автордың кітабын онлайн тегін оқу Вальс под облаками
Виталий Белоусов
Вальс под облаками
«Вальс под облаками» — первая книга трилогии, повествующей о событиях, которые происходили в годы перестройки в одном из провинциальных поселков средней полосы России. На фоне этих событий автор увлекательно рассказывает о приключениях подростков, об их заботах и увлечениях во время летних каникул.
Виталий Белоусов — дипломант IV международного конкурса детской и юношеской литературы (Москва, 2012 г.). В 2014 г. за литературное творчество, адресованное детям и юношеству, ему была присуждена первая премия в региональном конкурсе (Курск), посвященном 110-летию со дня рождения Аркадия Гайдара.
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
С Глебом я познакомился четыре года назад, когда мы вместе с родителями отдыхали в пансионате на берегу Черного моря. Уже тогда мы крепко-накрепко подружились.
Глебу везло. Он дважды по три недели гостил у нас дома — в большом и шумном городе. А мне не сразу посчастливилось.
— Вот освободится от дел отец, тогда и навестишь друга, — отмахивалась от меня мама. — Одного тебя не отпущу. Мало ли что в дороге может случиться. Время тревожное…
Я горько вздыхал. И летние каникулы уже давно начались. И папе по-прежнему не до отдыха — вдруг опять засобирался в командировку в качестве специального корреспондента газеты. По заданию редакции он ездил и в Чечню, и всякий раз мы с мамой крепко за него беспокоились. Переживали, хоть он у нас и герой — однажды с товарищами натолкнулся на бандитов в горах, не растерялся и храбро вступил в бой…
— Ты, папа, снова в «горячую точку»? — спросил я участливо. — Будь осторожнее…
— В «горячую», сынок… Да еще в какую «горячую»…
Я посмотрел на маму, и увидел, что лицо у нее светлое, со смешинками в глазах.
— Но ты же не в Чечню, — улыбнулся я.
— А ты, сынок, думаешь, что «горячие точки» только там, где стреляют?.. Нет, Сереженька… Они сейчас и там, где пока не пахнет порохом и дымом, однако расхищается народное добро, царит беззаконие… Бедой повеяло оттуда, куда я еду, — посмотрел на меня поверх очков. — Ну, а ты-то чего не собираешься в дорогу? Перехотелось к Глебу?..
Я сначала удивился и опешил, а потом завизжал от восторга и повис у отца на плечах:
— Папа, ты отвезешь меня к другу?.. Нам с тобой по пути, да?.. Вот здорово!..
— Нет, нет! — отец взъерошил мне волосы. — Поедешь самостоятельно… Не ребенок уже… Двенадцать лет в зиму исполнилось…
— Правда? — обрадовался я пуще прежнего. — Вы не шутите?.. Ведь ты, мама…
— А что я? — развела руками мама. — Я не против… Главное, слушайся родителей Глеба, не озоруй, почаще пиши письма…
Ура! Ура! Я уже не слышал наставлений… Какое там!.. Если Глеб приезжал к нам в сопровождении родителей, то я к нему в поселок — сам, без мамок и нянек, как говорится! Полная свобода!..
Знал бы я, какие немыслимые происшествия и невероятные приключения ожидают меня! А начались они сразу же, как только я вышел из вагона пассажирского поезда на небольшой станции и обнаружил, что Глеб меня не встречает… Еще дома, перед самой поездкой, мы созвонились с ним, и он обещал, что подъедет к вокзалу на мотоцикле с коляской. Не сам, разумеется, за рулем будет… С отцом…
Где же ты, дружище?.. Вот уже и скорый ушел, завернув за строения станции. Вот и перрон опустел до прибытия очередного состава. Вот и милиционер, стоявший возле клумбы, обратил на меня внимание. Думает, что я в растерянности?.. Ну, еще!.. Поправив на плече ремень тяжелой сумки, в которую мама, наверняка, напихала кучу ненужных мне вещей, я направился к автобусной остановке. Не встретил Глеб — и ладно! Значит, что-то ему помешало. Сам доберусь. Ерунда.
От газетного киоска метнулась тень, и кто-то, хихикнув, неожиданно прилип ко мне со спины и прикрыл мне глаза своими ладонями. Глеб? Встретил все-таки! Вот здорово!.. Хотя… Больно уж хрупкие эти ладони… Да и смех… Девочка? Вот дуреха, обозналась. А радуется-то…
Я отжал ладошки и повернулся, надеясь увидеть растерянное лицо незнакомки и услышать ее робкое «извините»… И… обалдел. Передо мной стояла Маша Чанова! Откуда здесь взялась? Что здесь делает? Я открыл рот от удивления, а закрыть его так и забыл… Наваждение какое-то…
— Се-ре-га-а… — Маша разглядывала меня как диковинку. — Я так рада, так рада! — сияла она, потирая ладоши и обворожительно улыбаясь. — А ты? Ты — рад? Мы же три года не виделись… Что уставился? Не ожидал? Да очнись ты! — она схватила меня за руку. — Бежим к автобусу! Не то опоздаем! — и уже на бегу совсем ошарашила, выпалив: — Знаю, ты на все лето приехал. Молодчина!
Я выдернул руку, отступил в сторону.
— Погоди, — опустил сумку с вещами на асфальт. — Куда ты меня тащишь? Объясни толком, а то набросилась… Откуда сама-то здесь взялась? Ничего не понимаю…
— Бежим! Наш автобус уйдет! — заторопила Маша. — Очередной аж через два часа будет… И не волнуйся, я тоже в поселок… Да бери ты сумку!.. Скорее!.. Нас же не станут ждать…
Мы забрались на переднюю площадку «ПАЗика». Автобус вздрогнул и тронулся. Стиснутые пассажирами, покачиваясь в такт движению, мы таращились друг на друга. Вернее, я таращился… И было от чего… Маша когда-то жила в нашем городе, в одном со мной доме… Когда заканчивали четвертый класс, она уехала с родителями… Тогда ее отца, офицера российской армии, перевели в другую войсковую часть. Сюда, значит…
— А ты говорила: на север…
— А что, и помечтать нельзя?.. Так хочется увидеть северное сияние…
— И покататься на льдинах с белыми медведями…
— Да ладно тебе, — улыбалась Маша. — Не представляешь даже, как я по вас соскучилась!.. — она крепко сжимала мою руку и настолько выражала взглядом свою радость, что я, к своему удивлению, не отстранялся. — Как там у нас? — спросила, но тут же с грустинкой поправилась. — У вас теперь, конечно… Расскажи о ребятах…
Суетливые пассажиры выходили на остановках. Места освободились, и мы, довольные, разместились возле двери. Мимо за окном проносились поля, перелески, селения, но рассматривать их было некогда. Маша забрасывала меня вопросами, желая узнать самые мельчайшие подробности о своих прежних подружках, знакомых мальчишках, соседях по подъезду… О, как она была огорчена!.. «Не знаешь, с кем Вовик дружит? Да как же так! Ведь это так интересно…». «Да как же ты мог не заметить, красится ли Наташка?». Глупая! На что мне это надо?.. Я догадывался, что Маша совсем не случайно оказалась на вокзале в час прибытия пассажирского.
— Откуда ты узнала, что я приезжаю?
— От Глеба… На весь поселок растрещал… Мы с Глебом в одном классе учимся… Однажды увидела у него твою фотку. Он ее ребятам показывал…
— Ты Глебу рассказывала?..
— О чем?
— Ну, что мы с тобой знакомы…
— Зачем?.. Задавака он, строит из себя… Я с такими не дружу… — вдруг смутилась. — Я у него твою фотку утащила… На память о прошлом… Он положил ее в учебник, отлучился на переменке, — покраснела. — Я плохо поступила, да?.. Ладно, перебьется. У Глеба фотоаппарат есть, вместе не раз еще сфотографируетесь… А я, представляешь, смотрю на твою фотку — одноклассников вспоминаю. А еще помню, как здорово ты выбивал чечетку на сцене Дворца строителей. По-прежнему танцами увлекаешься? — прикрыла глаза в усладе. — А еще помню, как мы с тобой вальсировали на конкурсе в парке культуры… Па — па-па… — печально вздохнула. — Так хочется в город…
Под ложечкой у меня защемило.
— Только не говори Глебу, — попросил я.
— О чем не говорить?
— Что мы с тобой танцевали…
— Ну и что? Чудак!
— Не надо, ладно?
— Как хочешь, — Маша обиженно поджала губы. — Стесняешься? И зря. Уметь танцевать — это здорово! Мальчишки на танцах хмыкают в сторонке, а ведь каждому хочется повальсировать. Знаю, дома перед зеркалом тренируются, а на людях — столбом. А девчонкам, сам же знаешь, всегда в радость, когда мальчишки на танец приглашают.
— Все равно не надо…
— Жаль… Смотри, мы уже почти подъезжаем!
Лесопосадка вдоль дороги оборвалась. В чистом поле, на возвышении, я увидел антенны впечатляющих размеров и самых невероятных конфигураций: одна медленно поворачивалась по оси, другая — совершала колебательные движения вверх — вниз, третья — тупо вытягивалась в небо. Вокруг возвышенности среди деревьев виднелись строения, машины.
— Военный объект? — спросил я, завороженный увиденным.
— Да, радиотехническая часть, — отозвалась Маша. — Здесь одними из первых узнают, то ли в воздухе нарушитель границы, то ли самолет захвачен террористами, а возможно, пожар на борту или отказ двигателя…
— Твой папа здесь служит? — догадался я. — Ты там бываешь, конечно. Позавидуешь… А это что? — ужаснулся я и влип в окошко, когда мимо поплыли остовы разрушенных зданий, обгоревшие сооружения.
Развалины и пепелище занимали огромную территорию на окраине поселка, в который мы въезжали. Торчали обгоревшие стволы деревьев, среди бурьяна и сохранившейся зелени громоздились кучи битого кирпича, завалы бревен, груды железа, искореженные машины, трактора…
Кто-то, сидевший позади нас, вздохнул:
— Э-хе-хех… За небом смотрят, чтобы беду предотвратить… А на земле в это время…
В салоне автобуса затихли разговоры. Картина за окном сменилась, но броские по красоте домики, тенистые сады, широкая улица больше не вернули пассажирам прежнее настроение.
— Нам на следующей остановке выходить, — сказала Маша.
— А что это было? — настороженно спросил я.
— Руины имеешь в виду?.. Это бывшие маслозавод, мясокомбинат, ковровая фабрика…
— Что же случилось? Террористы?.. Глеб не писал об этом. Значит, недавно?..
Меня взял за плечо сидевший позади старичок.
— Ты, видать, не здешний? — поинтересовался он. — В гости?
— У них в городе, дедушка, — Маша кивнула на меня, — террористы уже четыре раза устраивали взрывы: один — в магазине, остальные — на улице, возле остановок. Десятки человек погибли. Я в газете читала…
— У нас хоть без жертв, — вздохнул старичок.
— Как без жертв? — не согласился с ним водитель автобуса. — Сотни людей без работы, без средств на жизнь, а почти в каждой семье — дети. Кто жил трудом с производства, тот брошен на произвол судьбы. Выживет — хорошо, а нет — и ладно… Попробуй сейчас найти работу с хорошим заработком!.. Не всем же в Москву ехать шабашить…
Водитель затронул пассажиров за живое. Они зашумели, заговорили о наболевшем:
— Кто раньше воровал, спекулировал, разбойничал, те хозяевами себя чувствуют… Видите ли, предприимчивыми их сейчас называют. Да какие они к черту предприимчивые!.. Во время приватизации раскупили за бесценок все, кто что успел, кому что досталось… И все развалили разом, разбазарили…
— Судить таких надо… В поселке, вспомните, были свои пекарня, столовая, разные ателье, даже больница, строилось жилье, содержались в порядке дороги… А что сейчас?.. Нет предприятий — нет ничего!.. Такого развала, рассказывают старики, даже в годы войны у нас не было. Поселок в захудалую деревню превращается…
Но мне уже не суждено было дослушать их рассказ о том, как дружно и весело они жили совсем недавно…
— Вон, видишь, Глеб тебя на остановке дожидается… Так я и предполагала, — Маша поднялась и одернула платьице. — Обо мне ему ничего не говори. Пусть это будет наша тайна. Хорошо?
Знала б она, как я ей был благодарен: сама отвязалась!
Автобус замедлил ход, развернулся возле магазина и остановился. Пассажиры подхватились с мест, и я первым рванулся к выходу. И едва ступил на землю, как сразу оказался в объятиях. Мы с Глебом, дурачась и радуясь, тормошили друг друга, толкались, хохотали.
— Ты что меня не встретил? Забыл про меня, что ли? — наседал я.
— А кто за тобой посылал автобус, как не я? — парировал Глеб.
— А все-таки…
— Отец куда-то забурился… У лесничего, сам понимаешь, дел полным-полно… Мне бы, дурню, рвануть на станцию на автобусе, да так хотелось с шиком прокатиться на мотоцикле! Все надеялся, что отец возвратится с минуты на минуту, вот и упустил время…
Я не видел, как сходила с автобуса Маша, не заметил, куда она девалась. Хорошо, наверное, что Глеб меня не встретил. С другом — все лето впереди. А с Машей удастся ли пообщаться так долго один на один? Вдруг показалось мне, что встреча с ней была для меня приятной. Надо же…
ЗЛОПОЛУЧНАЯ ТЕЛОГРЕЙКА
Тете Оле, маме Глеба, хотелось хорошенько попотчевать меня с дороги.
— Да погоди, куда торопишься? Успеете набегаться, — остепеняла она сына, которому не хотелось долго задерживаться за столом. — Попробуйте, как вкусно… Молочком запивайте, — угощала она очередным яством. — Пусть Сережа отдохнет часок в тенечке. Я одеяло расстелю под яблоней. Почитайте что-нибудь. У тебя же, Глебушка, много книжек интересных… Да и я с вами посижу. Хочется узнать, как там, в большом городе живется… Да не суетись ты!
— Ладно, мама… Некогда нам, — отвечал Глеб. — Вечером Сережка тебе обо всем расскажет… И вовсе не устал он. Ведь правда? — наступил мне под столом на ногу. — А где наш Ярик, мам?.. Я его что-то не вижу… Ярик, Ярик, Ярик!..
— Да не крутись ты! Стол опрокинешь! И Сережу совсем затолкал… Отыщется твой Ярик… Где-то бегает…
Из писем я знал, что у Глеба совсем недавно появился щенок. «Потешный, суетной, играть любит, куда я — туда и он. А какой послушный! Я его дрессировать начал», — делился радостью приятель.
— Спасибо, мама, — заторопился Глеб. — Пузо лопнет, — похлопал себя по животу. — Сама говорила, что наедаться вредно. Говорила же?.. И лежать после плотного обеда не на пользу… Жизнь — это движение!
— Ладно, — отмахнулась мама. — Только далеко не ходите. И смотри, сынок, не втяни Сережу в какую-нибудь историю. С тобой вечно приключения случаются.
— Не бойся, мама, — пообещал Глеб. — Мы в футбол с ребятами поиграем.
Я переоделся в трико. Через калитку вышли на улицу.
— Дзинь, дзинь, дзинь, — сигналя голосом вместо звонка, подкатил на велосипеде мальчишка, за спиной у которого, на багажнике, крепко держась, сидела малышка. — Дзинь, дзинь… Станция Березай, скорее вылезай!..
— Я еще хочу, не останавливайся, — запищала девочка. — Еще не накаталась…
— Не накаталась, — передразнил ее велосипедист. — А перекурить-то можно?.. Димка, — представился он и протянул мне руку. — Куда собрались?.. А меня вот — привязали… Карантин в садике… Наказал бог сестренкой!..
Малышка забарабанила брата по спине.
— Хочешь прокатить Ингу? — предложил мне Димка. — А я хоть отдохну малость… Совсем заездила…
— Не хочу! — завопила девочка и крепче обхватила брата руками. — Не хочу!
— А с Глебом? — предложил Димка. — Ты же с ним каталась…
— Не-не! Он хотел меня в канаву сбросить… Он так гнал, так гнал!.. Я же тебе рассказывала…
— Да он же нарочно, Ингочка.
— Аг-га! Он и в крапиву свернул — я ногу обжигляла, и в столб чуть не врезался. Какое нарочно?!
— Нужна ты ему, — буркнул Димка. — Я сам тебя сейчас в крапиву завезу! — оттолкнувшись, вскочил в седло и закрутил педалями, удаляясь. — Дзинь, дзинь, дзинь…
Глеб хмыкнул:
— Я Ингу пугал, чтобы она ко мне не привязывалась. С ними, маленькими, чуть повозись — не отстанут… Жалко Димку. Сейчас бы вместе на речку сходили…
— А давай заглянем на развалины… Интересно там?
— Ерунда, — отмахнулся Глеб. — Вымажемся только… Грязь, пыль, сажа… Балки висят… Подвалы глубокие… В бурьяне оступишься — костей не соберешь… И балкой по голове может шандарахнуть… Когда-то туда тянуло. Надоело.
— И давно так?..
— Да и давно уже… Как себя помню… Рассказывают, сначала фабрика закрылась, а потом — маслозавод и мясокомбинат… Наперсток распродал оборудование и машины, вывез бетонные блоки, стал стены зданий разбирать…
— Наперсток?.. А кто это?..
— Ну, кто-кто… Директор бывших предприятий… Это у него прозвище такое… Когда-то, говорят, в наперсток играл на вокзалах — по городам мотался, лохов околпачивал… А зачем тебе все это знать?
— Да так… В автобусе слышал разговор…
Опять послышалось знакомое «дзинь, дзинь, дзинь».
— Ш-ш-ша! — Димка ударил по тормозам.
Малышка за его спиной завопила: ее, бедную, так встряхнуло, что наверняка внутри шестеренки за шестеренки заскочили.
— Я маме расскажу! — пригрозила Инга. — Не тормози так! И езди по ровной дороге. Меня растрясло. И сидеть больно.
— Кисейная барышня… А мне, Ингочка, хочется отдохнуть. Я устал. Посидим на лавочке?
— Фу ты! — вспыхнула девочка. — Читать — язык у тебя не ворочается, кататься — ноги болят… Не вредничай, Димка! Капризный какой-то…
Мы расхохотались.
— Ладно, нянька, бывай! — Глеб подтолкнул велосипедиста с маленькой пассажиркой. — Приходи на речку, когда освободишься…
Мы выбрались за поселок и оказались на широком лугу. Пересекли его и по тропинке, петлявшей между кустами низкорослого лозняка, вышли к реке.
— Потом окунемся, а пока давай смотаемся за удилищами, — предложил Глеб.
Прошли берегом к мосту и вскоре очутились на противоположной стороне… От моста к лесу тянулась проезжая дорога, но Глеб показал мне на тропку, уходившую по лугу вправо, и дальше мы двинулись по ней.
Товарищ, шагал впереди.
— Что еще за тряпье? — остановился он, и я увидел возле дорожки рваную телогрейку: потертая и в заплатах, а один карман наполовину оторван. — Ну и народ! Уже в лес хлам сваливают… Хоть бы уж подальше с глаз, — Глеб на ходу поддел находку палкой и зашвырнул ее в ближайшие заросли лозняка.
Через несколько минут забрались в самую глубь орешника. Долго выбирали удилища. Хотелось, чтобы они были длинными, легкими, гибкими. Такие, кажется, и вырезали. Пока выбирались из лесу на опушку, поочередно опробовали каждое в вытянутой руке… Я уже явственно представлял, как сидим с удочками на берегу затененной спокойной заводи…
— Теперь можно и окунуться, — сказал Глеб, когда вышли к реке. — Одежку лучше спрячем, — и стал стаскивать с себя рубашку и штаны.
— Зачем? От кого? — удивился я. — Тут ни души, да и кто позарится на наше барахло? — но покорно отдал товарищу свои рубашку и трико.
— Ты послушай, — Глеб таинственно поднес палец к губам. — Слышишь?
Где-то справа по реке, в глубине зарослей, мычали коровы, и только…
— То-то… — Глеб посчитал, что я правильно догадался. — Стадо бредет по дороге. С минуты на минуту здесь будет.
— Ну и что?
— Как что? Да от нашей одежки шмотья могут остаться!
— Как так? — удивился я, хотя вспомнил, что в книжке читал, как чей-то теленок изжевал чью-то майку.
— Ну, знаешь, — пожал плечами Глеб. — Может, коровы и не тронут… А вдруг?! На всякий случай, — он запихнул нашу одежку поглубже в куст, расправил ветви и траву, чтоб прикрывали хоронку. — Порядок! — оценивающе присвистнул и, — Х-ха! — с воинственным кличем разбежался, оттолкнулся от кромки берега и, сделав в воздухе сальто-мортале, красиво вошел головой в воду.
Я же неспешно соскользнул по склону берега к воде, и лишь когда зашел в речку по пояс, торпедой пошел в глубину. Пусть Глеб бахвалится, он знает речку как свои пять пальцев, потому и не остерегается…
Речка не слишком широкая. Противоположный берег — песчаный. Он и поманил нас с Глебом к себе, когда вдоволь наплескались, гоняясь друг за другом… На берегу понежились на песке, потом нашли полиэтиленовую бутылку и принялись гонять ее босыми ногами взамен футбольного мяча, то пасуя ее друг другу, то отнимая…
— Гляди-ка… Что за ерунда?! — замер Глеб, выпучив глаза не то от ужаса, не то от изумления.
— Ты чего? — насторожился я и посмотрел в ту же сторону.
На покинутом нами берегу… Я глазам своим не поверил!.. Надо же!.. На том месте, где мы совсем недавно раздевались перед купаньем, какой-то пожилой мужик — картуз у него сбился на бок, выцветшая клетчатая рубаха выскочила из брюк — с ожесточением ломал наши удилища!
— Кто это? — ахнул я. — Что он, взбесился?
— Стой! Не вздумай к нему! Убьет! — Глеб больно ухватил меня за локоть, будто я и впрямь намеревался так поступить. — Это Маляма…Недавно из тюрьмы вернулся. Что трезвый, что пьяный — хуже злой собаки…
— Но мы… Мы же ему ничего плохого не сделали, — возмутился я. — Или ты, Глеб, когда-нибудь ему насолил?..
Мужик тем временем расправился с удилищами, поднял с земли кнут и, хлестанув им, свирепо выругался.
— Я долго буду вас ждать? — переметнулся он на нас. — Сейчас же возвращайтесь! Живее! — он выматерился и, постукивая кнутовищем по сапогу, заходил вдоль берега. — Не слышите, что я вам говорю?! Оглохли?
Глеб буркнул:
— Как бы не так! Дураков нашел…
— А чего он?
— Спроси… Кто-то его раскрутил, вот на нас и решил отыграться…
— Но как же так?!
— Да так!.. Молчи лучше… Побесится и уймется… Для него это обычно…
Но я уже взбунтовался.
— Зачем вы удочки сломали? — закричал я через речку с возмущением. — Почему вы нам угрожаете? С какой стати? Мы же ни в чем не провинились…
Мужика будто кто шилом пырнул.
— Ах вы, мерзавцы! Еще оправдываться вздумали! Или под дурачков прикидываетесь?.. А вы зачем мою телогрейку порвали? Чего по карманам рыскали? Негодяи! Деньги, которые взяли, — верните! По-хорошему верните!
Мы разом присвистнули, переглянулись. Влипли, так уж влипли! Нечего сказать…
Хотя, почему влипли?
— Мы никого не видели поблизости… Мы решили, что телогрейку выбросили, как изношенную вещь… Понимаете?.. — сбивчиво, шморыгая носом, начал я оправдываться. — Но мы в карманы не заглядывали, денег не брали. Честное слово, не брали.
— Ты не балаболь, мерзавец, — погрозил кнутом Маляма. — Все я видел, да только жалко — далехонько находился. Но все равно попадетесь!.. А ты, Глеб, думаешь, что я тебя не узнал?.. Отец у тебя — вор и сына-вора вырастил… Твоего отца, Глеб, давно надо гнать из лесничества!.. Других наказывает, а сам-то каков?.. Рыльце у самого в пушку… Лес налево-направо продает? Продает! Не я один об этом знаю…
Глеб, потупившись, отмалчивался.
— Теперь не отцепится, — наконец выдавил он из себя раздраженно. — Надо уйти, чтобы унялся…
И, правда, когда мы нырнули в заросли и затаились, Маляма минуту-другую позлословил, наобещал нам массу неприятностей, но ничего больше ему не оставалось — потоптался и вразвалочку зашагал от реки, туда, где за кустарником возле леса слышались мычание коров, собачий лай, хлопки пастушечьего бича.
— Забавно, — поспешил я заметить. — Прятали одежду от коров, а получилось — от пастуха. Догадается о ней, обязательно вернется… Что будем делать?
Мы выбрались из укрытия и плюхнулись на песок.
— Ужас! — я не мог прийти в себя. — Да он бы нас голыми руками сцапал! Как слепых котят. Хорошо, что не остались на том берегу! Хорошо, что здесь задержались! Ты представляешь, что было бы?! Представляешь? Да мы бы и не подумали от него убегать! Ведь, правда?
Глеб будто и не слышал моих восклицаний, вздыхал и чертил палочкой на песке непонятные знаки.
— Трудно сейчас отцу, — обмолвился он. — Ты слышал, что пастух говорил?
— Ну и что? Пусть наговаривает, пусть выдумывает. Кто ему поверит?..
— Все знают…
— Что? О чем ты? — не понял я.
— Не наговаривает, а попрекает. И один ли он?
— Как попрекает? За что?
— Да знаешь… Отец хочет, чтобы по закону было… Но есть люди, которым кажется, что они сильные мира сего, что им все не возбраняется… И отцу приходится им подчиняться… Не просто все, Серега… Поживешь у нас, увидишь…
Мы помолчали.
— А чего мы сидим, — неожиданно встрепенулся Глеб, подхватываясь с места. — Пошли-ка за одеждой!
— Ты что? — ужаснулся я. — Спятил? — и раздраженно прихлопнул присевшего на коленку надоедливого овода. — Маляма ж прибьет, если попадемся…
— А ты рот не разевай! А застукает — лучше в заросли убегай. Там кнутом наотмашь не лупанет!..
Я, признаюсь, замешкался, нерешительно ступил в воду за товарищем. Что, если пастух возвратился и наблюдает за нами из кустов? Страшно даже подумать…
Я старался плыть бесшумно, а потому не поспевал за Глебом. Я еще находился в реке, когда он уже выбрался из воды и, вытягивая шею, покарабкался вверх по склону. Сейчас!.. Вот сейчас Маляма… В ожидании неминуемой беды я на какое-то мгновение перестал грести руками, и тут же, окунувшись с головой, наглотался воды, закашлялся.
— Да тихо ты! — в сердцах цыкнул Глеб, дождавшись меня наверху откоса. — Пригибайся. И в оба смотри. — Он вытащил из кустов нашу одежку, поплотнее свернул ее и прижал к груди. — Кажется, нормалек! — оценил обстановку. — Уходим!
Мы метнулись по берегу, прячась за кустами. И оказалось, вовремя. Река делала поворот, и нам хорошо было видно, как в том месте, откуда только что мы убежали, появился Маляма с овчаркой на поводке… Мы рванули от реки через заросли и, выскочив на дорогу, помчались по ней к поселку во всю прыть. Я хотел было предложить Глебу вырезать новые удилища, но передумал.
Когда перешли на шаг, послышались раскаты грома.
— Гроза? — я поднял голову, но увидел лишь небольшое облачко медного цвета, нависшее над лугом.
— Пугает, — отозвался Глеб. — Бабка Матрена, наша соседка, обычно говорит, что гром — это предостережение с небес… Мол, кто-то что-то не так сделал…
— Вот и бахнуло б, когда мы подходили к телогрейке, — хмыкнул я. — Чего уж теперь громыхать?..
ПРИСТАВАЛЫ ОТ СКУКИ
На лугу, у околицы села, ватага мальчишек гоняла футбольный мяч. Глеба окликнули и попросили постоять на воротах. Но он отказался.
У себя во дворе Глеб шмякнулся на ворох сена, разбросанного на просушку, и раскинул руки.
— Ох, и достанется же нам от Малямы, — простонал он, предчувствуя страшную расплату.
Я вспомнил про собачонку и направился к конуре возле крыльца. Присвистнул и позвал: «Ярик, Ярик, Ярик…». Собачонка не отзывалась.
В двери, возле замочной скважины, торчала бумажка.
— Глеб, здесь тебе записка, — крикнул я. — Мама, наверное, оставила… Она на работу ушла?
Товарищ поднялся с вороха сена, ступил на крыльцо.
— Ничего себе! — вырвалось у него, когда развернул записку. — Ну уж, — он растерянно посмотрел на меня, но тут же отвел взгляд, скомкал бумажку и сунул ее в карман брюк.
— Что-то случилось?..
— Да ничего… Ерунда! — он нагнулся и из укромного места под крыльцом достал ключ.
— Но, Глеб, я же вижу…
— Ерунда, — повторил товарищ и заторопился открыть дверь. — Я достану из погреба молока, разогрею картошку… А ты, знаешь что, сходи за водой к колонке… Это уже давно моя обязанность…
Я не стал донимать Глеба расспросами. Может быть, мама как раз и пожурила сына за то, что забыл про свою обязанность. Взял в коридоре пустые ведра и вышел через калитку на улицу.
Мимо колонки мы только что проходили, а потому никого не надо было расспрашивать, где она находится. Я разогнался, чтобы поскорее возвратиться обратно, но, завернув за угол, замедлил шаги… Какие-то мальчишки — их было пятеро, дурачились, облепив колонку: один из них навалился на нее животом, а другие раскручивали его, как пропеллер, схватив за растопыренные в разные стороны руки и ноги… Мальчишки визжали от удовольствия… Когда я подошел к ним, перестали валять дурака и уставились на меня с любопытством: откуда, мол, взялся такой?..
Со скрипом распахнулось окно в доме напротив колонки.
— А ну, марш отсюда! — с раздражением крикнула тетенька, высунувшись наружу. — Нашли место для баловства! Чтобы здесь я вас в последний раз видела! А ты, Митька, чего с хулиганами сватажился? Я вот матери скажу, что ты куришь.
— И вовсе я не курю. С чего взяли? — буркнул мальчишка с царапиной на переносице; пристыженный, угнул голову и первым отошел от колонки.
— Что ж, теперь и воды нельзя попить? — огрызнулся второй из компании, неохотно слезая с колонки. Когда стал на ноги, оказалось, что он и ростом повыше остальных, и в плечах пошире…
Верзила что-то произнес в полголоса. Дружки расхохотались, и шатия-братия, которой не находилось дела со скуки, неспешно удалилась за угол, из-за которого я недавно вышел. Правда, верзила на прощанье окинул меня недобрым взглядом… Чудак, будто это я помешал им поразвлекаться…
Наполнив водой ведра, я заторопился. Глеб явно меня уже заждался. Но, выскочив на перекресток, замедлил шаги. Вся компания в полном сборе поджидала меня возле огородной изгороди под вишнями.
— Эй, пацан! Иди сюда. Пить хочется, — приказал верзила.
— Пейте, — миролюбиво сказал я, — мне не жалко, — и поставил ведра на землю: им надо, сами и пусть подходят.
И о
...
