Поэты, по-моему, только и пишут, что об униженных женщинах. Будто если мы не плачем и не ползаем в ногах, то и рассказывать не о чем.
может, родитель вообще не способен по-настоящему разглядеть ребенка. Мы видим лишь отражение собственных ошибок.
Дедал сказал как-то: и лучшее железо станет ломким, если слишком долго по нему бить.
Но в одинокой жизни бывают редкие минуты, когда другая душа спускается к твоей, подобно звездам, раз в год задевающим землю.
Так что же делает тебя колдуньей? — спросила Пенелопа. — Если не божественная природа?
— Точно не знаю. Раньше я думала, это передается по наследству, но Телегон чарами не владеет. Я пришла к выводу, что главное тут — воля.
Она кивнула. Объяснять не было нужды. Мы обе знали, что есть воля.
жизнь моя проходит во мраке глубин, но я не темная вода. Я существо, в ней обитающее.
Говорят, женщина хрупкое создание, как цветок, как яйцо – словом, все то, что может быть уничтожено минутной небрежностью. Если когда-нибудь я в это и верила, то теперь перестала.
Боги мнят себя родителями, — сказала я, — но на самом деле они дети — хлопают в ладоши и требуют еще.
Рожденные наядами могут лить слезы целую вечность, и мне, кажется, нужна была вечность, чтобы выплеснуть все свое горе.
Дети не мешки с зерном, одного не заменишь на другого.