Оглавление

1. Напасть
2. Глава 1
3. Глава 2
4. Глава 3
5. Глава 4
6. Глава 5
7. Глава 6
8. Глава 7
9. Глава 8
10. Глава 9
11. Глава 10
12. Глава 11
13. Глава12
14. Глава 13
15. Глава 14
16. Глава 15
17. Глава 16
18. Глава 17
19. Глава 18
20. Глава 19
21. Глава 20
22. Глава 21
23. Глава 22
24. Глава 23
25. Глава 24

Глава 1

Точка отсчёта

В одном из пивного типа ресторанов, оставшись один на один со своими мыслями (все ушли на танцевальное поле боя), уставившись в бокал стоящего перед ним пива, плевать на всех хотел, но только не в пиво, сидит обычный человек Фома.

— Ты, когда уходишь в себя, то всегда ли можешь отличить, говоришь ли вслух или про себя? — вдруг сквозь музыкальную шумность бара прорезался голос незнакомца, который и вывел из себя Фому.

— А ты, кто? — Фома с удивлением воззрился на сидящую по другую сторону стола, непонятно откуда появившуюся фигуру незнакомца, который из-за скудности барного освещения, был едва ему различим.

— А разве это важно? — наглость незнакомца, видимо не знает пределов, раз он, усевшись за занятый столик, ещё задает такие дерзкие вопросы.

— Мне, конечно, по хрен, но если меня не то что не игнорируют, а в некотором роде даже задевают, то хотелось бы знать. А с какой это стати, ко мне возник такой интерес? — с расстановкой акцентов ответил Фома, после чего слегка придвинулся к столу для того чтобы попробовать рассмотреть эту наглую рожу.

— А разве ты кому то интересен, кроме себя? — незнакомец, хоть и незаметно, но явственно для Фомы, ухмыляется и однозначно переходит все рамки приличий.

— Ну ты, я смотрю, наглец. — Фома наконец-то решает указать незнакомцу на подобающее ему место.

— Ну, не больше твоего, — теперь уже открыто хмыкнув, незнакомец так и лезет на рожон. Но Фома, отпив приличный глоток пива, даёт ему ещё одни шанс на исправление. — Ладно, буду иметь в виду. — Фома сделал паузу на дополнительное полоскание своего горла. — Так может быть, тебе уже пора представиться? — задал вопрос незнакомцу Фома.

— Ладно, я не буду ворошить время, в попытке уточнить эту временную точность — пора, и на твоё усмотрение представлюсь. — Видимо, без всяких туманных предисловий, этот незнакомец своей жизни не смыслит.

— Если уж я сказал «А», то пусть я и буду «Аз», — несколько смутил своим представлением Фому незнакомец.

— Нет уж, не надо мне тут придуриваться, а говори, как оно есть на самом деле! — удивлённый таким придурковатым поведением незнакомца, Фома даже не сумел рассердиться на его неловкие уходы от вопроса.

— А ты сам-то знаешь, что такое есть на самом деле? — незнакомец, по всей видимости, и вправду не того, раз так и нарывается на зубодробительный ответ, который как вариант, наконец-то предложил Фома. — Сейчас я тебе врежу кулаком в лоб, и ты со всей очевидностью сам дашь мне ответ, что есть на самом деле.

— Что ж, не могу не согласиться с такой интерпретацией «на самом деле», — незнакомец, видимо, не спешивший ознакомиться с этой данностью реалий мира, немного отодвинулся от стола.

— Ну, так что? — Фома, взяв инициативу в свои руки, стал более требовательным к незнакомцу.

— Ну, тогда, можешь меня звать Андреем… Первозванным. — Видимо, Фома поспешил на счёт незнакомца, которого, по всей видимости, так просто не успокоишь.

— А не много ли ты на себя берешь? — всё же улыбнулся Фома. На что незнакомец, вновь пододвинувшись вперёд к столу, заявил:

— Я же тебе уже говорил, что, во-первых, ты не меньше моего берёшь, ну а во-вторых, ты сам считаешь, что больше твоего никто и не сможет взять.

— Да откуда ты такой взялся? — Фома уже не сдержался и эмоционально выплеснул из себя этот вопрос.

— Да кто, знает. Может я как-то зашёл в ту ведущую в бар дверь и попал сюда, а может, я наоборот, не заходил, а уже был здесь. — Незнакомец сделал паузу для раздумья и, что-то там надумав, продолжил: — А может меня и вовсе не существует.

— Чё за бред?! — Фома, конечно, любит всякую таинственность, но только в кино, а не так, прямо ему в лицо сидеть и нести всякую чушь.

— Бред, не бред… а хочешь, я тебе сейчас покажу, что такое бред на самом деле? — серьезность незнакомца начинала пугать Фому.

— Зачем это? — стиснул зубы в ответ Фома.

— Ты же меня уже убедил в своей интерпретации, что такое есть на самом деле. Так почему бы тебе не дать мне шанс показать своё видение этой реальности? — незнакомец был предельно логичен.

— Валяй, — только и махнул в ответ Фома, чувствуя, что того не переспорить.

— Тогда на мгновение закрой глаза, и ты всё увидишь, — как-то очень вкрадчиво проговорил незнакомец.

— Чего я ещё не видел? — чувствуя какой-то подвох, Фома, боясь, как бы этот чудик не укусил его за нос, ушёл в отказ.

— Ту часть бреда, в котором я на самом деле не существую, и в любой момент могу исчезнуть. — Как-то уж слишком замысловаты слова этого незнакомца.

— А это мне надо? — Фома был всё-таки немало упёрт.

— Ну смотри, дело твоё. Но пока ты глаза не закроешь, ты не сможешь проверить, что же я несу. — Всё же незнакомец был убедителен, и Фома ещё раз внимательно вгляделся в этого, чёрт знает кто такого, и со словами: «Ну, ладно. Может, ты наконец-то избавишь меня от своего присутствия», — почему-то используя свои руки, закрыл глаза.

— Ну, вот видишь, ничего страшного не случилось. — После этого мгновения невидимости, которое, как показалось Фоме, длилось обозначенную его сознанием вечность, до него донёсся голос опять незримо лыбящегося незнакомца.

— Ну и что ты хотел этим доказать? — не слишком веря в такую лёгкую перспективу сдачи позиций, Фома пытался разобраться, что к чему.

— А что не понятно-то? — опять ухмыльнулся незнакомец. — Раз ты на мгновение поверил в моё исчезновение, то значит и любой, даже самый фантастический вариант моего появления здесь, имеет своё мгновенное право на существование.

Незнакомец всё-таки достал Фому.

— Хотя, интересно, почему ты считаешь, что исчезновение не произошло? — вновь ухмыльнулся незнакомец. — Ведь, возможно, ты, закрыв глаза, вместе со мной исчез из той, на самом деле одной видимой реальности, и теперь, после того как их открыл, уже находишься в другой, тоже на самом деле, но только уже в иной видимой реальности. — Высказывания незнакомца всё больше выдавали в нём безумца.

— Чушь, — только и ответил Фома.

— Бред, чушь — только и слышу от тебя. А между тем, ты даже не попытался внимательно оглядеться, и убедится в том, что ничего не изменилось.

Его горячность заставила Фому посмотреть по сторонам, где в неизменившихся стенах, кажется, всё также веселиться и танцует присутствующая здесь публика.

— Ну что, убедился? — спросил незнакомец повернувшегося обратно Фому.

— Убедился. Что ты трепло, и чёрт знает кто ещё. — У Фомы, уже не нашлось ясных определений для этого, нет слов, кто такого.

— И я тоже убедился в том, что ты дальше своего носа ничего не желаешь видеть, — незнакомец постепенно начинал заводиться. — Как вложили в вас определенные установки, так с этим и живете, не пытаясь вникнуть в суть происходящего, изменчивость которого, видится вам только через внешний, по сути, завершающий весь процесс, фактор изменений! — уже чуть ли не заорал на Фому незнакомец.

— Да кто ты такой? — в ответ незнакомцу сам почти прокричал выведенный из себя Фома, угрожающе хватая бокал с пивом.

— Хочешь узнать, кто я такой? Тогда сделай то, что ты хочешь сделать, — незнакомец начал провоцировать Фому на действия.

— Нет уж, я не такой, — видя, чего от него добиваются, Фома сдержал себя.

— А какой — такой? — смеется незнакомец. — Чем ты лучше других? Да что там других, когда даже между нами, здесь, в этом слабоосвещенном месте, трудно найти отличия. А может ты лучше своих друзей? — издевательски засмеялся незнакомец. — Так посмотри на них ещё раз со стороны, и задай себе вопрос: хороший ли ты для них друг, если, конечно, ты можешь называть себя их другом.

— А это не твоё дело! — орёт в ответ Фома, который, впрочем, вновь действует по указке незнакомца, и смотрит в ту сторону, где, по его мнению, должны танцевать друзья.

— Ну что, увидел? — как-то хитро блестят глаза незнакомца.

— Увидел, — врёт Фома, которому было весьма сложно разглядеть в этой тёмной слившейся массе знакомые лица.

— То, что реальность неразличима? — голос незнакомца постепенно сводит Фому с ума.

— Чего ты от меня хочешь? — Фома, уставившись на незнакомца, почему то заставляет себя сдержаться.

— Это я чего-то хочу? Ха-ха-ха! — дикость смеха незнакомца переводит Фому из состояния алкогольной нетрезвости в гневное помешательство. — Лучше попрощайся со своими друзьями, которых ты неразличимо видел, или же различимо не увидел, — гнёт свою линию незнакомец, явно пытаясь вывести Фому из себя.

— Ты не заставишь меня сделать то, чего ты хочешь, — глаза Фомы налились кровью, и он, в ответ на эти однозначно провокационные слова незнакомца, скрепя зубами и, сжав бокал до степени обеления костяшек пальцев, как мантру твердит эти слова.

— А впрочем, не важно, что ты видишь, — незнакомец, неожиданно вздохнув, вновь удивил Фому этой своей резкой изменчивой метаморфозой. — Либо ты себя обманываешь в своём представлении реальности, либо же реальность обманывает тебя, представляясь такой. И здесь, можно сказать, нет большой разницы, и только твой выбор видения позволяет тебе выбрать между существованием и жизнью. И вот это-то и есть твоё «на самом деле», — незнакомец вновь делает вдумчивую паузу, — Впрочем, ты уже ничего не исправишь, и тебе только и остается как, на… — незнакомец вдруг резко вскакивает со своего места, и выплескивает в лицо Фомы содержимое непонятно откуда взявшегося у него бокала. Фома же, в свою очередь, зажмурившись от этого всплеска активности незнакомца, уже со своей стороны, чисто рефлекторно выплескивает содержимое собственного бокала в сторону незнакомца.

— Ах ты, бл*ть! — к удивлению Фомы, первой реакцией на его метательные движения стала изменившаяся интонация голоса незнакомца, причиной чего, как выяснилось спустя мгновение, послужило то, что на месте незнакомца уже никого не было, а звук голоса донёсся с другой стороны дивана, который находился в совмещенной с ними кабинке. Куда, вероятнее всего, Фома и выплеснул содержимое бокала. Но Фому мало интересовали обстоятельства дел за той стороной дивана. На этот раз его больше волновало то, куда собственно так слишком незаметно, или крайне заметно, исчез незнакомец.

— Тьфу. Я уже стал рассуждать как он, — передёрнуло Фому.

— Ну и кто тут покойник? — в окружении кодлы своих приятелей, задержавшись на неприлично долгое время, потраченное на осознание случившегося, а также, на сборы своих растележенных костей, где ребром встал вопрос: «А не трусливые ли они, часом, псы?», наконец-то заявился весь татуированный, смахивающий своим прикидом на байкера, обладатель этого рассерженного хриплого голоса.

— Ну, судя по тому, что ты это спросил, ты не питаешь на счёт себя особых иллюзий, и оставляешь этот вопрос открытым, — после небольшой паузы, Фома, приподняв голову, на мгновение удержал в устойчиво открытом состоянии рты всех зашедших сюда — всё-таки, наверное, плесень моторную отдела маркетинга какого-нибудь автосалона.

— Он чё, бессмертный что ли? — придя в себя после первого эмоционального шока, как по написанному кем-то в сценарии, ища поддержки у своей компании, выразил беспокойство за Фому, а также за себя, вожак этой стаи. Но Фома не собирается не только что-то объяснять, но и рассказывать о себе всем кому попало. И ему также не нужно особое зрение, чтобы увидеть, что под этим грозным татуированным видом каких-то там дьяволов воплоти, скрывается прибитый офисной работой планктон. Который изредка, по выходным, вырываясь на свободу, переодевается в эту отвязность и, наливаясь алкоголем по самое не хочу, пытается соответствовать своему отвязанному имиджу. Так что, у Фомы особого выбора не было. Только ярко лишив эту кодлу своего вожака, можно было с минимальными потерями, как для себя, так, пускай и для них, вернуть их обратно в своё офисное стойло.

— Закрой пасть! — рёв Фомы заглушает шум музыки, а последующий за ним резкий удар в лоб вожаку, позволяет тому очень эффектно скопытиться с ног, погрузив вместе с собой в небытие зала, так и своё собственное, часть непредусмотрительно занявших позицию позади этого тату вожака и его корешей. И, наверное, на этом можно было бы ставить жирную точку, но, видимо, Фома всё же просчитался, не учтя степень нагруженности этой приятельской кодлы, где скорее не храбрость, а их заторможенность, решала всё за них, решивших не отступать со своих позиций. Так что необходимость выбить дурь из их голов, со всей своей нестерпимостью, непреложной задачей прямо сейчас встала перед Фомой.

Что ж, если хрусталь или же просто стекло бьётся о чей-то лоб, то значит это кому-то нужно. Так очкарик, привыкший видеть мир сквозь своё технически близкое к его глазам стекло, после того, как торпеда с пивом обрушилась на его голову, залив его с ног до головы, наконец-то, смог получить возможность увидеть мир во всех его красках, которые лучше всего видятся в его лежачем положении, откуда открываются такие виды, которые до этого существовали только в бурной фантазии этого юнца.

Если брызги крови, вместе со слипшимся потом обрекают вас на выразительность вида, то это, наверное, предусмотрено природой, как реакция на спонтанную вашу близость к разности подходов по тому или иному вопросу, которые обязательно ведут к соприкосновениям ваших крайностей, которые без того жить не могут, чтобы чем-нибудь вас не задеть. И вы правым хуком стараетесь доказать свою правоту вон тому типу, имеющему своё отличное от вас мнение, и отвечающего на ваш правый выпад своим левым. После чего, не гнушаясь копипастой, он со своей стороны делает такой же опасный для вашей челюсти правый выпад. Но вы, как первый применивший этот контраргумент, знаете, чего ожидает от вас оппонент, и поэтому, вместо того чтобы уйти влево, заблаговременно применяете свою ногу. Наскочив на которую, он, своим, не выставляемым наперёд, но почему-то всегда оказывающемся в авангарде нападения местом, завывает от боли. После чего вам только и остаётся, как боковым ударом заткнуть пасть этого нытика.

Если мебель проверяется на прочность человеческим материалом, то значит, имеются свои материальные претензии, как к тому, так и к этому древесному материалу — скамейка, переломанная надвое об хребет этого лба, ещё раз заставила Фому убедиться в том, что этого дуба так просто не возьмешь на излом.

Если на телах соперников рвутся рубашки, то значит, что уже твоя рубашка не настолько ближе к твоему телу, и пожалуй, ты не прочь сорвать любую рубашку с чужого плеча.

И если свет тебе не мил, то значит свинцовая тяжесть после удачно пропущенного удара от этого дуба, уже навалилась тебе на веки и вместе с телом погружает тебя куда-нибудь, к примеру, под стол.

— Фома, теперь всё. Можешь открыть глаза. — Чьи-то руки отнимают прижатые к глазам руки Фомы, до сознания которого сквозь туман неизвестности доносится чей-то женский голос.

Глава 2

Где-то около того. Кто рано встает, тому случай подает.

— Судя по тому, что вы, дамочка, не вняв голосу разума, решили срезать в этом безлюдном месте угол, можно сделать вывод, что вы очень спешите. Так что давайте не будем отклоняться от выстроенного вами курса, и тем же темпом избавимся от отягощающих вас вещей. — Данила не упустит возможность продемонстрировать свои знания в области логики, которые, следуя этой дисциплине, всегда подкреплены очень существенным аргументом в виде ножа.

Но то ли дамочка попалась не слишком понятливая, то ли Данила не был слишком убедителен, но так или иначе, а времени на поминутный разбор не было, и Данила, применив свой кулак, очень доходчиво и существенно для глаза дамочки, а также для своей убедительности, решает возникшее затруднение в понимании дамочкой того, что Данила шутить не будет. После чего происходит спешный размен, в котором отягощенность в виде кошелька в довеске с телефоном, переходит в руки Данилы, который таким не слишком хитрым способом, избавляет дамочку от бремени затратных забот владения наличностью, которая, почувствовав эту облегченность, тут же, как стрекоза уносится отсюда прочь.

Данила же, в свою очередь, как человек несильно спешащий, даже не смотря на обстоятельства требующие незамедлительности, решает ознакомиться с этим грузом ответственности, перешедшим в его руки. А как иначе, он же должен знать, на что шёл, хотя он как знаток уголовного кодекса, это, конечно же, знает. В общем, его всегда волнует соответствие проявленного риска, и того количества шампанского, который он подразумевает.

— Данила. А ты всё в том же духе. — Раздавшийся из-за спины Данилы голос, не только не дал возможности тому со всей обстоятельностью ознакомиться с содержимым кошелька, но и более того, заставил его, сопроводив своё недовольство угрожающей фразой: «Что за на…», — обернуться, чтобы посмотреть, кто там такой крикливый.

— А ты, я смотрю, всё так же без оглядки на последствия своих действий, занимаешься логикой, — обломок кирпича в руках говорящего придавал весомость его словам.

— Это, что-то новенькое, — заметив ручную весомость в руках хмыря, Данила даже несколько развеселился.

— Всё новенькое, это хорошо забытое старенькое. И разве не тебе об этом не знать, — в свою очередь ухмыльнулся этот, кого-то ему напоминающий, незнакомец. — А ты, я смотрю, уже продал свой кирпич и прикупил, что полегче.

— Да, годы берут своё. — Данила внимательно изучает все возможности ухода, или же какого-нибудь другого бокового межреберного решения для выхода из этого тупика.

— Ну, ты, тогда знаешь, что твоё оружие, хоть и многоцелевое, но всё же твоя шрапнель ничего не сможет сделать против моей картечи. Так что давай, облегчайся. — Незнакомец постепенно, небольшими шажками приблизился к Даниле, и уже последнюю свою фразу завершил в очень приказном ключе.

— Да пошёл ты на… — но уточняющая мощь кирпича воткнула обратно в рот Даниле эти однозначно неприличные, хотя, возможно и приличествующие к месту, полные эмоционального отторжения его слова. Которые, прихватив с собой кусочки выбитых зубов, вперемешку с кусками кирпича, заполнив его рот на время его падучей невменяемости, запечатали его такую всегда интересную словесность. И ведь всё логично, раз сам Данила всегда настаивал на этом. Так он, столкнувшись с существенным контраргументом, сам того не заметив, скопытившись после точного попадания кирпичом в свою физиономию, и оказавшись вне доступа к своим рефлексам, только и мог, что булькая кровью по возможности вдыхать в себя воздух.

— А я ведь предупреждал, — незнакомец, подойдя к Даниле, внимательно изучил все последствия его упорства. — Да, теперь понятно, что значит рожа кирпичом, — ухмыльнулся незнакомец, после чего подняв с земли причину возникшей ситуации — кошелек со своим довеском, положил всё это в карман, и хотел уже было оставить Данилу наедине со своими мыслями, как заметив отлетевший в сторону кустов, стальной аргумент Данилы, нож, подошёл к нему, и, подняв, принялся внимательно изучать.

— Не перестаешь ты меня удивлять, Данила, своей тягой к броскости, — ухмыльнулся незнакомец, рассматривая оригинальность этого колюще-режущего предмета. — И как, объясни мне, понимать это, — прочитав гравировку на ручке ножа: «Братану», — незнакомец всё больше ухмыляется.

— Хотя подожди, не спеши отвечать, — незнакомец и вовсе издевается над Данилой, который не то что не спешит ответить, и ему даже не дают это сделать, и всё в точности до наоборот, и он даже и не думает, потому что не может, имея на то очень уважительную причину — полный рот осколков зубов, вперемешку с песком. Да к тому же и его бессознательность не слишком способствует всякому диалогу.

— Братану. Ха-ха. И что это значит? — продолжает издеваться незнакомец, стоя над Данилой. — То, что ты, сунув его кому-нибудь под ребро, тем самым его уважишь, что ли? — слишком далёк этот незнакомец от логического Данилиного понимания жизни, и будь тот в состоянии, то уж он ему объяснил бы. Но незнакомцу никто ничего не объяснил, и тот, решив, что, пожалуй, будет лучше, если он это орудие попридержит у себя, а то мало ли кому оно попадет в недобрые руки, после чего уже аккуратно убирает его себе в карман. Ну и затем, развернувшись, не спеша, как рекомендовал Данила, насвистывая, отправляется по этой тенистой аллее, куда-то туда, вперёд. Где он, возможно, найдёт для своего развлечения ещё один кирпич, хотя, возможно, он, имея в кармане кошелек, на сегодня уже ограничится и этой добавкой к своему костюму.

Но как бы там ни было, и что бы там кто-то чего не надумал, а незнакомец, преодолев пару кварталов всё в той же тени деревьев, наконец-то выйдя на более-менее оживленную улицу, огляделся по сторонам, и, видимо, обнаружив то, что искал, направился прямо к припаркованному у обочины дороги, очень ему знакомому автомобилю, который из-за рекламной надписи «Калейдоскоп» на дверях, трудно было с чем перепутать.

— По довольной роже вижу, что ты прогулялся не за зря, — сидящий за рулем тип, таким образом поприветствовал ухмыляющегося незнакомца, забравшегося в салон автомобиля.

— Есть немного. — Вытащив из кармана кошелек, незнакомец принялся изучать весьма немалое содержимое этого носителя наличности. — Ха, на резиночке, смотри, — показывая скрученные и обмотанные резинкой купюры, улыбнулся незнакомец.

— А не надоело тебе размениваться на все эти мелочи? — как-то не слишком заинтересованно задаётся вопросом, сидящий за рулём тип.

— А я тебе скажу так, — переложив наличность из кошелька в свою денежную карманную приложность, заявил незнакомец, повернувшись к типу за рулём. — Вся эта мелкая случайность только придает вес случаю. Без которого, сам знаешь что.

— Так ты, я смотрю, кошелек и не собираешься возвращать правообладателю? — глядя на пустой кошелек в руках незнакомца, сделал вывод тип за рулём.

— Знаешь, я благотворительностью не занимаюсь. Моё дело, дать возможность, если не сейчас, то на будущее, сохранить то, что есть, а уж приумножить — это их забота. Да впрочем, ты же знаешь, что всё возвращается на круги своя.

Незнакомец посмотрел на кошелек и, открыв окно, выбросил его. Затем достал телефон, посмотрел на него и, покачав головой, заявил: — Вот же ловкач. Уже успел его выключить.

— И что с ним будешь делать? — спросил незнакомца тип за рулем.

— А вот его-то я верну, — незнакомец как-то даже бережно посмотрел в тёмное отражение экрана телефона. — Тем более, его хозяйка заслуживает пристального к себе внимания, — на слове «пристальный», незнакомец пристально вгляделся в своё отражение на экране телефона и, подмигнув себе, заулыбался.

— Чего лыбишься? — После чего, наступила небольшая задумчивая пауза, приведшая к раскрытию рта, видимо, более болтливого, чем незнакомец, типа за рулём. — Ну так что будем делать, а?

— Хорош, акать, — на незнакомца нашла какая-то весёлость.

— А тебе лишь бы букать, — не понятно что нашёл смешного тип за рулём, но тем не менее, незнакомцу это показалось смешным, и он с удовольствием присоединился к типу за рулём и очень весело засмеялся.

— Кстати, — просмеявшись, завёл речь тип за рулём, — А вчерашний клиент, услышав моё имя, скажу так, не выразил большого воодушевления, — обратился к незнакомцу тип за рулём со странным именем Аз.

— Выходит, ему и моё не понравится, — хитро улыбнулся незнакомец, выбравший себе смурое окончательное имя Бу.

— Ага, — своё не сомневайся высказал Аз.

— Ну, и что ты ему предложил? — заинтересовался Бу.

— Говорю ему: можешь звать меня Андреем… Первозванным, — не менее хитро посмотрел Аз на Бу, который, видимо, впечатленный этим заявлением своего товарища, призадумался, и после небольшой паузы ответил: — Я, конечно, не ожидал такого, но спасибо за упоминание моей первичности.

После чего наступает новая задумчивая пауза, в течение которой оба пассажира автомобиля без всякого умысла внимательно наблюдают за перемещениями нетрезвого гражданина, который, видимо, настолько удачно вчера погулял, что и сегодняшним утром разил от себя таким весельем, которое не давало ему порядка в перестроении ног.

— Ну а появление в столь раннее время нетрезвого гражданина, однозначно не по своей воле, а посланного, как своими товарищами по несчастью или же своим внутренним побуждением, требующим добавки, я как-то ещё понимаю, — наблюдая за нетрезвым гражданином, принялся анализировать свою видимость незнакомец с не то что звучным, а несколько даже занудным именем Бу.

— Но вот выход в свет в это время тружеников его величества милостивого труда, мне, кажется, несколько преждевременным, — эти слова незнакомца уже относились к стоящему у парапета магазина и ожидающего милости прохожих мнимого инвалида.

— Ну, ты как всегда в своём репертуаре. Тебе только дай понаблюдать, и сделать свои выводы, — усмехнулся Аз.

— А знаешь, — совсем не обиделся Бу, — Я тут наблюдая за летним запустением нашего спортивного зала, и на то, как не находя себя слоняется по залу тренер, пришёл к одному выводу: Так, наверное, и там, на небесах, слоняются от безделья местные инструкторы по вере и правде, когда начинается сезон отпусков человеков в жизнь.

— А ты что, на небесах был? — выявляя своё пренебрежение к этим философствованиям Бу, ухмыляется Аз.

— Да, нет. Просто заскучал я, — с какой-то смертельной скукой вздохнул Бу.

— Ну, тогда, может развеемся сегодня? — предложил Аз.

— А почему бы и нет. — Бу, имеющий быстро переменчивый характер, уже вновь горит деятельностью. — Что там у нас сегодня, по плану? — повернувшись к Азу, спросил его Бу.

— А сегодня у нас, — достав из кармана органайзер, принялся искать эти планы на сегодня Аз, — групповая неудовлетворённость в поисках зависимости.

Прочитав запись в книжке, Аз с улыбкой посмотрел на Бу, который, между тем, не выразив такого воодушевления, только и высказал своё отношение: « Скукота».

— Ну, тебе не угодишь, — убирая книгу обратно в карман, недовольно ответил Аз.

— Ну ладно, чего ты, — неожиданно хлопнул в ладоши Бу. — Давай всё по-быстрому оформим, а затем, напоследок закатим то, чего душа пожелает.

— А почему напоследок? — как всегда проявил внимательность к словам Аз.

— Да не обращай внимания, я так, для оборота речи. — У Бу, видимо, в предвкушении этого закатим, уже загорелись глаза.

— А ты откуда взялся такой хороший? — заметив подбежавшего к машине шелудивого пса, Бу, испытывая к различным четвероногим явно чрезмерную страсть, не смог удержаться и, выйдя из машины, принялся обглаживать это грязное чудо-юдо.

— А где ты собираешься мыть руки? — вышедший вслед из машины Аз, видя эту картину, озаботился не о здоровье своего товарища, а скорее эгоистично выказал близость этого четырехколесного железа к себе.

— А мы сейчас зайдём в магазин, и там… — направление взгляда Бу вело в сторону магазина, на ступеньках которого расположилась пёстрая компания, состоящая из мнимого попрошайки-инвалида и нетрезвого гражданина, который, сумев добраться до этого места, переводя свой дух, настраивался на последний рывок.

— И что? — уже в спину, направляющемуся к магазину Бу, кинул свой вопрос Аз. Но Бу в сопровождении этого пса, не выказав никакой ответной реакции, продолжал не спеша сокращать своё расстояние между ним и компанией на ступеньках.

— Ну что, бедолаги, — подойдя вплотную к этой компании, улыбнувшись, проявил свою заинтересованность к ним Бу, — Какая-нибудь жизненная помощь нужна?

И если имитатор инвалидности, в виду своего видения жизни через призму обмана, проявил молчаливую подозрительность к этому, не понятно, что за типу, то нетрезвый гражданин, испытывающий на этот счёт противоположные чувства, принял всё за чистую монету, и попросил добавить ему на самое необходимое, без которого он, если его сейчас не примет, то тут же умрёт. Бу же, видимо, любивший мозолить не только глаза, но и людские души, достаёт обвязанную в резиночку пачку денег из кармана, чем заставляет мнимого инвалида позеленеть от злости за свою молчаливую не предусмотрительность, когда как нетрезвый гражданин решает, что будет неплохо записать этот денежный мешок к себе в друзья.

Но Бу не обращает внимания на эти говорящие за самих хозяев взгляды, и, покрутив перед носом инвалида это яблочко в голубой, (всё же в розовой), каёмочке, решает пока попридержать весомую часть денег в одной руке. После чего, свободной рукой лезет в другой карман и, достав оттуда купюру, вручает её жаждущему нетрезвому гражданину, который надо сказать, не слишком претенциозно настроен к этому щедрому незнакомцу, и, получив на руки хоть что-то, соблюдая технику безопасности при подъёме на крутые лестничные склоны, начинает свой неспешный подъём. Бу же, вновь опускает свою руку в карман и, достав оттуда копеечную мелочь, уперевшись своим взглядом на не сводящего всё это время с него глаз инвалида, отсыпает ему мелочь в его выставленную на обозрение ваших милосердных сердец жестяную коробку.

— Ах, да! — как будто что-то вспомнив, Бу поднимает руку с этой, никогда не выходящей из поля зрения инвалида яркой купюрной завёрнутости, и, дав время на вдумчивость инвалиду, посмотрел на связку в своей руке. После чего как-то особенно хитро подмигнул инвалиду и засунул этот купюрный брикет в карман свисающего с плеч пиджака нетрезвого гражданина, который держась за поручни лестницы, ещё не слишком, а так, на расстоянии вытянутой руки от незнакомца, находился в пути за своим лекарством.

— И не говори, — произведя все эти манипуляции, Бу, в очередной раз привёл в замешательство мнимого инвалида, который за всё время стояния, так и не произнёс ни одного слова, (да что он себе позволяет, а вдруг, это инвалид из общества глухонемых), а тут ему ещё и затыкают рот.

— Его только за смертью посылать. — Бу, приведя мнимого инвалида в состояние бдительной невменяемой злости, заметив, что шелудивый пёс выдвинулся в обратный путь, решил не задерживаться, и сам не спеша направился в обратный путь к машине.

— Ну, и что сейчас это было? — спросил у Бу, облокотившийся на бампер машины Аз.

— Ты мне лучше скажи, как там ведёт себя этот инвалид по собственной воле? — дав простор для обозрительности Азу, не слишком громко спросил его Бу.

— А как ему ещё себя вести, как не посылать проклятия в твою мерзопакостную спину, — Аз решил показать Бу свою аналитическую наблюдательность.

— Ну, последнее он не говорил, а скорее, это всё твоя хромая отсебятина глаголет, — улыбнулся в ответ Бу.

— Ладно, может быть, уже расскажешь мне, что к чему? — Аз вопросительно посмотрел на своего товарища, который, меж тем, не торопился делиться, и, не раскрывая своего рта, переместился в машину. Что ж, делать нечего, и Аз вслед за своим товарищем занимает место на водительском сидении.

— Ну что, поехали, — раскомандовался Бу, на что Аз, впрочем, ничего не имеет против и, заведя машину, выводит её из припарковочного состояния на пока что не слишком оживлённую транспортную магистраль и, не сильно разгоняясь, сначала минует этот магазин, с порога которого на них очень выразительно смотрит мнимый инвалид.

— Ну вот, можешь записать на свой счёт ещё одного почитателя твоего таланта, — ухмыльнулся Аз, ответно посматривая на этого отзывчивого инвалида. — А что я могу поделать, если только пристрастность индивидуума рождает внимание. — Бу даже как-то серьёзен в ответ.

— Ладно, проехали, — Аз не собирается отвлекаться от дороги.

— Как это, проехали, — после того как машина уже проехала пару кварталов, Бу вдруг, как будто очнувшись, что-то вспоминает, затем как-то даже заводится и, заметив впереди разворот, своим заявлением очень сильно удивляет Аза:

— Давай, скорее поворачивай.

На что Аз не успевает что-либо сообразить, но всё же рефлекторно разворачивает машину в обратную сторону.

— Да ты толком объясни, что случилось? — следуя в обратную сторону, Аз требует объяснений у уставившегося в окно Бу, который, между тем, и не думает что-то объяснять, а ждёт от дороги прибытия к тому, чего они по его словам, ещё не проехали.

— Блин, а что здесь случилось? — всё-таки первым, как и следует капитану корабля, а в нашем случае — водителю машины, Аз заметил относительное столпотворение у входа в знакомый магазин, который ещё пять минут назад, своей пустынностью вполне подходил под местный квартальный пейзаж. Но сейчас пару тёток, чья голосистость вполне компенсировала массовку, кружились вокруг находящегося в неестественном состоянии головного упора в ступеньку лестницы инвалида. Из головы которого вытекала кровь, окрасившая в свой безголовый цвет крутые ступеньки лестницы, ведущей в магазин. Но Бу ничего ему не ответил, и как только по кивку Бу машина остановилась рядом с магазином, он, впрочем, не слишком спеша, вышел из салона, и направился к лестничным дверям магазина. Аз же на этот раз решил не засиживаться, и, выйдя вслед за своим товарищем, пошёл по тому же направлению к магазину.

— Вижу последствия крайней невоздержанности, — вместо того чтобы как-то помочь пострадавшему, подошедший Бу, ещё надсмехается над всё-таки пришедшим в себя инвалидом. Который после первого шока, вызванного незапланированным падением головой (а чем же ещё отличаются незапланированные от планируемых падений) об ступеньку подъёма, с более осмысленным взором взглянул на подошедшего незнакомца.

— А вот чем оно вызвано, мне даже на ум не приходит, — задался вопросом присевший на корточки рядом с инвалидом Бу, прищурившись, посмотрел ему в глаза, и перевёл свой взгляд на стоящего рядышком нетрезвого гражданина, крепко держащегося за лестничные перила, и ошалело смотрящего куда глаза глядят.

— Ай-яй-яй, как нехорошо, Лука! — заметив оторванный боковой карман на пиджаке нетрезвого гражданина, Бу наставительно покачивал головой, чем привёл в недоумение инвалида, непонимающего, откуда этот тип знает его имя.

— Я, видишь ли, понадеялся на твою сознательность, и чтобы не откладывать на потом, положил сейчас. А ты, надеясь на бесконтрольность, значит, решил воспользоваться моментом, и внести изменения в планы не тобою исповедуемого, — заумность сказанного этим типом, мнимого инвалида Луку ещё больше ввергает в недоумение.

— Да вот только какая незадача. Не та сноровка на этих псевдо протезах. Да и карман не тот. А? — как-то очень зловеще для Луки улыбается этот незнакомец.

— Ну что Лука, больше не хочешь взглянуть в мои глаза? — незнакомец всё не дает опомниться и прийти в себя ничего не понимающему инвалиду.

— Ну, ладно, — незнакомец решил, что не стоит слушать, что ему ответит Лука и, приподнявшись, посмотрел внимательно на нетрезвого гражданина. После чего вздохнул и, подойдя к нему, бесцеремонно залез в карман пиджака, достал оттуда перевязанную розовой резинкой денежную «куколку» и, не дав понять окружающим, что это сейчас было, без промедления положил её себе в карман. После чего он опять спустился к Луке и, заметив, что тот кроме своей башки при падении, также разбил свой телефон, опять покачал головой (знает, сука, что Луку и так мутит от сотрясения мозга, а тут своей раскачкой, видимо, хочет, чтобы того вообще вытошнило). И, явно издеваясь над немощью Луки, заявив напоследок: «Беречь надо себя. Особенно зубы», — поднялся, и вместе с таким же хмурым типом отправился назад к машине, которая на этот раз уже уехала с концами.

Глава 3

Без пяти дней неделя. Места паскудные и питательные.

— Слушай Дуб, а он тебя не пугает? — глядя как Шкет вбивает в землю уже всем своим видом не сильно отличающееся от этой серой тверди, какое-то уже не слишком похожее на человека существо, спрашивает своего товарища, этого вечно что-то жующего, здорового лба, прозванного Дубом за свою непробиваемость, как в физическом, так и в умственном плане, вторая, не менее живописно выглядящая личность, Серый. Чья надо сказать авторитетность, сразу же бросалась в глаза, выглядывая через все безодежные участки его тела, которые всё же не остались без неё и были набиты всевозможными видениями себя, с этой, с большой партачной буквы, личностью. Что, надо заметить, очень впечатляюще гармонировало с его строгим костюмом, как там говорят, с иголочки одетом на нём, из которого он не вылезал в любое время года.

И ведь какая существует несправедливость в этом мире, пытающемся скрасить всё то, что выделяется из общей массы живущих и, вместо того, чтобы как-то отметить эту, стремящуюся ко всему яркому личность Серого, она через глас окружающих его, в пику ему, осерила его, и тем самым заставила поблекнуть. С чем, конечно же, Серый не мог примириться, и уже яркостью своих поступков, заставлял побледнеть тех, кто не благоразумно вставал на его пути, либо же приземлять, обретя на серость тех, кто из-за излишней своей самоуверенности, переходил ему дорогу.

— Ага, есть немного, — ржёт в ответ Дуб.

— Не боишься, что останешься без работы? — Серый, судя по реакции сосредоточения на Шкете Дуба, опять забылся, зайдя за пределы понятливости Дуба, который не стал допивать остатки воды из банки и, выбросив её, направился в сторону Шкета, всё также энергично прыгающего на теле б.у. человека. Подойдя к которому, Дуб без лишних слов отодвигает в сторону эту мелочь очкастую, хватает за волосы, как-то уж вызывающе распластавшегося на земле человека, и своим подъёмом его на вершины собственных носков, указывает всем на свою силовую незаменимость.

— Слушай меня внимательно, падла, — всё же обращение Дуба к этому овощу слишком запоздалое, но Серый, и тем более Шкет, не спешат перебивать взявшегося за дело Дуба, который всегда доводит до конца поставленную перед ним задачу (главное, чтобы эту задачу перед ним не поставил сам Дуб).

— Блин, да он своим молчанием дерзит тебе, — не может смолчать Серый, любящий различные театральные сюжеты. Но Дуб слишком целеустремлен, чтобы кого бы то ни было слушать и он, тряхнув разочек этот ручной овощ до степени приподнятого над поверхностью земли состояния, со словами: «Чтобы ноги твоей больше не было на территории Луки», — дабы быть последовательным, закидывает этот овощ в стоящий в этом редко захожем пустынном месте, контейнер для мусора. После чего, с чувством выполненного долга, свысока, что при его росте было незатруднительно сделать, глянул на истекающего потом мелкого Шкета, затем подойдя к Серому, очень определённо посмотрел на него.

— Всё видел и скажу, что на этом поприще тебе замены не найти, — Серый, трогая в кармане холодный ствол пистолета, дабы не ставить Дуба на колени перед существующими реалиями жизни, решил оставить того в благостном неведении о существовании такового его скорострельного конкурента.

— Ну что, куда поедем дальше? — войдя в раж, Шкет готов крушить всё на своём пути.

— Я думаю, что после качественно выполненной работы, нам не помешает заехать куда-нибудь перекусить, — заявления Серого вызывают полную поддержку у Дуба и явную контр позицию Шкета.

— Да ты Шкет оттого такой злой, что худой, — садясь за руль автомобиля, Серый вновь развеселил Дуба.

— Я не злой, — своей резкостью и ответом Шкет удивляет Серого и Дуба, которые, переглянувшись, с вниманием посмотрели на Шкета. — Я просто подвержен незапланированному выходу своей агрессии.

Шкет лучше бы так не отвечал, вызвав в ответ агрессивный хохот сотоварищей по нелёгкому делу.

— Ну ты, Шкет и моришь, — уморившийся Серый, отсмеявшись, и наконец-то придя в себя, сумел что-то высказать в ответ.

— Ты давай, уже забудь свои менеджерские словечки, а то гляди, как бы Дуб не уморившись, не уморил тебя, — поглядывая на Дуба, Серый не даёт возможности объясниться Шкету, взволновано протирающему очки.

— А, агрессия в нашем деле, должна быть планируемой. Усёк? — чмокнув языком, Серый отворачивается от Шкета и, заведя автомобиль, трогается в путь.

— Ну, куда поедем? — Серый, видимо, решив сгладить отношения со Шкетом, даёт тому право на выбор заведения. Шкет конечно бы с удовольствием разретушировал эти рожи, но, пожалуй, сейчас он был бы не против перекусить и, вспомнив одно место, где можно не только перекусить, но и… называет адрес этого заведения кафешного типа. Название которого, ничего не говорит, как Серому, так и Дубу, но они не возмущаются, и дают Шкету право порулить их действиями.

— Ну и что здесь есть такого, чего нет в другом месте? — зайдя в кафе стандартного типа, Серый, не видя хотя бы привлекательных красот или красоток, а лишь серую плесень служаще-технической прослойки жизни, с недоумением посмотрел на Шкета, скорей всего, ностальгирующего по той части своей жизни, когда его диплом инженера позволял ему не давиться и есть эти тухло жидкие щи.

— Обстановка, — несколько радостно заявил Шкет, и как-то уж привычно взяв разнос, пошёл на раздачу, всё-таки скорее столовой, чем по заявлению вывески — кафе.

— А мне, нравится, так перекусить, — заняв полстола набранным, заявил Дуб Серому, которому как раз мало что нравилось.

— А. Я теперь тебя понял, — после небольшого перекуса, Серый ещё раз вздохнув запах местной кухни, обратился к Шкету. — Это для тебя своего рода релаксация. Так при виде этой никчёмности, ты себя приводишь в нужный рабочий настрой. — Серый дополнил свои слова мерзким втягиванием через трубочку остатков жидкости в стаканчике.

— А тебе не по хрен. — Дуб, наворачивая за обе щеки, и не собирается во что-то вникать, кроме своего обеда.

— Ну, Дуб, ты не прав. Всё-таки мы должны прислушиваться друг к другу, и если что, отвечать на все вызовы и чаяния собрата. — Серому легко рассуждать, когда он, в отличие от других, съедает всё максимально быстро.

— Точно, — согласился с Серым Дуб. — Я чай забыл.

Сам того не желая, Дуб поддел этого болтуна Серого, который, впрочем, не разразился недовольством, а заметив явную отвлеченность Шкета, дабы соответствовать пониманию своего товарища, повернул свою голову в сторону этой видимой заинтересованности Шкета, где впрочем, как и ожидаемо, стояли зашедшие девушки, очень привлекательного вида.

— А ты Шкет, не так-то прост, — повернувшись к Шкету, Серый хитро подмигнул тому, внезапно выразительно поменявшему цвет своего лица. — Дуб, осторожно! — своим резким выпадом напугал Дуба Серый. — У Шкета опять начинается незапланированная агрессия.

— Да, пошёл ты! — слишком хитёр и непредсказуем Шкет, который посылая, при этом делает противоположное, и уходит сам из-за стола в направлении туалета. На что Серый, для которого всякая ходячая привлекательность вызывает аппетит, встаёт из-за стола, направляется к раздаче, где остановившись в шаговой доступности от этих, как им кажется недоступностей, принимается очень внимательно изучать всё то, что у них есть. Пока же он тут свои думы думает, и чужие виды выведывает, за их стол обратно вернулся Шкет, который, не обнаружив Серого, сразу же принялся к расспросам Дуба.

— А где Серый? — вернувшись за стол, и просмотрев ситуацию у раздачи, Шкет спросил Дуба, который дабы не расплескать содержимое рта, только и отвёл свои глаза в сторону раздачи, где Серый своей наблюдательностью бесцеремонно вторгался в неприкосновенную внутри декольтированную жизнь ближайшей к нему девушки.

— Ах, ты… — упав на стул, только что и мог выразить взбешённый Шкет.

— Ладно, чего ты, — не пустив вход ничего кроме глаз, которые зачастую несут в себе не меньше на смакованной грязи, Серый со стаканчиком кофе вновь присоединившись к частично нервно ожидающей его компании, обратился к Шкету.

— Ничего, — только и буркнул в ответ Шкет.

— Так я же специально, — наглости Серого нет предела, на что надо что-то специально ответить или сделать, но Шкет, ещё не обладавший такой широкой фантазией, только презрительно смотрит на этого паука на шее Серого, которому пора уже расставить кому-нибудь свои сети.

— Я это к чему говорю, — начал разговор Серый. — Ты что думаешь, та плоскость, в которой ты оказался, не предусматривает сложность отношений между людьми. Или по твоему, только прямые решения приводят к нужному результату?

Дуб, зная эти закидоны Серого, не стал не только влезать, но и слушать, а выбрав для себя привычное занятие, стал прислушиваться, как там у него за ушами трещит.

— Правда, не надо забывать, что скорость оборота средств предполагает их скоротечность, как использования, так и кратковременность их владения. Что в свою очередь, налагает свой характер на наши отношения, как между собой, так и с окружающим миром.

— Ты это о чём? — не поняв сути разговора, спросил Шкет.

— А к тому, что ты, с одной стороны, при высокой скорости твоих отношений с этим миром, должен всё быстро успевать делать, но с другой, если твоя удовлетворённость не последует за тобой, то ты либо сгоришь, либо же выпадешь навсегда из этой обоймы. — Серый знает многие оттенки жизни и философского видения теней жизни, которых у него не занимать.

— И отчего зависит эта ваша успеваемость? — для Шкета всё-таки интересна, как оказывается, имеющая место своя философская обоснованность этого рода, на грани деятельности.

— Конечно, от скорострельности, — ухмыльнулся в ответ Серый. — В широком смысле этого слова.

— Слишком туманно звучит, — Шкет не настолько скорострелен, чтобы всё понимать с полуслова.

Видя, что Шкет недопонял, Серый добавил своё понимание этой скорострельности.

— Ну, скажу так, видимость всегда обманчива, а слова часто перефразируемы. И делая первый вывод из сказанного, не забудь о том, что кто-то может сделать этот вывод как по-другому, так и за тебя. — Серый уже как заведётся, так уже и сам не знает, где остановиться.

— Ничего не понял, — хоть и пытается, но не может уловить суть разговора Шкет.

— Это ответ на моё специально. — Всё-таки придурковат этот Серый. — Вон, посмотри на этих двух неровно дышащих имбецилов, — Серый кивнул в сторону пары выпендрёжников, которые не только дурью маялись, развалившись у себя за столом, но и своими напористыми взглядами, не давали этим двум отмеченным Шкетом девчонкам спокойно пообедать. По виду мгновенно вспыхнувшего Шкета нетрудно было догадаться, что такое вызывающее поведение этих хмырей, нашло отклик в его трепетной и очень восприимчивой душе.

— А вот моё специально относилось к ним. Чтобы они, по крайней мере, пока мы находимся здесь, не слишком-то спешили со своими поползновениями. — Заявляет Шкет.

Серый хотел было ещё что-то сказать, но сигнал его телефона не даёт шанса договорить, и уводит его на улицу, дабы конфиденциальность разговора не повредила чьи-то несознательные уши от преждевременного их увядания.

— Чё, какая твоя? — всё-таки Дуб не такой уж и дуб, и если дело касается девчонок, то он всегда готов проявить своё сознательное участие во всякого рода непотребстве.

— Вон та рыжая, в джинсовой куртке, — Шкет очень признателен Дубу, проявившему участие к нему.

— Ну, тогда моя вторая. — Дуб совсем не платонически облизнулся, глядя только на вторую брюнетку, что со стороны мало ощущалось, и казалось, что он своим взглядом обхватывает не только сидящих отдельно за столом молодых девушек, но а также кассира, попавшую в поле его зрения. Тревожно принявшуюся считать количество потерянной выручки, после того как этот бандит, непременно потребует от нее, ею поделиться. Что уж говорить, про того худосочного паренька на раздаче, пригвожденного взглядом Дуба пятидюймовыми гвоздями прямо в пол, в шумливой голове которого, уже выработалась своя версия того, как его будут свежевать.

— Ну, я не знаю, — Шкет немного озадачен таким простодушием Дуба, которое, кто знает, куда может его завести.

— Чего не знаешь-то? В конце недели идём в кабак. Так что тёлки как раз не будут лишними. — Дуб нарисовал перед Шкетом весьма непростую задачу, обеспечить тёлками их поход на отдых. И при этом взгляд Дуба говорил о том, что к выполнению задачи он должен приступить немедленно. На что Шкет не был готов, и если бы Серый вовремя не возвратился, то кто знает, чем бы стимулировал Дуб Шкета на поход, к тому привлекательному во всех смыслах столу.

— Есть тема, — с довольной физиономией присел обратно за стол Серый.

— Ну? — если дело касается всяких там тем, Дуб быстро умеет переключаться от несущественного к сущему.

— Как насчёт, записаться в байкеры? — подмигнул Шкету Серый.

— А конкретней, — для Дуба, разговаривающего с данным видом техники на вы, более предпочтительно обходить стороной этих всяких двухколесных друзей, тогда как Шкету, имеющему у себя «Ямаху», эта тема по душе.

— Пошли на улицу. Там и поговорим. — Серый поднимается из-за стола и даёт старт всем участникам застолья, которые не спеша вслед за Серым направляются на выход, который, как оказывается, привел не всех следовавших к нему. А как заметил спустя время, потребовавшееся на обнаружение неполноты своих рядов и рассмотрения в окно кафе, Серый, Шкет решил для начала найти выход своим эмоциям, которые не только выплескивались на этих двух охламонов, посмевших вытаращить свои зенки на то, что им, падлам, не полагается смотреть, но и частью смешивались с их напитками и едой.

— Ровно сел, гнида, — учил правильному поведению охламонов за столом Шкет. После чего следовала небольшая лекция на тему: «Сюда смотри, и слушай» — в завершении которой, для лучшей запоминаемости слушателей, в особенности того в бейсболке, Шкетом был применён очень действенный приём под названием тыканье носом в твоё же…

В общем, реквизитом на этот раз выступил стаканчик с какой-то газированной гадостью, который своей бумажной хрупкостью мало что мог противопоставить голове охламона в бейсболке, которую на стаканчик и обрушил Шкет, взявшись очень старательно за дело, а вернее, за его шею.

— Дуб, я теперь понимаю, почему ты рекомендовал мне его, — отойдя от окна, закурив, Серый прокомментировал действия Шкета.

— А чего это он? — для поддержания разговора, спросил Дуб.

— А я-то откуда знаю. Может, они выглядели вызывающе, и он не смог пройти мимо них. А может, он выглядел слишком вызывающе, и не смог не вызваться и не обратиться с вопросом к ним. В общем, откуда я знаю, что твориться у него… — Серый посмотрел внимательно на Дуба, — и у тебя в голове, — резюмировал Серый.

— А может, он просто послушал тебя, — на этот раз Серого своей внимательностью удивил Дуб.

— Иногда лучше оставаться глухим, — очень внимательно глядя на Дуба, дал тому понять Серый.

Глава 4

Без пяти дней неделя. Другая половина и часть города.

— Потеряв тебя сегодня, как ни странно, я себя нашёл. — Напев Фомы вызвал у Тёмы приступ подавленности, которая всегда наступает когда ты, не прожевав пищу как следует, стараешься наскоро заглотнуть её в себя. Что, впрочем, на Тёму не было похоже, и что, скорее всего, обстоятельства случившегося, когда его сосед за обеденным столом в кафе и по совместительству друг Фома, ни с того ни с сего вдруг напел эту строчку из песни Киркорова, которого они на дух не переносили, и послужили этой его раздавленности.

— Ты чего, моей смерти хочешь? — Тёма, по дружбе получил по спине, и теперь, благодаря этой своевременной помощи друга, был обязан жизнью Фоме, который, между прочим, сам и был причиной этой смертельной опасности, душившей Тёму изнутри, но несмотря на это, всё-таки сподобился хоть на какой-то ответ. Однако ответное задумчивое молчание Фомы, конечно можно было интерпретировать как знак согласия, что было очень подло с его стороны. Но Тёма, не судивший по людям лишь с поверхности, решил, что Фома, за чей обед он сегодня заплатил, не такой уж неблагодарный гад, и его молчание имеет иные причины.

— Не понимаю, чего ей ещё надо? — неожиданно для Тёмы Фома выплеснул из себя эту эмоциональную непонимаемость, чем вновь подверг Тёму опасности — на этот раз пролить суп мимо рта.

— То, чего ей с тобой не найти, — всё-таки очень мстителен этот Тёма, не собиравшийся молчать, и за брызги от супа, готовый отплатить Фоме по полной, вот так, прямо ему в лицо разя правду-матку.

— Сука! — единственный ожидаемый в таких случаях ответ, почему-то заставил себя ждать, и не вылился в эту словесную непреложную истину, сформировавшись в неприкаянной голове Фомы, который, или же был тормоз по жизни, либо ещё не настолько отчаялся, и имел некоторые надежды на эту суку, девушку,

— Я уже не знаю, — как ответ всем нам и, в частности Тёме, прозвучало тщедушное послание Фомы, принявшегося допивать чай.

— Знаешь, что, — Тёма, как человек очень впечатлительный и боявшийся подпасть под унылое влияние Фомы, решает, что пока это не произошло, просто необходимо переломить ситуацию, и предложить Фоме альтернативу выбора.

— Тебе надо развеяться. Так что, давай на выходные выберёмся в тот же кабак, — подмигнул своему отражению в чашке кофе ловкий Тёма, явно решивший отбить на кабаке своё угощение.

— В принципе можно, — склонность к мрачности, которую можно будет усилить этим посещением кабака, часто ведущим к мрачности сознания, не находит возражений у Фомы.

— Вот только с кем? — видимо, Фома не настолько безнадёжен, раз ищет чьего-нибудь общества.

— Алка кого-нибудь найдёт, — Тёма, имевший стопроцентное решение для себя, честно сказать, не слишком уж сильно переживал за друга, собираясь переложить сие важное решение на хрупкие женские плечи.

— Да кого она найдёт?! — возмущается Фомы.

— Да вот, совсем недавно к ней в соседний подъезд переехали новые жильцы. И среди них есть одна такая… — посыл своих глаз вверх, в небеса, не дал Тёме закончить рассказ о том, какая она раз такая.

— Смотри, как бы до Алки не дошло, что ты тут совсем не по ней закатываешь свои глазенки, — Фома ухмыльнулся, глядя на Тему, который во всем этом, в очередной раз увидел намёк Фомы на то, что его жизнь находится в полном распоряжении приятеля.

— Да пошла она! — мужественность Тёмы так и прёт из него.

— Ну ладно, зови её. — Фома даёт добро, в чём Тёма, впрочем, не нуждается и, достав телефон, набирает кого-то.

— Алюсик? — начало Тёминого разговора на своих высокочастотных тонах умиляет Фому, секунду назад чуть-чуть испугавшегося за эту посылательную деятельность Тёмы.

— Да, да, конечно, в обязательном порядке, — потекла стройность речи, очень последовательного и требовательного к себе Тёмы.

— Ха-ха! Ну, ты и умеешь развеселить! Да неужели? И бывает же… — Тёма очень ловко подводит разговор к нужной теме. — А Фома, тут весь изнылся. Ага, не говори — скотина, одно слово. Может, сходим куда-нибудь на выходные? В Калейдоскоп. А почему бы и нет? Ха-ха. А для Фомы… Только без требовательности. Так может, Олесю? Идёт… Чмоки по чмоки! — Тёма довольный заканчивает разговор.

— Тьфу! — не выдерживает Фома, и отвечает своими чмоками на эти сюсюканья Тёмы, который, хоть и не удивлен этим поведением Фомы, но как имеющий свою точку зрения на собственное поведение, не может пройти мимо и не высказать позицию.

— Плевать в пищевом заведении, хоть и в чашку, не эстетично. — Делает замечание Тёма.

— Да пошёл ты! — в свою очередь посылает его Фома, и Тёма, к не удивлению того, встаёт, и вместе с Фомой отправляется на выход из заведения.

— Ну, а теперь куда? — выйдя на улицу и вдохнув совсем не освежающий жаркий воздух, спросил Фому Тёма.

— Как это куда? — усмехнулся тот. — На работу.

— Ах, да. Я совсем забыл, — хитрый вид Тёмы говорит совсем об обратном.

— Хочешь, чтобы Зинаида тебе об этом напомнила? — Фома дал ход своим ногам в ту сторону, где их ждала трудовая вахта, с Зинаидой в придачу.

— Ты только кабинет посторожи, чтобы в него никто не входил, когда Зинаида будет меня наказывать, — слишком уж пакостно проговорил Тёма, из-за чего Фоме в очередной раз захотелось расплеваться.

— Ладно, уже и пофантазировать нельзя, — Тёма, видя недовольное гримасничанье Фомы, решает оставить при себе эту свою фантазийную наказуемость Зинаидой, которая невероятно жестока в этих его бурных фантазиях.

— Двадцать пятый, ты где пропал? — суровый голос диспетчера доносится из рации такси, у которого остановились Фома с Тёмой.