автордың кітабын онлайн тегін оқу О книгоедстве
Цви Владимирович Найсберг
О книгоедстве
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Цви Владимирович Найсберг, 2024
Цивилизация совершенно невообразимо хищна и утилитарна во всех своих простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях. Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и вовсе совсем не в меру во всем обезличенной благости духа, довольно-то редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на грешную землю.
ISBN 978-5-0050-1339-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
О книгоедстве
Чудак человек, кто ж его посадит — он же памятник.
Фраза артиста Савелия Крамарова из фильма «Джентльмены удачи».
Ироничный эпиграф: Автору свойственно думать иначе.
Ну, а я б кой-кому засветил кирпичом. Игорь Тальков
1
Цивилизация и культура не в едином своем глазу никак ни то сколь надежно, так целиком и полностью совсем же единое целое.
Нет, скорее тут можно будет обозначить линию тех сколь многозначительно же раздельных частей этакого нынешнего блестяще яркого современного бытия.
Цивилизация, как правило, невообразимо хищна и яростно утилитарна во всех своих наиболее простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях.
Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и совсем не в меру чрезвычайно обезличенной благости духа, довольно же редко находя нужным хоть сколько-то надолго спускаться с тех еще седьмых небес на обильно пропитанную потом и кровью грешную землю.
А как раз потому людское сознание в Новое время и оказалось чрезвычайно так прочно зажато промеж молотом и наковальней всего того обыденного и отчаянно плотского, как и весьма ведь идейно-духовного.
Причем именно потому сам собой и возник явный разрыв между тем, что сколь неотъемлемо и упорно желает чисто земная душа, да и тело в придачу, и тем, что может духовно возвысить и приподнять над всею той и поныне крайне унылой серостью тупого мещанства.
А при данных довольно неблагоприятных условиях средний человек явно становится заложником прекрасных дум, четко и резко по своим рваным краям очерченных низменными и темными страстями.
И это само собой и дало шанс тем незамысловато безликим, но крайне при этом лукавым чертям, вылезшим из самого же дна общественной преисподней, на раз-два как есть замутить во всей той огромной стране такой невиданный замес, что все доселе светлое и станет отныне на редкость неприглядно темным.
А темень лютого невежества при этом еще и объявит себя светочем истины, а потому и окажется она единственно правой и дьявольски всемогущей…
И ведь оказалось она таковой разве что из-за того, что в России люди возвышенные думами, вполне приобрели привычку сурового отторжения от всего того нечестивого и бескультурного, что только их окружало посреди всяческих и поныне столь пасторальных реалий.
Жить духом великой литературы оно может и приятнее и чище, но при этом общий дух народа благодаря всему тому разом становится значительно, так куда поболее зловонным и нечистым.
И это именно из-за всяческих радужных иллюзий интеллигенции простое и крайне наивное население и можно будет довольно-то сходу охомутать пламенной идеологией грядущего счастья всех достойных того представителей рода людского.
Причем самое, то невероятно чудовищное, да и безупречно «правоверное преуспеяние» товарищей большевиков на данном сколь безотрадном поприще и создавало все те условия для наиболее зловещих преступлений против всего того истинно человеческого.
Ну, так и мало того ЕЩЕ, КСТАТИ, и во всех тех никак доселе невиданных, попросту же невероятных масштабах.
То есть разом, вполне наступили тяжкие времена всеобщей разрухи, когда моральные качества человека оказались до чего сходу подвержены жестокой коррозии, поскольку страх изъедал людям души, как ржавчина изъедает железо.
И даже та чисто житейская совесть у самых обычных людей совсем этак сходу вовсе скукоживалась.
Ну а потому и становились, любые былые этические принципы далеким придатком к той наиболее основной и обезличено праведной, то есть весьма непреклонно партийной, ну а иначе и практически бессловесно беспартийной морали.
А все те мигом истлевшие в печке буржуйке нравственные постулаты попросту, словно стены Иерихона разом обрушились в пустоту сущего безвременья помпезного и отнюдь никак не царского абсолютизма.
И главное, все это теперь весьма ответственно делалось совсем не иначе, а разве что во имя более чем деятельного очищения всего этого мира от какой-нибудь донельзя привязчиво гадкой скверны…
Причем произошло это, считай этак вследствие самого так безотчетного самозабвения нынешней цивилизации в момент величайшего ее упоения всею своей всемогущей духовной мощью.
Да уж явно прошлепали губами всякие доброхоты самое еще начало никак вовсе непоправимого поворота в массовом сознании, благодаря которому нежные и ласковые слова о самой наилучшей будущности только-то своим трудом и живущего человечества и превратились в тот хорошо утоптанный грязный снег дороги в то «призрачно светлое никуда».
2
А те будто бы и впрямь неисчерпаемые людские ресурсы при всем том сами собою преобразились из неких тех вполне настоящих индивидуальностей просто в песчинки, поднятые ветром неистово спешащей в самые дальние дали эпохи чрезвычайно же смелого достижения всеобщего наилучшего добра.
И главное, само оно никак не мираж в знойной пустыне, а самая реальная перспектива, да вот беда так беда нельзя будет слишком спешно ухватить нечто подобное сразу за хвост, а можно лишь медленно и старательно взрыхлять почву, дабы далекое будущее действительно уж стало до чего всецело светлее и удивительно красочнее…
И да будет так!
Но тому еще яркому огню пылких сердец надлежит исходить из самых недр душ людей, буднично обитающих в том навеки тщательно очищенном от скверны мире никак вовсе не близкого и крайне уж пока невообразимо наилучшего грядущего.
Ну а коли свет блажных истин блекло исходит именно от тех, кто только и умеет подавать всякие те слащавые идеи на сколь бездонно широченном блюде…
Причем во всей их чисто абстрактной и исключительно так неудобоваримой сути, нечто подобное один сущий мираж и нет ничего его страшнее и опаснее…
А особенно, потому что он столь откровенно манит за собой, а люди и поныне точно также вполне легковерны.
И ничего же путного следуя за далеким маревом на горизонте добиться, будет явно никак попросту и невозможно.
И это разве что людям чисто того завтрашнего дня и будет еще некогда затем суждено полностью вот всеобъемлюще житейски разом создать все те самые надлежащие условия для как физического так и душевного вполне же безупречного благосостояния всего ведь того довольно-то пестрого и разноликого человечества.
А ныне и сейчас приземленно существующая необычайно же широкая общественная жизнь и близко-то никак не нуждается в каком-либо немыслимо взрывном и крайне так незамедлительном переустройстве.
Все зверское внутри человеческой натуры может затухнуть только лишь в связи с наплывом знаний, а никак не из-за того, что кто-то сходу вот начал до чего старательно раздувать пламя ненависти, поскольку все скотское только лишь тогда и польется наружу самой безудержной же рекой.
Правда в этакой жизни слишком многое более чем неразрывно связано со всеми теми безумно удушающими души путами и поныне никуда пока не сгинувшего людского угнетения.
Однако нечто подобное само собой некогда уж будет сходу так вполне еще явно утрясено.
Но далеко не все люди на деле способны, сколь полноценно и разумно вполне вот для себя уяснить настолько ведь прямо скажем простые вещи.
А не потому ли и сегодня те довольно-то многие необычайно одухотворенные светлыми идеями сподвижники славных и немыслимо искрометных перемен подчас до самой глубины души всецело проникнуты яростным революционным настроем, что весьма отчаянно их подталкивает к чрезвычайно спешному очищению всего этого мира от буквально всяческой в нем необычайно застарелой общественной скверны?
И главное весьма этак многое в их изумительно ревностных начинаниях на редкость призрачно и совсем размыто, а также и полностью как никогда иллюзорно.
И все это разве что потому, что вовсе уж до чего близоруко было дано данному мировоззрению, весьма этак искренне заблудиться в дебрях всей той безнадежной схоластики
Ну а как раз потому и довелось всему тому разом начать никак нескромно выпячивать наружу одну лишь ослепительно яркую внешнюю сторону всех тех крайне разнообразных задушевных благ.
А между тем давно ведь пришла пора для самой так насущной необходимости исключительно тщательной же очистки всех тех остроглазых социальных идей от всего того, что малоприметно и довольно-то трудно на деле досягаемо чистым и никак не по-божески только-то самим собой и сытым умом…
Да вот, однако, о чем-либо подобном относительно так многим культурным людям никак и близко не было свойственно вполне уж всерьез, хотя бы и между делом, сколь еще невесело весьма ведь взвешенно на деле вот разом так призадумываться.
Поскольку во имя чего-либо подобного им явно придется раз за разом горестно и безотрадно хотя бы и частично, но буквально-то всею душой отрываться от всего того сколь самозабвенно благостного самосозерцания.
Причем — этакое их можно сказать перманентное состояние чисто ведь внешне исключительно же величаво и всеобъемлюще великолепно.
Да вот, однако, при всей своей удивительно чарующей праздничности, чрезвычайно уж оно аморфно и совсем незыблемо разве что только вот и повернуто одною той весьма равнодушной спиной ко всему тому от века бестолково грязному и нисколько неумытому…
А впрочем, да на самой повседневной основе якшаться со всяким бескультурьем никому уж никак явно не следует…
Однако люди ума вполне могут отстаивать интересы своего народа, не соприкасаясь с ним всею своей чистой душой.
И это именно проявляя себя в социальной сфере жизни и можно будет создать условия для того, чтобы всякая тупая и безмозгло мелкая людская порода со временем более-менее преобразилась в нечто совсем уж явно другое…
А между тем — это как раз тому никак не наспех созданному культурой и образованием и карты в руки в смысле должного созидания настоящих, а не тех липово-восторженных изменений в сущей гуще самой отъявленной суеты этого нынешнего на редкость сумбурного века.
И всегда ведь надо суметь начать преображение окружающих реалий именно с отдельных личностей, а не пытаться взорвать общество, чтобы оно раскалилось и разорвалось на два противоположных лагеря.
И как-никак, а правильно подойдя к тому самому отдельно взятому человеку, и можно будет со временем вполне научиться перестраивать все общество в целом, поскольку с любой мелкой личности и начинается нечто явно так гораздо же большее…
И вот когда люди доказывают свое полное неумение вытащить кого-либо одного из гиблой пучины мрака, они именно тем сколь доходчиво и объясняют, как это именно они некогда так дозволили утопить во мраке, целую же великую державу.
Причем одним из наихудших качеств подобных людей является именно то, что они всячески превозносят чувства, напрочь при всем том, почти ведь пренебрегая разумом, который между тем нужен не только ради решения всяческих вселенских задач, но и для разрешения загадок самого обычного житейского бытия.
И кое-кто сколь неизменно старается черное видеть исключительно черным, а белое белым, а это между тем страшный грех…
Черное оно не всегда столь откровенно грязное, а если оно и грязное, то вовсе не обязательно, что оно таково не только снаружи, но и изнутри.
И ничего того совсем же именно так абсолютного в этой жизни вовсе ведь никак попросту не бывает, ну а потому и перемещение некой личности из ярчайшего света во мрак глубочайшей тьмы одна только самая явная подлая чушь!
Надо бы стремиться счистить с человека тот внешний слой мерзкой грязи, не боясь при этом запачкать свою нежную душу, если только конечно кому-то вот и впрямь не придет в голову начать же сколь откровенно брызгать в чужое участливое лицо своими соплями и слюнями.
И уж точно совсем так нельзя подходить к скверне чужой души, как фактору, который можно будет вполне устранить одним лишь легким движением руки.
Ну а коли из всего того ничего путного явно уж не выходит, то тогда и надо бы разом объявить кого-то прямо-таки истинным врагом всего рода людского.
Хотя, конечно, лучше ведь всего будет ничего подобного вовсе не замечать, а только лишь до чего горделиво смотреть в сторону всего того блестяще же светлого и сказочно радостного…
И ладно бы жизнь действительно стала хоть сколько-то чище, выше и светлей только из-за того, что люди культурные начисто очистили всякое свое сознание от всей той плесени давным-давно ныне минувших времен, а только потому они ее считай, в упор явно никак вовсе и не видят.
Но нет, коли чего вообще в связи с этим и переменилось, то уж заключалось оно как раз-таки в том, что то самое исконно клыкастое, словно пасть дикого зверя, исподнее естество было и впрямь-то до чего надежно упрятано за занавесочкой всеобщей немыслимо просвещенной благопристойности.
И действительно, та чисто внешняя сторона личности всякого современного интеллигентного человека была при этом весьма отчетливо выбелена и вычищена буквально-то на редкость изумительно дочиста.
Да вот, однако, таковым оно стало по одним разве что самым же показным и сколь благообразно выпуклым признакам чисто уж самого поверхностного общечеловеческого начала.
А на деле само собою нужно именно то самая глубокое встряхивание буквально всей человеческой натуры и только когда грязь станет хорошо видна и понятна, а не завуалирована и можно будет вполне так заговорить о мире, в котором господствует доподлинно светлый разум.
Ну, а разнузданные чувства скорее способны только лишь сокрушить и низвергнуть добро в дикие тартары вечного небытия.
И все тут дело было именно в том, что внешне яркое добро во всяком современном человеке зачастую полностью экранирует сокрытое в нем величайшее зло тупой и сытой уверенности в своих никак не иссекаемых возможностях безбоязненно управлять всем этим миром по одному своему желанию и искрометно неуемному хотению.
Причем тем наиболее основным каноном всякого того чисто по-новому переосмысленного бытия, и стала великая художественная литература, а также заодно и та совсем ведь отдалившаяся в самые заоблачные дали чересчур как есть самокопательно глубокомысленная философия.
И вот обе эти до чего длинные ветви, так и тянущиеся к тому крайне пока далекому горизонту истинно наилучшего светлого грядущего, при всем том и по сей день, весьма самозабвенно далеки от всего того чересчур приземленного, насущного, грязного…
3
А между тем — это как раз-таки те чисто же безбрежные кисельные берега розовых мечтаний о вроде бы относительно близком грядущем рае и сделали его лишь поболее туманным и пока вовсе-то безнадежно так исключительно призрачным.
Да и вообще завзятым снобам теоретикам, яростно жаждущим сладостно светлого добра, было никак не до того, чтобы хоть сколько-то полноценно же орошать росой мысли бескрайние поля людского сознания, весьма безысходно между тем пока иссушенные исключительно стародавним безмерным невежеством.
А еще и были они чисто же сходу окрашены кем-либо совсем напрасно пролитой людской кровью.
И была она сколь бессчетно и безудержно проливаема всеми теми, практически считай, что как на грех ревностно соревнующимися в жестокости и беспринципности слепо своенравными правителями, что неизменно обладали одним неприметно так серым умом совсем же бессердечных циников.
И фактически все солдафоны в генеральских лампасах, да и гражданские второстепенные политики, в своем ничем же ненасытном чреве неспешно так и вынашивают всяческие немыслимо грандиозные планы более чем беспристрастно при этом мечтая о том самом весьма ведь многозначительно всеобъемлющем и на редкость насущном народном благе…
Но хуже всего, когда это добро буквально всеобщее, а даже и не принадлежит оно чьей-то той одной единственно из всех навеки любимой нации…
Светлое благо всего сущего, так и возносясь на щит, становится при этом донельзя трезвым и здравым оправданием всяческих дичайших зверств никогда ранее почти вот и не имевших места в жизни человека…
И все это из-за одной сущей же деградации сколь еще многих человеческих качеств на фоне яростного дробления доселе единого общественного организма на самые те весьма ведь отдельные и крайне омерзительные кровно же между собой извечно враждующие фракции.
Да и вообще этот наш новый технический век всеобъемлюще превращает людей в машины с гудящим мотором в груди, вместо того прежнего пламенно горящего светлой любовью человеческого сердца.
И вместо вполне этак более-менее благонравного отношения даже и ко всем тем лютым врагам получилось какое-то самое уж крайнее отторжение, в том числе и от тех буквально на единый миг отколовшихся от общего потока наилучших друзей.
Задушевный фанатизм, сколь явственно сконцентрированный в сущем пароксизме пламенной веры в то, что всеобщему благу попросту разом именно вот положено быть, и сделал общую людскую жизнь совсем так в особенности никак уж явно совсем несносной.
Стремление из абсолютного ничего сходу создать некое самое наилучшее будущее разом повергло в сущий прах все, то чего когда-либо как-никак, а вообще имело же место в том вовсе не самом далеком прошлом.
Но есть и те, кто этого вообще нисколько не приемлют, поскольку подобные люди неизменно ждут чуда из чудес от того самого черно-белого текста жестко заключенного в тесный переплет.
И именно из яркого и сочного переплетения всяческих литературных грез и крайне вот сурово казенной действительности, кстати, и берут все свое начало все ярые попытки отчаянно насильственного прививания простецкому быту черт заоблачно неземных…
А это будет явно так чревато уходом в мир иной людей наиболее достойных и истинно праведных.
И все это, потому что разом построить можно одни декорации, а за ними будут скрываться миазмы быта значительно же похуже всего того доселе бывшего некогда прежде.
Причем сами авторы художественных произведений не столь и виноваты в том, что кто-то воспользовался их мыслями и фантазиями, дабы соткать из иллюзий некий эскиз некогда может возможного, но в данное время всецело ирреального.
Да только вот между тем кое-кто совсем беззастенчиво ныне начал его вполне по-свойски использовать в качестве некоего самого безотказного же клише.
Но нет, это явно не вина самих авторов художественных произведений.
Великие деятели литературы и вправду несколько, пожалуй, все-таки перекрашивали всю окружающую их действительность, причем именно в те подчас совсем иные тона, чем то ей было положено быть на самом-то деле.
Однако они это делали в жару творческого поиска, да и вдохновение подчас приподнимает человека над всей праздной суетой серой обыденности.
А вот те, кто, сколь обильно впитывая мысли и чувства творцов культуры, вполне уж считают своим долгом и в самой той обычной жизни всецело обретаться посреди всяких муз так и питаясь божественным нектаром, чужого вдохновения при этом и близко ведь нисколько неправы.
Причем довольно многое тут упирается в то весьма верхоглядное мировоззрение, именно тех довольно-то объективно о том, рассуждая никак недалеких потребителей всего того, изящно произведенного деятелями искусства на белый свет сущего же экстракта той вовсе совсем неприметно обыденной жизни.
А сама первооснова тому она уж именно в том, что довольно-то многие окололитературные обыватели сколь вот ошибочно принимают кривое зеркало жизни — литературу за саму, как она есть, живую и до чего трепетную плоть всей той от века плотно и приземленно существующей реальности.
А между тем литература часто пишется людьми, живущими на вольных хлебах, ну а отсюда, как и понятно, все те рьяно выводимые ими линии радужных иллюзий, имеющие (весьма малое, да и то вскользь) хоть сколько-то объективное отношение ко всей той полноценной картине всего того порою крайне беззастенчиво навязывающего себя быта.
4
Часто же людям, пишущим и создающим прекрасные (выпуклые) образы жизни, приходится надеяться на одно чудо, что может и принесет им в своем клюве кусочек до чего только долгожданного для них хлеба насущного.
И это весьма явственно отражается на их образе мысли, духовности, каждодневном творческом пути, а у людей довольно-то мелкотравчатых оно заодно и вполне цветет и пахнет душевной мукою, достучаться бы до издательских дверей, то есть тех, собственно, мест, где страждущим творцам эпистолярного жанра булки с маслом по сущим крошкам подчас раздают.
Истинных гениев литературы это, конечно, нисколько не касается, но их всего раз-два и обчелся, ну а желающих прокормиться на пышной ниве художественного вымысла — их-то вот буквально пруд пруди.
Ну а потому и не понятно, почему это именно любые изданные книги должны и впрямь вызывать в каждом из нас тот самый безудержный суеверный трепет.
Достойные ИМЕНА на обложках должны его вызывать — это верно!
Однако все уж при том явно едино ОДНИМ ИЗ ЯРЧАЙШИХ НЕДОСТАТКОВ абсолютного большинства литературных произведений может быть смело, названа именно их донельзя явная сфокусированность на отвлеченных идеях, в которых нет, как нет доподлинно настоящих и вполне естественных соков всякой обыденной жизни.
И все это именно как раз-таки только потому, что ту чересчур липкую черную грязь мало, кто действительно ныне считает действительно нужным и вправду вытаскивать на весь тот ослепительно яркий белый свет…
5
А между тем данный нам бренный мир явно небезупречен в том сколь остро ныне стоящем вопросе, а точнее так всего той весьма правильной и здраво взвешенной оценки безнадежно отвратительной скверны.
Причем его только-то некогда затем и предстоит еще весьма тщательно и последовательно от нее всеми силами разом уж очищать и очищать.
И главное делать — это надо бы крайне аккуратно и трепетно при этом весьма вдумчиво, следя за тем, чтобы те зерна были самою верною рукой сколь надежно отделены от плевел, а то кровавое очищение мира это истинный бал сатаны и всех его наиболее преданных слуг.
Причем этакий бал вполне может длиться не одну ночь, а целое столетие…
Но кто-то при этом совершенно так искренне думает, что некое старое зло действительно будет возможно уж разом вымести цепкой метлой лютого политического террора…
Однако этакого рода «инструментом вполне по-пролетарски прилежного труда» можно будет разве что ДО ЧЕГО безрадостно вымести буквально всякую более-менее разумную общественную справедливость.
Ну, а до чего последовательно и разумно вымывать и вымывать нечистоты из всех тех наиболее темных углов ныне существующего общества, можно было, разве что и близко при всем том, никак не боясь той еще весьма ведь стародавней темени и грязи.
Ибо разве что тем весьма непосредственным образом на редкость, безбоязненно соприкоснувшись со всем тем сором ныне, как есть давненько канувших в лету времен, и можно будет в некоей той наиболее отдаленной перспективе до чего полноценно изжить ту липкую грязь, всего того ныне никак и по сей день совсем не минувшего.
Причем коли нечто подобное явно не будет хоть сколько-то вовремя верно и праведно сходу же осуществлено, все человечество будет еще явно так затем ожидать то самое весьма неизбежное может быть только частичное, а то и того похуже самое уж полнейшее культурное вырождение.
Поскольку безумно древняя злоба и ненависть вскоре еще отыщут весьма действенный путь ударить, да и совсем исподтишка, используя для того наиболее свежие наработки из невероятно широкой области буквально-то всеобщих научных достижений.
И именно как раз тогда и смогут найти вовсе-то совсем невзрачное свое отображение все те крайне безрадостные картины грядущего, сколь отчетливо предначертанные миру писателем Уэллсом в его книге «Машина времени».
Его образы никак не чисты от общежитейского и крайне популистского упрощения.
И все-таки они весьма откровенно реальны в том никак пока уж и близко никому неведомом, лишь разве что выжидающем своего часа, совсем непредсказуемо грозном грядущем.
А есть еще и тот сколь однозначно же щекотливый вопрос, а каким — это именно оно когда-либо будет для всей этой нашей абсолютно ничем на данный момент и близко не встревоженной человеческой расы.
ЕЕ-то подчас, в условиях нашего современного быта, гнетет именно скука и отсутствие всяческих свежих впечатлений.
И все это из-за одной той ныне совсем посеревшей и оскудевшей из-за полнейшего отсутствия каких-либо головокружительных приключений, самой что ни на есть прозаически урбанистической жизни.
6
Мы отодвинулись от природы высокими стенами своих домов, и надо же — нас при этом стала совсем неодолимо одолевать редкостная тоска по чему-либо не совсем обыденному; каждый глушит ее в себе, как вот он только вообще еще сможет.
Ведь тут, как говорится, все средства одинаково хороши — это и алкоголь, да так и бесконечное подглядывание, как в щелку, за чужими соитиями.
А, кроме того, тут на помощь приходит искусство, сколь еще благодушно уводящее человека куда-либо в самую дальнюю даль от любых и всяческих необычайно суровых житейских реалий, а потому и заставляющее его, сходу отвернуться, как от низменной части своей души, да и от всякого насущного понимания любых истинных нужд остального общества.
И в данном случае подобного рода псевдоинтеллектуальная жвачка есть самое уж дрянное зеркало кривоокой фантазии, явственно пытающейся блестящей красивостью всячески до чего надежно так всячески замазать серость долгих и безлико обыденных будней.
7
А к тому же, как раз именно подобным искусством, как правило, разом вполне еще явно навязывается серо-белое восприятие буквально-то всех людских поступков, темных пороков в области нравственности (про уголовно наказуемые деяния тут никто ничего и не говорит).
А между тем далеко не всему может быть дано самое вот простое, убедительное, по-житейски верное объяснение.
Ну, а это, в свою очередь, без тени сомнения вовсе безэмоционально само собой означает именно то, что в любых относительно сложных случаях жизни должны были быть полностью выяснены все те побудительные причины, да и безо всякого, кстати, тупого зазнайства.
И вот еще что — и самого беззастенчивого напяливания на чужую душу своего собственного донельзя отвратительного багажа, как это довольно-то частенько, уж собственно, при этом и происходит.
А между тем, коли нет как нет абсолютно никакой возможности действительно же растопить лед в чьей-либо непонятно почему отстраненной от всего того фактически общего потока жизни душе и попросту сколь чрезвычайно много в ней темного, да и весьма безнадежно никак несветлого…
Да только ведь тот совсем же прилипчиво броский ярлык на подобного человека рано бы весьма этак тщательно и старательно всеми-то силами ума сходу навешивать.
Чего — это тут только поделаешь, раз с некоторыми удивительно светлыми, буквально всею душою искрящимися изнутри добром людьми в серьезную переделку никому попадать собственно и подавно, ни в жизнь явно не стоит…
Поскольку эти, во всей той на редкость приличествующей им тривиальной обыденности бесподобно прекрасные люди, будучи некоей суровой силой, сколь внезапно же выдернуты из тех еще изначально привычных для них рамок, несомненно, вскоре буквально всех предадут, будут с неистовым энтузиазмом спасать одну свою нежно любимую ими шкуру и этак-то собственно далее…
А то между тем и есть те самые отчаянно верные реалии всей этой нашей жизни, а не какие-либо восторженно книжные о ней самые благие же домыслы.
Ласковое добро, вполне способно быть дико аморфным, то есть попросту может оно всеми теми стальными канатами прочно и намертво оказаться сколь этак прочно, увязанным именно что с чисто внешними довольно-то хорошими условиями жизни, а не с чем-либо хоть сколько-то на деле поболее существенным и важным.
8
Причем в литературе обо всем этом, как правило, ничего и близко ведь явно не сказано, раз даже и далеко не худший ее мир довольно-таки четко разграничивает злодеев и святых мучеников, безвинно страдающих из-за чьих-либо, ясное дело, вовсе-то совсем чужих хитроумных козней.
Ну, а еще порою в мире большой литературы одним тем до чего ярким цветом живописно прославляются мужественные поступки всевозможнейших истинных героев…
Связующая нить повествования к тому, безусловно, как есть, вполне ведь обязывает…
…а между тем буквально всякий человек — существо во всем изначально цельное, а потому и растаскивать его душу на какие-либо отдельные фрагменты, и близко уж явно совсем так оно ни к чему.
Однако сколь частенько та на редкость разбитная в смысле всех своих подчас нисколько недалеких нравственных поучений художественная литература попросту бездумно рвет всю правду о человеке на самые мелкие ее лоскуты, явственно выпячивая в нем именно то, что наиболее подходяще для его более-менее полнокровного отображения.
Ну, а все в нем как есть вполне «естественно лишнее» она весьма же тщательно упрячет по всяческим довольно-то дальним углам.
Раз делать — это как-либо иначе — то уж будет в самой наивысшей степени до чего еще попросту совсем неприлично!
И вообще как-никак, а будет оно никак явно неподобающе для всякого его отображения во всей той крайне невзыскательно непритязательной своей житейской плоти и крови!
А уж тем более для подобного рода вещей совсем не найдется места во всяком том или ином художественном произведении, коли чего-либо в этой жизни, было ведь автору сколь так мучительно неудобным весьма уж ревностно переносить на белую бумагу.
Причем поболее всего как раз из-за самого как есть искреннего им восприятия тех самых до чего определенных и откровенно непритязательных человеческих черт.
Да так еще и на редкость мелочного, как и весьма вот слащаво благодушного неприятия автором какого-либо художественного произведения весьма этак отъявленно совсем же неправо существующих явлений и реалий всего того необычайно яркого и разнообразно широкого общественного бытия.
9
Да к тому же какой-либо автор вполне искренне способен безо всяческих затей разом еще посчитать, что рядовой обыватель его никак иначе попросту и не поймет, а именно потому во имя наилучшего блага (обывателя) ему непременно так разом окажется надобно хоть сколько-то, всласть подсластить всю эту порядком пресную жизнь…
Ну, а кроме того сладкие грезы это и есть самый ходовой товар всякой художественной литературы!
Их именно потому и эксплуатируют все, кому оно только явно не лень!
Вполне честно заслужившие себе многовековую славу корифеи литературного жанра подобными делами и близко и в мыслях своих вовсе-то не занимались?!
Может быть, оно и так, да вот, однако и большие писатели тоже люди, а потому и могли они вдоволь наплодить всевозможных пространных иллюзий из самых чистых и неизменно благих намерений, то есть совсем не затем, чтобы всенепременно уж вскоре на них порядочно разом разжиться.
10
Хотя, уж вполне ведь снова хотелось бы твердо и четко сколь еще сходу подчеркнуть, а именно, что и они тоже отнюдь не из другого теста.
Ну а значится и ничего, то искренне человеческое, и великим корифеям литературы было совсем уж нисколько вот явно не чуждо.
А, кроме того, также и самое так непомерное возвеличивание ярких гениев эпистолярного жанра порою переходящее в чисто религиозный экстаз тоже порою их явно подталкивало на сущий «подвиг святого великомученичества» во имя вящего облегчения страданий всего простого народа.
Причем считай уж, всею силою своего бравого духа российские писатели вполне устремились глубокомысленно сделать абсолютно все от них только зависящее во имя безмерно сурового преображения убогой действительности в некий изумительно иной, но лишь внешне непомерно светлейший его облик.
Да вот, однако, все — это была одна разве что та еще ярчайшая фикция!
Раз все, то на одной той белоснежно белой бумаге сколь так цветасто начертанное иное грядущее было довольно-то критически совсем иллюзорным.
Ну, а, именно потому и никак не дано было ему, затем вполне оказаться едва ли, что чем-либо безукоризненно большим, нежели чем тем весьма несуразным прообразом всего того, что где-либо вдали эфемерно и блекло на данный момент весьма расплывчато обозначилось, да и то лишь в виде одних наиболее первичных его чертежей.
И ведь те сколь еще необычайно доблестные веяния, пришедшие к нам в виде суровых чаяний и блестяще слащавых мыслей, были лишь тем наиболее уж отдаленным поветрием, так и разносящим пыльцу благих пожеланий.
Однако никак не было дано чему-либо подобному, разом так затем оказаться посреди всех тех истинно настоящих ростков грядущего братства людей на всем этом необъятно разноликом белом свете.
Ну, а дабы на деле добиться весьма насущного, да и сколь отчетливо слаженного облагораживания всего как он ныне есть рода людского, вполне следовало идти путем воспитания отдельных индивидуальностей, а никак этак совсем не растравливая людские сказочные надежды…
И уж на деле прийти к тем безупречно наилучшим дням новой жизни можно было разве что относительно прямым, а никак не окольным путем весьма полноценного наращивания считай ведь единой на всех граждан высокой культуры.
11
Ну, а чего это уж могли предложить миру классики мировой литературы 19-го столетия?
Неужели один лишь тот безумно величайший же свой оптимизм, сколь неизменно настоянный на том весьма бесподобнейшем полете их безмерно ярчайше зрелой фантазии?
Ну а под чем-либо подобным явно подразумевается именно то безудержно ликующее предвкушение, что было сладостно и живо на редкость безбоязненно ими сходу выводимо из всего их неуемного воображения, что и вправду было чрезмерно так не в меру растравлено некими яркими бликами нисколько пока не определенного и истинно наилучшего далекого грядущего.
Причем приобрели они этакие новые духовные ценности как раз из снов наяву всех тех никак не в меру чересчур уж расчувствовавшихся при виде диковинных технических чудес доброхотов-философов, сколь многодумно проживавших свой век в сущем преддверье «судного дня» всей той былой и крайне (для них) затхлой эпохи.
Однако то были одни шапкозакидательские настроения, что сами собой весьма беспечно возникли на почве безмерно спешных и неистовых перемен к лучшему самой-то неразрывной нитью при этом кем-то явно увязанных со всеми теми изумительно «великими» нынешними чисто техническими достижениями.
Да вот ведь, однако, все эти так и окрыляющие души славные открытия на самом-то деле и выеденного яйца никак уж не стоили перед всей той суровой необъятностью тайн пока совершенно еще сокрытых от нас.
Ну а все те крайне заносчивые выражения по поводу творений божьих, которых ТОТ на самом-то деле и близко вот как оказывается вовсе и не сотворял имели в качестве основы именно ту толком пока совсем необоснованную эволюционную теорию.
И это как раз на ее весьма прочной базе и возникло затем великое псевдоучение социального дарвинизма, а из него собственно и вырос, подняв голову к тем отныне уж полностью пустым небесам тот навеки веков проклятый фашизм.
А впрочем, и сама эта чисто абстрактная научная теория как есть, изначально была сколь еще донельзя самоуверенно схематичной и явно на деле излишне простой для самого полноценного объяснения, так или иначе имеющегося во всем этом мире до чего величайшего же разнообразия всех форм ныне существующей жизни.
И было как-никак, а более чем доверху предостаточно, всех тех довольно-то блеклых намеков на ту принципиально иную значительно поболее утонченную, а заодно и сколь разносторонне весьма ведь мозаично сложную картину животного мира, чем то некогда только разве что приблизительно показалось Чарльзу же Дарвину.
И в тот безупречно достойный пример было бы на деле возможно разом еще взять именно тот лишь изначально полностью идеальный круг орбит планет Солнечной системы Коперника, некогда затем со временем вполне этак явно так превратившийся в эллипс Кеплера.
Ну, а как есть вполне напоследок уж ставшего, по теории Эйнштейна, эллипсом довольно-то у своих полюсов сколь наглядно и впрямь-то как есть несколько сплюснутым.
Вот точно так и теория Дарвина непременно нуждается в тех самых довольно многочисленных поправках и весьма существенных столь многое уточняющих коррекциях.
А то самое слепое невежество, что к тому же было чрезмерно перенасыщено всяческими поверхностными знаниями, разом уж порождает одни лишь те невообразимо лютые решения, безусловно, как есть немыслимо многих острых социальных вопросов.
И те самые исключительно так демонические постулаты попросту сходу заполонили собою все и вся…
То есть — это именно они немыслимо и беспардонно и заняли собой место ранее в том еще далеком Средневековье, весьма самозабвенно занимаемое жесткими христианскими догмами.
А между тем тот самый доподлинный духовный прогресс должен был, как на грех явно выглядеть абсолютно иначе, нежели чем та довольно-то простая замена одних стародавних суеверий некими вполне наглядно вовсе ведь иными новоявленными фобиями.
Да и социальное чутье, и идеологически верное подковывание масс более ведь всего собою напоминали именно то сущее же превращение людей в стадо чьих-либо сугубо личных домашних животных.
А те люди между тем не то чтобы совсем неизменны, в принципиально разные эпохи их воспитывают уж и близко никак явно так непохоже…
Да только, то наиболее главное в жизни каждого человека при этом нисколько не меняется ни к лучшему, ни к худшему.
То есть, все те крайне обнадеживающие всякий тот мелкий человеческий разум довольно-то мелкотравчато расплывчатые
веяния действительно продвинули довольно многих людей куда-то очень даже далеко вперед, однако по большей части именно в одном том совершенно так иллюзорном плане.
Ну, а всяческие и всевозможные технические чудеса только и всего, что всецело облегчили весь этот наш сегодняшний быт, а еще и сколь бесконечно они поспособствовали довольно-то существенному оболваниванию абсолютного большинства представителей крайне вот пока невежественных масс простого народа.
Люди в наше нынешнее время стали, куда и впрямь апатичнее людей прошлого: им создали иллюзорный мир, глядящий на них во все глаза со всех тех так уж и ярко поблескивающих экранов.
А как раз потому и досконально тут ясно всего-то лишь то одно: если все те или иные ростки духовности современная цивилизация целиком и не глушит, то, по меньшей мере, она им вполне подчас придает некий тот вялый, довольно водянистый оттенок.
12
Да и вообще безнадежно нелепая попытка самого скорого и резкого крайне так невзрачного переиначивания всей серой сущности человеческого духа, зачастую сколь непременно затем оказывается смертным грехом — принципиально искусственной первопричиной сущего вот последующего забвения и запустения…
Совершенно неосуществимые на всякой той чисто обыденной житейской практике цветные миражи восторженных надежд на некое пресловутое светлое завтра чисто ведь дотла подчас выжигают все то, что простецки естественно и бесхитростно, а именно то по-настоящему вполне живое человеческое естество.
И все это и впрямь невероятно же гибельно для тех вовсе неподдельно светлых дней довольно-то пока далекого будущего.
А впрочем, никто тут не будет с тем, собственно, спорить: в голой теории все, несомненно, может быть фактически же именно верно, но с чистого листа никак нельзя затевать абсолютно никаких весьма существенных преобразований.
И пусть вокруг ад, достойный пера Данте, но то и близко никак не повод, чтобы, разом так бестолково устремясь к призрачным воротам рая, именно что вслепую и начать всеми силами разом-то беспардонно переводить весь свой народ с третьего круга ада на тот при таких-то делах вовсе неизбежный, разом последующий шестой.
Большевизм даже и в самых крайних своих проявлениях — это не более чем шестой круг, — до того наиболее последнего седьмого круга он бы еще непременно дошел, но разве что в случае самой окончательной и именно что на редкость полнейшей своей вседозволенности.
А она могла возникнуть разве что на почве некоего более-менее полноценного и чисто общемирового владычества.
Но то одни донельзя веские дела ныне весьма уж порядочно усовершенствованной и чертовски беспроглядной средневековой мглы…
Однако все те никак не здравые зачатки столь еще откровенно дурманящих души страстей по исключительно старательному выпрямлению кривого пути человечества следует поискать именно в Содоме и Гоморре интеллигентских дискуссий обо всем, что всенепременно надо было сколь неистово зверски уж сходу так сокрушить.
Всем миром до самого основания разом разрушив то, что и послужило главным оплотом былого угнетения, а именно потому и стало оно ныне попросту уж явно никак совсем нестерпимым.
И это как раз потому и возникло весьма твердое желание слишком многое извести в точности, как изводят в доме клопов или тараканов.
13
Причем кому то и близко совсем уж не ясно, что вместо того серого настоящего в последующем бесклассовом обществе действительно прорисовывались черты светлого и наилучшего грядущего, к которому и надо будет идти медленно и без рывков, постепенно пробираясь через дебри бесконечно долгих тысячелетий степенного технического преображения реалий всего этого мира?
И если этот мир ныне закабален всеми видами рабства, то это никак не повод делать из освобождения народов от всех их внутренних оков праздник вконец осатаневшего насилия, поскольку данный путь ведет в одну тьму самой всеобщей людской первобытности…
А чтобы этот мир стал явственно лучше, надо бы его менять ласково и постепенно и это разве что с одними гадами — серийными насильниками и убийцами и можно сколь этак запросто доходить и до той наиболее последней строгости, наилучшим из проявлений которой и впрямь-то может быть абсолютно законная смертная казнь.
Да только чего-либо ждать нам никак попросту уж невтерпеж, а оттого и без того бескрайне долгий путь лишь значительнее удлиняется, и есть самая пренеприятнейшая вероятность того, что неразумное 20-е столетие вполне, может, его удлинить лет на 500, если, конечно, и того явно не более.
Слепок начертанного во снах о светлом грядущем никак нельзя будет с сущим толком использовать в виде безотказной отмычки, дабы чересчур оторванным от всяких реалий мечтателям стало доступно именно в нем себя, и ощутить, буквально-то выпорхнув сверкающими глазенками из всего этого нашего крайне же нелицеприятно обыденного настоящего…
14
Лев Толстой, к наилучшему примеру, наверное, лишь того и хотел, а ради того и потел, впрямь-таки из кожи наружу вон лез…
…видно, уж любо ему было на одной той белой бумаге весьма старательно приучить воинственно и амбициозно мыслящих людей разом ведь научиться вполне отныне обходиться совсем безо всяческих войн, да только чего это хорошего и полезного, в конце концов, из всего этого вообще еще, собственно, вышло!?
Да и чего это он вообще дельного добился, по возможности словообильно дискредитировав армию, навязав обществу слепое непротивление злу, а также и все те беспочвенно радостные ожидания, что довольно-то вскоре все само по себе утрясется, да и обязательно, в конце концов, как-нибудь ведь на деле более чем здраво действительно образуется.
И ведь надо бы фактически сразу до чего веско заметить, что его речи для вполне современного ему общества были сущим вот гласом с небес…
Раз уж думать именно своею светлой головой занятие достаточно болезненное и крайне утомительное…
И чего это тут вообще можно поделать: интеллектуальная ленца есть сколь неизменный и весьма естественный недостаток истинно многих представителей русского народа…
Зато в его натуре почти начисто отсутствует всяческий амбициозный снобизм, а еще и уверенность в самом неотъемлемом и абсолютном праве белого человека, а это и есть именно те качества, что неизменно свойственны довольно многим западным европейцам.
А также в нем попросту нет как нет того самого буквально инстинктивного устремления к лютой жестокости, повсеместно распространенного по всему Ближнему и Дальнему Востоку, а то чего в русском человеке находит выход от сущего отчаяния это совсем не та свирепая и самовлюбленная лютость всякого же завоевателя-азиата…
15
И снова надо бы тут повториться, что есть и то наиболее главное свойство доподлинно русского характера, а именно та безмятежно тихая сдержанность, пока это хоть как-либо было только возможно, ну, а затем этакая бесшабашно отчаянная неудержимость, которую абсолютно никто и ничто не сможет ни остановить, ни хоть сколько-нибудь обуздать.
Ну, а Лев Толстой вовсе бесцеремонно всячески уж прививал тогдашней дореволюционной интеллигенции то самое весьма отвратительное всякому здравому уму псевдохристианское смирение, а еще и крайне бестолковую сдержанность по отношению ко всякому совсем незамысловатому злу.
Да и вообще именно Лев Толстой, фактически же выставил всякое простонародное хамство, словно бы самое полное право на вполне законную обиду на ту долгими веками некогда так и царившую повсюду несправедливость…
И уж не спонсировал ли он всею своей чрезмерной фарисейской кротостью истую войну внутреннюю и, кстати, сколь совсем незатейливо наихудшую из всех только когда-либо действительно еще явно возможных?
Поскольку где — это такое было ранее видано, чтобы на том вполне доселе обыденном для всей той общеизвестной истории военном поприще брат убивал брата, а сын родного отца…
И как — это нечто подобное предотвратят все те, по самую шею погрязшие в безграничном непротивлении злу, сеятели и пахари неких тех чисто абстрактных грядущих благ?
Ведь если уж чего-либо подобное и будет некогда существовать, то только лишь во времена действительно нового — свободного демократического мира!
Ну а нынче сумеют ли подобного рода бравые сподвижники хоть как-либо достучаться до тех крайне невежественных представителей народа, что были морально так полностью выпотрошены при помощи всей той сугубо верной и суровой правды?
Ответ — он, конечно же, во всем исключительно отрицательный.
16
И, кстати, то ведь является на редкость обыденным и сколь непреложным фактом, что это, как раз-таки Лев Толстой и насытил российскую интеллигенцию самым суровым непротивлением злу.
А в результате, она буквально вся совсем уж безвозвратно погрязла в самом полнейшем бессилии пред кровавым террором большевизма, что и впрямь свирепо осатанел во всем том изощренно лютом отрицании всяческой доподлинной, хоть сколько-то стоящей данного определения интеллигентности.
Да только, чего — это некогда помешало всех тем вполне достойные думы думающим людям действительно вовремя отряхнуться от всех буквально же снедающих им душу иллюзий и явно попытаться посильно приостановить весь тот довольно вот резко намечающийся крен «Варяга Российской империи» в самую пучину анархии и бесконтрольно дикого произвола?
А между тем все — это брало свое начало именно от той более чем чрезмерно страстной увлеченности необычайно бравыми идеями, что были кое-кем, взяты на вооружение после сколь многократного перечтения книг Льва Николаевича Толстого, а также и Чехова Антона Палыча.
Ну а как раз нечто подобное и послужило одной из тех вовсе немаловажных причин грядущего общественного взрыва, фактически разом разрушившего изнутри величественное здание вековой Российской империи.
17
Эти писатели вольно или даже невольно всячески уж расстарались дабы, обличить никак уж недостаточную цивилизованность российских реалий.
Ну а в особенности в их до чего только непримиримо жестковатом сравнении с обыденно бытовым лоском передовых (а в особенности в области лихих интриг) европейских держав, что неизменно в сфере внешних взаимоотношений строго держались политики вероломства, и крючкотворной хитрости.
А между тем надо бы тут явно никак не постесняться сколь еще сходу так и сказать, что тот чистопородный, возвышенный идеализм был для них довольно-то лакомым куском жирного земельного пирога…
Использовать его безо всякого остатка, ну а затем и раздавить в самую пыль!
А почему бы и нет, коль скоро довольно многие представители духовной элиты некой средневековой державы живут фактически на белых и перистых облаках.
Ну а зиждилось все — это на одном лишь незыблемом постаменте всего того, что само воздействие на российские умы гигантов общемировой мысли было буквально-то, как есть чисто же ужасающим.
Философ Бердяев вовсе не зря назвал Льва Толстого злым гением России, да и другие писатели тоже между тем были, скажем, так не сильно хоть сколько-то лучше.
Лев Толстой, Чехов, да и Достоевский, плетясь где-то совсем в хвосте широких общественных настроений, более чем явственно подточили все главные основы общества, и близко не ведавшего тех границ, где внутренняя свобода единовременно переходит в то самое неистовое охаивание буквально всего и вся.
18
Причем совсем незыблемо существует и этакий весьма немаловажный аспект, как самое безусловное закабаление людей, и без того имевших довольно смутное представление о буквально всяческой в этом мире житейской яви, тяжеловесными догмами вящей ирреальности, в которой им всегдашне хотелось бы жить, истинно невзначай всею душой обитать.
Более того, чего там греха таить, они и впрямь-то как есть устремились взять бы, да с иголочки наскоро подогнать под все те до чего давно ими из сущего ничего позаимствованные философские постулаты, весь тот, как он вообще ныне есть бестрепетно и повседневно же существующий порядок вещей.
И в этом им сколь всерьез подсобили именно люди, совсем безоглядно и безответственно раз и навсегда сходу отвернувшиеся от всех тех и поныне в точно том виде существующих исключительно так крайне никчемных реалий.
И ведь вполне полноценно на деле познав всю их гиблость (для духа), серость и полнейшую историческую неизменность некоторые возвышенные личности и впрямь порешили наспех проборонить старый огород новыми более острыми граблями…
Правда, слишком при всем том были они необычайно далеки от какого-либо более-менее верного понимания, что как есть, до конца нерадиво взяли они никак не тот для всего того явственно неподходящий инструмент.
Ну а может, им и было чисто уж все равно чего — это именно в сырую землю могучей силой разом так сходу воткнуть.
Тот же Лев Толстой, обретаясь у себя в том и вправду им всем сердцем любимом имении, совсем погряз в форменном прекраснодушии, а значит и отображение им людского быта в сколь многих его бессмертных произведениях, при всем их общемировом значении и великих литературных достоинствах, совершенно уж никак небезвредно.
19
Причем поболее всего — это было существенно как раз-таки для читательского восприятия именно тех людей, которые попросту уж вовсе ведь не умеют четко провести на редкость конкретную межу промеж благой творческой фантазией и порою сколь беспримерно суровою реальной жизнью.
И это именно, поскольку в душе неисчислимо многих российских интеллигентов возвышенное литературное творчество стало занимать до некоторой вот степени… излишне уж чересчур главенствующее место.
И ведь не только в виде задушевных изысканий человека, явно старающегося всею душою соприкоснуться с чудесным миром прекрасного, но и создавая всяческие красочные миражи, в той откровенно простейшей и серой обыденности совсем беззастенчиво вытесняя сиюминутные реалистичные картины жизни, довольно-то надуманным миром исключительно светлых и самых бесподобнейших о ней смелых фантазий.
И, конечно, во всем этом не было бы той по-настоящему большой беды, кабы ни зло, прекрасно умеющее мимикрировать и весьма старательно подделываться под то сколь белокрыло светлое и всеми нами извечно желаемое благо.
Дикая гниль бесчеловечно подлой задушевной корысти при подобных делах всячески так радостно объявляет именно что своими цели излишне чересчур доверчивого добра.
И до чего свирепо при всем том их враз извращая… и впрямь-то попросту доводя всю ситуацию именно как раз до того невообразимо безумного радикализма.
И уж как раз в самой невообразимой спешке, сходу вооружившись никак не в меру прямодушными либеральными принципами…
Причем те самые считай первоначальные их носители раз, и навсегда перестают чего-либо этакое сладкое щебетать о наиболее величайшем во всем этом подлунном мире и вправду распрекрасном грядущем, только лишь оказавшись всею своею главою, как говорится, разом на плахе…
Ну, а за тем дело вовсе не станет, ну а пассивное большинство, как варилось оно в своем собственном соку, так и далее будет оно именно в нем и впрямь бессловесно вариться…
20
И, конечно, все это совсем нетипично для всех тех необычайно же мощных духом и телом и впрямь наиболее достойных людей.
Однако, сколь то безнадежно же плохо, когда они, кроме самих себя, ну совсем ничегошеньки нигде и никак явно не примечают.
А к тому же ничего и знать не знают, да и попр
- Басты
- Журналистика
- Цви Найсберг
- О книгоедстве
- Тегін фрагмент
