— Так, вот это всё выбрасываем? — Семён поставил к стене коридора несколько целлофановых пакетов с разными вещами.
— Да, — ответила жена. — Всё, что я отложила сюда, можно выбросить.
Они уже более двух часов наводили порядок в квартире, доставшейся ему в наследство от родителей.
— Вот, — перебирая папки с исписанными листами бумаги, сказал Семён, — вот то, что надо обязательно оставить. Это ценно.
— Что это?
— Это записки отца. Точнее с казать, это результаты его поисков истоков нашего рода. Смотри, как много написано, — бережно перелистывая лист за листом, Семён пробегал взглядом по строчкам.
— А это что такое? — спросила жена, извлекая из глубины шкафа тяжёлый свёрток.
— Осторожнее разворачивай, может стекло.
— Нет, по ощущениям, металл.
После короткой процедуры из газетного свёртка извлекли металлический подсвечник, местами покрытый ржавчиной.
— Это тоже, наверное, на помойку? — Марина посмотрела в глаза мужу.
— Да нет, подожди, — Семён взял в руки найденный предмет, покрутил, потёр пальцем. — Я, кажется, знаю, что это.
Подсвечник был сделан из трех скрученных металлических стержней. Изогнутые внизу они образовали твердую опору подсвечнику, а вверху замысловатым образом сплетались в лепестки роз. Семён поставил подсвечник на стол, отошёл на пару шагов и внимательно стал его рассматривать. В центре бутона розы торчал острый шип, предназначенный для установки свечи, а что больше всего удивило, так это металлический шнурок, который посередине связывал прутья, создавалось ощущение, что шнурок завязан руками.
— Этот подсвечник сковал мой прапрадед Яков Левонович. Отец рассказывал.
— Значит оставляем.
— Обязательно.
Семён любил вечерами, сидя в полутёмном кабинете, полистать старые журналы, почитать давным-давно прочитанные книги. Вот и теперь, положив перед собой одну из отцовских папок, он уже собрался просмотреть находящиеся в ней бумаги, но вспомнил про подсвечник.
— Вот, что надо!
Пошарив по ящикам секретера, извлёк большую свечу и водрузил её на подсвечник. Поджёг. Он поставил новый источник света на стол и выключил настольную лампу.
— Красота! — произнес, оценив обстановку.
Усевшись поудобней, напротив тёмного окна, начал читать бумаги.
«…Был он высок ростом, широк в плечах, мощные полусогнутые руки свидетельствовали о его недюжинной силе. Несмотря на такую комплекцию, двигался легко, непринужденно, с достоинством. Густые вьющиеся темно-русые волосы, подстриженные под „горшок“ хорошо гармонировали с открытым лицом. Чуть продолговатое лицо, прямой нос, спокойный, пристальный взгляд голубых глаз. Звали его Левоном. Этот могучий человек был немногословен, но его слово было твердым и с делом не расходилось…»
Оторвавшись от чтения, Семен посмотрел в окно, ему показалось, что кто-то смотрит на него из темноты за окном. Пригляделся. Никого.
— Что за чертовщина? Засыпаю что ли? — потёр пальцами виски и встал. Походил по кабинету. Ещё раз посмотрел в окно. Сел за стол и продолжил читать.
«Летом он был каменотесом, вырубал из горы камень и выкладывал из него всевозможные постройки. В зимние месяцы занимался портняжничеством: шил тулупы, полушубки по заказам односельчан. Мастер он был хороший, работы хватало на всю зиму. И еще на удивление всем, Левон умел читать, писать, разбирался в математике. Что для такой глуши, было редкостью…»
— Кто там? — обращаясь к окну, спросил Семён. На него смотрели глаза взрослого мужчины, прямой нос, продолговатое лицо…
— Левон, — произнёс Семён, моргнул и… никого.
Протерев глаза, он включил в кабинете свет и пошёл в гостиную.
— Марин, чайку налей, засыпаю.
— Ложись спать, поздно уже.
— Нет, чуть позже. Ещё отцовские бумаги полистаю.
Разместившись за письменным столом, Семён продолжил читать.
«И все же о Левоне дошли до наших дней отрывочные, неопределенные сведения. Кое-где утверждалось, что Левон был сослан в эти края за какую-то провинность, но под надзором не состоял. Другие же источники говорили, что он ушел сам из родительского дома, где не приняли его невесту. Сам же Левон о себе рассказывал мало, отсюда и разные толкования о нем».
После прочтения очередного абзаца, Семён посмотрел на окно, осмотрел комнату. Всё в порядке, никого. Интересно, что это было? Видение или действительно начал засыпать.
— Ах, да, — выключил настольную лампу.
Мягкий свет свечи заполнил пространство кабинета, границы помещения ушли в бесконечность. Опять стало уютно…
… — Что за шум? — спрашивал сиплый мужской голос.
— У Левона наконец-то сын родился, Яков! — прозвучал ответ…
Семён тряхнул головой.
— Что за чёрт! Сплю что ли? Так, где это. А, вот: «… в семье у Левона долгое время рождались одни девочки, и только в зрелые годы его мужественное лицо озарилось несказанной радостью — родился в семье сын. Родился он в годину, когда по русской земле прокатился слух о нашествии француза на Россию. Мальчика назвали Яковом».
Откинувшись на спинку стула, Семён внимательно осмотрел окно, пытаясь что-нибудь рассмотреть в темноте. Потом прислушался, отхлебнул из чашки чаю.
— Ну, с ума не схожу. Но что-то происходит.
И тут взгляд остановился на подсвечнике. Осторожно погладив кручёный металл рукой, Семён задул свечу. Свет погас, но дым от свечи, казалось, светился, и за его завесой открывалась картина — за столом сидел мальчик лет восьми и что-то писал гусиным пером, рядом стоял крупный мужчина и внимательно смотрел на мальчика.
Свет включённой настольной лампы разогнал видение.
— Так, так. Ну-ка, что там дальше написано у отца?
«Яков рос смышленым ребенком. Родители, умевшие читать и писать, стремились научить и его грамоте».
— Что же это получается? Нет. Бред. Такого не может быть. Всё. На сегодня хватит.
Встав из-за стола, Семён направился к двери и остановился. Медленно и осторожно повернулся и посмотрел на подсвечник.
— Вот ты какой? Посланник предка. Что ты можешь?
