Оглавление

3. 0
4. 1
5. 2
6. 3
7. 4
8. 5
9. 6
10. 7
11. 8
12. 9
13. 10
14. 11
15. 12

Pre scriptum

Нижеизложенный текст представляет собой мыслепоток, который был реконструирован по его информационному слепку в ноосферной матрице мультиверса, а затем переложен на русский язык начала 21-го века от рождества Христова и подвергнут значительной литературной редактуре. Название, эпиграф и структура текста добавлены редактором.

Джа никого не судит,

Он просто всем этим вертит,

В палитре кипучей смерти

Смешав светло и темно.

Ольга Арефьева

0

Что это: кубический сантиметр шанса ухватить золотое перо из хвоста птицы Фортуны или пустой морок агонизирующей надежды? Что-то из этого, думаю я, стоя перед зеркалом и глядя на своё отражение, которое орудует многозадачной парикмахерской приспособой «Красатрон ААА800++», освобождая мою голову от бремени рыжих локонов. Не зря я доверилась рекламе: приспособа снимает волосы на раз-два, оставляя после себя совершенно гладкую блестящую кожу черепа. Ровно то, что нужно, если верить Мамаше Сейбе. А ничего другого, кроме как довериться ей, мне и не остаётся.

Когда последние волосы перемещаются с моей головы на пол, я откладываю «Красатрон» в сторону и беру подарок от Сейбы: серебристую шапочку. Она сделана из тонкого металла, ловящего блики от яркого электрического света наравне с моей рукотворной лысиной. Я надеваю шапочку, немного приминаю пальцами: металл легко принимает нужную форму, плотно облегая голову. Так, а тут где-то должен быть включатель. Ага, вот он: после нажатия на еле заметный кружок загорается зелёный индикатор. Устройство заработало. Во всяком случае, так должно быть в теории.

Я ложусь на свою неприлично роскошную кровать, закрываю глаза и начинаю наблюдать за течением мыслей, стараясь отследить изменения. А что я, собственно, хочу ощутить? Должны исчезнуть мысли, которые Они подмешивают в поток моего сознания. А если ничего не изменится, то, стало быть, никаких мыслей никто не подмешивал? И я просто себя накрутила? Как бы не так. Скорее всего, это будет значить, что не сработала шапочка.

И вот я валяюсь на кровати, стараясь успокоить своё дыхание и успокоиться сама, считая вдохи и выдохи, а поток моих мыслей по колее: «а как я докатилась до жизни такой?» — сворачивает в прошлое, к воспоминаниям о совсем недавних ещё событиях. Несложно выделить тот день, когда стало ясно, что всё идёт не так, как нужно; что мой жизненный путь, едва вступив в почти взрослую его фазу, вышел за рамки обычных девчачьих приключений, и отныне реальность взялась за меня со всей присущей ей безжалостностью.

1

Тем вечером я, как водится, возвращалась домой с работы. Самое приятное время любого трудового дня наступает, когда он наконец завершается, и начинается путешествие от одного конца Фортуны, этого нашего дурацкого астероида, до другого. Путешествие, во время которого можно глазеть по сторонам, слушать музыку и ни о чём не думать. Этот час дороги нравился мне даже больше, чем само возвращение домой, ибо, переступая порог квартиры, я всегда с тоской вспоминала, что скоро снова на работу.

Моя душа начинала отдыхать уже в самом начале дороги домой, когда прокатный скутер на автопилоте вёз меня до станции лифтового поезда. В пути я меланхолично скользила взором по проносящимся мимо улицам делового района, которые разнообразия ради были подсвечены иллюминацией, что переливалась всеми цветами радуги. Её свет хоть как-то скрашивал унылую однообразность офисных зданий, забитых всевозможными бизнес-конторами, сетевыми студиями и пасущимися на всём этом заведениями общепита вкупе с торговыми точками.

Мне нравилась и поездка на лифтовом поезде. Самые верхние уровни он проходил не спеша, минут по пять на каждую сотню метров. А затем по вакуумному тоннелю за какие-то пятнадцать минут возносился ввысь на сорок километров по направлению к центру нашего астероида, завершая свой путь в Зелёном нутре. Я любила чувствовать, как по мере подъёма служащая нам гравитацией центробежная сила раскрученной вокруг своей оси Фортуны ослабевает, уменьшаясь по итогу почти вдвое. От этого тело наполняла приятная лёгкость, которая словно вытесняла груз рабочих забот.

Следующая часть пути, пролегавшая по пропитанному тропической жарой и влажностью Зелёному нутру, была особо мила моему сердцу. Сквозь прозрачный корпус вагона можно было любоваться зелёными полями и лесами всевозможных растений, озарённых искусственным солнцем термояда. Эта часть пути проходила сначала по кольцевой линии вдоль поверхности цилиндрического слоя Зелёного нутра — до Хорды, которая тянулась почти на сто двадцать километров между полюсами Фортуны. Четыре остановки по Хорде — и ещё одна кольцевая линия до лифтовой станции. Отсюда поезд спускал меня к населённым уровням Фортуны, обратно к обычной гравитации. Там вместе с привычным весом тела возвращалось чувство груза проблем.

В тот день, пока арендный скутер на автопилоте вёз меня от лифтовой станции до дома, я тоскливо вспоминала об одной особо неприятной заботе, одолевавшей меня последние недели.

Этой заботой был мой бывший парень, который не хотел мириться с таким статусом и упрямо считал себя парнем моим нынешним. Он упорно преследовал меня, вечерами подкарауливая недалеко от дома. Изводил, убеждая в том, что мы с ним до сих пор вместе. По его мнению, это была безусловная истина, света которой я не вижу из-за ограниченности своего женского мышления. О, как же меня достал этот олух! Было бы хорошо обратиться по его поводу в полицию, да вот только он сам работал полицейским. Последнее обстоятельство исключало ещё и возможность скрыться от него, сменив место жительства: по долгу службы он имел доступ к базе данных с адресами почти всех граждан Фортуны.

Впрочем, сегодня поначалу всё было спокойно. Я ещё подумала, как славно, что полицейские занимаются иногда чем-то вроде работы, и не всегда у них есть время преследовать своих бывших девушек. Но оказалось, что я ошиблась. В этот раз мой бывший зашёл дальше, чем обычно. Если точнее, он зашёл прямо ко мне в квартиру. Конечно, я знала, что, будучи полицейским, он может при желании проникнуть почти в какое угодно жилище, но надеялась, что до этого не дойдёт. Увидев этого олуха, развалившегося на моём диване, я не на шутку разозлилась и начала было его отчитывать. Однако он не стал меня слушать. Даже не стал со мной разговаривать, как обычно делал последние дни.

Нет, он, тяжело, угрожающе дыша, вскочил с дивана и, бешено вращая обезумевшими глазами (я совершенно точно поняла, что он почти до беспамятства пьян или угашен, а, скорее всего, и то и другое одновременно), ринулся на меня. Он заехал кулаком мне по лицу так, что потемнело в глазах, и я отлетела через полкомнаты прямо на стеклянный столик с лежащим там планшетом. Столик, пребольно ударившись о мою спину, разлетелся на части. Не успела я как следует прийти в себя, как этот бугай накинулся на меня и, придавив своим весом, принялся душить. Вот тут-то я поняла, насколько всё серьёзно. Мой бывший пришёл не затем, чтобы выесть мне мозг, устроить скандал, и даже не затем, чтобы избить, — он пришёл меня убить.

Никогда не забуду тот первобытный ужас, который охватил меня тогда. Этот бугай был почти в два раза тяжелее меня, его тело придавливало меня так, что я даже шевельнуться не могла. Удары моих кулачков по его мощным плечам он, казалось, и вовсе не замечал. О том же, чтобы позвать на помощь, нечего было и думать: из моего горла вырывался только глухой хрип. Мои руки, не вполне управляемые сознанием, начали шарить вокруг по полу в поисках чего-то хотя бы отдалённо похожего на оружие. И — о чудо! — пальцы нащупали стилус, которым я время от времени рисовала на планшете. Я не успела даже понять, что именно делаю. Под действием инстинктов загнанной в угол кошки одной рукой я воткнула электронное перо в глаз моего бывшего, а нижней частью ладони другой руки тут же со всей силы на манер молотка ударила по этому импровизированному гвоздю, вгоняя его в глазницу.

Мой бывший нечленораздельно взревел и — снова чудо — отпустил меня, схватившись руками за глаз. Я тут же начала задом отползать подальше, лихорадочно глотая спасительный воздух и восстанавливая дыхание. Однако радоваться было рано: убивец стоял на пути между мной и выходом из квартиры. А ещё, что самое ужасное, смотрел на меня налитым кровью уцелевшим глазом и ревел, как разъярённый зверь. В рёве его стали проступать слова: «ты-ы-ы-ы-ы», «шлюха», «убью» и всякое такое прочее. Вскочив на ноги, я оглянулась: отступать было некуда, позади была стена с открытым окном. А этот бугай, совсем потеряв голову (хотя, казалось бы, куда ещё больше), снова ринулся на меня. Я даже не успела сообразить, как во мне опять сработали кошачьи инстинкты. В последний момент я шагнула чуть вперёд и в сторону, оставляя на пути траектории разъярённого мужика свою ногу. Он, не успев затормозить, наткнулся на подставленную подножку и кубарем полетел прямо в открытое окно двадцатого этажа.

Глядя на перелетающие через подоконник обутые в дорогие туфли ноги моего бывшего, я вспомнила, как решила сэкономить на съёме квартиры. Я не стала арендовать жилище подороже, где окон не было вообще, а место стен занимали голографические панели, способные транслировать какие угодно пейзажи вместо унылой панорамы спального района. Бонусом к моей дешёвой квартире оказалась барахлящая система кондиционирования, из-за которой я редко закрывала окна.

Перегнувшись через подоконник, я успела увидеть, как мой бывший шлёпнулся на тротуар, дёрнулся пару раз и замер. От этого падения, подумала я, ему точно конец, после такого не выжить. Я без сил осела на пол и разрыдалась. Разрыдалась от осознания того, насколько близко была моя смерть, и от радости продолжающейся жизни. А потом, впрочем, ещё и от того, что конец, вообще-то, пришёл и мне! Я убила полицейского. Пусть при самообороне, но кто будет в этом разбираться? Нет, полицейские не простят мне убийство одного из своих, при каких бы обстоятельствах оно ни произошло. Мои рыдания стали ещё горше.

А ведь я всего лишь хотела свалить с этого проклятого астероида, по иронии судьбы названного в честь птицы, приносящей счастье и удачу: Фортуны.

Кстати, а собственно, кем назван? Каким-то английским парнем, который помер за полстолетия до первого космического полёта. Иногда я фантазировала, как это было. Представляла себе чопорного чела во фраке, цилиндре и пенсне. Представляла, как он сидит в громоздком деревянном кресле перед телескопом и попивает чай настолько крепкий, что из-за нескольких лишних глотков можно захлебнуться во сне собственной рвотой (ох уж этот 19-й век-волкодав с его суровыми развлечениями). Вот чел припадает глазом к окуляру, удовлетворённо крякает, записывает что-то в тетрадь и говорит заглянувшему кстати дворецкому: «Джонатан, сегодня на редкость удачный день… О, удача! Так и назову её: Фортуна». Астрономам ведь платили за открытие этих каменных штук, астероидов? Наверняка они получали хотя бы донат. Иначе зачем кому-то ночами напролёт пялиться в эту дурацкую металлическую трубу? Впрочем, тогда ведь не было Сети и прочего привычного нам досуга. Так что разные чудаки проводили время, глядя на звёздное небо и попивая чаёк, из-за которого в то лихое столетие англичане даже вели войны с китайцами.

Интересно, думал ли этот английский чел, что открытый им астероид в будущем заселят люди, источат, как термиты трухлявый ствол мёртвого дерева, и будут пребывать там в количестве ни много ни мало полутора миллиардов человек? Вероятно, думал, ведь в те времена вроде как верили в науку больше, чем в бога, и считали, что она спасёт человечество, сделает его жизнь лёгкой и привольной. Представляя себе будущую жизнь на астероиде, этот астрономический чел наверняка видел в своих грёзах дивный новый мир, беззаботный и счастливый. Через двести, триста лет, думал он, жизнь станет невообразимо прекрасной, изумительной. И уж точно ему не приходило в голову, что такие, как я, будут в поте лица своего добывать хлеб насущный и в муках зарабатывать на выплату жизненного кредита.

Кредит! Как много в этом слове. Насколько всё было бы проще и приятнее без него. Людям прошлого казалось, что на их тогдашнюю жизнь люди будущего будут смотреть и со страхом, и с насмешкой, всё тогдашнее будет казаться и угловатым, и тяжёлым, и очень неудобным, и странным. Но им хотя бы не надо было отдавать Кредит за своё рождение и воспитание. Да что там! Я читала в Сети, будто раньше с людей не то, что денег не требовали за данную им жизнь, а даже принято было кидать претензии родителям за преступление рождения на этот свет без спроса рождаемого.

Но у меня, как у почти всех на Фортуне, родителей не было. Нас произвела на свет корпорация «Подари жизнь», выносила в искусственных утробах и воспитала в школах-интернатах. А Корпорации претензию не кинешь. Не нравится оказанная услуга — никто не держит, дверь в царство мёртвых всегда открыта. Будешь права качать — так все мы знаем, как лечат излишне политически сознательных граждан. Так что деваться некуда, Кредит придётся платить, и платить ещё лет цать. Пока не погашу — никто с Фортуны меня не выпустит.

Выход один: заработать денег побыстрее да побольше. На этом моменте я и застряла. Мне не повезло… во многом. Начнём с того, что я родилась женщиной. Квоты на женский пол для получения высшего образования сильно урезаны по сравнению с мужским, и моих способностей не хватило на то, чтобы после школы поступить в институт, не говоря уже об университете. За что такая несправедливость? Я пыталась понять, честно. Но не могу сказать, что преуспела. Раньше женщин не пускали учиться, мотивируя это тем, что они в таком случае не выходят замуж, а если и выходят, то за карьерой не успевают рожать детей — и человечество вымирает, плохо. Но сейчас-то что? Сейчас тебя без круглой суммы на счету даже близко не подпустят к деторождению — Корпорации не нужны конкуренты. Всякий нелепый лепет о том, будто у женщин от природы способностей меньше, чем у мужчин, я даже обсуждать не хочу. Любому, кто общался в своей жизни и с мужиками, и с женщинами, ясно, какая это глупость.

В итоге я пришла к выводу, что всё дело в валисианстве, нашей государственной религии. В самом начале самых её древних священных текстов рассказывается, как самая первая женщина с подачи коварного змея-искусителя угостила самого первого мужика яблоком с запретного дерева, что послужило причиной низвержения людей из сада райского в жизнь бренную, земную. И вот мужики до сих пор мстят нам за эту историю, прочитанную в стародавней книге. Хотя, если подумать, то становится очевидным, что змей-искуситель есть не что иное, как образ брючного змея того самого первого мужика. Это переворачивает всю сказочку с ног на голову. Точнее, с головы на ноги, расставляет всё по местам.

Что ж, если не удалось попасть в ряды образованной элиты, то остаётся вариант податься в изготовители контента. Как-никак живём в информационном обществе, основа экономики — производство контента. Но, увы, если производят его три четверти населения, то по-настоящему богатеют на этом единицы. Надеясь, что мне повезёт, я перепробовала всё: подкасты, короткие симы, длинные симы, стримы — всё тщетно, на мои просмотры, а следовательно, и на заработок, без слёз было не взглянуть. А если нет денег и популярности, то не получить доступ к мощным нейросетевым инструментам, без которых не сделать популярный и доходный контент. Замкнутый круг. Впрочем, подозреваю, истинная причина была в том, что я испытывала искреннее отвращение ко всем этим контент-делам. Контрпример был у меня перед глазами: мой тогдашний парень. Не полицейский, а предыдущий.

Не то чтобы ему было некуда девать деньги, но на Кредит, жизнь и на подарки мне ему хватало даже с избытком. При этом контент свой он делал без всяких дорогих инструментов. Это было так называемое современное искусство с претензией на исключительность: какая-то бурлящая мешанина цветных пятен и расплывчатых образов под психоделическую музыку. Смотрели эту бурду мало, но на ней как-то особо резво обучались нейросети, что позволяло улучшать производящие контент инструменты. За счёт этого моему парню и шёл доход. Дело своё он любил и был весьма собой доволен. Считал, будто вносит вклад в развитие человечества, творя истинное искусство. Это, конечно, была полная чушь, но до поры до времени я не так уж часто ставила ему это на вид.

Итак, потерпев неудачу с получением высшего образования и обретением сетевой популярности, я оказалась на перепутье. Передо мной простирался безграничный выбор всевозможных глухих окольных социальных лифтов, в каждом из которых к тому же воняло мочой согласно старинной поговорке (казалось бы, зачем справлять нужду в лифте, но вот поди ж: что-то из древней земной экзотики). Впрочем… постепенно вырисовывалась ещё одна возможность выбраться со злосчастного куска камня, на котором меня произвели на свет и вырастили.

Впервые я обратила внимание на неё ещё в школе, в конце последнего года обучения. Поводом послужил скандал с одним из наших учителей. Дядечка попался на двусмысленном общении с моей одноклассницей. Вскрылось, что он проводил вместе с ней время вне школы, делал ей подарки и давал частные уроки, готовя к выпускным экзаменам. До откровенно половых сношений вроде как дело не дошло, но учитель явно к ним стремился. Да и вообще в целом всё выглядело не очень. У дядечки в итоге диагностировали патологическое половое влечение к несовершеннолетним и назначили стандартное лечение — поставили чип.

О, наш чудесный гуманный век-корги. Раньше больных считали преступниками и сажали в тюрьмы, отрезали части тел, а то и вовсе убивали. Теперь же всех этих бедолаг лечат. Хотя, конечно, нельзя сказать, что дядечка выглядел от лечения очень уж счастливым. Поговаривали, он молил об увольнении, но ему не разрешили, мол, терапия иначе не сработает. Во время уроков лицо его регулярно разрывала гримаса страдания. Это чип, стоило ему идентифицировать появление в области зрения несовершеннолетнего объекта, вызывающего половое влечение, стимулировал определённые участки мозга, порождая чувства невыносимой муки и отвращения. Со временем так выработается условный рефлекс в виде реакции омерзения на несовершеннолетних прелестниц — и наступит исцеление.

Дядечка-учитель после чипирования стал сторониться меня. Он чуть ли не убегал, завидев меня в школьном коридоре, а во время уроков старался держаться подальше. Тут-то я и взглянула иначе на прошлое его поведение. На то, например, как охотно он раньше отвечал на мои вопросы, склоняясь над партой и приближая свою голову чуть ли вплотную к моему лицу. Как отпускал неловкие комплименты по поводу наряда или удачного цвета маникюра. Как временами влажно блестели его глаза при взгляде в мою сторону. Раньше я списывала это на стариковские (ему было около сорока) причуды, но теперь взглянула на всё иначе. А этот влажный блеск в глазах, как будто их затягивало поволокой, я особенно хорошо запомнила с одного новогоднего утренника.

Это было то самое традиционное представление, когда мальчики поют хором сочинённый Егором-пророком государственный гимн Фортуны: «Границы ключ переломлен пополам» под старокорейскую музыку, а девочки танцуют старокорейские танцы в старокорейской одежде.

Честно говоря, эта привязка к Старой Корее всегда казалась мне надуманной. Да, в нашем государственном гимне есть слова: «Я купил журнал Корея, там тоже хорошо». Но это всего лишь одна-единственная песня Егора-пророка. Делать из этого вывод, мол, Корея — это метафора Земли Обетованной, где люди живут в согласии с божественной волей… ну, такое себе. Не добавляет убедительности тут даже соображение, что после написания этого гимна в те стародавние докосмические времена всю Землю заполонили корейские песни и танцы.

Как по мне, слишком уж шаткие основания для того, чтобы на каждый религиозный праздник устраивать старокорейские женские пляски в жутко неудобной одежде. В этих аляповатых кофточках кислотных цветов и, что ещё хуже, в несуразно коротких юбках. Причём коротких настолько, что стоит неловко дёрнуть попой, и всё тут же идёт совсем не по плану: взлетевший подол выставляет нижнее бельё на всеобщее обозрение. Но что поделать, такова одна из сакральных традиций валисианства.

И вот во время этих новогодних плясок я поймала на себе подёрнутый влажной блестящей пеленой взгляд того дядечки-учителя. Я отметила странное выражение его лица: слегка приоткрытый и как бы вытянутый в мою сторону рот, — но отчего-то не придала этому значения, лишь как-то смутно ощутила исходящую от себя силу.

В общем, история с моей одноклассницей и этим учителем, приведшая к его чипированию, расставила все маленькие эпизоды на свои места, сложив из них единую мозаику.

Поговаривают, что он не вынес лечения и повесился у себя на квартире через какое-то время после выпускного. Может быть, и так, но мне всегда казалось, что чипы должны предотвращать подобное. Одноклассница же моя настолько успешно сдала экзамены, что даже смогла поступить в какой-то институт, хотя я точно знала: способностей у неё меньше, чем у меня. Значит, помогли частные уроки с больным учителем. Стало быть, влекомый её прелестью, он готовил её к экзаменам не на страх, а на совесть. Тогда-то я и задумалась о том, чтобы исходящую от меня силу использовать для управления мужиками ради собственной выгоды.

Если власть на Фортуне по большей части в руках мужиков, а женщин оттирают от самых лакомых позиций, то отчего бы не взять своё, получив контроль над одним из них? Эта мысль ощущалась как нечто невыразимо приятное. Она щекотала ноздри дымком, исходящим от поджаренного на огне справедливости мягкого мужского подбрюшья. Особенно приятно было думать о том, что развожу этот огонь я: Робин Гуд космической эры, благородный человек, который забирает деньги у богатых и оставляет всё себе.

Потерпев фиаско на поприще создания контента, я обратилась к этой идее. И не просто обратилась, а твёрдо решила воплотить её в жизнь. Энтузиазм, с которым я взялась за новое дело, бил через край. Я ступила на путь изучения способов манипуляций мужским полом, совсем не задумываясь, куда этот путь меня приведёт. Я начала с просмотра передач, прослушивания подкастов, чтения тредов, топиков и комментов. Образно говоря, набрав полную грудь воздуха, я нырнула в пучину сетевых нечистот, чтобы найти жемчужины здравого смысла. И нашла их.

Первым важным открытием стало вот что. Оказалось, искусство манипуляций мужиками настолько древнее, что женщины освоили его даже раньше, чем люди появились как биологический вид. Вся штука была в естественном отборе. Обезьяньи самки физически слабее самцов и по телосложению более хрупкие. Стало быть, самка, которой не удалось удержать самца и поставить его себе на службу, обречена погибнуть вместе со своими детёнышами. Ведь у них просто нет достаточной защиты. Поэтому гены их вымарываются из популяции, не оставляя заметных следов.

Под действием такого естественного отбора на протяжении многих поколений сама эволюция сформировала у самок обезьян в мозгу нейронные цепи так, чтобы можно было при необходимости крутить и вертеть представителями противоположного пола по своему усмотрению. И точно таким же естественным способом отбирались именно те мужики, которые были более подвержены женским манипуляциям. Ведь от кого женщина охотнее родит? Конечно, от того, кем она может управлять, и который, соответственно, более безопасен для неё в плане совместного будущего. Так что быть на побегушках у женщины — это самая естественная и предопределённая природой для мужика роль.

Теория же манипуляций сводилась к одному простому секрету. Образно говоря, хватаешь мужика покрепче за его короткий меч и водишь словно за нос, вьёшь из него (из мужика) верёвки. Именно мужской жезл является ключом, открывающим дверцу, ведущую в командный пункт естества его обладателя.

Вроде бы общеизвестная банальность, но таковы все сокровенные жизненные секреты.

Ещё во время своих бесплодных попыток производить контент я заметила: советы успешных сетевых героев новичкам сводятся к тому, что надо делать годный контент, а негодный — не надо. Суть любого учения из серии «думай и богатей» состоит просто в том, что богатым быть лучше, чем бедным. А уж если вы до сих пор бедны, то горе вам, ведь вас предупреждали, что вам это аукнется и ни к чему хорошему не приведёт.

Тут самое важное, к чему у человека есть предрасположенность. К производству контента у меня склонности не было, а к управлению людьми — была ещё как. Просто ввиду моей женской природы. Нужно лишь немного потренироваться и раскрыть, развить эту склонность.

Где же можно потренироваться на мужиках, изучить хорошенько их повадки да разузнать уязвимые точки? Вариант знакомств в Сети и свиданий я отмела сразу — слишком низкая эффективность, слишком мало потенциальных жертв в единицу времени. Ведь все эти встречи будут в нерабочее время, которого и так исчезающе мало. Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что идеальным вариантом будет лупацифранарий.

Оффлайновые публичные дома я даже не рассматривала: вряд ли у меня вышло бы что-то хорошее на стезе классической проституции. Мысль о ней вызывала у меня примерно такую же тоску, как и мысли о производстве контента, даже посильнее. В сфере продажи половых сношений не чувствуется огонька приведения мира к знаменателю общей справедливости. Обычный обмен услуг на деньги, такого я с лихвой насмотрелась на своей тогдашней работе официанткой. Не говоря уже о том, что каждый коммерческий половой контакт безвозвратно отнимает частичку жизненной энергии. А эта энергия мне самой ох как нужна.

Совсем другое дело — лупацифранарии, история которых началась на Земле ещё в докосмическую эпоху. Тогда одни толстые волосатые мужики средних лет принялись с помощью нейросетей создавать себе виртуальные воплощения в виде прекрасных юных дев, чтобы разводить на деньги других волосатых толстых мужиков средних лет, продавая тем откровенные фото и видео несуществующих нимф. Довольно скоро выяснилось, что гораздо эффективнее это всё работает, если нейросетевыми моделями управляют женщины. Ведь ничто не сравнится с женским чутьём, когда нужно разглядеть в закоулках мужской души рычажки, которые активируют режим траты денег на прелестную даму.

Со временем эта идея дала плоды в виде лупацифранариев. Там работают прекрасные рободевицы, в сравнении с красотой которых прелести любой живой женщины видятся глупой неуместной шуткой, произнёсший которую успел уже несколько раз пожалеть о содеянном. А не нравятся материальные соблазнительные бабы-роботы, так извольте пожаловать в виртуальный мир, почти (на самом деле очень даже не почти, что бы там ни говорила реклама) неотличимый от реального. Мир, в котором можно преобразиться хоть антилопой-самцом, и в жарких индийских джунглях вступить в связь с прекрасной антилопой-самкой. Или покрыть буйволицу, трёхгодовалую, красивой окраски, милую обликом, вошедшую в возраст (удивительно, как много клиентов заказывают что-то подобное).

И красота красотой, но, будучи управляемой стандартной нейросетью, рободевица или виртуальная модель не сильно-то отличается от допотопных надувных кукол или обтянутых грубым полимером роботов докосмической эры. Чтобы клиент почувствовал внутри сношаемой им сущности душу — без помощи живого человека не обойтись. Или сильного искусственного интеллекта, да только где его взять. Поговаривают, марсианские осьминоги наловчились такое делать, но, во-первых, цена одного такого ИскИна около ста тысяч жизненных кредитов, а, во-вторых, осьминоги их не продают.

Так что за низкий прайс в лупацифранарии можно получить для половых утех робота или виртуальный образ, управляемый стандартной нейросетью, за прайс повыше эту штуку запрограммирует оператор, тонко чувствующий сердце клиента, а за совсем высокий — оператор будет управлять в режиме реального времени.

Таким оператором я и пошла работать.

Получить эту работу было непросто. Несколько месяцев я проходила курсы. Я разбиралась в хитросплетениях мужского полового поведения, что было довольно просто и занимательно. Также пришлось изучать какое-никакое программирование, что было невероятно сложно и скучно, ибо все эти технические штучки я терпеть не могла. Однако меня подзадоривало чувство, что я вот-вот ухвачу бога за бороду, и после работы официанткой я до поздней ночи корпела над учебными материалами, из-за чего мой парень зачастую в то время оставался без сладкого. Его попытки роптать на эту тему я прекращала в зародыше, ведь параллельно всё узнанное о манипуляциях мужиками я потихоньку тестировала на нём.

Поначалу меня, конечно, мучила совесть из-за этих манипуляций. Мой парень был умным, добрым и, в общем-то, милым, притом со способностями, да ещё сравнительно неплохо зарабатывал. Вот только тратил себя на какую-то ерунду: создавал свои аудиовизуальные поэмы, многозначительные и выспренные, а оттого особенно нелепые. Неудивительно, что их никто не смотрел, кроме обучающихся на них нейросетей. Мой парень, и я знала это совершенно точно, был способен на гораздо большее. Когда я задумывалась об этом, то он начинал меня невероятно бесить. Ни одной женщине не надо объяснять то чувство, которое вызывает твой мужик, когда вместо того, чтобы оторвать зад от дивана и заняться настоящим делом, растрачивает потенциал на какую-то дурость. Это чувство праведного гнева легко тушило пожар, который разжигала в сердце моя совесть.

В итоге я даже прошла собеседование и меня взяли на работу в лупацифранарий. О, это был приятный миг торжества, особенно после всех неудач с выпускными экзаменами, поступлением в институты и университеты, после провала моей карьеры в Сети.

Единственное, что меня смущало в новой работе, так это управление сношаемой сущностью в режиме реального времени. Я боялась, что будет мерзко, но в итоге это оказалось даже забавно. Мужики во время совокупления такие смешные: пыхтят, елозятся, говорят «грязные», а на деле дурацкие вещи. Поначалу мне приходилось регулярно отключать микрофон, чтобы мой смех, пусть даже программно обработанный, не услышали клиенты. Смешнее, пожалуй, было смотреть разве что ролики с половыми сношениями гигантских земных черепах (этих роликов в Сети предостаточно).

В общем, постепенно я втянулась. Новая работа приносила денег значительно больше, чем работа официанткой, но, разумеется, недостаточно, чтобы быстро погасить жизненный кредит. Впрочем, главное было не в этом. Я постигала искусство манипуляций людьми. Ну, как людьми: мужиками.

Довольно скоро я в совершенстве освоила управление своим парнем. Главными были два инструмента: страдание и непостоянство.

Для первого полезно вызывать в мужике гнев, агрессию и неудовлетворённость. Омрачённый такими эмоциями человек слабее контролирует себя, но легче поддаётся контролю внешнему. Однако важно не переборщить: если приносить человеку одну только душевную боль, то он сбежит от её причины. Точно так же на одних положительных эмоциях далеко не уедешь: довольно быстро человек к ним привыкнет, начнёт воспринимать их источник как должное — тут и любви конец. Важна комбинация страданий и радостей. Вторые на фоне первых переживаются острее и глубже, обретают сокровенную ценность. Мой парень (так я реконструировала его чувства) понимал, что без меня из его жизни исчезнет всё болезненное, ненадёжное, но одновременно пропадёт и всё живое, останется какая-то мелкая, бестолковая бытовуха. Ему не нравились приносимые мной страдания, но мысль о возможном их прекращении вызывала у него экзистенциальный ужас.

Непостоянство же нужно для того, чтобы выбить у человека опору из-под ног, держать его в подвешенном состоянии, пресекая все попытки выстроить защиту от ментальных атак. Давая волю своим беспорядочным душевным импульсам, я постоянно заставала моего парня врасплох, из-за чего он раз за разом открывал уязвимые места своей нежной ранимой натуры, в которые я безошибочно била сто из ста.

Я по максимуму использовала новоприобретённые (или, скорее, новораскрытые) умения. Я побуждала моего парня заняться вместо его ерунды с нейроискусством чем-то полезным, чем-то, что принесёт денег и настоящий социальный успех. Как говорится, за каждым великим мужчиной стоит великая женщина, которая точно рассчитанными пинками отправляет своего сопротивляющегося партнёра в полёт к вершине. Но, увы, величия не хватало то ли ему, то ли мне. Мы постоянно ругались, я выносила ему мозг так старательно, будто после прихода с работы работала на второй работе сверхурочно, но всё было тщетно.

Нет, во всём, что касается мелочей, он был податлив и послушен. Образно говоря, носил меня на руках, был ласков, нежен и заваливал подарками, а когда я злилась, то прямо-таки ходил на цыпочках, боясь лишний раз меня тронуть. Но в том, что было по-настоящему важно, он проявлял чудовищную инертность. Все мои старания как будто наталкивались на тяжеленный камень, сдвинуть который было не под силу не только мне, но и тысяче таких, как я. Сколько я ни билась, а делать самое главное: менять свою жизнь — он не собирался.

Постепенно я пришла к тому, что придётся его бросить и найти кого-то более перспективного. Не сказать, что это было просто. Несколько недель после принятого решения я собирала свою волю в кулак. Всё-таки мы были вместе довольно долго не просто так, и я даже, пожалуй, любила его. Чтобы набраться душевных сил, достаточных для выполнения принятого решения, я смотрела симы прогулок по живописным уголкам Земли в виртуальности.

Больше всего я любила включать что-то с побережья Индийского океана и смотреть на безграничную безбрежность водной глади, пальмы, джунгли, а вдалеке горы. Как же я хотела увидеть своими глазами океан, ощутить своими ногами песок пляжа, побродить по горам, заглянуть в древние храмы. Почувствовать на лице влажные прикосновения джунглей. В такие моменты я специально вспоминала, как мой парень говорил, мол, чем тебе не хватает симов — и меня охватывало бешенство.

Бешенство было вызвано не только тем, что это была неправда, но и тем, насколько его аргументы походили на всё то, что говорят в Сети. Помню одну такую передачу, после которой я по-настоящему крепко задумалась на эту тему.

— Имущественное и социальное неравенство, — вещала девушка, моя ровесница, с крашенными в зелёно-фиолетовую полоску дредами (про себя я отметила, что выгляжу гораздо симпатичнее неё), — бич современного общества. Кому-то приходится каждый день думать, как осилить в этом месяце плату по жизненному кредиту, а кто-то за один отпуск на Земле проматывает денег как пару Кредитов.

Тут я отвлеклась от остальных дел и сосредоточила внимание на выступающей. Её слова зажгли у меня в сердце праведный огонь оскорблённой справедливости, а руки сами собой напряглись в начальной фазе того движения, которое в конце превращает ладони в кулаки.

— Неравенство, — продолжала девушка, — появилось не вчера, и даже не позавчера, оно ровесник цивилизации, а, скорее всего, и вообще человечества. В Древнем Египте, — девушка в фокусе зрения сменилась на явно сгенерированный нейросетью видеоролик про то, как полуголые люди перемещают гигантский каменный блок на фоне раскалённого солнцем пустынного пейзажа, — одни каждый божий день строили пирамиды на изнуряющей жаре, а те, кому эти пирамиды предназначались, прохлаждались в своих покоях.

Пустынный пейзаж сменился на богатый интерьер древнего дворца. На золотом стуле восседал толстый мужик, попивая что-то очевидно прохладное из золотой же чаши, пока две прекрасные голые девицы обмахивали его огромными пальмовыми веерами.

— В Древней Индии, — сетевая девушка снова вернулась в фокус зрения, — кто-то работал дерьмовозами и дерьмочистами, не имея права прикоснуться или даже приблизиться к тем, чьи фекалии стекали на них с самой высоты социальной лестницы: брахманам, единственная работа которых — развлекаться, читая священные тексты и проводя религиозные ритуалы.

Девушку сменила анимационная вставка: одетый в лохмотья человек с печальным взором разгребает деревянной лопатой субстанцию, напоминающую по цвету шоколад. А на него откуда-то из заоблачной выси гадят дорого-богато одетые бородачи благородного вида, читающие вслух здоровенную книгу с надписью «Махабхарата» на обложке.

Далее девушка привела ещё несколько занимательных исторических эпизодов, но вскоре перешла к делу, проникновенно вещая под аккомпанемент мелькающих видеовставок:

— Однако уже в 20-м веке благодаря плодам научно-технологического прогресса экономика начала расти так, как никогда раньше до этого, и ситуация кардинально изменилась. Уровень жизни основной массы населения стал сравним с уровнем жизни аристократов и богачей прошлых столетий. Казалось бы, при этом жизнь новых толстосумов должна была стать ещё насыщенней, богаче на ощущения и полней. В каком-то смысле так и получилось. Только возникла проблема. У каналов человеческого восприятия ограниченная пропускная способность, поэтому кардинально нарастить объём новых впечатлений невозможно. Зависимость удовлетворения, приносимого товаром/услугой, от цены этого товара/услуги быстро становится логарифмической.

В фокус зрения вплыл график. По горизонтальной оси была отложена цена, а по вертикальной — среднее удовлетворение (условные единицы). График на низких ценах бодро взмывал вверх, но вскоре выходил на пологую линию, которая едва-едва приподнималась при росте горизонтальной координаты даже в два раза.

— Что это значит практически? — девушка сымитировала умное лицо. — Представим для начала, что ты выпиваешь самого обычного винчинского, не слишком дорогого и не слишком дешёвого. А затем представь, что употребляешь настоящее столетнее земное вино, хранившееся и транспортировавшееся по самым строгим стандартам, и поэтому бутылка стоит как твоя жизнь, — имелось в виду, что цена сравнима с величиной жизненного кредита. — Получишь ли ты удовлетворения больше? Наверняка. Но насколько больше? Учёные подсчитали, — перед глазами мелькнул заголовок статьи в каком-то, несомненно, авторитетном научном журнале, — процентов на десять.

Это звучало разумно, однако дальше начались восхитительные истории про то, что путешествие в какое-то интересное место даст больше впечатлений, чем виртуальный сим этого места, на тот же десяток процентов, а то и меньше.

— Допустим, ты смотришь симуляцию тропического леса, — плыл голос девушки на фоне видео сочной лесной зелени. — Красиво, не правда ли? И кажется, что, попади ты туда в реальности, всё будет ещё круче? Спешу тебя разочаровать, но нет. Симуляция заснята профессионалами с дорогим оборудованием, кропотливо смонтирована и тщательно обработана, так что она выглядит даже лучше, чем запечатлённый объект. В реальности там жара, мошкара, вонь и цепляющая за ноги растительность на земле. Посещение обычного общественного парка в Зелёном нутре Фортуны принесёт больше радости…

Возмущённо фыркнув, я выключила передачу. Этой бабе-из-Сети либо занесло денег государство, либо она хотела набрать побольше просмотров от нищих неудачников, неспособных покинуть Фортуну. А скорее всего, и то и другое одновременно.

Но самое главное, что сказанное было полной чушью. Я проверяла.

В Сети было немало симуляций с заснятыми общественными парками Фортуны, и я кропотливо сравнила несколько с оригиналами. Ни о каком десятке процентов речи даже не шло, разница между реальным пребыванием в парке и пребыванием симулированным была примерно как между светом и тьмой: колоссальной.

Пользуясь своими возможностями на работе, я сравнивала также симуляцию соития и реальное соитие. В симуляции я перепробовала разных партнёров, но даже Александр Македонский и Пётр Первый не смогли принести мне столько радости, сколько я получала от своего парня. А уж то, как ведущая передачи сравнила редколесные парки Зелёного нутра Фортуны с прекрасными земными лесами, было вообще за гранью добра и зла. Я даже написала под этой передачей возмущённый комментарий, ожидая, что его удалят, но нет, комментарий остался на месте, просто оказался одиноким среди сотен тысяч других.

И подобные вещи говорила не только эта девушка, похожие нарративы сквозили у большинства сетевых героев. Самое возмутительное, что одновременно они совершенно спокойно делали передачи, в которых сорили деньгами, посещали дорогие курорты на Земле. Зачем, если это якобы приносит так мало удовлетворения?

Меня выводило из себя, что все эти насквозь лживые нарративы транслировал и мой дурачок, когда я тщетно пыталась расшевелить его и наставить на путь истинный. Одной из последних капель, после которых я всё-таки смогла претворить в жизнь наше расставание, стал разговор о стариках.

Кого как, а меня всегда приводили в ужас мысли о старости. О том периоде жизни, когда человек уже не в состоянии нормально работать, а пенсии обычно не хватает на съём нормального жилья; хватает только на хостелы для престарелых. Видосы из этих мест были не слишком популярны, но их можно было найти в Сети. Комната, похожая на гроб, в которой нет окон и каких-то дверей, только страшный пустой потолок, да пенсионеры на лежанках, бездумно поглощающие контент.

Перспектива такой нищей старости пугала меня до невозможности. Но не моего парня. Он говорил, что занятия стариков ничем по сути не отличаются от занятий людей трудоспособного возраста. Пенсионеры просто потребляют контент, только ещё на работу не отвлекаются. Вдобавок они в своих хостелах, рассуждал мой парень, сидят на специально подобранной комбинации медикаментов, запретных для всех остальных. Потому остаток жизни старики проводят с таким удовлетворением, какое нам и не снилось. Внешне это рассуждение выглядело правильным, но в содержании его я не видела ничего, кроме издёвки.

Вызванное этим разговором возмущение настолько переполнило чашу моего терпения, что мне, наконец, хватило сил на разрыв.

Расставаться оказалось тяжело. В иные дни я даже плакала, особенно перед сном, когда одиночество раскрывало передо мной во всей красе свои жуткие крылья. Рыдая, я чувствовала: всё, что я потеряла, то уже не найти. Голос ночи словно шептал: нет дороги назад, ты осталась одна в этом долгом страшном мраке.

Ситуация осложнялась тем, что вместе со своим бывшим я лишилась и всех приятелей, поскольку это были, по сути, его друзья, я познакомилась с ними через него. Они были интересными и приятными людьми, которые перестали со мной общаться потому, что, как выяснилось, считали тупой — и терпели только ради моего парня. К тому же они думали, будто я как-то нехорошо поступала с их другом, постоянно выедая ему мозг. Они говорили, что я — манипулятор. Так, словно это что-то плохое! Как лучше: или мой парень идёт на поводу своих заблуждений и лени, или на поводу у меня, тащащей его к лучшему будущему? В обоих случаях им управляют, но я хотя бы управляла им ради его же собственного блага.

Тогда-то я и обнаружила совершеннейшую пустоту в моём внерабочем круге общения. Взаимодействие с бывшими одноклассниками не складывалось: одноклассницы откровенно раздражали своими бабскими штуками, в коммуникации же с одноклассниками слишком уж сильно сквозило их почти неприкрытое желание перепихнуться на халяву. Я читала, что такова обыденность современного социума: все живут друг у друга под боком, как муравьишки в муравейнике, но общаются только на работе да чатятся через Сеть.

Словом, в наполненные слезами ночи перспектива одинокой старости, протекающей в медикаментозном тумане, маячила передо мной с пугающей отчётливостью.

Впрочем, удручённый настрой накатывал на меня лишь время от времени, в основном я держалась бодрячком. А дороги назад не было прежде всего потому, что ушла я от своего парня не в никуда. К моменту расставания я нашла себе нового мужика. Нашла у себя на работе. Я думала, что, проработав полгода в лупацифранарии и потренировавшись на брошенном парне, уже всё знаю, и мне не составит труда воспользоваться новым ухажёром для перехода на следующий социальный уровень. Какая же я была дура. Впрочем, сильно ли я поумнела сейчас?

Работа нашей конторы проходила в серой зоне, ибо её деятельность формально не одобрялась Церковью. Из-за всех этих дремучих стереотипов о том, что не должно быть никаких половых сношений до брака, а совокупление дозволено лишь в рубахах, закрывающих тело с головы до пят, за исключением отверстий в соответствующих местах. Каким-то образом эти стереотипы, зародившиеся на заре человеческой истории, проскользнули ушлыми сперматозоидами в космическую эру, преодолели межпланетное пространство и осеменили даже астероид, на котором дело деторождения превратилось в корпоративный бизнес.

Не одобрялась Церковью — значит, крышевалась полицией. Мой новый парень был как раз из структуры, крышующей наш лупацифранарий. Обычно сюда заглядывали лишь мелкие сошки, проверить, как здесь дела, поглядеть, нет ли обмана с размером дани. Но в один день к нам явился собственной персоной личный помощник начальника одного из департаментов Службы общественной безопасности Фортуны, самого Августа Лавлейса, который был популярен в Сети, особенно в той её части, где обитают женские сплетни о персонах из высшего света.

Несмотря на высокое положение, Август был молод и красив. Он обладал изящными чертами лица и одухотворённым взглядом. Да и весь смотрелся как-то утончённо, двигался плавно, однако при этом в нём ощущалась внутренняя сила, этакий титановый стержень, распирающий изнутри оболочку слабой человеческой плоти.

Увы, такому человеку нечего было делать в рядовом лупацифранарии, коих на Фортуне не счесть. Даже визит его личного помощника считался событием из ряда вон. Тем более удивительно, что этот визитёр сразу зацепился за меня взглядом и, улучив момент, попросил контакт. Он подкатил ко мне с напускным нахальством, под которым скрывалось что-то беззащитное и детское. При этом он излучал моджо уверенного в себе самца, знающего, где достать много хорошей еды — это сыграло на глубинных, настроенных миллионами лет эволюции струнах моего женского сердца.

И всё понеслось. Он оказался, в принципе, очень даже ничего: красиво ухаживал, хорошо говорил. Поначалу.

А потом, как водится, превратился в совершеннейшую свинью. Хотя, пожалуй, этим сравнением я оскорбляю ни в чём не повинных зверушек. Я видела их на роликах в Сети, и они были там совершенно очаровательны: мило хрюкали и топорщили пушистую щетинку. Чего не скажешь о моём новом парне.

Практически сразу наружу полезли его собственнические и мизогинные взгляды. Он сильно ограничивал (точнее, пытался) мою свободу, постоянно старался контролировать, что я и где я. Начал потихоньку требовать, чтобы я бросила работу, ибо был уверен, что работа — неженское дело, а уж работа в лупацифранарии так и подавно. Я пыталась вывести это в такую сторону, что смогу не работать, если он организует (с помощью своих связей и денег) поступление мне в институт на какую-то интересную специальность, но какое там.

Образование, по его мнению, тоже не для женщин. Он совершенно серьёзно считал, будто моё предназначение — выйти за него замуж (что ещё полбеды) и родить хотя бы пару детей. Детей, которые, если родятся и вырастут на Фортуне, будут ненавидеть меня так же, как я ненавижу Корпорацию. Вот уж нет, благодарю покорно.

Конечно, это круто, что его устремления были настолько высоки, ведь для заведения детей нужно немало денег. Но ужасно, что в этих устремлениях мне отводилась столь удручающая роль, которая, помимо всего прочего, предполагала пребывание на Фортуне до конца дней моих. Моего парня полностью устраивало его положение на астероиде, и он совершенно не стремился куда-то отсюда уехать. Оно и понятно: как в другом месте ему встроиться в силовые структуры?

Не то чтобы мой бывший был совсем уж неподвластен моим манипуляциям. Мне легко удавалось вывести его из себя. Удавалось склонить в свою сторону исход ссор, ведь мужики совершенно не умеют спорить. Они пытаются использовать логику, доказывая свою правоту, а этого совершенно дохлый номер. Нужно орудовать женским хаосом, продвигая свою линию.

Однако общая канва уже вырисовывавшейся в его воображении нашей будущей совместной жизни оказалась мне неподвластна. Он был существенно обеспеченнее моего предыдущего парня, и я, пожалуй, могла ещё какое-то время успешно разводить его на деньги, но вполне обоснованно решила, что пора это прекращать. Чем раньше, тем лучше.

В итоге отношения наши окончательно завершились избытком стилуса в глазу этого олуха, приведшим к тому, что он расшибся о тротуар, вылетев из окна моей квартиры.

И вот я сидела в совершенном отчаянии на полу, задыхаясь, рыдала, как вдруг заметила какое-то движение на периферии затянутого пеленой слёз зрения. Я резко подняла голову и увидела босса моего бывшего, Августа Лавлейса. Я очень хорошо запомнила его лицо по материалам из Сети, и сразу узнала. Моё сердце очередной раз ухнуло вниз, и я впала в покорную апатию, исчерпав, видимо, все запасы эмоциональной энергии в ходе поединка и последующей истерики. «Чипируют, — мрачно подумала я. — Но хоть жива останусь».

Однако Август неожиданно дружелюбным тоном поведал, что его взаимоотношения с помощником (это он про моего покойного бывшего) были напряжёнными. Полгода назад тот убил свою подругу на почве ревности. Дело замяли, а фигурант его клятвенно заверил, что такого больше не повторится. Тем не менее, последние данные комплексного наблюдения, включавшие также и записи наших встреч, где он мне проходу не давал и сильно тяготил, явно свидетельствовали о том, что в очередной раз происходит нечто нездоровое. Сегодня же он вёл себя особенно подозрительно: у одного из крышуемых торговцев добыл какую-то жёсткую запрещёнку, потом вусмерть напился в баре, устроил там дебош, а затем, согласно показаниям позиционного трекера, отправился ко мне. Стало ясно, к чему всё идёт, и тогда Август отправился по следу своего подчинённого.

Август подошёл к окну, посмотрел вниз, задумчиво покачал головой и повернулся ко мне:

— А ты, я вижу, девушка смышлёная. Будешь на меня работать?

— Кем? — ошарашено выдавила я из себя.

— Моей новой помощницей, — мягко улыбнулся он. — А то прошлый помощник теперь совсем уж нетрудоспособен.

2

Так я обрела новую работу в результате чудесного спасения. Пережитое мною было сродни тому, что испытывали когда-то на эшафоте принудительно приглашённые на казнь в момент объявления нежданного помилования. Только что мой мир рушился, и мимо, грохоча, пролетали обломки видевшейся теперь недостижимо-уютной реальности, а в следующий миг по мановению волшебного пасса всё собралось не просто обратно, а даже как будто лучше прежнего.

Новый шеф дал мне неделю для прихода в себя перед тем, как приступать к работе, что оказалось весьма кстати. Почти всё это время я провалялась в постели, восстанавливая своё изрядно пошатнувшееся душевное равновесие. Я много ела, то предаваясь размышлениям, то сбегая от них в Сеть, где бездумно поглощала всевозможный дурацкий контент. Увы, у моей новой реальности, несмотря на все её преимущества, был ощутимый привкус тревоги.

Тревожили меня отнюдь не душевные муки из-за совершённого убийства, которые я едва ли испытывала и которым просто неоткуда было взяться. Ведь бывший мой к тому моменту уже перестал восприниматься мною как близкий человек. Уход его из жизни волновал меня не больше, чем предполагаемая кончина того дядечки-учителя или смерти всяких знаменитостей, сообщения о которых то и дело мелькали в новостных лентах. Беспокоиться же по поводу того, что погиб он от моих рук — это уж увольте, ситуация была такая, что либо он, либо я. Переживать из-за того, что осталась в живых, я не собиралась. В общем, если даже какие-то душевные муки на этот счёт у меня и были, то я их не ощущала на фоне по-настоящему сильных чувств: радости избавления от неминуемой гибели и паранойи.

Да, паранойи. Вся эта история была насквозь мутная. Объяснению Августа поверить было сложно, почти невозможно. Зачем начальнику департамента ехать самому ради спасения какой-то девицы вместо того, чтобы отправить отряд полицейских?

Не менее важный вопрос: а когда, собственно, Август появился в дверях моей квартиры? После того как его помощник вылетел в окно или ещё во время нашего поединка, когда можно было всё остановить? Не было ли так, что Август просто наблюдал за тем, как меня душат, ожидая исхода действа? Или так, что это Август приказал напасть на меня? Может, это у них ритуал: каждые полгода убивать в ходе поединка беззащитную девушку. А если девушка каким-то чудом (не иначе божьим промыслом) убивает сама, избегнув гибели, то она занимает должность поверженного ею противника. А погибни я, то, может, и это дело оказалось бы замято, как дело предыдущей подруги моего бывшего?

Я немало поблуждала по параноидальным лабиринтам мысли, возведённых умом, мятущимся от невозможности найти удобоваримое объяснение произошедшего.

Попыталась я даже как-то раскрутить фамилию нового шефа: Лавлейс. Порывшись в Сети, я обнаружила, что Лавлейс — это прототип забытого русского слова «ловелас». Так звали героя одного ещё более забытого романа (кто вообще сейчас читает романы? Мой бывший, не тот, который мёртвый, а предыдущий, читал, чем ужасно меня бесил). Герой этот сначала безуспешно пытался соблазнить школьницу, а потом просто напоил её снотворным чаем (классика 19-го века) и овладел во сне, после чего бедолага со стыда померла.

Эту историю из старого романа применительно к моей жизни можно было интерпретировать так: Август возжелал меня, воспылал ко мне чувствами, и потому, узнав, что мне грозит опасность, со всех ног бросился меня выручать. Такой вариант как будто согласовывался с фактами и вполне бы м