Оглавление

Предисловие

Дорогие молодые читатели, держитесь, перед вами почти исторический фэнтези роман. А значит вас ждут упоминания неведомых вам средств коммуникации, и даже незнакомые слова, например — печатка. Когда начиналась эта история, на дворе шёл 1997 год. Не было мобильных телефонов, интернета, навигаторов, социальных сетей и Ютуба. Мир был совсем другим.

Чтобы помочь вам разобраться в этой ушедшей жизни в книге размещены сноски, объясняющие всю эту древнюю белиберду.

Не испугались? Любопытно? Тогда вперёд.

Пролог

Моя мать — простая пастушка, мой отец — самый лучший в округе специалист по спецэффектам. Вы спросите, каково жить в такой семье? Ну, если учесть, что кроме меня в нашем доме ещё трое детей, а я самый младший и самый никудышный из всех, то вывод напрашивается сам собой. Моё детство было не самым весёлым из всех мне известных. Первые десять лет своей жизни я постоянно метался между бесконечными причитаниями матери и нотациями отца. Сколько себя помню, он вечно твердил, будто я ни на что не способен, и всё валится у меня из рук. И непременно добавлял, что я, скорее всего, не его сын, а дурака-соседа. После таких разговоров между родителями вспыхивали ужасные ссоры. По малолетству я был уверен, что мамино предназначение состоит именно в том, чтобы всю жизнь доказывать отцу, что она пусть и не отличается умом и известностью, но зато кристально честная женщина. Намного позже я осознал, что из всех её детей, лишь я один действительно пошёл в неё… Но это немного другая история. А тогда, хоть я и ненавидел отца всей душой за его бесконечные попрёки, а всё же знал, что во многом (ах, слишком во многом!) он был прав. Я ничего не мог сделать как следует. Стоило мне только взяться вколотить гвоздь, как молоток мгновенно отшибал мне палец. Как-то раз я захотел помочь брату починить телегу, и тот, скрепя сердце, доверил мне подержать её, пока он меняет колесо. Но внезапно ноги мои отказали и подкосились сами собой. Боже, вы бы слышали, как называл меня брат, когда догонял телегу, катившуюся вниз по улице на оставшихся трёх колесах, и по дороге теряющую другие свои составляющие. Впрочем, вы-то не слышали, а вот все наши соседи — да. Именно с тех пор меня и прозвали Неудачником. Я уверен, сейчас в нашей деревне нет ни одного человека, который бы помнил моё настоящее имя.

Всё это было бы вполне терпимым для маленького босоногого мальчишки, если бы не… занятия. Только заслышав это слово, я старался скрыться как можно дальше. Но, пожалуй, вы не сможете понять мои чувства, если я не объясню подробнее: как я уже говорил, наш отец был довольно известным специалистом по спецэффектам и, естественно, старался передать своё мастерство. К сожалению он наотрез отказывался брать учеников со стороны, утверждая, что у него четверо замечательных сыновей, которые, конечно же, смогут заменить его, когда придёт время. Представьте себе, в этот список преемников был включён и я, а потому каждую среду и пятницу для меня наступали самые страшные четыре часа. Я обязан отдать должное отцу, ведь он был очень настойчив и упорен в своём желании «сделать из меня человека» и «обеспечить моё будущее». Его не остановили ни постоянно падающие у меня из рук химикаты, ни огромная дыра в полу кухни, появление которой тоже не обошлось без моего участия, ни взрывающаяся в саду капуста. Даже после того, как я уронил горящий фитиль, в результате чего подчистую сгорел сарай, который являлся его основным рабочим местом, он не перестал два раза в неделю таскать меня за уши на занятия и отвешивать мне затрещины, когда что-нибудь в очередной раз выходило не так.

В день моего рождения (мне исполнилось одиннадцать лет) мама постаралась устроить настоящий праздник с шикарным застольем ну и, конечно же, с фейерверками. Сначала всё действительно шло великолепно — гости веселились, поздравляли меня и родителей, а кое-кто даже принёс подарки. Еда и питьё были отменными, но, когда очередь дошла до огромного торта, над которым мама корпела целый день… Вот тогда-то всё и случилось. Я, по праву именинника, должен был отрезать по куску родителям, но случайно (с моим-то умением!) начал резать не той стороной ножа. Вы спросите: «Разве много сторон у ножа, и можно ли ошибиться?» Поверьте — у меня такие фокусы получались запросто. Я изо всех сил давил на нож, но тупой край лишь сминал торт, а вовсе не резал. Я не понимал, что происходит и по инерции продолжал давить до тех пор, пока не наткнулся на тарелку. Видите ли, бисквиты моей мамы настолько воздушны… Впрочем, не будем отвлекаться. Когда я очнулся, чудесный трёхэтажный красавец-торт был непоправимо испорчен. Он стоял, нелепо перекосившись на один бок, розочки и ангелочки из крема неторопливо стекали на белоснежную скатерть, а мама… плакала. Вероятно, какое-то из этих событий окончательно доконало отца. Он медленно встал из-за стола, и так же неспеша взял в руки висевшую на заборе плеть.

Солнце давно зашло, а я всё сидел в сарае и ревел. Побитый, уставший и униженный, я был в таком отчаянии, что не мог подняться с места. Внезапно, сквозь собственные всхлипывания и трещание цикад я расслышал голос матери: «Эй, Неудачник, негодный мальчишка, а ну-ка марш домой немедленно!» Мама была единственным человеком, который всегда называл меня по имени. Но в тот момент, когда и она, уподобившись остальным, сделала вид, что забыла его, во мне будто что-то сломалось. Я выскочил из сарая, и что было сил побежал к воротам. На моё счастье (или беду) калитка была открыта.

Я бежал так, словно за мной гнался огромный страшный зверь. Наверно, я убегал от себя, от всех унижений и боли моей жизни. Опомнился я только у столба, отмечавшего конец нашей деревни. Я разглядывал его, как будто увидел впервые, и, наконец, когда в моей памяти навечно отложилась каждая его вмятина, каждая царапина, каждое имя, вырезанное ножичком на его лоснящемся боку, я глубоко вдохнул, зажмурил глаза и сделал шаг вперёд, в неизвестность, в края, лежащие за пределами маленького островка моего детства. Так, в день своего одиннадцатилетия, я убежал из дома.

Я долго шёл по пыльной и узкой дороге почти не видя ничего вокруг. Я не знал, куда направляюсь, где и на что собираюсь жить… Я не думал даже о том, собираюсь ли жить вообще. Одно было ясно — домой я не вернусь. Жгучий стыд, яростная обида, щемящее одиночество — поглотили всё моё внимание. Я и сам не заметил, в какой момент со всех сторон меня окружили высокие деревья. «Неужели я успел дойти до самого Чёрного леса?» — была первая здравая мысль, пришедшая в мою голову. Про Чёрный лес ходили странные и страшные слухи. Будто бы в нём обитали загадочные существа, которые несли смерть для всего живого, заходившего на их территорию. Говорили, что в этом лесу нет обычных животных, некоторые ушли сами, когда лес вдруг почернел, а оставшихся переловили и убили деревья. Да-да, вы не ослышались, люди рассказывали, что стоит кому-то забрести в лес поглубже, как деревья сдвигаются, стараясь раздавить его, и нельзя сбежать от них, нельзя спрятаться, ибо они вездесущи.

Оглянувшись, я убедился, что лес вокруг меня действительно чёрного цвета, но у меня уже не было сил чего-либо пугаться. Покрасневшими от слёз глазами я осматривал место, куда занесли меня глупые и непослушные ноги. Дорога, по которой я шёл, внезапно превратилась в еле заметную тропку, теряющуюся в непроходимой чаще. Я понимал, что надо обдумать серьёзный вопрос — что делать дальше — но никаких мыслей по этому поводу не возникало. Хотелось забыть, не думать, очнуться от этого страшного сна в своей постели… И чтобы завтра — мой день рождения. И чтобы никогда и ни за что не перепутать — где какая сторона ножа. По инерции я сделал ещё несколько шагов вглубь леса и, лишь осознав реальность происходящего, остановился. Господи, как же я устал! Не было сил буквально ни на что. Ноги мои подкосились и, шатаясь, словно пьяный, я кое-как подполз к ближайшему дереву. Внезапно в глазах у меня потемнело, усталость навалилась на плечи с такой силой, что я, как мешок, рухнул в высокую чёрную траву.

Когда я открыл глаза, было утро, а я, как ни странно, был всё ещё жив. Солнечные лучи пробивались сквозь шатёр из деревьев, образуя странные, загадочные, но прекрасные узоры. Их очертания напоминали мои сны. Гордые единороги, огнедышащие драконы и другие непонятные и незнакомые существа наполнили эту ночь для меня кошмарами и сказками. Мне кто-то говорил, что сны — лишь отражение наших фантазий, воспоминаний прошлого, а иногда и будущего. Но моё не очень богатое воображение никогда прежде не шутило со мной так. Откуда одиннадцатилетнему мальчишке взять столько прошлого, чтобы представить, скажем, такое — два огромных горящих глаза, прозрачный лоб и затылок, рёв, как у тираннозавра, и огромная скорость.

К счастью, я не успел припомнить всех чудовищ из моего сегодняшнего сна, какое-то неясное движение за кустами отвлекло от страшных видений. Внезапно я услышал, как кто-то поблизости произнёс: «Что за чёрт, куда это нас занесло? Дорога почему-то кончается…» Как оголтелый я бросился на шум, ведь там дорога, люди, а значит — я спасён. Когда я всё-таки выбрался из леса, по пути собрав на себя все встречные колючки и разорвав рукав о торчащий, как указующий перст, острый сук, моим глазам предстала не очень-то радостная картина. Если сказать совсем честно — я здорово испугался и, поверьте, было чего. Посреди пыльной дороги, буквально в двух шагах от меня, стояли и ругались на чём свет стоит… горики.

Если вы по какой-то причине до сих пор не знаете, кто такие горики, я объясню. Когда-то давно жил в одной деревне человек, и всем, кто окружал его, он приносил одни лишь беды. За это люди и прозвали его — Горе. Рассказывали, что, когда он был малышом, некий чёрный маг наслал на него проклятье. Так ли это — доподлинно неизвестно, но с возрастом парень стал причинять всё больше хлопот и, как только ему исполнилось пятнадцать, родители выгнали его из дома. Он стал бродягой, ходил по дорогам, пугал людей. Нет, не специально, просто все знали, как выглядит Горе. Да и узнать его было нетрудно, ведь ни один портной не решался шить ему одежду, ни один цирюльник — стричь и брить его, никто не брал его на работу, все шарахались от него, как от чумы. Как и на что он жил, я не знаю, но Горе всегда был в обносках, босой, с длинными нечёсаными волосами и огромной бородой. О том, как кончил он свою жизнь, история умалчивает, но с тех самых пор появились на дорогах и другие такие «Горе». Они были молоды и никчёмны, им было забавно пугать людей, воровать и безобразничать. Эти ребята сами придумали название своей касты — горики. Теперь, я думаю, вы понимаете насколько оправдан был мой страх, ведь встреча с этой бандой никого ещё до добра не доводила.

Я попытался нырнуть обратно в кусты, но сделал это слишком поздно, они заметили меня.

— Эй, парень, а ну поди сюда, в натуре! — прокричал мне более рослый из них.

Да, мне сильно повезло, их оказалось только двое, и, как выяснилось, я был им просто необходим, причём живой.

— Эй, малец, да ты не шугайся так, иди поближе. Слышь, мы тут слегка того, заплутали в общем. Ты здешний? Вот, мой друг говорит, что это Чёрный лес, а я говорю, не может того быть. Что скажешь-то? — продолжил бугай, сграбастав меня за шкирку.

Мой голос слегка подвёл меня, но после нескольких минут усилий и встряски, которую устроил мне по доброте душевной здоровенный горик, я, наконец, смог выдавить: «К-кажется — да, Ч-чёрный!»

— Да? А что же ты там делал, ведь из Чёрного леса не может выйти ничего живого? Может, ты уже труп?.. — прищурив свои, и без того узкие, глаза и слегка склонив голову набок, спросил маленький горик.

Здоровяк всё это время держал меня за плечо, но после слов друга резко отдёрнул руку, как от огня.

— Ну что вы, я живой, и даже очень. Я вчера брёл по дороге, заблудился, и оказался здесь. А потом упал и заснул, а когда проснулся, было уже утро, я услышал ваши голоса и побежал. Вот, рубашку порвал и штаны, и обкололся весь… Не бейте меня, пожалуйста!

Слова на удивление легко слетали с моего языка, а где-то в середине фразы к ним присоединились и слёзы, крупными жгучими каплями побежавшие по щекам. Мне было совсем не стыдно и не страшно плакать перед этими людьми, и я плакал. Наверное, дело было в том, что, как и они, я был сейчас отверженным, бездомным и несчастным. Мои излияния прервал большой парень: «Эй, ты, как тя звать-то? Как? Пол? Ну и лады. Пошманали отсюда, ребята. Нам здеся делать нечего, обратно по дороге пойдём. Авось встретится кто, подскажет… Ты это, меня Артом зови, а этот маленький — Стóртан. А по-другому его ещё Змеем кличут. Ну а сам-то откель будешь?»

Пока мы искали перекрёсток, с которого они свернули на эту гиблую дорогу, я успел рассказать всю историю моей жизни, а также узнал, что:

Во-первых — я наверняка настоящий горик, просто раньше не догадывался об этом, а посему,

Во-вторых — я обязан пойти с ними, ведь мне всё равно некуда деваться. И,

В-третьих — они идут на ежегодное «Кострище», на Сухую гору.

Я не стал спрашивать, что такое это самое «Кострище», поскольку само слово вызывало очень неприятные отклики в моей душе. На ум сразу приходили ведьмы с их шабашами, человеческие жертвоприношения, жуткий хохот, пьяный отвар, свары и заговоры… ну и тому подобное. Я уже давно приметил — если чего-то очень не хочется знать, то спрашивать точно не следует, тебе и так обязательно обо всём расскажут, да ещё в подробностях. Так оно и случилось, но немного позже. А в тот момент я был счастливым и беззаботным от своего неведения, а горики всё пытались выведать у меня, где же находится эта Сухая гора. Мне пришлось долго объяснять, что за свою не слишком длинную жизнь я не так уж много раз покидал родную деревню, а точнее — всего дважды. Первый раз я ездил с отцом на Торги, а второй — к доктору, когда у меня заболел живот. Боль была такой сильной, что путешествие вспоминалось мне длинным пятном зелёного цвета, раскрашенным, будто мазками, неясными бледными пятнами лиц проходивших мимо людей. Наконец, после пятой провалившейся попытки вытрясти из меня нужные им сведения, они совсем отчаялись. Змей стал как-то нервно дёргать рукой в направлении висевшего у него на поясе длинного ножа, а Арт всё больше пыли поднимал с дороги, с силой вгоняя ноги в землю на каждом шагу. Именно тогда я впервые увидел свою смерть, она ясно замаячила у меня перед носом. Конечно, позже я часто встречал её, и пару раз мы даже беседовали, но, поверьте, при знакомстве эта женщина производит неизгладимо-ужасное впечатление. Я побледнел, как лист бумаги, голова моя кружилась, и я еле тащился за моими новообретёнными знакомыми.

От вероятной гибели в самом ближайшем будущем меня спас появившийся на дороге человек. Скорее всего, это был наёмный крестьянин, который шёл в соседнюю деревню, чтобы найти новую работу. Конечно, при виде нашей компании он немного струхнул и дал такого стрекача, что лучшие спринтеры нервно икнули бы от зависти. Когда Змей, наконец, догнал его и вежливо попросил присоединиться к нам на некоторое время, дабы мы смогли задать ему несколько вопросов, он так запыхался, что не мог произнести ни слова. Горики убеждали его около десяти минут, прежде чем мужчина всё-таки поверил, что мы не угрожаем и не запугиваем, а просто хотим разузнать дорогу к Сухой горе. Лишь после этого он немного оттаял и даже попытался помочь нам. Но вот беда, ни Арт, ни Стóртан понятия не имели, какая из Сухих гор им нужна, серая или жёлтая. После долгого и запутанного диалога Змей предложил парню рассказать нам обе дороги. Так я узнал, что Стóртан умеет писать и даже составлять карты. Когда они закончили, я уже намного лучше понимал, куда нам нужно попасть, а мой желудок — чего он хочет больше всего в настоящее время.

— Эй, ты чё встал как вкопанный? Захотел здесь остаться? Пошли, Пол, дорога зовёт! — Арт даже попытался подтолкнуть меня, но я лишь пропахал носом небольшой участок дороги и замер.

— Пойдём, малыш, нет времени разлеживаться. Ну, давай же, вставай!

И тут я решил испробовать на них то, что у меня всегда получалось очень неплохо, а главное неизменно работало — я заныл.

— Солнце уже вон как высоко! А у меня со вчерашнего вечера ни крошки во рту не было! Я есть хочу-у-у! И пить тоже-е-е! У меня сил не-е-ет! Есть хочу-у-у!!!

Их лица вытянулись от удивления. Неужели они не думали, что у кого-то может возникнуть потребность в еде? Может горики вообще этим не занимаются, а питаются солнечным светом или ужасом своих жертв?

— Ну ты и нытик, пацан! Сколько, говоришь, тебе стукнуло? Одиннадцать? Ну ваще!.. Лады, подымайся, авось надыбаем тебе че-ни-то пошамкать. Ну ваще!.. — ошарашенно проговорил Арт.

— Ещё раз сделаешь так — порешу, — почти безразлично бросил мне Стóртан.

Кажется с тех самых пор я больше не ныл никогда.

Примерно через час мы вышли на ту дорогу, которая должна была привести нас к одной из Сухих гор — жёлтой. Мы решили начать с неё, поскольку серая — это уж слишком просто, да и звучит не так красиво. Солнце уже начало склоняться к западу, в канавах по краям дороги шелестела и сыпала семенами высокая трава, а впереди, примерно верстах в двух от нас пылила повозка. Как только Змей понял, что пыльное пятно планомерно увеличивается, а значит — повозка движется нам навстречу, он замер на несколько секунд, а потом вдруг начал толкать нас в ближайшие кусты. Арт прекрасно сообразил, что от него требуется, а вот я… Почему-то в тот момент я подумал, что горики решили пообедать мной, а потому начал отчаянно сопротивляться. Я кричал, пинался, царапался и даже кусался — откуда только силы взялись! Арт держал меня под мышки как котёнка, и мои пинки были ему совершенно нипочём. Наконец Стóртан снизошёл до того, что объяснить мне происходящее. Он не повышал голос ни на минуту, но сквозь свои вопли я отчётливо услышал: «Ты всё ещё хочешь есть? Тогда слушайся без базаров!» Я тут же перестал сопротивляться и покорно вошёл в ближайший куст крапивы. Нет, Арт не дал мне снова заорать, когда я, в буквальном смысле слова, ошпаренный выскочил оттуда. Он зажал мне рот своей огромной лапищей и, слегка приподняв над землёй, быстро втащил меня за совершенно нормальные, ничуть не колючие и не жгучие кусты.

Тем временем повозка уже настолько приблизилась к нам, что можно было подробно разглядеть не только того, кто ею управляет, но и что скрывают за собой её распухшие от невероятных нагрузок, свежеокрашенные деревянные борта. Без сомнения — это была повозка купца. Видно, он очень спешил на вечерние Торги, раз так гнал до предела заполненную различными продуктами телегу. Я сказал — продуктами? О, да! Чего там только не было: буханки хлеба, свинские окорока жареные и копчёные, различные овощи и фрукты, молоко и сыры, в общем всё, о чём я так мечтал в эту минуту. Так вот, когда повозка приблизилась, Стóртан вдруг резко выпрыгнул на дорогу, прямо под лошадиные копыта. Вам никто не говорил, что лошади бояться змей? Ну, так я удивлю вас новостью покруче: даже больше, чем змей, лошади боятся гориков. Несчастная кобыла, испытав двойной шок от внезапно увиденного, бешено заржала и, встав на дыбы, попятилась назад. Телега, конечно же, накренилась, а возница успел соскочить на землю, но не слишком удачно — покачнулся и плюхнулся на зад. Перепугался он знатно, во всяком случае, размеры его глаз поражали всякое воображение. Тут Стóртан, до сих пор спокойно стоящий посреди дороги, подошёл к купцу и вежливо протянул ему руку, предлагая подняться на ноги.

— Извините, милый друг, я не хотел напугать вас своим появлением, но что не сделает с голодухи бедный горик, — преувеличенно спокойно и тихо произнёс Змей.

Хозяин повозки мгновенно понял всё. Куда разумнее расстаться с частью груза, но сохранить жизнь, правда?

— Берите, что хотите, только не трогайте меня! Пожалуйста, кушайте, угощайтесь на здоровье! — пролепетал он.

Пока Стóртан и Арт помогали купцу расстаться с частью его груза, я отсиживался в кустах. Я был в ужасе, ведь это же настоящее ограбление, а я был его свидетелем и не помешал. Но когда через полчаса мы развели костёр, погрели на нём великолепные, мягкие, толстые, ароматные и бесконечно нежные окорока, когда я набивал себе рот хлебом, овечьим сыром и ещё всякой всячиной, когда я упивался вкусом блюд и жирностью молока, а мой желудок довольно урчал, как пригревшаяся на солнце кошка, в этот блаженный миг всякие угрызения совести оставили меня. Я был счастлив. Я гордился Стóртаном, который так удачно раздобыл для нас всё это великолепие, и Артом, который помогал ему. Я гордился даже собой, уж не знаю за какие заслуги, но гордился.

Позже, когда уже сытые и довольные мы сидели у костра, Стóртан и Арт допивали вторую бутылку красного вина, а сумерки, сгустившиеся вокруг нас, приятно давили в спину, заставляя придвигаться всё ближе к тёплому и такому домашнему огню, как-то незаметно завязалась беседа. Начало ей, как ни странно, положил я, проявив присущее мне любопытство.

— Стóртан, скажи, а откуда ты умеешь писать? — решился заговорить я. — Все болтают, что горики ничему не учатся, в школы не ходят, а только бродяжничают…

— Знаешь, малыш, я ведь не всегда был гориком, — нехотя ответил Змей. — Я стал им четыре года назад, после одного случая… А, впрочем, это не важно…

— А я стал гориком в пятнадцать, когда мамка моя умерла, и нас, всех четверых, взяла к себе тётка. Ой там и худо было! Вот, например… — начал было рассказывать Арт.

— Эй, Арт, уймись, малец спросил меня, а значит моя история первая. Или ты хочешь со мной поспорить? — спросил Змей, медленно протягивая руку к ножу.

К счастью, Арт выпил недостаточно много для того, чтобы затевать ссору с нетрезвым Стóртаном. Он лишь развёл руками, предлагая другу продолжить.

— И не перебивай меня больше, Глыба, — процедил, успокаиваясь, Змей. — Так вот, до моего ухода из этого грязного мира, я был… в общем, я занимался в Школе Учителей в Приме. Да, малыш, я должен был стать учителем географии и истории, и каждый день возиться с такими же сопляками, как ты. Не думай, я, в общем-то, люблю детей, несмотря на их капризы и несносное поведение… Знаешь, пожалуй, я был бы счастлив, прожив свою жизнь учителем, но эта «змея» испортила мне всё…

— Да уж, насчёт детей ты прав! — не утерпел и вставил своё слово Арт. — Лично я был ещё тем подарочком… Однажды тётка поручила мне вешать бельё, а я, вместо этого решил научиться ходить по верёвке, ну, видел, как эти циркачи на праздничных Торгах? О, какой переполох был во дворе, когда я сверзился оттуда! Правда, мне повезло больше, чем той курице, на которую я шлёпнулся, она этого не пережила, бедолага. Как убивалась тётка, как блажила, ведь это была её лучшая несушка! А уж когда я нарисовал мишень на стене амбара и принялся бросаться в неё камнями… А чего — парню надо владеть оружием. Так? Нет? Ну дык сарайчик оказался хлипкий, н-да. Или я булыжник взял большой. В общем, пробил я эту стену наскрозь. А за ней, ой мамочки!.. Раскурочил я немало: запас яиц на неделю, две крынки молока от соседской коровы (по пять монет за каждую!) и три бутылки самогона дядькиного производства. Вот тогда тётка и сказала мне: «От тебя одни беды, Артагон! Шёл бы ты в горики, хоть убрался бы наконец с моих глаз!» На следующий день я и свалил.

Змей скрипнул зубами и выразительно посмотрел на Арта. Тот как-то резко замолк, хотя вроде ещё минуту назад собирался рассказать очередную смешную историю из жизни. Воцарилась неловкая тишина. Я переваривал то, что поведал Артагон (странное имечко, хотя мне ли судить). Его история была мне очень хорошо понятна. Уж если я, довольно щуплый для своего возраста, умудрялся доставлять много неприятностей родным, то что же говорить про такого здоровяка, как он. Тем не менее, я по-прежнему не понимал, почему Стóртан уже во взрослом возрасте решился покинуть свою устроенную жизнь и уйти в горики, в нищету и бездомность.

— Стóртан, а что же случилось с тобой? Почему ты всё бросил? Тебя укусила змея? — уточнил я.

Змей как-то нехорошо взглянул на меня, оценивающим таким взглядом. От этого мне окончательно стало не по себе, как будто ночь внезапно подступила совсем близко, и дунул холодный ветер одиночества. Я нервно поёжился и придвинулся ближе к костру. Арту тоже, наверное, показалось, что слегка похолодало. Он поднялся и подбросил в огонь немного свежих дров. Шипение дерева и неожиданно разлетевшийся сноп искр вывели Стóртана из его зловеще-задумчивого состояния, и он заговорил:

— Да, Пол! Можно сказать и так… Запомни, малыш, произойти может всякое. Даже если жизнь твоя благополучна и идёт как по маслу, судьба сможет найти место, чтобы поставить большой жирный крест на всём. Так и случилось со мной. Вообще-то, ты ещё мал, чтобы слушать эту историю… Но, так и быть, вкратце я тебе расскажу. Дело было в женщине, дочери хозяина дома, где я арендовал комнату на время учёбы. Знаешь, ведь Прима — маленький городок, и Школе Учителей там приходится туго. Своего общежития у нас не было и, вот, приходилось арендовать… Да-с…

Змей нервно потряс бутылку, которую держал в руке, но та давно была пуста. Тогда он полез в котомки, долго копался там и, наконец, достал новую бутыль вина. Откупорив её и сделав большой глоток, он продолжил.

— Так вот, когда мы познакомились с Ирэнкой, она мне сразу понравилась, да и я ей вроде приглянулся… Через месяц мы уже открыто говорили друг другу о любви, а ещё через два — строили совместные планы на всю оставшуюся жизнь. Я попросил руки Ирэнки у её родителей, они были не против, только хотели подождать со свадьбой до окончания моей учёбы. О, они были очень довольны, что их дочь выйдет за учителя, а потому нам с Ирэнкой многое позволялось. И прогулки на всю ночь, и сидение на скамье перед домом в обнимочку, и даже поцелуи украдкой, всё нам прощалось. Но однажды, в конце последнего цикла моего обучения, мне пришлось уехать на практику в отдалённую деревню на целый месяц. Ирэнка так плакала, провожая меня! Это была невыносимая пытка — не видеть её, не слышать её голоса, не чувствовать её запах, и, когда появилась возможность вернуться пораньше, я тут же ей воспользовался. Наконец свершилось — я на крыльях любви летел к своей Ирэнке! По пути я загнал двух лошадей, вот об этом я действительно до сих пор жалею. То, что ждало меня в Приме, не стоило жизни несчастных животных. Да, она была не одна. Красивый, стройный мужчина в одежде заштатного мага сидел на нашей с Ирэнкой скамейке, держал мою любимую за руку и что-то нежно шептал на ушко. Я подлетел, не помня себя, схватил за грудки этого… мажонка. И вдруг Ирэнка сказала: «Стóртан, познакомься, это мой муж». Потом я долго болел. На лечение ушли все мои деньги, экзамены я пропустил, да и не хотелось возвращаться в Школу, где все знали о моём позоре. Так я и стал гориком, малыш, — Змей замолк, сделал огромный глоток вина, поперхнулся, откашлялся, вытер глаза.

Я уже подумал, что история закончена, и сидел как в воду опущенный, не в силах подобрать слова утешения… поддержки… Но неожиданно Стортан продолжил совсем другим тоном. Яростно и жёстко он проговорил:

— И вот тебе бесплатный совет: если у тебя в жизни всё хорошо, если ты строишь какие-то планы, и они близки к осуществлению, не общайся с женщинами ни под каким предлогом! Ну всё, разболтались! Спать пора, братья горики! Подкинь дровишек, Арт, давайте устраиваться.

С этими словами он отвернулся, плотнее закутался в дорожный плед и затих. Вскоре и мы с Артом, так и не проронив ни слова, улеглись и заснули. Всю ночь мне снились змеи с прекрасными женскими головками.

Когда Змей разбудил меня, солнце уже высоко поднялось над деревьями, вовсю щебетали птицы, а на костре весело потрескивали оставшиеся свинские окорочка. Мы сытно позавтракали, но разговаривали мало, видимо всех смущала вчерашняя откровенность. Покончив с трапезой, мы быстро побросали всё в котомки и, затушив костёр, продолжили путь к Сухой горе.

Пол дня мы просто шагали и шагали по дороге. Поначалу я вертел головой, но вскоре убедился, что смотреть не на что — леса, поля, опять леса, пыльная дорога, бегущая между ними — вот и все приключения. Так мы и топали до обеда. Иногда Арт развлекал нас забавными историями из своего детства, а Стортан только крутил свой ножик и отмалчивался. Наконец, мы решили устроить привал на берегу небольшой речушки. Я уже собрался с удовольствием перекусить и вытянуть уставшие ноги, но горики сказали, что пришло время глобального вытряхивания одежды.

— Мы хоть и горики, но всё-таки уважение к себе имеем, — пробасил Арт.

— Зажрут иначе, — сухо бросил Змей.

Кто и почему зажрёт — я решил не уточнять, и попросту подчинился. Не сказать, чтобы у меня или гориков было много вещей, но в процессе пыль стояла столбом над бедной речушкой. Арт справился довольно быстро. Его серые потрёпанные штаны с большой заплатой на правом колене и огромная рубаха с оборванным низом и такой же заплатой, но на левом рукаве, после пары мощных встряхиваний стали слегка ярче и вид приобрели вполне свежий. Арт отложил их в сторонку и принялся трудиться над грязно-зелёным жилетом в косую клетку, простеганным, кажется, вручную. Он мял его, тряс, тёр, но мне показалось, что жилет ни капельки не изменился, разве что верхний слой дорожной пыли слетел, да и только. В конце концов бугай сдался, повесил одежду проветриваться на ближайшую ветку, а сам занялся изготовлением новых браслетов из травы. Я заметил их и раньше, но спросить не решился, а тут как раз подвернулся удобный момент.

— Арт, а что ты делаешь? — невинно хлопая глазами, поинтересовался я.

— Браслеты плету, — логично отозвался горик.

— Это понятно, а зачем они тебе? — не унимался я.

— Надобны… — многозначительно ответил Арт, не отрываясь от своего занятия.

— Это чтобы его легче узнать было, — с усмешкой проговорил Стортан, — Видишь в толпе гориков громилу с торчащими справа клоками сена, и сразу понимаешь — Арт пришёл.

— Да ну тебя, — отмахнулся Арт, — не для того надобно. А для чего — не скажу, секрет это мой. Считай — тайный знак.

— Для единорога он их носит, — серьёзно сказал Змей. — Но ты его об этом не спрашивай.

Я открыл рот, но Стортан поднёс палец к моим губам и сильно надавил (даже стало немного больно).

— Я сказал — не спрашивай, — строго прошипел он.

Змей шипеть умел. Он вообще много чего умел, например — бить одежду. У Стóртана тоже был клетчатый жилет, только немного плотнее и с прямыми клетками. Когда Змей несколько раз ударил по нему веткой, подняв при этом облако пыли, стало видно, что жилет его тёмно-серый. Вообще, жилеты в клетку — это отличительная черта гориков, я уже вовсю раздумывал, где бы и мне раздобыть такой. Со своими штанами и рубахой Змей обошёлся так же, как и с жилеткой, и они, не выдержав его напора, стали красивого шоколадного цвета. Даже небольшие головки змей, украшавшие рукава, засверкали яркими красными пятнышками, будто маня подойти поближе.

Я сильно не старался, мои холщовые штаны и рубаха никогда не меняли цвет и не становились иными. Даже когда мама стирала их, или когда я валялся в свежей траве, или когда лазил по кустам в Чёрном лесу — они так и оставались обычного серо-бежевого цвета, точно такого же, как и в день пошивки. Может, они заговорённые? Я конечно тряхнул их для порядка, да и нацепил обратно, сделав вид, что славно потрудился.

Наконец мы всё-таки разделались и с одеждой, и с обедом. Арт уже сплёл и надел свои травяные браслеты. Солнышко ласково пригревало наши наполненные животы, и я уже совсем было собрался вздремнуть часок, как вдруг Стóртан, встряхнув меня за плечо, показал куда-то вдаль и сказал:

— Эй, пацан! Вон, гляди, видишь тот большой холм? Это и есть Сухая гора. Пошли, а то опоздаем ещё из-за тебя!

— Да, слава Богу, дорогу мы выбрали верную, это та самая гора, какая нам нужна. И правда, подъём, малец, горики не ждут, — вставая проговорил Арт. — Эй, Голова! Доставай свою бляху, а то ведь не признает никто!

— Да ладно тебе, Глыба, меня, да не признать! — ответил ему Стóртан, но всё же полез в свою котомку, поковырялся там, вытянул длинную цепь с подвеской, напоминающей трёхконечную звезду, и надел это украшение на шею.

Только сейчас я увидел, как изменился Змей за время этого привала. Он начесал свои короткие волосы так, что они торчали во все стороны, подобно щётке, а длинные пряди продолжили свободно свисать на плечи. Посреди его огромного лба красовалась маленькая загогулинка из волос, и, поверьте мне, это ему шло. Арт же позаботился о своей причёске уже на ходу, причём сделал это очень просто — он запустил свою огромную пятерню в волосы и хорошенько пошебуршал там, в результате чего на голове образовалась нелепая шапка из давно немытых и нечёсаных косм. Глядя на них, я нервно пригладил свою нехитрую причёску, но из этого ничего не вышло. Когда волосы длиной в половину мизинца — гладь, не гладь, а результат одинаков.

Честно говоря, я представлял себе Сухую гору немного повыше, позагадочнее и пострашнее, но когда мы подошли ближе, оказалось, что это просто холм, поросший сухой выгоревшей травой. Наверняка из-за этой травы его и прозвали Жёлтым. Справедливости ради, надо сказать, что холм был достаточно высоким, и сейчас, в свете угасающего солнца, покрытый мерцающими огоньками костров, он выглядел довольно впечатляюще. Между этими кострами сидело, лежало, ходило и бегало великое множество гориков. Стортан и Арт быстро нашли уйму знакомых и друзей, я не успел и глазом моргнуть, как остался один, всеми забытый и заброшенный. Как следует расстроиться по этому поводу я не успел. Стоило мне пару раз растерянно оглянуться, как ко мне подбежала, весело махая длинной веткой, симпатичная девчонка. Вы наверняка знаете, что одиннадцатилетних мальчишек ничто не пугает так, как симпатичные девчонки, вот и я впал в ступор от её появления.

— Привет! Ты здесь новенький, да? Меня зовут Каприссия, но лично я предпочитаю сокращенный вариант — Кипси. А ты с кем пришёл?

Весь этот град вопросов и информации вылился на меня меньше, чем за пять секунд, а от её высокого звонкого голоса у меня слегка закружилась голова. Следующие несколько минут я молча стоял, как вкопанный, и оголтело моргал глазами, надеясь, что в очередной раз, когда я их открою, она просто исчезнет. Так и случилось, когда я моргнул, наверное, раз в двадцать пятый, то увидел перед собой лишь пустоту. Неужели сработало? Хорошенький подзатыльник был мне ответом на этот вопрос. Я быстро развернулся на пятках, запутался в ногах и чуть не упал. А всё для того, чтобы снова увидеть перед собой Кипси.

— Эй, ты глухой что ли? А может — немой? Ты потерялся? Да что ты молчишь, хоть как тебя звать-то? Хочешь, я тебе кое-чего покажу? Ну, пошли же!

— Меня зовут Пол, — наконец смог выдавить из себя я. — Никуда я с тобой не пойду, я жду друзей, и они скоро придут сюда. Отцепись от меня.

— Ой, какие мы вежливые! — проверещала вредная девчонка. — Запомни, Пол, среди гориков друзей не бывает. Даже если ты с кем-то и пришёл на Кострище, то уж, наверное, ему не захочется весь праздник возиться с таким сопляком, как ты. Можешь проторчать на этом месте хоть всю жизнь, но лучше пошли со мной, авось чего-нить интересное увидишь!

Кипси не стала дожидаться моего ответа или согласия, а попросту схватила меня за рукав и потащила за собой сквозь толпу гориков.

Пока не взошла луна, мы ходили, бродили и глазели на всё подряд. По пути я узнал, что Кострище — это ежегодный сбор гориков, который проводится в самую лунную ночь, а Кипси присутствует при этом событии уже в девятый раз. Она — дочь гориков и выросла на дороге. Она лучше всех присутствующих всё знает и понимает, а ещё она — самая красивая на свете, причём не только среди гориков, а вообще-вообще.

— Нет, правда, Пол, лучше меня тебе девушки не найти! — с очень серьёзным видом вещала Кипси в очередной раз. — Во-первых — я умна и прекрасна, а во-вторых — за мной почти никто не следит, а значит я могу делать, что захочу. Понимаешь, мои «предки» не пошли в этот раз на сбор, и я здесь только с бабулей. Она добрая, а ещё почти глухая и немножко слепая. Знаешь, если ты поцелуешь меня, то я провожу тебя на Большой Костёр, он уже совсем скоро начнется. Ну, давай же, целуй!

Вот эту песню про поцелуй я кажется раньше не слышал. Только этого мне не хватало! Целоваться! Гадость какая! Я наотрез отказался выполнить её требование, ни за какие коврижки я не стал бы тыкать губами в… чей-то рот. Да и не очень-то мне хотелось на какой-то там Большой Костёр, хотелось спать и, немного — есть, а главное — хоть капельку тишины. Кипси трещала без умолку всю дорогу. Из-за неё я так и не смог услышать ни одной строчки стихов, которые какой-то горик читал, стоя на бочке, ни одного звука свадебной песни, которую целая толпа пела венчающимся. Эта девчонка испортила мне даже ужин, потому что не пожелала стоять в небольшой очереди к костру, где раздавали горячее мясо, и, в результате, мне пришлось довольствоваться холодными, пережаренными овощами. Я был зол на неё, но до этого момента у меня не хватало духа послать её куда подальше. Да, я был очень зол, и Кипси почувствовала это.

— Ладно тебе дуться, недотрога! Пошли к костру, а о моём предложении поговорим позже, — снизив градус напора пунктов на сто, как-то непривычно нежно проговорила она.

И вот я снова продираюсь сквозь толпу, увлекаемый настойчивой рукой спутницы, и снова проклинаю про себя ту минуту, когда моя зловредная судьба свела меня с ней.

Несмотря на мои опасения, Большой Костёр оказался довольно интересным мероприятием. Точно посередине холма лежала огромная куча дров, веток и хвороста, которая торжественно поджигалась ровно в полночь, с этого момента общий сбор считался открытым. Здесь действительно собрались почти все, я даже разглядел Арта и Змея на противоположном краю круга. Мероприятия начались с объявления новичков, лишь недавно вступивших в ряды гориков. Им тут же придумывалось несколько прозвищ, а после активных дружеских похлопываний по плечам они считались прошедшими посвящение и их немедленно усаживали в круг. Наверное, я был слишком мал для таких процедур, а может, ни Арту, ни Стóртану не пришло в голову представить меня. Так или иначе, но меня никто в центр не вызвал. Я даже не мог понять, обрадован я этим или расстроен, в конце концов, дело привычное, подумаешь, снова не повезло. Сейчас мне было интереснее хоть что-то разглядеть. Я стоял в третьем ряду, вытягивая шею и отбиваясь от приставаний Кипси, всё время дёргающей меня за рукав.

За новичками последовали молодожёны и только что родившиеся дети. Причём малыши проходили тот же обряд, что и новенькие, правда за исключением похлопываний. Одному малышу, который забавно свешивался с рук матери, я даже придумал кличку — Топор, но кроме меня она почему-то никому не понравилась. На этом первая часть Кострища считалась законченной, и, пока несколько мужчин ходили в лес за новой порцией дров, женщины начали разносить желающим глиняные чарки с крепким красным вином.

Вторая часть началась примерно через час, когда сидящие порядком опьянели, а костёр запылал с новой силой, казалось — ещё ярче, чем вначале. Как я понял из произносимых речей, тут делили территории проживания…, нет, прохождения…, вернее… ну скажем так — влияния, на следующий год. Каждой группе бродяг должен был достаться свой район. Как мне объяснила Кипси, это делалось по нескольким причинам: для того, чтобы было справедливо, для того, чтобы не попасться, и ещё для выживания общества. Правда, я так и не понял — заботились горики о своей общине или о жителях городов и сёл. Оказалось, что есть районы богатые, а есть — не очень. И если гориков не распределять насильно, то все соберутся в один или два удачливых района, всех там достанут попрошайничеством, воровством и хулиганством, и в конце концов полиция их сцапает. Вот такое это было нужное и важное дело, но для меня оно представляло мало интереса, ведь я-то гориком не был, а посему никакого района мне не полагалось. Дождавшись, когда Арт и Змей вытащат свою бумажку и объявят, что же им выпало, я незаметно улизнул от Кипси, увлечённо обсуждающей с соседями всех и каждого.

Я побежал в лес. Как славно было вдохнуть свежесть листьев и терпкий запах коры, которые переплетались, образуя пьянящую, пряную смесь. После жара костра, табачного дыма и перегара мне хотелось только одного — упасть на мягкое зелёное покрывало травы и наслаждаться желанной тишиной. Так, незаметно для себя, я уснул.

Проснулся я от кошмара. Мне снилось, что я опять слышу противный голосок Кипси, которая всё повторяет: «Ты будешь мой! Ты будешь мой!..» Но даже открыв глаза, я не избавился от этого наваждения. Кипси действительно была рядом. Она трясла и пинала меня, приговаривая: «Пойдём со мной! Ну, пойдём со мной!» Я отбросил её руку и хриплым со сна голосом попросил объяснить, что собственно происходит.

— Скоро рассвет и танцы в самом разгаре! — совершенно всерьёз проорала она. — А я из-за тебя осталась без партнёра! Ты тут дрыхнешь себе спокойненько, а я страдаю!

Я уже открывал рот, чтобы объяснить ей, кто она такая и что я думаю по поводу танцев вообще, и танцев с ней — в частности, как вдруг за деревьями послышался какой-то шорох. Это было моё спасение! Наверняка рядом какие-то нормальные люди, которые защитят меня от безумной втрескавшейся в меня девчонки!

— Куда же запропастился этот мальчишка? Нам давно пора уходить! — расслышал я ворчливый голос Змея.

— В последний раз я его видал, когда он от Кипси улепётывал, и, кажись, в этот лес. Может недалече ушёл? Если она его достала, то небось на танцы потащила, романтика, все дела…

Мой родной, мой дорогой Арт! Он всё видит и всё замечает! А я-то считал, дурак, что они и думать про меня забыли, бросили одного…

— Змей, Арт, я здесь! — на радостях крикнул я во всю глотку. — Я иду к вам!

— Нет, не идёшь! — зло прошептала Кипси. — Ты останешься со мной навсегда. Будешь моим женихом, а потом мужем. У нас будут славные дети и внуки. Ты — мой, Пол, мой до конца! Я тебя приворожила!

Кусты раздвинулись и на поляну вывалились мои прекрасные друзья. Я рванулся к ним что было сил, и прокричал: «На помощь, она ведьма! Спасите!» Удивительно, насколько цепкой и сильной оказалась девчонка. Её рука будто приросла к моему плечу, и давила с силой как минимум четырёх корвохов, я не смог сдвинуться и на дюйм.

— Отпусти его, Кипси, — прошептал своим завораживающим голосом Змей. — Отпусти, не то хуже будет.

— Оставь мальца в покое! На что он тебе сдался, гляди, щуплый какой, ест плохо, да и бледный, — присоединился к другу Арт.

— А ещё я танцевать не умею, и петь тоже. Отцепись от меня, больно же! — взмолился и я.

Но Кипси только сильнее сжала руку и процедила сквозь зубы:

— Эй вы, ублюдки, убирайтесь отсюда! Этот парень мой! Вы знаете правила, я сама выбираю жертву, и на этот раз не повезло ему. Не смейте мешать мне!

— Но в правилах сказано, что ты можешь забрать его лишь на рассвете, а пока ещё очень даже темно, ни одного лучика! Так что отпусти его и не позорь свою родню, ведь договор подписан кровью, помнишь?

И тут случилось чудо — после этих слов Стóртана Кипси застонала и как-то съёжилась. Её рука разжалась и медленно сползла с моего плеча. Мне показалось, или она всхлипнула? Плевать. Едва почувствовать свободу, я опрометью бросился к Арту, в его огромные сильные руки, под защиту острого клинка Стортана, вышедшего вперёд. Кипси была не права — и у гориков бывают настоящие друзья.

Мы ушли быстро и не оглядываясь. Арт крепко держал меня за руку, словно боясь, что Кипси передумает и заберёт меня, а Стóртан рассказывал:

— Понимаешь, малыш, Кипси и её семья — живоглоты. Когда-то давно её семья выдумала притворяться гориками, чтобы легче находить пищу — ведь бродягу убить гораздо проще, чем добропорядочного господина. Но оказалось, что горики не так уж разобщены. Слухи распространились быстро, и хитрых живоглотов вычислили. О, тогда многие, очень многие требовали их смерти, но не посмели прикончить грудного младенца и стариков. Да, родители этой девочки погибли в жестокой схватке, но её прадед оказался мудрее своих внучат. Он предложил горикам договор, по которому живоглоты раз в году, во время Кострища, с первыми лучами солнца забирают одного горика, а горики взамен не убивают и не травят их семью. Тогда некоторые говорили, что Кострищу не хватает остроты, интриги… вот горики и согласились. Прадед и прабабка Кипси умерли два года назад, и она осталась с одной лишь бабушкой. Та слишком стара, чтобы гоняться за обедом, но, ей Богу, я не знал, что девчонке уже стукнуло тринадцать, тогда бы я конечно…

— Эй, погоди, Змей! Я запутался. Во-первых, кто такие живоглоты? Во-вторых, причём здесь тринадцатилетие Кипси? Я ничегошеньки не понимаю!.. — меня всё ещё потряхивало от пережитого стресса, голова кружилась, ноги сами по себе бежали куда-то со страшной скоростью и я никак не мог их остановить. А тут ещё Змей со страшными подробностями, в которых не разобраться обычному человеку.

— Тише, Пол, только не нервничай, — примирительно взмахнул рукой Стортан. — Я объясню: живоглоты — это существа, которые питаются человеческими жизнями, но они начинают это делать только с тринадцати лет, понятно? А до того премило жрут кроликов и хлебушек, как и все нормальные люди. Я думал, это знает каждый школьник…

— Да, Змей, наверное, но я-то не учился в школе! Мне всего одиннадцать! — возмущённо пискнул я.

— Извини, малыш, забыл. Ну а в остальном картина ясна?

— Да… договор… тринадцать… бабушка… — невнятно пробормотал я, пытаясь уложить случившееся в голове. — Выходит, вы спасли мне жизнь?

— Ну уж и спасли сразу… — вмешался Арт, нервно передёрнув плечами. — Глупости всё это, как-нибудь и ты нам поможешь… Хватит трёп разводить, пошманали быстрее подальше отсюда!

Наверное, последующие годы моей жизни могли бы быть полны необычных приключений и забавных случаев, интересных путешествий, знакомств и чудес… Если бы не одно событие, в очередной раз резко изменившее линию моей судьбы. Я только начал привыкать к вольной и бесшабашной жизни горика, у меня даже появилось двое замечательных друзей, но с моим «фатальным везением», конечно, глупо было рассчитывать на хоть сколько-нибудь длительное счастье.

Мы бродили по полям и дорогам нашего района, спали и ели где придётся, добывали деньги и пищу не самыми честными способами, а именно воровством и мошенничеством. В основном эта работа ложилась на плечи Змея и Арта, я был лишь безмолвным свидетелем. Угрызения совести оставили меня довольно быстро, я проникся общей идеей гориков — если все тебя отвергают и ненавидят, почему ты должен поступать иначе? Для обычных людей мы были отбросами, с которыми и поговорить-то стыдно. Ну, а они стали такими же для нас. Обыватели, зажиточники, простаки… Когда относишься к людям так, то и грабить их не стыдно, ведь они сами это допустили. Не было бы у них ничего, как у нас, дык и взять было бы нечего. В общем, было довольно весело. Тогда мне казалось, что проведи я так всю свою жизнь — ничуть бы не пожалел и не раскаялся. Но думал я так ровно до тех пор, пока не настало и моё время что-то совершить для блага нашей компании. Всё хорошее когда-нибудь кончается. Пришёл день, когда мои друзья решили, что я уже достаточно изучил теорию выживания горика, и пора бы мне приступать к практике.

В то время мы ошивались возле Торгов в городишке под названием Керлер, что за двести вёрст к югу от моей родной деревни. Однажды утром я, проснувшись, как всегда полез в котелок у костра, с надеждой на завтрак, но не обнаружил ничего, кроме вчерашней обглоданной кости от свинского окорока. Змей и Арт как-то странно ухмылялись, глядя на мои жалкие попытки найти что-нибудь съестное.

— Эй, чё творится? Мы замутили голодовку или где? Ну, чё вы пялитесь, может, мне кто-нибудь растолкует, в чём замысел?

Если вы по этой моей реплике догадались, что я довольно-таки быстро усвоил жаргон гориков, то вы совершенно правы. Как оказалось, я вообще способный парень, в особенности в том, что касается перенятия дурных привычек.

— Знаешь, Пол, мы решили, что сегодня ты сам позаботишься о харчах. Ну хотя бы о своих, — ответил мне Стóртан. — Ты ведь уже взрослый парень, и всё ж таки при этом — достаточно мал. Тебя трудно заметить меж рядов на Торгах, а уж как хватать да бежать — ты усвоил отлично. Так что сегодня пойдёшь на дело. Получится — прихватишь на всех. Не выйдет — сопри чё-нить только себе. Собирайся, нам нужно поспеть туда до обеда, пока много народу.

Через полчаса мы уже шли по направлению к городу. Боялся ли я? О, ещё как! Мои коленки ходили ходуном, руки стали какими-то ватными, а зубы отстукивали такую барабанную дробь, что любой виртуоз позавидовал бы. Ну почему мы остановились так близко? Переживать было уже некогда, показался вход на Торги, и я, получив ободряющий шлепок по спине и толчок в место пониже, влетел прямо в толпу, текущую медленной рекой вдоль прилавков.

Людской поток подхватил и понёс меня, почти не давая возможности пошевельнуться. Я всегда удивлялся, как люди умудряются найти здесь тот товар, который им нужен, а потом заплатить именно тому продавцу, у которого что-то купили, а не его соседу или ещё кому-нибудь постороннему. Толкучка — это слишком слабое слово для описания Торгов. Три ряда, состоящие из плотно пригнанных друг к другу прилавков, тянулись на огромные расстояния. Я думаю, никому ещё не удавалось обойти всех торговцев и остаться после этого в живых.

Отчаянно загребая руками, я сместился так, чтобы влиться в то русло, которое направлялось к продуктовому ряду. Как ни странно, мне это удалось. Вскоре я, еле семеня ногами, поплыл мимо желанной еды. В щёлочки между окружающими меня людьми я мог видеть то кусочек тыквы, то край аппетитно лоснящегося оковалка копчёного мяса, то банки с солениями. Наконец, я наметил жертву — впереди, на третьем от меня лотке, лежали огромные, румяные буханки хлеба, а продавщица, полная женщина средних лет, увлеченно болтала о чём-то с соседкой. Приложив немало усилий и, что было мочи, пихаясь локтями, я всё же смог пробраться поближе к заветному лотку. Но стоило мне собраться с духом и схватить большую буханку, лежащую с краю, как сзади на меня навалилось что-то мягкое и тяжёлое, намертво прижав меня к прилавку. Я не мог ни пошевельнуться, ни вздохнуть, ни спрятать хлеб, который держал в руках.

— Эй, милочка! Почем хлебушек торгуешь? — произнёс сзади чей-то громогласный бас.

— По две гривны — буханка, дорогой, — ответила, оборачиваясь, продавщица.

Я видел, как расширялись её глаза, когда она заметила зажатый в моих руках хлеб… Я смутно слышал, как она заголосила: «Ой, батюшки! Держите его! Что ж это деется? Грабят средь бела дня! Нету спасения от этих гориков! Да держите же его! Полиция!!!» Но дальше разум милосердно покинул меня — я потерял сознание.

Минут через двадцать я уже сидел в грязной камере местного полицейского участка. До сих пор удивляюсь, как это жандарму удалось так быстро очутиться на месте преступления? Видимо мне снова «повезло», и он по случайности оказался рядом. Тем не менее, взяли меня с поличным, был составлен акт, и вот я уже вспоминаю всю свою никчёмную жизнь, измеряя шагами тесную комнатушку с решётками.

Минуло целых два дня заключения, из назначенных мне шестидесяти, прежде чем подоспела помощь. За мной пришли. Жандарм отвёл меня в сени и с рук на руки сдал… отцу. Когда я увидел его гневное лицо, моментально захотел назад. Причём, куда угодно — хоть в камеру, хоть к тому злосчастному прилавку, хоть к горикам, да хоть к Кипси в пасть! Не говоря ни слова, отец заплатил штраф и, схватив меня за шкирку, поволок к телеге, стоявшей неподалёку.

Я торчал в сене, словно вилы, воткнутые со злости. Боясь пошевелиться, лишний раз вздохнуть, я сидел и размышлял о том, что же меня ждёт. Возвращение домой, пожалуй, было худшим моим кошмаром. Что скажут соседи, которые небось только и делали, что обсуждали мой побег? Что скажут братья, узнав, что я был гориком? Как я посмотрю в глаза маме… Последнее пугало больше всего. Мне было нестерпимо стыдно. Ведь, как бы ни злилась на меня мама за испорченный торт, я точно знал, что мой побег её огорчил гораздо сильнее. Наверняка она волновалась, думала, жив ли я, что со мной… А теперь… Нет, только не это!

Отец заговорил только после того, как мы выехали из города.

— Как ты мог так поступить с матерью, Пол? — словно прочитав мои мысли, сказал он. — Посмотри до чего ты докатился… А она переживала из-за тебя, плакала! Мой сын стал вором! Я не могу в это поверить! Как я буду смотреть в глаза людям? Нет, теперь я не могу отвезти тебя домой.

С этими словами он резко повернул телегу на какую-то просёлочную дорогу.

— Куда мы едем, па? — только и смог испуганно пропищать я.

— Скоро узнаешь. А пока помалкивай, — бросил мне отец.

Мы долго ехали через лес, потом через огромное поле, и снова через лес. Наконец, вдалеке показался высокий старинный замок.

Наша повозка остановилась перед массивными воротами, отец слез с телеги и приказал мне сидеть смирно и никуда не уходить. Он поговорил несколько минут с охранником, после чего ворота приоткрылись и отец вошёл во двор. Я хотел было кинуться следом, уж очень страшно было оставаться тут одному, но ворота быстро захлопнулись за ним. Около получаса ничего не происходило. Охранник спрятался в свою будку, какие-то птицы клевали что-то на поле рядом с замком, бежали облака… Наконец, ворота открылись, но вышел из них совсем не мой отец. Какой-то странный человек в одежде мага подошёл к моей телеге и поманил меня пальцем.

— Ты ведь Пол, не так ли, малыш? — спросил он.

Видимо удовлетворившись судорожным кивком в качестве ответа, он взял меня за руку и повёл за собой. Так я впервые оказался в Школе Магов, в стенах которой и провёл без малого девять лет своей жизни. Лишь позже я узнал, что у отца среди наставников этого учебного заведения был друг, к которому он и обратился с просьбой зачислить меня, предварительно рассказав всю мою историю. То ли неизвестный маг сжалился надо мной, то ли очень хотел помочь отцу, но так или иначе, я стал учеником. Моя прежняя кличка — Неудачник, и здесь не оставила меня. Правда теперь меня иногда называли и гориком (что было даже немного приятно). Лишь намного позже я осознал, что гориками на самом деле не становятся — ими рождаются, и неприятности будут поджидать меня всюду, где бы я ни очутился. Но это об этом я расскажу чуть позже, а пока… Пока я поведаю вам историю о том, как я полностью провалил попытку окончить вышеназванное заведение, и о тех последствиях, которые повлекла за собой моя очередная оплошность.

  

Если Вы когда-нибудь увлекались научной фантастикой, то наверняка слышали, что точность навигационной системы на корабле имеет чрезвычайно большое значение. Ведь при выходе из гиперпространства есть вероятность попасть внутрь планеты, солнца или любого другого твёрдого тела, и все космические путешественники этого очень боятся.

Не волнуйтесь, я не стал космическим скитальцем и ничего не понимаю в гиперпрыжках, кроме того, что написано в книгах. Но я единственный из магов, которому удалось осуществить подобный фокус во время выпускного экзамена по трансизму (перемещению из одного измерения в другое). На глазах у пяти профессоров и десятка учеников я исчез из собственного мира, и, возможно, навсегда. Нет, я не встретил планет и солнц, я не совершил прыжок в чьё-либо тело… всё произошло гораздо тривиальнее и безнадёжнее. Я стал домом.

Я — Полтергейст Камеонович Чивогам, но вы, как и все мои друзья, можете называть меня просто Пол. Я стою в центре Москвы и ничем особо не отличаюсь от соседних домов. Жизнь моя была бы спокойной и неторопливой, если бы не… Хотя, наверное, виноват во всём только мой неспокойный характер, да неизменная невезучесть. Со мной всегда что-нибудь случается, и даже здесь, в высокотехнологичном измерении, в облике обычной пятиэтажки я умудрился найти приключения на свою голову.

Все началось на 5 этаже одного из моих подъездов в квартире №39, когда в неё въехали новые жильцы…

Глава первая

Они стучали и гремели, они рушили и ставили всё заново, они красили и клеили. Продолжался весь этот ужас ровно неделю. Они делали ремонт. Но вот, всё окончено, последний гвоздь вбит и великое переселение началось. Кстати, прошло оно на удивление быстро, учитывая количество мебели и других вещей, заполнивших почти новенькую квартирку. Они уже здесь. Они во мне, и я весь дрожу под напором их энергичности и молодости.

— Проходите, девчонки, присаживайтесь, располагайтесь! — так начинался почти каждый вечер. — Меня зовут Глеб, а это Макс. Нет, мы не братья, просто друзья. Почему живём вместе? Ну, у нас общая фирма, общие интересы, и, логично было дополнить этот список общей квартирой. Может, выпьете чего-нибудь? Бейлис? Хорошо, пусть будет Бейлис.

Они были бабниками. Классическими, богатыми и очаровательными ловеласами, и были бы нам совсем не интересны, если бы не их особенная непосредственность и общительность… Их квартира никогда не бывала пустой, спокойной или спящей. Там всегда были люди, слышались их голоса и смех, а иногда лились слёзы. Там не было скучно даже мне — Полу. А некоторые из посетителей этой квартиры действительно заслуживают вашего внимания, дорогие читатели. Загадочные, удивительные события, жизни, судьбы, и всё в одной лишь тридцать девятой квартире. Но, не буду терзать вас больше длинными речами. Вот одна из таких историй. Частично она происходила у меня на глазах, но некоторые подробности мне стали известны путём бессовестного подглядывания в дневник Макса. Итак, однажды…

Графиня

Редкий случай — Макс дома один. Глеб где-то шлялся уже второй день и Максу было безумно скучно. Да ещё эта Галка трезвонила целый день и умаляла с ней встретиться. Было заметно, что ему совсем ничего не хочется, да и не удивительно — жара страшная. Жарко даже лежать, и кондиционер почти не помогает. В тщетной попытке хоть чем-то себя занять, он понажимал кнопки пульта, но по телевизору не показывали ничего интересного, одни сериалы. Оглядел книжные полки — все книги давно перечитаны, обречённо махнул рукой: «Одно слово — выходные». Конечно, если бы он сварил себе кофе, крепкий, чёрный и бодрящий, ему бы непременно хоть немного полегчало. Но для этого надо встать с дивана и долго идти по коридору, потом насыпать в джезву[1] волшебный порошок, поставить на плиту… Где же взять столько сил? Наконец Макс всё-таки отклеил себя от дивана и побрёл на кухню. Но стоило ему распахнуть дверь, как его подстерегло очередное разочарование — кухни не было. Он увидел лишь серую, чуть поблёскивающую туманную пелену.

— Эй, что за шутки, где всё? — ошалело пролепетал Макс. — Что это за рябь такая, может у меня с глазами не всё в порядке? Говорила мне мама: поменьше сиди у компью