Оглавление

РУФЕРЫ
(советская антифантастика)

***********

Кран спал, уткнувшись в небо. Он только что заснул: проскрипел своей старой болевшей шеей, отнеся напоследок строителям железобетонную плиту на верхний этаж, и, наконец, задремал, чуть сгорбившись над этим неугомонным городом с его беспокойной ночной жизнью. Ледяной свет фонарей разливался где–то внизу, иногда выхватывая из темноты мальчишеские компании, занятые в это время непонятными для родителей делами. По улицам, расставив фары, с шумом пролетали машины. Город узнавал себя по звукам, взглядом провожая идущих и едущих, но там, наверху, он уже спал в своих небоскрёбах и башнях. Крановщица тётя Шура, соблюдая примету, на прощание привычно погладила кран по голове-кабине и полезла вниз.

— Давай, железо, отдыхай.

Шуре должно было через месяц стукнуть шестьдесят, и она давно не стеснялась своего возраста. Утренние восхождения к небесам она с некоторых пор рассматривала философски. В эти минуты ей казалось, что однажды она вот так и уйдёт по этой самой лестнице куда-то выше и уже не вернётся. Шура разговаривала с краном с тех пор, как полгода назад похоронила погибшего на стройке мужа. Дети давно разлетелись, а любимый шестнадцатилетний внук Пашка бывал у неё в гостях всё реже. Шура даже завела для него в доме интернет, но не помогло. А два дня назад Пашка неожиданно позвонил ей сам.

— Ба, привет! А как на твоё железо попасть можно? — спросил Пашка.

— Зачем тебе? — напряглась Шура.

Это он, Пашка — для друзей Пабло, однажды придумал крану модное новое название, означавшее на языке «айтишников» на самом деле компьютеры. Крану, как показалось женщине, это имя шло, и она подхватила сленговое словечко, стараясь угодить любимому Пашке.

— Сфоткаться там, наверху, хочу.

— С ума сошёл, Паша?!

— Ба, ну чё ты, а?

— Нет, даже не думай, — отрезала Шура. — Сдурел? Там пятьдесят метров!

— Да мы с пацанами на семнадцатиэтажках наших давно сидим! — перешёл на срывающийся крик Пашка, пытаясь убедить непонятливую бабулю.

— Как сидите?! Зачем сидите? — охнула та.

— Мы же руферы, ты в курсе? — с неподдельной гордостью в голосе заявил внук. — Ходим по крышам, короче.

— Какие такие руферы? — немного пришла в себя баба Шура. — Мы дома строим, чтобы вы, балбесы, по крышам лазали? Карлсон ты наш!

— Ба, хорош меня тролить! — возмутился Пашка. — Короче, ты организуешь, или мы с другим крановщиком за бутылку эту тему решим?…

Сейчас у спускавшейся по узким лестницам башенного крана Шуры никак не шёл из головы этот разговор с внуком. Тем же вечером она отыскала в интернете видео про этих самых руферов, и у неё, всю жизнь отработавшей на высоте, от увиденного сердце начало постукивать в пятках.

— Это зачем же они это делают, дурни? — спросила себя, сидя у монитора, Шура. — Дед его, значит, жизнь на стройке положил, а этим покрасоваться друг перед дружкой! Мозгов совсем нет!…

********

То что у руферов есть обычные человеческие мозги, на прошлой неделе доказал товарищ Пашки Лёха Свиф, сорвавшийся с крыши новостройки и разложивший эти самые мозги на асфальте на всеобщее обозрение. Поначалу, когда с верхнего этажа строящегося небоскрёба отделилась маленькая точка, никто ничего не понял. Но точка быстро увеличивалась в размерах, и вскоре раздался какой-то жуткий длинный женский крик и, наконец, стало страшно. Лёха летел вниз на глазах у всех молча, и Пашка подумал, что у того ещё в воздухе просто остановилось сердце, а может быть он всё понимал. Пашка убеждал себя, что Свиф ничего не почувствовал, грохнувшись на тротуар в двух метрах от детской коляски, отчего у мамы малыша случился припадок.

— Вот дурак же, а! — качали головой сходившиеся к Лёшиному распластавшемуся телу люди. — Ну и кому ты чего доказал?

Но Лёха Свиф этого не слышал. Рядом валялся его разбитый вдребезги смартфон. Паша поднял его, и ему захотелось посмотреть, нельзя ли оттуда вытащить последние фотки погибшего Лёхи.

— Ничего не трогать, — раздался голос приехавшего следователя Следственного комитета. — Кто его знает? То есть знал?

— Это Лёха Свиридов, Свиф, — мрачно сказал Паша. — Он в центре живёт. То есть жил.

Пашка своим разумом ещё не осознавал, что руфер Свиф уже не с ними, а где-то гораздо дальше. Следователь присел у трупа и начал внимательно рассматривать разбитую голову Свифа. Делал он это непринуждённо, будто видел свою будничную картину очередного дня.

— Кто с ним был на крыше? — не оборачиваясь, спросил он.

Никто не ответил, и следователь начал куда-то звонить по мобильному.

— Эксперт–то когда будет? Или я опять тут с телом до вечера просижу?

Кто-то, наконец, вынес простыню, и Свифа накрыли вместе с обезображенной головой.

— Сейчас ангелы за ним прилетят, — зашептали вечные старушки, подтянувшиеся от соседнего дома. — Душа-то ждёт рядышком.

Пашка поёжился и на мгновение представил, как Лёхина душа, белая и прозрачная, сидит на корточках у своего тела и плачет. Тишину разорвал дикий крик.

— Лёша, сыночек!!!

Лёшкина мать рухнула на колени и подползла к сыну. Добравшись до него, она уткнулась лицом ему куда-то в шею и завыла. Пашке стало совсем не по себе. Он хотел было уйти, но на плечо легла чья-то рука.

— Пошли, — равнодушно произнёс следователь.

— Куда? — отодвинулся от него Пашка.

— Пока в машину, расскажешь, как давно вы по крышам носитесь, — таким же холодным голосом объяснил офицер. — Пошли, пошли, некогда!…

***********

Шура, спускавшаяся вниз, не знала про смерть руфера, а думала о просьбе внука. На полпути она остановилась, чтобы перевести дух — годы брали своё. Страх высоты саму Шуру покинул много лет назад. Только однажды, когда в «каблухе» она поднималась на свой первый кран, страх вдруг появился, сжал ей грудь, пополз в руки, в ноги, забрался в промежность и сковал насмерть.

— Вниз не гляди, дура! — крикнул ей лезший следом мастер. — А ну, шустрей давай!

Молодая Шурка, почему-то забыла, что она в комбинезоне, и ей показалось, что мастер снизу глядит ей под юбку. Она, повинуясь девичьему инстинкту, оторвала одну руку от лестничной перекладины и, замерев, схватилась ею за задницу.

— Лезь, говорю! — прикрикнул старый мастер. — Ты не про зад свой думай, а про руки — улетишь вниз и пока тебе.

А через два года было свежее, спрыгнувшее с постели, майское утро, и в нём она — двадцатилетняя, только что выучившаяся на крановщицу, лезет — нет, почти летит наверх под сальные шуточки мужиков строителей, оценивающих Шуркину красоту сквозь робу-комбез.

— Не упады, дэвушка, дай поддержу! — громче других орал молодой грузин монтажник Шота.

Под гогот товарищей Шота бросил недокуренную сигарету, плюнул в ладони, растирая ими липкую грязь, и полез следом за молодой девчонкой. Шурка оглянулась и прибавила ходу — а ну, догони! Она уже была возле кабины, махнула стоящим внизу мужикам белым платком и завязала его на голове.

— Дэвушка, какой же горячий, — не успев отдышаться, с ходу начал добравшийся до верха Шота. — Хачу знакомиться с тобой. Вечером в кино идём, да?

— На землю-то спустись, шустрый, — хохотнула девушка. — Упасть не боишься? Чё бледный такой? Страшно, небось?

Шота оглядел кран. Стрела его висела над верхним этажом строящегося дома. Монтажник подмигнул Шуре и вдруг ухватился руками за железные перекладины стрелы.

— Ты чего задумал? — глаза крановщицы округлились от страха. — А ну, давай отсюда!

Шота уже оторвался от площадки и, ловко перехватывая руками перекладины, поплыл по стреле к дому.

— Куда?! А ну назад! — заорала Шурка. — Назад, идиот!

— Так пайдём кино? — остановился, раскачиваясь над бездной, Шота. — Нэт? Ну тогда я пошёл.

— Чёрт с тобой! — заплакала от страха Шура. — Давай обратно!

Но Шота уже добрался до троса с крюком и, обхватив его руками и ногами, словно в цирке ловко съехал на самый край бетонной плиты.

— Тогда в сэмь часов тебя жду, Шурочка! — весело крикнул он…

До сих пор, стоило Шуре вспомнить тот день, по всему её телу ползли мурашки. Бесшабашному Шоте тогда объявили выговор и лишили квартальной премии, а через полгода они поженились…

Спустя четверть часа Шура, наконец, слезла с небес и направилась к автобусной остановке. На часах было семь.

— Пашка не звонит, — забеспокоилась она о внуке. — А если и впрямь залезет где-нибудь?

Она достала мобильник и сама набрала его номер.

«Абонент временно недоступен» — ответил приятный женский голос, и у Шуры всё упало вниз.

Она не спала до полуночи, пока Пашка не объявился в сети.

— Ты где? — тут же позвонила она. — Почему отключен?

— Ба, расслабься, а! — вредным тягучим тоном отрезал Паша. — Всё, я спать…

Проснулась Шура резко. Было уже совсем светло и надо было что-то решать. Она знала, что отказать любимому внуку, в конце концов, не сможет. Пашка был придуман для неё. Когда Бог забрал к себе Шоту, то взамен отдал ей Пашку. Шота погиб в солнечный майский день на глазах Шуры. Он висел на своей привычной верхотуре, что-то сваривая. Шура видела, как он, подняв маску сварочного шлема, махнул ей рукой: «я скоро». А потом Шура ничего не поняла. Просто её муж начал падать, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. Он не пытался уцепиться за торчавшие балки и арматуру, и его тело всё падало и падало дальше. Когда раздался глухой стук, Шура страшно закричала, и ноги перестали её держать… На похоронах ей сказали, что Шота почему-то сам отцепил страховку, но зачем он это сделал никто так и не понял…

Без внука, стоило ему пропасть хотя бы на пару дней, смысл Шуриной жизни исчезал. Она, теряя ориентиры, искала Пашу повсюду, а найдя, опять ругала себя за эту привязанность, за то что избаловала его вконец своей любовью. С четырнадцати лет Пашка больше не давал бабуле целовать себя. В эти мгновения внутри него что-то сжималось и, распрямляясь, отталкивало Шуру. Пабло словно берёг свою, ещё неосознанную, девственность для первого поцелуя с девушкой. Но Шуре и этого было вполне достаточно.

Ломка у Пашки началась спустя год. Детство бросило прыщавого переростка с невыученными уроками, не оставив на второй год. Оно бросило его посреди шумной улицы вместе с такими же, как он, неожиданно предоставив свободу выбора, лишив Пашкиных отца и матери права на сына, как на собственность…