Оглавление

2. 107. 1. 1
        2. 2
        3. 3

Когда в начале книги есть эпиграф, кажется, что дальше будет что-то весомо-прекрасное.

А в данном случае это просто автору захотелось, чтобы так показалось.

Тем, кто читал, ругал и верил, спасибо.

Тем, кто вдохновлял и приносил чай, спасибо вдвойне (мама и муж, это вам).

Отдельное спасибо А.Д.Балабухе, который убедил, что прозу я тоже и могу, и должна.

#сказочки_о_разном

О счастье

Тата Карловна была женщина видная — с гусарской выправкой, томным характером и внушительным декольте. Эдакая Мэри Сью на максималках — с конями, избами и прочими полагающимися идеалу фишечками.

В полуночных девичьих грёзах она спасала мир, пила шампанское, ковырялась ложечкой в подтаявшем мороженом и демонстрировала умение так съесть вишенку, чтобы мужчина тут же забыл о невесте, жене и любовнице, вознося на пьедестал еë — единственно достойную Тату Карловну.

Собственно, наяву происходило примерно тоже самое, только шампанского было побольше, а пьедесталов поменьше.

Чувствовалась в этой женщине какая-то миссия. Что-то неуловимо фатальное для бракоразводной статистики в отдельно взятом регионе.

— А знаете, Миша, — тягуче выдыхала она лёгкий флёр Франции и чувственности в лицо очередному курьеру, — а, впрочем, конечно, не знаете, — с глубокой печалью захлёстывая неокрепший мозг юноши девятым валом груди, Тата Карловна удалялась в кухню, захлопнув обитую дерматином дверь движением упругих ягодиц.

Однажды вакханалия соблазна внезапно завершилась приходом электрика, чей окрепший мозг чётко понял, что вот эта конкретная мадам — его судьба, борщи и Же Тэм, о чëм предмет страсти тут же и уведомили. И замуж позвали.

Как мало надо женщине для счастья.

Про дожди и единорогов

Пётр Петрович был писателем. Творил он под псевдонимом Лана Лунная и имел сто тридцать два читателя на одном не самом известном, но очень дружелюбном сайте любителей грациозных единорогов, прекрасных эльфийских принцесс и бесстрашных простых смертных.

Из-под пера сего плодовитого автора вышло уже пять частей приключений волшебных путешественников, и ещё четыре просились на бумагу, дабы окончательно повергнуть мечами, луками, магией и, конечно, любовью, злое зло в лице самого чёрного-пречёрного злодея.

Пётр Петрович был абсолютно и категорически счастлив, пил по утрам апельсиновую матчу, гулял по Летнему саду, восхищался одной недоступной ему поэтической нимфой и искренне не понимал тех, кто считает Петербург мрачным и роковым.

А нимфа (в простонародье Леночка) гремела на околопоэтических тусовках, подписывала свои творения именем Родя со Столярного, ходила исключительно в чёрном оверсайз, сжимая в тонких пальцах стаканчик отвратительного кофе (поскольку хороший повышает настроение, а настоящему петербургскому поэту положено жить в вечной грусти) и верила, что её город — пристанище бедных маленьких людей.

Ну то есть полные противоположности. Конечно, не лёд и пламень, но волшебное воздушное облачко и нормальная такая грозовая туча — вполне.

Их встреча, естественно, не могла случиться. Но, как водится в Петербурге, случилась.

Петра Петровича занесло на открытую встречу весьма именитого издательства с конкретной целью — попытаться вручить недоступному в бренной жизни редактору блистательный самиздатовский пятитомник Ланы Лунной с приложенными к нему отзывами всех ста тридцати двух читателей. А нимфа Леночка на этом же вечере услаждала слух почтенной публики в качестве победителя номинации «Дожди в моей душе и в городе» конкурса, учреждённого этим же издателем.

Увидев объект своего обожания воочию, Пётр Петрович ошеломлённо замер. Грудь наполнилась нежным бризом с Серединного моря, в голове затрепетал тонкий звон крыльев фей, а у объекта обожания будто чуть удлинились ушки, выглядывая из-под тёмно-баклажановых прядей и выдавая в Леночке, как минимум, Ленодриэль.

Нимфа же, дыша духами и туманами, облачённая в драные джинсы и чёрную водолазку, уверенно поливала публику безысходными дождями стихов.

Любовь, как говорится, подкралась незаметно. Это ещё учёные установили, что радостные эмоционально фееричные персоны влюбляются, как правило, в мрачных особ, у которых всё чёрно-белое и непременно на мокром месте. Потому что таких дамочек хочется насильственно схватить, посадить на единорога и увезти в светлую даль к радугам на горизонте и уточкам в прудах.

Леночке, правда, такие прекрасные перспективы в голову не приходили — ей было максимально комфортно в звании истинной петербурженки, и никакие уши она отращивать не собиралась, о чём прямо и сказала в ответ на пылкие признания Петра Петровича.

Возможно, если бы встреча произошла в другом городе, то свет и радость накрыли бы этих двоих вопреки жестокому миру, вдохновив Лану Лунную на очередной опус, а Родю приведя к победе в номинации «Любовь двух гениев фатальна». Но встретились они в Петербурге, и всё случилось немного иначе.

Загрустивший от безответной любви Пётр Петрович, наконец, написал великолепный трагический роман, заслужив порицание ста тридцати двух читателей и одобрение критиков, сравнивших новый шедевр с лучшими произведениями Достоевского. А Леночка вышла замуж за рок-музыканта, который написал на её стихи много душераздирающе плохих песен, под которые девы плакали, сидя в белых носочках на широких подоконниках.

Потому что надо соответствовать своему городу, а не на единорогах скакать.

О власти над миром и ненадëжности друзей

В планах Анны Ивановны первым номером значился захват мира.

Дальше шли стратегические нюансы, призванные несколько ускорить желанный процесс, но, в принципе, не слишком обязательные, поскольку скорость приближения неизбежного — всего лишь приятная мелочь для уверенного управленца.

К своим семидесяти двум годам женщина выглядела опытно и потёрто, что, впрочем, по словам еë лечащего врача, было делом закономерным для возраста дожития, тем более в сыром и переменчивом климате Петербурга.

О маленькой тайне Анны Ивановны знали только две коллеги по лавочке — Екатерина Алексеевна и Елизавета Петровна. Причём первая крайне не одобряла поставленную цель, поскольку сама к ней стремилась, а вторая поддерживала, надеясь, что подруга не оставит верную соратницу, особенно в плане увеселений, кутежа и задорной растраты ценностей.

Жаль, что Елизавета Петровна оказалась женщиной ненадёжной, к обеду назначила себя императрицей и разболтала всë про подруг доктору.

— Бред величия, как я и предсказывал, — доктор улыбнулся Анне Ивановне, протянул стаканчик с таблеточками аминазинчика всем трëм подругам и отодвинул захват мира ещё на двадцать четыре часа.

Оно и к лучшему — дождь же пошëл, а какой захват мира под петербургским дождëм? Маета сплошная.

Шальная императрица

Наталья Петровна очень боялась летать, поэтому всегда садилась в самолёт пьяненькой.

То есть регистрацию проходила женщина максимально собранная и зажатая, а по трапу взлетала роковая красотка, готовая к приключениям.

Столь кардинальные изменения с Натальей Петровной производили неверие, что железо может летать, и отличная цена на маленькие разноцветные бутылочки из магазина Duty free.

Обычно к концу полëта даму ненавидели и бортпроводники, и пассажиры, а сама королева салона звездила, уверенная что не только неотразима, но и крайне искромётна в смысле юмора, уверенно шагая к внесению в чëрный список авиаперевозчиков.

В этот раз к терминалу регистрации рядом с Натальей Петровной семенил партнёр по бизнесу — милый японский человечек, не сводивший взгляда с неё — насмерть перепуганного, грезящего о привычном успокоительном, главного специалиста авторитетной в России IT компании.

Директор не приветствовал этот выбор, будучи в курсе маленькой слабости своего сотрудника, но против профессионализма не попрëшь. С Натальей Петровной провели доходчивую беседу о теории полëтов и вреде алкоголя, а так же отдельно о том, что японец не переживёт, если строгая айтишница превратится в шальную императрицу с той стремительной скоростью, которую развивала в этом вопросе Наталья Петровна.

Это была мука. Мир заволакивало туманом ужаса. В сумочке позвякивали маленькие бутылочки. Японец лопотал о сотрудничестве. Пьяненькая пассажирка из соседнего ряда вожделенно подмигивала японцу, забыв совесть и стыд и вызывая жгучую зависть у Натальи Петровны.

Когда шасси оторвались от взлётной полосы, профилактические предполётные беседы с директором потускнели, а потом и вовсе стёрлись из памяти, видимо, заблокированные перепадом давления и креном, который заложил самолёт, выходя на маршрут.

— Да пошло оно всё к такой-то матери! Не может железо летать! — простонал внутренний голос мученицы, и (как потом рассказывала Наталья Петровна) рука самостоятельно внедрилась в сумку, выхватила оттуда первый снаряд и на глазах изумлённого японца отточенным движением влила в ротик безвольной хозяйки первые пятьдесят граммов.

Когда следом внутри исчезло что-то зелëненькое, а потом ещё белое с пузырьками, настало время неспешной мини-бутылочки бордо. Страх начал отступать. Подмигивающая соседка недвусмысленными речевыми оборотами была направлена в небытие, после чего японец прочувствовал всю силу обжигающего страстью взгляда шальной императрицы.

Из компании Наталья Петровна уволилась удалëнно сразу после семинара — по причине подготовки к замужеству.

Поговаривают, что японец вынес свою императрицу из самолёта на руках, не смея противиться приказанию внезапно нахлынувших чувств. И сразу сделал предложение руки и сердца, ошеломлённый широтой и силой увиденного. Правда, на обратный самолёт невесту уже не пустил, дабы сокровище не перехватили.

Свадебное путешествие запланировали на шикарном океанском лайнере. В одном жених просчитался — Наталья Петровна была убеждена, что железо не может не только летать, но и плавать.