О прошлых

Зинаида Гиппиус

Жалостно всхлипывал Ксаня, нисколько жалости не боялся. Жало ее для него не смертельно. Сын будущей, не прошлой России, — он открыто плакал о «рожденных в года глухие», о «не знающих своего пути», о них всех, маленьких, больших, — всех, всех…

— Да как же: «Мы, дети страшных лет России, пути не помним своего…» — Или вроде, но очень же верно? и что «роковая пустота» — про них же, то есть про вас… Это я к тому, что понимаю, не осуждаю, ты сама не понимаешь, — а я понимаю… И…
Тут Ксанино лицо скривилось, губы выпятились, как у пятилетнего ребенка, и он заревел, не заплакал — именно заревел, утирая ладонями слезы:
— И только вот жалко… жалко мне… Зачем? Юличка… родинка… зачем тебе — «роковая пустота»? Жалко очень… Ужасно… И Гришу, и Олимпия… И тебя, Юличка.

— Я про это и читал, — заторопился Ксаня. — Я оттого и понимаю. Ты, Гриша, другие… Это глупости, что на «содержание», это все равно. Даже лучше тебе с Олимпием, чем с Гришей. И Грише с тобой ни к чему. Там знаешь как сказано? Постой, ты слушай, я сейчас, я хочу, чтобы ты не думала про осуждения или про что-нибудь… Я даже тебе помочь готов, если можно, как тебе лучше. И Грише, как ему лучше… Ты говоришь — пусто в душе. Вот точка в точку я и читал про вас: «В сердцах, восторженных когда-то, есть роковая пустота…»