«Женитьба» Анатолия Эфроса
Легендарный спектакль «Женитьба», поставленный Анатолием Эфросом в 1975 году в Театре на Малой Бронной, — признанный шедевр театрального искусства второй половины XX века. Автор предлагает проследить историю создания спектакля: от возникновения замысла — через репетиции — к премьере, чтобы понять, как это было сделано, но что еще важнее — зачем. Эта книга — об открытии новых театральных смыслов в известной пьесе Гоголя, о режиссерской трактовке, сделавшей этот спектакль культурным феноменом, неотделимым от общественного и эстетического контекста своего времени. Центральная часть исследования — реконструкция спектакля, восстановленного по различным материалам: режиссерскому экземпляру, рецензиям, музыке, фотографиям, отрывкам репетиций, дневниковым записям режиссера, пометкам на полях пьесы. С помощью документов и театроведческого анализа в книге воссоздается образ спектакля по фрагментам, вновь складывающимся в воображении читателя — в художественное целое.
Жас шектеулері: 16+
Түпнұсқа жарияланған күн: 2025
Басылым шыққан жыл: 2025
Баспа: Новое литературное обозрение
Серия: Театральная серия
Қағаз беттер: 248
Бұл серияда
Дәйексөздер49
Уже здесь, в самом начале спектакля, режиссер устанавливает нереалистический масштаб, нарушает пропорции между людьми, вещами, идеями и чувствами. Малое становится в этом искажающем зеркале зловеще огромным, низкое — высоким, бытовое — внебытовым. Любая мелочь, связанная с «переменой состояния», схваткой со «скверностью», играется всерьез, крупно, значительно. Помните первую запись в больничной тетради Эфроса: «Женитьба — шаг серьезный»? Николай Волков начинает вести в спектакле тему этого дьявольского, жизнеполагающего «серьеза». К слову, мы еще ни разу не обратились к вопросу жанра. Гоголь определяет его как «совершенно невероятное событие». Эфрос не отказывается от этой жанровой установки, повторяя ее в программке спектакля
Валерий Левенталь описывает пространство спектакля так: «Я понял, что нужно создать среду, способную деформироваться, изменяться. А Агафью Тихоновну и Подколесина поместить в маленькие, статичные мирки-коробочки. Агафья Тихоновна живет в своем крошечном ситцевом уголке, а Подколесин — в мире, где только и ведется разговор, что о ваксе и о портном. А остальное пространство должно на эти мирки работать, должно дышать и жить вокруг них. Поэтому я написал на всю сцену живописное панно — неясные, расплывчатые очертания предметов, переходы цвета стремились создать ощущение полусна, полуреальности. Оно было выполнено на отдельных створках-жалюзи. Звучал гонг, эти створки поворачивались вокруг своей оси — и зрители видели графическую панораму Петербурга, фрагментарно воспроизводящую реальный Невский проспект, и многократно повторенную фигуру бегущего человека» [40].
