МОСКВА
2025

ПРОЛОГ

Мрачный Жнец прислал приговор плюс-минус через две недели после того, как я ему написал. Прислал, пишу я, хотя на самом деле Смерть может оказаться и женского пола. А может, синигами1 — вообще ни то ни другое. Да и какая разница, главное — что этот самый Жнец мне написал. Если ему верить, жить мне оставалось восемьдесят восемь дней.

А если точно процитировать, то: «Через 88 дней с того момента, как сделана фотография». То есть меньше трех месяцев. Я бы все списал на дурацкий прикол, но в Сети уверяли, что предсказания синигами — то есть пользователя с никнеймом Зензенманн — всегда сбываются.

Зензенманн по-немецки как раз и значит «Мрачный Жнец». По-немецки я не говорю — просто прочитал перевод на все той же страничке.

У него больше ста тысяч подписчиков в твиттере. Он предсказал смерти нескольких знаменитостей и наделал шума в соцсетях. Я, как и многие другие, подписался на него из любопытства, чтобы следить через экран смартфона за развитием событий. Как-то раз он разместил такой твит: «Я не у каждого человека вижу отмеренный ему срок. Только у тех, кому осталось недолго. Если пришлете фотографию, на которой видно голову человека, и я увижу над ней цифры — отвечу вам. Лицо необязательно».

Я только усмехнулся и пролистал дальше. Но несколько дней спустя все-таки отправил картинку. Любопытство замучило. Еще я бы мог оправдаться тем, что мне как раз прислали групповой снимок класса с фестиваля культуры2, но это я уже притягиваю за уши.

После фестиваля главные энтузиасты выстроили нас всех у доски и сняли на телефон классного руководителя.

Через пару дней фотографию прислали всем одноклассникам, в том числе и мне. Я вдруг вспомнил Зензенманна и подумал: прикольно узнать, вдруг у нас в классе кто-нибудь скоро умрет? Ну и легкомысленно послал ему в личку.

Ответ пришел неожиданный.

В отличие от многих других, оказавшихся на моем месте, я не впал в отчаяние и не пожалел, что узнал страшную правду. Я ни о чем не мечтал и не планировал всю дальнейшую жизнь. Просто надеялся, что поступлю в нормальный универ и устроюсь на работу с приличной зарплатой.

Все люди рано или поздно умирают. Я просто умру пораньше, чем большинство. Пожалуй, так даже лучше.

Все равно я не оставлю никакого следа в истории человечества. Оценки у меня так себе, каких-то особых талантов, которые выделяли бы меня на общем фоне, тоже нет.

Друзей у меня мало, да если бы их и много было, с такой проблемой за советом ни к кому не обратишься. Я никогда не тешил себя надеждами, что жизнь только начинается и дальше все наладится, поэтому довольно быстро опустил руки и уже ничего не ждал от будущего.

Так что известие о том, что мне осталось всего восемьдесят восемь дней, не вызвало у меня ни досады, ни замешательства. Правда, наверное, я совру, если скажу, что сразу до конца осознал, что все это значит.

Зензенманн выделил на фотографии двоих: «Второму справа в переднем ряду и крайней слева в третьем осталось жить 88 дней с того момента, как сделана фотография».

Второй справа, парень с кислой миной, который на снимке отвернулся от фотографа, — это, конечно же, я. А крайняя слева… Асами из школьного совета. Забыл, как ее по имени. Симпатичная девчонка с аккуратным каре длиной до подбородка и улыбкой от уха до уха показывала в камеру V двумя пальцами.

Мы с ней никогда ни в чем не пересекались, а умереть, получается, нам суждено в один день.

Смерти я особо не боялся, но хотел понять, как же так выйдет. Я решил, что ключ к разгадке может найтись, если поближе познакомлюсь с той, кому суждено разделить со мной день смерти.

Так я начал узнавать одноклассницу, с которой до этого ни разу даже толком не разговаривал.

Глава первая

ТРИ ДНЯ ПАНИКИ

Оттого, что я узнал, когда пробьет мой смертный час, окружающий меня мир ничуть не изменился.

Я ждал каких-то изменений в привычных пейзажах, думал, что буду жалеть о прожитых впустую днях, дорожить каждой минутой и секундой. Что в душе от осознания скорой смерти пробудятся какие-то доселе неведомые чувства, но ничего такого за собой не заметил.

Если что и поменялось — так это то, что я перестал переписывать с доски материалы урока. Меня утешала мысль, что можно больше не переживать ни о промежуточных контрольных на следующей неделе, ни об итоговых экзаменах через два месяца.

Теперь вместо конспектов я записывал в тетради, что знаю про одну из девчонок класса.

Она сидела за первой партой в ряду у окна и как раз только что зевнула.

Звали ее Рина Асами. Насколько удалось выяснить, в школьные секции она не ходила, в свободное от учебы время нигде не подрабатывала.

Приезжала в школу на автобусе, притом раньше меня, домой возвращалась когда придется, а не в строго определенное время. Общительная, учиться не любит, но, судя по тому, что на дополнительных занятиях на летних каникулах я ее не видел, оценки у нее не такие плачевные, как у меня. В средней школе3 она какое-то время была менеджером бейсбольной команды и по уши втрескалась в мальчика из старшего класса, но у них ничего не вышло.

Притом нельзя сказать, что на нее вообще не обратили внимания. Просто к тому моменту, когда это выплыло наружу, тот парень уже завел себе девушку. Подружки все как одна считали, что Асами — самая милая девочка в классе, и в принципе вокруг нее всегда кружило несколько поклонников. На мой неискушенный взгляд, ее в целом любили все, и она не нажила себе в школе ни одного врага. Асами уверенно плыла по водам школьной жизни, и на первый взгляд ничто не предвещало ее скорой кончины. Впрочем, стоило перелистнуть страницу, как это впечатление резко менялось.

Звонок прозвонил прежде, чем я успел это сделать, и рука застыла. Я тихо вздохнул и поспешно сунул тетрадь в сумку.

— Сакимото-кун4, Сакимото-кун! Сегодня новый факт за двести иен!5 Будешь брать? — шутливо окликнул меня, когда я уже собирался вставать из-за парты, сосед Сэкикава. Полноватый очкарик, который, впрочем, если бы сел на диету и перешел на линзы, мог бы пользоваться у девушек большим спросом.

Он все уроки напролет читал мангу, однако по успеваемости занимал первое место в классном рейтинге. При этом легко находил общий язык как с парнями, так и с девчонками, то есть обладал всеми теми качествами, которых недоставало мне.

С начала октября большинство народа в классе уже переоделись в зимние пиджаки, а он по-прежнему носил летний вариант формы.

— Чего так дорого? Двести иен… Ладно, валяй! Беру!

— Отлично! Спасибо за покупку!

Я нехотя достал из кошелька две монетки и положил ему в протянутую ладонь.

Они с Асами вместе учились в одной средней школе, и именно через него я раздобыл все те сведения, которые тщательно записал в тетради.

С начала старшей школы нас обоих уже во второй раз распределили в один класс, но мы особо не общались, и раньше я понятия не имел, какой он проходимец. Впрочем, в нашем жестоком мире без таких не выживешь.

— Значит, так… Ну-ка, наклонись поближе… — Он прикрыл рот ладонью и прошептал: — Говорят, что Асами… девственница! Только никому не говори!

Сэкикава прыснул со смеху, а я на него зырк­нул и встал с места. Зря только отдал двести иен!

Сам дурак, если решил, будто чем дороже информация, тем ценнее. Обычно интересные факты об Асами обходились мне в сотню. Самый дорогой до сегодняшнего дня — сто ­восемьдесят, и за эти деньги пыхтящий как паровоз Сэкикава поведал мне, какого цвета в этот ветреный день у нее были трусики, — информация, без которой я легко мог бы обойтись.

С моей точки зрения, схема Сэкикавы похожа на вымогательство, но я не знал, к кому еще обратиться. К тому же в цену входило и условие, что он будет держать язык за зубами, по­этому я не жаловался. Одноклассники, если бы узнали, что я разнюхиваю об Асами, поняли бы меня неправильно.

Поначалу я колебался, стоит ли обращаться к Сэкикаве. Вдруг он решит, будто я влюбился? Но в одиночку я бы тем более ничего не разузнал. В сущности, какая разница, что он там себе подумает? И я решился. Вопреки ожиданиям Сэкикава не стал подтрунивать и честно ответил на все интересовавшие меня вопросы. Хотя и не безвозмездно. Видимо, ему на все плевать, лишь бы платили.

Я застал Асами на выходе из школы у шкафчиков, где она переобувалась. Поставила сменку на полку и пошла вместе с подругами домой. Я отправился следом на небольшом отдалении. Обычно в школу я добирался на велосипеде, но сегодня — на автобусе, потому что с самого начала задумал за ней проследить.

Из шести вопросов — «кто?», «где?», «когда?», «что?», «почему?», «как?» — Зензенманн ответил только на три.

На текущий момент я знал следующее: «кто» — это мы с Асами, «что» — умрем, «когда» — через 71 день, 15 декабря. «Где», «почему» и «как» — это все по-прежнему оставалось загадкой. Я написал Зензенманну и попросил рассказать, от чего умру, но он до сих пор не ответил.

Я несколько дней размышлял над этими вопросами сам, но так ничего и не придумал. Я ничем таким не болею и вроде никому не переходил дорогу. Без суицидальных мыслей не обходится, конечно, но пока что я не намерен отнимать у себя жизнь. Методом исключения остается несчастный случай.

В конце концов я пришел к выводу, что самый надежный путь определить причину моей смерти — получше узнать Рину Асами, с которой нам умирать в один день, вот и устроил за ней слежку.

Асами попрощалась с подругами и встала в очередь на автобус. Я подождал, пока на остановке соберется побольше людей, и примкнул к ним, уткнувшись в телефон с непроницаемым лицом.

Ну как? Она поедет прямо домой или сначала куда-нибудь еще заглянет? Вдруг я осознал, какой ерундой занимаюсь, но как раз тут подошел автобус.

Не бросать же дело на полпути. Я нехотя шагнул в салон и сел на свободное место в хвосте, по дороге не поднимая головы, чтобы Асами меня не заметила. Она сидела впереди, покачивалась в такт движению автобуса и пристально глядела в окно.

Через несколько минут Асами нажала на кнопку с требованием остановки. Сэкикава мне уже рассказал, где она живет (этот факт обошелся мне в 150 иен), и мы до того района еще не доехали. Значит, видимо, перед домом она все-таки останавливалась где-то еще. Я вышел из автобуса вслед за ней.

Мы очутились перед городской больницей. Одноклассница меня не заметила и твердым шагом направилась ко входу. Я же вытащил из сумки тетрадь с заметками.

За 80 иен я узнал от Сэкикавы, что Асами с детства не отличалась крепким здоровьем, потому ей частенько приходилось наведываться к врачам. Он не знал, чем именно она болеет, но в прошлом году она целых два месяца пролежала в больнице, из-за чего ее чуть не оставили на второй год.

В мои планы не входило проверять достоверность информации, но, судя по всему, она подтвердилась. Значит, она, скорее всего, умрет от болезни. Следовать за ней в больницу я все же постеснялся и остался на остановке ждать следующего автобуса.

До сих пор я не обращал на это внимания, но теперь припомнил, что Асами на уроках физкультуры и вправду обычно наблюдала за ребятами с лавочки для освобожденных.

Слежу я за ней совсем недавно, потому сложно сравнивать ее внешний вид с тем, как она выглядела раньше, но она совершенно не производила впечатление человека, которому осталось жить всего пару месяцев. Судя по всему, вопрос необходимо изучить тщательнее, но меня что-то больше совсем не тянуло шпионить за девушкой или покупать информацию подобного рода.

Не уверен, насколько такой подход можно назвать лобовым, но, думаю, эффективнее всего было бы просто с ней подружиться и узнать все напрямую. Впрочем, по ряду причин для меня эта тактика закрыта.

Тут мне позвонили. Я уже сошел на своей остановке и даже увидел дом, как вдруг на телефоне отобразилось имя контакта: «Отец».

— Алло.

— Хикару, привет. Прости, задерживаюсь на работе, ужинать не буду.

— Ага, понял.

Разговор не продлился и десяти секунд. Я отключился и спрятал телефон в карман. До дома еще оставалось немного пройти, но я уже сжал в кулаке ключи.

Осенью седьмого класса родители развелись, и теперь мы жили вдвоем с отцом. Кто-то скажет, что целого дома многовато для двоих, но мне не казалось, что у нас пусто, и я искренне радовался, что мать с отцом больше не живут вместе. Иначе я бы не дожил и до сегодняшнего дня.

Я отпер дверь и шагнул в пустой дом. Пробормотал под нос: «А вот и я», но ответила мне, к моему неожиданному разочарованию, лишь тишина. По пути домой я собирался приготовить карри, но, раз отец все равно не собирается ужинать дома, обойдусь лапшой быстрого приготовления.

С тех пор как родители развелись, домашними делами заведовал я. Поначалу еле управлялся с готовкой, но с тех пор поднаторел и теперь по большей части даже не подглядывал в рецепты.

Развелись они потому, что мать не брезговала домашним насилием, причем доставалось и отцу, и мне, — и это было единственное воспитание, которое я от нее получал. Обычно представляют, что за насилие в семье ответственны мужчины, но наша семья не вписывалась в стандартную схему. Хотя адвокат сказал, что наш случай отнюдь не уникальный.

Насилие в основном было психологическое, хотя до побоев тоже доходило. Честно говоря, психологическое давление я переносил тяжелее.

Мать работала медсестрой и зарабатывала куда больше отца, обычного служащего в небольшой компании, поэтому в нашей семье всегда царила атмосфера нездорового матриархата. Отец, никогда не отличавшийся силой характера, не смел ей перечить, а мать, видимо, сильно выматывалась на непростой работе, поэтому дома спускала на нас всех собак.

Надо мной она издевалась без конца, и стои­ло мне хоть чем-то ей не угодить — скажем, получить плохую оценку или вернуться из школы чуть позже обычного, — как тут же начиналось. За попытки как-то возразить она немедленно отвешивала мне оплеуху, поэтому я жил в постоянном страхе. «Я не могла родить такую бестолочь!», «Зря я вообще тебя родила!», «Ты такой же слизняк, как папаша!» — вот немногое из того, что я успел услышать в собственный адрес, пока рос. Я искренне верил, что у меня нет права жить и что из меня не вырастет ничего путного, и страшно из-за этого переживал. Когда я заикался, что хочу пойти погулять с друзьями, она запирала меня в комнате и заставляла учить уроки, а иногда оставляла без еды. В общем, на мою долю выпало немало тяжелых дней. Сколько раз после школы я мечтал о том, чтобы не идти домой, а когда близился час ее возвращения с работы, меня просто выворачивало наизнанку от страха.

Благодаря мамаше у меня развился панический страх перед всеми женщинами. Родители уже давно развелись, но перед женским полом я до сих пор трепетал. В средней школе из-за фобии с меня градом струился пот каждый раз, как надо было заговорить с кем-то из одноклассниц, я ерзал и едва мог связать пару слов. Как-то раз одна из них тронула меня за плечо, привлекая внимание, — я от ужаса толкнул ее так, что она упала. С тех пор меня возненавидели все девочки класса.

Я тогда дружил с одним-единственным мальчиком, и только с ним я поделился, как сильно боюсь девочек. Он попытался мне объяснить, что в них нет ничего страшного, но добился обратного эффекта, и в конце концов он даже потешался над моей паникой.

Когда пришло время выбирать старшую школу, я хотел поступить в мужскую, но они все находились так далеко от дома, что от идеи пришлось отказаться. По большей части мои невеселые взгляды на жизненные перспективы так или иначе связаны с моей запущенной гинофобией — так называется по-научному боязнь женщин.

Я много читал об этом явлении. Страх возникает по множеству причин: из-за издевательств со стороны девушек, из-за предательства со стороны возлюбленной либо, как в моем случае, из-за насилия со стороны матери.

Как-то раз в средней школе я попытался преодолеть ужас и пойти гулять смешанной компанией из четырех человек, но не выдержал и сбежал через каких-то полчаса.

Не думаю, что я способен влюбиться, да мне и дела до любви, если честно, нет. Просто я считаю, что надо как-то научиться справляться со своим страхом, однако дело до сих пор не сдвинулось с мертвой точки.

Вот поэтому, чтобы больше разузнать о Рине Асами, мне пришлось пойти обходным путем и покупать информацию у Сэкикавы.

 

В следующий понедельник проводили промежуточное тестирование. Обычно я готовился к контрольным за неделю, чтобы обойтись без совсем уж плохих оценок, но в этот раз даже не притронулся к учебникам.

Предсказания Зензенманна до сих пор сбывались без осечек — но только те, которые народ смог проверить в интернете. Он давал прогнозы не только для знаменитостей, но и для простых людей вроде нас с Асами, однако их точность никто не исследовал. Если вдруг я не умру, то, наверное, пожалею, что махнул рукой на учебу.

— О, Сакимото-кун! Сегодня новый факт за сто пятьдесят иен. Будешь брать? — с лучезарной улыбкой спросил меня Сэкикава после занятий, заранее протягивая руку для денег.

Я ответил не сразу, но потом попытался сторговаться:

— Уступи за сто двадцать.

— Только в этот раз, — проворчал Сэкикава, недовольно морщась.

Я отдал деньги, и он мне доверительно прошептал: 

— Асами любит… серьезных парней.

Вымогатель довольно кивнул и выбежал из класса. Я давно подозревал, что он считает, будто я влюбился в Асами и именно поэтому покупаю у него информацию. Вот и загоняет мне по завышенной цене всякую вульгарную хрень вроде того, какого цвета у нее сегодня белье, не потеряла ли она девственность и каких предпочитает парней.

Конечно, его предположение вполне логично, но я про себя решил, что отныне и впредь буду покупать только дешевые факты. А пока пора на выход. И откуда он вообще узнал, какие вкусы у Асами?

С самого утра лило как из ведра, так что в школу я опять добирался на автобусе. Обычный дождь меня не останавливал, но сегодня на улице разыгрался практически тайфун.

На остановке уже столпилось много ребят, и я, стараясь затеряться, пристроился в самый конец очереди. Однако, когда поднял глаза, обнаружил перед собой стоявшую в одиночестве Асами.

Все-таки нельзя сказать, что у нас нет совсем ничего общего: в дождливые дни, если она никуда не отлучалась по делам, мы не раз и не два оказывались в одном автобусе. Просто из-за фобии я с ней ни разу не заговаривал и вообще старался сесть подальше от нее, а она ко мне тоже не подходила.

Через несколько минут подошел автобус. Мы все вошли, я встал в проходе и схватился за поручень, и грузная машина тяжело тронулась с места. Но в ту же секунду прозвучали слова, от которых меня парализовал страх:

— Сакимото-кун, садись!

Автобус ехал медленно, а я обернулся еще медленнее — и встретил дружелюбную улыбку Асами. Одноклассница похлопала по пустому сиденью рядом с собой.

Наши взгляды на миг встретились, но я тут же отвел глаза. Пот заструился по коже ручьями.

— Не сядешь? — окончательно добила мою психику она.

Асами настолько застала меня врасплох, что даже голос не слушался.

— Я… Не…

— А?

— Мне… мне

...