Оглавление

— Вы страдаете здравым смыслом? — спросил спросивший.

— А разве он может ещё каким-то, и вообще он здесь причём? — ответил ответивший.

Глава 1

Первый день первого дня

«Познакомьтесь со своим свидетелем», — как сейчас помнит Алекс это предложение со стороны принимающей его стороны, и последующее знакомство и встречу со своим проводником по новому для себя миру, свидетелем Максимилианом. Которого ему, как и всякому новому попутчику, кем является каждый прибывший из внешнего барьера гость, турист или командировочный (галочку в анкете сами поставите где считаете нужным, в нашем мире никто ни к чему не обязывает, всё само течёт и проистекает по своим заведомым руслам), и где в качестве командировочного выступает Алекс, раз он поставил галочку напротив этого слова, прикрепили на время его здесь нахождения, а именно на две недели, как было написано в его командировочных документах.

И хотя Алекс не настаивал на такой в свою сторону опеке и заботе, как всегда объясняют свои в вашу сторону намерения лица, облечённые повышенными правами и властью, то и отказываться он не счёл уместным, разумно считая, что в чужой монастырь не лезут со своим уставом, и он, как всё-таки гость, не знает всего того, что уже знают живущие здесь по своим правилам и законам жители. Тем более он прибыл в одно из самых закрытых ореолов обитания одной из селекций многообразия рода человечества, и как говорят обыватели и потребители не только общедоступной, но и конспирологической информации, то находящегося под куполом информационной изоляции и непроницаемости, и здесь шага не сделать без того, чтобы не столкнуться для себя с непознанной реальностью.

И, пожалуй, будет не лишним, чтобы рядом с тобой находился проводник по этому незнакомому для тебя миру. Тем более корпорация «Время», куда и прикомандировали Алекса, примет на себя все расходы, связанные с предоставлением этого гида Алексу, на местный манер названный свидетелем. Но это связано с местной организацией и систематизацией жизни этого общества здравого смысла, во главе которого стоят охранители местных правил и законов, свидетели восьмого дня. Со свидетельствами которых предстоит и будет Алекса ознакамливать приставленный ему свидетель Максимилиан.

Как про себя понял Алекс, в сторону рассуждения о Максимилиане полагаясь в большей степени на свои домыслы, то принимающая сторона отнеслась со всей серьёзностью к его встрече и налаживанию контактов с его компанией, поручив его именно Максимилиану, человеку принципиально грубого и сурового нрава и начала. Кто, это сразу по нему видно, имеет в себе дар большого убеждения и что главное, переубеждения тебя в твоей этой глупости. И Максимилиану необязательно нужно прибегать к инструментам физического убеждения вас в вашей неправоте (в правоте, как правило, не убеждают), а ему иногда достаточно крепко так помолчать, пробирая вас до косточек своим холодным взглядом, чтобы вы, наконец-то, поняли и осознали, что не надо слишком злоупотреблять добротой посторонних людей, кто любит тишину, а не эти ваши песни, да ещё фальшиво исполненные.

— Внешние сношения не отвергаются и считаются разумными в меру их понимания и приветствуются по обоюдовыгодным соображениям. — А вот такими словами обозначил вице-президент корпорации «Время» Созвуки то, какими соображениями они руководствовались в деле налаживания контактов с компанией Алекса, занимающейся предоставлением рекламных и маркетинговых услуг, и как всё это не противоречило их следованию к общей цели — стать достойным продолжателем дел творца, всем собой полагающегося на них, на свидетелей восьмого дня.

А вот чем конкретно будет заниматься Алекс и что от него хотят, то это ему было объяснено на этой встрече с руководством как-то очень пространно и сложно для него, не имеющего высокой квалификации проектировщика смыслов и идей, а он всего лишь технический работник, кто складывает общую картинку нового продукта из всех этих накиданных архитекторами идей пазлов.

— Не кажется ли вам, что время нуждается в маркетинговых услугах, в своего роде рекламе? — Задался этим, по всем признакам риторическим вопросом господин Созвуки, уже после того, как Алекс был поприветствован тем же Созвуки, затем им был усажен на одно из эксклюзивных в плане креативности конфигурации кресел в этом огромном кабинете вице-президента, и как только до него довели своё видение причин и обстоятельств этой встречи. А вот теперь ответ держать Алексу. И что для него сложно, так это то, что он не знает, как ему держать ответ: отвечать на этот вопрос господина Созвуки или вежливо продемонстрировать своё понимание господина Созвуки, желающего самому дать ответ на этот свой вопрос.

И Алекс решает и не промолчать, и не сказать одновременно. А именно поддакнуть. — Пожалуй, соглашусь.

Господин Созвуки, стоящий в данный момент у панорамного окна, находящегося позади его стола в полуоборот, что ему позволяло видеть то, что происходило на той стороне окна и не спускать своего взгляда с Алекса, за кем нужен глаз да глаз, с прищуром посмотрел на Алекса, определённо догадываясь, что тот в себе держит и скрывает, и раз тот выбрал для себя вот такой путь развития ситуации, то он его примет, раз человеческий ум Алекс посчитал его наиболее для себя разумным. А по каким причинам он так посчитал, то господин Созвуки считает, что каждый в праве выбирать для себя свой путь, а уж соответствие его разумному может дать только время. И по этой в том числе причине, он всю свою жизнь занимается временем. И как показывает опять же время, то эти его занятия небезуспешны и оценены временем, раз он занял должность вице-президента корпорации «Время».

Ну а то, что он не занял должность президента, то это, как всегда верно говорит господин Созвуки, дело времени.

— И я с вами согласен. — Уж очень удивительно для Алекса перекручивает факты очевидности господин Созвуки, выставляя всё так, как будто именно Алекс инициировал этот разговор об необходимости услуг маркетинга для времени, а он, господин Созвуки с этим согласился. И тогда у него есть право на свой торг, раз их маркетинговая компания так заинтересована в предоставлении и продаже своих услуг. И хотя вопрос заинтересованности в сотрудничестве имеет место быть, всё же такая агрессивная политика господина Созвуки, в праве навязать им своё мнение, начинает беспокоить Алекса, если всё это утрировать дипломатическим языком.

С другой стороны, Алекс далеко не глуп и понимает, чего добивается господин Созвуки — хочет вывести его из себя, и хотелось бы ему очень, на откровенность, чтобы знать точно, на что в нём можно надеяться и рассчитывать. Что вполне оправдано для нанимателя, под всегда яркой вывеской рекламы подрядчика практически не всегда видящего настоящую правду.

— А у господина Созвуки надо поучиться маркетингу. — Усмехнулся про себя Алекс и не дал возможности господину Созвуки сразу выставить ему истинную для себя цену. Что повышает цену Алекса в глазах господина Созвуки, хоть это ему и неприятно и более накладно.

— Скажите, — вновь обращается к Алексу господин Созвуки, — с чем наше время можно ассоциировать? Какие его основные приметы, по которым его можно было бы распознать и отделить от другого времени? — А вот этот вопрос господина Созвуки, при всей его простоте и лёгкости не так-то прост. Этот вопрос, как это понимает Алекс, ключ к его нахождению здесь. И прежде чем дать на него ответ, ему надо, как следует и хорошенько подумать. Но только не долго, ведь время не только деньги, а это единственная ценность, которая есть у человека и которая им конвертируется во все виды значений и ценностей для человека, как опять же считает и об этом скажет вскоре господин Созвуки.

— Здесь нужно время и знания, чтобы подумать. — Говорит Алекс.

— Мы вам дадим то и то. — Говорит господин Созвуки, предоставляя в распоряжение Алекса своего Свидетеля, кто будет определять его время здесь, и давать всю нужную информацию и разъяснения к ней.

Ну а как только это общее ознакомление Алекса с приглашённой стороной, как это, как правило, в официальных источниках подачи и раздачи информации подают потребителю информации, благотворно для обеих сторон прошло, а так-то обе стороны встречи остались при своём, ещё не вечер мнении, то Алекс и его Свидетель были препровождены за двери этого кабинета многозначительным взглядом господина Созвуки, давшего понять Алексу, что на этом приём закончен, и всё, что вам понадобится в дальнейшем для вашей работы, вам предоставит ваш Свидетель.

Выйдя из кабинета вице-президента, Алекс и Максимилиан по инициативе Алекса делают чуть ли не сразу, прямо за порогом двери господина Созвуки остановку, и Алекс, повернувшись к Максимилиану, решает вот так сразу пойти на налаживание контакта с этой монашеской махиной, каким представлялся и виделся Максимилиан, чьё одеяние определённо имело и несло в себе монашескую принципиальную концептуальность.

И хотя это не была как есть долгополая ряса со своим головным прикрытием от греха подальше в виде капюшона, всё же этот конструкт его одеяния очень смахивал на рясу, как только и можно, и это будет наиболее к месту охарактеризовать этот его комплект одежд, состоящий из самых простых брюк и такой же рубахи, нависающей сверху брюк так, что издалека смотря на него складывается такое визуальное ощущение, что это всё одно целое, а наличие капюшона у этой рубахи, больше похожей на футболку, однозначно заканчивал этот образ, как образ монаха. Кого неискушённый глаз гостя и должен видеть в своём Свидетеле, как потом понял Алекс, назвав этот принцип построения концепции внешнего вида миражом (что поделать, любит Алекс заложенное в себя природой желание всему давать имена собственные и исключительные).

А если ко всему этому внешнему представлению Максимилиана прибавить то, что в себе предполагает нести монашеский сан Свидетеля, а этого Алекс так сразу и не мог бы осознать и познать в полной степени, то можно только представить, насколько сложна была его задача в деле найти общий язык с этим представительством местного культурного кода, свидетельства.

— А тут у вас всё серьёзно, как я понимаю. — С едва приоткрытой иронией говорит Алекс, кивая в сторону кабинета Созвуки. И как в вероятности 99% ожидал Алекс, то Максимилиан не стал оценивать его слова как скрытую иронию, а он воспринял сказанное Алексом как есть, со всей серьёзностью.

— Вы всё верно понимаете. — Говорит Максимилиан без тени улыбки и сомнения в таком понимании Алекса. — Это самый прямой и значит, разумный путь для деловых переговоров. — А вот это уже интересно для Алекса.

— Так у вас есть свой свод правил, применимый ко всем случаям жизни? — продолжая упирать на свою ироничную поддёвку внешних жизненных устоев, то есть как это думает Алекс, когда-то привычек, которые на практике доказали свою жизнеспособность и со временем закрепились в жизни человека в качестве системных правил жизни, а также на критический взгляд, как бы вопросил Алекс, а так-то он выразил своё отношение к тому, что может предполагать первый им встреченный тезис жизни.

И опять когнитивное чувство Алекса не обмануло. Максимилиан начинает отвечать прежде всего возложенным на него задачам, а уж затем на вопрос Алекса, демонстрируя в себе полное отсутствие чувства юмора, а его добросовестность в исполнении своих обязанностей, конечно, заслуживает уважение, но Алексу всё же хотелось в нём видеть не один отлаженный механизм по выполнению заложенных в нём функций, и было бы неплохо и сбавить вот такие обороты полнейшей серьёзности, это как-то напрягает своей неестественностью.

— Всякая жизнь определяется сводом правил. Физических, химических, когнитивных. А иначе, без этого конструкционного хребта, на котором будет держаться система, мир не создать, не построить и не удержать. — Отбивает слова Максимилиан, здесь он переводит свой взгляд от Алекса в противоположную от двери вице-президента сторону, где коридорную стену собой ограничивает и определяет такое же панорамное окно, из которого состояла одна из стен кабинета вице-президента, и давая понять Алексу, что давайте пройдём до этого окна для более конструктивного разговора, выдвигается к этому окну. Куда вслед за ним идёт и Алекс.

Где при подходе к этому панорамному, даже не к окну, а прямо-таки к первому шагу в лежащий мир перед и под тобой, — так всё невероятно всё тут тобой, парящим чуть ли не над всей этой панорамой города, видится и представляется (а не надо забывать о том, что ты сейчас находишься на одной из самых высоких точек города), — Алекс вдруг и по самые предельные нервы и сознание охватывает неразумным чувством переполнения всего себя неведомым чувством божественной сущности, восторженности, и чуточку самонадеянности, где ему всё по плечу и всё возможно. И если он захочет переступить эти границы окна, то он само собой и это для него будет естественно, пройдёт, никуда не падая, по этой воздушной глади, наблюдая сверху вниз за этой жизненной суетой-сует человечества.

И тут, пока Алекс воспаряет над земным бытием, пребывая в высотах умственных возможностей своего сознания, со стороны Максимилиана до его ума через уши начинают доводится те самые причины так жить, правила, с помощью которых и на чьих основах функционирует лежащий внизу под ним мир.

«Помимо Бытия нет ничего. Также и мышление, и мыслимое есть Бытие, ибо нельзя мыслить ни о чём;

Бытие никем и ничем не порождено; иначе пришлось бы признать, что оно произошло из Небытия, но Небытия нет;

Бытие не подвержено порче и гибели; иначе оно превратилось бы в Небытие, но Небытия не существует;

У Бытия нет ни прошлого, ни будущего. Бытие есть чистое настоящее. Оно неподвижно, однородно, совершенно и ограниченно». — Как через телесуфлёра, однотонным тембром голоса, всё это, даже не проговорил, а зачитал в уши Алекса Максимилиан, заполняя все его бреши и прорехи не сознания и несознательности. Ведь если природа не терпит пустоты, то она должна чем-то заполнятся. Что в полной мере соотносится и к природе сознания, которая все свои пустоты недоразумения и до выяснения обстоятельств дела, заполняет тем, что есть и кажется самым логичным и разумным.

Ну а как только Максимилиан заложил в Алексе те основы правил, которые регулируют все жизненные процессы этого мира, фундамент конструкции всей этой архитектуры сознания мира, то он приступил к озвучиванию тех частностей, на которые им придётся опираться во взаимодействии с этим миром.

«Вечность, целостность бытия — сущее неизменно и непрерывно;

Рациональный подход к бытию — рационализм повествует, что сущее заключается в единственном первоисточнике; это тот путь каким следует следовать, а совесть — это всё от лукавой демагогии и ею следует пренебрегать при решении стратегических для себя задач;

Тождественность целого и суммы частностей — первоначало состоит из множества частей, которые по отдельности менее качественны, чем исходник; значит, то, что делимо, то не первоначально и не есть суть вещи;

Отсутствие пустоты — пустота равносильна не существованию (ничто), изучению подлежит только то, что реально существует; значит то, что нельзя отменить, не отменится, а что не есть суть вещей, несущественно, то отменится и подлежит отмене;

Ограниченность чувственности — впечатление, создаваемое ощущениями, не соответствует истине; разум первичен и только ему стоит следовать в своих действиях». — Вот на такую детализацию разложил лежащий под ногами Алекса мир Максимилиан, и если Алекс решит в него падать, то он должен знать, на что он будет лететь вниз головой. И там, внизу, его точно не должны ждать иллюзии мягкой встречи, его там встретит так встретит своя жестокая реальность.

И что неудивительно, а так и должно происходить, когда внимательно слушаешь то, что тебе настойчиво и что б ты на всю свою дальнейшую жизнь запомнил говорят, то Алекс очень многого из сказанного ему Максимилианом понял, и особенно самый последний тезис об ограниченности чувственных ощущений. Которые служат лишь для художественного оформления мира вокруг себя. Что и позволило ему опуститься с небес чувственных и фантазийных ощущений на твёрдую поверхность ног реальности.

— Меня так в себе до небес занесло и возвысило это оказанное мне внимание со стороны столь высокопоставленных и в такие высоты занесённых лиц, как господин Созвуки, что я о себе слишком много возомнил. — Глядя на эту снизу лежащую головокружительную бездну и высоту одновременно, Алекс нащупал в себе то, что его сумело заставить закружиться и умопомрачиться в голове. И это не страх перед падением в бездну отчаяния, а это другой страх, невозможности осознать и уразуметь своим умом всего того, что его там, в самом верху, встретит. А это и ведёт в итоге к падению.

— Кто между тем, только свои корыстные обязательно цели преследует от этого выбора меня, –формально продолжил, тогда как Алекс и не останавливался в своём обмозговании происходящего с ним, продолжая смотреть на мир под своими ногами и на себя над этим миром стоящим фигурально, а буквально на стеклянном пологе пола, через который он и смотрел на этот мир под собой, — тогда как я всё тот же, только уже отравленный ощущениями своей избранности и приближенности к источнику высочайшего благоговения, и наделённый ощущениями высокой оценки себя, сродни заражению вируса гордыни. Что и говорить, а гордыня страшно-разрушительная штука, способная свернуть любые горы, вставшие на пути личностным амбициям и заодно шею собственной реальности. Чем здесь и везде, и пользуются власть предержащие, для сохранения своей власти. — А вот это было личное мнение Алекса, о чём он поспешил прежде всего самому напомнить, косо посмотрев на Максимилиана, чтобы убедиться в том, что он ничего подобного за ним не смог заподозрить. А то знает он к чему вот такие поспешные и необдуманные выводы приводят, как минимум, к натяжению отношений.

Но Максимилиан на данный момент был более к себе внимателен, выискивая в себе то, что он ещё не довёл до ума Алекса. А Алекс наткнулся сейчас ещё одно понимание насчёт уже бытия, того базиса, на котором строится миропорядок и мировоззрение этой системы взаимоотношения знаковых частей этой реальности. Где он вернулся к той части его разговора с господином Созвуки, где тот касался предметности его здесь нахождения.

— Время — это единственное, что нас с вами связывает, и это единственная ценность, которая у нас есть. И нам нужен конвертор времени, чтобы конвертировать само время и производимые из него ценности в доступные разуму вещи. — В свойственной себе, малопонятной для непосвящённого человека манере, обозначил цели и задачи здешнего нахождения Алекса господин Созвуки. И Алекс, уже будучи верен самому себе, не стал у того переспрашивать и уточнять, что тот имел в виду, когда так обусловливал его сюда прибытие. Алекс из практики и опыта своего взаимодействия с заказчиками проектов знает, что они рассуждают и мыслят общими категориями, совершенно не придавая значения деталям, из которых между тем и состоит задуманный проект, и будет разумней и конструктивной по этому вопросу обратиться к специалистам инженерной службы, кто и монтирует в предметность все эти замыслы своих высоких начальников.

— А если бытие целостно и непрерывно, — как-то так получилось, что вдруг обратился с этим вопросом к Максимилиану Алекс, — то разве возможно его разделить на те же временные отрезки? А если возможно, то кому это нужно?

— Вам. — Очень тоже вдруг и не раздумывая, последовал ответ со стороны Максимилиана, смотрящего в упор на Алекса так пристально-нарочито и загадочно, что Алекс несколько в себе опешил и ознобом изошёл за такую дерзость мысли, где он своей непоследовательностью разума подвергает сомнению то, что несомненно.

Но Алекс всё же нашёлся, что ответить. — Кому нам? — переспросил Алекс, ничего не понимая.

На что Максимилиан делает страшнее и опаснее прежнего приближение в упор к Алексу, придавившегося собою к стеклу как-то очень незаметно для себя, и отсюда принимается продавливать Алекса своей уверенностью в своей правоте и значении в первую очередь, а уж затем инструментами доказательств всего вышеприведённого — словами.

— А тем, кто является потребителем реальности и времени, адептом частнособственнического уклада и разделения мира, — с таким упором на Алекса всё это на него вывалил Максимилиан, что себя не принять за потребителя реальности Алексом, не было никакой возможности. И как понял Алекс и это было донесено до него Максимилианом, то он плоть от плоти потребитель и всего наверняка, шокоголик. Нет у потребителя чувства ответственности и реальности, не знают они слова «Нет», и границ своего потребления. Будут пихать в себя что ни попади до тех пор, пока это всё в них не отрыгнётся и не полезет назад.

— Это так, Алекс? — так и упирал на этот вопрос во взгляде на Алекса Максимилиан. А Алекс хоть и совершенно не согласен и против вот таких безнадёжных для него выводов насчёт себя, он, тем не менее, никак не может повернуть своей головы в сторону отрицания всех этих не только непроверенных жизнью фактов, а буквально поклёпов, взятых из какой-то там социологии и психологического измерения пульса современника, а всё потому, что его шея задеревенела со психу и не может повернуться. И Алекс вынужден теперь выслушивать всё то, что о нём надумала социология, а Максимилиан всё это на него обрушивает.

— Который стоит на фундаменте всё разделить и поделить через куплю-продажу, и не может функционировать без этого разделения мира на моё и не моё личное время. — Как бы поставил диагноз внутреннему потребительскому миру Алекса Максимилиан с таким злобным выражением недопустимости всего этого до себя, что Алекс и рта раскрыть побоялся хотя для того, чтобы свои лёгкие наполнить кислородом.

— Бл*ь, и здесь примет меня за потребителя уже естественного. И поди что ещё за излишнее потребление мне так прижмёт глотку, что я и дышать больше не смогу переломленной шеей. — Подумал Алекс и решил промолчать. И очень разумно, раз Максимилиан от него отстал, отвернувшись смотреть в окно. А у Алекса появилось время, как следует подумать над многим и над тем, как ему здесь дальше выжить. Уж что-то много с первых шагов он тут встретил проблем и сложностей своего восприятия.

— Во какое у них необычное бытие. И оно их устраивает, и поди что ещё и нравится. — Про себя уже рассудил Алекс, спускаясь на лифте, где времени подумать, было более чем достаточно, ведь ехали они с очень высокого этажа. Правда, Алексу ничего толкового так в голову и не пришло, и так до того самого места, куда его привёл Максимилиан под достаточно разумное объяснение, что любое дело начинать нужно с отдыха и перекуса. Мол, и сам творец, только после того, как организовал для себя отдых от трудов своих праведных, готов был продолжать строить дальнейший мир, передав его в руки своего субподрядчика, человека. А вот с этим Алекс и его организм, в один момент ответно желудочным соком отреагировав, полностью и частично был согласен.

И вот они сидят в самом стандартном заведении общепита, кафе, за столиком друг напротив друга, и обоюдным молчанием сковывают друг друга, при этом не сводя взглядов внимания опять же друг с друга. И если насчёт отношения Максимилиана ко всему сейчас у них за столом происходящего, можно только догадываться, то Алекс себя лично достаточно неловко, с долей растерянности чувствовал. Вот, наверное, почему, он для того чтобы как-то разбавить эту непонятную для него никак паузу и молчание, как бы демонстрируя в себе невозмутимость при любой ситуации, берёт приготовленный для посетителя столовый прибор, нож, затем из хлебной корзины достаёт хлебный тост и, не сводя своего взгляда с Максимилиана, как бы с вызовом к нему, начинает намазывать на тост сливочное масло, взятое из находящейся здесь же масленицы, выставленной на стол вместе с другими столовыми приборами и баночками со специями, чтобы сделать посещение этого заведения посетителем наиболее комфортным.

Алекс же, срезав ножом один слой масла, начинает его намазывать на хлебный тост. Это видимо ему придало смелости, и он обратился к не сводящему с него сурового взгляда Максимилиану с вопросительным замечанием. — Неужели, вы считаете, что творец создавал мир и вас в том числе, со столь серьёзным выражением лица и намерением, а не хитро улыбаясь, как я? — И чтобы указать Максимилиану на свою точку зрения на всё это, Алекс улыбнулся, показывая, что у него имеется своя, явно отличная от Максимилиана точка зрения.

Максимилиан пока что только молча отреагировал на этот вызов Алекса себе, с более сложной пристальностью вглядываясь в Алекса и пытаясь выяснить по выражению его лица, чего он собственно этим хочет сказать. А Алекс, чтобы значит, ему не мешать, конечно, а не потому, что ему стало как-то очень не по себе, замер в одном, не слишком для себя удобном положении (приходилось держать навису хлебный тост и нож с маслом, приложенный к нему), уже не пытаясь демонстрировать в себе невозмутимость.

— Любопытная концепция построения мира. — После этой внимательной к Алексу паузы, говорит Максимилиан, демонстрируя в себе невозмутимость так невозмутимость. И что самое интересное из им сказанного, так это то, что он категорически не отрицает эту выдвинутую Алексом гипотезу о его ходе мысли при задумке построения этого их мира, одного из бесконечного количества миров, а он и такой вариант рассмотрения архитектуры жизни рассматривает.

— Значит, он серьёзно ко всему этому делу отнёсся? — задался как бы к себе и ни к себе этим вопросом Максимилиан.

— Предполагаю, что так. — Даёт ответ Алекс. — Хотя возможно, что на тот момент таких характеристик восприятия мира ещё не существовало. — На этом моменте Алекс было хотел передать право слова на ответ Максимилиану, но тут его озаряет догадка и он себя поправляет. — Хотя нет. Бог ведь характеризовал сделанную свою работу, говоря, что это хорошо. А это не иначе как первые из известных нам проявлений характеристик эмоциональной чувственности, и притом оптимистической — радости.

— А вот с этим я с вами не соглашусь. — Говорит Максимилиан, продолжая быть серьёзным и не видящим всей той иронии, которую определённо вложил Алекс в этот свой разговор. — Вы явно видите то, что вам желается видеть и что соответствует вашим воззрениям на мир. Тогда как бог всего лишь констатировал факт произошедшего, при этом не говоря, а видя, что всё что он сделал, это хорошо. И это логично и рационально.

— Может итак, а может итак, как вам посчиталось наиболее разумным. — Отвечает Алекс, улыбаясь.

— Я ваш ответ принимаю. — Говорит Максимилиан, вслед спрашивая. — А сейчас вы чему улыбаетесь?

— Вижу созданный мир и вижу, как это хорошо и как он складно сложен. — Говорит Алекс, а сам в это время смотрит куда-то в дальнюю и боковую от Максимилиана сторону. И Максимилиану ничего другого не остаётся делать, если он хочет полностью понять этот ответ Алекса, как перевести свой взгляд по направлению взгляда Алекса. Что он и делает, обнаруживая там, у стойки администратора, очень складно сложенную официантку.

Из чего Максимилиан делает свои выводы насчёт умения Алекса нестандартно мыслить о стандартных вещах и как он также понимает, то Алекс способен и на обратный образ мышления, и о чём было собирается тому заметить, да вот только Алекс его опережает на этом пути, задав провокационный в чём-то вопрос. — И вот скажите мне, что есть ваше свидетельство, чему свидетелем вы являетесь? И как ваше свидетельство относится ко всему, что относится и из чего состоит этот мир?

Максимилиан смотрит на Алекса, давая ему понять, что он отлично видит, к чему тот клонит, и можете не слишком утруждаться в этом бесполезном деле, у вас ничего из задуманного вами не получится сделать.

— Мы свидетели жизни, её жизни. И по другому никак и не выйдет. — Отвечает вот так тавтологически не ошибочно, а как раз акцентированно разумно, Максимилиан.

— А вот теперь у меня к вам следующий вопрос. — Говорит Алекс. — А по плечу ли человеку справиться с возложенной на себя задачей, которую вы, как я понял, аккумулируете в своём свидетельстве?

— Скажу так. — После совсем небольшой паузы ответил Максимилиан. — За какое бы дело человек не брался в первый раз, как он помнит и считает, то вдруг выясняется, что он только в самых частных деталях о нём ничего не знает. А так-то по большей части он имеет в себе некий багаж знаний и представления об этом и каком другом деле. Что указывает на то, что в каждом из нас изначально заложены природой все необходимые знания и инструменты для жизни в этом мире. Человеку нужно лишь разбудить себя и выявить в себе все эти качества. Запомните это. И для этого мы и нужны. — Максимилиан замолкает и с чувством удовлетворённого сознания откидывается на спинку стула, чтобы с высоты этого снисхождения посмотреть на Алекса и дать ему возможность всё им сказанное переварить.

А Алекс уже из чувства собственного понимания собственного достоинства, крепящегося на отрицании всего того, что ему навязывается, пока не видя, чем можно противостоять этому заявлению Максимилиана, так ловко подведшего свою свидетельскую необходимость ему, — ты слепец в этом мире нашего разума, и без проводника, свидетеля, тебе не обойтись, — вдруг обнаруживает в своих руках, совсем забыл, уже практически готовый бутерброд, и желая показать Максимилиану, что он без него запросто справится хотя бы с самыми простыми вещами, откладывает на своё прежнее место столовый нож, и …Несколько переусердствовав в деле замаха этого ответа Максимилиану, сделав слишком резвый замах рукой для поднесения бутерброда к своему рту, как это не неожиданно, скандально-печально и неловко для Алекса получается, выпускает выскользнувший из пальцев его рук бутерброд, и теперь все со всей своей внимательностью становятся свидетелями падения этого бутерброда на пол.

И что удивительно, так это то, что вот такие действия, немного неловкие и в чём-то дискомфортные для тебя, случайного по своей нерасторопности инициатора происшествия, начинают следовать и подчиняться неким другим законам физики, где уж точно нет места закону всемирного тяготения, с общей для всей скоростью свободного падения, равной 9,8 м/с². А этот закон физики, который в данный момент определяет скорость своего падения в глазах невольных зрителей и зевак, а также попутно и бутерброда, которым ты решил тут так демонстративно раскидываться, вносит во всё это происходящее с тобой и бутербродом знаковые поправки, роняя вначале бутерброд так медленно, чтобы ты заметно для всех окружающих и внимательных ко всему что связано с тобой людей покраснел и для всех было достаточно времени на то, чтобы составить о тебе самый неблагоприятный для тебя портрет.

— Ещё одно хамло тут выискалось. Для кого нет ни к чему уважения. И тут виновато не одно только отсутствие воспитания и неумение вести себя на людях, а в нём природой заложено такое подлое не сознание. — Как минимум, вот так по Алексу пройдутся все эти зеваки и зрители. А Алекс и возразить ничего не сможет, когда факт падения бутерброда на лицо.

Но ладно, падение бутерброда уже состоялось и его уже никак не исправишь, но вот что дальше с ним делать, это такой вопрос большой для Алекса сложности, что он, не сводя своего взгляда с него, и при этом чувствуя, и понимая, что все вокруг люди (а это буквально все находящиеся в этом кафе посетители; и что это за закон такой Мерфи, когда в один миг и мгновение всех вокруг людей, кого с внешнего вида и не пробьёшь хоть на какую-то заинтересованность и эмоции, одновременно начинает волновать именно то, что только тебя касается и больше никого) не сводят своих взглядов с него и ждут от него дальнейших действий, от которых будет зависеть окончательный диагноз, который ему поставят все тут люди, начинает в себе сильно нервничать и волноваться в предел. Однозначно предполагая, что ему поставят самый неутешительный диагноз, сравни самой скоропостижной смерти в общественном поле зрения.

Так что вполне понятна вся эта судорожная растерянность и ступор Алекса, в который он в пал, не зная совершенно, что дальше делать. И единственное на что его хватило сообразить, так это посмотреть на Максимилиана, ожидая от него хоть какой-то помощи.

А тот, что и не удивляет нисколько, воспринял этот обращённый на него взгляд Алекса согласно своему пониманию вот таких происшествий, с виду очень похожих на нерасторопность и неуклюжесть поведения рассеянных людей, тогда как за всем этим стоит их намерение продемонстрировать в себе иного рода нарратив. И Максимилиан многозначительно так, как бы давая понять Алексу, что он подозревает за этим его не таким простым поступком некий тайный замысел, в полголоса спрашивает его: «И что дальше?».

А Алекса начинает прямо переполнять возмущение в сторону Максимилиана за то, что он так шаблонно мыслит и воспринимает его и его поступки более сложными, чем всё это на самом деле есть. И Алекса сейчас совершенно не устраивает такой к себе заумный подход, и он в ответ задаёт тон непонимания Максимилиана.

— Ты это про что? — спрашивает Максимилиана Алекс. И судя по тому, что он перешёл с ним на ты, то Алекс находится не совсем в своей тарелке.

Максимилиан же не подаёт виду, что он такой пробел в правилах воспитания в Алексе заметил, а лишь кивает в сторону лежащего на полу бутерброда, само собой упавшего маслом вниз, и там, под собой, всё заляпавшего, и с загадочным видом спрашивает его. — И что ты будешь делать с бутербродом?

А вот этот вопрос Максимилиана, не смотря на огромное желание Алекса послать того и всех вокруг к чёрту, — воспитанные люди себя так откровенно внимательно не ведут, и если ты счёл нужным что-то уронить или это за тебя сделала воля случая, то они не только не будут на тебя пялиться, а они, наоборот, свои лица в сторону отведут, дав тебе возможность по собственному почину исправить эту ситуацию, — оказался для него на засыпку. И ответить на него так просто: «Не знаю», у Алекса не просто язык не поворачивается, а для него такой ответ отчего-то неприемлем. Но тогда что делать и что хотя ответить Максимилиану? А вот здесь у Алекса есть несколько вариантов действий.

И самый первый, который так и напрашивается при таких обстоятельствах происшествия, то это запросить помощи у того же официанта, заметив ему, что человек ещё не избавился от привычки метить собой места своего нахождения, и вы уж как-нибудь не обессудьте на такую мою неумелость в деле следования своим привычкам.

И хотя этот вариант решения вопроса с упавшим бутербродом смотрелся как самый перспективный, он не был принят Алексом по весьма резонной причине. У него горло на данный момент пересохло, и любая его попытка подать голос была обречена на провал. И тогда у Алекса нет другого выхода, как только… Он протягивает руку к бутерброду, берётся за него всей пятернёй, бросает снизу-вверх косой взгляд вокруг и поднимает бутерброд. После чего он усаживается на своё место, которое он покинул, чтобы взять бутерброд, осматривает бутерброд со всех сторон под внимательным взглядом на себя и на все свои действия Максимилиана, и, глядя на него через призму бутерброда, чья встреча с полом не прошла благополучно и незамеченной для него, откусывает от него самый всё-таки краешек и начинает демонстративно уминать откусанное. Затем он всё это проглатывает, делает задумчиво-внимательную к себе паузу, и посмотрев на Максимилиана вновь, со словами: «Всё, достаточно», которые можно было трактовать как: «Я всё доказал! И не только правило бутерброда», убирает в сторону свой бутерброд.

Ну а теперь, когда Алекс всё для себя и всех доказал, а что это было такое, никто не знает, возможно, что и сам Алекс, то он внимательно смотрит на Максимилиана и ждёт от него то, что он определённо хочет сказать по следам этого происшествия. И на это раз Алекс не ошибся, Максимилиан действительно не стал дальше молчать, а обратился к нему с малопонятным для Алекса сейчас замечанием.

— Вот ты и ответил на свой вопрос. — Говорит Максимилиан. А Алекс и не поймёт, о чём это он. На что он так и реагирует. — Не понял.

— Ты в данной ситуации поступил так, как посчитал наиболее для себя разумным и логичным для тебя способом. Ориентируясь только на свою систему позиционирования в мире ценностей. — Очень уж туманно и в тоже время с намёком на нечто такое, прямо на виду лежащее, сказал Максимилиан, и… Алекс вдруг догадался и понял, о чём он говорит.

— Постой. — как вроде перебивает Максимилиана Алекс, хотя тот и не собирался ничего говорить, а молчал. — Я понял, что ты хотел сказать. Мы живём рефлекторно, действуя спонтанно и необдуманно по большому счёту. Тогда как каждый поступок и действие предполагает для себя осмысление. И тогда твоя жизнь будет осознанной и полноценной.

— Всё верно, с некоторой поправкой и добавкой. — Согласно кивнул Максимилиан. — Скажем так, смыслы в вещах и предметности жизни уже наличествуют от их природы создания такими какие они есть. Мы их не опровергаем, а поступаем с ними в соответствии с заложенными в них смысловыми определениями и их сказуемости. Выяснить которые и является главной нашей задачей познания этого мира. И это правило падения бутерброда маслом вниз и не только, должно стать для тебя ступенькой к познанию мира вещей и их метафизике.

А вот это уже сильно интересно для Алекса, считавшего, что это он стоял за демонстрацией этого правила падения бутерброда, а не Максимилиан, как с его слов это выясняется. — И на основании каких фактов он сделал для себя такие выводы? — задался про себя этим вопросом Алекс, быстро перебрал в уме те памятливые моменты, которые предваряли всё это событие, и вот же чёрт! Он обнаружил там то, что очень способствовало всему тому, что затем с ним произошло. И как видит Алекс по выражению лица Максимилиана, то и он видит все эти его сомнения и поиски ответов на эти сомнения.

— И что ещё? — обращается с этим вопросом к Максимилиану Алекс.

— Что ещё? — как-то ожидаемо такой вопрос услышать, даже не от Алекса, а от любого другого человека, кому свойственно не знание меры, повторяет его за Алексом Максимилиан, сморщив губы и посмотрев по сторонам в поиске этого ещё. — Да всё что угодно. — Такими словами определяет Максимилиан это желание Алекса вскрыть осмысленную реальность окружающего мира, его предметность. — Нас на каждом шагу встречают и окружают правила проверки и аргументации нашего сознания. Как ты должен понять, то всё это работает в обе стороны. Не только ты познаёшь этот мир, но и ты познаёшься этим миром. И нужно только уметь с ним взаимодействовать, замечая то, что само напрашивается заметить. А сейчас я заметил то, что нам бы пора сделать заказ. — Вот так резко меняет тему разговора Максимилиан. Впрочем, это его замечание было в точку. Официанты и в самом деле что-то не спешат их замечать. Правда, как только Максимилиан это за ними заметил, то официантка тут как тут и с милой улыбкой предложив меню, очень непринуждённо и выдержанно ждёт того самого момента, когда они сделают свой выбор.

При этом она так мило и к месту выглядит, стоя рядом с их столиком, что не возникает никакого желания её осадить в плане того, чтобы она не была такой назойливой и напористой, торопя их в своём выборе. А всякая спешка, особенно в еде, все знают к чему ведёт. Как минимум, к несварению желудка и всего в него помещённого, как только вы ознакомитесь со счётом за этот ваш обед, где вы в выборе своих блюд из-за вот такой спешки и проморгали ценник за всё это великолепие в кавычках. А вот если бы вас так не поторапливали, то вы бы сделали правильный для своего кошелька выбор, в верном соотношении цена-качество и ваши предпочтения.

Но официантка так к месту и пригоже выглядела, что озвучь вы, не подумавши, ей желание вашей скабрезности: «Оставьте нас на некоторое время, на время нашего ознакомления с меню», то при её уходе вы бы почувствовали в себе странную утрату и потерю. Что в свою очередь вызвало бы у вас нервную реакцию на такой стресс, со своим требованием: едой заглушить весь этот стресс. И вы сами того не хотя, а преследуя цель выдержать соотношение цена-качество и количество, закажите на порядок больше, чем этого вам хотелось и требовалось.

И за вот такими сложными расчётами и рассуждениями, Алекс не без труда для себя выбрал в меню то, что выбрал, и вместе с Максимилианом обозначил официантке свой заказ.

После же того, как официантка их покинула, прямо в тот же момент и это значит, было специально задумано, Максимилиан обращается к Алексу с вопросом. — Ну, что скажешь?

— Ты это о чём? — полноценно мало что понял Алекс, но внутри у него уже имелась догадка насчёт этого вопроса Максимилиана. Его вопрос определённо касался этой официантки. И осталось только выяснить, в какой степени.

— Об обслуживании. — Издалека отвечает Максимилиан.

— Именно этой служащей? — задаёт наводящий вопрос Алекс.

— Всё верно. Именно её. — Согласно, с долей задумчивой многозначительности кивает Максимилиан в сторону отошедшей официантки. Алекс вслед за Максимилианом, но уже с задержкой посмотрел на официантку, там у административной стойки разбирающей полученные заказы (она, судя по всему, обслуживала сразу несколько столиков, с чем и была связана её задержка), чтобы их по своему ранжиру передать в крепкие руки человека из кухни, кто уже со своей стороны занимается подготовкой полученных заказов.

— Да вроде бы всё нормально. — Говорит Алекс.

— И ты ничего такого не заметил? — спрашивает Максимилиан.

— Чего ещё такого? — не понял Алекс.

— Что, скажем так, будет не укладываться в каноны обслуживания столика официантом. — И опять ничего понятного не сказал Максимилиан.

— Какие ещё каноны? — прямо упорно так не понимает и переспрашивает Алекс.

— Ладно, зайду с другой стороны. — Судя по всему и видимо, сам себе говорит Максимилиан, и получается, что заходит к Алексу с другой стороны, заявляя следующее. — А если я тебе скажу, что творец смотрел на эту вашу встречу с позиции не случайности, а предложения вам выбора, вариантности дальнейшего вашего пути? — Как бы спрашивает, а как бы предлагает во всё это поверить и рассмотреть Максимилиан. И хотя Алекс ещё не рассудил, как всё это понимать, его рефлексы без всякого этого раздумья и команды сверху одёрнули его ещё раз, с большим вниманием на официантку посмотреть, и раз он на неё уже смотрит, то можно и оценить второй предложенный Максимилианом вариант.

— Да нет. — После небольшой паузы, потраченной Алексом на рассмотрение второго варианта, предложенного ему творцом со слов Максимилиана, он дал такой ответ.

А вот Максимилиан почему-то решил ему в этом не поверить, заявив следующее. — А почему нет? — с долей непонимания вопросил Максимилиан. — Любая встреча, это игра в кости, вариатор случайных встреч и событий. И эта встреча ничем не отличается от любых других. Вот скажи мне, как её зовут? — пододвинувшись к столу, спрашивает Алекса Максимилиан.

И что интересно, так это то, что Алекс без раздумья выпалил имя официантки: Лиза.

И хотя здесь особенного секрета не было, и Алекс не слыл в кругах, его знающих, человеком с экстрасенсорными способностями, а просто у официантки висел бейджик с её именем на нём, Максимилиан счёл, что Алекс имя официантки заметил вначале, а затем оно у него отложилось в памяти, не просто так, а с далеко идущими планами на всякий случай. А что даёт ему такие основания думать, так его знание психологии и сути человека, кто хоть и всё видит перед собой, но запоминает он лишь то, что близко ему. О чём он и укажет Алексу, но только так, как считает необходимым, через работу ума Алекса.

— У тебя хорошее зрение. — Говорит Максимилиан. — Я вот и не смог прочесть её имя. — А вот это объяснение Максимилианом факта знания Алексом имени официантки, как-то с подвохом, определённо на что-то указывает и намекает. Типа на самом деле тут зрение не причём, а уж давайте Алекс будем честны хотя бы с самим собой, и если бы Лиза вам не показалась интересной, то вы бы проигнорировали её бейджик с именем. На что Алекс не смог бы привести контраргументов и, пожалуй, согласился бы.

Но так как Максимилиан, да и Алекс не стали развивать этот разговор в данную сторону, а Максимилиан предложил другое, сказав: «А теперь это зная, может ещё что-то увидите в ней, что вы пока не оформили в поступок», то Алекс и в самом деле только сейчас увидел в её поведении у их стола некоторые знаковые особенности, которые только отдалённо могли быть связаны с её работой по обслуживанию клиентов. И вот хотя бы это её уж очень пристальное внимание к нему, — теперь-то только Алекс понял, что его так смущало при рассмотрении меню, Лиза во все глаза на него смотрела и анализировала его подробности своим женским умом и взглядом, — которое можно принять за добросовестное отношение к своей работе только глядя на всё это со спины на Лизу. Тогда как даже слепец на чувства, не сможет всё это проигнорировать, в край поражённый современными нравами, само собой, с отсутствием самых главных жизненных компонентов, без стыда и совести.

И только у Алекса многое прояснилось насчёт Лизы, и о чём он собирается поделиться с Максимилианом, кто вновь начинает фокусироваться зрением Алекса в свою визуальную картинку (пока Алекс фокусировался на Лизе, Максимилиан отошёл на задний план действительности), он вдруг обнаруживает, что Максимилиану это не слишком интересно и он его предоставил самому себе, повернувшись чуть ли не всем собой в сторону окна, у которого находился их столик, и с таким увлечением туда смотрел, как будто и нет в этом мире ничего важней и интересней, чем то, что сейчас происходит за этим окном.

В какой другой раз Алекс вновь бы поддался и пошёл на поводу своим рефлексам, заглянув в это окно, но сейчас он из принципа туда не будет смотреть. А он будет смотреть на Лизу.

Да вот только и с этой затеей Алекса ничего не выходит. А дело в том, что на пути к Лизе, Алекс вдруг наталкивается на какого-то типа, кто всем собой загородил картинку обзора Лизы. И Алексу пришлось смотреть на этого типа, не самой привлекательной наружности, — а если учесть то, что он стал для Алекса помехой, то он был принят Алексом негативно и очень предвзято: чего ты тут так суетишься, бегая своими хитрыми глазками по столам, в надежде поймать кого-нибудь на своей оплошности и забытьи, — и ждать, когда он, гад, соизволит, избавить это помещение кафе от своего присутствия и оставит их всех в покое.

И только Алекс переполнился этим своим желанием, выволочь в двери отсюда этого типа, как тот, как будто прочитал его мысли, вдруг резко и очень неожиданно для Алекса срывается с места и бросается к двери. Правда, как только мельком сумел заметить Алекс, он сперва делает небольшой крюк и задержку у одного из столиков, наиболее близко находящегося у выходных дверей, с него прихватывает клатч, без присмотра оставленный его хозяйкой, отвлекшейся на одно лишь мгновение на упавший под стол телефон, и только после этого скрывается в дверях, оставляя за собой след потерянности и хлопающего в его сторону глазами растерянного Алекса, сообразить никак не могущего, что ему сейчас следует делать.

Орать: «Караул!», ему внутренняя организация своей субъектности не позволяет, обратиться за помощью к Максимилиану в плане разъяснения, что ему делать, на это нет времени, тем более, пока Максимилиану всё это разъяснишь, то будет уже поздно, или же броситься в погоню за этим вором… То это единственный вариант, на котором Алекс останавливается, бросаясь немедленно в погоню и в эти выходные двери. Теперь уже сильно очень удивляя официантку Лизу, с непониманием смотрящую на захлопнувшиеся выходные двери. К которой присоединяется та дама из-за стола, с которого был похищен клач, где она всем своим видом выражает недовольство вот таким явным обманом, когда ей пообещали усадить её за самый видный столик, а как сейчас ею выясняется, то этот столик обладает обратными и очень неприятными для неё качествами — он виден только очень близко сквозняку, который её насквозь продул и… Караул! Он вынес с собой на улицу её клатч!

Но всё это осталось за спиной Алекса и дверьми кафе, а сейчас, единственное, что видел перед собой Алекс, то это почему-то смутное, без каких-либо чётких очертаний пространство перед собой, где ему било в глаза крайняя взволнованность и нервное состояние, нежели ветер в лицо, а вот себя он видел более чем отчётливо, и что интересно, то и отчасти со стороны. Что же насчёт его цели погони, то сама цель не была определена и оттого, наверное, всё впереди него выглядело, как в тумане, а вот тот мерзкий субъективно для Алекса тип, ставший для него точкой концентрации всех его сейчас целеустремлений, то он виделся ему в виде тёмного пятна, двигающегося из стороны в сторону, по своей хаотичной траектории.

Хотя, возможно, тут причём и эту темноту в глазах Алекса объясняет его резкий выход из более тёмного и менее одновременно освещённого помещения в область яркого, солнечного света, которым с ног до головы была залита улица. Вот у Алекса и потемнело всё в глазах, как только он оказался на улице. А так как ему необходимо было действовать без промедления, без этой адаптации к солнечному свету, то он и побрёл в потёмках, говоря фигурально, а буквально побежал чуть ли на ощупь, ориентируясь в пространстве на световые блики и отражения. Где тёмный свет преследуемого им типа был светом его преступления, отражавшимся в глазах Алекса.

Но как практически сразу для Алекса выясняется, то проблема ориентации в быстро перемещающемся пространстве, если её сразу не решить, грозит тебе большими осложнениями. Что и произошло с Алексом, вдруг обнаружившим, что тот преступный тип, за которым он погнался, как-то внезапно (прямо по выходу из кафе) и неожиданно выдохся (а Алекс как-то рассчитывал на более длительную погоню, во время которой он сможет обдумать, что ему надо делать, когда он нагонит этого типа) и, судя по тому, что его очертания стали отчётливо выглядеть и стремительно в его сторону приближаться, то он захотел сбить его с толку, поведя непредсказуемо, остановившись.

И этому преступному типу удался этот его хитрый замысел, сбить с толку и понимания своего поведения Алекса, уж точно не ожидавшего, что тот себя так поведёт агрессивно и не будет проявлять трусость, от него убегая. Что сразу привело к своим, задуманным этим преступным типом результатам. И Алекс сбился не только с толку, но и с ног. И он, так резко обнаружив, что он сейчас налетит со всей своей набранной скорости на этого типа, чтобы значит, уйти от этого столкновения, пытается вывернуть свой ход в сторону. Что только отчасти ему удаётся, и он, цепляясь плечом за этого типа, вставшего на одном месте, как вкопанный, теряет равновесие и с разворотом вокруг своей оси, начинает лететь в сторону своего падения на мостовую.

Из чего можно сделать первоначальный вывод о том, что преступному типу его задумка удалась на все 100%, и он, сбив с ног не только Алекса, но и его пыл преследователя, мог теперь спокойно продолжить свой путь, уводящий его от ответственности за совершённое им преступное деяние. С чем не может не согласиться летящий на мостовую Алекс, сейчас видящий в перспективе многое из того, что сейчас может и должно с ним и с окружающими людьми случится. Где случайные прохожие и свидетели его падения, и всего этого злоключения с ним, примут близко к себе его жёсткое соударение с мостовой, при виде тех кровавых последствий, которые с ним произойдут, а вот догнанный им преступник даже не задержится на месте, чтобы понаблюдать за делами рук своих.

И по этой в том числе причине, Алексу до такой невыносимой степени не захотелось падать, что он отвлёкся от самого себя, и вот же чёрт, он увидел напротив себя, в окне кафе, внимательно на него смотрящее лицо Максимилиана, определённо анализирующего происходящее с ним. И Алекс, вдруг вот так обнаружив себя падающего строго напротив того самого окна, у которого размещался их столик и в которое, в этом на все 100% уверен Алекс, совершенно не случайно начал смотреть Максимилиан, как показалось Алексу, то улыбающегося, даже и не заметил всего того, чего он ожидал при своём столкновении при этом падении.

И Алекс, не сводя своего взгляда с Максимилиана, также быстро, как и упал, поднимается на ноги, успев даже оглянуться и увидеть очень странную, сзади от себя картину — догоняемый им преступник, никуда не скрылся, а он как стоял на одном месте, так и продолжил стоять. Алекс, ничего не понимая из происходящего, окидывает взглядом этого типа, кто и дышать чуть ли перестал и выглядит, как манекен, затем смотрит в сторону окна, за которым всё-также присутствует Максимилиан, и понимая, что без Максимилиана ему не разобраться в случившемся, выдвигается обратно в кафе.

— И что всё это значит? — Уже на подходе к своему месту за столом, обращается к Максимилиану с этим вопросом Алекс.

А Максимилиан ведёт себя так, как будто и ничего такого из рода вон выходящего не случилось, а всё то, чему Алекс придал столь большое значение, и выеденного яйца не стоит, а всё это повседневная реальность. И при всём при этом, Максимилиан начинает свой ответ объяснения вопроса затруднения Алекса не с того, на что он указывает объяснить, а он почему-то решил понять этот вопрос Алекса, как на прямую к нему относящийся: Мол, я не понял мотивацию твоего поступка, и было бы отлично, если ты, Максимилиан, мне всё это объяснишь. Ну раз так хочешь, то получай.

— Ты поступил объяснимо твоей рефлексивной эмоциональностью. — Выглядя на данный момент как-то особенно вальяжно, с вот такой точки своего зрения на Алекса, как минимум снисхождения, начал ему отвечать Максимилиан. — Но всё же это было нерационально. — Здесь Алекс его хотел перебить, потребовав разъяснить, что это ещё за рациональность такая, и с чем её тут едят, да не успел, Максимилиан со словами: «Посмотри туда», как-то вдруг кивнул за спину Алекса, и ему пришлось повернуться туда, и …обнаружить, что Максимилиан крутит им, как только хочет.

— И что я там должен был увидеть? — нервно спрашивает Алекс.

— Камеры наблюдения и контроля обстановки. — Как само собой разумеющееся говорит Максимилиан.

Алекс вынужден признать за собой эту невнимательность и в чём-то спешную оплошность, в чём он признаваться кроме самому себе не намерен, и теперь уже он переводит русло разговора в другую, в оконную сторону.

— А что с ним? — спрашивает Алекс, кивая на всё того же типа, так и стоящего в одном не сдвигаемом положении, полной обездвиженности.

— Сигнал о происшествии поступил в центр контроля обработки информации и юридического оформления реальности. И фактов объективного контроля было достаточно для того, чтобы вынести по этому делу решение и до приведения его в исполнение, взять в разработку нарушившее закон лицо. Погрузив его в вакуум среды, с заморозкой там законов физики, где на него обрушившись, начинает давить сила тяжести его вины, как понимается, которая и не даёт ему возможность двигаться в этой среде. И всё до разрешения вопроса с ним специализированными на такого рода конфликтах органами. — Вот такое выдал объяснение всему происходящему Максимилиан. Чего, судя по мало что понимающему и мало поверившему сказанному лицу Алекса, было для него недостаточно, и Максимилиан посчитал нужным развернуть свой ответ.

— Человек, становящийся на путь вне закона, не полностью отдаёт себе отчёт в том, что всё это подразумевает. На чём он в итоге спотыкается и ловится в нашей реальности осознания реальности. Где понятие законов и регулирующих реальность правил, имеет всепоглощающее значение. И человек вне закона, как общее понятие, начинает взаимодействовать с действительностью не только с нарушением человеческих законов, но и вопреки физическим законам и регуляторам его реальности. Что влечёт за собой его помещение в свою вакуумную автономию. И как ты можешь увидеть, то это приводит его к полной обездвиженности. А всё потому, что человек так природой создан, что ему для своего движения и проявления себя обязательно нужна какая-нибудь основа, от которой бы он отталкивался. И не имея её или же лишившись, он теряет все ориентиры и возможности к управлению самим собой, и замораживается в одном положении ступора. А если к этому добавить информационную изоляцию и вакуумную опустошённость, то он и вовсе себя теряет, становясь нулём. — Здесь Максимилиан закашлялся и тем самым не дал Алексу полностью воспринять его последнее предложение, которое было лишним.

Впрочем, Алекс итак не был сильно внимательным к последним словам Максимилиана, его переполняло желание задать вопрос. И только Максимилиан сбился на кашель, он тут же задал волнующий его вопрос.

— Но если все в курсе этого, то тогда зачем пытать для себя счастье? — кивая в сторону окна, спрашивает Алекс.

На что, как оказывается, есть самый банальный и простой ответ. — Таков уж человек. — С подчёркнутым вздохом сожаления говорит Максимилиан. — Не избавился он ещё от своего природного атавизма, жить и воспринимать окружающий мир через чувства, свою эмоциональную конституцию. И принимает в нём подчас решения не его разум и рассудок, а чувства. Которые и приводят его к спонтанным, неразумным решениям.

— Это да. — Согласился Алекс, посмотрев в сторону административной стойки, откуда на него с интересом смотрела Лиза, и сквозящую в нём чувственность не заметить было невозможно.

Глава 2

Утро первого дня

«И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал.

И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал.

И настал восьмой день, день начала начал значимости и дел человека. Да будет так». — С вокзального электронного табло сверху на вас смотрело и встречало это напутствие в мир новой судьбы и разума всех и всякого встреченного миром Свидетелей восьмого дня, собой определившихся и определивших в своём значении этот мир земной.

И ты, чуть ли не сразу задрав вверх голову в сторону этого табло, начинаешь понимать, что с этой минуты тебя уже ни на миг не отпустит испепеляющая твоё сознание, определяющая местное атмосферное и душевное беспокойство и давление мысль о первопричинах сущего и бытия.

Вначале было слово, как безбожно и под копирку чьего-то мнения всё это повторяют люди заимствованного и мало своего ума, но только не в этом исчислении временных начал, их продолжений, то есть следствий и того, к чему всё это идёт циклически и всегда по кругу, куда уж только как-то потом посчитал, что занесла нелёгкая Алекса, сейчас уж и трудно определить, кто на самом деле такого. И это слово было произнесено у стойки таможенного контроля, со стороны контролёра: «Приветствуем вас в нашем измерении здравого смысла».

После чего Алекс, как и всякий благоразумный гость, не задаваясь лишними и ни к месту, и ни ко времени вопросами, дождался момента, когда ему вернут проверенные документы, как оказывается, не только служащим таможенного контроля, но и временем, а значит, и здравым смыслом, в чём Алекс до этого момента не сомневался хотя бы потому, что об этом никогда не думал. А вот сейчас он, натолкнувшись на новые реальности взглядов на этот вещевой предмет не просто обихода, а определения твоего сознания и индивидуальных особенностей, паспорта, понял, что он смотрит на мир, как оказывается, слишком упрощённо и необдуманно, относясь к нему как к само собой разумеющемуся, а он, между тем, в каждой части своего представления и представительства несёт в себе столько всего глубокомысленного и разнообразного по определению разных их пользователей и использователей.

— То ли ещё будет. — Получив и в тоже самое время вернув назад свой паспорт из рук внимательно за каждым его действием наблюдающим служащим таможенного контроля, что не позволило в себе расслабиться и это всё как-то всего в себе Алекса сковало, в том числе и в выражении в себе серьёзности намерений и решения прибыть сюда, в эту часть действия и реализации физических законов, уже по отходу от стойки такого разнообразного контроля и твоего рассмотрения, всё же успокоившись, побурчал себе в нос Алекс, сам себе и своей шкурной предприимчивости улыбнувшись. А вот что он хотел таким бубнящим словом сказать, предвзято отнестись к этому новому миру других измерений, правил и возможностей, или же это была присказка в преддверии ожиданий волнующего, вставшего на пути к новым открытиям для себя туриста, то пусть всё это останется внутренним делом Алекса до тех пор, пока всё это не выйдет за границы его личного комфорта, как нынче определяются границы самостоятельности личности и человека.

И как говорится во многих случаях, то Алекс чуть ли не сразу и буквально себе под ноги накаркал, столкнувшись всего вероятней и на это сильно похоже, с таким же как и он беспечным и несколько запутавшимся в своих новых впечатлениях туристом, кто как и он, и всякий турист, то есть человек немного рассеянный, новый и незнакомый с местными реалиями и другими измерительными мерками пространства (у себя дома, он ориентируется в метрах или футах, а тут действуют другие меры веса и измерения, логические шаги и ступени рассудка, и пойди здесь разберись, как всё это работает без твоего сопровождения консультацией местного ума), принялся разориентированно и растерянно по сторонам мыслить и зрить реальность. Что в итоге и должно было согласно логическому измерению и соизмерению твоей реальности здравомыслием привести тебя к столкновению с чем-то из того, что незыблемо для этой действительности, либо же согласно квантовой не локальности (способности человека быть квантовой единицей за пределами представлений о своем мире, и моментально получать обратную связь от других единиц и от мира в целом) к столкновению с тем, что имеет свою тождественность с твоим ходом измерения, то есть с таким же растерянным туристом.

И как получилось и выяснилось мимоходом и мимолётом Алексом, то он упор в упор столкнулся всё же со вторым вариантом практики вероятности, с таким же, как и он представителем неразумного, а именно с туристом, а если ещё более точнее, то с туристкой. Что не только успокаивает Алекса, совсем не хотевшего с первых шагов в новом для себя мире натолкнуться на грубую реальность местного мира, а он даже этот момент действительности встречает с воодушевлением. И придаёт это чувство ему то, что встреча с единомышленником по отношению к чужой для себя реальности, даёт тебе уверенность в том, что если что, то ты здесь не один, и ни одному тебе так одиноко и плохо в этом, только с внешней стороны гостеприимном мире.

О чём бы Алекс с открытой душой и сердцем готов был поделиться с этой привлекательной незнакомкой, да вот только она выглядела и вела себя много собранней, чем он и, судя по всему тому, что она в себе демонстрировала, то её вот такая растерянность и разориентированность имела под собой куда какие другие причины, чем у него. И если Алекс после прохождения таможенного контроля поддался ложному чувству бескрайней свободы и начал зевать во все четыре стороны, безусловно считая себя в праве в любую из этих сторон направить свой ход и поступить там, как ему на то думается и желается, и ему, пожалуй, этого будем мало, и ему, как человеку, жаждущему получить от своего отпуска до предела впечатлений и приключений, подавай сейчас и немедля какое-нибудь и пятое измерение, куда он обязательно заглянет, чтобы его собой измерить, а это всё обязательно приводит к вот такой логике событий (а теперь шаг за шагом начинает пониматься то, чем меряется этот мир, и как это всё работает), то что вело эту интересную туристку к тому же результату недоразумения, имело под собой другие внутренние и скрытые в ней смыслы, раз она отнеслась к этому столкновению не так беспечно, как Алекс, с некоторым ироничным удивлением посмотревшим на ту, с кем его судьба так интересно для него столкнула, а она мельком на него посмотрела, скороговоркой какую-то притчу, типа того: «Опять здесь, один из четырёх моментов час от часу нелегче, и минуты полного падения тому подтверждение», себе под нос пробурчала, и без того же здрасти и до свидания, — а вот то, что она на Алекса так в упор и внимательно посмотрела при этом, да ещё сделала несколько странный и непонятный для Алекса комментарий: «Ах вот оно что, вы только из пуповины вышли», совершенно ничего для Алекса не значит и не принимается, когда он отлично знает, что от пуповины отрываются, а не выходят, — быстро скрылась в гуще толпы.

Ну а Алексу ничего не оставалось делать, как усмехнуться в сторону этого удивительного поступка незнакомки и рефлекторно на слова незнакомки посмотреть на информационное табло, чтобы сверить истекшее на данный момент время с тем временем, на которое ему так непроизвольно указала незнакомка.

И первое, что там, на этом информационном табло, увидел Алекс, так это свою, вдруг и почему именно в такой подаче мысль о времени, как об истёкшем. А не почему бы не о текущем или на интересный конец, проистекающем в некий резервуар знаний, куда по мысли Алекса и должно проистекать время, раз оно собой несёт его пользователю только опыт и знания. Впрочем, Алекс наскоро находит ответ на это своё временное затруднение.

— Мною уже движет моя чувствительность в сторону расставания и утраты моего наполнения обычным для меня составом организации жизни, состоящим не только их физико-химических свойств атмосферы и среды моего обитания, но также обретения себя через смысловое наполнение моей прежней жизни. А здесь всё наполняется и обретает смыслы согласно другим законам, вот я и смотрю на всё это с долей своей подавленности и потерей того, что раньше мною двигало. Надо уже избавляться от этого ностальгического негатива и принимать мир таким какой он есть. — Алекс решительно так себя взбодрил и, записав в ячейку своей памяти тот временный указатель на этом табло, который определённо имел что-то общее с высказыванием незнакомки (минутная стрелка полностью совпала с часовой, показывая полшестого), выдвинулся на выход из терминала аэропорта.

А вот дальше Алекс, хоть и с самого своего прибытия в аэропорт назначения чувствовавший на себе незримую, а местами прямую заботу принимающей стороны (информационные и рекламные стенды, а также стрелки указателей отвечали за опосредственное управление ходом вашей жизни и желаний, например, остановиться на ночлег именно в этом отеле, который на вас смотрит с этого рекламного щита, тогда как тот же служащий таможенного контроля и ожидающий вашего решения робот-носильщик, отвечали на прямую за вас), и такой подход к гостю ему казался логичным, но в тоже время несколько назойливым и предубеждённым (не люблю я, когда меня одним измерительным прибором мерят), всё же был не против того, что ему в дальнейшем не придётся полагаться на свою сообразительность и местами и интуицию в поиске тех путей и дорог, которые его на прямую приведут к пункту его назначения, а его на выходе из терминала прибытия, на турникетах, встретил гид. В обязанности которого входило с постным лицом сопроводить и проводить Алекса до места его сегодняшнего размещения, отеля гостевого класса по местному измерению комфорта и гостеприимности, как по Алексу, то вполне приличного и соответствующего и его пониманию комфорта и радости от общения с местным персоналом и интерьером своего гостиничного номера, а уж затем препроводить его до центра регистрации и адаптации нового элемента физической и духовной подробности системы местной жизнедеятельности и коммуникации, кем считается и будет записан в книгу регистрации Алекс.

Что в другое какое время вызвало бы много удивлённых и может даже возмущённых вопросов со стороны Алекса, считающего, что он только в праве себя записывать в кого-то (хотя в граждане его записали, не спросив его об этом; и сколько ещё вот таких регистрационных действий произвели без его участия в этом и без спросу), но сейчас не какое другое время, а сейчас время всему удивляться и смотреть на все эти новые и совершенно непохожие на то, что он знает вещи и их реализации в данном качестве, с открытым и вопрошающим прежде всего себя ртом. И Алекс благоразумно, как он думает, считает, что нужно для начала набраться опыта общения со всем этим новым, понять, что, как и есть здесь устроено, и как всё это функционирует, и лишь затем только иметь на всё это своё личное мнение и оценку.

Но сперва, как про себя решил или посчитал нужным так принять действительность Алекс, смотря во все глаза и внимательно на то, что его встречает здесь, в новом месте организации жизни и его движения, а в частности на нейтральную ко всему действительность лица гида, этот самый гид продемонстрировал в себе удивительную выучку встречать гостей, такт и ненавязчивый подход к выполнению своих обязанностей по сопровождению Алекса до своего места назначения и доведения его до ума и до ума всего того, на что в его адрес здесь рассчитывают.

— Что есть увидите, что дано вашим умом познаете. — Проговорил гид на автомате и притом каким-то прямо механическим тембром голоса, что можно было подумать и подумалось Алексом, что этот гид и не человек вовсе, а какой-нибудь электронный коммуникатор соцобеспечения на нейронной платформе и атомах. — Не буду своими комментариями вмешиваться в ваше первое впечатление. Оно только ваше. — И надо отдать должное гиду, он нашёл отклик в сердце Алекса, про себя верно посчитавший, что тот умеет расположить к себе гостя.

Но при всём при этом Алекс всё-таки не смог в себе и со своей стороны избежать некоторой предвзятости и туристических штампов в сторону принимающей стороны, которая, как по его критически-предвзятому мнению слишком придирчивого и разбалованного круизами и путешествиями быть может гостя, на много, конечно, готова, чтобы сделать его приём и нахождение здесь удобным и приятным, но она, принимающая сторона, при этом так и не может добиться душевности и искренности в своём подходе к гостеприимству.

И он, по своей природе будучи крайне ко всему приметливым, а сперва значит раздражительным на внешние раздражители, сразу заметил, а затем домыслил то заинтересованное вкратце внимание, вначале служащего таможенного контроля (здесь правда по делу и по его обязанностям), а уж затем уже здесь, на выходе у терминала, со стороны встречающего его гида, в одно мимолётное мгновение оценившего его и на самое мгновение остановившегося своим взглядом на катящемся Алексом чемодане на колёсиках. Чего, собственно, и хватило Алексу для понимания того, что наличие в его руках этого багажа и вызывает не просто вопросы, а вопросы недоумения у этих служащих местной организации жизни и поддержания порядка.

И они так и порываются внутри себя, конечно, поинтересоваться о наличие у него его удивительных и странных для них мыслей о необходимости взять с собой в путь сюда этот багаж материальных знаний и реликвий о жизни из своего оттуда и прошлого. Что по здравому рассуждению среды и фона здесь жизненной реализации себя, совершенно излишне и только затрудняет процесс акклиматизации и адаптации к местным условиям жизни и социализации в ней.

— Вот скажите нам для нашего вас понимания и успокоения, зачем вам брать с собой сюда то, что вам не просто не пригодится, а будет лишним грузом ответственности? — вот такой вопрос в свою сторону со стороны гида домыслился Алексу, как только он приметил его едва уловимое внимание к своему багажу материальных знаний о его прошлом, как был квалифицирован его чемодан на колёсиках гидом. — И что в нём вы везёт такого, без чего вы не сможете обойтись здесь, в месте, с совершенно неизвестными для вашей жизненной способности мыслить реалиями действительности и такими законами определения местных обстоятельств, что вы даже возможно их умом своим постигнуть не сможете? — И эти вопросы-домыслы мнительности Алекса, которые казались вопросами без ответа и бредом воспалённого неизвестностью внимания к себе новой для себя реальности Алекса, получили для себя подтверждение со стороны портье, в чьи обязанности входило размещение Алекса в своём номере.

И этот портье, как гласил его бейджик, Сеня, как и все в первый раз здесь встреченные представители местного представительства социологии (та девушка в аэропорту не считается, она видимо тоже не из здешних), продемонстрировал Алексу удивительное познание правил такта, своей внимательной к каждому его шагу назойливостью и предупредительностью не залезая туда, куда его не просят и уважая его право на принятие самостоятельность решений с тем же своим чемоданом. С которым Алекс мог и сам справиться, и тогда зачем испытывать беспокойство, душевный дискомфорт и нервы Алекса этим своим дискриминирующим его выбранную осознанность быть крепким и сильным мужчиной предложением доставить его багаж до закреплённого за ним номера.

И единственное, что себе позволил портье Сеня, так это довести Алекса до его номера, затем под его присмотром открыть сам номер и ознакомить Алекса с тем, что будет составлять и способствовать его размещению и отдыху в этом номере.

А вот здесь-то и начались для Алекса те открытия, которые в чём-то согласовались с его домыслами насчёт этих взглядов гида и ранее сотрудника таможенной службы на его багаж. И гидом в сторону этого открытия стал портье из отеля. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, как раз самые прорывные открытия делаются из самых обычных вещей, из так называемых пустяков, при наблюдении за самыми обыденными вещами и его тестирование обывателем. Как раз вот таким самым что ни на есть представителем обывательства, портье.

Так вот этот портье, проведя Алекса в его номер и затем проведя с ним краткий ликбез по техническому оснащению номера и его функционалу (здесь всё как обычно, ничего особенно-нового), как только закончил с этой презентацией самого себя в качестве профессионала своего дела, портье, обратился взглядом на Алекса, как бы его спрашивая: Если у вас есть вопросы или какие-нибудь пожелания, то сейчас самое время их озвучить?

Алекс же, привыкший решать сам за себя все вопросы, было собрался указать портье на вот такие свои принципы, как обнаружил в портье этот его взгляд в сторону своего багажа, который один в один был как у гида и таможенника, и уже замусолил все нервы Алекса, понять не могущего, чего всех их так притягивает его багаж.

— Что-то не так? — спросил портье Алекс.

А вот портье оказался парнем разговорчивым и открытым на диалог. И он-то и дал ответ на эту загадку проявленного столь широкого любопытства в сторону его багажа. И как это всегда бывает, то тайна тайная, уму не постижимая загадка, имела для себя самую банальную и логичную отгадку. И если перефразировать в обычно употребляемый и понимаемый на общедоступном уровне язык мысль портье, которая пестрела его личной самобытностью собственного выражения и того круга своего общения, где диалект, совокупившись с пониманием наречия собственного языка его носителя, создал удивительную транскрипцию языка, и всё это было приправлено специфическими сленговыми словечками, то выходило следующее:

— Мол, мы относимся с большим пониманием к вашему желанию быть во всём самостоятельным и личностью, независящей ни от внешних обстоятельств и ни от каких условий, плюс ни от кого кроме себя, но, тем не менее, то, на что мы хотели обратить ваше внимание, нисколько не унижает значение вашей личности и не противоречит всему тому, что вы собой продвигаете. В общем, вот зачем и какого хрена спрашивается (эта фраза портье просочилась-таки через установленные лингвистические и этические фильтры), вам брать с собой сюда то, чем вы и не будете пользоваться, когда после первого использования той же бритвы, поймёте, что она не просто совершенно не подходит для своего использования в местных реалиях, а она чуть ли не противоречит заложенному в неё принципу.

— Как это ещё? — чёта ничего не понял Алекс, в край удивлённый этим заявлением портье, в котором он приоткрывает завесы тайн его профессии, которая ему позволяет знать многого из того, что скрыто в недрах багажа постояльцев отеля. И хотя предположить наличие бритвы у Алекса в багаже не слишком трудно было, то что-то подсказывает Алексу о том, что спроси он Севу портье о том, что у него, кроме бритвы находится в чемодане, то он без запинки перечислит полный список того, что находится в его чемодане. А так как Алекс и сам в курсе всего этого и ему не слишком интересно об этом говорить, то он непроизвольно остановился на выяснении вопроса частного, решив который он поймёт и всё остальное.

Портье же принял эту вопросительную растерянность Алекса как само собой разумеющееся и как будто он ожидал такой его реакции на свои слова. А раз так всё выходит, как он этого ожидал и значит, имел к этому некое отношение (не направь я этого типа в эту сторону, он и не повёл себя так логично), то он и ведёт себя соответственно, с высоты своего положения распределителя реальности.

— А разве вы не в курсе того, что при разных внешних условиях тестируемый элемент ведёт себя по разному? И там, где имеют свои причины действовать именно так физические и другие нормирующие жизнь социальные законы, будет ли разумным рассчитывать на то, что используемые вами в других условиях и правилах жизни предметы и функции вашего организма, будут на новые для них условиях существования реагировать также. — Заявляет вот такое портье Сеня, вгоняя Алекса в новую степень недоумения и растерянности. Совсем как-то непонятны Алексу эти аллегории и параллели Сеня, которые он проводит с ним, записывая его в чёрт знает кого, в какие-то тестируемые. О чём бы он немедленно спросил и потребовал от Сени объясниться, будь он в привычных для себя условиях жизни, дома, но в виду того, на что и в самом деле верно указывает Сеня — он и вправду находится в необычных для себя условиях взаимодействия с внешней средой, с пока им ещё не опробованными и неизвестными качествами и характеристиками, то он сперва послушает то, что ещё тут скажет Сеня.

А Сеня и такое смирение в свою сторону Алекса предвидел, и это его ещё больше приободряет не просто на свою разговорчивость, а на весьма примитивную в плане бахвальства болтовню и указания на своё всезнание в отличие от тебя, ничего из того что я знаю, не знающего и не узнавшего бы, если бы опять же не я.

И Сеня, как это делают заправские лекторы, кому платят за длину их лекций, а норматив их качества и познавательности это вопрос субъективный и не имеющий чёткого определения, начинает давать не прямой ответ на чётко поставленный вопрос Алекса, а он начинает ответ с заходом издалека.

— И хотя организующее и создающее нас как нас бытие всецело, имеет конструкцию непрерывности и проникновенности во все сферы тематики жизни, всё-таки её структура в разных точках измерения имеет свои местные особенности интеллекта. — С таким заумным видом всё это начал говорить портье, что Алекс не решился даже самого себя перебить удивлением на то, откуда всё это в каком-то портье берётся, и здесь определённо что-то не так. Слишком по научному, академически выражается для себя и своей профессии портье. Или он чего-то многого тут не знает?

А портье между тем заметил в Алексе этот позыв к проявлению такого в себе вопросительного беспокойства, и он решил сместить акценты к более понятливому и простому изложению своей мысли.

— Да зачем далеко ходить. — Говорит портье и чуть ли не тычет себе пальцем в рот. — Да тот же кислотно-щелочной баланс во рту регулируется совершенно другими комбинациями химического состава среды при вдыхании и выдыхании не одного только кислорода, но и вашего сознания иных причин для создания у себя во рту именно этого кислотно-щелочного баланса.

— И каких ещё причин? — уже теперь не смог выдержать своего недоумения Алекс, нервно задавшись вопросом.

А вот здесь Сеня оступился, споткнувшись в ответе, и тем самым дав понять Алексу, что и он не так далёк от него в интеллектуальном плане.

— Всё индивидуально. — Неприветливо бросил в Алекса эту отговорку Сеня, и чтобы перебить эту свою неловкость, задаётся к Алексу вопросом:

— Вот скажите, вы здесь, у нас, раньше когда-нибудь были?

На что Алекс ожидаемо ответил: Нет.

Сеня довольный тем, что он так и знал, что именно так ответит его почему-то теперь оппонент, снисходительно так смотрит на Алекса, типа, и вы ещё претендуете на право личного мнения на то, чего не знаете, и ловко через вопрос указывает Алексу на вот такую глупость его позиции.

— А тогда с чего вы решили, что вы знаете больше нас, принимающей вас стороны? — с дерзостью во взгляде посмотрев на Алекса, вопросил его Сеня. А так как Алекс вынужден признать правоту Сени, то он смилостивится над ним, и ещё раз объяснит ему, что здесь как и почём.

— Вот, к примеру, вы исходя из среднестатистических данных и соответствиях им берёте с собой сюда лёгкий летний костюм, который по известным вам в вашей культуре и атмосфере жизненного устройства правилам природы и коммуникации с ней человека, больше всего подходит для вот такой именно погоды, которая будет стоять здесь во время вашего здесь нахождения. — Портье итак сопровождал всё то, что говорит тем, что начал придирчиво смотреть на то, во что был одет Алекс, а как только он подошёл к концу этого блока информации, то он себе позволил грубость оценить костюм Алекса, как неподходящий для местных условий нахождения. А вот по каким-таким причинам и принципам он, всего лишь портье, — тем он и кроет, меня типа ничего не ограничивает в своих действиях, — посмел себе эту грубость и фамильярность, то этого Алекс пока что затрудняется понять, косясь в сторону себя, чтобы сравнить взгляд портье на себя со своим взглядом.

И само собой Алекс не видит в себе и своём костюме никаких недостатков, в отличие от портье, так завуалировано на них указавший. А это его наводит на разные мысли, одна из которых указывает ему на следующее: Это моё личное право выглядеть пугалом.

Ну а портье видимо большой знаток человеческой психологии туристического контингента, чью жизнь в стенах этого отеля он обязан по договору со своим работодателем делать максимально упрощённой, комфортной, и главное довольной, сразу уловил эти нотки недовольства и критического мышления Алекса, где тот пытается отстаивать свою точку зрения на тот же свой костюм. И портье, как-то зная, что ему нужно делать в таких упорных случаях, подходит к встроенному шкафу у одной из стен комнаты номера, открывает его дверку и оттуда на Алекса начинает смотреть ряд вешалок, загруженных костюмами на все виды и поводы круглосуточного их ношения — от пижам до строгих костюмов на вручение какого-нибудь Нобеля.

Здесь Алекс ожидаемо опять же портье выразительно с вопросом так посмотрел на него, ну а портье начинает пояснять, что всё это значит, и можете не опасаться, что вас поселили с ещё кем-то, как видите на все случае жизни подготовленного в плане того, как следует и в соответствии с этим случаем перед ним предстать.

— Знаете, — обращается к Алексу портье, остановившись рукой на одной из вешалок с весьма интересного вида качества костюмом для деловых встреч на ней, — как бы вы не кичились, заявляя, что выбор вашего внешнего представления, того же костюма, это только ваше личное дело, всё равно вы, если хотите социализироваться с обществом, чего вы не можете не хотеть, как существо социальное, в этом выборе ориентируетесь сперва на так называемые правила приличий и этикет, который предполагает вас одеть на деловую встречу в строгий костюм, а не в пляжные шорты, а затем, хотя может и раньше, на систему коммуникационного жизненного устройства, предписывающего всем нам жить вот таким способом и представлять себя вот так индивидуально и отлично от всех. А это о чём говорит? — риторически спрашивает портье, и сам отвечает на этот свой вопрос:

— Что вы, исходя из этих рациональных причин, чтобы адаптироваться к местным условиям, захотите быть ближе ко всему тому, что здесь пока что только вами наблюдается. К тому же разве можно устоять и отказаться от такого предложения, — портье вынимает из шкафа ту самую вешалку с весьма элегантным костюмом, о ком Алексу так и напрашивается сказать, что он ни на какой другой костюм из ранее им виденных был не похож. А вот чем, то вот этого он никак понять не может, и в его голове сквозит по этому поводу только одна мысль: В нём есть что-то от понятия индивидуальности, которая состоит из своего набора личных качеств и характеристик, которые в своей совокупности и создают эту ни на кого не похожую индивидуальность.

— Смарт-костюм, решающий практически все задачи, которые на него накладываются его функционалом и что главное, ожиданиями его носителя. — Портье, как заправский маркетолог и коммивояжёр в одном лице, начинает вот так превозносить свой товар. — Этот костюм целая система вашего личного позиционирования в пространстве. Где он через целую систему встроенных микродатчиков и микропроцессоров, — можете не беспокоиться, это никак не влияет на его вес и вашу безопасность, — оптимально подстраивает и регулирует вашу коммуникацию с внешним пространством. Так, к примеру, встроенный терморегулятор, автоматически, в зависимости от погоды, поддерживает наиболее комфортную для вас температуру, а датчик геолокации даст вам возможность легко ориентироваться в любой точке пространства. Ну а его способность к световой трансформации, так называемой у нас, хамелеонизации, позволит вам при вашей потребности стать единым целым с внешним контуром, не сильно от него отличаться. При этом вы совершенно можете не беспокоиться о том, что сможете натолкнуться на идентичный вашему костюму экстра-идентификатор. Каждый из нас личность достойная того, чтобы представлять себя так, как никто не представляет. — А вот этот рекламный слоган Алекс где-то уже слышал. Правда, он, как показалось Алексу, был недоработан и в нём сквозил какой-то неоднозначный прорех.

— И в нём вы не просто аккумулируете в себе все свои жизненные силы и возможности, но и вместе с адаптацией к местным реалиям, сможете соответствовать целеустремлением и ожиданиям общества на вас и вас на вас. — А вот это было уже интересно для Алекса, о чём бы он непременно спросил бы портье, да вот только тот протянул в его сторону вешалку с костюмом и спросил: «Примерите?».

А так как он спросил не как бы как, спустя рукава исполняя свои обязанности, а он вложил в свой вопрос некий вызов Алексу: «Или трусишь?», то Алекс не готов был к тому, чтобы резко ему отказать.

— Разве что позже. Я всё-таки с дороги, и мне нужно смыть с себя усталость. — Говорит Алекс.

— Понимаю. — Многозначительно говорит портье, кладя костюм на кровать. После чего он резко закрывает встроенный шкаф, обходит кровать, и подходит к противоположной от этого шкафа стенке, где как сейчас выясняется, расположен такой же шкаф, но только с пустыми вешалками в нём.

— Сюда можете поместить свою старую, из вашего прошлого одежду. — Портье поясняет такое различие между этими шкафами. — И мы очень надеемся на то, что вы по достоинству оцените наше гостеприимство и заботу о вас. — А вот что это сейчас за такой намёк был со стороны портье, кивнувшего в сторону шкафа с одеждой, то Алекс к своему удивлению с этим вопросом сразу разобрался, и из внутренней своей строптивости и нежеланию подчиняться чужому уму сразу тогда не захотел идти на поводу у столь навязчивых, принимающих его лиц. Правда, спустя то время, которое он потратил для себя на приём душа и смывание с себя пыли дороги и усталости, он, выйдя из ванной уже в гостиничном халате, заново увидев этот костюм на кровати, решил, что будет глупо не воспользоваться этим предложением и не попробовать для себя всё новое и неизведанное. Для чего собственно и пребывает в новые для себя места путешественник, даже если он командировочный, в статусе которого находился и, скорей всего, по бумагам числился Алекс.

— Да, кстати, насчёт душа и бритвенной принадлежности, с которой мы начали наш ликбез. — Как бы спохватывается с виноватой улыбкой портье. — Всё необходимое для утверждения вашей гигиены и поддержания физической активности на оптимальном для вас уровне, приготовлено для вас в ванной. И вы сможете на практике убедиться в бесполезности тех же предметов вашей личной гигиены в новых для них и вас условиях использования. И вы захотите тут же расстаться с вашей бритвой, как только убедитесь в том, что она совершенно не отвечает здесь своему функционалу. А здесь, для того чтобы поддерживать на своём лице чистоту и качество устройства, нужен станок, как минимум, с вакуумным аннигилятором подкожной рослости. — И, хотя Алекс не терпел, когда ему что-то навязывают, он почему-то отнёсся к этим словам портье с доверием.

В чём он и убедился, когда в ванной достал свой станок со сменными бритвами, и только сейчас обнаружил чуть ли не ржавчину на стальных лезвиях. Чего по определению стали не должно было быть, да и буквально вчера всего этого на них не было (он достал сменное лезвие и на нём такой же ржавый подтекст). И Алекс от удивления даже вспылил, не подумавши: «Так и знал! Контрафакт. Везде нас дурят и обманывают».

После чего он перевёл свой взгляд на полочку при раковине, и начал разбирать приготовленные для него отелем приборы личной гигиены, где он особенно выделил эту вакуумную бритву. При осторожном на первый раз использовании, он в удивлённом восхищении догадался, какое значение было вложено в её название «Вакуум». Вакуум по задумке разработчиков этого прибора, есть не просто пространство свободное от вещества, а это своего рода со своим разумом нирвана для пользователя этим прибором, которая заставляет пользователя созерцать процесс бритья, тогда всё остальное за него делает она. Правда, в тот момент Алекс только находился в самом начале пути понимания значения вакуума. И если бы он знал, то… То и начинать тогда зачем, если бы все мы знали значение этого многоликого бы.

— У вас есть ко мне ещё какие-то вопросы? — задаётся этим вопросом портье, как только он вдруг передал Алексу коммуникатор местной связи, который только здесь и действует, и им только следует пользоваться. — А что насчёт вашего телефона, как вы могли уже заметить (а вот этого Алекс как раз и не заметил, наверное, потому, что у него не было на это времени), то он здесь совершенно бесполезен, — в нашем социализированном пространстве действуют другие принципиальные технические решения для мобильной и социальной связи, — и вы можете его убрать на время вашего здесь нахождения.

А вот это открытие было для Алекса с негативным оттенком удивительно. И он даже сперва не поверил портье, решив, что он как часть местной системы договорных отношений, обеспечивающих комфорт его жизни, зависящей от степени его вовлеченности в продвижение его работодателем своих интересов, собирается вот таким ловким способом навязать ему услугу по подключению к новому агрегатору распространения сотовой связи. Мол, всё это даётся даром первый месяц, а как только распознаете, как с этой связью дёшево и удобно, то вы и сами не захотите возвращаться на что-то старое и проверенное только прошлым временем. Тогда как ваша новая мобильная связь это новое и получается, что вы, отказываясь от неё, отказываетесь от прогресса и идёте в отсталое прошлое.

В общем, знает Алекс все эти маркетинговые уловки и хитрости, он сам маркетолог. И его так просто на них не взять. Что он и демонстрирует портье, этому законспирированному под служащего отеля торговцу социальной связью и маркетолога, из которых в основном, как начал здесь себя понимать Алекс спустя какое-то время, и состоит новый и неизвестный для тебя мир, с которым не только ты знакомишься, а тебя с ним из своих личных причин и побуждений, и субъективных ожиданий знакомят принимающие его здесь люди. Что не так уж и странно. В первую очередь видишь и распознаёшь в неизвестном для себя мире то, что тебе ближе всего и понимаемо.

И Алекс, чтобы убедиться в том, что тут продвигает и на чём его решил поймать портье Сеня, достаёт из кармана пиджака сотовый телефон, включает его и… чёрт побери этого Сеню, его телефон не подаёт ни единого признака своей мобильной жизни. На нём нет ни одного сигнала мобильной связи.

— Но может это только здесь, а там, за пределами отеля, всё в порядке? — Алекс порывается так переубедить себя. Да вот только стоило ему перевести свой взгляд от телефона на портье и увидеть на его лице снисходительно-восторженную ухмылку, так и говорящую ему: «Вы, конечно, можете себя выставить дураком, это ваше полное право, и выскочить прямо сейчас на улицу и проверить там, какой вы и в правду дурак, но я бы вам посоветовал так не делать, и поверить мне на слово», то он сразу оставил все эти свои глупые мысли и обратил свой взгляд на аппарат в руках Сеня, который должен стать для него другом и советчиком на ближайшие две недели, сколько и должна будет длится его командировка.

— Не знаю, как он мне будет полезен, сами понимаете, у меня здесь нет знакомых, кому бы мне надо было позвонить, но раз дают, то отказываться было бы глупо. — Говорит Алекс, забирая из рук Сени телефонный аппарат.

На что Сеня еле удержался сказать, что вызов экстренных служб входит в перечень бесплатных, по первому зову вызовов. И что тут важно и в чём-то интересно, то их номера вам определённо покажутся знакомыми. Но Сеня проявил профессионализм, и сопроводил передачу телефона Алексу лишь тем, что указал ему, что во всём остальном аппарат отвечает всем тем стандартам, которыми Алекс привык ожидать и пользоваться в этом аппарате связи.

— Пожалуй, сейчас нет больше никаких вопросов. — На этом Алекс прощается с таким не простым портье, правда исходя только из своих прежних соображений о портье, и начинает понемногу осваиваться в номере отеля. В чём нет ничего сложного и всё происходит по обычной схеме. Он обошёл своим присутствием и вниманием все комнаты своего номера, заглянул в шкафы, в окно и ещё куда-то там, после чего проверил на упругость кровать, и приподнявшись на ней в полу сидячее положение, посмотрел сперва на себя со стороны, увидел себя такого одинокого во всём новом для себя мире и как итог этой обречённости на одиночество на эти две недели, он натолкнулся на свой багаж. Кто единственный связывал его с тем прошлым, в которым он был тем же вчера.

И Алекса само собой охватило желание заглянуть и ощутить это своё прошлое. С чем он начал открывать свой чемодан, в котором к некоторой для себя досаде не обнаружил ожидаемого — источника своего ностальгического настроения. И даже больше того, все эти вещи, взятые им, как им посчиталось тогда, при сборе в эту поездку, как наиболее оптимальные вещи для того, чтобы представлять его в самом выгодном свете, показались ему, так сказать, ни к месту и ни ко времени были бы им надетыми. И Алекс непроизвольно бросил свой взгляд в сторону шкафа, с предложенными для него костюмами, и… Чтобы не делать скоропалительные выводы и решения, он и выдвинулся в сторону ванной, чтобы освежиться и сбродиться с дороги. А то вся эта усталость и смена временных поясов и параллелей, как-то разориентирует.

И вот он, выходя из ванной, наталкивается на выложенный портье костюм, и… почему бы не попробовать что-то для себя новое. И это новое как влитое на нём сидит и даже в чём-то нравится Алексу, принявшемуся прохаживаться по номеру в новом для себя облачении, на ходу тестируя этот костюм, то присаживаясь на корточки, то садясь в шпагат в той степени, на сколько ему позволяет его натренированность в плане весело при падении раскорячиться и не порвать там у себя всё, что можно порвать.

— Очень даже не плохо. — Сделал вывод из этого экспериментального опыта общения со своим новым костюмом Алекс, подойдя к окну, и обнаружив сперва в своём костюме то, что Сеня называл свойства хамелеона. Он подстроился под изменения световой обстановки и начал более мягко, светло и тепло для Алекса выглядеть под этим солнечным освещением.

А Алекс, между тем, уже предоставил самому себе свой костюм и обратился всем своим вниманием в сторону окна и того, что за ним делается. А делается там много чего, и при этом ничего лишнего и из того, что в себя включает уличная магистраль, ещё называемая проспектом. А включает она в себя броуновское и одновременно регулируемое движение, со своими происшествиями и просто ходом движения жизни, планируемыми и незапланированными тем же источником событийности, случаем.

И Алексу вдруг захотелось сказать что-нибудь эпическое с вызовом этому лежащему у его ног миру, как какой-нибудь герой из классических книг. Но что-то ему сейчас ничего такого достойного не пришло на ум, и Алекс, глядя на этот мир, несуществующий без своего движения, обратился взглядом к тому, что его привело сюда. А именно к рукам распределителя реальности, как он называл руководителя отдела связей и коммуникаций в их компании Зильберга, с помощью которых он как-то особенно жёстко и интенсивно отбивал печати на бланках его командировочных определений.

— И какова цель моей командировки? — задался этим вопросом Алекс к своему непосредственному начальнику, Лактоиду Францевичу.

— Налаживать прежде всего связи. — Уж очень туманно и неопределённо выразился Лактоид, при этом почему-то отводя от него взгляд в сторону и не смотря в глаза. Что уже тогда, при этом разговоре, кольнуло Алекса и показалось как-то подозрительным и недостойным для начальника.

— Связи? — вопросительно удивился Алекс.

— А что вам непонятно?! — почему-то разозлился Лактоид Францевич. — Любой вид коммерческой деятельности, это прежде всего налаживание связей, а уж только затем поиск путей выстраивания взаимовыгодного сотрудничества.

— Допустим так. А что от меня-то требуется? — Алекс в свою очередь демонстрирует неугомонность и агрессивную строптивость, за которую он часто был преследуем штрафами и выговорами за такую свою слишком самостоятельную позицию. Но так как Алекс был способен на особого рода дерзость и умение заставить вас так застрять в себе от ошеломления и недоумения в сторону того, что неужели так можно и это своё дел рук творческого потенциала Алекса, то к нему до последнего предела не лезли и всё не могли ему указать на дверь, ведь кто тогда будет отвечать за демонстрацию анархии духа, без наполнения которого их продукт не имеет того спроса, на который все они рассчитывают.

А вот в чём-то странный, а в чём-то удивительный ответ Лактоида ещё больше отдалил Алекса от понимания того, что от него хотят и что он в этой командировке будет делать. — Ты будешь продавать наше время, наполняя их время смыслами. — Говорит Лактоид вот такую несуразицу даже для Алекса, многое и похуже в плане заворота мозгов этого в этих стенах слышавшего. А так как основная специализация их компании, это предоставление услуг рекламного и маркетингового характера, то о чём может спросить своего начальника Алекс, чтобы не быть уличённым не в профессионализме, так это о том, можно ли приметить данный слоган в процессе работы над новой маркетинговой компанией.

— Да ну тебя к чёрту! — только и отмахивается от Алекса Лактоид, ведя себя всё более непонятно для Алекса, уходя от дальнейшего с ним разговора к окну. И Алексу ничего не остаётся делать, как понять, что разговор на этом с ним закончен и ему следует прямо сейчас отправится к чёрту, за кого все в их компании все принимают Зильберга. За которым нужен глаз да глаз сильного внимания, а иначе он по своей предумышленной глупости и ненависти ко всему, тебя отправит к своим ближайшим, чёртовым родственникам. И как вдруг сейчас начинает понимать Алекс, то как бы он не был внимателен и осмотрителен, он в какой-то момент допустил оплошность и был отправлен этим Зильбергом совершенно не туда, куда он должен был направлен в командировку.

Что-то как-то всё здесь до того странно и необычно, хоть и при самом поверхностном взгляде, что хочешь, не хочешь, а начнёшь задумываться о том, а не попал ли я, не благодаря, а вопреки здравому смыслу, в его ответвление, параллельную осмысленность. И произошло это тогда, когда наш самолёт и мы вместе с ним, как и ожидалось моей параноидальной мнительностью, попали в зону турбулентности, выход из которой я ощутил и обнаружил только по выходу на ватных ногах и с темнотой в глазах из самолёта, оказавшись лицом к лицу с улыбающейся стюардессой. Чья снисходительная и такая понимающая мою слабость улыбка меня приободрила и собрала.

— А настоящая цель моего сюда направления, заключается в том, чтобы действительно наполнить здравым смыслом местное время. — И сейчас приободрившись при памятливой улыбки стюардессы, Алекс уже с большей определённостью начал понимать происходящее здесь с собой. — Хотя, скорей всего, это такой маркетинговый ход для продвижения своей продукции потребителю. Впрочем, задача достаточно интересная и над ней стоит поразмыслить. К тому же, как не мне, маркетологу, с ней разбираться. — На этих словах Алекс повернулся лицом в сторону комнаты номера, посмотрел в сторону дверей и вспомнил портье.

— А странность поведения портье, его непохожесть на эталонного портье, только для нашего мира есть так. А здесь он прежде всего свидетель, и это много объясняет. — Сделал вывод Алекс, направившись к кровати, на который лежал брошенный им аппарат связи, с кем ему придётся коммуницировать и значит, надо с ним надо близко ознакомиться.

Глава 3

Вечер первого дня плавно перетекший в утро второго дня

Нахождение тебя не просто не в знакомом для тебя месте, а в чужом и чуждом, что предполагает множественная неизвестность этого места нахождения, о котором единственное, что известно — здесь всё живёт и коммуницирует по иным правилам, однозначно не прибавляет тебе настроения и уверенности в своих силах. Так что то, что Алекс, по возвращению в свой номер со встречи с господином Созвуки, а затем из кафе, посещение которого, как теперь уже понял Алекс, имело целью ознакомления его Максимилианом с некоторыми правилами жизни этого общества, в котором ему придётся провести некоторое время и работать, себя чувствовал как-то не особенно комфортно, было ожидаемо логикой его здесь нахождения и пребывания одновременно.

Правда, не так пустынно, упаднически-брошенно и одиноко на душе, как себя чувствуют только что заселившиеся в номер отеля постояльцы, кто ещё мыслями находился у себя дома, в круге любящей семьи, а здесь всё так уныло и стандартно скучно, что хоть пойди в бар при отеле и попытайся скрасить с помощью алкоголя всю эту ностальгическую тоску и брешь в сознании. После чего уже по утру тебя начнут мучить другие мало внятные и понимающие что с тобой со вчерашнего вечера произошло тошнотворные мысли о твоём, уму не постижимом в твоём нормальном состоянии поведении, которое и привело тебя к тому, что ты теперь и носа выказать в коридор не можешь и боишься (если, конечно, сможешь выбраться из под кровати, куда тебя занесла нелёгкая мысль о твоей огромной значимости для общества и тебя, в общем, хотят убить все подряд преступники, из которых и состоит поголовно местное общество), страшась там встретить следствие твоих вчерашних безумных, с матерным душком, поступков.

А вот Алексу было отчасти легче в плане не склониться к мысли отправиться в бар, чтобы там убить в себе все мысли о своём одиночестве. Во-первых, он не склонен был предаваться ностальгии о том, чего он не имел в своей жизни, а во-вторых, ему было чем занять свой ум после этого посещения с Максимилианом кафе.

— И как технически они осуществляют этот процесс выведения человека из-под действия общих правил, заключая его в режим инклюзивной автономии, с действием там исключающих из общественной жизни законов? — задался эти вопросом к себе Алекс, лёжа на кровати в том, в чём пришёл и, глядя сейчас на потолок, на котором, как все знают, находятся ответы на все вопросы. — Хм. — Сразу перебил себя Алекс, отвлекшись на только что пришедшую мысль. — А всё-таки вакуум — это не полностью отсутствие всего, а этот процесс реальности тоже регулируют свои законы. Например, нормирование количества информации, до понижения которой наступает этот самый вакуум.

— И, кстати, — Алекса опять сбивчиво осенила догадка, — а ведь главная задача действия этих законов вакуума — это вывести человека из сферы общественного понимания и значения для него. И тот же закон отмены, который так совсем недавно никем не был знаком и озвучен, и затем доказан, как самое наиболее действенное средство для обеспечения общественного строя и порядка, и который так быстр