Оглавление

Сергей Павлов
ВРЕМЕНА ГОДА СЛЕДОВАТЕЛЯ СЕМЕНОВА

Часть первая

Зима
КЛАССИЧЕСКИЙ СЮЖЕТ

Он еще раз все обдумал: не беда, что записки нет, все и так поймут, что это самоубийство. Он прислушался к дыханию — спокойное, ровное, как будто, нет никакого ожидания смерти. Отступить? Нет, нельзя, все надо решить сейчас, откладывать уже нельзя, слишком все серьезно. Он вынул пистолет из кобуры, решительно взвел его, направил ствол в висок и нажал на спуск.

Звук выстрела потонул в шуме турбин, котлов и насосов, вое ветра, тихо звякнула о стекло гильза. Все было кончено.

***

На проходной ТЭЦ их встречали трое — начальник караула, начальник команды ВОХР и заместитель по безопасности. Пропуска были уже готовы. Въехавшая на ТЭЦ машина подобрала их внутри и по свежерасчищенной, но уже заносимой снегом дороге они быстро домчали до далекой сторожки. Первое, что увидел Семенов, открыв дверь, — человека, стоящего внутри. Вероятность сохранности следов резко упала.

— Вы ничего тут не трогали? — как мог грозно спросил он, и начальник команды, высокий человек в штатском, вопросительно посмотрел на начальника караула, пожилую полную женщину среднего роста, хотя, может, ее полнил форменный синий бушлат, перепоясанный армейским ремнем.

— Нет, — отозвалась женщина, -он в следующей комнате застрелился.

Семенов припомнил дорогу:

— А снег давно расчищали?

— Это трактор проходил, он в полседьмого прошел, это важно? Он ведь сам застрелился.

Оставалось только принять это: снегопад валил всю ночь, но хоть какие-то следы, если кто-то ходил, могли да остаться, но теперь и их подмели.

— Пройдем к погибшему. Вы пока что останьтесь здесь.

Открыли вторую дверь, оттуда повеяло холодком, даже холодом. Семенов и Илонов вошли в небольшую хорошо освещенную комнату; Семенов, пропустив вперед эксперта и фотографа, осмотрелся. Слева от двери прямо у стенки стояла кровать, справа было окно, перед которым были стол и стул. Второе окно, приоткрытое, располагалось напротив двери. Ремень с дубинкой, наручниками и пустой кобурой лежал на стуле, на спинке стула висел бушлат, пистолет валялся на полу чуть в стороне от упавшей с кровати руки мертвеца.

Погибший в мундире и кожаных перчатках лежал на кровати, на спине, головой к двери. Эксперт занялся им, Илонов начал составлять протокол, а у Семенова сразу появился новый вопрос:

— Тело кто обнаружил?

— Артеменко. Он сейчас здесь, охранял тут. Начальница караула указала рукой на дверь.

Семенов опять подумал о том, насколько здесь все уже затоптали и еще затопчут.

— Кто еще здесь был?

— Практически все за день и еще предыдущие караулы.

— Сколько человек в целом? — она на секунду задумалась.

— Сорок. Четыре караула за четыре дня, — И тут же поправилась, -и еще совместители с других команд. Так что, сорок это должно быть, а так с внутренним совмещением где-то тридцать- тридцать пять. Но зачем вам это? Ясно же, что это самоубийство.

— Простите, как вас по имени-отчеству?

— Степанова Татьяна Петровна.

— Татьяна Петровна, пока у нас просто огнестрел. У вас раньше подобное случалось?

— Господи! — она замахала руками, -Нет, конечно!

Немедленно включился начальник команды:

— На другой станции недавно было, по всем командам объявили.

— Понятно, — сказал Семенов, хотя пока было ничего не понятно, — Кто его живым последним видел?

— Я, — быстро проговорила начкар, -я его на этот пост отправила.

— А почему отправили? Он должен был сюда идти?

Тут она немного занервничала, посмотрела на начальника команды, но все же сказала:

— Соломенко, ну, убитый, он иногда выпить любил и перехватил, на прошлом посту, в термосе, видно, пронес. Надо было, чтобы он отоспался перед выходом, а то его бы алкорамка не выпустила. Здесь он шесть часов мог поспать, с полуночи до шести. Я его поменяла с другим и сюда направила.

Начальник команды тут же воскликнул:

— Татьяна Петровна! Ну как так! Вы же должны были мне сказать сразу! Его же вообще нельзя было допускать пьяного! Вы же ему еще и оружие дали!

— Артем Игнатьевич, — вскрикнула она в ответ, трагично всплеснув руками, -ну, он трезвый пришел! Мне уже Манукян при обходе сказала, что он выпил!

Это было уже слишком. Много нового, необычного, все надо было понять и записать, а сейчас начинался простой скандал и Семенов решительно остановил это:

— Подождите, подождите пока об этом, все по порядку. Татьяна Петровна… давайте сейчас где-то соберемся и всех постепенно соберем. Там все обговорим. Где это можно сделать и когда?

Ответил начальник команды:

— В раздевалке или столовой соберем людей, а в моем кабинете допросите. Только всех собрать можно через часа два, все же на постах, а в девять смена караула…

— А Шамушев тот уже на свою станцию уехал, — включилась в разговор начальница команды.

— Шамушев, это кто? — тут же спросил Семенов, -Почему он ушел?

— Это с другой станции стрелок, они его нам на день дали, а сегодня он должен у них снова дежурить, он в шесть ушел и в девять там будет.

— А где он был с полуночи?

— С полуночи до трех спал, а восьми до полуночи и с трех до шести на видеонаблюдении.

— Хорошо, с ним понятно. Саша, — позвал он Илонова. –остаешься здесь; составь протокол, помоги эксперту. –Надо было завершить с начкаром: -Так, Татьяна Петровна, давайте сейчас поговорим с вами и Артеменко, потом задержите других, чтобы тоже не убежали. Вы мне объясните, как тут у вас все устроено и посмотрим видео за все время дежурства погибшего на посту.

— А как же ворота? Воскликнула Татьяна Петровна, — Нам же надо машины пропускать!

Немного помолчали, но потом начкоманды нашел решение:

— Будете из предбанника принимать. Журнал вынесите.

Они вышли на улицу. Снег все также валил крупными хлопьями, заваливая расчищенную дорогу. Семенов вздохнул, — на улице было морозно, -и вместе с начкаром, начкоманды и заместителем по безопасности пошел к проходной.

***

Надо было с чего-то начинать. Начкар была последней, кто видела погибшего, и первой Семенов вызвал ее.

— Татьяна Петровна, поймите, у нас сейчас есть просто человек с пулей в голове и пистолет. Мы проводим следствие по этому поводу. Пистолет, разумеется, придется на некоторое время изъять.

— Но зачем? Все ведь понятно.

— Вот чтобы было окончательно понятно.

— Н-ну, ладно, но по поводу пистолета, это к Артему Игнатьевичу.

— Хорошо, этот вопрос мы как-нибудь решим, а сейчас давайте поговорим о погибшем. Вот вы что о нем скажете? Давайте хотя бы полное имя его.

— Соломенко Андрей Юрьевич. Его дело в конторе есть. Он здешний, живет тоже рядом… Жил.

— «В конторе» — это где?

— Ну, в главном отделе охраны. — Семенов отметил это в блокноте.

— А вот скажите, в последнее время он выглядел подавленным? — Начальница караула пожала плечами, нахмурившись:

— Он, по-моему, вообще никогда подавленным не был; всегда, если не веселый, то немного злой или чуть пьяный.

— А какая-нибудь могла быть у него причина для самоубийства?

Она задумалась.

— Н-ну, не знаю… Хотя, -она встрепенулась, -его же премии лишили!

Семенов отметил в блокноте и это.

— Ну, вот уже что-то. А с семьей у него как, нормально?

— Да, вроде нормально, хотя он мало говорил об этом, живет, вроде с кем-то.

— А премии его лишили за что?

— Директора на проходной не узнал, потребовал предъявить вещи для осмотра и поругался с ним. А в это время проверка была, и вышел проход по чужому пропуску, пока он ругался. Все отвлеклись. — Татьяна Петровна рассмеялась, -Он же раньше в полиции работал и начал на него по привычке наезжать. Его и из полиции тоже за это выгнали, больно крутой был. Он рассказывать про это любил очень.

— Про что? Как его выгнали?

— Да нет, про службу свою, даже книгу, вроде, какую-то писал. –она опять погрустнела, видно, вспомнив, что теперь уже никто не допишет эти мемуары, и продолжила, -А вообще, смеялись над ним постоянно, за спиной, правда.

— А почему?

— С ним вечно что-то случалось. Он опаздывал постоянно, хотя жил ближе всех, форму носил по-дурацки — ремень висит, пистолет и дубинка спереди болтаются, сзади рубашка торчит, как-то дубинку сломал, кнопку тревожную домой унес, патрон на посту потерял, за неделю два чайника сжег, выпивал еще… Вот и сейчас на посту что-то принял. Так что, смешно это все было, когда не грустно.

Семенову пришло в голову, что стрелялись и из-за меньшего, но он придержал свое мнение при себе. Ясно стало, что погибший — недотепа и неудачник. Может, он, наконец, осознал это.

— Вот что, Татьяна Петровна, давайте разберемся с вопросами вашей службы. Надо понять, что и как у вас происходило. Давайте-ка график уточним. Нам также понадобятся списки охраны, списки сотрудников станции на сегодня и видеозаписи до обнаружения тела.

— Хорошо, только это надо согласовать, это же не так просто.

— Надо, значит согласуем. — Семенова начала раздражать эта секретность. Давайте, сперва график. Кто сегодня дежурил, когда пришел, когда началось дежурство и как проходило? Давайте запишем, помогите разобраться.

Он достал лист бумаги и приготовился записывать, начкар положила перед ним полоску бумаги с цифрами.

— Вот, это — график караула. Сверху — часы в сутках, сбоку номера постов. Приходят в 8.00, иногда опаздывают, развод караула и инструктаж в 8.30, заступают в 9.00, а потом они меняются согласно графику.

Семенов почти переписал график на лист, но вовремя одумался:

— А ведь из-за Соломенко график изменился.

— Да. Это по журналам посмотреть можно. Он был на шестом посту, должен был пойти на второй пост, а потом, через два часа, на четвертый на час и потом вернуться сюда. Манукян была на обходе и зашла к нему, там туалет есть. Она и сообщила мне, что он уже выпил. Я к нему пришла, проверила и направила его туда, на вторую проходную, там сейчас только машины пропускают.

— Ага, чтобы он проспался. — Журналы надо было скопировать.

— Да… Вообще, на постах спать нельзя, конечно, но…

— Понятно, понятно. А вот вы обходы упомянули, они как проводятся?

— С 18.00 каждый час, на второй проходной журнал лежит, там тоже расписываться надо. У нас станция большая. Но сегодня я отменила обходы, Манукян упала два раза.

— А почему все же отменили?

— У нас персонал все старики — лет за пятьдесят всем, а кому и за семьдесят. Народу не хватает, и, если кто-то на больничный уходит, то это прямо катастрофа. — Она осеклась, видно снова вспомнив, что один из них ушел не на больничный, а в мир иной, и уже грустней продолжила, -он же сам только с больничного вернулся, а Сарновский в отпуск ушел и пришлось с другой станции человека брать.

— Давайте теперь об этом человеке. Кто он, с какой ТЭЦ?

Она посмотрела в блокноте:

— Шамушев Сергей Васильевич. С 29-й

— Хорошо. Вы его почему отпустили?

— Ясно было, что он тут ни при чем, да и на своей станции ему надо быть обязательно.

— Он у вас часто был?

— Только второй раз. У нас постоянно то наши к кому-нибудь ездят подменять, то их люди к нам. Людей нигде не хватает.

— Хорошо, а он насколько был пьян? Вам не показалось, что лучше было бы забрать у него пистолет тогда?

Она задумалась, но сказала:

— Он не выглядел таким уж пьяным, просто он не прошел бы алкорамку на проходной, а четвертый пост — видеонаблюдение, там обязательно надо проходить алкорамку. Вот и пришлось Шамушева вместо него на видеонаблюдение посадить.

— С трех.

— Пришлось в два будить. Он потом постоянно носом клевал.

Да. Вредная привычка погибшего смешала весь график.

— То есть, он, возможно, ничего не видел?

— Так в такой снегопад и не увидишь ничего.

Дельное замечание. Надо бы проверить на практике.

— А вы сами не видели ничего?

— Я Шамушева посадила, и спать пошла на три часа.

— Ну что же, с этим ясно. А как вы думаете, это мог быть несчастный случай? Соломенко вообще как с оружием обращался?

— Н-ну, он патрон как-то потерял…

— Вы рассказывали, а как это случилось?

— Он тренировался, чтобы повторно сдать экзамен. Разряжал и снаряжал магазин. Потом патрон нашелся, но пистолет ему месяц не давали и экзамен перенесли.

— А вообще, он с оружием не игрался, затвор зря не дергал?

— Вроде нет, у нас были случаи, но не с ним.

— Ясно. — У него вдруг зазвонил телефон. –Минуточку.

Звонил Илонов.

— Дима, мы чего-то гильзу никак найти не можем.

— А запинать ее никуда не могли?

— Да мы тут все обшарили.

— Тогда ищи там, где не искали. Погоди, — он вдруг вспомнил, -там ведь окно было открыто?

— Оно и сейчас открыто. Дубак страшный.

— Попробуй за ним поискать.

— Когда? Весной? У нас пуля есть.

— Надо найти. Там, вроде, металлоискатель валялся на подоконнике. Действуй. Да, погоди, там термос есть?

— Есть.

— Отпечатки сняли?

— Нет еще.

— Пусть снимут и посмотрите, что там в нем. Потом на анализ. — Семенов отключился и вновь обратился к начкару.

— Давайте продолжим. А раньше он где работал?

— В полиции, я же говорила.

Да, действительно. Чего это он забыл? Видно, ранний подъем сказался.

— А где?

— Он говорил, что в отделении каком-то.

— Так, хорошо. А кто, значит, его нашел?

— Артеменко, он после обеда пошел на замену.

— С ним можно поговорить?

— Н-ну, если из резерва послать кого…

— Если не трудно.

Она куда-то вышла, и минут через пятнадцать-двадцать в кабинет постучал, а потом и вошел, принеся с собой мороз, усатый мужчина, которого Семенов видел в предбаннике будки поста. Он сразу важно сел на стул, представился:

— Артеменко Сергей Иванович.

— Семенов Дмитрий. Следователь. Расскажите, пожалуйста, как вы пришли на пост.

— Ну, поел, вышел за десять минут, метель ведь. Дорогу еще и не расчистили, прямо по снегу шел на огонек. Чуток не заблудился. Пришел, хорошо не заперто было. Открыл, а там, в предбаннике тепло, а в комнате уже холод. Я открыл, а там он на кровати лежит. Я к нему, а он там лежит холодный и пистолет на полу.

— Ничего не трогали?

— Нет.

— Кого-нибудь видели по дороге? — дежурный вопрос.

— Нет, кто в такую ночь гуляет? — и в самом деле.

— А сами что вообще про погибшего можете сказать?

Артеменко пожал плечами.

— Что сказать? Трепло он был порядочное. Ну, поработал он в полиции, ну и что? Так он постоянно про это рассказывал, еще про память свою великую. А с директором вон как облажался. Год с лишним работает и не узнал. И жил ближе всех и постоянно на развод опаздывал.

— Как вы думаете, он мог из-за этого застрелиться?

— Он? Да никогда! С похмелюги разве, когда голову ломит.

— А вот его премии лишили.

— А что, в первый раз что ли? Так у него и пенсия есть. Ипотеку он, вроде, не брал, кредиты тоже. Пережил бы. –Петренко махнул рукой, -Ой, чего я про него так, он же умер.

— Ничего, Сергей Иванович, нам сейчас важно все знать. –подбодрил его Семенов, -А вот на семейном фронте у него что было?

— Да что было, то и было, он как-то не распространялся.

— Но вот он не показался вам каким-то подавленным, грустным?

— Нет, -Артеменко призадумался, — он, как всегда, опоздал, все уже привыкли, а ему как с гуся вода. Так он и дежурил. Сначала со мной три часа на проходной, потом я на первый обед ушел. Он людей проверял, я на мониторе. Ничего особенного.

Семенов подумал, что надо посмотреть телефон погибшего, может, ему позвонил кто, и сообщил нечто такое, отчего и жить не захотелось?

— Ясно, спасибо. Ну, потом вас опять могут вызвать.

— Да зачем? Ясно же, что он сам застрелился.

— Ну, вот и вы не знаете, из-за чего он мог бы застрелиться.

— Да, -Артеменко хмыкнул, потер подбородок, -действительно, неясно.

— Ну, спасибо вам.

Тем временем наступало утро, и подошел еще один охранник.

— Бархатов, Константин Евсеевич, -представился Семенову рыхловатый полысевший человек лет около шестидесяти. Голос его был густой и даже приятный, -Теперь Бархатов.

Семенов не преминул спросить:

— А раньше кем были?

— Вам расскажу, потому что вы еще не знаете. Лучше от меня узнаете, чем потом. Пархатов я раньше был. Артист. Отец говорил мне: «Гордись своей фамилией, сынок! У других евреев фамилия такая, что в приличном обществе сказать нельзя, а все равно гордятся!». В артисты пошел. У каждого артиста в сумке череп Йорика, но не каждый достать может. Петь стал, романсы, песни красивые. Фамилию не менял, пока мой друг в кавычках, тоже еврей, кстати, меня перед моим выходом Пейсатовым не назвал. Пошутил. –Бархатов вздохнул, а Семенов едва сдержал улыбку, -Наутро я уже был Пейзадовым, а вскоре и Задопоевым. Шутка удалась, и пришлось завязать. Никто меня уже всерьез не воспринимал. А здесь, в охране, хоть деньги и маленькие, но люди терпимые. Иногда даже пою кое-где. Так-то здесь как на Сент-Женевьев-де-Буа.

— Это как?

— Как в песне, «Здесь похоронены бывшие, бывшие…». Бывшие менты, простите.

— Ничего.

— Летчики, спортсмены, тюремщики, железнодорожники, воспитатели. Вот и артисту бывшему приют нашелся. Сюда же не сразу понимаешь, зачем ходят. А потом уже видишь — от одиночества. Семьи людям не хватает, работы. Занять себя нечем.

— Понятно. А что вы можете про погибшего рассказать?

— Он неинтересный человек был. Истории у него про то, как он кого-то охранял в полиции, принял, куда-то поехал. Все как здесь, только там.

— А так вы с ним близко знакомы были?

— С этим звонарем? Да ни за что! Чай он у меня часто стрелял. -Бархатов поморщился, -Как и у всех.

— А вам не показалось, что он чем-то подавлен?

— Нет. Погодка, конечно… Но он не тот человек, чтобы с погоды стреляться. Нет в нем такой ранимости.

— А что вам вообще запомнилось?

Бархатов пожал плечами:

— Да вот моментик, когда Соломка к пришлому пристал, что где-то его видел. Это похоже было на театр. Знаете, когда оба партнера забыли текст и несут какую-то отсебятину, лишь бы протянуть время и не сгореть, надеются, что кто-то подскажет или что-то вспомнится. Забавно. Я сам как-то попал в такую неприятность.

— А это как было?

— Ну, Соломка к нему пристал с этим сразу после развода и начал про свою великолепную память опять. А, вам, может, время нужно. Где-то без пятнадцати девять.

Что ж, что-то все же стало ясно. Теперь оставалось проверить видео; сначала просто посмотреть, а потом взять записи.

На видео был снег, снег и еще раз снег. Начался он около трех часов дня, да так и валил, не переставая. Ветер плотной завесой гонял его и после шести часов вечера, когда совсем стемнело, видны были разве что фонари.

Фактически только для отчета, он д