автордың кітабынан сөз тіркестері  Безответная любовь

Рюноскэ Акутагава

В одном из сочинений Анатоля Франса есть такой фрагмент: «Нет красоты, свободной от ограничений пространства и времени. Произведение искусства способно обрадовать меня, только когда я открываю его связь с жизнью. Неглазурованная гиссарлыкская керамика своим существованием заставляет сильнее полюбить „Илиаду“. Не зная жизни Флоренции в XIII веке, я, несомненно, не был бы способен оценить „Божественную комедию“ так, как сейчас. Я хочу сказать, что только через познание времени и места создания различных произведений искусства мы можем проникнуться к ним симпатией и постигнуть их...»

Осень 1918 года. Акико, ехавшая в свой загородный дом в Камакуре, случайно оказалась в одном вагоне со знакомым молодым писателем. Молодой человек положил на багажную полку букет хризантем, которые он вез своей камакурской знакомой. Вдруг Акико — теперь пожилая замужняя дама Н. — сказала, что всякий раз, когда она видит хризантемы, ей вспоминается одна история, и подробно рассказала про бал в клубе «Рокумэйкан». Молодого человека не могли не заинтересовать эти воспоминания, услышанные из первых уст.

Когда рассказ был окончен, молодой человек без всякого умысла спросил:

— Вам неизвестно имя этого французского офицера?

Ответ был совершенно неожиданным:

— Разумеется, известно. Он назвался Жюльеном Вио.

— Значит, это был Loti. Тот самый Пьер Лоти, который написал «Госпожу Хризантему».

Молодой человек пришел в радостное возбуждение. Но госпожа Н., с удивлением глядя на него, тихим голосом несколько раз повторила:

— Нет, Лоти он не назвался. Жюльеном Лоти он не назвался.

Нет, лучше сказать, чья любовь настоящая? Призрачна ли любовь Номуры? Эгоистична ли любовь Ои? Или каждая из них в том или ином смысле любовь без обмана? А его собственная любовь к Тацуко?

Поэтому отражавшиеся в глазах Номуры природа и жизнь, пройдя через сердце, радужно сияли в ореоле его любви. И молодая листва, и море, и сбор кораллов во всех смыслах были неким откровением, прорывающим сферу земной жизни. Значит, и его длинное письмо было неким апокалипсисом, который должен был впервые истолковать смысл, позволяющий сочувствовать счастью его чистой любви.

И витрины, и асфальт, и верхушки деревьев — в общем, все вокруг заливал весенний воздух. Это и был окружающий мир, создававший его нынешнее настроение. Вот почему вбиравшее в себя свет вечернего солнца сердце Сюнскэ, шагавшего по улице, не окрашивалось в пасмурные цвета заходящего солнца, в нем разливалась светлая радость, нисходившая с неба над его головой.

— Знаешь, когда эти люди умрут и их мозг будет извлечен, на его красноватых извилинах окажется тонкая субстанция, напоминающая яичный белок.

— В самом деле?

Сюнскэ все еще улыбался.

— Таким образом, и извержение вулкана Бандайсан, и прошение об отставке, поданное Клемансо, и соблазняющий женщин студент появляются из этой самой субстанции, напоминающей яичный белок, — она рождает наши мысли и чувства... Остальное можно себе легко представить.

— Но гений есть гений, а сумасшедший есть сумасшедший.

— Такая же разница существует между манией величия и манией преследования.

— Соединять эти понятия неправомерно.

— Нет, их нужно соединять. Ведь гений эффективен. А душевнобольной, безусловно, не эффективен. Разница между ними — это разница в ценности их деятельности. А не разница в их природе.

Но теперь молчание не было для Сюнскэ невыносимым, как в прошлый раз. Наоборот, он явственно ощущал, что в этом молчании теплится счастье.

— У тебя тоже ничего не выйдет. Ты не сможешь считать себя серединкой на половинку. И не ты один. Современные люди никогда не удовлетворятся тем, чтобы быть серединкой на половинку. Они неизбежно превращаются в эгоистов. Стать эгоистом означает онесчастить не только других людей. Но онесчастить и себя самого. Здесь необходима предусмотрительность.

— Выходит, ты принадлежишь к серединкам на половинку?

— Разумеется. Иначе я не смог бы сохранять присущую мне неколебимость.

Сюнскэ с сожалением посмотрел на Номуру:

— По твоим словам, стать эгоистом означает онесчастить не только себя. Но онесчастить и других. Правильно? В таком случае принадлежащие к серединкам на половинку тоже будут испытывать тревогу, если остальные люди, живущие на свете, окажутся эгоистами. Следовательно, чтобы быть неколебимым, как ты, мало принадлежать к серединкам на половинку, нужно доверять людям, по крайней мере окружающим тебя людям, не являющимся эгоистами.

— Ну что ж, я и доверяю. А вот ты, доверяя... постой. Ты сам никогда не рассчитываешь на людей?

Сюнскэ чуть улыбнулся, но так и не ответил, рассчитывает он или нет.

— Нет, я не дурак.

— Хочешь сказать, что умный?

— Нет, и не умный тоже.

— Какой же тогда?

Посмотрев на сказавшего это Номуру, Тамио, нахмурив брови, с комически серьезным видом отрезал:

— Серединка на половинку.