют чай с пряниками и конфетами, рассказывая о том, что у них произошло вчера с родственниками. А происходит, как правило, одно и тоже. Жена недовольна мужем, муж женой, и оба недовольны детьми, друзьями, знакомыми, а самое главное жизнью. Или же, недовольны они внутри, что отражается в их глазам, но они хотят представить сослуживцам все в розовых тонах, как бы говоря, что смотрите какой я, и какая у меня жизнь. Или, какие у меня дети или муж или жена. И при этом, все друг другу завидуют, считая, что у соседа все лучше, но при этом боятся признаться самим себе даже в этом. И это мерзкое чувство зависти и страха заставляет их постоянно играть друг перед другом роль….

Во второй раз, офисочеловеки оживляются тогда, когда подходит время обеда. К этой процедуре они относятся со всей должной ответственностью. Эти бедняги уже за час предвкушают чувство одночасовой свободы и одного из их немногих удовольствий в жизни — набить себе брюхо. По глазам офисочеловеков чувствуется, что чем бы они не занимались, расчетами, обсуждениями или чем иным, перед ними стоит мысленный образ еды, которую они хотят побыстрее запихать себе в рот.

В третий же раз, оживление наблюдается тогда, когда подходит время ухода домой. Посещаемое представление себя в мягких тапочках, халате или в потрепанном спортивном костюме сидящих на кухне около холодильника и телевизора, по которому они смотрят сериалы, новости или какую-нибудь очередную ерунду, где из мухи раздувают слона, усердно и успешно убеждая смотрящих в этом, не дает им покоя и наполняет радостью временной и мнимой свободы до завтрашнего утра.

А если же 3-й отрезок проходит в пятницу, то ощущается всеобщий подъем настроения с предвкушением всех плотских наслаждений, которые они имеют возможность себе позволить.

Бабочков удивился тому, что все это время не замечал всего этого, вернее не хотел замечать, т.к. у него был постоянный страх сокращения кадров, и все его мысли были заняты тем, получит ли он завтра зарплату, и как бы выкроить себе заначку из этих денег.

Сослуживцы уныло смотрели на него с примесью удивления, т.к. состояние депрессии и загнанности стало для них давно привычным состоянием. Они, шкурой чувствуя, что ему в чем-то повезло, смотрели на него с подозрением, завистью и любопытством.

Федор, медленно вышел из кабинета, и двинулся к кабинету своего начальника по унылому коридору, окрашенному в неестественно зеленый цвет, такой, которым, не жалея количества, но забыв про качество любили красить все, что можно покрасить в Советском Союзе. Он был привычным и в подъездах, и в больницах, и в ЖЭКах, и что еще хуже в детских садах и в школах, создавая у детей подавленное настроение казенности и создавая у них ассоциации с воспитателями и учителями привившими им чувство стадности и зависимости от чужой оценки. А вырастая, они находили его уже на работе, и, привычное настроение подавленности и стадности сопровождало их и дальше, теперь уже ассоциируясь с начальством, у которого в кабинете нет этой мерзкой краски, что подчеркивает его мнимое превосходство над ними. А у тех, в свою очередь, со своим начальством….и так далее.

Палыч сидел за большим столом в своем кабинете, с важностью, присущей всем мелким начальникам. На стенах висели всевозможные графики, почетные грамоты и дипломы, которыми он очень гордился. Лицо его выражало самодовольство, за которым стояли мысли о власти над своими подчиненными, и тем, что он теперь называется начальником, ведь чинопочитание было ему внушено, как и многим другим, еще с раннего детства. А теперь, после долгих лет толкания локтями, он взошел на свой «Олимп» и чувствовал себя победителем, что делало его еще более управляемым тем, что он считал собой, тем, чем он прикрылся в детстве и с тех пор считал собой.

— Бабочков ты чего опаздываешь, у меня для тебя новое задание.

Федор остановился посередине кабинета, не слыша его. Он в первый раз почувствовал, что не боялся, как обычно, заходя к нему в кабинет. — И чего это я боялся его? — подумал он — ведь он также боится своего начальника, а тот, в свою очередь, своего. Да и что я так держусь за эту должность? Медом она что ли помазана?

— Бабочков садись. Ты что не слышишь меня? Ты здоров? — забеспокоился удивленный Палыч.

Федор, не слыша его, разглядывал своего начальника как в первый раз.

— Федя, ты что заболел? Что у тебя стряслось — он подошел к Бабочкову, и взял его за плечи, глядя в глаза. Федор смотрел как будто сквозь него, что очень обеспокоило Палыча. Он привык уже в течении многих лет, видеть в Бабочкове исполнительного подчиненного, который, всегда приходил к нему в кабинет с дрожью в коленках и с большим ежедневником, в который усердно записывал все то, насчет чего, он, Палыч, его начальник, давал ему задание, и, потом, с большим усердием и страхом выполнял эти задания. А теперь, он стоит посередине комнаты и смотрит сквозь него. Палыч не знал как себя вести, он встряхнул его за плечи — Федя, что с тобой?

— Да все в порядке Константин Палыч, чего вызывали?

Палыч чувствовал себя не в своей тарелке, его подчиненный, который всегда его боялся, смотрел на него с ироничной улыбкой. Он не знал как себя вести, т.к. привык к тому, что все всегда происходит по заданному сценарию, который он знает наперед.

— Федь, иди-ка ты сегодня домой, ты видимо заболел, выздоровеешь, приходи, я пока дам задание Володе.

Бабочков, как во сне, не говоря ни слова, повернулся, вышел из кабинета, и так же без слов, и не отвечая на вопросы сослуживцев, забрал свой пиджак и вышел на улицу.

Весенний ветер обдал его живительной струей, донося до него запах распускающейся листвы. Бабочков ощутил себя свободным, не спешащим никуда, ни на работу, ни домой, ни куда-либо еще, он ощутил полную предоставленность самому себе, без мысли о следующей секунде, минуте, часе, дне или годе. Федор просто наслаждался данностью. Он разглядывал дерево, на котором только распустилась листва, символизируя возрождение жизни. Небо, хоть и городское, над которым висит тяжелая серость грязи города, но за которым чувствуется извечность.

Но, тут, его взгляд привлек магазин одежды, где он видел костюм, который давно хотел купить, и, привычное для него клейкое желание обладать материальными благами, заслонило ощущение довольствия данностью, породив дальнейшую цепочку ассоциаций связанных с желаниями.

— Теперь у меня есть возможность купить его, а если все сложится так, как обещал Дмитрий, то и многое другое. Вот оно как хорошо сложилось — радостно подумал он — куплю-ка я себе костюм и ботинки, и пойду завтра на встречу в новом.

Он радостно зашагал в сторону магазина, откуда вышел в новом костюме и в ботинках, довольный своим видом.

Оказавшись опять на улице, Бабочков решил пройтись по близлежащему парку, это было для него давно забытое ощущение из студенческой жизни, когда он беззаботно, часами гулял по паркам с друзьями и девушками. — А ведь я, в то время, имел успех у девушек — с веселой улыбкой подумал он — может и сейчас не поздно?

Замечтавшись, он случайно столкнулся с девушкой, выгуливавшей в парке собаку.

— Ой, простите, пожалуйста — произнес он, поднимая сумку, выпавшую из рук девушки.

Отдавая сумку, он встретился с ней глазами. Ее глаза улыбались каким то искренним светом.

— Ничего страшного. Вы, наверное, замечтались? У меня тоже так бывает.

— Да, на меня просто сегодня очень много чего навалилось — замялся Федор — Простите еще раз.

— Надеюсь, что хорошего — легко, излучая доброжелательность произнесла девушка — жизнь полна счастья и неожиданностей, просто нужно уметь их видеть.

Бабочков, в ответ, смущенно и завороженно посмотрел девушке в глаза.

— Всего вам хорошего — прощаясь, улыбнулась девушка — Возможно, как-нибудь мы опять случайно встретимся, и если у вас за это время произойдет больше приятных неожиданностей, обещайте, что расскажете тогда мне о них.

— Хорошо — расплылся в улыбке Бабочков.

Девушка удалилась по тропинке между деревьев в сопровождении радостно бегающей вокруг нее собаки.

Бабочков долго бродил по парку, по городу, по тесным переулкам, в которых еще сохранился дух прошлых веков, и, неожиданно, уже поздним вечером, сам того не почувствовав, добрался до своего дома. Он машинально зашел в подъезд — Переоденусь я лучше в старое, лучше пусть пока Ксюшка ничего не знает — подумал Бабочков, и начал прямо в подъезде надевать свой старый костюм.

Зайдя в квартиру, Бабочкова встретил унылый интерьер. Он сразу вернул Федору прежнее состояние подавленности, в котором он жил все эти годы. Все ему напоминало о прежних переживаниях, в основном связанных с материальным.

— Федька, ты где шлялся?! — послышался голос жены.

— Да решил немного пройтись…. — осторожно выдавил из себя Федор.

— С чего вдруг?! Взял бы уж тогда и детей с собой! Я что ли должна только ими заниматься как проклятая?! Они ведь и твои дети! Максим опять двойку по математике получил! Несобранный как отец! Конечно! С кого ему пример брать?! Называется мужчина в доме…

Бабочков почувствовал, что не особо обращает внимание на то ежедневное истеричное давление жены, которое изводило его всегда, когда он приходил домой. Жена продолжала свой орущий монолог, а он не слышал ее, и, только внутренне улыбался. — А что у нас вообще с ней общего? Зачем я с ней живу? Дети… но ведь эта исскуственная жизнь, где они всегда видят орущих друг на друга родителей, далеко не лучше того, если родители будут разведены, и, встречаясь с ними друг без друга, смогут передать им больше любви. Да, еще квартира… как мы привязаны к этим квадратным метрам… ладно, если все пойдет хорошо, перееду, а там будет видно.

Тут в коридор выбежала маленькая девочка лет четырех, и кинулась ему на шею.

— Папочка, я соскучилась по тебе — сказала она, прижимаясь к Бабочкову.

— Я тоже Сонечка — ответил он, чувствуя, как его переполняет чувство любви к этому маленькому существу, которое своим жгучим теплом полностью вытеснило состояние подавленности.

Сонечка посмотрела на него своими наивно-мудрыми глазами, которые бывают у детей лет до пяти, пока они еще не так забиты всем этим хламом, которым их стремятся заполнить сначала родители, а позже в детском саду, школе, в обществе, называя это воспитанием. Самое страшное в этом то, что родители искренне считают, что приносят этим добро своим детям и заботятся о них. А все то, что дети пытаются им сказать, не воспринимается ими всерьез, хотя если бы они только увидели, услышали их, то могли бы очень многому научиться у этих маленьких созданий….

— Папа, а ты сегодня хороший — пролепетала она, улыбаясь — пойдем, я покажу тебе, какой я нарисовала замок, там и солнышко и травка и горы и море.

— Ведь ребенок все чувствует — подумал Бабочков.

— Сейчас Сонечка, только помою руки — сердечно улыбаясь, произнес Бабочков, опуская дочку на ноги.

Помыв руки, Бабочков встретился глазами со своим отражением в зеркале — А почему собственно я должен переживать из-за того, что мной не довольна жена? Это ее проблемы. Из-за этих постоянных скандалов, я, даже нормально не общаюсь с детьми, и не могу им полностью дарить свою любовь, т.к. сам нахожусь в подавленном состоянии. Моя жизнь принадлежит мне, и я буду решать кому ее дарить — подумал он, и, насвистывая свою любимую мелодию, не обращая внимания на вопли жены, пошел в детскую.

Погладив по голове и поцеловав сына, учащего уроки, сидя за столом, он сел рядом с дочкой.

— Какую замечательную картинку ты нарисовала доченька.

— А мы можем там жить папочка, хочешь?

Бабочков ощутил, насколько мир для Сонечки красочнее. Даже не смотря на постоянную ругань родителей, она живет в своем мире, которому она сама хозяйка и раскрашивает его в те цвета, в которые она хочет.

— А нам там понравится?

— Там хорошо. А если не понравится, то нарисую другой — сказала она, обняв Бабочкова за шею.

Дверь в детскую открылась, и вошла жена в засаленном халате и всклокоченными волосами.

— Федя, ты меня в гроб вгонишь. Иди, поешь, борщ уже на столе.

— Не хочу Ксюш, потом может быть — ответил он, как будто в первый раз увидев ее — Когда-то она была веселой девчушкой, с лучезарными глазками, которая любила жизнь и радовалась ей. Единственной ее заботой было то, какое платье надеть сегодня — подумал он с грустью — а теперь, она загнала себя в комнату, где все окрашено в серых и черных тонах, думая, что тем, что она делает, способствует будущему детей. И, неосознанно, пытается разбить их красочный мир и наполнить его теми же серыми оттенками, как и у нее. Для нее теперь важны только домашний быт, заключенный в этих квадратных метрах, желание наполнить его еще какой-нибудь дребеденью, вызванное завистью к другим, сплетни, которыми она обменивается со своими подругами, соседками и сослуживцами, и постоянное недовольство всем, в чем она может выискать что-нибудь негативное, что у нее с успехом получается. Она как будто получает удовольствие от этого негативного, и, стремится поделиться этим отвратительным приобретением со всеми, кто восприимчив к нему, как будто распространяя полученный вирус дальше по цепочке.

— Я что, несколько раз должна накрывать на стол??? Иди, поешь по-человечески тогда, когда все уже на столе!!!! — истерично заорала она.

— Спасибо Ксюшка, я не хочу, и позже тоже не буду — с улыбкой ответил Бабочков.

— То он хочет, то он не хочет. Ну, за что мне такое???!!! — истерично крикнула она, хлопнув дверью.

— Папочка, не грусти, мамочка себя плохо чувствует — грустно произнесла Сонечка.

Дочка часто говорила ему эти слова. Но, впервые, до Бабочкова дошло, что она имела ввиду не физическое состояние, на которое люди так любят ссылаться, а то, что ей непонятно почему ее мать видит мир таким. Зачем исскуственно выкрашивать мир в черные и серые тона, если он такой красочный? И для ребенка такое непонятное действие могло быть связано только с болезнью.

— Все хорошо, солнышко, мама просто устала, не грусти.

Бабочков крепко обнял дочку, вдруг заметив сына, испуганно уставившегося в уроки, за которые засадила его мать.

— Давай я тебе помогу сынок. Не бойся. Все легко, просто нужно найти в этом интересное. А ты, Сонечка, нарисуй мне еще картинку, а потом я почитаю тебе сказку на ночь.

Федор, весело и в образах, объяснил сыну математику, как будто оживив для него цифры. А позже, уложив дочку, читая ей на ночь сказку, заснул рядом с ней.

III. Встреча в офисе

Трчунов стоял около окна в своем кабинете в ожидании встречи с Бабочковым. Он смотрел на улицу, на нескончаемый поток машин и, вечно, куда-то спешащих людей.

— И весь этот поток порожден тем, что они привыкли считать собой, тем, что серой пеленой заслонило их от самих себя. Каждый день, они встают утром, и, потоки различных ассоциаций, которые в них загрузили в формах «надо», «должен», «необходимо» начинают ими руководить, как по эстафете передавая этих несчастных по цепочке, не давая им почти ни секунды передышки. Они настолько ассоциируют навязанные стереотипы с собой, что им не остается времени на то, чтобы остановится, и ощутить, кто же они на самом деле и что же они действительно желают, что рвется у них изнутри. Эти формулировки в различных проявлениях успешно поддерживаются базой, фундаментом, который в них заложили еще в детстве, основанной на том, что они больше всего не хотят помнить, надеясь, что забыли. Материал этого фундамента — страхи и зависимости от материального, от мнения общества, оценки, завтрашнего дня…

Они так боятся того, что их знакомые будут говорить о них не в положительных тонах, что постоянно играют роль… в первую очередь перед самими собой, не доверяя своему внутреннему, следуя шаблону, который ценится повсеместно. Они завидуют всем, у кого есть то, чего нет у них, и постоянно подсознательно стремятся к тому, чтобы завидовали им, что дает им чувство жалкой радости и порождает гонку за материальным, которая движет этим потоком.

Они так боятся, что кто-то может уязвить их, что стремятся к подавлению всех, кого они в состоянии подавить. Это выражается, к примеру, в стремлении к власти, с надетой маской показывающей их чувство собственной важности, в которую они сами, со временем, начинают верить, но, которая является ни чем иным, как жалостью к себе и зависимостью от оценки. А под этой маской прячется несчастное существо, которое загнано в угол своим же страхом, своим же представлением о том, как, какая либо ситуация может повлиять на него. Представление же усиливается воображением, которое в отсутствии настоящего хозяина работает на того, кто отдает ему приказы, и как верный слуга снабжает этих бедняг чередой страшных образов, того, что с ними может случится, направляя их в нужном направлении, как надсмотрщик подстегивающий плетью рабов.

А самое прискорбное это то, что у них есть уверенность в том, что это жизнь такая, и что все это приобретено посредством опыта, чем они очень гордятся. Ведь в глазах других, опять же, по навязанной привычке оценивать, которая основывается на отправных точках, об истинности которых они и не задумываются, это придает им вес — Пусть это не я, но, за то люди уважают меня — думают они. Впрочем, чем дальше, тем они больше верят, что эта маска и есть они. И чем изощреннее эта маска, тем больше они обманывают самих себя. То, что они называют опытом, приобретается примерно так, как поощряют собачку, только что успешно выполнившую команду, бросив ей кусочек колбасы, что со временем программирует в ней рефлекс. Так и в этих несчастных, вырабатывается рефлекс, что в такой то ситуации нужно сказать «это» и сделать «то».

А называется данное выполнение команд громким словом опыт. Но, реально, они не участвуют ни в чем в «своей» жизни, все происходит без их участия, они лишь отождествляются со всем, что происходит. И думают, вернее то, что думает за них, шепчет им слащавым голосом: — Да, да, это я, я сделал это, я хочу этого, а вот этого совсем не хочу, я такой, я люблю это, а вот это нет, обычно я делаю так, мне нравится делать именно так, а вот так вот не нравится….

Она взяты в плен своей жадностью, завистью, тщеславием, страхом жить полной жизнью, который выражается в агрессии, которую они называют разными красивыми словами для себя…

И смотрят они на эти мерзкие проявления сквозь стекло, которое искажает видимость для них так, что они считают их своими достоинствами — я сильный, я гордый, я жесткий, я целеустремленный, я успешный, люди меня уважают! Отрицательные эмоции превозносятся ими до небес, они действительно гордятся ими, гордятся тем, что делает их несвободными.… А ведь все их счастье настолько рядом, стоит лишь остановиться, и протянуть руку, просто почувствовать то, что заложено в них изначально, то, что всегда было с ними, но они не замечали его, так как были увлечены поисками вовне…

Тут его размышления прервал телефонный звонок.

— Дмитрий Леонидович к вам Бабочков.

— Да Зинаида, пусть зайдет.

Бабочков, неуклюже и с заискивающей улыбкой, вошел в кабинет. Его глаза украдкой бегали по кабинету, оценивая его убранство. Он уже предварительно оценил офис, где ему очень понравилось. — Неплохо устроился, деньжат видимо много.

Дмитрий, с улыбкой пошел на встречу к Бабочкову, и, сердечно пожал ему руку.

— Здравствуйте мой дорогой друг, я ждал вас, думаю, что нам будет здесь удобнее — сказал он, показываю на мягкие кресла со стоящим рядом с ними стеклянным столиком — что вы будете чай, кофе?

— Ммм, чай,…. пожалуйста…..

— Зиночка, если не сложно, принеси нам два чая — по-доброму произнес он в спикерфон, с улыбкой и внимательно смотря на Бабочкова.

— Федор, я очень рад тому, что вы пришли. А еще больше меня радует то, что я уже вижу перемену в вашем настроении. Я прав?

— Ддаа… правы…. — смущенно заулыбался Бабочков.

— Рад этому…. Федор — чуть грустно улыбнулся Трчунов — прежде, чем начнем, я выполню обещание, данное вам вчера.

Трчунов подошел к столу, достал из ящика конверт с увесистой начинкой и протянул его Федору, наблюдая за его реакцией с сострадательной улыбкой.

Бабочков с дрожью в руках и с бешеными огоньками жадности в глазах потянулся к конверту, еле сдерживая себя, чтобы не выхватить желанный предмет из рук Дмитрия. Он с алчностью заглянул в конверт, рассматривая его содержимое.

Внезапно, послышался стук в дверь, и появилась секретарша, неся поднос с чаем и конфетами. Бабочков спешно начал засовывать конверт и кредитку себе во внутренний карман пиджака, и, торопясь, несколько раз попадал мимо кармана, пока его попытка не закончилась успехом.

Дмитрию было очень грустно наблюдать за ним — насколько же его жадность управляет им. Она заслоняет от него реальный мир, наполненный счастьем и любовью, своей мерзкой тенью, сшитой из желаний, которые, как вечно голодные птенцы, все требуют — Еще, еще!!! Он думает, что может погасить эти желания, удовлетворить их, но, это все равно, что гасить огонь, обильно поливая его бензином, они будут все расти и расти, принимая еще более уродливые формы…

Секретарша поставила поднос на стол и вышла.

— Дорогой Федор Иванович, в конверте пятнадцать тысяч евро, и, вы будете получать столько же каждый месяц, не считая премии, если будете работать у меня. Кроме того, определенная сумма, уже у вас на кредитной карте. Я навел справки, и знаю, что вы отличный инженер, поэтому, предлагаю вам возглавить направление, связанное со строительством. Вы согласны? — улыбнулся Трчунов.

Радости Бабочкова не было границ. Он счастливый обладатель большой для него суммы денег. Да и, кроме того, то, о чем он мечтал вчера, Трчунов предложил ему сам, он как будто предвосхищал его желания. Федор вскочил с кресла и с навернувшимися на глаза слезами начал пожимать руку Трчунову.

— Сспасибо… Ддмитрий Лео..Леонидович..вы..вы ведь не разыгрываете меня…?

— Что вы мой друг, не волнуйтесь так, все в порядке, я действительно хочу взять вас к себе на работу. Вы согласны?

— Ккконечно… ссогласен! — заискивающе ответил Федор.

— Я очень рад, Федор, что хотя бы, таким образом, смог вам доставить радость — грустно улыбнулся Дмитрий — но, у меня один вопрос. Неужели для того, чтобы вы были счастливы, вам достаточно просто иметь деньги?

— Почему же… не только деньги — жадно улыбнулся Бабочков — счастье зависит от того, что я могу на них купить. Все зависит от их количества. На них я могу купить себе все, что я захочу, могу ездить туда, куда захочу, могу купить себе свободу, любовь женщин… окружающие будут меня уважать и завидовать мне — ответил Бабочков с мечтательно-довольным лицом.

— А можно вам задать один вопрос? Только обещайте мне, что вы ответите на него честно.

— Хорошо — с готовностью кивнул головой Федор.

— Что вы имеете в виду, когда говорите «я», «мне», «мое»?

— Я не совсем вас понял Дмитрий Леонидович……

— Хорошо, я задам вопрос по другому, вот вы, например, сейчас сказали «я не понял», кто этот «Я», который не понял? Ответьте мне на вопрос, кто вы?

— Я…я Федор Иванович… Бабочков, инженер...русский….

— Федор, я же сейчас вас спрашивал не про ваше имя, фамилию, нацию и специальность. Это все относится к социальному статусу, данному извне. А вопрос был о том, кто вы. Когда вы говорите «я хочу», «я делаю», и т.п., кто этот «я»?

— Ну… ну… я человек, у меня жена и двое детей… — со сдавленностью в голосе, привычной человеку, поддающемуся ежедневному прессованию пробормотал Бабочков.

— Вынужден задать вам вопрос еще раз. Ведь вопрос был не о вашем семейном или социальном положении и не о ваших родственниках. Даже не об антропологической принадлежности, ведь человеком назовет себя каждый из существ нашего вида, живущих на этой планете. Хотя, для того, чтобы им называться, он должен иметь волю… но вопрос сейчас не в этом. Вот если вы говорите «я», вы же имеете ввиду не то, что вы просто относитесь к этому виду, что вы просто человек, что ваш сосед Вася или я, абсолютно идентичны с вами. Так скажите кто именно вы? Кто тот, кому я сейчас задаю вопрос?

— Я…я разумное существо… я… — Бабочков произнес эти слова, задумался, и запинаясь продолжил — я ответственный,…я… раздражительный…, я… обидчивый,…я…

— Дорогой Федор, вы же не анкетные данные для приема на работу заполняете, и не пишите свою биографию. Я не спрашивал об особенностях вашего характера, которые, в общем то и не ваши, но опять же, пока не в этом суть вопроса. Я спрашиваю о том, кто конкретно вы сам. Кто такой Федор Иванович Бабочков? Кто тот, кто разговаривает сейчас со мной? — прервал его Дмитрий.

— Ну… ну… я не знаю — сконфужено замялся Бабочков.

Дмитрий, понимал, какая борьба происходит сейчас в Бабочкове, он в первый раз задался этим важнейшим вопросом. Вопросом, на который должен ответить себе каждый, и, хотя бы чуть-чуть прочувствовать ответ на него, прежде чем он сможет называть себя человеком, ощущая смысл этого слова. Иначе, каждый раз, когда он будет говорить «Я», он будет врать себе. Ведь в один момент это будет одно «Я», через некоторое время уже другое. Решение будет принимать одно «Я», реализовывать принятое решение другое, а с последствиями сталкивается третье, которое даже не имеет представления о предыдущих двух. И этих условных «Я» в нем тысячи. И он в первый раз, хоть как-то это прочувствовал, задумался об этом. А теперь, никак не может понять, кто же он на самом деле…

Он, только что ощутил, что уверенность в том, что он себя знает, тает на глазах… Его состояние сейчас схоже с человеком, который полностью погрузившемся в увлекательный кинофильм, забыл в ходе просмотра о себе самом, и уже ассоциирует себя с главным героем, переживает вместе с ним, испытывает вместе с ним его радости и страхи. И, вдруг, внезапно ощущает, что вот он, сидит в кинотеатре с корзиной попкорна между ног, или в кресле у себя в комнате, где каждая вещица напоминает ему о чем-либо, и порождает поток дальнейших ассоциаций, которые как надоедливые мошки начинают атаковать его и опять уводить от себя, направляя в требуемом для забытья, направлении.

В Федоре, на мгновение, пробудилось то извечное, прекрасное и естественное, которое заложено в нас изначально как потенциальная возможность. Оно начало гордо поднимать голову, озаряя восхитительным светом все окружающее, но рой назойливых, серых ассоциаций, вновь начали атаковать разум Бабочкова, и, наконец, вернули привычное состояние, из которого он практически не выходил, чем опять набросили на пробуждающийся свет привычное серое покрывало тумана иллюзии.

Трчунов с грустью и надеждой смотрел на Федора. На лице Бабочкова, как у человека привыкшего скрывать свои эмоции под маской того, что люди называют серьезностью, ничего не чувствовалось, но, в глазах его ощущался активный внутренний спор. С одной стороны, он только что, моментом, прочувствовал иллюзорность своего представления о себе, которая начинала терзать его и вгонять в депрессию. А с другой стороны, привычное ему состояние рвалось назад, цепляясь свои клейким телом ко всем существующим лазейкам, просачиваясь сквозь них, и мерзким сладковатым привкусом давая ложную и хоть какую то удовлетворенность тем, что он считал собой.

— Федор, вы можете не отвечать мне на вопрос прямо сейчас. Просто постарайтесь себе самому ответить на него со всей искренностью, решимостью и бесстрашием. Вы это ощущали когда-то давно, в детстве. Я снова задам вам этот вопрос позже, а пока, вы просто наблюдайте за собой, так, словно вы наблюдаете за посторонним человеком, изучаете его, оцениваете. А потом, вы расскажете мне о том, что вы увидели. Договорились?

— А вы… вы… можете сами… ответить на этот вопрос — пробормотал Бабочков.

— Речь ведь сейчас идет не обо мне. Но, я вам обещаю, что попытаюсь выразить это, после того, как вы сами ответите на вопрос — улыбнулся Трчунов. Он видел, что проснулось в Федоре. Стражники у ворот в жилище отчего дома страхов и привязок, чувствуя наступление и опасность для своих хозяев, обезопасили себя, выставив на пути к жилищу указатели в обратном направлении, и мысли, привыкшие подчинятся указателям, с готовностью исполнили отданный приказ.

— Я постараюсь ответить вам в следующий раз… Дмитрий Леонидович…, я постараюсь понаблюдать за собой, но….но может вы хоть намекнете мне о том, о чем вы хотите услышать? — сконфуженно и потеряно улыбнулся Федор.

— Просто наблюдайте за собой мой дорогой, за своим телом, за своими мыслями, за своими ощущениями, за своими действиями и любыми движениями, которые сможете зафиксировать, наблюдайте искренне и честно.

Трчунов встал с места и подошел к столу, на мгновение замерев, внимательно посмотрел на удрученного Бабочкова.

— Федор, думаю, что на сегодня мы можем закончить наш разговор. Сейчас я вызову девушку, которая будет вашим секретарем, она покажет вам ваш кабинет. Можете приступать к работе хоть с завтрашнего дня, или тогда, когда пожелаете. Проблемы по увольнению с вашей прежней работы, пусть вас не беспокоят, их уладит мой секретарь

Трчунов нажал на кнопку спикерфона.

— Зиночка, попроси, пожалуйста, зайти Катю и Михаила.

Бабочков сразу повеселел. Мысли о материальных благах сразу увлекли его в привычном направлении — Ну вот, все складывается как нельзя лучше. У меня есть куча бабла. Отличная работа, о которой я даже и мечтать не смел. Я начальник!!!! У меня даже секретарша теперь есть, наверное, хорошенькая, побыстрее бы увидеть. Только вот, не оказалось бы все это разводкой. Хотя, в любом случае, мне терять нечего, деньги уже у меня в кармане, а такие деньги я и за год работы в нашей конторе бы не получил. Еще вчера утром, я даже не мог представить себе такого… А вдруг я не справлюсь с работой, которую он мне предлагает? Вдруг он хочет навесить на меня какие то долги? Сделает меня подставным лицом… меня посадят, а он выйдет чистым из воды… Я, кажется, читал о подобном… хотя…. не похоже на это… но… — он в беспокойстве закусил губу, теребя в руке чайную ложку, со взглядом, в котором угадывалось, какие страшные картины развертывания ситуации подкинуло ему его воображение.

Трчунов внимательно наблюдал за ним, замечая все его моментальные перемены, отражавшиеся в его глазах.

— О чем вы забеспокоились мой друг? Говорите честно. И…. давайте договоримся, что вы попытаетесь научиться говорить всегда только то, о чем вы думаете… по крайней мере, мне. То, что вы будете работать у меня, не должно означать для вас того, что меня надо воспринимать как строгого начальника, который будет вас унижать, подавлять и ругать. Я уже говорил вам, что моя основная цель — это сделать вас счастливым. Давайте запросто и по-дружески, на «ты», и по имени. Не стесняйтесь меня.

— Хорошо — тихо кивнул Федор.

— Так говори, что тебя беспокоит? — улыбнулся Трчунов.

— Дмитрий Лео… Дмит..рий — с усилием выдавил Бабочков — сскажи..те..скажжии.. — поправился он под улыбкой Трчунова — а что я должен подписать? Я…я имею ввиду…, за что я буду ответственным и перед кем? — выпалил он.

— Если тебя беспокоит это, то можешь вообще ничего не подписывать, сам эти бумажки не уважаю — смеясь, ответил Трчунов — я тебе без них доверяю.

Тут послышался стук в дверь и вошел деловой, чуть развязный молодой человек, лет тридцати пяти и длинноногая, стройная брюнетка с кошачьими глазами.

— Вызывали Дмитрий Леонидович?

— Да. Познакомьтесь, это ваш новый руководитель, Федор Иванович Бабочков — ответил им Трчунов, затем, улыбаясь, повернувшись к Бабочкову — а это, ваш секретарь Катенька, скажу вам по секрету, она самая красивая девушка у нас в офисе.

Катя улыбнулась самодовольной улыбкой, в которой чувствовалось, насколько ей привычно слышать подобные комплименты, и то, что она отлично и успешно умеет пользоваться в своих целях, своей физической оболочкой, которую наш творец вырисовал тончайшими и изысканными мазками.

— Она покажет вам ваш кабинет — с улыбкой продолжал Дмитрий — А этот самоуверенный молодой человек, ваш заместитель, Михаил Разбродов. Миша в курсе всех текущих дел по компании, т.к. временно исполнял обязанности руководителя, так что, на первых порах, он введет вас в курс дела.

Бабочков плотоядно уставился на Катю. Его взгляд скользил по ее изящным ножкам, чуть прикрытым короткой юбочкой, по груди, выпирающей из глубокого декольте, по пухленьким губкам с манящей улыбкой и игривым глазкам, в которых чувствовался вызов. — По-моему мне тут кое-что светит — с внутренней довольной улыбкой подумал Бабочков — я ей, кажется, даже понравился. А это что за самодовольный тип? Уж не любимец ли Дмитрия? Кстати не такой уж Дима и чудак, по крайней мере, ведет себя довольно здраво. Быть может, и о себе я был плохого мнения, ведь специалист то я неплохой.. Ведь не назначили бы меня ни с того ни с сего начальником… Все-таки ответственный пост…

— Дорогой Федор, реши за сегодня, когда ты собираешься выйти на работу и скажи мне об этом. Наша очередная встреча, будет через три дня. Договорились? — прервал его мысли Дмитрий.

— Договорились — просиял Бабочков.

— Если хотите — вновь улыбнулся Трчунов — можете обговорите с Михаилом, когда вы хотите с ним обсудить текущие дела.

— Хорошо — ответил Федор, взглянув на Михаила с улыбкой, в которой уже начинала появляться чувство собственной важности, но, еще с примесью того, как он прежде, с завистью смотрел на подобных типов. А теперь «подобный тип» его подчиненный. Он его начальник!!!! Эта мысль опять начала пульсировать в нем фонтаном радости.

Дмитрий подмечал по глазам Бабочкова все то, что в нем происходит, но он видел четкую вероятность того, куда со временем это его заведет, и надеялся, что вскоре Федор все увидит сам.

— Ну, тогда до встречи мой дорогой друг. А ты Миш, зайди попозже, нужно кое-что обсудить. И, если не сложно, познакомь г-на Бабочкова с его водителем — сказал он, подмигнув Федору.

Чувство собственной важности все больше и больше расцветало и пускало свои корни в Бабочкове. Когда Трчунов назвал его господином, это было как будто целебным бальзамом, стимулирующим гормон роста этого ветвистого дерева гордыни. А, услышав про то, что у него теперь есть личный водитель, Бабочкова уже распирало от нее. Он уже позабыл о прошлом, позабыл о недавнем разговоре с Трчуновым. Ему рисовалось его будущее, основанное на проекции различных сценариев «дольче виты», которыми повсюду снабжают народ для создания желаний, с помощью которых ими легко управлять. Вот он на яхте в белых штанах и с двумя мулатками, а вот он, Бабочков, вместе с Катей едет на лимузине к своему личному самолету, для поездки на какие-нибудь экзотические острова…