Галина Вильченко

Чёрная полоса в Алькиной жизни

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Галина Вильченко, 2019

Жизнь полосатая: то светлая полоса, то чёрная. Вот только в Алькиной жизни светлые полоски узкие, а чёрные широкие. Любимый мужчина женится на другой, девушка, которой она искренне хотела помочь — предаёт. Сбережения, на которые она собиралась прожить год — тают, как снег весной. Кажется, конца не видно этой чёрной полосе. Но есть верные подруги и друзья, которые всегда придут на помощь. Надо только доверять им и самой что-то изменить в жизни.

16+

ISBN 978-5-4496-8632-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Чёрная полоса в Алькиной жизни
2. Глава 1
3. Глава 2
4. Глава 3
5. Глава 4
6. Глава 5
7. Глава 6
8. Глава 7
9. Глава 8
10. Глава 9
11. Глава 10
12. глава 11
13. глава 12
14. глава 13
15. глава 14
16. Глава 15
17. Глава 16
18. Глава 17
19. Глава 18
20. Глава 19
21. Глава 20
22. глава 21
23. глава 22
24. глава 23
25. Глава 24

Глава 1

Аля два часа сидела у окна и ждала Кирилла. И опять не дождалась. Уже прошло пять дней, как он приехал из командировки, но не давал о себе никаких вестей. Подруги, которые навещали её каждый день, о нём ничего не знали. Несколько раз Аля звонила к нему на работу, ей отвечали, что Васин в командировке. Но Алька знала, что его командировка закончилась несколько дней назад, и Кирилл приехал домой живой и невредимый. Стрелки часов уверенно совершили свой путь по кругу, и подошли к цифре семь. Закончились часы посещений, вахтёрша тётя Даша закрыла дверь на засов, женщины разбрелись по палатам, и каждая занялась своим делом. Кто-то читал книгу, кто-то вязал, кто-то спал, но большинство женщин просто разговаривали. Разговоры были разные: об артистах, о косметике и парфюмерии, обсуждали современную моду, и, конечно, мужчин и детей. Но любимой темой разговоров был секс. В шутку эти разговоры Алька называла секс-час, но сама в них участие принимала редко, она предпочитала чтение. Однако, краем уха слушала, о чём беседовали соседки по палате. В палате было девять кроватей, семь женщин лежали на сохранении, две кровати отводилось женщинам, делающим аборт. Вчера к ним положили совсем ещё девчонку, которой не исполнилось и восемнадцать лет, делать аборт она не хотела, родители заставляли. В противном случае грозили выгнать из дома, а идти той было некуда. Юля, так звали девушку, училась на первом курсе педагогического института, парень её служил в Морфлоте. Его родители признавать её не хотели, а от него самого не было никаких известий. Девушка плакала, уткнувшись в подушку. Сердобольные женщины старались успокоить её, приводили множества доводов в пользу аборта: надо учиться, устроиться в жизни, получить жилье, найти работу. А со временем и парень найдётся, который её полюбит.

— Но я Пашу люблю, и он меня любит! — доказывала девушка.

— И куда же делся твой Паша? — ехидно спросила одна из женщин. — Почему тебе не пишет?

— Он не может мне написать, он же в армии!

— Ну и что, что в армии?! Разве в армии запрещают письма любимым девушкам писать? Или он у тебя служит в сверхсекретных войсках?

— Откуда я знаю?! Его в Морфлот забирали, а куда он попал — не знаю. Я же от него ещё ни одного письма не получила.

— А сама писала?

— Нет, я не знаю, куда писать.

— Так он что, не знает, что ты беременна от него?

— Нет, когда он уходил в армию, я ещё сама ничего не знала. И что я скажу ему, когда он вернётся?

— Да ничего не скажешь, за два года у вас вся любовь пройдёт. Или сколько там сейчас в Морфлоте служат?

— Кажется, три года, — подсказал кто-то из женщин.

— А если не пройдёт? И у меня потом не будет детей?

— Почему сразу не будет? Да если ты хочешь знать, то многие студентки делают аборты, а потом выходят замуж, рожают детей и вполне счастливы, потому что у них хватило ума получить профессию и работу, и не кричать на каждом углу о сделанном в юности аборте. А теперь представь, что будет, если ты родишь против воли родителей? Жилья нет, работы нет, образования нет! Да и мужа тоже нет и неизвестно, будет ли.

— Почему сразу не будет мужа? — удивилась одна из женщин. — Она девушка симпатичная, даже если и родит, всё равно выйдет замуж. Вас послушать, так с рождением ребёнка жизнь заканчивается, если штампа в паспорте нет. Ерунда! Если мужчина любит, ему всё равно, есть у его избранницы ребёнок, или нет. А если не любит, то зачем он такой нужен? Я замужем второй раз, а первый раз вышла рано, в восемнадцать лет, дочку родила. И что? Через два месяца он ушёл, а я облегчённо вздохнула, такой жмот оказался и ревнивец, что описать трудно. Мне ничего нельзя было купить без его ведома не только себе, но и дочке. Это я ещё могла вытерпеть, в конце концов, у меня были свои деньги, о которых он не знал. Как ни странно, но у меня хватило ума не сказать ему о своих сбережениях.

— Откуда же у тебя сбережения были в восемнадцать лет? — усмехнулся кто-то.

— Я рано начала работать, ещё в школе училась, меня мама каждое лето устраивала к себе на завод. Она говорила, что ей одной тяжело будет мне приданое собрать, я тогда обижалась на неё очень. Все подружки летом отдыхали, на юг ездили, а я работала. Только потом, когда сама стала матерью, поняла её.

— А как твоя мама восприняла известие о твоей женитьбе? — поинтересовалась Юля.

— Как и все матери, у которых дочери торопятся стать взрослыми. Нет, она мне скандалы не устраивала, но переживала очень и плакала, думала, что я не вижу. С мужем хорошо я прожила недели две, а потом началось! Это не одевай, туда не ходи, лишнего не покупай. Жуть! Вы представляете, он не разрешал покупать дочке смеси, требовал, чтобы я кормила грудью, а у меня молока не было. Идиот! Так что, Юля, поверь моему опыту, иногда лучше жить без мужа, чем с мужем. Что же касается мужчин, то всегда можно найти любовника, который не будет тобой помыкать и просить есть.

— Ты, Надежда, рассуждаешь, как проститутка, — хмыкнул кто-то.

— Я рассуждаю как трезвомыслящая женщина. Что же касается тебя, Юля, то не надо ссориться с родителями, они тебя любят и хотят, чтобы у тебя в жизни всё было хорошо.

— Но я люблю Пашу! — воскликнула Юля.

— И что? Люби, кто тебе не дает?

— Все не дают! Мои родители, его родители, все как будто сговорились! — Юля ещё громче зарыдала и выбежала из палаты.

— Зачем вы её доводите? Ей и так несладко приходится, парень ушёл в армию и пропал, а она должна одна решить свалившиеся на неё проблемы. Если не родит, то он может потом предъявить ей претензии и бросить, скажет, что она скрыла от него свою беременность, потому что не хотела рожать от него. А если родит, а он скажет, что ребёнок ему не нужен и никто её рожать не просил? Опять плохо, — заступилась за девушку Аля.

— Хитрее надо быть, пусть делает аборт, а своему Паше о беременности говорить не надо совсем. Не знает он о ней сейчас, пусть не знает и в будущем.

— Тогда получится, что она его всю жизнь будет обманывать, — не согласилась одна из женщин.

— Он мог бы о ней позаботиться, знал же, что его родители настроены против неё…

— Так он же не знал, что она беременна!

— Или не хотел знать…

— Несладко ей, видите ли, приходиться! А в постельке с мужиком валяться сладко было? Вот пускай и помучается теперь, в следующий раз подумает, прежде чем шашни заводить, — зло проговорила толстая тётка у окна.

Звали тётку Александра Титовна Демченко, работала она в детском саду поваром. В свои двадцать пять лет выглядела она на все сорок. У неё было круглое лицо, нос картошкой, полные губы, маленькие, заплывшие жиром глаза и вечно сальные чёрные волосы. Её руки в обхвате были в два раза больше Алькиной ноги, а ноги — чуть больше Алькиной талии. Увидев Александру первый раз, Алька сразу вспомнила книгу Франсуа Рабле о великанах «Гаргантюа и Пантагрюэль», которую пыталась прочитать в детстве, но так и не дочитала до конца. Видно, тетка являлась дальней родственницей этих великанов. Зато мужа себе она нашла в стране лилипутов. Маленький, щупленький, и какой-то бесцветный: бесцветные редкие волосики не прикрывали розовую лысину, маленькие бесцветные глазки смотрели настороженно из-под бесцветных бровей и ресниц. Бледные губы были еле видны на узком лице. Вместе они составляли такую уморительную пару, что смотреть на них без улыбки было нельзя. Александра уже не первый раз пыталась родить, но каждый раз терпела неудачу. Альке она не нравилась: тётка была на редкость злой и неопрятной. У нее на тумбочке всегда стояла грязная посуда, валялись огрызки и крошки от хлеба. Ко всем она цеплялась, всех критиковала и добрым словом никого не поддержала. К себе же требовала повышенного внимания и заботы.

— Интересно, тебе можно валяться в постельке с мужиком, а ей нельзя? — спросила Алька, — или у тебя святое зачатие и твой малышок тут ни при чем?

— Я валяюсь с законным мужем, а не с первым попавшимся кобелем, — зло ответила Демченко.

— А почему ты решила, что она валяется с первым попавшимся? Может, он у неё вообще первый и единственный будет? Или ты сама не была молодой? — наседала на Демченко Аля.

— Я и сейчас не старуха, но валяюсь в постели только с законным мужем, — Демченко посмотрела на Альку осуждающим злым взглядом.

— Тоже мне законница выискалась, — пробурчала Аля. — Это не ты с ними не валяешься, это они с тобой не валяются.

— Да твоего и мужиком нельзя назвать, так, дух бесплотный. И ребёночка ты выносить не можешь, потому что злая. А бог там, наверху, всё видит. Вот Алька добрая — ей бог двоих даст, а ты злая — не будет у тебя детей. Своих не родишь, а чужие сами у тебя жить не захотят, — тихо сказала Марфа Петровна, тридцати девятилетняя женщина, которая лежала рядом с Алькой.

— Что ты мелешь, монашка чёртова! Да я тебе за твое карканье сейчас по шее надаю! — Александра поднялась и направилась в сторону Марфы Петровны. Та даже не шелохнулась.

— Тебе нельзя вставать, забыла? — усмехнулась Марфа Петровна. — А уж совершать какие-нибудь движения, кроме принятия пищи, тем более — похудеть можешь. Да и пришибить тебя ненароком могу. Ты не связывайся со мной, Александра. Я ведь школу жизни не в монастыре проходила, а в более суровых заведениях. Так что ложись в свою кроватку и постарайся как можно больше молчать, чтобы не накликать беду на свою глупую и пустую башку. Всё, я тебе больше ничего не скажу, ты не стоишь моего внимания. И убери всю грязь с тумбочки, незачем разводить здесь тараканов. Не можешь сама за собой убирать, пусть твой муж убирает, а прислуживать тебе никто не обязан. И не помыкай тётей Дашей, она всё же постарше тебя, засранки, будет. Можешь завтра пожаловаться на меня Валентине Андреевне, я разрешаю, — Марфа Петровна отвернулась к стене и накрылась с головой одеялом.

Александра стояла около её кровати с открытым ртом. Впрочем, рты были открыты у всех. Марфа Петровна лежала в их палате уже третий день, ни с кем из женщин больше, чем двумя словами не перекидывалась, поэтому её монолог всех удивил. Почему она оказалась в лагере, интересовало почти всех, но независимо от причины, симпатии она завоевала у всех женщин девятой палаты. Александра стояла с открытым ртом минуты три, не меньше, потом развернулась и молча легла в свою кровать.

Алька встала, накинула фланелевый синий больничный халат и вышла из палаты. В коридоре никого не было, из палат доносились гулкие голоса, да слышался нервный смех из палаты напротив, где лежали женщины, делающие аборт. Они боялись предстоящей операции, но старались спрятать свой страх за излишней весёлостью и беспечностью. Аля прошла весь коридор и заглянула во все углы. Юли нигде не было. Она уже собралась вернуться в палату, как что-то её насторожило. Алька подошла к запасному входу и приоткрыла дверь, снизу слышались приглушенные всхлипы. Девушка вышла на лестницу и спустилась на первый этаж. Юля сидела под лестницей на деревянном ящике, нахохлившись, как мокрый воробей в дождливую погоду. Рядом стоял ещё один ящик, на полу лежала пустая консервная банка с несколькими окурками. Место служило курилкой для курящих женщин, лежащих в гинекологии. Юля уже перестала рыдать и теперь еле слышно всхлипывала. Алька села рядом и обняла её за плечи:

— Успокойся, Юленька, всё будет хорошо. И мама с папой тебя любят, они переживают за тебя. А с детьми действительно незачем торопиться, тут женщины правы, надо самой на ноги встать, специальность получить, стать независимой от родителей, да и от мужа тоже. Ты же такая молоденькая, ещё неизвестно, что ты будешь говорить через год.

— Тебе самой, сколько лет? — тихо спросила Юля.

— Двадцать три будет в этом году, — машинально ответила Аля, хотя ей совсем недавно исполнилось двадцать два.

— Да? Ты молодо выглядишь, я думала мы ровесники.

— Это потому, что я маленькая и худая. Как в народе говорят: маленькая собачка до старости щенок. Так это про меня. Хотя, знаешь, в душе мне всё ещё шестнадцать лет. Я очень хочу ребёнка, но вот как его буду воспитывать, представления не имею. Мне кажется, я его избалую. У меня есть кот, его зовут Плутон, от слова плут, так этот проходимец у меня по голове ходит, творит что хочет: по столу лазает, цветы ест, будит меня часов в шесть утра, еды требует, а ест только рыбу да мясо, мышей не хочет ловить. А представь, ребёнок будет?! Я на кота шикнуть не могу, а на ребёнка тем более не смогу. Одна надежда, что папа будет воспитывать его по-мужски. Кирилл хочет мальчика и уверен, что будет мальчик. Он всегда во всём уверен. А я хочу девочку.

— Тебе хорошо, у тебя муж есть, а я даже не знаю, где Паша, он прислал только одно письмо, на Дальнем Востоке был, в учебке. Из них подводников готовят. Паша будет гидроакустиком, это тот, который в наушниках слушает и определяет, где что плывет.

— Вот видишь, он тебе всё же прислал письмо, а в палате ты говорила, что писем от него не получала. А ему ты писала? Ты сообщила ему о своей беременности?

— Я ответила на его первое письмо, но тогда я ещё не знала, что беременна. Больше писем от него не получала, поэтому и не писала.

— Знаешь, Юля, ты дура набитая! — вскричала Алька. — Слёзы льёшь, а написать любимому, что он, возможно, скоро станет отцом, не догадалась.

— Так он же мне сам не пишет! Ты что, считаешь, что я должна вешаться ему на шею?

— Ты же сама только что говорила, что любишь его, так борись за свою любовь. Тебя трудно понять, то ты говоришь, что он тебя бросит, если узнает, что ты аборт сделала, то не хочешь вешаться ему на шею. Почему ты не хочешь написать ему о своей беременности?

— Напишу, и что он тогда обо мне подумает?

— А что он может подумать? Только то, что ты хочешь родить его ребёнка, — пожала плечами Аля.

— А если я рожу, а он скажет, что ребёнок не его? Тебе хорошо говорить, у тебя муж есть…

— У меня тоже не всё так хорошо, как кажется. Мы с Кириллом пока ещё не поженились. Его мама против меня настроена. Он, конечно, надеется её уговорить, но я уверена, что у него ничего не получится. Так что придётся нам в тайне от его мамы расписываться. А у меня никого нет. Отца я помню очень плохо, он с нами не жил, но когда я была маленькая, приезжал к нам. Мы гуляли в парке и даже сфотографировались вместе: мама, папа и я. Мама погибла в автомобильной аварии, когда мне было тринадцать лет. Я с бабушкой жила, она умерла совсем недавно, осенью. Вот ей Кирилл очень понравился, она даже свои тайны поведала не мне, а ему. Я очень люблю Кирилла, а он относится ко мне как к неразумной девчонке, но мне это даже нравится. Вот только я боюсь, что его мама меня всё-таки не примет. Я же не образованная, продавщицей работаю в универмаге, в отделе верхней женской одежды. Учиться не хотела, восемь классов закончила и в ГПТУ пошла. Нас, детдомовских девчонок, в основном посылали учиться в строительные ПТУ на штукатуров-маляров. Но бабушка настояла, что бы я в продавцы шла, говорит, всегда в тепле будешь. Она у меня почти тридцать лет на стройке отработала, а мама врачом на скорой помощи работала. На скорой помощи и погибла. Пьяный идиот на грузовике врезался в их машину.

— А у меня родители на заводе работают. Папа инженер, а мама экономист. А у Паши и папа и мама в типографии работают, вот только я не знаю кем. Паша говорил, но я забыла, профессии у них мне не знакомые. Я никогда не думала, что мои родители могут со мной так поступить. Была в них уверена. Мне всегда казалось, что у нас идеальная семья. Я не помню, чтобы мама с папой ругались, даже если папа бывает чем-то недоволен и начинает высказывать маме свои претензии, она быстро и умело превращала всё в шутку. На неё даже невозможно было сердиться. Я всегда чувствовала их любовь к себе, поэтому и была так огорошена их реакцией на мою беременность. Если бы ты видела и слышала, что было у нас дома, когда они узнали про беременность, и что срок у меня три месяца, — девушка снова заплакала.

Алька гладила Юлю по волосам и молчала. Она думала, как бы отреагировала её мама, узнай, что дочка, которую она растила и лелеяла, которой ещё нет восемнадцати лет, беременна? Нет, мама ни за что бы из дома не выгнала бы, и на аборт против воли не отправила бы. Мама, мама, почему тебя нет сейчас рядом со мной? Как сейчас пригодились бы твоя любовь, опыт и совет. Алька вдруг почувствовала себя такой одинокой и несчастной, ей стало так жалко себя, что она тоже заплакала. Минут десять они обе плакали, затем успокоились, и Юля продолжила свой рассказ:

— Меня обозвали последними словами. Кричали, что сидеть с моим ребёнком они не будут, так как сами ещё молодые, образование я не получу и буду всю жизнь мыть полы и мести улицы. Мама сказала, что мне и бросать институт не придётся, так как меня отчислят за аморальное поведение. Педагог, оказывается, не имеет права рожать детей на первом курсе института. В общем, много чего говорили, я была так ошарашена, что плохо понимала, что происходит. Потом родители успокоились и стали решать, как спасти мою грешную душу и не дать загубить свою жизнь в начале жизненного пути. У меня ведь прошли все сроки, когда можно делать аборт, срок уже больше двенадцати недель. Они достали справку, что я безнадёжно чем-то больна и роды мне вредны и опасны для жизни. Я отказывалась ложиться в больницу, они пообещали выгнать меня из дома. Вот у тебя какой резус?

— Как у большинства людей — положительный. С этой стороны у меня всё в порядке.

— А у меня отрицательный, а Пашин я не знаю. Понимаешь, у меня ведь может не быть потом детей, а родителям всё равно. И что я Паше скажу? Прости, милый, я не захотела нашего ребёнка? — Юля опять заплакала.

— Юль, а ты уверена в своём Паше? Он точно тебя не бросит? — спросила Аля, подозрительно посмотрев на девушку.

— Уверена.

— Как-то у тебя всё странно: ты в нём уверена, но боишься ему написать о ребёнке, думаешь, что он его не признает. Ты, Юля, или совсем не уверена в Павле, или… — Аля замялась на секунду, — это ребёнок не Павла.

— Павла, — заверила Юля. — Вообще-то, о беременности мы не думали. Про учёбу говорили, про работу, обсуждали, где жить будем. А вот о детях не думали. У меня даже в мыслях не было, что я могу забеременеть, но когда узнала, восприняла спокойно. Моя мама меня тоже рано родила. Я думала, что если девушка забеременела от любимого парня, то парень на ней жениться, она рожает ребёнка, и они вместе живут долго и счастливо — как у моих родителей было. А тут выясняется, что не всегда парень женится на девушке, иногда он просто исчезает из её жизни, иногда заставляет делать аборт, иногда признается, что никогда её не любил, просто проводил время с красивой девчонкой, иногда клянется в любви, но детей не хочет, потому что это лишние заботы, а ему ещё хочется погулять.

— Это тебе мама рассказала? — усмехнулась Аля.

— Нет, девчонки в институте делились своим жизненным опытом. Аля, ты не знаешь Пашу! Таких парней как он, больше нет на свете. Он не только красивый, но и честный, и благородный, среди моих знакомых он такой единственный. А знакомых у меня много.

— Тогда плюнь на всё и рожай. И своему благородному Павлу напиши всю правду, пусть готовится папашей стать.

— А где мне жить? На что жить? Да и как жить? Я же ничего не умею, даже кашу манную варить.

— Поживи у меня пока, но мне кажется, когда у твоих родителей пройдет шок, они тебя и с ребёнком примут, и любить внука будут, и институт ты закончишь.

Юля удивлённо посмотрела на Альку.

— Ты это серьёзно?

— Конечно, серьёзно. Они же любят тебя, беспокоятся о тебе.

— Я не про родителей, а про то, что мне можно будет пожить у тебя.

— Серьёзно, у меня хороший дом, ты не смотри, что он частный, он лучше некоторых квартир. У меня и водопровод есть, и ванная, и газ. Это отец провёл, не сам конечно, но он это всё устроил. У нас на улице у всех всё проведено, поэтому его до сих пор благодарят, хотя даже и не знают, кто он такой и жив ли сейчас.

— Аля, но ты сама ещё можешь оказаться у разбитого корыта.

— Я верю Кириллу, но даже если и случится что-нибудь, то вдвоём всегда веселее. Ты будешь учиться, а я с детьми сидеть.

— А кто будет зарабатывать деньги?

— У меня есть скромные сбережения, я, когда пошла работать, откладывала ползарплаты на сберкнижку. И ещё у меня есть страховка детская, меня мама застраховала до восемнадцати лет, платила каждый месяц четыре рубля девяносто копеек. А после гибели мамы уже бабушка платила, хотя я и жила в детском доме. На какое-то время нам хватит. Решай Юля. И запомни, лучше сожалеть о том, что сделала, чем о том, что не сделала. Тем более, что потом детей может не быть. У меня есть подруги, Ася и Лариса, так вот, Юля, они остались одни в семнадцать лет. У них умерли родители, но и институт они закончили, и работу нашли. И ты найдешь себе работу, будешь учиться и работать.

— Алька, я ничего не умею, где я смогу работать? Полы мыть? Упаси господи, уборщицей я не буду, даже если мне придется голодать!

— А что тут такого? Полы тоже кто-то должен мыть, и если хочешь знать, то многие студентки как раз и подрабатывают уборщицами. Не хочешь мыть полы, можешь еще устроиться в детский садик ночной нянечкой, у тебя день будет свободным, можешь посвятить его учёбе и ребёнку.

— Да я даже не знаю, как к ребёнку подходить надо, — усмехнулась Юля.

— Ты же в педагогическом учишься, так что тебе всё равно придется научиться ладить с детьми. Юля, не бойся жизненных трудностей, поставь перед собой цель и двигайся к ней. Пойдём в палату, все, наверное, уже спят, да и холодно здесь.

— В палату не хочу идти, там эта толстуха противная, так хочется ей в рожу плюнуть. С трудом себя сдерживаю. Как вы только её терпите?

— Она теперь молчать будет, её Марфа Петровна так отбрила, любо дорого было слышать. Ты знаешь, эта Марфа сказала, что бог пошлёт мне двоих детей. Интересно, она просто так сказала или умеет предсказывать будущее? — Алька задумалась.

— Ты что, веришь в гадалок и предсказателей? — удивилась Юля.

— Не знаю, но так хочется, чтобы мне предсказали что-нибудь очень хорошее, и это предсказание сбылось. Пойдём.

— Я не пойду, меня завтра с утра пораньше в операционную заберут.

— Ты скажи, что передумала.

— Понимаешь, мои родители уже заплатили деньги за аборт. Врачиха теперь сделает мне его под любым предлогом. Ведь не захочет же она вернуть деньги?!

— А кому они заплатили?

— Не знаю, они говорили, что врачу, не называя имени.

— Знаешь что? У меня есть знакомый доктор, пойдём, я позвоню ему, и он что-нибудь придумает, — Алька встала и потянула Юлю за руку.

Глава 2

Девушки поднялись на свой этаж и осторожно выглянули в коридор. На посту медицинской сестры никого не было. Стояла тишина. Девушки на цыпочках пробрались до ординаторской и прислушались. До их уха донеслись постанывания и поскрипывания. Ясно, медсестра Леночка и подрабатывающий студент Яша были заняты. Алька быстро прошла на пост медсестры, сняла телефонную трубку и набрала номер телефона Алексея. К телефону никто не подошёл. Тогда она набрала номер генерала. Трубку сняли после третьего гудка.

— Слушаю, — прозвучал встревоженный голос Дарьи Сергеевны.

— Добрый день, Дарья Сергеевна, это Голубева.

— Какая Голубева?

— Аля.

— Сейчас не день, Алька, а ночь. Что случилось? Ты же в больнице лежала, я надеюсь с больницей всё в порядке?

— В порядке, не волнуйтесь. Дарья Сергеевна, мне срочно нужен Алексей.

— Аля, говори громче, тебя плохо слышно.

— Я не могу громче, меня услышат. Мне нужен Алексей, — нетерпеливо повторила она.

— Он сегодня дежурит в роддоме. Аля, у тебя точно всё в порядке? Почему ты звонишь ночью? Зачем тебе Алексей?

— Да, всё в порядке, не волнуйтесь.

— Если ты не скажешь, что у тебя случилось и зачем тебе Алексей, я приеду сам и разберусь на месте! — вдруг прозвучал решительный и требовательный голос Василия Ивановича.

— Не надо приезжать, я его сама найду, — испугалась Алька и положила трубку.

— Даже не знаю, повезло нам или нет, Лёшка сегодня дежурит, — тихо сказала она.

— Где дежурит?

— В роддоме. Что будем делать? Пойдём его искать?

Они стояли минут пять и решали, что делать. Роддом вот он, через дорогу, надо только незаметно выбраться на улицу и перейти небольшую тропинку. Но сейчас зима и выходить на улицу в одном халате и тапках было не желательно — можно и заболеть. Стащить одежду у медсестры или у студента Яши они побоялись и надели по два халата, позаимствовав их у соседок по палате, справедливо решив, что ночью халаты им ни к чему. На улицу выбралась без проблем через чёрный ход. Быстро добежали до роддома, но дальше приёмного покоя их не пустили. Пожилая женщина в грязном, когда-то белом, а теперь непонятного серого цвета, халате, никак не хотела звать Алексея, твердя, что её обязанность охранять вход, а не бегать по этажам. Алька уже совсем было собралась от бессилия закатить скандал, но вдруг в конце коридора показалась заведующая их отделением Алёна Борисовна Кунина. Увидав Альку и Юлю, Алёна Борисовна очень удивилась:

— Вы что здесь делаете? — спросила она, внимательно и тревожно оглядывая их.

— Мы, это… Мы ищем Алексея, — пролепетала Аля.

— Какого Алексея?

— Сиренева, мне сказали, что он сегодня дежурит.

Алёна Борисовна Кунина была лучшей подругой Алиной мамы, познакомились они во время учёбы в институте, продолжали дружить и после окончания института. Аля звала её тётей Алёной и некоторое время жила у неё после гибели мамы. Ей очень хотелось рассказать, зачем им нужен Алексей, но она не знала, кому из врачей заплатили родители Юли. А вдруг Алёне? Тогда она Юльке только хуже сделает.

— Аля? — потрясла её за плечо Алёна Борисовна. — Что с тобой? Ты меня слышишь? Алексей Александрович не может подойти, у него срочная операция.

— Тогда мы его подождём здесь, нам очень надо.

— Вот что, девочки, пойдёмте куда-нибудь, поговорим без свидетелей и в тишине, — Алёна Борисовна завела их в небольшую комнатку со всеми атрибутами гинекологического кабинета, усадила девушек на кушетку, сама села на стул напротив:

— Рассказывайте, что вы задумали? — велела она.

Юля заплакала. Она боялась всех врачей, а заведующую отделением, где ей предстояла нежеланная операция, тем более. Аля тревожно посмотрела на доктора и тоже заплакала.

— Так, сейчас я присоединюсь к вам, и получится у нас почти как у Пушкина: три девицы под окном, ныли поздно вечерком. Быстро рассказывайте, что случилось.

Перебивая друг друга, и продолжая всхлипывать, девушки рассказали, зачем им понадобился Алексей.

— Значит, если я вас правильно поняла, ты, Юля, не хочешь прерывать беременность? — обратилась Алёна Борисовна к Юле.

— Да, её заставляют родители, — ответила за неё Аля.

— И вы хотите, чтобы Алексей защитил её?

— Да.

— А почему именно он?

— Я больше никого не знаю, а он свой, — тихо сказала Аля.

— Почему ты, Аля, не пришла ко мне? Ты что же, мне не доверяешь?

— Я же только сегодня с Юлей поговорила, вас уже не было в отделении. И потом, я не знаю, кому заплатили её роди…, — Алька вдруг замолчала на полуслове и виновато посмотрела на доктора.

Алёна Борисовна молчала. Она очень внимательно рассматривала обеих девушек. Те сидели, низко опустив головы.

— Значит так. Я поговорю с твоими родителями, Юля. В любом случае ты пока останешься в стационаре. И не бойся, никто тебя не тронет. А теперь пойдёмте, я отведу вас в отделение.

Около гинекологического корпуса стояла чёрная «волга». Громкий возмущенный мужской голос доносился через открытую форточку.

— Что-то у нас случилось, — сказала Алёна Борисовна, — наверное, привезли какую-нибудь родственницу кого-нибудь начальника. Сейчас у меня появится работёнка.

— Ага, появится — меня ругать. Это машина генерала, и бушует он сам. Алёна Борисовна, мы через чёрный вход пройдём, можно? — усмехнулась Алька.

— Что вы натворили?

— Ничего. Просто генерал обещал приехать посмотреть, на месте ли больница стоит. И приехал, — пояснила Алька.

— Тогда чего боитесь? Пошли, надо угомонить мужчину, а то он разбудит всех.

Они вошли в вестибюль и сразу же столкнулись со студентом Яшей.

— Вот она, полюбуйтесь! Жива и здорова! — обрадовался он.

Из приёмного покоя вышел Василий Иванович:

— Ты где шляешься по ночам? — налетел на Альку генерал.

Девушка вжала голову в плечи и исподлобья смотрела на генерала испуганными глазами.

— Я вот с Алёной Борисовной была… — промямлила Алька и посмотрела на доктора, ища поддержку и защиту.

— Вы почему подняли такой шум? Где находитесь? Здесь вам не полигон, а больница! Причём ночь! Девочки, отправляйтесь в палату, а мы с Василием Ивановичем побеседуем. Пойдёмте, генерал, — Алёна Борисовна усмехнулась и направилась в свой кабинет. Иволгин последовал за ней, виновато извиняясь:

— Понимаешь, она позвонила, говорит, Лёшка ей нужен. Громко разговаривать не может, что случилось, не говорит. Я и решил проверить, всё ли у вас в порядке. Приезжаю, а её в палате нет, поискали, не нашли. Вот я и разошёлся. Думал, вдруг опять похитили? Ты не сердись на меня, ладно? — оправдывался Василий Иванович.

— Да не сержусь я! Куда Кирилл твой пропал? Алька от окна не отходит, его ждёт.

— В командировке.

— Да не в командировке, уже дней пять, как приехал.

— Алёна, раз не приходит, значит, не может. Не маленькая, сама должна понимать, — недовольно пробурчал Василий Иванович.

— Тебе чаю налить? — спросила его Алёна Борисовна.

— Наливай. Как у неё дела?

— Неважно, даже представить себе не могу, как она сумеет выносить и родить ребёнка. Да ещё, мне кажется, у неё двойня будет. Все признаки налицо. Аля на мать похожа, такая же маленькая и худенькая. И такая же задиристая. Вы помните Милу?

— Конечно. Я познакомился с ней давно, ещё во время войны, она тогда ребёнком была. Шустрая такая, хоть и маленькая. А Алькиноного отца знал только подолгу службы. Честно тебе скажу, я требовал от Милы прервать связь с Липатом. Он был женат, и старше её лет на пятнадцать, но она никого и слушать не хотела.

— Липата я тоже знала. Их роман развивался у нас на глазах. Мы тогда ещё на четвертом курсе учились, жили в общежитии, в одной комнате. А познакомились они прямо на улице. У нас закончилась сессия, и это радостное событие надо было отметить. Вот и отправились мы в местный винный магазинчик кое-что прикупить. У Милы была авоська с двумя бутылками какого-то дорого, как нам казалось, вина. Она засмотрелась на что-то и столкнулась с мужчиной. Сказать по правде, мужчина так себе. Среднего роста, прямые короткие темно-русые волосы, овальное лицо, глаза серые и так далее, если вы его знаете, то его внешность представляете. Такой весь серенький какой-то. Мила выпустила сумку из рук и одна из бутылок разбилась. Он долго извинялся, купил нам две бутылки дорого коньяка, и чуть ли не силой проводил до общежития. Это мы потом сообразили, что он хотел узнать, где мы живём. А на следующий день мы разъехались по домам на каникулы, и как он её нашел, я не знаю. Да и Мила сама тоже не знала. Я их встретила совершенно случайно в парке около фонтана. И Мила радостно сообщила, что она влюбилась. У меня с Семёном тоже роман был, вот мы с ней и звонили друг другу, делились впечатлениями и опытом. А потом Семён погиб, и мне все кругом не мило было. И у Милы тоже что-то не заладилось. Он оказался женат, но она его всё равно любила. Они встречались тайно. Вначале он приезжал к ней, а потом перестал. Она к нему сама ездила. Куда, никому не говорила, только возвращалась счастливая и к телефону бегала на любой звонок, ждала известий от него. А родили мы почти в одно время, разница всего в две недели. Мы хотели институт бросить, да баба Тоня не позволила, сама Альку и Кольку растила. Учёба закончилась, мы вернулись домой. Живём мы в разных концах города, поэтому видеться совсем редко стали. Она на «скорой» работала, вот и встречались, если она какую-нибудь бедолагу привезёт в моё дежурство, но так разве поговоришь? Так только: как дела, нормально и пока. Правда, праздники вместе встречали — Новый год, День медицинского работника, Восьмое марта.

— Да не так уж и редко вы встречались, — усмехнулся Иволгин. — Если хочешь знать, иногда мне казалось, что вы не подруги, а сестры, хоть внешне совсем не похожи.

— Во время похорон Милы Аля как воробушек сидела на табуретке и смотрела в одну точку. Такая жалкая. Баба Тоня тяжело переживала гибель дочери, слегла. А Альку я к себе забрала. Она у меня жила почти полгода, а потом её в детдом отправили. Да я сама виновата была, обидела её, вот она и ушла от меня. Потом хотела забрать её из детского дома, но Аля не захотела больше у меня жить, неожиданно для меня, она прижилась там. Я боялась, что её дразнить будут из-за глаз, но нет. Она быстро подружилась с детьми, и прозвище получила не Косая, как в школе, а от фамилии — Голубка. Но мою несправедливую пощечину помнить до сих пор, не очень мне свою душу открывает. И когда я навещала её в детском доме, то вообще старалась мне в глаза не смотреть, хотя я и извинилась перед ней. А когда она поступила в училище, я её уже не видела. Мне кажется, она меня избегала. Когда меня вызвали в травматологию, я Алю сразу узнала. Уж очень она на Милу похожа, да и мало изменилась, так и не выросла. Так кто же он такой, этот Липат?

— Да мужик как мужик, только голова умная и пост занимает на одном из секретных заводов. Большой пост! Есть семья, двое детей, девчонка и парень. Когда Липат влюбился в Милу, его супруга забила тревогу. Знаешь как у нас: партком, профком. Разводиться ему не разрешили, вплоть до исключения из партии. Вот и жил мужик на два лагеря, поэтому и встречался тайно с Милой. Да об их встречах у нас, конечно, знали. Такие люди в нашей конторе всегда под наблюдением. Ты знаешь, теперь, когда и Милы, и бабы Тони нет в живых, могу сказать тебе: Мила не дочь бабы Тони. Она была сиротой уже до начала войны, её родителей арестовали в тридцать седьмом, мать сослали, отца обвинили в шпионаже и расстреляли. Милу отправили в детский дом, но она сбежала оттуда. Девочка ведь не знала, что мамы и папы уже нет в живых, и отправилась их искать. Её быстро подобрали домушники, девчонка была просто гуттаперчевая, могла забраться в любую форточку, вот её и использовали. Её поймали, и, выяснив, что она дочь врагов народа, отправили в колонию для малолетних преступников, но и оттуда она снова сбежала, но уже не маму с папой искать, а в знак протеста. Кто её родители она уже знала, в то, что они враги народа — не верила. На этот раз её подобрали цыгане. Что с ней стало бы дальше, сказать трудно, началась война. Девочка бродяжничала, оказалась на оккупированной территории, воровала в немецком госпитале медикаменты и передавала их парню, который сотрудничал с партизанами. Но делала она это совсем не из патриотических чувств, а за кусок хлеба. Однажды она попалась на глаза одному немецкому офицеру, который поймал её и привёл в комендатуру, скорее всего, девочку угнали бы в Германию, но я со своим другом помогли ей бежать, а баба Тоня спрятала её в подвале и держала там, пока в комендатуре не махнули рукой на маленькую воровку и перестали её искать. Во время своего вынужденного заточения Мила и прошла два класса школы, она ведь школу в основном экстерном заканчивала. А после войны неразбериха была, под шумок баба Тоня сделала девочке документы, назвала её своей дочкой и дала ей свою фамилию. И имя поменяла, раньше она была Степанидой. Вот и всё. И что Аля в детском доме оказалась, ты не виновата, это я поспособствовал. Испугался, когда случайно узнал, что она школу пропускает, да комиссия по делам несовершеннолетних её замучила. Вместо того, чтобы помочь девчонке, читали ей нотации и запугивали. Я хотел её у себя оставить, но Аля не захотела. Бабушка Алькина считала Липата большим жуликом, поэтому Альке об отце ничего не говорила, чтобы не травмировать девочку. А почему Мила ей про отца не рассказывала, не знаю.

Они еще долго говорили о превратностях судьбы. Пока их милую беседу не прервал гимн, громко известивший по радио о начале нового дня. И буквально через десять минут тишину больницы опять нарушил громкий злой мужской голос. Алёна Борисовна и Василий Иванович переглянулись и, не сговариваясь, бросились в коридор.

Глава 3

Алька долго лежала с открытыми глазами, сон не шёл к ней. Она ворочалась с боку на бок и никак не могла понять, почему какая-то тревога закралась к ней в душу. Тревогу и неизвестность Аля не любила с детства. Она встала и подошла к кровати Марфы Петровны. Женщина спала. Недолго думая, Аля потрясла её за плечо:

— Марфа Петровна, — позвола она.

— Что? Чего тебе? — недовольно пробурчала женщина. — Почему не спишь?

— Марфа Петровна, мне надо с вами поговорить. Срочно!

— Так и знала, что ты от меня не отстанешь, только не думала, что начнёшь ночью беспокоить. Иди в коридор, сейчас выйду, — Марфа Петровна встала и накинула на плечи халат. Аля вышла в коридор.

— А можно мне с вами? — прошептала Юля.

— Ещё одна нетерпеливая. Ладно, пойдём, всё равно ведь подслушивать будешь.

Юлька быстро выскользнула вслед за Алей. Марфа Петровна вышла через минуту.

— Пойдёмте в столовую, и не шумите.

Они расселись за одним из столов, Марфа Петровна вопросительно посмотрела на девчонок.

— Вы можете угадывать будущее? — тихо, почти шёпотом, спросила Аля.

— Угадывать могут все, — ответила Марфа. — Что вы от меня хотите?

— Вы сказали, что у меня будет двое детей. Как вы узнали?

— Ты думаешь, что мне это сверху сказали? — усмехнулась женщина. — Уж не считаешь ли ты, что я действительно общаюсь с богом?

— Честно сказать, мне ужасно хочется верить в какую-нибудь магию, — смущённо призналась Алька. — Я понимаю, что это всё сказки. В детстве представляла себя доброй волшебницей, которая помогает всем слабым и незаслуженно обиженным. Особенно от меня доставалась учителям. Мне всегда казалось, что учителя специально ставят двойки детям, чтобы те переживали и страдали. И это только я такая закаленная, мне двойки были нипочем, я их просто не замечала, вернее, старалась не замечать. Учителя ужасно сердились на моё спокойствие, они ведь не знали, что я волшебница и учиться мне не нужно. Стоить только захотеть, и буду всё знать, не прилагая никаких усилий. Так я мечтала почти на всех уроках, но узнать тайну разных формул и схем у меня никогда не получалось. Я думаю, что есть люди, которые могут знать наше будущее. Возможно, они попадают к нам из других миров через только им одним известные проходы, или из будущего на машине времени. Они знают, что случится много лет вперёд, кто принесёт большую пользу человечеству. И чтобы какая-нибудь случайность не оборвала жизнь этого нужного человека, прилетает к нам спасатель и подстраивает так, что нашему герою ничего не грозит. Он рождается, растёт, учится и в один прекрасный момент награждает человечество каким-нибудь шедевром или гениальным открытием. А вы такая необычная! Может, у Юльки зародился гений, который в будущем спасёт мир от всемирной катастрофы, а вы прилетели к нам, чтобы спасти этого гениального ребёнка? Но если вы прилетели из будущего, то и мою судьбу тоже должны знать. Я понимаю, что это сказки, но как иногда хочется верить в хорошие сказки.

— А почему именно у Юльки должен родиться гений, а не у тебя? — поинтересовалась Марфа Петровна.

— Так ведь это ей хотят сделать аборт, а я буду рожать, как и планировала. Это её судьба зависит от родителей, от каких-то там случайностей, а я сама всё решаю, — пояснила Алька. — Правда, у меня не всегда получается так, как хотелось бы.

— А ты представь, что Кирилл не захочет детей, что будешь делать?

— Буду растить ребёнка без него, одна, как большинство некрасивых женщин. Значит, у меня получится опять не так, как мне хотелось бы.

— Женщин некрасивых не бывает…

— Да, конечно, бывает мало водки, я это уже слышала, — перебила Алька Марфу.

— Ну что ты, девочка, говоришь? Причём здесь водка? Я хотела сказать, что бывают плохо видящие мужчины и не верящие в себя женщины. Но все мы в душе верим, что встретим того единственного, который нас осчастливит. И совсем не обязательно иметь внешность королевы красоты, чтобы стать счастливой. Есть женщины хитрые, есть бесхитростные. Есть, которые сразу признаются мужчинам в своей любви, есть, которые любят поводить мужчину за нос. Есть ревнивые, есть не ревнивые, одним словом, мы разные, но счастья хотим все. Вот ты, Аля, говоришь, что если Васёк тебя бросит, то будешь одна растить ребёнка. А, собственно говоря, почему ты всё время говоришь о том, что он тебя бросит? Я знаю тебя всего три дня и уже не раз об этом слышу. Ты не веришь в любовь Кирилла?

— А откуда вы знаете, что Кирилла зовут Васёк? — поинтересовалась Алька и подозрительно посмотрела на Марфу.

— Я знаю даже больше, чем ты можешь себе представить, — засмеялась Марфа.

— Вот мне и кажется, что вы можете предсказывать будущее.

— А ты хочешь его знать? А если оно тебя не устроит? Ты думаешь легко жить, зная, что не сегодня-завтра с тобой может случиться беда? Может, лучше ничего не знать? Пусть всё идет, как идет? Аль, сама подумай, что будет, если все будут знать своё будущее? Люди перестанут стремиться к лучшему, зачем, если и так всё известно? У Айзика Азизова есть книга, называется «Академии»…

— Я читала, только мне там не всё понравилось. Почему психологи должны страдать, чтобы физики не сидели сложа руки, а сами защищали своё государство? Когда я дочитала последнюю книгу, моему возмущению не было предела. Но потом я подумала, и решила, что ф